Текст книги "Свет во тьме (СИ)"

Автор книги: Алексей Федотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Рядом с ними сидел мрачноватый протоиерей Георгий Грицук, который и на очередном приходе не ужился и приехал просить новую командировку месяца на два-три.

На скамье сидели послушник Борис и иподиакон архиерея Вася. Борис, которому уже минуло тридцать лет, очень хотел стать священником, но никаких данных для этого не имел. Авторитетов для него не было никаких, он ни за что не держался, по жизни порхал. Чего-то достигнув по случайному стечению обстоятельств, при случае легко с этим расставался. Где-то у него были двое детей, которых он уже несколько лет не видел. А Вася, очень тучный юноша семнадцати лет, желал стать монахом. По этому поводу Борис его всячески подкалывал.

– Ну, какой из тебя монах! – говорил он. – Тебя же не прокормишь, ты любой монастырь разоришь.

Василий пробовал огрызаться, но Боря был отменным зубоскалом, на каждое слово находил десять.

– Вот представляешь, – сказал он, – ты умрешь, и тебя понесут в гробу хоронить. И как тебя будут проклинать носильщики! И жиртрестом назовут, и другие слова найдут. А на кладбище начнут гроб крышкой закрывать, а у тебя живот будет выпирать и ее подбрасывать. Так придется всем носильщикам и могильщикам на ней прыгать, чтобы тебя умять, чтобы ты в гробу уместился!

– И ты умрешь! – чуть не плача пробормотал Вася.

– И что же. Я-то худенький – меня в гробу понесут, скажут: вот хорошо бы, чтобы каждый день такие умирали!

– Борис, – обернулся к нему отец Онисим, прервав свой разговор, – отвяжись от парня!

– Я же шутя…

– Какой же из тебя священник будет, если ты такими вещами можешь шутить, – строго сказал благочинный.

Боря на несколько минут замолчал, а потом подошел к висевшей на стене карте Петровской области и пристально начал ее изучать. Карту повесил иеродиакон Леонид и крестиками отмечал на ней открытые храмы.

– Отец Георгий, смотри, – вдруг обратился Борис к Грицуку, – на какое животное наша область похожа?

– В каком смысле? – оторвался от своих невеселых размышлений священник.

– В прямом. На свинью она похожа. Вот смотри по границам – это пятак, это уши, это лапы, это хвост…

– Не говори глупостей, – вмешался благочинный.

– Да ты сам посмотри…

– Замолчи!

Борис отошел от карты и перешел к висевшей рядом с ней картине с ветхозаветным сюжетом.

– Ну, а здесь что такое? – через минуту спросил он. – И откуда несколько тысяч лет назад были канистры с бензином?

– Какие еще канистры? – раздраженно спросил отец Онисим, а затем посмотрел на картину и сам рассмеялся. – И, правда, сосуд для воды похож на пластмассовую десятилитровую канистру… И что ты, Боря, все время всякую ерунду собираешь? Ведь тридцать лет тебе, взрослый мужик, давно пора стать серьезным!

– А мне так жить легче.

Благочинный только рукой на него махнул и снова повернулся к своему зятю:

– Вот, Дима, смотри, каким не нужно быть, – после чего продолжил свой рассказ – Так вот, приехал я к этому отцу Мануилу в храм и прямо в лицо ему сказал: «Лучше бы ты умер. Мы бы тебя отпели по-православному. А так – ты хуже ходячего мертвеца».

– Мануил, это который в раскол к зарубежникам решил уйти? – встрял в разговор Борис.

– С тобой не разговаривают, – привычно ответил отец Онисим, но потом кивнул: – Он самый. Но ведь не ушел. Поговорил я с ним, и он понял, что лучше, чем с нашим владыкой, ему нигде не будет. А потом зарубежники эти – народ ненадежный. Сегодня есть они, а завтра власти их запретят.

В этот момент дверь архиерейского кабинета открылась, и из нее выглянул архиепископ Анатолий. Все сразу встали и стали подходить к нему под благословение. Благословляя, он сразу пытался решить, кого принимать сегодня, а чей прием отложить.

– Кто тут сегодня ко мне? Отец Онисим, это ваш ставленник? Хороший молодой человек. Вы подходили с ним к отцу Александру?

– Нет еще.

– А вот это плохо. Придется вам, возможно, сегодня тогда долго здесь быть. Секретаря сегодня нет. Пока я все документы для дела сам заполню, пока ставленническую исповедь приму… А ведь еще немцы скоро приедут. Но, если никого больше по серьезным вопросам нет, то, может быть, и успеем… Отец Георгий, что вы опять начудили?

– Я ничего не чудил, Владыко святый.

– Ну да. А кто придумал, что на исповеди молодых женщин надо в щеку целовать, старше пятидесяти в лоб, а совсем стареньких – в лоб через епитрахиль?

– Вот ведь проклятые старухи – нажаловались, позавидовали молодым! – в сердцах сказал Грицук.

Архиерей не выдержал и засмеялся.

– Куда же тебя девать? Работать ты не умеешь, пенсия у тебя очень маленькая, а жить как-то надо…

–А может его, владыка, пугалом возьмут на какое-нибудь колхозное поле? – встрял Борис.

– Пугалом, Боря, взять могут тебя, а он все же священник и пожилой человек, – спокойно сказал архиепископ, который привык уже не обращать внимания на странных людей. – Кстати, Борис, ты ведь сейчас на приходе и у тебя все нормально, как я слышал?

– Да.

– О рукоположении мы условились поговорить с тобой через полгода, если не будет замечаний от настоятеля?

– Так-то оно так, но хотелось мне на духовную беседу.

– О том, что наша область на свинью похожа, и о том, что тебе с четверга на пятницу приснилось? Нет уж, уволь, я все это слышал. Возвращайся на приход, если будешь хорошо себя вести, то через полгода поговорим.

Борис обиженно надулся и пошел к выходу.

– А тебе, Вася, я же говорил, что до восемнадцати лет я тебя в монахи постригать не буду?

– Я хотел поговорить о духовной жизни…

– Поговори с отцом Александром, когда он в соборе будет. А сейчас беги, не видишь – тут не до тебя сейчас.

Архиерей пристально смотрел на священников и переводил взгляд с одного на другого, и в голове у него промелькнула одна мысль.

– А что, отец Онисим, может быть, возьмете на месяцок к себе послужить отца Георгия?

– Смилуйтесь, владыка, – благочинный даже подумал, не стоит ли ему на колени упасть.

– А чем я тебе плох? – посмотрел на него Грицук.

– Да всем! Вон у меня свой ставленник – хороший священник будет.

– Но, может, все же возьмете, хотя бы на пару недель, а я пока поищу ему место? – не отступил архиепископ.

– Как благословите, конечно, владыка, но, если можно, то не больше, чем на две недели.

– Ну, вот и прекрасно. Сейчас ему напечатают командировочное удостоверение, а мы пока с вами займемся.

Протоиерей Онисим и Дмитрий зашли в кабинет архиерея, а протоиерей Георгий остался в приемной один. Примерно через час там появилась группа хорошо одетых холеных стариков и старушек. Это были члены делегации лютеранской евангелической церкви из одного большого немецкого города. Их звали господин Борман, господин Мюллер, госпожа Браун и госпожа Зегерс. Руководителем делегации был суперинтендент господин Шлаг.

С ними была переводчица – учительница немецкого языка одной из петровских школ Наталья Петровна Гречина. Она заметно волновалась. Дело в том, что хотя языком она владела и с историей Германии была хорошо знакома, ей еще никогда не приходилось выступать в роли переводчицы. С делегацией, вообще-то, приехал свой переводчик, господин Штольц. Но вчера их принял первый заместитель председателя Петровского облисполкома Павел Анатольевич Баранов. Он водки для угощения и русских гостей никогда не жалел, а тем более иностранцев. А у господина Штольца имелись русские корни, во всяком случае, этим он объяснял свою привязанность к русскому языку и русской водке.

Штольц выпил на приеме у Баранова бутылки две, чем сильно его позабавил. А после этого, как рассказывал господин Мюллер, пытающийся освоить русский язык, «попросил покататься на велосипеде и упаль лицом об асфаль. Он не мочь теперь работать целий неделя. Как нам вести теперь его в Германия?» Пришлось в срочном порядке искать переводчицу. Никого подходящего не нашлось, поэтому пришлось привлечь одну школьную учительницу.

Иеродиакон Леонид встретил гостей, завел их в тесное помещение епархиального управления и пошел докладывать о них архиерею. Тем временем немцами заинтересовался протоиерей Георгий, который решил блеснуть перед иностранцами своей эрудицией.

– А кто они по вероисповеданию? – важно спросил он Наталью Петровну.

– Лютеране, – охотно ответила Гречина священнику, производившему впечатление солидного человека.

– А спросите у них, почему они Лютера стали называть королем, ведь, насколько я знаю, он не имел королевского титула?

Наталья страшно удивилась, но перевела. Немцы о чем-то изумленно пошептались, и она сказала отцу Георгию:

– Они никогда не называли и не называют его королем, не понимают, откуда вы это взяли.

–Ну, как же! Я сам сколько раз слышал по телевизору «Мартин Лютер Кинг». А Кинг по-английски значит король, я ведь блестяще знаю английский.

Переводчица даже скривилась.

– Это совсем другой человек! – шепнула она Грицуку.

А немцы тем временем заинтересовались русским священником. Господин Мюллер решил попробовать с ним заговорить. После фраз приветствия он решил поинтересоваться, курят ли русские священники.

– Нет, – сразу ответил отец Георгий, и тут же спросил: – А вы сами, господин Мюллер, курите?

Немец подумал, что, возможно, в этой среде это считается признаком дурного тона, и ответил уклончиво:

– Так, иногда, за компаний.

– За компанию и жид удавился, – быстро ответил Грицук.

– О, что есть «за компаний жид удавился»?

Гречина перевела что-то невразумительное, что немцев удовлетворить ну никак не могло, и они остались в недоумении. Потом она повернулась к Грицуку и зашептала, что в Германии комплекс вины перед еврейским народом за преступления фашизма, такие присказки недопустимы и, вообще, лучше бы он помолчал. Тот обиделся и отошел от них. В это время из кабинета архиерея вышли отец Онисим со своим зятем, и после этого иеродиакон Леонид пригласил всех гостей зайти к владыке.

Суперинтендент Шлаг начал пространную речь, суть которой сводилась к тому, что они – христиане из обеспеченной Европы, хотят помогать Церкви в России, которая только еще выходит из периода гонений. Потом он достал картонку, на которой был изображен кленовый лист, желтый, покрытый множеством черточек и издали напоминающий какую-то страшную рожу. Господин Шлаг говорил об этом листе еще минут пять, при этом приводил разные цитаты из Библии, много раз упоминал Лютера и его изречения и, наконец, сказал, что эту бесценную картину они дарят Петровской епархии. Наталья Петровна богословской терминологией не владела, сама плохо поняла и перевела что-то сбивчивое. В результате архиепископ Анатолий подумал, что на листке, который ему подарили, изображен портрет Мартина Лютера. Его всего передернуло, но внешне он этого ничем не выдал. Поулыбался, пожал руки всем гостям, всех расцеловал, пригласил пить чай. И, только уже провожая их, шепотом спросил у переводчицы: «Скажите, Наташа, а неужели, правда, у Лютера было такое страшное лицо?»

Глава 8.

Временно исполняющий обязанности председателя Петровского облисполкома Павел Анатольевич Баранов проводил совещание, посвященное религиозной ситуации в Петровской области, создавшейся к лету 1991 года. На нем присутствовали работники облисполкома, представители органов юстиции, милиции и госбезопасности.

1990-е годы были временем стремительных преобразований государственного устройства в России, изменения общественного сознания. Процессы децентрализации государственной власти, переход к рыночной экономике, повышенный интерес к западному образу жизни и западным ценностям, превратившиеся во вседозволенность, свобода слова и свобода совести – все это не могло не коснуться и Русской Православной Церкви.

Российское государство в 1990-е годы практически перестало контролировать Русскую Православную Церковь. С одной стороны это было позитивным решением: Церковь начала активную социальную и образовательную, просветительскую деятельность. Начинали практически из руин восстанавливаться монастыри и храмы, являющиеся памятниками архитектуры, истории и культуры. Однако государство в это время перестало контролировать не только традиционные, но и другие конфессии, в том числе деструктивные секты, деятельность которых носила антигосударственный, антиобщественный и античеловеческий характер. Лишь в 1997 году деятельность религиозных течений нетрадиционного толка была законодательно ограничена.

Необходимо отметить, что и внутрицерковная жизнь в этот период была неоднозначной. В Церковь, кроме женщин пенсионного возраста, пришло много мужчин, молодежи. Появились возможности для религиозного воспитания детей. Церковь начинает активное сотрудничество с государственными и общественными учреждениями, в том числе зарубежными, с научными, образовательными и социальными структурами.

Однако кадрово Церковь на этом этапе не была еще готова для охвата всех сторон той многогранной деятельности, которая стала ей доступна. Поэтому в 1990-е годы можно было отмечать многочисленные случаи, когда открывшимися возможностями религиозной проповеди пользовались не православные, а представители тоталитарных сект или, в лучшем случае, протестанты, имеющие зарубежную финансовую поддержку.

Резкий количественный рост Церкви требовал значительно увеличить и существующее количество священнослужителей. Это привело к тому, что в Церкви появилось значительное количество людей не только без соответствующей подготовки, но и вообще случайных. Государство в этот период закрывало глаза на финансово-хозяйственную деятельность Церкви также, как в годы Советской власти пристально ее контролировало. Такая ситуация создавала благоприятные возможности для различных махинаций под видом Церкви. Появилось резкое расслоение в среде духовенства на богатых и бедных. Одни имели огромные доходы, другие жили за чертой бедности или же вынуждены были дополнительно находить светскую работу как единственный источник существования.

Церковно-общественные отношения также претерпевали изменения. Если в начале 1990-х годов наблюдался повышенный общественный интерес к Церкви, то во второй половине 1990-х он пошел на спад. Во многом это было связано с неоправданными желаниями многих людей найти в измученной 70-летним периодом гонений Русской Православной Церкви панацею от всех социальных и общественных проблем. Кроме того, многие пытались подходить с оценкой по заведомо завышенным критериям к членам Церкви, забывая при этом, что они просто люди и как таковые отражают общее состояние общества в России.

Однако Русская Православная Церковь в целом успешно пережила 1990-е годы. На фоне всеобщей децентрализации власти она сохранила свое строго иерархическое устройство управления, упрочив его так, как не могла это сделать, начиная с 1700 года. В 1990-е годы можно говорить о партнерских государственно-церковных отношениях, государство не вмешивалось во внутренние дела Церкви. Церковь активно возрождала свою инфраструктуру, проводила большую социальную работу. Но, как выше уже отмечалось, возможно, что беспрецедентная для Российской истории XVIII-XX вв. свобода Церкви была обусловлена тем, что государству, вынужденному решать более актуальные проблемы, было просто не до религиозного вопроса. Кроме того, власть, авторитет которой подрывался августовским путчем 1991 года, распадом Советского Союза, противостоянием Президента и народных депутатов 1993 года, закончившимся применением военной силы против парламента, сепаратистcкими настроениями, приведшими к двум чеченским войнам, нестабильностью государственной валюты, поощрением перехода к дикому капитализму и целым рядом других факторов, могла поддерживать Церковь как одного из свидетелей ее легитимности.

1990-е годы – особый период в истории Русской Православной Церкви. Это время сохранения и упрочнения властной вертикали внутри Церкви, происходившего на фоне больших общественных дискуссий о том, как должна управляться Церковь. Это время бурного роста церковной инфраструктуры; время, когда Церковь смогла проникнуть во многие сферы общественной жизни; стала востребованным партнером государства по многим социальным вопросам.

Многие из этих вопросов четко обозначились уже к 1991 году и стали причиной проводимого в облисполкоме совещания.

– Определенной проблемой для нас стало то, что российский закон «О свободе вероисповеданий», принятый в конце прошлого года, дал зеленый свет разного рода религиозным культам, в том числе и запрещенным даже в странах, имеющих многолетние традиции религиозного плюрализма, – сказал, открывая совещание, Баранов. – Они еще только обживаются в наших условиях, но если к ним сохранится нынешнее снисходительное отношение, то через несколько лет поднимут голову так, что мало никому не покажется. Другая проблема – создание в России приходов так называемой зарубежной православной церкви. Потомки эмигрантов, бежавших из России после революции 1917 года и гражданской войны, теперь говорят, что Православная Церковь, сохранившаяся в СССР, «не настоящая», а «коммунистическая». И у нас в Советском Союзе находятся люди, которые за время перестройки привыкли все охаивать, и теперь с радостью им подпевают. И вот эти деятели иногда объявляют себя правопреемниками Церкви времен императорской России, в том числе и ее имущества. У нас в области также есть два случая попыток получения церковных зданий этими так называемыми «зарубежниками» и один случай попытки получения бывшего православного храма сектантами.

Кроме того, как мне докладывают, в связи с быстрым ростом инфраструктуры Петровской епархии в ряды настоятелей приходов попадают люди, имеющие связи с криминалом. Еще несколько лет назад Церковь была объектом самого пристального внимания, а сегодня на нее смотрят сквозь пальцы. Поэтому очень удобным становится «отмывать» деньги под видом благотворительности на церковные нужды. Епархия, да и Патриархия на данном этапе сами полноценно контролировать приходы, число которых растет в геометрической прогрессии, и монастыри, которые начали теперь открываться, полноценно не могут. Они пытаются сейчас за все хвататься, что им было раньше запрещено, в том числе за образовательные и социальные программы, но у нас, в Петровской области, это пока не очень актуально. Каковы будут ваши предложения по сложившейся ситуации? Владимир Николаевич, давай сначала ты.

– На мой взгляд, – начал консультант Петровского облисполкома по связям с религиозными организациями Владимир Николаевич Шуваев, – можно, с одной стороны, отметить превосходство союзного законодательства, регулирующего религиозную сферу, над российским, а с другой, – противоречивые и сложные общественные процессы, происходящие в нашей стране, которые могут повлечь за собой самые непредсказуемые последствия. В республиках растут сепаратистские настроения, так называемые гражданские свободы повлекли разгул вседозволенности…

– Давай по сути, – перебил его Баранов. – Не на лекции, мы все здесь грамотные.

– По сути, – немного стушевавшись, продолжил Шуваев, – можно отметить, что была попытка приобретения бывшего храмового здания в нашей области религиозным объединением Муна, но архиерей, обычно ни во что не вмешивающийся, сумел здесь настроить общественное мнение, и продажа не состоялась. Была попытка получения здания храма в безвозмездное пользование приходом зарубежной православной церкви в самом Петрово. Но одновременно заявление на это здание подал приход, входящий в структуру Петровской епархии, и вопрос был решен в его пользу. И, наконец, была попытка перехода в юрисдикцию зарубежной церкви прихода при одном из вновь построенных храмов, но, благодаря проведенной с настоятелем необходимой работе и со стороны епархии, и с нашей стороны, никакого перехода не произошло. Вообще, на мой взгляд, целесообразно было бы, чтобы имущество передавалось не конкретным приходам, а Церкви в целом…

– Не на заседании Совета министров докладываешь, – перебил его Павел Анатольевич. – Хотя мысль дельная. Так, а что у нас милиция скажет по поводу связей с криминалом?

– Ситуация в целом под контролем, – ответил заместитель начальника областного УВД полковник Смирнов, лысый толстый мужичок с пышными усами. – Каких-то фактов, которые бы требовали нашего официального вмешательства не выявлено. Все подозреваемые находятся в оперативной разработке…

– Вот ведь дожили, – усмехнулся Баранов. – Вчера, если машину дров для церкви купить, – требовалось наше разрешение, а сегодня связи с преступными группировками могут считаться несущественным вопросом… Но, ладно. Что у нас с нелегальными религиозными организациями?

– А их, в общем-то, сейчас нет, – ответил начальник управления юстиции Петровского облисполкома Григорий Николаевич Ильичев. – У нас на сегодняшний день в стране законодательство такое, что все, что угодно, можно стало…

– Но нашему ведомству приходится все равно все отслеживать, – вставил до того молчавший представитель КГБ.

– Ну, это уж как водится, – усмехнулся Баранов. – В общем-то ситуация в целом в области, если подвести итог всему сказанному, не так уж и плоха. Плохо то, что мы не знаем, как себя вести, когда в стране каждый день все меняется. Сегодня в моду входят плюрализм мнений, многопартийность. И в этой связи в дальнейшем религиозный фактор будет играть очень большую роль в общественной жизни. Ведь именно Православная Церковь много сделала для созидания российской государственности, развития образования и культуры нашей страны. А новомодные религиозные течения, как мне представляется, нередко выполняют просто роль прикрытия подрывной работы иностранных спецслужб. Поэтому нам необходимо пристально отслеживать процессы, происходящие в области в этой сфере, и направлять их в необходимом нам направлении.

Глава 9.

Выйдя из соборной столовой, отец Александр опять пошел в храм. Сегодня к нему должен был подойти Евгений Алексеевич Иванов, много лет работавший уполномоченным Совета по делам религий по Петровской области, а сейчас возглавлявший кафедру в Петровском университете. Бывший уполномоченный всю жизнь был отчаянным правдоискателем, а с годами его все более занимал вопрос смысла жизни. С протоиереем Александром он мог говорить часами. Казалось бы, священник не мог сказать ему чего-то такого, что бы он, обладающий энциклопедическими знаниями, и сам не знал. Но он чувствовал потребность в этом общении, чувствовал потребность приходить в церковь уже не по служебной необходимости, а по зову своего сердца.

У самых дверей храма отец Александр увидел заплаканную молодую женщину, которая бросилась к нему, схватила за руку и стала просить помочь ей в ее беде. «Что же у вас случилось?» – спросил священник. Она, рыдая, рассказала, что у ее мужа было коммерческое предприятие, а сейчас оно внезапно разорилось, они и двое их маленьких детей остались без средств к существованию, другой работы он найти не может. Сама она никогда не работала. Муж в отчаянии уже неделю пьет, думает о самоубийстве, а вчера у него прозвучала мысль, что он боится оставлять ее и детей, таких неприспособленных к жизни в этом жестоком мире, и хочет сначала убить их, а потом себя, но что-то его останавливает…

Отца Александра очень впечатлила услышанная им история. Он сказал женщине, чтобы она и думать не смела о плохом.

– У вас есть где пожить несколько дней с детьми? – спросил он.

Оказалось, что есть тетка, с которой она, став богатой, прервала общение, но думает, что та примет ненадолго ее и детей.

– Ну, вот и хорошо, – сказал священник. – Вашему мужу нужно придти в себя, находиться с ним вместе пока опасно. А мы давай с тобой встанем на колени перед иконой Божией Матери и помолимся, чтобы Она помогла вашей семье. Тебя как зовут?

– Настя.

– А мужа и детей?

– Борис, Люба и Лиза.

– Ну, вот давай помолимся за болящего Бориса, Анастасию и младенцев Любовь и Елизавету.

Священник с женщиной встали на колени перед иконой, он молился, а она просто плакала рядом, слушая такие непривычные слова на одновременно знакомом и непонятном языке. Когда они поднялись, лицо отца Александра было мертвенно бледным, на лбу у него выступила испарина.

– Мне кажется, что все у вас устроится, – сказал он. – Но нужно не забывать Бога, благодарить Его, и Господь не оставит вашу семью.

… Через несколько дней эта женщина вновь подошла к отцу Александру со слезами благодарности. Когда они молились в храме, ее муж заснул, а проснулся смирившимся со своим новым положением. Он перестал пить, за два дня пришел в себя, с ужасом вспомнил о своих желаниях. А сегодня ему предложили работу. Конечно, больших денег у них уже не будет, но на жизнь им и их детям вполне хватит. Мужчина тоже стоял немного поодаль. Чувствовалось, что ему неловко. Священник подозвал его и сказал, чтобы они всегда благодарили Бога за то, что Он спас их и детей, чтобы пришли на исповедь. Эта семья стала ходить в собор. Богатство к ним уже никогда не вернулось, трудностей хватало, но чувство безысходности и страха навсегда ушло из их жизни.

… Только проводив плачущую женщину, отец Александр увидел стоявшую в храме девочку лет двенадцати с полными боли и отчаяния сухими глазами.

– Что у тебя случилось? – превозмогая боль в голове и сердце, спросил ее священник.

Она сказала, что ее мама тяжело больна, она лежит в больнице, а сегодня врачи сказали, что нужно готовиться к худшему.

– Давай помолимся за нее, – ласково сказал отец Александр. – Ты умеешь молиться?

– Нет.

– А ты крещеная?

– Не знаю, бабушка в детстве носила меня в церковь, там поп окунал меня в какой-то жбан с водой…

– Значит, крещеная, – улыбнулся священник. – Раз бабушка тебя носила крестить, то, наверное, и маму в детстве крестили?

– Нет, это бабушка по отцу. А мамины родители – атеисты, дедушка вообще ругает меня за то, что я крест ношу, а я не снимаю, всегда говорит, что в церковь нельзя ходить, а я все равно иногда хожу, мне здесь как-то спокойнее…

– Как тебя зовут?

– Вера.

– А маму?

– Октябрина.

– Ну, давай встанем на колени и помолимся, чтобы Господь ее исцелил, – мягко сказал отец Александр, стараясь ничем не выдать того, что имя больной его несколько смутило.

Священник читал молитвы, в сухих до того глазах девочки появились слезы и какое-то облегчение.

– А мне кажется, что мама поправится, – вдруг сказала она.

– Будем надеяться на это, – серьезно кивнул отец Александр. – А она хоть немного верит в Бога?

– Мне кажется, что да, – кивнула Вера, – только боится дедушки.

– Ну, пусть тогда, если выздоровеет, придет креститься в храм. Расскажи ей, что ты за нее молилась.

– Обязательно.

…Девочка подошла к нему радостная на другой день и сказала, что кризис в состоянии ее матери прошел, больная пошла на поправку. А еще через месяц отец Александр крестил Октябрину с именем Ольга.

…Попрощавшись с Верой, настоятель собора почувствовал, что сейчас может потерять сознание. Голова его закружилась, он начал медленно оседать. В этот момент его поймали чьи-то крепкие руки. Кто-то заботливо поддержал его, усадил на скамью у стены, подал стакан воды. Через несколько минут священник пришел в себя и увидел Иванова.

– Простите, Евгений Алексеевич, что-то мне плохо стало, – слабым голосом сказал он.

– Нет, это вы меня простите, – ответил ему профессор. – Я здесь уже час, и то, что я видел, открыло мне на многое глаза лучше, чем сотни любых бесед. Я видел сейчас искренность вашей молитвы, вашего сопереживания людям. И это очень тронуло мое сердце. Я всю жизнь искал идеальных людей, верил в гуманизм и общечеловеческие ценности, но как-то постоянно разочаровывался. А вы и архиепископ Анатолий столько раз говорили мне, что на земле не может быть ничего идеального, что только в Боге может успокоиться душа человека. А я слушал и не слышал… Я столько раз отнимал у вас часы времени на бесплодные дискуссии о смысле жизни, о религиозном сознании, а вы за это время могли бы помочь таким вот многим отчаявшимся во всем людям. А я все искал высший смысл в каких-то земных свершениях, раздувался от гордости, что делаю вклад в науку, считал себя лучше вас от того, что имею ученые степени…

– Но вы ведь и правда доктор наук, – слабо улыбнулся священник, – а я простой человек.

– Все эти степени не всегда отражают подлинное состояние знаний человека. Если кто-то защитит диссертацию на тему «Роль свиней в развитии жилищного строительства (по материалам книги «Три поросенка»)», то он не будет от этого обладать подлинным знанием жизни.

– Неужели, правда, можно защитить такую диссертацию? – весело засмеялся отец Александр.

– Нет, конечно, я утрирую, но по сути, думаю, вы меня поняли. Занимаясь частными и, думаю, малозначимыми в целом проблемами, я думал, что постигаю вселенную…

– Я очень рад, Евгений Алексеевич, что вы приблизились к обретению веры, – сказал настоятель собора.

– Да, я подошел очень близко. Возможно, что я в следующий раз приду к вам на исповедь. А сейчас давайте я отвезу вас домой, еще пара бесед – и вы на месяц попадете в больницу.

Архиепископ Анатолий устало склонился над столом. Вот и еще один день завершился. Сколько суеты, сколько людей с самыми разными проблемами – от самых пустых до самых серьезных – проходит перед ним каждый день. А сегодня вечером была очень тяжелая беседа с Павлом Анатольевичем Барановым.

Первый заместитель председателя облисполкома сам пришел к нему в епархиальное управление. Они сидели за столом. Баранов попросил выпить. Архиерей дал ему бутылку коньяку, чиновник за час всю ее осушил, попросил вторую…

– Я чувствую, что мы живем в переломный момент, – сказал Павел Анатольевич. – В самое ближайшее время будет решаться, по какому курсу пойдет страна – пойдем мы к коммунизму или к капитализму.

– А вы как считаете? – осторожно спросил архиепископ.

– Думаю, что народ вкусил вседозволенности и безнаказанности. Чтобы теперь опять загнать его в рамки, нужно либо опять провести террор и заставить силой всех верить в какую-то идею, как было при Сталине, либо поразить народное сознание иным образом, как это иногда практикуется на западе.

– Но как можно поразить сознание целого народа?

– Очень просто. Наркотики, алкоголь, порнография, пропаганда «свободной любви», того, что свобода каждого деградировавшего человекообразного индивидуума, который представляет собой помесь обезьяны со свиньей, творить все, что взбредет в его безмозглую голову, и является высшей жизненной ценностью и важнейшим достижением демократии.

– Вы думаете, опять начнут закрывать храмы? – с тревогой спросил архиерей.

– Это вряд ли. Вы, в сущности, на сегодняшний день никому не мешаете. Но вот сохранится ли государство, если сейчас убрать коммунистическую идеологию, являющеюся стержнем, на котором держится весь Советский Союз, я не знаю. Боюсь, что начнется процесс его распада, причем не только союзных республик, но и самой Российской Федерации.