Текст книги "ТАСС не уполномочен заявить…"

Автор книги: Александра Стрельникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Александра Стрельникова
ТАСС не уполномочен заявить…

«Прошлое – призрачно потому, что его уже нет. Будущее – призрачно потому, что его еще нет».

(Николай Бердяев)

Эта молодая тигрица

Ах, Лариса. Ах, Лариса Павловна… Та еще штучка. Она в свои двадцать три, как только заявилась в Телеграфное Агентство Советского Союза после факультета журналистики МГУ и «села на культуру» (то есть на освещение культурной тематики), сразу потребовала, чтобы коллеги называли ее по имени-отчеству. Мол, нечего фамильярность разводить.

За глаза собратья по перу называли ее Ларкой. А в лицо, не без иронии, и с явным удовольствием цедили сквозь зубы: Лариса Паллнна… Но она плевать хотела на их иронию. Она – молодой специалист с «Красным дипломом», мобильная, толковая, амбициозная… И быстро это доказала. И хотя сослуживцы по-прежнему цедили «Паллнна», но теперь уже совсем с иным оттенком – уважения.

Ее быстро приняли, как ровню, не взирая на молодость. А один из солидных коллег однажды заметил, что «эта молодая тигрица» далеко пойдет и еще утрет им всем нос.

А сама означенная культурная «ниша» в ТАСС – какой «клондайк» тем, круговерть встреч, и не только всесоюзно-московского «разлива», но и международного, планетарного масштаба… Пресс-конференции, презентации. Знаменитые фамилии, актеры, режиссеры, писатели, музыканты, художники.

«И среди них порой попадаются такие обалденные мужички, – не без удовольствия думала Лариса, собираясь на очередную богемную тусовку. – Как знать, как знать… Может быть, сегодня произойдет встреча, которая привнесет в мою жизнь свежую струю»?

И были встречи, и дули ветры и поветрия. (Любовные). И были увлечения, и разочарования…

Бывало, порою привлечет ее в экране телевизора или на обложке популярного журнала некое мужское лицо, новоиспеченная восходящая звезда.

– А отчего же мы с вами еще не знакомы? – чуть интригующе спрашивает молодая журналистка, договариваясь об интервью.

– Я не против, давайте встретимся, – откликается на другом конце провода какой-нибудь бархатный баритон, заинтригованный то ли голосом журналистки, то ли солидной фирмой «ТАСС», которую данная особа представляет.

– Посмотрим-посмотрим, на что ты годишься при ближайшем рассмотрении, – говорила, воодушевляясь и перебирая свои многочисленные наряды девица, собираясь на деловое рандеву. Спасибо профессии. А главное – «всё культурненько, всё пристойненько» – мурлыкала она слова из песенки знаменитого барда, всегда почему-то именно в такой момент приходившие ей на память, и, как бы не замечая, что слова эти – несколько из иной оперы.

Надо отдать Ларисе должное. Зная, что она – человек публичный и «что встречают по одежке», она на службу да и на все свои интервью приходила в безупречной экипировке. Впрочем, это было не так уж и сложно, потому что ее отец работал заместителем министра Министерства торговли СССР вплоть до развала страны…

Да, наша «Паллнна» была министерской дочкой. Но нигде этого не афишировала. Если честно, то ей казалось, что вся эта «торговля» как-то уж несолидно и, даже слишком приземленно, звучит. Вот если бы это было нечто могучее типа Минобороны, или Министерства авиационной промышленности, или Морского флота…

Хотя благами, перепадавшими ей от такой родительской должности, она, конечно, привыкла пользоваться.

Зарубежные министерские поездки, спецсеть магазинов «Березка» и прочая совдеповская распредиловка… А отца дома она, шутя, называла не иначе, как завхозом большого склада большой страны. Он не обижался. Вопросов, где достать и за что купить, для нее не существовало. Разве это плохо? Не забивая голову такими прозаическими мыслями, окунуться в творческую работу?

Стреляй в ястреба, стреляй в ворона…

Но вот что интересно. Давно и верно подмечено, что бытие определяет сознание. Какие-то основные житейские постулаты вдалбливаются с детства в семейном и родственном кругу.

С матерью у Ларисы были ровные, даже холодноватые, отношения.

Ее родительнице отец однажды строго сказал: «Не хочу, чтобы ты была нервной училкой с наглыми детьми. Будешь просто домохозяйкой». И та согласилась. Дочери такой расклад казался скучным и предсказуемым.

Куда более ее привлекала история жизни тетки Катерины – родной сестры отца. А еще говорят: нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Оказывается, можно. Даже дважды при этом побывав «генеральшей». Вот уж точно по пословице: из грязи в князи…

У деревенской двоечницы была мечта – выйти замуж за военного. То были времена, когда мужчина, даже совсем невысокий военный чин, считался гарантом материальной стабильности и благополучия в семейной жизни. Смазливой деревенской недоучке однажды подфартило в лице младшего лейтенантика, которому надо было срочно жениться. Как говорится, «вороне где-то бог послал кусочек сыра»… И увез Катерину лейтенантик из ее многодетной семьи, из забытой деревушки в не менее забытый богом гарнизон.

Потом в ее жизни еще будет много этих гарнизонов – ой-ой-ой… Но женщину такая жизнь устраивала. И что интересно: почти из каждого гарнизона она уезжала со скандалом и с новым гражданским мужем, чином который был повыше мужа официального. Так что генеральшей ее сделал отнюдь не тот младший лейтенантик, с которым она пустилась в свое первое совместное плавание на ненадежном суденышке, не выдержавшем женского коварства и семейных ссор.

Когда после болезни умер официальный муж – генерал, тетку стали теснить генеральские детки. Катерина была у любвеобильного вояки третьей по счету женой. Вообще-то, такую особу трудно было потеснить. Но сдаваться обстоятельствам жизни решительная женщина не собиралась. Тут и подвернулся один вдовец – генерал по дачному поселку. Она и раньше его знала, но только он был еще тогда не вдовец, а она – не вдова. Вот так и стала она во второй раз генеральшей, когда ей было под шестьдесят. С ее-то шестью классами недоучки.

До Ларисиного детского слуха долетали какие-то шумные истории, происходившие с теткой, но тогда многое было ей непонятно. И став взрослой, она любила уединиться с родственницей на даче и всегда просила рассказать какую-нибудь историю из ее бурной молодости и пяти официальных замужеств.

– Да что я… Ты мне лучше про своих хахалев расскажи, – говорила тетка Катерина, – мне вот что интересно. Небось, прынца на белом коне ждешь? Ох, и тягомотное это дело, Ларка. Можешь и не дождаться… Как любила говаривать моя деревенская прабабка Варвара: «Стреляй в ястреба, стреляй в ворона – достреляешься до ясного сокола»…

– Ну, и много ты воронья настреляла, пока до своего первого генерала добралась? – усмехается Лариса.

– Да тебе легко лыбиться, министерской дочке и белоручке, всё тебе готовенькое на тарелочке досталось. Как и заучихе твоей, – тетка недовольно поморщилась.

Под «заучихой» подразумевалась, конечно же, ее мать – учительница, а по-родственному – нелюбимая невестка, братова жена.

– За братиком моим, как у Христа за пазухой. Грамотные вы все, ученые… А с меня чего было взять – я баба простая, деревенская…

– Ага, «мужем битая, врагами стреляная», как в том кино, – сиронизоровала племянница.

– Смейся, смейся… Хотя, – тут тетка Катерина воровато оглянулась на дверь, словно, за ней могла притаиться строгая «заучиха» и накостылять ей за крамольные разговоры с дочерью. – А вот как раз с бабы всегда и есть чего взять. Понимаешь? Я, вот чего хочу тебе сказать… Чтобы продвинуться в этой жизни, Ларка, мужикам надо… давать. А давать – значит беременеть… Природа нас так неудачно состряпала.

– Ну, тетка… Ну, тетка Катерина, сокрушалась на такую откровенность родственницы племянница. – Что уж так мрачно-то? Сегодня медицина в этом вопросе далеко шагнула…

– Да ладно, таблетками на все случаи жизни не напасешься, – она махнула рукой. – Это я тебе говорю, как баба, у которой было 23 аборта. Да еще каких – «в живую», без обезболивания…

Лариса на какое-то время просто оцепенела.

– Ну, и ясное дело, почему я бездетная осталась, – какая-то тень лишь на секунду мелькнула на теткином лице. – Нелегкую жизнь я прожила, – сказала она как бы в свое оправдание.

Грустить – была явно не теткина стихия. Она пристально посмотрела на племянницу, сидящую в плетенном дачном кресле.

– Всё диетничаешь? Ох, тоща, ох, тоща… Одни маслы торчат. Да пойми ты: мужики гладких баб любят, справных…

– Таких, как ты? – сказала Лариса, иронично окинув взглядом габаритную теткину фигуру. – Скажи еще, что хорошего человека должно быть много.

Тетка встала с мягкого дивана, поправляя на себе цветастое платье, и картинно выпятила свою большую грудь вперед.

– Да, помню я, помню, что у тебя «десятый номер», – рассмеялась племянница. – А живот торчит, не мешало б подтянуть…

– Что ты, что ты, – замахала руками на Ларису тетка. – Живот для женщины – такая же гордость, что и грудь. Потому что женщина без живота… – тетка чуть призадумалась, – женщина без живота, что клумба без цветов, – выдала она с гордостью.

Лариса залилась смехам, запрокинув голову на спинку плетеного кресла.

– А чего ты щеришься? – невозмутимо парировала крупногабаритная генеральша. – Сама, небось, лифики на поролоне покупаешь, чтоб сиськи свои увеличить? Да откуда они возьмутся-то при такой худобе… Нагуляй мясца хоть чуток, – посоветовала она миролюбиво и искренне, уверенная в непогрешимости своей правоты.

Лариса тетку любила и отдавала ей должное. Что-то было во всех этих ее прибауточках и сравнениях. Какая-то грубая жизненная правота и сила. Понятно, «университетов» генеральша не кончала, и вряд ли прочитала за свою жизнь пару-тройку книжек.

«А, ведь, и правда, – рассуждала про себя современная и образованная Лариса, – именно через постель бабье устраивает себе и карьеру, и личную жизнь, и прочие блага»…

А про свою личную жизнь племянница генеральши и министерская дочка в одном лице всё чаще стала задумываться. Она уже достаточно накуролесила и погуляла, чтоб было о чем вспомнить на закате дней.

Лариса четко, женским своим нутром с недавнего времени вдруг стала ощущать, что ей хочется прибиться к какой-то уютной и надежной гавани. Любая женщина однажды приходит к этому пониманию. Кто-то раньше, кто-то позже. Но всё равно – приходит. Для Ларисы Паллнны этот рубеж был достигнут в тридцать лет. Она, словно, вдруг остановилась на пропускном пункте перед шлагбаумом, куда не пропускали одиночек без соответствующего штампа в паспорте.

Но помимо этого, такого понятного ей ощущения, было еще какое-то: будоражаще раздражающее и мутное. Что-то такое витало в воздухе. И оно вселяло тревогу, потому что интуитивно молодая женщина понимала, что вся эта происходящая муть вокруг, в конечном счете, посягалась и на ее личное, сокровенное. И так не вовремя. Так некстати.

Предвестие потопа

Лариса Павловна докурила в холле тонкую дамскую сигарету, бросила окурок в высокую урну, зло сплюнула туда же и, цокая каблучками, пошла к себе в отдел.

– Идиот, какой идиот, – произнесла она вслух, находясь одна в кабинете. – «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые», – гримасничая, передразнила она сегодняшнего гостя «Круглого стала» ТАСС. И это цитирует известный экономист… Как говорится, застрелиться и не встать, – Лариса зло усмехнулась. – Что ж удивляться с подобными теоретиками, что наша экономика оказалась в такой… «попе». Или вот эта его фразочка: «Нам повезло, что мы стали свидетелями и участниками стольких катаклизмов истории»… Как будто не ясно, что «рок» и «катаклизм» не могут нести в себе ничего позитивного. И сказал как об этом – почти восторженно»…

Да, – в задумчивости проговорила женщина, – как же тут не восторгаться: «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю»…

Журналистка с грустью посмотрела в окно на примелькавшийся пейзаж. За окном был январь 1991-го…

Уже несколько лет в стране шли какие-то странные реформы. Страна строила то ли капитализм с социалистическим лицом, то ли к социализму пыталась прилепить физиономию дядюшки Сэма, в которую до этого так долго и мстительно плевала…

Эта атмосфера конца советских времен… Непередаваемое время. Это – как конец света. О нем надо писать докторские и кандидатские. Рассказывать, как это светопреставление обрушило огромную страну, как разлетевшиеся осколки ударили по семье – этой (как нам долго внушали) важной и несокрушимой ячейке социалистического общества, как светопреставление прошлось по сознанию и личности каждого индивида…

Это были действительно роковые часы предвестия. И Лариса ощущала, предчувствовала это всеми фибрами своей души.

Бывая на общих тассовских «Круглых столах», куда приглашали известных политиков, экономистов, чиновников и членов правительства, она всё с большим презрением и недоверием смотрела на всех этих мужиков, которые с умным видом зачастую несли просто несусветную чушь. Их глаза говорили ей куда больше слов. У одних они бегали, как у напроказившего школьника, другие смотрели на мир с искренней и неизбывной тоской, а у иных были наглыми и непробиваемыми, словно, говорившими «а после нас хоть потоп».

И Лариса ощущала этот потоп. Ей казалось, что мутные воды его уже подкатывают к горлу, грозя накрыть с головой.

Этот потоп был во всех сферах жизни. И искусство: театр, кино, музыка, литература, к которым она была причастна по причине своей журналистской профессии, не стали исключением.

Как там сказал однажды классик, на которого уже стали поплевывать к тому времени: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Кажется так? Что ж, и он был прав. Потому что. И всё тут. Разве искусство могло быть не задето тем раздраем, что царил вокруг? Разве представители его – не члены того же общества?

«Ну, ладно, ну пусть, – говорил Ларисе ее внутренний голос, как бы возвращая от всеобщего раздрая к частному, личному, и чуть успокаивая. – Ну, положим, папочку спровадят на пенсию. Я тоже без работы не останусь, такая вся из себя мобильная и толковая столичная штучка. Но кто мне может объяснить»… – и тут ее внутренний голос давал осечку.

Да, но кто мог объяснить ей, молодой женщине, что такое произошло с «мужским народонаселением» страны за перестроечные годы реформ? А, ведь, явно что-то такое не то произошло. И она это чувствовала особенно остро. Потому что вдруг оказалась у черты со шлагбаумом, на котором четко вырисовалась надпись: «Тридцатник. Ой, пора-пора». Неосязаемый, невидимый, но звоночек прозвенел, тем не менее, звонко и отрезвляюще.

Ах, эта профессиональная привычка обобщать, аналитический склад ума журналиста… Даже если бы она не была знакома со множеством этих статистических данных и демографических сводок, которые приходили в информационное агентство, она бы и без них могла сказать, что шансы у нее и ее ровесниц будут таять с каждым прожитым днем, и не только потому, что в затылок им дышат более юные представительницы прекрасного пола.

Поколению ее ровесниц явно не повезло. Достаточно вспомнить «братскую помощь» Афганистану. Сколько молодых парней, бывших чьими-то женихами, никогда уже не станут мужьями и отцами. А Чернобыль – эта жуткая техногенная катастрофа века? Сколько она выкосила полноценных, здоровых мужиков и парней и сколько выкосит еще?

Но страшнее Афганистана и Чернобыля, Ларисе представлялись реформы, которые были проведены в стране не иначе, как с благими намерениями. Нет, не готово оказалось наше мужское население к таким экспериментам. Это был явный перебор. А точнее, это был явный геноцид. Причем, не только против представителей сильного пола. Но просто мужички оказались слабее. Что ж удивляться: кто-то из них спился, кто-то развелся, уходя от ответственности и семьи, кто-то подался в криминал, кто-то – в «альфонсы», а кто-то просто драпанул за кордон.

Брак, супружество – такие понятия, которые требуют стабильности, уверенности в завтрашнем дне. А откуда ей взяться, этой уверенности, когда засыпаешь, вроде, в стране социализма с «каким-то хорошим там лицом», а проснуться можешь… в стране с оскалом дикого рыночного капитализма? Спасайся, как можешь… Куда уж тут жениться или брать на себя ответственность отца семейства…

«Да ладно, успокойся, – говорил Ларисе чуть иронично ее внутренний голос. – На твой век мужиков еще хватит. С твоими-то тусовками и возможностями знакомств. Бога не гневи… И живешь в Москве, а не в Мухо… Крыжополе каком-нибудь»…

Ну, и что, что в Москве? У Ларисы были два таких наглядных примера перед глазами.

Одна ее, пусть и не самая близкая приятельница, мать двоих малолетних детей, довольная супруга семейства и молодой отец – добытчик, который работал в приличной строительной фирме, опять же в Москве. А она, эта фирма, взяла и то ли провалилась, то ли разорилась. Что, впрочем, одно и то же.

Мужик заделался безработным и вместо того, чтобы работу искать, предложил жене с детками выметаться из его квартиры к ее родителям. Хорошо, что ее родители живы-здоровы еще, и хрущеба у них двухкомнатная.

Сам же он подался к маменьке своей под крыло. А квартиру, где жила до этого, вроде бы, вполне благополучная молодая семья, начал сдавать, ни копейки не давая на детей и приговаривая, что дурак был, когда женился. Хорошо, что у родителей приятельницы еще и теплый зимний дом был в дачном поселке Подмосковья. Они туда все перебрались на свежий воздух, а «хрущебу» сдали приезжим. Жить-то на что-то надо. Деток малых кормить-одевать, фруктовые витамины им покупать. Вот так-то. А другая история… Всё до наоборот.

Когда однажды Ларису случайно окликнула одноклассница на улице, она ее даже сразу и не узнала.

– Нинка, ты, что ли? – недоверчиво уставились она на невзрачную особу, похожую на бледную моль.

– Не узнаешь закадычную школьную подругу? – спросила женщина, которая выглядела лет на десять старше своего возраста. – Скажу тебе по секрету, – она грустно, и даже как то жалко улыбнулась, желая, очевидно, еще и пошутить, – ты сейчас разговариваешь с миллионершей… Что – не похожа?

Бывшие одноклассницы зашли в ближайшую скромную кафешку. Лариса заказала обеим кофе и мини-пирожные.

– Ну, рассказывай, что там у тебя произошло? – спросила она с любопытством, и в то же время, сочувственно.

– Да начиналось у нас всё нормально. Я вышла замуж по любви, когда училась уже на последнем курсе института иностранных языков. Парень мой был просто замечательный…

– Учились, наверное, с будущим мужем вместе? – предположила Лариса.

– Нет, он совсем из другой сферы был – закончил химический факультет МГУ, – продолжила Нина. – Я после окончания устроилась в хорошую спецшколу. У меня зарплата была больше, чем у мужа. Он на тот момент работал младшим научным сотрудником в одном затрапезном институте.

Лариса усмехнулась.

– Если нормальный мужик, то такой расклад его не должен был устраивать…

– Да он нормальным был тогда… Это позже он, как с цепи сорвался. Когда подули перестроечные ветры, муж занялся предпринимательской деятельностью. Кооператив создал свой. Потом еще один – с парнем, с которым вместе учились. Оба – молодые, головастые. Всё у них получалось. Помню, – по измученному лицу женщины, словно, скользнул солнечный зайчик, – как радовалась я первой нашей совместной поездке на отдых за рубеж, первой норковой шубке. Первому автомобилю, который мне подарил Юра, когда я сынишку – Витеньку родила…

– А потом?

– А потом просто какие-то шальные деньги начались…

– С криминалом это никак не связано было? – поинтересовалась Лариса.

– Нет-нет. Просто, как я понимаю, он с другом толково вел бизнес. Впрочем, почему вел… И сейчас ведет. От денег у него с напарником просто крыша поехала. Начались загулы с секретаршами и прочими бабами. Частые заграничные турне. Уже, естественно, без меня. После одного такого вояжа он меня заразил… гадостью. Ну, понимаешь…

У Ларисы в глазах промелькнул ужас.

– Нет, не то, что ты подумала, – быстро сказала Нина, видя, как напряглась ее бывшая одноклассница. – Не чума двадцатого века, к счастью, но тоже, знаешь, мало приятного. Долго лечилась… Тогда я и сказала себе – всё. Расстаюсь с этим человеком.

– А он как отреагировал? – спросила Лариса.

– В ногах валялся, прощения просил, счет открыл на мое имя в банке, с которого я не сняла и рубля… А потом пригрозил, мол, если надумаю развестись, сына отберет. Сказал, что весь суд скупит на корню. Так что формально я – жена миллионера… с огромным личном счетом в банке.

– Обалдеть, – только и смогла произнести Лариса, переваривая услышанное.

Ей хотелось как-то утешить собеседницу.

– Да, тебе не позавидуешь, – в задумчивости произнесла молодая женщина. – Но, знаешь, не надрывайся так. Всё когда-нибудь утрясется. Может, встретишь еще достойного человека…

Нина покачала головой.

– Помнишь кинофильм «Гараж»? – спросила одноклассница. – Там красавчик-герой, которого играет актер Костолевский, предлагает одной молодой даме «позавтракать вместе» с далеко идущим намеком?

Лариса кивнула.

– Помнишь, что она ему ответила? – усмехнулась одноклассница. – То же самое скажу и тебе: «Мой недавний муж отбил у меня всякую охоту к еде любое время суток».

– Понимаю, – Лариса грустно улыбнулась. – И всё же… – сказала она, как можно мягче, и тут же осеклась, понимая, что любые утешения сейчас бессмысленны, и, может быть, даже унизительны.

Журналистка открыла дамскую сумочку, достала оттуда свою визитную карточку и протянула ее бывшей однокласснице.

– И всё же, – сказала она уже совсем другим, деловым тоном, – одна голова – хорошо, а две – лучше. Звони, если вдруг что…

Нина взяла визитку, бегло глянув на нее, и слегка улыбнулась.

– А я подозревала, что ты журналисткой стала. Видела тебя мельком несколько раз по телевизору…

– А, это, наверное, на какой-нибудь пресс-конференции оператор меня случайно выхватил камерой, – буднично сказала Лариса.

А какие были мечты…

Потом уже, расставшись с бывшей одноклассницей, и привычно вышагивая по Тверскому бульвару в сторону тассовского здания, журналистка не могла еще раз не утвердиться в мысли о том, что с «мужским народонаселением большой страны», говоря языком демографических терминов или социологических опросов, происходит явно что-то не то. И сама, относясь к женскому сословию, Лариса ощущала это остро, порою, даже болезненно.

А какие были мечты! Особенно, когда, она только что закончила университет.

Недавняя выпускница точно знала, нет, она была абсолютно даже уверена, что выйдет замуж за какую-нибудь знаменитость – режиссера, актера или прославившегося на весь мир музыканта… Ну, на худой конец, как вариант, не сбрасывался со счетов некий молодой, но обязательно подающий надежды, ученый…

Был у нее один такой – «подающий надежды» еще, когда она училась на последнем курсе… Он тогда заканчивал физический факультет МГУ. Всё он какие-то гранты для молодых и перспективных выигрывал, призы получал на разных конкурсах. А потом как-то враз исчез из ее поля зрения, перестал звонить. Лариса даже подумывала, не женился ли? А, может, уже даже переманили его на службу заокеанской науке?

Примерно год назад как-то садилась она на станции метро «Ленинские горы», а там как раз продавцы-челночники повалили с вещевого рынка в Лужниках со своими огромными клеенчатыми сумками. Она вскочила в вагон, а вместе с ней – парень с девушкой. Каково же было ее удивление… когда в парне она узнала своего знакомого с физфака.

Лариса, конечно, подошла бы к нему. Но он был явно не один. И парень ее узнал. Но глаза в сторону отвел, а потом повернулся к ней спиной, разговаривая со своей спутницей.

Думала позвонить сначала, поинтересоваться, что да как. Но вовремя сообразила, что не нужна ему участливость министерской дочки. Гордый был парнишка. Вот уж действительно, «худой конец»… И что ж это такое происходит в жизни, а?

Да и насчет богемы она уже слегка поостыла. А точнее, повзрослела или переболела. Потому что поняла, что для серьезной семейной жизни – явно не фонтан. Это только со стороны так гламурненько выглядит, а изнутри… Все эти фестивали, кинопоказы, просмотры и тусовки. Взять, хотя бы, этого режиссера, на которого она почти два года жизни ухлопала. Ведь, и старше ее на двадцать лет. И женат-переженат, и дети есть от разных браков… И – на что она рассчитывала? Обещал жениться. Смешно. А ей это льстило. Да ему что жениться, что разводиться. Хобби у него такое, оправданное профессией. Красиво ухаживал. Красиво мозги пудрил. Мужчина-праздник, мужчина-проказник.

Как-то решила журналистка приехать к нему на съемки очередного фильма. Режиссер приглашал ее не раз. Ну, и приехала, без предупреждения. Решила сюрприз сделать, да и заодно в море искупаться – съемки в Крыму происходили.

Постучала в гостиничный номер.

Открыл сам – знаменитый и любвеобильный. Дверь нечаянно со всего маху распахнулась, обнажив, при этом, на гостиничной тахте юную смазливую мордашку…

На фоне дверного проема, и особенно, юной мордашки, фигура знаменитости выглядела нелепо: впалая грудь, кривые волосатые ноги, поддерживающие рахитичный животик, всклокоченные остатки того, что оставалось еще на голове…

Да, это сейчас она вспоминает с усмешкой и отвращением. А тогда, в момент истины… Но, ведь, так приятно быть любимой, неповторимой, единственной… Известно это: женщины любят ушами, вот и вешают им эту лапшу на уши. Ну, и она не исключение.

Она, значит, командировку себе с таким трудом выбила у ненавистного начальника – Кирюши, Кирилл Петровича, будь он неладен. Значит, чтобы рассказать о съемках именно этого кинофильма (были редакционные дела и поважнее), а ее тут так ждали…

А редакционное задание надо отрабатывать. И никому не интересно, что у тебя там на душе, какие кошки скребут. И, вообще, хочется развернуться и назад – в Москву. Но… Деловая девушка-корреспондент на работе, поэтому все эмоции – побоку, «в карман». Смахнула обиду с глаз холодным душем у себя в загодя забронированном номере, напялила красивый импортный купальник и солнцезащитные очки – и на пляж: клин клином вышибать.

А тут этот брюнетистый красавчик сразу и нарисовался, выхватив наметанным глазом столичную штучку. Познакомились. На пляже это так естественно.

Кстати, новый знакомый оказался не просто брюнетик, а актер, приехавший на съемки всё того же кинофильма. Вот так-то. И не важно, что не он был главный герой-любовник по режиссерскому сценарию. Куда важнее, кто в жизни. В жизни Ларисы, разумеется.

И она старый клин новым клином вышибла в первый же день знакомства. Да и времени у нее было мало: всего три дня командировки. Но оказался этот курортный роман с продолжением. Так ей хотелось. С одной стороны, новый знакомый был весьма приятен и обходителен. А с другой – это была такая сладкая месть. И кто это сказал, что месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным? Можно и горячим, еще каким горячим… Тем более, что Лариса сделала всё возможное, чтобы недавний ее ухажер прочувствовал, с каким удовольствием, в прямом смысле слова, она наслаждается этим «блюдом». Вот уж, правда, от любви до ненависти – один шаг…

«Это даже хорошо, что у нас было мало времени для встреч, – думала молодая женщина, глядя из окна самолета на какую-то невозможно-ледяную синь неба. – Не успели наскучить друг другу».

Лариса усмехнулась. Она хорошо знала психологию мужчин. У этих особей очень развит охотничий инстинкт. Достаточно эффектно вильнуть хвостом у них перед носом, а затем – исчезнуть. Срабатывает стопроцентно! Желание преследовать, догнать… Продолжить знакомство. Про себя этой приемчик она называла «эффектом Золушки». И пользовалась им не раз. Вот и сейчас сработало.

С Володенькой они хорошо покуролесили. Актер приехал в Москву из Екатеринбурга.

Лариса любила иногда приходить к нему в гости в комнату мхатовского общежития, где они могли ненадолго уединиться. Потому что надолго в актерской общаге с ее неустроенно-развеселым бытом уединиться было просто невозможно. По молодости – это ее вполне устраивало. Она ходила на спектакли с его участием. Была вхожа в гримерку… Ездила даже вместе с ним на отдых в Болгарию. Правда, дома она этот момент скрыла, сказав, что взяла две недельки от отпуска, потому что выдохлась на работе и хочет просто поваляться на золотом песочке.

Бывал и Владимир не раз в гостях у министерской дочки.

– Какие красивые дети должны получиться от Володи, – как-то мечтательно произнесла однажды Ларисина мать после ухода гостя.

– Угу, – недовольно крякнул хозяин дома, – с личка не пить водички. – Кобелина, бабник. Всё на морде написано. Нет, я своей дочке такого счастья не пожелаю. Ревностью всю свою жизнь изведет. Да и что это за профессия для мужика – тьфу! Ей бы кого посолидней, по военной части, что ли…

– Хватит нам уже одной генеральши, – недовольно сказала бывшая учительница, намекая на мужнину сестру и ее мужиков-солдафонов.

Лариса слушала спокойную перебранку родителей с улыбкой. Но отцу она отдавала должное. В чем-то был он прав. Одно дело – просто встречаться с таким актером-красавцем. И совсем другое – иметь его в качестве законного супруга.

Журналистка прекрасно помнила, как быстро и легко она с ним познакомилась. И понимала, что с такой же легкостью на ее месте могла оказаться другая. Ведь, вся его жизнь: гастрольные поездки, киносъемки, театральные поклонницы, поджидавшие его после спектакля у служебного входа с букетами – такая благодатная почва для новых знакомств и увлечений. И такое минное поле для любой женщины, связавшей бы себя с ним узами Гименея…

На тот момент до «уз» она, видимо, не созрела. Еще не вечер. Можно еще повыбирать… Да и чувство, вспыхнувшее однажды «в отместку» или в качестве «вышибающего клина», постепенно начало угасать.

Всё реже встречи и звонки с ее стороны. И всё спокойнее голос на том конце телефонного провода:

– Куда же ты запропастилась, милая?

– Да никуда, милый. Просто на работе – завал…

А про себя подумала: «Просто, милый, всё имеет начало и конец. Твое чувство светило отраженным светом от моего». И усмехнулась. Как в том анекдоте говорится: «Понял, милый? Понял, что милый…»

Сегодня вечером это произойдет…

И вот на фоне остывающих чувств к Володе как раз и нарисовался этот пианист. Кареглазый шатен с кудрями до плеч, с аристократической бледностью на лице, весь стройный, звонкий, изящный, похожий на какую-то дорогую статуэтку. Почему именно статуэтку? Лариса и сама, пожалуй, не могла бы ответить, отчего ей на ум пришло именно это сравнение. И еще она пребывала в сомнении: такое сходство звучит как комплимент мужчине или… всё же – наоборот?

Но она была вся под обаянием его изящества и изысканности. Как он выходил на сцену, как кланялся, как играл на рояле, как невозможно обалденно-изящно поцеловал ей руку, когда она пришла брать у него интервью… Как это его прикосновение таким приятным импульсом отдалось в ней. И как ее внутренний голос властно ему прошептал: «Ты будешь мой…»