Текст книги "Бешеный волк (СИ)"

Автор книги: Александра Плотникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

При этих словах голос старого Темного плеснул горечью, затаенной ядовитой болью. Неужто ему приходилось убивать близких?..

– Меня такому не учили… – прошептал Ваэрден, поджав уши и пряча взгляд в опустевшей чаше. – Мне мясо перепадало редко. Если бы я знал…

Иногда, когда были деньги, он что-то ел в трактирах, не чувствуя никакого вкуса – только, чтобы не привлекать ненужного внимания толпы. Но чаще его пропитание составляли крысы, кошки, пойманные в городских переулках, да кровь незадачливых бандитов, которым не повезло повстречаться с Бешеным Волком. Всспоминать о том, чем кормился до начала наемничьей жизни, не хотелось вовсе.

– Дело поправимое, – показательно-лениво зевнул во все клыки старый ифенху, глядя, как отбивная исчезает с тарелки. – Теперь знаешь. И полагаю, Малкар ди Салегри об этом пожалеет…

На пару минут воцарилось молчание. Старейшина пил вино, следил за гостем, пока тот не отложил вилку. Коротко метнул мысленный приказ, почти сразу откуда-то вынырнул молчаливый слуга, так же быстро исчез вместе с прибором. Змеиные глаза продолжали буравить Ваэрдена.

– Скажи, – Тореайдр допил вино и отставил в сторону кубок. – Ты помнишь, как стал одним из нас?

Темный вздрогнул. Но ответил:

– Смутно. Я же офицером был в королевской армии Искхана… Получил новое назначение, ехал в один из фортов на границе. Решил добраться побыстрее и не стал на ночь останавливаться в трактире. Ну и… поплатился. На дороге попал в разбойничью засаду. От пары отбился, третий мне сзади по голове дубинкой стукнул… Очнулся уже внутри гексаграммы. Кругом свечи горят, ни рукой ни ногой не двинуть, а надо мной Юфус с ножом в руке заклинание читает… Потом удар… В сердце. Больно было долго. Дальше ничего не помню. То ли полтора, то ли два месяца – полный провал, темнота… Только есть хотелось очень. Дальше помню – все, в чем хоть капля крови была, хотел сожрать. Не давали… Люди какие-то приходили… Лица…

Ваэрден запинался через слово, словно воспоминания никак не хотели всплывать наружу из тайников души. Старейшина не перебивал.

– Он тебя чему-нибудь учил? – вопрос прозвучал неожиданно мягко, голос старого ифенху сменил тембр, стал ниже, глуше, затекая в уши, как патока.

– Учил… Что нельзя попадаться, если охотишься. Я должен был… Приносить ему жертв для… исследований. И еще… я…

Волк не договорил, захлебнувшись глотком воздуха. От него плеснуло ужасом и омерзением. Змей быстро скользнул со своего места, припав на колено, обхватил младшего сородича за плечи, поймал затравленный взгляд.

– Говори, мальчик, говори…

В хватке воли Старейшины как будто забилась обезумевшая птица. Разум замкнулся сам в себе, теряясь в ворохе воспоминаний, которые Змею никак не удавалось разглядеть.

– Я был его игрушкой… Ему нравилось… показывать мне боль… чужую тоже… мужчины, женщины… Дети даже… А я…

Голос молодого ифенху становился все глуше, голова склонилась на грудь. Но ответы по-прежнему с трудом слетали с уст.

– Он тебя бил?

– Да… не только…

– Ты бунтовал?

– Да…

– Что случалось потом?

– Наказание…

Каменный мешок подвала. На сырых стенах немилосердно чадит пара факелов. Пол залит водой. Она собирается розовыми лужицами и лениво пытается стечь по желобам в канализацию. Спертый воздух пропитан запахом крови.

Прямо посреди подвала в пол вделано толстое железное кольцо. От него к ошейнику тянется цепь, не менее толстая и прочная. А ошейник – инквизиторский, между прочим, особый! – зажимает в тиски горло совсем юного трехмесячного ифенху, с которого ручьями стекает вода вместе с клочьями кожи. Стоя на коленях, седой отчаянно пытается не ткнуться лицом в пол, но руки подламываются. Вода на полу противно шипит. Полуголое костлявое тело дергается, ифенху рычит от ярости. Но привязь, и сдерживающие чары ошейника не позволяют ему добраться до хозяина – высокого холеного мужчины в свободном темном кафтане с напомаженной бородкой и волосами.

– Ты опять ослушался меня сегодня ночью. Отвратительно.

Больше всего бесит равнодушие в светло-серых, почти белесых глазах. Он не боится, не считает нужным бояться или уважать собственное творение! Для него это всего лишь эксперимент. Ифенху может быть подопытным животным точно так же, как какая-нибудь крыса… Демон забери этого человека, больно так, будто сунули в печку! А ошейник глушит силы, из тела словно вынули стержень. И ни слова нельзя сказать ему в ответ, потому что последует новая порция воды – вон и ведро стоит.

– Может быть, если тебя оставить на недельку-другую голодным, ты станешь изобретательнее?

Ваэрден ощерился, зарычал, сверкнув желтыми глазами из-под мокрых волос, свисающих клочьями. Тронь – и прядями поползут с головы. В нем все больше закипала тупая звериная злоба, последние остатки человеческого понимания гордости растворялись в яростном желании перегрызть глотку этой твари, бессмысленно длящей зачем-то изощренные пытки. Пробить клыками сонную жилу, сомкнуть челюсти, один рывок головой влево… Кровь у него, наверное, такая же прогнившая, как и он сам, но ради удовлетворения можно напиться и такой…

Тело вспомнило пыточное железо и «игры», которые ждут за пределами этого подвала. Ифенху затрясло мелкой судорогой и он опять свалился в лужу, уже не чуя боли.

– Послушание, мой мальчик, прежде всего.

К чему это сказано, зачем? Какой спокойный голос. И какой ненавистный. Человек подхватил ведро и безбоязненно пересек границу круга, очерченного длиной цепи, подойдя совсем близко к обозленному хищнику. Челюсти седого были способны перекусить руку ребенку, да и взрослого немало покалечить.

Ведро плюхнуло водой перед носом.

– Опусти руку в воду. Немедленно.

Так близко бьется жилка на шее… Всего один рывок, один ма-аленький рывок… Голова тут же отзывается болью на крамольные мысли. Он уже пробовал нападать на хозяина. Думал, сдохнет от боли. И надо встать, покорно сунуть тощую руку в этот жидкий огонь, достав пальцами до дна. И смотреть, как плавится плоть, теряя сознание от боли…

Ваэрдена трясло в беззвучной истерике. Ни слез, ни криков, только намертво сдавленное спазмом горло да дрожь, доходящая до мучительных судорог. Старейшина стоял перед ним на коленях и крепко сжимал в объятиях, гладя по волосам. Подпорченная одежда и впившиеся в кожу когти – мелочь.

– Успокойся, тише, тише… Это только память. Я больше не буду ни о чем спрашивать…

Обнять взбудораженный разум, приглушить, загладить, не то, чего доброго, мальчишка кинется убивать без разбору.

– Тише, тише, – нашептывал Тореайдр прямо в мозг Ваэрдену. А сам, сузив зрачки в ниточку, глядел в высокое окно, за которым опять клубились тучи. Он не жалел Волка, не унижал ложным сочувствием. В душе, прикрытая спокойствием и нажитым за долгую жизнь безразличием к мирским делам, поднималась ненависть. К таким, как Юфус и ему подобные. К тем, кто не желает признавать твое право на существование, если ты не такой как они. Спрашивать, действительно, не было надобности – Тореайдр уже видел, как дрессировали строптивого юнца, методично и вдумчиво, как забивали в мозг, в самую сердцевину, слепой рабский инстинкт подчинения, как калечили самую суть этого сильного, но полубезумного зверя. Достаточно было коснуться краешка памяти, чтобы увидеть всю череду поощрений и наказаний, почти кабальное полуголодное существование. Ваэрден был совершенно диким. Он не знал ни правил, ни законов, ни истории своей расы. Не знал даже, почему вода жжется, а кровь наоборот, лечит. А уж что такое Темный дар…

– За тысячи лет жизни я видел гораздо больше, чем ты, – увещевал притихшего младшего древний старец. – И поверь, приятного там было очень мало. Но то, что нас не убивает – делает нас сильнее. Поэтому ты будешь жить дальше, приняв свое бессмертие, как дар от него и забыв все прочее. Неприятности кончились. Пора учиться жить так, как тебе подобает.

– Я от него сбежал, – отстранился, наконец, Ваэрден. – Когда он в очередной раз куда-то уехал по делам. Я раньше боялся света, всегда возвращался затемно или пережидал в каком-нибудь подвале. А потом решил, что больше не хочу так жить. И уехал из города.

Храбрился мальчишка. Делал вид, что побег этот ему ничего не стоил. А сам старательно гнал от себя воспоминания.

– Он тебя искал? – Тореайдр разжал руки, поднялся и отступил, сочтя, что угроза нервного срыва миновала.

– Нет. Я бы знал. Я скорее поверю в то, что он… продолжает эксперимент в полевых условиях. Ему интересно, как я выкручусь.

Ваэрден откинулся в кресле и заложил руки за голову. Жест был нервный, сам он больше напоминал натянутую до предела струну. С вожделением поглядывал на пустой кубок из-под вина. Тореайдр его понимал – самое оно, после таких воспоминаний, напиться до зеленых алденят, но молодым ифенху крайне опасно что-либо пить, кроме крови.

Судя по всему, это именно тот Темный, о котором предупреждал Владыка Света, явившийся к Тореайдру почти пятьсот лет назад, когда еще не родилась даже бабка этого мальчишки. Спрашивается, откуда мог знать?.. «Светлые подобны богам» – говаривали когда-то прочие Старейшины, да примет Колесо их души. Хорош бог, пришел, надавал указаний, работой озадачил и исчез. Потом, правда, появился еще раз, но никаких толковых объяснений так и не дал. Только на результат посмотрел, кивнул и удалился.

«Хорошо им там, на своей стороне Колеса! Сидят чистенькие и могущественные, не боятся, что их на куски разнесет со дня на день!»

– Значит, он наверняка знает о том, что ты здесь… – задумчиво постучал когтем по подбородку старый ифенху. – Однако, через Договор ни он, ни Великий магистр не переступят. Побоятся.

Ваэрден вопросительно уставился на хозяина дома.

– Договор? Какой договор?

– Чуть меньше, чем пять столетий назад я со своими ребятами изрядно потрепал Великому магистру нервы. Так изрядно, что ряды Инквизиции поредели почти впятеро. Но и нас оставалась горстка, и все мечтали только о том, чтобы залечь в спячку лет на сто. Магистр глупцом не был ни тогда, ни сейчас. Поэтому мы и заключили перемирие. По его условиям всякий ифенху, оказавшийся под сводами леса Таймерин, для Ордена – неприкосновенен, а я обязуюсь не покидать своих владений. Они, видимо, надеялись таким образом запереть нас здесь… Но разве можно остановить реку или лесной пожар?

Тореайдр самодовольно улыбался. Заложив руки за спину, он прохаживался туда-сюда по библиотеке, но не сводил глаз с Волка.

– Ты будешь находиться под моей опекой до тех пор, пока я не решу, что ты более в ней не нуждаешься. Поэтому, будь гостем, но не забывай, что здесь все обязаны подчиняться правилам.

На короткое мгновение воля Старейшины снова надавила на разум Волка, затмив собой все остальное. Тот содрогнулся, но взгляд змеиных глаз выдержал, упрямо вскинув голову.

– Я больше не буду ничьей служебной собакой, – резко отчеканил он.

Тореайдр хмыкнул, но промолчал. Сильная воля юноши ему определенно нравилась. А вот характер… Этот никогда не станет частью общины или Клана.

2. Люди и звери

Малкар ди Салегри откровенно не желал появляться ни в одной из крепостей Ордена. А уж тем более ехать в саму Цитадель с пустыми руками. Всю душу из него проклятый оборотень вынул!

Это желтоглазое седое наваждение не отпускало рыцаря из своей хватки вот уже два с лишним века. Поначалу, увидев творение мертвятника, командор решил, что оно должно быть уничтожено во что бы то ни стало. Нельзя так издеваться на человеческой природой! И Салегри охотился на него со всей страстью поборника справедливости, убежденного в своей правоте. Выслеживал, изучал повадки и привычки, старался узнать врага так, как тот и сам себя не знал. Не раз судьба сводила их лицом к лицу, давая Салегри возможность исполнить желаемое. И каждый раз что-то останавливало руку, заставляло или отступить или дать сбежать.

Трижды клятая тварь!

Командор сплюнул и подстегнул рельма. Бык взревел, и копыта загрохотали по каменной части моста через реку. На той стороне стражники уже вращали вороты. Толстые бревна вошли в выемки замшелой кладки, и всадник проскакал под медленно ползущей вверх решеткой.

Небритый, в тусклых мятых доспехах и грязном плаще, командор вызывал у подчиненных оторопь пополам с усмешками. Через десять минут после его приезда шушукалась вся крепость: Салегри опять упустил добычу! Старшие рыцари качали головами, те, что помоложе, азартно спорили и делали ставки – как на этот раз хитрый Волк одурачил командора? Некоторые втихаря даже хвалили удачливого ифенху, восхищенно цокая языками. Вот это прыть! Цитадель гудела, словно пчелиный улей, ведь магистр Малефор почти сразу же вызвал Салегри к себе, прямо на заседание Круга магов… Что-то будет?

Что-то будет.

Малкар понял это, едва вошел в Зал Собраний.

В роскошном, отделанном золотом, янтарем и мрамором чертоге собрались все пять действующих магов Круга. В том числе и Юфус Кассин – у-у, мертвятник. Вальяжно расселся на жестком стуле, поглядывает на всех с этакой кошачьей улыбочкой, кривым атамом поигрывает. Меалинда Рив, кошка крашеная, окатила командора томно-презрительным взглядом, как ушат кипятка на голову вылила. Грудь из декольте роскошного платья не просто выглядывала – откровенно пыталась выпасть. Рыцарь фыркнул и, более ни на кого не обращая внимания, чеканным шагом приблизился к Великому магистру Мобиусу Малефору. Резко, по-военному, дернул полуседой кудлатой головой и уставился жгучими черными глазами в безвозрастное лицо Хранителя Времени. Малефор смотрел так, словно съел на завтрак не какую-нибудь перепелку в ананасовом соусе, а кусок скалы. Право, ему больше подошел бы мундир и доспехи, чем расшитая золотом магистерская мантия.

– Упустил? – равнодушно спросил маг, глядя прямо перед собой жесткими серыми глазами. Силища в нем чуялась немалая, даром, что немощного порой изображает. Старость для него не больше, чем маска.

– Да, – глухо ответил рыцарь. – Он скрылся в чаще Таймерин.

– Идиот, – бесцветным голосом заявил магистр. – Тореайдр обучит его. И тогда из леса выйдет чудовище, которое мы уже не сможем остановить.

Юфус со своего места отчетливо фыркнул:

– Сомневаюсь, друг мой. К сожалению, Ваэрден совершенно неуправляем, упрям и слушает только себя. Боюсь, даже у нашего Зеленого Змея может не хватить выдержки воспитать его… Они нам его сами вернут, да еще и приплатят! – некромант хохотнул, остальные отозвались сдержанными смешками.

– На кол мерзавца, и вся недолга! – зло пробормотал Малкар, плюхнувшись на свободный стул и громыхнув так и не снятым железом. – Дело Инквизиции ловить и убивать тварей, а не играться с ними!

– Крысоловы тоже убивают грызунов, – проворковала Меалинда, тряхнув красновато-рыжими кудрями. – А алхимики на них опыты ставят, что такого? Это та же крыса, только двуногая и говорящая. Может, я попробую заставить его поиграть с моими зверушками…

«Зверушками» она называла демонов, которых то и дело вызывала для своих, малопонятных прочим магам целей. Иногда ради развлечения она стравливала их с пленными ифенху и впитывала страдания жертв, как сухая губка воду. Поговаривали, что целью ее изысканий был выход на Светлую сторону Колеса, туда, где могущество живых богов льется рекой. Салегри в это не верил, считал дамочку свихнувшейся. Сам он был чистой воды боевым магом, и если уж брался сплетать заклинания, то не мудрствовал – бил чистой яростью и бешенством, обращенным в огонь, прямо в лоб.

– Вы не о том спорите, господа, – внезапно проскрипел со своего места Бэймур, старый, сморщенный, как чернослив, кудесник, Хранитель Жизни. – Времечко-то уходит. Мы больше не можем брать силы Колонн без Опоры Равновесия. Прежний умер двести пятьдесят лет назад. Нового вы так и не нашли! По всей Ниерр-атэ свирепствует чума. Посевы и скот гибнут! Расползаются твари вроде трехголовых змей и шестиногих собак!

– Мы? – взвился Юфус. – А ты сам? Все по лесам своим шастаешь, собаками интересуешься? Тебе не хуже нашего известно, что младенца кто-то скрыл от нас!

– Если так, младенец давно вырос, вошел в силу и превратился в необученного мага, который должен испускать достаточно сильные волны, – встряла в спор Меалинда. – А если он умер, то должен был родиться кто-то еще следом за ним. И мы бы слышали это.

– Но, ни того, ни другого, ни третьего не произошло.

Малефор, наконец, изволил лязгнуть голосом так, что все присутствующие затихли. Старик провел левой рукой по тонким седым волосам, и стукнул по узорчатому мраморному полу окованным острием посоха, зажатого в правой руке. Черный круглый камень в навершии хищно сверкнул.

– Есть одно существо, которое наверняка знает ответы на ваши вопросы… Последний Старейшина ифенху. Тореайдр Манвин.

– Договор, магистр, – тихо подал голос кто-то из магов. – Тореайдр его соблюдает.

– Любой договор можно обойти или прервать, – усмехнулся Малефор. – Особенно в столь неспокойные времена… Малкар!

Все это время изображавший статую командор встрепенулся и вопросительно посмотрел на главу Ордена.

– Собери группу капитана Воладара и отправь на зачистку деревень возле южных границ Таймерина. Поселения зачумлены, зараза не должна распространиться дальше… на юг.

Салегри кивнул, пристально посмотрел в глаза Мобиусу и вышел, нарочито громко лязгая доспехами.

* * *

– Разэнтьер!

«Чтоб ты провалился, старый пень!»

– Слушаю, командор.

Капитан Разэнтьер Воладар отвлекся от развернувшегося на плацу зрелища. Полсотни бойцов в тяжелых доспехах на толстой стеганой подкладке усердно отрабатывали приемы строевого боя – высунуться из-за щита, ударить деревянным мечом подбегающего «ифенху», спрятаться обратно. Спустя полчаса рубки «ифенху» и «ополченцы» менялись местами. И так полдня.

Получившие передышку от тренировки новобранцы облегченно выдохнули, но сбежать не решились, ели глазами начальство. Начальство тем временем сделало вид, что ест глазами командора. Ростом офицер вышел чуть ниже старого рыцаря, однако смотреть на него ухитрялся слегка сверху вниз. Резкий, четкий, прожаренный солнцем, с цепким взглядом пронзительно-голубых глаз и копной уже давно не стриженных каштановых волос, Воладар напоминал клинок. Капитанский мундир сидел на ладной фигуре как влитой, оружие на поясе казалось продолжением воина.

От скрещения двух взглядов воздух между мужчинами едва не начал сыпать искрами. Разэнтьер глаз не отвел, только сузил их в две щелки и нацепил на лицо маску невозмутимого безразличия.

– Собирай своих вояк, отправитесь к южным границам Змеевых дебрей. Проездные грамоты через Искханскую границу я вам обеспечу.

«И что мы там будем делать, Тореайдровых ворон считать? Это же при хорошей погоде не меньше двух месяцев пути!»

– Каковы приказания? – вслух спросил капитан.

– На землях герцога Теодрика свирепствует чума. Вам надлежит провести зачистку в деревнях по окрестностям болот, дабы зараза не распространилась дальше. Заслон поставите только с южной стороны, наличие живых и благополучие владений ифенху нас не касается.

«Опять затеяли со стариком игру в «кошки-мышки»? Ну-ну».

Разэнтьер коротко кивнул и повернулся к застывшим как изваяния новобранцам:

– На сегодня свободны!

Парней как ветром сдуло. Капитан поднял голову, прищурился на яркое солнце. Серый камень главной крепости Ордена высох и прогрелся так, что к полудню в ее стенах становилось невыносимо душно. И зверски воняло гнилью, потому как командор после очередного успешного рейда распорядился вывесить тела убитых Темных по внешнему краю стен – для устрашения прочих оборотней. И вот теперь они болтались там даже не исклеванные, ибо ворон и любых иных стервятников рыцари безжалостно истребляли везде, где видели, а уж в окрестностях крепостей – тем более. Старейшина часто следил за внешним миром с помощью этих птиц. «Глаза и уши Змея» – так их называли. Инквизиция же слежки за собой допускать не собиралась.

«И вот нельзя было их просто утопить? Растворились бы и все… Тьфу, пропасть, нашел о чем думать!»

Разэнтьер размашистым шагом поспешил к казармам, на ходу привычно размышляя о том, сколько каких припасов нужно будет брать с собой на весь отряд. Скакать предстояло через две страны, Искхан и герцогство Вильское – путь неблизкий.

– Совсем они там наверху из ума выжили, – ворчал капитан. – Неужели нельзя было направить кого-то из местных? И проще, и расходов меньше. Так нет, подавай ему меня. Или это маленькая личная месть?.. Заигрались вы, господа, в интриги со Змеем!

Ворчи не ворчи – а приказ все-таки выполнять надо. Посему Воладар до вечера носился по Цитадели, как заведенный, успевая, к тому же, исполнять свои прямые обязанности и сдавать незавершенные дела помощникам.

А когда стемнело, он последний раз спустился в подземелье – к своим подопечным.

Темницы Инквизиции в любой стране выглядели мерзко. Чтобы немногочисленным пленникам жизнь сладкой не казалась. Сырые стены покрыты мхом и черной плесенью, по полу тут и там нарочно разлита вода. Факелы еле тлеют, дерево вечно гниющее, запах – хоть мертвых выноси. Об удобствах ифенху никто не заботится, еще меньше вспоминают, что они все-таки живые существа. Разэнтьер, как никто другой, знал, что постулат «Ифенху – это нежить!» – всего лишь миф, нарочно раздутый молодым и пылким Малкаром ди Салегри еще этак с тысячу лет тому назад ради войны. А может и раньше, кто их, магов, разберет…

Каких только легенд не распускали о «лунных охотниках» – и детей, мол, воруют, чтобы в себе подобных превращать, и девиц совращают (положим, девицы сами не прочь прыгнуть в постель к какому-нибудь статному нелюдю взамен деревенского пропойцы), и черным колдовством промышляют (на себя посмотрите, господа орденцы). И танцы устраивают непотребные на вершинах холмов лунными ночами. Не иначе, тем, кто распускает эти сказочки самим завидно, что не могут творить того же самого. А то знавал капитан кой-кого, кто не отказался бы ночью голышом поплясать с девицами этак пятью или шестью…

За шесть лет службы через Воладаровы руки прошло больше сотни измученных голодных грязных существ, часто не понимающих, что происходит и за что над ними издеваются. Опытные взрослые ифенху уходят от загонщиков, бросая рыцарям непригодный молодняк, и вытаскивая только тех, кто по их законам достоин жизни.

Жестоко. Но оправданно.

А вот и первая дверь, тяжелая от сырости и толстых железных полос. Натужно заскрипел ключ в замке, завизжали петли. Из темноты в нос ударил смрад неухоженного тела и нечистот. Разэнтьер привычно заставил себя его не замечать. Свободной рукой он вынул факел из держателя на стене в коридоре и вошел в камеру. Второй рукой он придерживал на плече два небольших бурдюка, в которых по меркам ифенху булькало весьма аппетитно.

Куча тряпья в дальнем углу зашевелилась и из нее, звеня цепью от ошейника, кое-как выползло тощее, обросшее свалявшимися космами существо с горящими красноватым свечением глазами. Торчащие на ребрах остренькие грудки выдавали в нем девочку лет тринадцати, но этим все женское и ограничивалось. Ни о каком «очаровании ифенхи» речи и подавно не шло – мало того, что она больше походила на ходячий скелет, так еще от постоянной сырости серо-грязная кожа покрылась язвами. Плесни на девочку водой, и она сгорит за полминуты – настолько мал внутренний запас сил.

– Здравствуй, – сказал Разэнтьер и вставил факел в кольцо по эту сторону двери. Приближаться не спешил. До кормежки это было попросту опасно, несмотря на ошейник.

– Ты принес? Принес? – юная ифенхи заскребла отросшими когтями по полу, зашипела диким зверенышем. Оскалила тонкие клыки.

– Лови, – капитан кинул ей один из бурдюков и остался на месте. На его лице не дрогнул ни единый мускул, пока она жадно выдирала затычку из горлышка и пила взахлеб, проливая чуть ли не половину на себя. Пролитое, впрочем, тут же впитывалось в кожу.

– Дай! Да-ай! – заныла ифенхи, отбросив опустевший бурдюк в угол. – Дай еще!

– Не могу – покачал головой офицер. – Тогда не хватит крови твоему соседу по заключению. Сама знаешь, мне больше не дают.

– Мне мало, – захныкала девочка еще громче. – Мне холодно, я не могу так… Я хочу как все… Чтобы мама… Чтобы жених… Я не хочу крови, я конфеты люблю! А они тухлятину дают! Кости!

Разэнтьер удержал вздох. Что ей ответить? Что все будет хорошо, и она попадет к маме? Вранье. И она это знала. Как знала и то, что ее казнят.

«Почему никто не удосуживается кормить узников нормально? Если приучить ее к человеческой пище, она, возможно, смогла бы жить как все, ведь крови-то понадобится совсем чуть…»

Но кто он такой, чтобы с начальством спорить? Салегри выгодно прилюдно казнить «упырей» – а то еще, не дай боги, кто-нибудь пожалеет пленников и авторитет Ордена падать начнет. Да и некому будет заниматься воспитанием полубезумного клыкастого подростка, а самому Разэнтьеру ее забирать некуда.

– Я завтра уезжаю, – спокойно сказал капитан.

– На… надолго? – ифенхи тут же вскинулась, заволновалась, завертела головой, даже не пытаясь убрать падающие на лицо сальные спутанные пряди.

– Не знаю. На месяц, может, на два.

– Значит, я тебя больше не увижу… – девочка поникла, съежилась, сворачиваясь клубочком. – Зато увижу солнце.

На самом деле случай был из ряда вон выходящий. Детям с незрелым разумом передавать Темный дар запрещено, это знают и ифенху, и инквизиторы. Уж слишком непредсказуемым и опасным может получиться результат. Однако ж, попался извращенец, вырезавший всю ее семью вместе с работниками. Ее саму он обратил, изнасиловал и сбежал, оставив перепуганного ребенка «резвиться» в обезлюдевшей усадьбе среди трупов. Когда туда добрались рыцари Ордена, девочка сама вышла к ним, совершенно сумасшедшая и перепуганная. Ифенху через неделю поймали и обезглавили на месте. Просить о снисхождении для нее не имело смысла – милосерднее было убить.

Воладар решительно шагнул к ней, присел и, наплевав на вонь, обнял за плечи. Девочка задрожала и всхлипнула.

– Может быть, в новом рождении тебе повезет больше.

Красноватые глаза уставились на него затравленно и неожиданно зло.

– Лучше бы меня вообще не было, – прошипела она. – А ты добренький, значит, станешь одним из нас, вот! И они тебя тоже на кол! Потому что им нет разницы, кого убивать, они никого не любят!..

Разэнтьер молча встал, подобрал оба бурдюка, забрал факел и вышел. Снова заскрипел замок.

Второй узник вовсе не был столь рад тюремщику, несмотря на принесенную кровь. Его, в отличие от девочки, держал не только ошейник, но и короткие кандалы. Сырость лишь чуть попятнала его лицо и руки, нездоровой вони было гораздо меньше. А вот сам ифенху, высокий крепкий мужчина в одежде наемника, был зол, как стая алден, кривил губы в ехидной усмешке и смотрел исподлобья. Этого ведром воды не сожжешь и баландой из помоев и костей не напугаешь.

– А, добренький наш пришел, – осклабился пленник. – Пожрать принес. Ну давай, чего у тебя там… Жаль, девичье бедрышко прихватить не догадался, а то тут у вас оголодаешь так, что брюхо к спине липнет.

Воладар без единого слова прицельно бросил ему бурдюк. Здесь жалости места не было, без разбору браконьерствующий хищник ее не заслуживает. Надо было и вторую порцию девчонке отдть.

– Весь такой правильный, мальчик, – хохотнул ифенху, допив свою долю и пристально вглядываясь Разэнтьеру в глаза. – Закон и порядок, да? Ну, лет через пять тебя излечат от иллюзий, поверь на слово. И ты станешь таким же, как Салегри. И не смотри на меня так, мальчик, я же вижу, насколько ты его не любишь. Что он тебе сделал? Убил кого-то, или… ах, несправедливо осудил на смерть… Печально, конечно, но такова жизнь, разве нет?

С каждым сорвавшимся с губ пленника словом лицо капитана все больше каменело, а глаза превратились в две голубые льдинки. Он поймал бурдюк обратно и сухо произнес:

– Казнь назначена на завтра в полдень.

Развернулся, чтобы выйти, с трудом заставив себя не вздрогнуть, когда ифенху издевательски расхохотался ему в спину.

* * *

«К сожалению, решение о передаче Темного дара людям было весьма скоропалительным. Как показала практика, человеческий организм оказался довольно таки слабым даже для малой толики Сущности, которую несет наша кровь. В каждом из случаев подсадки ее к душе человека происходит патологический сбой, приводящий к постоянному, необратимому истощению внутреннего запаса жизненной силы. В свою очередь это ведет к необходимости почти каждодневного быстрого пополнения ее резерва через кровь, и каждый раз Сущность выходит из-под контроля, превращая человека в неуправляемого зверя.

Так же происходят сбои в некоторых системах внутренних органов, появляется ненормальная чувствительность к воде и солнечному свету, аллергическая реакция на некоторые виды растительной пищи. Частично меняется внутреннее строение. Женщины теряют способность к зачатию от обычных человеческих мужчин, если же человеческая женщина получает семя носителя Темного дара, то плод, как правило, либо не выживает, либо убивает мать еще до своего рождения. Признаков какого-либо разума у таких особей не обнаружено. Но за сохранение Памяти Крови мы готовы заплатить и такую цену…»

– Эй, книжный червь, долго ты там будешь сидеть?

Ваэрден заложил страницу когтем и хмуро уставился сверху вниз на вопящего сородича. Развилка в ветвях старого сероствольника была удобная, день мягкий – солнце проглядывало из туманной дымки не более чем светлым бликом. Спрыгивать с дерева Волк откровенно ленился.

– Образование еще никому не вредило, – неохотно ответил он.

– А чего тебе образовываться, – хохотнул ифенху. – Ты как рыкнешь, так вся Инквизиция разбегается.

– На тебя, – седой выгнул бровь, – тоже рыкнуть? Или сам разбежишься, как Инквизиция?

– Ну, как хочешь, все нормальные ифенху собираются в деревне кости размять.

– А я ненормальный, и мне лень, – отрезал Волк и прислонился затылком к шершавой серой коре. Резное кружево листвы вычертило на жемчужно-сером небе прихотливый узор, по которому взгляд скользил, не отрываясь. Раскидистый великан рос в западном углу внутреннего двора поместья, возле стены, облицованной красным гранитом. Здесь почти не шастали слуги и редко заглядывали ифенху, поэтому Волк и облюбовал себе это место. А если забраться на толстую ветку повыше и посмотреть через острые кованые шипы на вершине стены, то можно увидеть кусок дороги, бегущей с холма, на котором стоит поместье, и поселение людей.

Болото, вопреки сказкам, занимало лишь часть владений Старейшины, гигантским рвом окружая гранитное плато, на котором раскинулась плодородная долина с хозяйским замком и городком людей. Клан Змея почти всем обеспечивал себя сам, лишь иногда следопыты, отправляясь во внешний мир, привозили то, чего недоставало Клану или его Мастеру – железо, дерево, книги, дорогие ткани, поделочные и драгоценные камни…