Текст книги "Бешеный волк (СИ)"

Автор книги: Александра Плотникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Тогда тем более, святилище может стать нам защитой. Готовьтесь, завтра Салегри наверняка решит разнести нас в клочья. Часовых с надвратной башни снять. Этой ночью к нам могут прийти гости. А с тхаргами я… договорюсь.

Его не поняли. Воладар отчетливо видел, как они скрывают недоумение за серьезными сосредоточенными масками. Зачем собирал совет, если все уже решил сам? Решить-то решил, да надеялся услышать, что скажут соратники. Вдруг у кого-то родились куда более удачные идеи? Нет, они всего лишь возражали, но не предложили ничего взамен…

Не стоило даже сомневаться в том, что Змей и вовсе себе на уме, уж слишком невозмутимой выглядела его зеленая морда. Дворянское чутье вовсю вопило Разэнтьеру, что помощи от Старейшины ждать не стоит, и более того – старый ифенху может в любой момент решить, что ему и вовсе выгодно подставить бунтовщиков под удар Ордена. Это восстание насквозь пропахло интригами, и риану жалел только об одном – что у него недостаточно опыта интриговать в ответ.

А Волк и подавно ничего такого не умеет. И будет драться до тех пор, пока его на поле боя по частям не закопают.

Расходились молча. У Разэнтьера от этого молчания мурашки по спине бежали: стая отделила вожака от себя непониманием, и теперь просто будет следовать его приказам, не утруждаясь несогласием и не давая советов. Выйдя в морозную ночь, бывший капитан долго бродил по затихшей крепости. Обе луны изливали холодный свет на побелевшие от инея стены, на припорошенные снегом постройки, на кучи хлама, сваленные то здесь, то там. Кое-где голубоватое сияние было разбавлено рыжими сполохами факельных огней, дым ткал причудливые призрачные фигуры в кристалльно-ясном воздухе. И чем дольше Разэнтьер разглядывал никудышную обреченную крепостицу, тем больше понимал: Бешеный Волк не вытянет все это в одиночку. Невозможно удержать на плечах восстание, когда рядом есть только исполнители, но не друзья.

Разэнтьер ругнулся и решительно зашагал назад к дому Ваэрдена. Его трясло, он не представлял, как сумеет выговорить пришедшие на ум слова, но иначе поступать было нельзя. Казалось, будто его подхватило мощное течение, плыть наперекор которому – опасно вдвойне. Чтобы храбрость его окончательно не покинула, Воладар вошел во флигель без стука.

Он ожидал, что помешает уединению влюбленной парочки, но ошибся. Госпожа тон Манвин спала, свернувшись клубочком на лежанке в углу, а Ваэрден сидел возле печки, похожий на взъерошенного не то пса, не то грифа – он сутулился, и выпущенные крылья отбрасывали на стену жутковатую горбатую тень. Ненужную больше лампу он потушил, только багровые отсветы пламени смутно обрисовывали угловатую фигуру.

Сейчас!

Ифенху покосился мерцающим глазом. Сердце болезненно заколотилось о ребра. Дыхание застряло в горле жестким комом. Как ни старайся, а от Темного не скроешь ни волнения, ни намерений.

– Зачем пришел? – Волк повернулся, и у Разэнтьера предательски дрогнули колени. Стоять, тряпка!

Сейчас. Слова замерли на языке, в глазах потемнело. Но это был не страх. Человек ощутил себя дерзнувшим прикоснуться к древней тайне.

– Мастер…

Слово вырвалось само. Волк изумленно вскинулся и воззрился на него, как на призрака. Такое обращение подобает лишь птенцу, дар уже получившему, но не безумцу, осмелившемуся его просить. Воладар набрал в грудь воздуха и единым духом, чтобы поздно было отступать, выпалил:

– Я прошу тебя о милости. Одари меня благословением своего народа. Я хочу разделить твою вечность.

Теперь пути назад не осталось. Что он сделает? Откажет? Или прямо здесь вцепится в горло? Разэнтьер словно в тумане видел, как ифенху поднялся и подошел. Жесткая хватка жилистых рук сдавила плечи и Воладара встряхнули как куклу.

– Ты понимаешь, о чем говоришь? – надтреснутый голос Волка донесся как сквозь вату. – Понимаешь, чего просишь? Разь!

– Да… – выдохнул тот, глядя в мерцающие мирной зеленью зрачки. – Да. Пока ты вел этот совет… Послушай, ты же видел, они не станут тебе помогать! Они будут идти за тобой и ждать, пока ты ошибешься, чтобы с чистой совестью потом сказать, что были не при чем! А я не хочу так! Понимаешь? Не хочу!

Голос превратился в свистящий полушепот, страх и волнение сменились одержимостью.

– Люди живут по два-три столетия, – горячо говорил Разэнтьер. – Но мы хрупки, как сосульки на весеннем солнце по сравнению с вами. В один прекрасный день меня могут убить, и ты останешься один. Я хочу идти с тобой рядом не только в этой войне, но и после, если ты позволишь. Чтобы было кому, в случае чего, прикрыть тебе спину где-нибудь у демона в заднице.

Ваэрден отстранился и глядел на Разэнтьера почему-то растерянно и испуганно. Сердце человека болезненно екнуло. Что он, ради всего святого, сделал не так?

– Ты отказываешься? – Воладар вздрогнул, почувствовав на себе еще один взгляд, и оглянулся. Лемпайрейн, разбуженная разговором, пристально и неодобрительно смотрела на них, но не вмешивалась. Насколько знал риану, как просьба о даре, так и ответ на нее оставались только между двоими, даже если произнесены были при свидетелях.

– Я… нет. Нет, не отказываюсь. Просто… Я не знаю, как это делается. Я никогда никого не одаривал.

Волна облегчения окатила Воладара с ног до головы. Отказа не прозвучало! И прямо сейчас неизвестность не откусит ему голову…

– Ну… Я согласен подождать. Только ты не забудь.

Разэнтьер повернулся, собираясь было уйти, но его внезапно сгребли в охапку и железным хватом притиснули к груди. Окатило жаром сухого жилистого тела, на миг накрыло валом болезненной благодарности… и тут же его вытолкнули из дома, словно испугавшись этого приступа нежности…

11. Сжигая мосты

То же время, земли Ордена

Ночь скрыла его полет от глаз живущих. Они почти никогда не смотрят на небо, а если кто-то и поднял голову в такой час – он ничего не смог бы увидеть. Разве что росчерк вытянутого крылатого силуэта, промелькнувший по диску Акрея – если повезет. Он был черен, как эта усыпанная звездной пыльцой ночь, незрим и страшен.

Могучие широкие крылья редкими сильными взмахами несли бронированное тело вперед, тонкие длинные усы извивались, ловя малейшие течения ветров, мягкий чуткий нос даже на такой высоте ловил приглушенные зимним морозом запахи. Далеко внизу несла черные, маслянисто блестящие воды река, двумя широкими рукавами огибая остров и огромную Цитадель, перекинувшую с него мосты на оба берега.

Правильное для себя место Инквизиция выбрала: теплые ключи в этой части русла не дают льдам сковать реку, а Темным – воспользоваться морозами для атаки.

Даэйр фыркнул и подвернул одно крыло, закладывая вираж и снижаясь. Бесшумный, как сова, он летел к скалистой части острова. Там, среди острых, не сглаженных ни водой, ни ветром камней, его поджидали. Сиротливо мерцал маленький желтоватый огонек кристалла, заметный только зорким глазам небесного хищника.

Хлопок крыльев, тело изгибается, выходя из воздушного потока. Даэйр единым движением опустил себя на камень, выбив ударом хвоста крошку. Скрежетнули когти, высекая снопы искр. Склонилась рогатая голова, и желтые глаза заглянули в лицо Великому магистру.

«Здравствуй, человече» – отдался гулким эхом в сознании голос ящера. Усы подрагивали, ноздри трепетали, внимая запахам.

– Зачем пришел? – хмуро поинтересовался Мобиус. Он кутался в подбитый мехом плащ и без привычного тяжелого посоха в руках чувствовал себя неуютно. – Кот прислал?

– И да и нет, – даэйр заговорил вслух, и его рыкающий глуховатый голос пробрал потусторонним морозом до самых костей – отрешенность Смерти звучала в нем столь явно, что хотелось позорно сбежать. Даже ощутимый жар даэйрского тела не мог разогнать потустороннюю стужу, разлившуюся вокруг.

– Так что тебе здесь нужно, Светлый?

– Слишком много мертвых я слышу. Нежить по деревням, призраки в городах, голодные беспризорные Жнецы, хватающие кого попало. Кто водит души умерших за Грань? Кто дает им новое рождение? Твой Смертоносец самонадеян и глуп. Он совершенно не способен исполнять свой долг.

Слабый свет шаргофанитового кристалла выхватывал из темноты пластины грудной брони – паутинчатый золотой узор по черни. В другое время и при других обстоятельствах магистр мог бы счесть это могущественное существо прекрасным. Но теперь ему приходилось тщательно выбирать выражения, чтобы не послать хэйвийского Смертоносца дальним лесом. Докладов о ходячих мертвецах действительно много. Надо быть идиотом, чтобы от них отмахиваться: серебряные монеты уже постепенно исчезают из оборота – их переплавляют в амулеты. Скоро взлетят цены на зерно и скот, а там и до голода недалеко.

Да к тому же, выпущенные им самим «собачки» делают свое дело – пока незаметно, но сколько продлится это самое «пока»…

– К сожалению, вопрос об отлучении непригодного к служению Хранителя может решить только Опора Равновесия, которой Колонны Десмода сейчас не имеют, – отчеканил маг.

Даэйр снова фыркнул и резким движением выпрямился, воздвигшись на задние лапы. Передние он скрестил на груди. Хвост задергался туда-сюда, как у рассерженного кота.

– В вашем положении, даже если избранник Духов просто-напросто осенен Их благословением, без положенных ритуалов и прочего, можно считать, что Опора Равновесия уже есть. Впрочем, его дела меня не касаются до тех пор, пока он не стоит на Грани. Меня интересуют лишь мертвые… и архивы отступника Юфуса.

– Зачем они тебе? – выражение лица магистра осталось таким же каменным, как и морда Хранителя Смерти. Необходимость опускать взгляд перед старшим приемным сыном Кетара несказанно раздражала Мобиуса, но он был наслышан о том, что даже даэйрам-полукровкам в глаза смотреть опасно.

– Ищу упоминания о гончих, – ответил хэйвиец, снова опускаясь на все четыре лапы и слегка расправляя паруса крыльев. – К несчастью, эти духи почти вымерли из-за небрежения моих предшественников. Надеюсь разыскать хотя бы пару для работы.

Лжет? Скорее всего. Все щиты подняты в глухую оборону, а по чешуйчатой, отдаленно похожей на собачью морде и не скажешь, о чем он думает. Что ж…

– Ничем не могу помочь, – развел руками Мобиус с сожалеющей улыбкой. – Если он и оставляет какие-то записи, то мне неизвестно, где они хранятся. Не имею привычки следить за соратниками по Кругу. Если тебе нужны бумаги – ищи их сам.

– Благодарю за совет, – в голосе даэйра на несколько мгновений промелькнули ядовитые язвительные нотки. – Непременно поищу. И непременно наведаюсь к вам в гости, как только что-то выясню.

Исполин присел, с треском расправил крылья и мощно оттолкнулся, чуть не сбив магистра с ног порывом ветра. Какое-то время еще слышалось удаляющееся хлопанье крыльев, но самого Смертоносца ночная тьма поглотила почти тотчас.

Малефор сплюнул в сердцах и очертил в воздухе арку портала. После разговора со Смертью (настоящей, не то, что этот болван Кассин!) хотелось оказаться поближе к теплому камину.

* * *

Они двинулись на приступ еще до рассвета. Снежная темень расцветилась дымными огнями факелов, ее тишь разорвал яростный гул голосов. От людей веяло злостью, желанием сровнять с землей груду камней, в которой засели эти алденовы волки. Они остервенело перли таран, упрятанный под наклонные щиты из досок и шкур, присыпанные сверху снегом от горящей пакли. Часть тащила штурмовые лестницы под прикрытием косо летящих стрел. Кажется, тактическая разумность совсем покинула командора.

Гнев делал воздух тяжелым и ядовитым.

Как и тогда, Волк открыто стоял на зубце стены, расправив крылья и рыщущим взглядом высматривая личных врагов. Без доспехов, в распахнутой куртке, с растрепанными волосами.

Стрелы почему-то все до единой летели мимо него.

– Осерчали за лошадок-то… – хмыкнул он себе под нос. – Идите-идите… нас взять легко.

Они шли, свято уверенные в том, что боеприпасы у защитников кончились – со стен не было пущено им в ответ еще ни одной стрелы, сыпался только отборный мат бунтовщиков, застывших редким строем между доспехов, спешно надетых на швабры и торчавших между зубцов «для количества».

На губах у Волка, как приклеенная, застыла наглая усмешка, но на самом деле он напряженно ждал. Сердце, заходясь, болезненно колотилось о ребра.

«Ну, где ты, сволочь?»

За строем атакующих на какие-то мгновения мелькнули белесые глаза некроманта.

И в упор посмотрели на него.

Волевой удар едва не сшиб вниз. Заставил покачнуться, хватануть ртом воздух.

«На колени, пес!»

Ваэрден рыкнул и взмахом крыльев удержался на месте.

«Размечтался. Я не твоя собака».

Кости скрутило болью. И тут же стрела ударила в плечо. Он только зашипел на Тагара, попытавшегося опять сдернуть его под защиту зубца.

– Делайте вид, что вам нечем отбиваться, мать вашу! Оставьте меня в покое!

Стая послушалась. Пустили несколько жиденьких залпов стрел похуже, изображая попытку защитить ворота и отпугнуть орденцев от стен.

У вожака темнело в глазах. Он не видел самого Юфуса, но все отчетливее чувствовал, как желание подчиниться бывшему хозяину удавкой пытается стянуть разум. В памяти всплывал все тот же подвал, полный удушливой мглы, холодного железа, унижения и страха. Боль стучала в висках в такт ударам тарана по воротам. Те трещали, поддаваясь. Подпиленный засов вот-вот должен был разлететься.

Покорись, и боль ослабнет, нашептывала чужая воля. Сдайся, пес.

«Нет!»

– По моей команде поджечь фитили!

«Ты мой».

«Катись к демонам!»

Память о Воладаре. Волк спрыгнул с зубца и вцепился в эти воспоминания, в узы со своим риану, как в спасительную соломинку, превратив их в щит. Кругом его бойцы спешно спускались со стен и поджигали заранее заготовленные запалы. Внутри Воладар, услышав молчаливый призыв, старался помочь, как умел. Ваэрден с головой ухнул в ворох чужих детских воспоминаний, пытаясь ими заглушить навязчивый зов.

Трещали под ударами ворота.

Трещало спокойствие. Но ифенху вокруг продолжали делать свое дело, это помогало Волку удерживаться на грани ясного рассудка.

Засов, наконец, не выдержал, и люди ввалились в ворота вместе с тараном, запоздало сообразив, что решетка поднята и заманивали их сюда нарочно. Развернуться и отступить назад они уже не успевали, вперед – не пускал сваленный кучей мусор.

– Под северную стену, быстро! – рявкнул Аль-хэйне.

Кто-то споткнулся – Ваэрден рванул нерасторопного телекинезом и швырнул вперед себя, ринувшись следом. Успеть добежать до тоннеля! Только бы успеть!..

Грянул взрыв. Во все стороны полетели обломки хлама, куски доспехов, брызги крови, гвозди и щепки. Запахло паленым, дым начал выедать глаза. Кому-то из стаи сорвало голову с плеч – узы печально тенькнули, обрываясь…

Волк охнул от чувства чужой смерти и дал слабину в защите, споткнулся.

Стая уже скрылась в низком зеве прокопанного за несколько месяцев тоннеля, когда Ваэрден рухнул на землю, захлебываясь воем от боли. Упиваясь победой, мучитель дернул удавку, намертво затягивая узел. Тело свело судорогой, боль просверливала голову насквозь. Среди мечущихся в пожаре людей уже можно было различить приближение хозяина. Волк отчаянным усилием потянулся за ножом, собираясь перерезать себе горло.

Лучше сдохнуть по-собачьи в луже крови, чем снова ублажать это чудовище.

Резко и терпко пахнуло чешуей. Чьи-то руки сгребли его поперек туловища и перебросили через плечо, как куль с мукой. Оружие улетело куда-то, навалились темнота и тишина… Только шептал что-то монотонное голос Змея, вливаясь в мозг и отчасти приглушая боль.

Дальше Ваэрден мало что помнил. Взволнованные голоса, стремительные шаги, запах земли, потом холодный ветер по лицу. Короткая резкая боль, прострелившая руку. Слабость. Темнота забытья, снова боль во всем теле – словно по нему проскакал табун одоспешенных лошадей. Запахи лагеря – огня, животных, готовящейся еды, женщин, детей… Очень хорошо знакомый холод лунника на коже никак не вязался с ощущением безопасности. Боль то отступала, почти позволяя открыть глаза, то сдавливала голову с новой силой. И шепот, постоянный шепот ненавистного голоса в мозгу… То увещевания и улещивания, то угрозы просачивались в сознание каплями жгучего яда.

«Капля камень точит».

Кто это сказал?..

Теплый запах крови возле самого носа. Кто-то мазнул ладонью по лицу, дразня. Он без раздумий вцепился в предложенное и пил, пил, пока его не оторвали от неизвестного добровольца. Темнота, опять вкус крови… Какое-то движение.

– Иди к нам… Мы ждем тебя. Иди к нам…

* * *

Обоз двигался на северо-северо-восток вдоль границ Тореайдрова леса. Санная змея в сопровождении вооруженных всадников с раннего утра и до поздней ночи тащилась вперед, уходя прочь от власти Инквизиции. Каждые несколько часов часть воинов сменялась в дозорах – ифенху опускались на четыре лапы и отправлялись кто искать пропитание, а кто упреждать опасности. Бывшие орденцы в основном, оставались охранять женщин и детей. Людям у Темных особой веры не было.

И так изо дня в день…

Лемпайрейн лежала в теплом полумраке гнезда из шкур и одеял, согревая собой мечущегося в беспамятстве Волка. Ей было страшно. Мужчина в руках лежал все одно, что мертвая ледышка, к запястьям и шее было примотано по осколку черного лунника, оставшегося у кого-то из людей – только так можно было не опасаться, что лишенное разума тело кинется без разбору убивать.

Она пыталась спросить у отца, как же им теперь быть – тот только шипел в ответ и посылал еще дальше, чем обычно Волк. Вдвоем с мрачным, как грозовая туча Разэнтьером он вел отряд туда, куда хотел Ваэрден. И жестко пресекал все попытки неповиновения в стае. Часть Темных из тех, что пришли позже всего, роптала: дескать, что за вожак, ежели в первой же серьезной стычке ранен, да к тому же слег, как мертвый, непонятно от чего. Их изумлению не было предела, когда в один из таких разговоров вклинился риану. Обычно молчаливый, на сей раз он был взбешен до белого каления.

– Шавки подзаборные! – сдавленно выплюнул он, стоя один напротив пятерых немаленьких нелюдей. – Вы зачем к нему явились – славы, добычи и девок захотелось? В таком случае, можете смело валить отсюда в любую наемную банду, вас там, таких умных, с распростертыми объятиями встретят! Или в ближайший Дом Ордена проводят, это как повезет. Он вам, паршивцам, будущее предлагает, а вы… Вы не волки, вы собачье дворовое отродье, раз хватает наглости бросить вожака в первой же беде. Давайте, валите отсюда! Я, если понадобится, и сам его довезу туда, куда он хотел!

Под конец потрясенно и пристыженно молчали все. Даже Змей. А Разэнтьер невозмутимо развернулся и пошел кормить Волка. Сам он своей внезапной смелостью удивлен был не меньше.

Постоянное монотонное движение под топот ног и копыт убаюкивало. Женщина улеглась поудобнее, устроила седую голову ифенху у себя на плече и заговорила с ним вполголоса, как много раз делала за эти дни. Так хотя бы можно выговориться, выплеснуть страх и непонимание.

– И свалился же ты на мою голову дурной такой, – говорила она, перебирая слипшиеся от нездоровой испарины седые пряди и пытаясь верить, что Волк слышит и понимает ее слова. – Лежишь вот теперь бревном, возись с тобой… Сколько раз еще, а? После каждой драки? Добро хоть, сказал, куда идти… Ага, «на север». Мог бы и поточнее послать. Ни теплой одежды нет, ни еды толковой, люди мерзнут… Дети чудом не болеют. А еще ты – тебе им хотя бы символом быть полагается, дурак! Молчишь. Ну молчи, молчи…

Отряд и впрямь не был готов к столь дальнему переходу по зимним дорогам. О теплых вещах приходилось только мечтать, ели исключительно дичь, приносимую Темными. Если ломалось оружие или какая-то утварь – любые осколки металла припрятывали до лучших времен, вдруг пригодятся. На редких хуторах что-то удавалось выменивать на оставшиеся деньги, что-то – не до чести уже, когда на руках малые пищат! – там же взять без спросу. Каждую ночь детей укладывали в одном общем гнезде, а между ними ложились ифенху, волки в пышных зимних шубах. Поначалу матери опасались отдавать им детей, потом привыкли и уже не чаяли лучших сторожей для своих отпрысков.

Усталые, измотанные, злые, они шли и шли вперед – день за днем, потеряв счет времени. Спасали реки. Зима превратила их в широкие удобные дороги, на которых не нужно было пробираться через снежные завалы и буреломы в самом сердце лесной крепи. Чем дальше к северу продвигался отряд, тем выше и старше становились синехвойные кедры по берегам. В небе замаячили странные темные полосы, словно рассекшие его туманный купол надвое, концы их терялись где-то в тучах…

Тяжко. Голодно. Начались шепотки, что вожак стаи испорчен не темным даже, а мрачным колдовством Бездны. Но люди все больше привыкали к оборотням, привыкали полагаться на их силу, ловкость, звериный опыт. И постепенно признавали над собой старшими уже не только по праву силы.

Однажды разведчики авангарда вернулись с хорошими вестями – впереди большая деревня! И на воротах не висит орденский Сокол.

Отряд встрепенулся, словно и в людей, и в Темных влили новые силы. Не сговариваясь, решили идти туда – и будь что будет. Всем нужен отдых, а иначе в этих глухих местах выживут разве что оборотни.

И потом, может быть, в деревне есть сведущая в колдовстве знахарка для вожака?..

К деревенскому частоколу подходили все же с опаской – мало ли, вдруг прочь погонят? Но нет. Навстречу вышел дородный сивобородый мужик в лисьем полушубке и уважительно поклонился Старейшине.

– Приветствуем Клан Змея на нашей земле, Тон-Аль-Хэй. Да пребудет с вами милость Духов.

С трудом удалось Старейшине преодолеть изумление и ничем его не выдать. Как давно не звучали старые титулы… он и не думал, что где-то еще могут помнить времена расцвета. Пахнуло забытым величием, горечью пепла сгоревших жизней. Прахом Тэймийер, развеянным когда-то над серыми водами реки Кэто. Лепестками умирающих яблонь. Розовато-белый снег цветения, кровянистый шелк траурной ленты на морщинистой поверхности воды под мостом…

Тореайдр тряхнул головой и ответил:

– Клан Змея приветствует жителей этой земли. Да благословят Духи чадородием ваших женщин и обильной дичью ваши леса. Не дадите ли вы нам крова на время? С нами женщины, дети.

– Сколько пожелаете, Тон-Аль-Хэй. Это честь для нас. Меня зовут Рэн-Тар Тевар, я староста здешний. Много вас?

– Почти три сотни, включая женщин и детей. К тому же, Аль-хэйне этой стаи болен, нужен знахарь.

Староста тут же нахмурился, но недовольство услышанным удержал при себе: все-таки не каждый день доводится разговаривать с патриархом.

– Надеюсь, не бешенство? – спросил он.

– Нет, – покачал головой Змей. – Инквизиция.

Мужик выдохнул с отчетливым облегчением и посторонился, махнув столпившимся за его спиной селянам, чтобы дали дорогу пришлым. Под охи и ахи местных женщин измученный отряд начал втягиваться в ворота и расползаться по деревне – кумушки тут же уводили женщин с детьми по домам, мужчины переглядывались, присматривались друг к другу. Только стая не подпускала никого к дрогам, на которых лежал вожак.

– Повезло вам. Бабка Тагира нынче дома, в чащобу не ушла. Появился у нас тут недавно один бешеный, так она его в два слова сдержала, пока мужики забить сумели…

– Бешеный? – нахмурился Змей. – Давно?

– Да по осени еще, – махнул рукой староста. – Видать, орденцы не уследили – на нем ошейник с обрывком цепи болтался.

– Так как же он сбежал, если был в ошейнике? – удивленно приподнял ухо Змей.

– А алден его знает… Говорю ж – ведьма наша его остановила, мы только добили. А то мало того, что скот резал, так еще волколаков наплодил бы.

Помянутая бабка уже семенила к ним – высушенная, согнутая, как ветка омелы, закутанная в непонятного цвета меха. За ней по снегу волочилась пара лисьих хвостов. Тореайдр заранее сморщился, ожидая, что в нос шибанет запахом старости, но почуял только сильный запах грозы.

Зимой?!

Тагира уставилась на него жутковатыми глазами цвета воды, прозрачно-переливчатыми, то серыми, то выцветше-голубыми, то отдающими зеленью.

– Стало быть, выбрался из болота? – спросила она странно звучным для такого возраста голосом. – Стало быть, зверя ко мне привез?

– Да, госпожа, – почтительного полушепота Змей сам от себя не ожидал. А вот селяне даже не удивились – для них преклонение перед этой женщиной было в порядке вещей. – Там, на дрогах.

Она вызывала нутряной, звериный страх, поселившийся холодным комом где-то в животе. Совершенно отчетливо веяло от тщедушного тела силой, которая не уступила бы и магистерской. Впервые в жизни старому Темному хотелось бежать подальше от хрупкой карги. А ведь он мог бы сломать ей шею одной рукой, просто сжав пальцы…

– Дык, чего стоишь – неси за мной, – Тагира развернулась и все так же мелко посеменила через деревню, ожидая, что патриарх ей подчинится. – Девка, что с ним, тоже пусть идет…

Тореайдру оставалось только подчиниться.

* * *

Почерневший от времени дом ведьмы пропах травами и зверьем. Низкий и темный, но еще крепкий, он стоял возле самого частокола, глядя на деревню подслеповатыми оконцами, затянутыми бычьим пузырем. Рейн не приглядывалась к внутреннему убранству – хватило беглого взгляда по сторонам, чтобы не натыкаться на мебель в полумраке.

– Раздевайся, – деловито бросила ей бабка, до нитки стягивая одежду с Волка. Распластанное на шкуре на полу тело в багровом свечении очага до жути напоминало труп.

– То есть как? – опешила ифенхи. – Зачем?

– Любить его будешь, девка, – отрезала старуха. – А иначе дурной Смерти достанется.

«Она что, совсем рехнулась?» – изумленно подумал Рейн. «Бред, безумие какое-то!»

Ваэрден очнулся впервые за долгое время и испуганно рыскал глазами по сторонам. В зрачках светилась дикая, неестественная злоба пополам со страхом, тело дергалось, как марионеточное, как будто и лунник не был ему особой помехой. У Рейн по спине побежали мурашки.

– Я пробовала – он не желает меня, – попыталась отговориться она.

– Чушь! – фыркнула ведьма. – Ты желанна мужчинам, уж я-то вижу. Не желает он или порча, что на нем? Раздевайся.

– Не надо, – прошептал Волк. Неживые, черные глаза его постепенно наполнялись ужасом. – Не надо!

Ифенхи стала было одеваться обратно – ей совсем не хотелось насилия над перепуганным мужчиной, – но знахарка остановила ее повелительным жестом.

– А тебя, милый, не спрашивают, – быстро, как паук, Тагира перебегала по дому туда-сюда – достала черные свечи числом девять, наполнила какую-то плошку водой, окунула в нее палец; Тьма разлилась по поверхности, замерцала фиолетовыми искорками. – Ты раздевайся, раздевайся, – кивнула она женщине. – Лечить его надо. Иначе совсем разум потеряет.

«Слишком правильная для деревенской старухи речь…» – мелькнула мысль и тут же сбежала, растворившись в загустевшем душном воздухе. Полушубок, мужской кафтан, рубашка, штаны, сапоги – все отправилось в угол. Лемпайрейн подошла и тихо опустилась на шкуру рядом с Ваэрденом, почувствовав боком паническую судорогу холодного тела.

– Готовый к служению да отринет страхи, – низко прогудела Тагира, зажигая и расставляя вокруг шкуры свечи. Последнюю она закрепила в изголовье, чуть ближе остальных и осталась внутри круга.

Рейн словно накрыло дремой – она не успела ни возразить, ни помешать, когда заготовленное полотенце стянуло Волку руки за спиной. С неожиданной силой обняв его одной рукой, второй ведьма стала чертить на лице и теле знаки Жизни и Смерти, обмакивая палец в напоенную Изначальной Силой воду.

– Смерть дурная владеет, Смерть истинная вокруг ходит, Огонь палит, Время следит. Свет-Солнце с высоты смотрит… Жизнь поджидает, Вода, Воздух да Земля себя не знают. Дух иссяк, а где его родник, известно так… Всему Ось, всему Закон, великого Равновесия искон. Тьму на плечах держит, Колесу служит… А и быть так, коли сам себе не враг…

Касаться заледеневшего, судорожно сжатого тела без страсти, без желания принадлежать – это было выше ее сил. Она ощущала себя кем-то вроде предательницы, мучительницы, даже хуже. Но не подчиниться ведьме с прозрачными глазами не было сил. Даже отец, и тот беспрекословно ее послушался… Вздохнув, ифенхи опустилась Волку на бедра, прижалась крепче – и позволила монотонному гудению низкого голоса вести себя. Бабка то выла, то визгливо вскрикивала, кому-то что-то приказывала. Рейн не вслушивалась. Ей казалось, что вокруг сгущается мрак Бездны, которым обычно пугают детей. Даже не мрак – непонятная серая хмарь, тянувшая к ней десятки тощих рук. Мерещились какие-то твари. Хотелось удрать, визжа от ужаса, но она не смела прерывать действо и оставить Ваэрдена им. Ласка превратилась в безумную попытку защитить от этой опасности, не имевшей имени, ясность рассудка исчезла. Остался только раскаленный лавовый поток разбуженных ведьмой сил между телами и Волков полупридушенный не то крик, не то вой…

А потом все исчезло.

Канун Ночи Излома года,

Цитадель, кабинет магистра

Белый снежный полусвет вливался в окно и смешивался с шафранными отблесками пламени из камина. Любой звук, тотчас родившись, спешил затихнуть и спрятаться между пыльными переплетами сотен книг на полках, утонуть в ворсе ковра, раствориться в треске горящих поленьев, заползти между страниц документов на массивном письменном столе.

Тишь замершего в ожидании мира полноправной хозяйкой поселилась в покоях магистра Малефора. Заглянувший адьютант только робко просунул голову в приоткрытую дверь и полушепотом сообщил:

– Ваша милость, господин Кассин ожидает в приемной.

– Пусть войдет, – махнул рукой Мобиус, не отрываясь от бумаг.

Предстоящая беседа с некромантом – назвать его Хранителем Смерти у магистра давно уже язык не поворачивался даже мысленно – не радовала совершенно. С прямым и бесхитростным воякой Малкаром было проще, ему стоило только указать цель, как он тут же мчался к ней. Увы, если командора Духи изворотливостью обделили, то Юфусу она, видимо, досталась за двоих.

– Что угодно высокочтимому магистру от простого некроманта? – попытался съязвить тот, переступив порог. Как всегда – лоснится от сытого довольства, хотя кафтан еще дорожный, кое-где потемневший от растаявшего снега. Интересно, он действительно пьет души, как о том молва говорит, или нет?

– Высокочтимому магистру, – Малефор сцепил перед собой длинные нервные пальцы и чуть склонил набок голову, – угодно знать, почему вы явились сюда, поджав хвосты, и почему этот… символ мужества воителей Ордена так и не был взят. Из чего следует, разумеется, что Бешеный Волк не с тобой.

Мягкий, обманчиво мягкий тон доброго дедушки, непарадный домашний вид – только внуков на коленях не хватает. Лицо, лишенное возраста – не разберешь, сорок ему или семьдесят. Вкрадчивая улыбка.