Текст книги "Портрет (СИ)"
Автор книги: Александра Плен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
После экзекуции я очнулась и со страхом осмотрела присутствующих. Что я говорила, что рассказала, какую тайну открыла? Я ожидала, что меня сейчас назовут сумасшедшей и безумной, что во взглядах, обращенных на меня, будут ужас и негодование.
Но Анна и доктора смотрели только озадаченно и растерянно.
– Непонятно, – в итоге заявил сеньор Перес.
– Что я говорила? – испуганно пробормотала я, сделав соответствующее лицо.
– Как я и предполагала, ничего толкового гипноз не дал, – за всех ответила Анна. – Когда доктор спросил, как тебя зовут, ты сказала Лаура. Он попросил уточнить фамилию. Ты озадаченно застыла и непонимающе уставилась в окно. Он произнес: «Назовите полное имя и фамилию», ты неуверенно произнесла – Лаура де Монтиньонес. Он спросил, сколько тебе лет. Ты ответила – много, точно не знаешь. Где ты жила? Ты сказала – Испания, Германия, Франция, Бельгия… В общем перечислила почти все страны Евросоюза. Твои родители? Ты сказала Создатель. Доктор уточнил – Бог? Ты ответила – да. Больше мы ничего не добились.
Я ошеломленно помотала головой. Ничего не помню.
– Гипноз не помог. Остается надежда, что когда-нибудь Лаура сама вспомнит, – скептически произнесла Анна.
– Но мы узнали ее фамилию! – воскликнул Перес. – А это уже немаловажно! Если мы найдем родственников, то сможем сообщить им.
Доктор раскрыл планшет и принялся что-то там писать. Я опасливо косилась на его одухотворенное лицо.
– Так. Лаура де Монтиньонес. Посмотрим, – бубнил он под нос. – Есть одна Лаура!
Все перевели изумленные взгляды на Переса, ожидая чего-то невероятного.
– Упс! Лаура де Монтиньонес, дочь дона Хуана де Монтиньонес, испанского гранда, жившего в начале шестнадцатого века в Севилье. Единственный отпрыск. Она была отдана в жены какому-то богатому феодалу. Не оставила после себя детей. Род де Монтиньонес угас. Лаура была последней его представительницей.
– И все? – поинтересовалась Анна. – А сейчас кто-нибудь носит эту фамилию?
– Данных нет, – поднял голову доктор. – Возможно, полиция что-то найдет?
– Ничего она не найдет, – проворчала Анна, помогая мне встать с кресла и подавая трость. Ноги по-прежнему держали слабо. Мышцы за неделю массажей и физиопроцедур окрепли, но недостаточно. – Хватит для Лауры гипнозов и лечений. И так настрадалась, бедная девочка. Мы едем домой.
Симпсоны привезли меня к себе. Домик у них был небольшой. Даже не отдельный дом, а таунхаус со своим выходом и маленьким палисадником, на котором цвели примулы и стояла беседка. Он был гораздо меньше виллы Джорджа, находился не на первой линии моря, и с него не открывался завораживающий вид, но мне он показался гораздо милее и уютнее. В доме был один этаж, две спальни и большая гостиная. Кухня, она же и столовая, находилась в ней же.
Я не знала, что буду делать. Как жить, на что существовать. Симпсоны хорошие люди, но я не могу же у них жить вечно? В основном я помалкивала, так как боялась ляпнуть что-нибудь анахроничное или допотопное. Я постоянно училась, прислушивалась к разговорам вокруг, смотрела телевизор. Пыталась запомнить стиль речи, выражения, современные термины. Предстояло научиться читать и писать. Еще в больнице я попросила букварь и заучила алфавит. Пока испанский, дальше в планах были английский и французский.
Голова шла кругом – я живу! Пью, ем, дышу, трогаю, ощущаю. Столько непередаваемых оттенков эмоций и вкусов каждый день! Наверное, когда-нибудь мне надоест смотреть на солнце или пить апельсиновый сок, но пока этот день не наступил. Меня приводили в восторг самые обычные вещи – постоянство слов «Доброе утро» каждый день, вкус поджаренного хлеба с тонким ломтиком ветчины, скольжение расчески по волосам, мытье рук, запах мыла. Даже боль в мышцах после зарядки была приятна!
Наверное, мне нужно найти работу, ведь здесь все люди работают. Но как только я заикнулась об этом, Анна раскричалась и назвала меня безмозглой дурочкой.
– Едва ходишь! Не умеешь ни читать, ни писать! Ничего не знаешь и не помнишь! Куда ты пойдешь? – восклицала она. Джон сидел рядом и согласно кивал головой. – Тебе как минимум еще месяц приходить в себя. А там, глядишь, и родственники найдутся.
Я согласилась, так как сама понимала, что сейчас я беспомощная, как котенок. И с удвоенной силой взялась за обучение. Анна даже наняла репетитора, женщину, обучавшую чтению и письму первоклашек. С ней дела пошли быстрее.
А через две недели к нам пожаловали гости. Неожиданно из Америки к Симпсонам прилетел их внук Ричард. Анна и Джон были безумно рады приезду любимого внука, а я отнеслась к этому событию с настороженностью. С чего бы это студент последнего курса престижного университета в разгар обучения решил приехать проведать бабушку с дедушкой? Не иначе, как проинспектировать. Посмотреть на хищницу, которая поселилась у них и тянет деньги пенсионеров. Как это ни прискорбно, но доля истины в этом была – Симпсоны заплатили немалую сумму за мое пребывание в госпитале.
– Познакомься, Лаура, – Анна сияла, как отполированный чайник, – мой внук, Ричард Симпсон. Студент Йельского университета, сын моего старшенького, профессора по литературе – Генри. Генри сам работает в Йеле. Преподает английских и французских классиков.
Молодой человек пристально рассматривал меня сверху вниз. Кого он видел? Худенькую белокурую девушку с роскошной косой, широко раскрытыми серыми глазами и бледной кожей? Или все же, холодную алчную красавицу, коварную и подлую?
Я попыталась встать с дивана и достойно поприветствовать гостя, но Анна не дала, с силой опустив руку на мое плечо.
– Она еще плохо ходит, – объяснила за меня Анна внуку, – незачем вставать.
Ричард был похож на дедушку. У него тоже был тяжеловатый квадратный подбородок с ямочкой и широкий умный лоб. Карие пытливые глаза смотрели цепко и испытующе. Лицо после многочасового перелета выглядело устало, но не настолько, чтобы смягчиться при виде ловкой аферистки, то есть меня. Молодой человек буднично поцеловал Анну в щеку и сел напротив, демонстративно сложив руки на груди. Анна с Джоном уселись рядом со мной, словно защищая от своего же внука. Морщинистая рука Анны накрыла мою и несильно сжала, словно говоря: «Держись».
– Черт, – пробормотал Ричард на старофранцузском, – а она красотка.
– Это хорошо или плохо? – поинтересовалась я на том же диалекте.
Глаза парня изумленно округлились.
– Вы знаете языки? – удивленно поинтересовался он на немецком.
– Немного знаю, – ответила я на нем же.
– И какие? – на итальянском.
– Какие именно Вас интересуют? – ответила я на сербском.
– Туше, – усмехнулся Ричард и перешел на английский, – сербский только недавно начал учить.
– Сочувствую, – произнесла на чешском.
Дуэль состоялась. Неизвестно, выиграла я в ней или нет, но впечатление произвела, это точно. Парень был явно дезориентирован. Он озадаченно хмурился и кусал губы. «Разрыв шаблона налицо», – усмехнулась я мысленно.
– Бабушка, – в голосе Ричарда проскользнула то ли ревность, то ли зависть, то ли уважение, – ты же говорила, что Лаура потеряла память? Как она может помнить столько языков?
– А ты у нее спроси, – горделиво ответила Анна, словно моя победа в дуэли ее заслуга.
– Я сама не знаю, на скольких языках могу разговаривать, – дружески улыбнулась я, – просто слова приходят в голову и все.
– С ума сойти! – воскликнул Ричард, обводя взглядом всех нас. – Лаура разговаривает на семи языках! Это минимум! Меня отец учил языкам с детства. И то, славянскую группу я так и не смог одолеть, а она знает! Сколько же Вам лет?
Я скромно опустила глаза.
– Точно не помню.
– Вряд ли больше двадцати-двадцати пяти, – ответил сам же на свой вопрос Ричард, – тогда Вы уникум.
Ловкая аферистка была забыта. Теперь я уникум. Хотя, если бы он знал, сколько мне лет на самом деле, вряд ли он бы считал меня гением. За пять столетий еще и не то можно выучить.
– Вы могли бы работать переводчиком или кем-то другим в этой сфере, – продолжил он.
– Я не умею ни читать, ни писать, – вздохнула я показательно, – только начала учиться. Поэтому вряд ли я сейчас готова к полноценным переводам.
– Допрос закончен? – обратилась Анна к Ричарду, вставая. – Можем идти ужинать?
После неуверенного кивка внука она добавила:
– Пиши эсэмэс отцу, что Лаура приличная девушка и не собирается обирать бедных стариков.
Мне показалось, что внук смутился.
– Неужели вы с Генри думали, что мы совсем уже из ума выжили на старости лет? – Анна с хитрецой смотрела на Ричарда, уперев руки в бока. – Лаура прекрасно может о себе позаботиться, когда окрепнет и встанет на ноги.
– Она может прекрасно о себе позаботиться, выйдя на улицу и обратившись к первому попавшемуся фотографу, – буркнул Ричард сердито, – с таким лицом можно зарабатывать миллионы, и не думая головой.
– О чем это он? – я удивленно обернулась к Анне.
– Ричард говорит о том, что ты могла бы сделать карьеру фотомодели, – ответила она, строго посмотрев на внука, – но я не одобряю такого способа зарабатывания денег.
– А модели много получают? – не унималась я.
Могут пройти месяцы, пока я научусь хорошо читать и писать. Счет за лечение, оплаченный Симпсонами, беспокоил меня. Репетитор, одежда, обувь, разные мелочи, купленные ими, не добавляли хорошего настроения. Чем раньше я начну зарабатывать, тем лучше. Ричард прав – я села старикам на шею и пользуюсь их добротой.
– Хорошие очень много, – ухмыльнулся Ричард, – с Вашей внешностью, думаю, Вы мгновенно выйдете в топ.
Слова были немного непонятны, но главное я уловила – я могу сразу получить деньги.
– А Вы не могли бы найти мне улицу, где я встречу фотографа? – поинтересовалась я.
Ричард нахмурился. Неужели, я опять что-то не то ляпнула?
– Вы странно говорите, – произнес он озадачено, – складываете фразы хаотично и беспорядочно, словно наугад.
– Это еще ничего, – рассмеялась Анна, – сначала Лаура вообще не умела говорить. А когда заговорила, то первое, что сказала доктору, было: «Вы будете реставрировать мое тело?»
Я смутилась, опустив глаза. Помня, что реставратор чинил картину, я соответственно сделала вывод, что доктор чинит человеческие тела. Но оказалось, что для этого есть другие фразы. После нескольких подобных конфузов, я и вовсе принялась помалкивать, больше слушая, чем разговаривая.
– Бедняжка, – старушка подошла и похлопала меня по руке, – с ней произошло что-то ужасное, раз она не только потеряла память, но и разучилась говорить, читать и писать.
– Я помогу Вам, – серьезно сказал Ричард, протягивая ладонь для рукопожатия. Я неуверенно вложила свою, – интернет в полном нашем распоряжении. После ужина займемся поиском студии для Вашего портфолио, – глаза Ричарда загорелись азартом. – Завтра мы взорвем Барселону, Лаура. Это я Вам обещаю!
***
– Я не могу дать тебе аванс, Джордж. Больше половины экземпляров последней книги остались лежать на полках магазинов. Даже не окупили затраты на печать. Рецензии отвратительные. Ты исписался? Так быстро?
Его издатель, Жак Сонерс, был возмущен. Джордж даже по телефону ощущал его гнев и разочарование. Но что делать? Он и сам прекрасно понимал, что «Водоворот теней», его последний роман, не дотягивал до идеала. Задумка была интересная, начало искрометное и завораживающее. А дальше… Ступор. То ли свадьба помешала, то ли кража «Лауры», но после блестящих первых глав Джордж ничего значительного не написал. А концовка и вовсе выдалась предсказуемой и бездарной. Деньги были нужны, сроки поджимали, аванс был потрачен, и Джордж сделал то, что не делал ни разу в жизни – дописал роман технически. Казенным, скучным языком. Итог был предрешен.
– Что ты сейчас пишешь? – через некоторое время спросил Жак тоном ниже.
– Да есть кое-какие мыслишки, – произнес Джордж туманно.
На самом деле никаких мыслей не было. Даже мимолетных. Он часами просиживал перед пустым белым листом на экране, потом бросал эту затею и шел на побережье с банкой пива, смотреть на закат.
Расследования детектива Гарсии ровным счетом ничего не дали. Беседы с гостями и обслуживающим персоналом прошли впустую. Никто никого не видел. Отпечатки на ручке кабинета были стерты горничной. Нитки, которые обнаружили на гаражных воротах, отдали на спектральный анализ. А вдруг удалось бы выяснить, кто производитель рубашки? Но из лаборатории пришел странный отчет. Ткань была сделана из льняного полотна приблизительно пятнадцатый – шестнадцатый век.
– Ваш вор тот еще шутник, – прокомментировал эти данные Гарсия, – чтобы украсть картину шестнадцатого века, он обрядился в одежду той же эпохи.
Джорджу все и так казалось очень странным, а рубашка только добавила путаницы. Он поблагодарил детектива, расплатился с ним и мысленно попрощался с Лаурой.
Если бы не кража картины, он чувствовал бы себя вполне счастливым человеком. Его красавица жена обустраивала дом, стараясь сделать из него венец уюта и респектабельности. Каждую ночь она была рядом, пылкая, нежная, прекрасная. Вскоре после свадьбы они на неделю слетали в Париж. Да, Джордж мог бы быть безмятежно счастлив, если бы не одно но. Украли его Лауру. Он словно лишился чего-то важного. Руки или ноги. И эта потеря зудела на задворках сознания, не давая раствориться в блаженстве новобрачного.
А потом, через некоторое время, он заметил, что вдохновение исчезло. Сидя за столом, по привычке, бросал взгляд на стену и натыкался на пустое пространство. Он повесил туда морской пейзаж. Без толку. Потом картину Николло, купленную Изи. Тот же эффект. В итоге Джордж передвинул стол так, чтобы не видеть стену вовсе. Теперь он смотрел в окно. Стало гораздо лучше, по крайней мере, он кое-как закончил книгу.
Изи беспокоилась. Она видела метания мужа, но ничем не могла помочь. Ее же карьера продвигалась прекрасно. О галерее Касс даже написали в «Пипл». Художники в очередь становились, чтобы выставить у нее свои работы.
– Ты мог бы позвонить своему отцу, – как-то раз сказала она за ужином.
– Зачем? – напрягся Джордж. Он до сих пор болезненно переносил их размолвку и принимал в штыки любые уговоры жены пойти отцу навстречу. Она не раз и не два намекала, что пора бы помириться со знаменитым семейством.
– Ты сейчас в унынии и ступоре. Ничего не пишешь…
– Я пишу! – прервал ее Джордж.
Изабелла только скептически ухмыльнулась.
– Мог бы то время, которое ты растрачиваешь на пиво и прогулки по побережью, потратить с большей пользой, – девушка шла напролом.
Хватит терпеть меланхолию Джорджа. Она не для того выходила замуж, чтобы смотреть, как он неделями «ищет вдохновение». Ей нужны результаты и немедленно. Творческая личность? Как же! Пусть она всю жизнь прожила среди богемы, пусть ее работа связана с искусством, но она ни на грамм не была идеалистом. Для нее важен результат. А результат – это деньги. Чем их больше, тем лучше. А вдохновение – это туфта для романтиков.
– Например, ты мог бы съездить в гости, поговорить по душам, – продолжала Изабелла, – твой отец сейчас в Берлине, инспектирует отель «Сан-Палас». Отсюда всего пару часов.
Джордж мысленно отметил, что жена отслеживает передвижения Олдриджа старшего. С чего бы ей делать?
– Ты должен извиниться.
– За что? – округлил глаза Джордж.
Он впервые видел жену такой воодушевленной. Нет, он, конечно, знал, что Изи решительна и целеустремлена, но думал, что эта сторона ее характера уж его-то не коснется. Что она не будет оттачивать свое мастерство убеждения на муже.
– За то, что разочаровал его, – продолжала она, – за то, что огорчил близкого человека, за то, что поступил необдуманно, как беспечный неразумный юнец.
Джордж от потрясения не мог вымолвить ни слова. Это действительно ее слова, или ему кажется? Его прекрасная жена превратилась в незнакомку. Она ли раньше восторгалась его талантом? Она ли говорила, что его книги – лучшее, что она читала в жизни? Она ли убеждала его в том, что он писатель от Бога? Джордж ошеломленно прокашлялся.
– Отец потребует бросить писать и впрячься в семейный бизнес, – произнес он в надежде, что Изи поймет. Он писатель, а не финансист.
– Тогда, быть может, стоит немного поработать в семейном бизнесе? – ласково ответила Изабелла, приподнимая бровь, – у тебя сейчас творческий кризис. Самое время попробовать себя в чем-то еще.
– Нет, – отрезал Джордж, – я не буду ни в чем себя пробовать. Кризис пройдет, и я опять сяду за роман.
– Ну-ну, – фыркнула она насмешливо, – свежо предание.
Это была первая серьезная размолвка супругов. Они легли спать, даже не поцеловавшись, отвернувшись друг от друга, откатившись в разные концы кровати. Утром Джордж, как ни в чем не бывало, потянулся к Изи.
– Так ты позвонишь сегодня отцу? – мурлыкнула она в перерывах между поцелуями.
Джордж ошеломленно уставился на жену.
– Я думал, мы вчера закрыли эту тему, – пробормотал он.
– Нет, не закрыли, – ледяным тоном отрезала девушка, вставая с кровати. – Если не хочешь звонить, тогда придумай, как расплатиться за виллу, дорогой. Я не собираюсь оплачивать твой дом из собственного кармана, пока ты ищешь вдохновение.
«Вдохновение» она произнесла мерзким писклявым голоском так, что Джорджа передернуло от отвращения. Изабелла демонстративно хлопнула дверью ванной комнаты и щелкнула замком. Наступила оглушающая тишина. Джордж сел на кровати и задумчиво уставился в окно. Что случилось с его милой женой? У него еще были деньги, по крайней мере, нищета им не грозила. И за виллу он платит сам. Откуда такая категоричность и грубость?
Утром он позвонил в пару-тройку журналов и предложил свои услуги. Если он не может писать, то журналистский хлеб вполне заменит писательский. Конечно, возвращаться назад, на ступеньку ниже, не хотелось, но что делать? Деньги действительно были нужны.
***
– Вот контракт. Подпишите здесь и здесь, – мне подсунули под руку стопку бумаг.
Читала я еще медленно, по буквам, поэтому, чтобы не выдать своего невежества, передвинула контракт Мартин. Моя бывшая учительница и наставница, понятливо кивнула и быстро пробежала глазами текст.
– Контракт на пять лет. Два миллиона евро в год, – коротко резюмировала она. Я немного округлила глаза, спрашивая: «И что посоветуешь?»
– Нам нужно обсудить условия наедине, – солидно произнесла Мартин. Представители испанского дома моды «Эскриба» молча вышли за дверь, оставив нас в кабинете одних.
Мартин стала для меня спасением. Анна отказалась сопровождать, прокомментировав, что слишком стара для таких дел. Ричард, заварив кашу и разослав портфолио в десяток компаний, улетел в Америку, напоследок клятвенно пообещав приехать на ближайших каникулах. Анна скептически улыбнулась, шепнув на ухо: «Он не был таким примерным внуком все четыре года обучения в Йеле. Наверное, его что-то другое привлекает в Барселоне». Я только ответила непонимающим взглядом.
А сеньора Мартина Альварес, а попросту Мартин, не отказала в просьбе бедной необразованной сеньорите. Тридцать два года она проработала учительницей в различных школах Барселоны. И в государственных, и в частных. А сейчас, в шестьдесят один, выйдя на пенсию, репетиторствовала, чтобы хоть как-то (как она говорила) занять свободное время. Дети выросли и разъехались, с мужем она развелась семь лет назад. Он нашел продавщицу из соседнего универмага на пятнадцать лет моложе, а Мартин не захотела смириться с жизнью втроем. Мы быстро подружились. Худенькая смуглая женщина, прекрасно выглядевшая на свой возраст, с радостью взялась за мое обучение и наставничество.
– Давно пора оставить преподавательскую деятельность и заняться чем-нибудь интересным. Если ты прославишься, в чем я не сомневаюсь, то и мне перепадет, – сказала она и взяла на себя функции моего помощника и агента.
Меня завалили приглашениями. Я растерялась и не знала, что делать. Моя бдительная перестраховщица Анна предупредила о трудностях, которые сопровождают моделей. Она просила меня быть благоразумной, намекала на странные пугающие требования, которые могут предъявить работодатели. Что меня будут просить сниматься голой, что даже заставят спать с кем-то. Мартин хохоча уверила, что если я не захочу ни с кем спать, то меня никто не заставит. А я только ошарашенно хлопала глазами, не понимая, о чем это они рассуждают.
После долгих бесед по телефону, исследований в интернете и советов многочисленных подруг Анны, мы выбрали «Эскрибу», модельное агентство, сотрудничавшее с ювелирными и парфюмерными домами.
– Ты не должна подписывать контракт на все пять лет, – заявила Мартин, как только представители агентства вышли за дверь, – ты станешь знаменитой очень быстро, а длительный договор свяжет тебя по рукам и ногам. У тебя очень необычное лицо. Словно ты сошла с полотен Рафаэля. Особенно это заметно, когда ты, как сейчас, заплетаешь косу.
Я озадаченно нахмурилась и мысленно сделала пометку больше никогда так не плести волосы, укладывая короной на голове. Пусть моя картина последние шестьдесят лет пролежала в подвале, оставался призрачный шанс, что меня кто-нибудь узнает. С другой стороны, за месяц никто не позвонил и не раскрыл мое инкогнито, даже притом, что моя фотография была разослана полицией во все газеты. Я видела ее. По ней трудно узнать нарисованную «Лауру» из музея. Я немного успокоилась и перестала опасаться разоблачения.
– Понятно, – ответила я Мартин, – а два миллиона в год – это много или мало?
– Для первого раза достаточно, – хмыкнула женщина самодовольно.
Я подумала, что это более чем достаточно. Так как, если разделить всю сумму на двенадцать месяцев, то получится по сто шестьдесят тысяч в месяц. Это намного больше, чем заплатили за мое лечение Симпсоны.
Мы сторговались на два года. Дополнительным пунктом внесли мой отказ сниматься обнаженной. С их стороны было требование – в течение двух лет не укорачивать волосы. Я без проблем согласилась, так как не собиралась ничего с ними делать. Мне вообще нравился сам факт их существования. Хотя, стоило признаться, сложностей с ними было много. В больнице мне помогала их мыть медсестра. В доме Симпсонов я несколько пробовала мыть сама и поняла, что это проблема невиданного масштаба. Мыть еще как-то получалось. Стоя под душем. А вот сушить и расчесывать... После того, как однажды Мартин мне помогла, она заявила, что хорошо, что я собралась стать моделью, потому что в дальнейшем, мне будут укладывать волосы в салоне красоты. И это радует.
– Нужно еще научиться накладывать макияж, – произнесла я, когда мы с Мартин сели в такси.
Контракт был подписан. Через неделю я должна присутствовать на первой фотосессии. Трусила я страшно. Всего месяц прошел с моего «рождения», а я уже нашла работу, и неплохую.
– С этим можешь не переживать, – ответила она, – к твоим услугам будут стилисты, косметологи и парикмахеры. Тебе вообще ничего не нужно будет делать самой.
– Ты будешь сопровождать меня? – мой голос подозрительно дрогнул.
Мартин согласно кивнула и потерла руки.
– Необходимо съездить в банк, открыть счет, куда тебе будут перечислять деньги. Дальше страховка… – она обернулась. – Ты же не умеешь водить? Я отрицательно мотнула головой. Мартин притворно вздохнула. – Значит, пока будем перемещаться на такси. Еще не мешало бы снять собственное жилье в Барселоне.
– Я куплю тебе машину, как только получу первые деньги, – пообещала я, – Ты поможешь мне снять квартиру?
Мартин лукаво улыбнулась.
– За автомобиль? С радостью!
Как Мартин и предполагала, мои фото быстро стали популярны. «Лицо, которое любят бриллианты» – так назвали меня рекламщики. Действительно, украшения на мне выглядели эффектно. Особенно вычурные, тяжелые колье, диадемы, которые не подходили другим моделям. Меня они превращали в королеву и смотрелись так органично, словно я носила их всю жизнь.
Мартин сняла для меня апартаменты в центре, купила мобильный телефон, научила им пользоваться. Так же провела ликбез по банковским карточкам и чековой книжке. Мне сделали новые документы. В графе «фамилия» я попросила поставить Симпсон, так как Монтиньонес была слишком вычурной и старинной. Мало ли что.
Жизнь налаживалась. Оказывается, позировать перед камерами, улыбаться и хмуриться по указанию фотографа гораздо легче, чем работать учительницей или переводчицей. Единственное, что я хорошо умела – это замирать, как статуя, сохраняя неподвижность долгими минутами, не меняя выражение лица.
Я отдала долг Анне с Джоном, купила машину Мартин. Мне нравилось дарить подарки. Нравилось бродить по магазинам, выискивая красивые вещицы, любоваться сверкающими прилавками. Нравилось заходить в кафе и долго сидеть с чашечкой капучино, смотря на беззаботных снующих туда-сюда туристов. А сначала я боялась даже самостоятельно сделать заказ. Мямлила что-то невразумительное и тыкала пальцем в картинки. Первое время Мартин ходила всегда со мной. Учила пользоваться меню, выбирать блюда, платить. Но все равно, когда я гуляла одна, кроме кофе ничего не брала. А еду домой мне привозили готовую. Мартин дала несколько рекламных проспектов ресторанов и показала, как заказывать блюда по телефону. Если она и удивлялась, почему вместе с потерей памяти у меня потерялись самые элементарные навыки, которым учат детей в детстве, то не показывала этого. Она возилась со мной, как с ребенком. И пусть я схватывала все с первого раза, было еще очень много различных мелочей, необходимость в которых возникала неожиданно и ставила в тупик. Например, переход по пешеходному переходу или ходьба по эскалатору, мой любимый цвет или запах, вопрос официанта – арабику я предпочитаю или робусту, кофе крепкой или средней прожарки. И так далее.
Хорошо, что Мартин мне снимала меблированные квартиры с набором постельного белья, туалетных принадлежностей, полотенец и прочего. Иначе, я бы сама ничегошеньки не смогла выбрать. Я покупала на уличном лотке пачки журналов и вечерами рассматривала картинки с изображением красиво обставленных гостиных, спален, кухонь. Более тщательно рассматривала рекламы косметики, одежды, шляп и обуви. Что такое размер, я узнала только тогда, когда мы с Мартин пошли в бутик покупать мне одежду.
Постепенно, день за днем, я научилась если не всему, то многому. По крайне мере, работники магазина, видя мою платежеспособность, с удовольствием помогали мне избавляться от денег.
Я часто гуляла, не отходя далеко от дома. Пусть у меня всегда с собой был блокнот с адресом, телефонами и распечатанной картой, я еще боялась потеряться. Мне нравилось бродить по городу, смотреть на старинные здания. Это было гораздо лучше, чем висеть на стене и видеть одно и то же десятилетиями. Конечно, идиллия продолжалась до тех пор, пока меня не стали узнавать на улицах. После этого приходилось, гуляя, одевать огромные очки и шляпы.
Разумеется, я помнила о Джордже Олдридже. Моя безответная любовь никуда не делась. Тоска и горечь стелились за мной, как шлейф, куда бы я ни пошла. Но терпеть боль оказалось проще все-таки живой, чем вися у него в кабинете, видя Изабеллу ежедневно, глядя на их объятья и поцелуи.
Он, наверное, счастливо живет с женой. Они планируют детей, поездки за покупками, путешествия в другие страны. Я хотела бы увидеть его, хотя бы издалека. Но помня о его замкнутости и затворничестве, не могла же я приехать с визитом к нему домой? Я купила в книжном магазине несколько книг и принялась потихоньку читать, тренируясь в испанском, и узнавая Джорджа с другой стороны (а еще на обложке была его фотография).
В голове было столько мыслей! Меня разрывали на части – и учеба, и работа, множество людей, с которыми я сталкивалась, необходимость запоминать их имена, помнить даты, время, привычки и склонности. И еще кучу всякой другой информации. Голова распухала от нужных и ненужных сведений. Мартин успокаивала, что вскоре все знания систематизируются, что я автоматически будут отвечать на простые вопросы, что перестану задумываться над каждой фразой и ее смыслом. И я с нетерпением ждала, когда это произойдет.
С другими девушками я не общалась, кроме «Привет», «Пока». В клубы не ходила, спиртное не употребляла. В общем, мою жизнь можно было бы со стороны назвать скучной, если бы не одно но – жила я всего пару месяцев, и мне скучно не было. А вскоре и вовсе стало работы по горло. Чем больше росла моя популярность, тем чаще меня приглашали на разные мероприятия, выставки, показы мод. Я никуда не ездила без Мартин, боясь попасть впросак. Говорили, что я идеальная модель. Молчаливая, послушная, спокойная и выдержанная. Фотографы даже прозвали меня – золотым стандартом манекенщицы.
Я не понимала, почему все вокруг превозносят меня? Почему такая шумиха и ажиотаж вокруг моей внешности? Что такого было в лице? Я часами смотрела в зеркало и не могла понять. Все девушки, работавшие в агентстве, были красивы. А еще высоки, изящны и стройны. Не то, что я. Из-за невысокого роста я не могла демонстрировать одежду и украшения на подиуме. Только во время «живых» показов и на фотографиях.
Может быть, когда Создатель меня рисовал, передал красками свою любовь? Сделал мое лицо не просто похожим на Лауру, а любимым? Озаренным внутренним светом, радостью, счастьем? Как бы там ни было, деньги мое лицо приносило немалые, что несказанно радовало, так как мне нравилось их тратить. Моя квартира вскоре превратилась в забитый вещами склад. Пушистые ковры, пуфики, вазы, панно и туалетные столики некуда было ни ставить, ни вешать.
Были еще странные намеки от мужчин, которые ставили в тупик. Нет, не на работе. Фотографы были корректны и вежливы, кроме обычных двусмысленных шуточек ничего не позволяли. На показах. Часто ко мне подходили хорошо одетые представители сильного пола, молодые и не очень. Приглашали куда-то, пафосно одаривали всем, что было на мне надето (даже если на шее сверкало бриллиантовое ожерелье, а волосы венчала тиара), требовали адрес, телефон или еще что. Злились, даже ругались. Я непонимающе хлопала глазами, молчала и ждала, пока подоспеет Мартин. Она всегда спасала. Самой избитой была фраза – Лауре нет еще шестнадцати. Почти все кавалеры резко охладевали после этих слов.
Но однажды Мартин не смогла пойти. Она заболела простудой. Выставка должна была проходить в одном из бутиков в центре Барселоны. Я и еще три девушки приехали демонстрировать новую коллекцию ожерелий в индийском стиле. Покупателей было немного – билеты распространялись только среди членов клуба. После второго переодевания ко мне подошел мужчина. Немолодой, но и не старый. С цепким, холодным взглядом самоуверенного человека.
– После показа ты поедешь со мной, – решительно заявил он. Я опешила от подобной наглости.
– Не понимаю о чем Вы, – произнесла я избитую фразу и продефилировала мимо.
