Текст книги "Маленький гончар из Афин (Историческая повесть)"

Автор книги: Александра Усова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Архил кивнул головой.

Утомленный прогулкой и недомоганием, Алкиной в этот вечер рано улегся в постель. Дорида вышла подышать свежим воздухом во двор.

– Мать, – окликнул ее Архил, – не запирай дверь! Я пойду к Клеону. Мы с ним давно не видались.

– Ступай, сынок! – ласково ответила женщина. – Только будь там недолго. Ночью непременно соберется гроза.

Последних ее слов Архил уже не слыхал, он торопливо поднимался в гору. Ему не терпелось поскорее поделиться с приятелем всеми событиями этого дня.

Увидев издали приближавшегося Архила, Клеон побежал ему навстречу.

– Я все эти дни ждал тебя! – улыбаясь, сказал он. Но улыбка тотчас же пропала с его лица, как только он заметил расстроенное лицо друга. – Что случилось, Архил? – участливо наклонился он к нему. – Говори скорее! Снова беда у тебя?

– Пойдем под наше любимое дерево во дворе, – предложил Архил, – у меня много новостей, и я хотел рассказать тебе о них.

Они уселись на бревне.

– Ну рассказывай, – торопил друга юный фокусник.

Большая темная туча надвигалась на город, но мальчики не тревожились при виде быстро приближавшейся грозы.

– Знаешь, Клеон… – начал Архил, – мастер Алкиной усыновил меня, и я теперь его приемный сын. Работаем мы снова вместе у гончара Феофраста…

– Это хорошо, – немного подумав, отозвался Клеон, – но тебе, значит, опять придется с раннего утра до наступления темноты вертеть до изнеможения твой гончарный круг! – добавил он с участием.

– О нет! – рассмеялся Архил. – Отец говорит, что боги одарили меня чудесным даром художника, и поэтому он стал обучать меня разрисовывать керамос. Это, Клеон, много интереснее, чем лепить из глины посуду.

– Хорошая новость! – улыбнулся юный фокусник. – Но почему тогда я вижу следы печали на твоем лице?

– Я пока не радуюсь этому! – неожиданно ответил Архил.

– Не радуешься? – удивился Клеон. – Чего тогда тебе еще надо? Ведь ты же можешь стать художником, как и твой приемный отец!

– Это так, но он говорит, что мне еще долго и много придется обучаться этому мастерству, прежде чем я смогу стать мастером…

– Понимаю, – улыбнулся Клеон, – а тебе не хочется долго учиться мастерству! Лентяй ты, Архил! Я вот только одного понять не могу, – добавил он, – как решаешься ты огорчать человека, так много сделавшего для тебя, неблагодарный!

– Почему же я неблагодарный? – спросил обиженно Архил. – Я ведь не говорил тебе, что не хочу терпеливо обучаться у моего отца мастерству разрисовывать керамос.

Хотя Архил и оправдывался, но упреки друга были справедливыми, и мальчик это понимал отлично.

– Я знаю, сколько добра сделал для меня приемный отец, и я искренне хочу быть ему добрым сыном, тем более после того, как с ним случилась беда, и он так тяжело ее переживает!

– А что случилось с мастером Алкиноем? – испуганно спросил Клеон. – Неужели он сломал руку и не может больше работать?.. Говори скорее!

– Обожди! – нетерпеливо остановил его Архил. – Я все расскажу тебе по порядку, слушай!

И он стал рассказывать приятелю все, что случилось в этот день в гимнастической школе.

– Знаешь, Клеон! – закончил Архил свой рассказ. – Теперь я буду ходить заниматься упражнениями в беге и в метании диска в гимнастическую школу, которая находится за городом. Как это чудесно! Помнишь, ведь мы с тобой мечтали о гимнастической школе!

– Помню! – кивнул головой Клеон. – Но я никак не могу прийти в себя после того, что ты рассказал мне о мастере Алкиное… Почему неумолимые богини судьбы так жестоко наказали его? Ведь он добрый и честный человек, он сделал для тебя столько добра!

– Ты прав, Клеон, – сказал Архил печально, – но чем могу я вознаградить его за все, что сделал он для меня? И как мне помочь ему в беде? Поверь, что я охотно сделал бы все, что только смог, и облегчил бы ему горе, постигшее его!

Мальчики немного помолчали.

Небо внезапно стало совсем темным от надвинувшейся тучи. Где-то вдали сверкнула молния, и тотчас же послышался раскатистый удар грома.

– Гроза приближается! – сказал Клеон. – Ты не успеешь быстро добраться до дома!

– Я не боюсь грома, – улыбнулся Архил, – и знаешь, что пришло мне только что в голову? Не поговорить ли о тебе с учителем в гимнастической школе, который взял меня сегодня в свою группу новичков? Может быть, он согласится взять также и тебя? Мы с тобой ходили бы вместе на занятия. Да и для тебя это было бы полезно!

– Чудак, – рассмеялся Клеон, – а кто же тогда будет помогать отцу кормить семью? – с грустью сказал он. – Ведь у нас большая семья и отцу одному приходится трудно с его небольшим заработком. Нет! Лучше ничего не говори учителю обо мне!

Снова удар грома, более сильный, чем первый, раздался над их головой.

Архил вскочил с бревна.

– Теперь мне пора бежать, пока не хлынул дождь, – проговорил он, – а то мать будет тревожиться. Ну, прощай, Клеон! – кивнул он головой приятелю. – Я забегу к тебе скоро и расскажу, как идут мои дела в гимнастической школе! – крикнул он уже с улицы.

Крупные капли дождя смочили землю, высохшую от зноя. Кое-где дождевая вода успела образовать лужи.

Остановившись на секунду, Архил наскоро снял сандалии и босиком побежал к дому.

Яркие зигзаги молнии бороздили небо. Гром, не умолкая, гремел над его головой. Тонкий хитон Архила стал совсем мокрым от дождя.

АМФОРА С ТАНЦОВЩИЦЕЙ

Две недели спустя, когда гончара Феофраста не было в мастерской, около нее снова остановились неожиданно кони племянника Перикла, Алкивиада.

Соскочив с седла, молодой воин подошел прямо к Алкиною:

– Хвала богам, художник! Я рад, что застал тебя за разрисовкой сосудов. Твои амфоры и вазы так хороши, что о них все отзываются с похвалой.

Поднявшись с места, Алкиной поклоном приветствовал знатного посетителя.

– Я также воздаю хвалу богам всякий раз, когда вижу твое мужественное лицо, Алкивиад! – вежливо ответил он на приветствие воина. – Однако я вижу, что какая-то забота омрачает тебя. И думается мне, эфеб, что только события большой важности привели тебя так поздно, перед заходом солнца, к нам в мастерскую…

– Ты близок к истине, мастер! – улыбнулся Алкивиад, окидывая внимательным взором полки, на которых красовалась приготовленная к продаже разрисованная посуда. – Я охотно поделюсь с тобой, художник, моей заботой. Видишь ли, у вас, наших афинских гончаров, я должен отыскать нечто такое, что могло бы утешить жену моего дяди.

– Прости за нескромный вопрос… – почтительно отозвался Алкиной, – но какая же печаль посетила прекрасную Аспазию?

– Я скажу тебе об этом, – посмотрел на него Алкивиад, – тем более что ты, лучше чем кто-либо другой, сможешь помочь мне. Рабыня, убиравшая спальню госпожи, разбила нечаянно ту прекрасную амфору, что была мной недавно куплена у тебя. В тот раз я угодил своим подарком Аспазии. Чтобы утешить ее, мне пришлось пообещать найти точно такую же амфору у афинских гончаров. – Алкивиад остановился и покачал головой:

– Но, увы, легче всегда бывает пообещать, чем выполнить обещание. В мастерской твоего хозяина, мне помнится, не было больше амфоры, похожей на ту, что я купил, и мне пришлось теперь объехать все гончарные мастерские в поисках чего-нибудь похожего на тот сосуд. Но ни у гончара Никосфена, ни у других афинских гончаров я не нашел того, что мне нужно!..

Алкиной улыбнулся.

– Как видно, ты не знал того, что мы не только продаем наш готовый керамос, эфеб! – сказал он. – Наш хозяин принимает заказы покупателей на любые изделия из лучшей глины. И, ежели ты пожелаешь, мы сделаем для тебя точно такую же амфору, какой была купленная тобой. Мой ученик Архил разрисует ее для тебя под моим наблюдением.

Говоря это, Алкиной бросил взгляд на смутившегося Архила. Молодой воин также посмотрел на юного гончара и с сомнением покачал головой:

– Не могу поверить, чтобы этот мальчик, хотя он и твой ученик, мастер, справился бы с такой работой! Для этого он мне кажется еще слишком молодым и неопытным..

Алкиной нахмурился.

– Работу поручаю ему я! – сказал он строго. – И сам буду наблюдать за тем, как он ее выполнит!

– Ну, если так, – развел руками Алкивиад, – будем надеяться, что твой ученик, мастер, оправдает твои надежды, – сказал он учтиво. – А ты, юный художник, смотри не подведи своего учителя! Я вижу, что он уверен в тебе и что ты смело берешься за дело. Это хорошо. Люблю смелых!

Алкивиад остановился, уходя, на пороге лавки.

– Но я не спросил вас обоих, художники, когда же будет готова амфора? Может быть, для нее потребуется столько же дней, сколько их можно сосчитать между двумя Олимпиадами?[34]34
  Олимпиада – период исчисления времени у древних греков; он составляет четыре года между двумя празднованиями Олимпийских игр.


[Закрыть] В таком случае у меня не хватит терпения ждать заказа…

– О нет, эфеб! – рассмеялся Архил. – Ты не успеешь сосчитать, сколько пальцев у тебя на двух руках, как амфора будет готова!

Алкивиад подошел к своему коню.

– Смотри, юноша, – сказал он с улыбкой, – будь верным данному обещанию! Так делаем всегда мы, воины. И если твоя амфора будет не хуже разбитой, то даю тебе слово, что выполню любую твою просьбу! – многозначительно добавил он, садясь на коня.

Архил задумался. Ему вспомнилось, как совсем недавно, в день экклесии, они с отцом встретили неподалеку от Пникса племянника Перикла, ехавшего на колеснице, запряженной чудесными белыми конями…

«Вот у кого попросить бы коней и колесницу для отца к Истмийским играм!» – мелькнула мысль у него в голове. Но обратиться с просьбой об этом тут же к Алкивиаду он не решился. Несколько мгновений мальчик смотрел вслед ему, затем, спохватившись, бросился догонять уехавшего воина.

– Остановись! Обожди, Алкивиад! – громко кричал он, подбегая к воину, сдержавшему коня. – Я должен кое-что сказать тебе!..

Алкивиад пристально посмотрел на запыхавшегося Архила.

– Ты, должно быть, хочешь знать, молодой гончар, – сказал он, – куда ты должен будешь принести амфору, когда она будет готова?

– О нет, славный Алкивиад! – поспешно пробормотал мальчик. – Ты только что обещал исполнить любое мое желание, если своей работой я сумею угодить тебе. Это правда? – пытливо заглянул Архил в лицо эфеба. – Может быть, говоря так, ты только пошутил надо мной?..

– Зачем было мне шутить над тобой! – пожал плечами молодой воин.

– А если это так, – живо продолжал Архил, – когда я принесу тебе выполненный мной заказ, разреши мне… то есть не мне, – поправился поспешно он, – а отцу моему взять на время твоих коней и колесницу!.. Это нужно ему для участия в состязаниях на празднике Посейдона!

– Что слышу я! Странная просьба! – удивился Алкивиад. – Да кто же твой отец, юноша? И почему он сам не обратился ко мне с подобной просьбой, а послал тебя? Ничего не понимаю!

– Отца моего ты хорошо знаешь, – решительно сказал Архил. – Имя его Алкиной. Он художник в мастерской нашего хозяина. И он даже не знает о моей просьбе! Поверь мне! Это я сам решился просить тебя о конях и колеснице для него!

Воин еще с большим удивлением посмотрел на Архила.

– Разумеется, художника Алкиноя я знаю хорошо, – произнес он, – но зачем понадобились ему кони для участия в состязаниях? Для такого состязания нужен опыт и умение править конями.

– И опыт, и умение править конями есть у моего отца, эфеб! – стал уверять Алкивиада Архил. – А понадобились кони ему потому, что у него болит грудь и он не может больше быть ни борцом, ни бегуном! А он всегда принимал участие в состязаниях. Учитель в гимнастической школе, Формион, сказал, что ему осталось только участвовать в беге колесниц на празднике Посейдона. Я все сказал тебе, Алкивиад! – умоляюще закончил Архил. – Верь мне, что я сказал правду!

– Я верю тебе! – все еще с сомнением в голосе покачал головой Алкивиад. – Но, повторяю, для этого нужен опыт воина. Нужна привычка управлять конями!

– И я повторяю тебе, что у моего отца есть и опыт, и умение! Он сам говорил мне.

– Может быть, это и так, – задумчиво сказал Алкивиад. – Но пока обещать тебе ничего не буду – прежде ты выполни хорошо мой заказ! А там посмотрим!

Воин хлестнул плетью коня и ускакал. Архил долго еще стоял на дороге, смотря ему вслед.

«Если он выполнит свое обещание, то я добуду для отца коней и колесницу, – думал мальчик. – А это главное! Теперь нужно постараться только, чтобы новая амфора понравилась Алкивиаду. Отец поможет мне», – подумал Архил и побежал обратно в мастерскую, решив хранить от всех в тайне свою беседу с племянником Перикла.

* * *

Шли день за днем. Под наблюдением Алкиноя Архил работал над амфорой для Алкивиада. Все в мастерской, кто чем мог, старались помогать Архилу.

Лицо у молодого художника осунулось и побледнело. Он мало спал по ночам, торопясь с рассветом в гончарную мастерскую. Там он сразу же принимался за работу, забывая обо всем на свете, даже о занятиях в гимнастической школе, которые обещал Формиону не пропускать.

– Сходим вечером в школу вместе, Архил! – сказал ему однажды Алкиной, желая немного развлечь своего приемного сына и дать отдохнуть мальчику от усидчивой работы.

Но Архил ничего не ответил, он только еще ниже склонился над работой.

В этот вечер, возвращаясь вместе с отцом домой после работы, мальчик заметил, как изменился за последнее время Алкиной. Он уже не шагал бодро и прямо, как бывало прежде, по улице, а шел медленно, слегка сгорбившись, заложив руки за спину. Лицо его казалось бледным и похудевшим. В выразительных глазах художника исчез блеск, придававший ему бодрый и моложавый вид. Казалось, что он словно постарел на несколько лет.

Сердце у Архила сжалось от тревоги.

«Как тяжело отец переживает свалившуюся так неожиданно на него беду! – подумал он. – Ведь за последние дни отец не ходит уже больше даже в гимнастическую школу!»

На другое утро Архил еще усерднее принялся работать над заказом племянника Перикла. Но сомнения не покидали его.

«А вдруг я не сумею угодить капризному эвпатриду? – приходила ему в голову мысль. – Что делать тогда?!»

– Отец, скажи, неужели моя работа очень плоха? Как ты думаешь, походит моя танцовщица на черной амфоре на танцовщицу, которой любовался в тот день племянник Перикла, когда купил амфору у нас? – остановил он проходившего мимо него Алкиноя.

Алкиной пристально посмотрел на своего ученика. Лицо мальчика было полным тревоги и сомнений. Он с нетерпением ожидал ответа строгого мастера, своего отца.

– Не падай духом и работай спокойно, мальчик, – сказал Алкиной, – твоя амфора, я уверен, будет нисколько не хуже той, которую я продал знатному покупателю!

После ободряющих слов отца Архил с новым рвением принимался за работу, усердно отделывая каждую складку на одежде танцовщицы.

* * *

И вот наступил день, когда работа молодого художника-гончара была окончена.

Со страхом и нескрываемым волнением мальчик поставил амфору на прилавок перед строгим, взыскательным хозяином.

Феофраст долго и придирчиво всматривался в рисунок на амфоре. Но даже его опытный глаз не нашел в этом рисунке ничего, к чему можно было бы придраться.

– Работа неплохая, Архил! – сказал гончар, пристально посмотрев на него. – Напрасно твой отец доказывал мне, что тебе придется немало времени потрудиться, прежде чем ты сможешь выполнять заказы наших покупателей. Но ты ошибся, мастер, на этот раз! – погрозил он лукаво пальцем художнику.

– Я сказал тебе тогда истину, хозяин, – строго ответил Алкиной, – и теперь могу повторить то же самое! Архилу нужно еще немало труда и усидчивости, пока он почувствует в себе уверенность в работе настоящего мастера. А для этого потребуется много времени.

– Пусть будет по-твоему! Тебе виднее! Но художника из него ты мне все же сделаешь! – усмехнулся Феофраст. – А ты, Архил, – обернулся он к мальчику, – завтра пораньше с утра отнеси заказ в дом Первого Стратега и передай его Алкивиаду!.. Посмотрим, что нам скажет заказчик!

* * *

Счастливые и радостные возвращались после работы домой Алкиной и его приемный сын. Он был горд своим учеником. Наконец-то сбылись его заветные мечты – он сможет передать теперь в надежные руки все особенности, весь опыт своего мастерства. Архил оказался даже способнее, чем он того ожидал.

Юный художник-гончар шагал рядом с отцом, торжествующий и удовлетворенный похвалой хозяина. Правда, завтра предстояло ему еще немало пережить волнений, вручая заказ требовательному молодому воину. От этого ведь зависело также и то, сможет ли он, Архил, помочь отцу достать коней и колесницу. Но Архил отгонял от себя все тревожившие его мысли, не решаясь поделиться ими с отцом.

– Жена! – радостно обратился художник к Дориде. – Наш сынок сегодня славно поработал! Я дал ему задание, оно было нелегким, но мальчик справился с ним. Поэтому ты должна накормить за это его медовыми лепешками.

– Хвала богам! Недаром я всегда говорила, что мальчик внес радость и счастье в наш дом! – обняла Архила добрая женщина. – Ну, садитесь же к столу. Ужин дожидается вас. А лепешки тем временем я испеку.

Архил взглянул на Алкиноя. Лицо художника словно помолодело от радости. Таким довольным и улыбающимся давно уже никто не видел его в семье.

– Идем, мать! – ласково обратился мальчик к Дориде. – Я помогу тебе сначала разжечь очаг, а после сяду уже за стол!

Дорида со счастливой улыбкой смотрела на мужа и на сына.

* * *

Загородный дом, в котором жил Первый Стратег Перикл, был обширным и хорошо построенным. Пройдя вдоль забора, Архил дошел до калитки и постучал металлическим молотком во входную дверь. Тотчас же привратник отворил дверь и пригласил его войти в дом.

– Обожди тут! – сказал он, войдя в широкий проход, освещенный светильнями на высоких подставках. – Я пойду скажу о твоем приходе. – Он скрылся за внутренней дверью.

Архил остался один. Он оглянулся. По обеим сторонам прохода были выходы. Один из них вел в помещение привратника, другой был ходом в конюшни, ворота из которых выходили на улицу.

Послышались шаги. Дверь распахнулась. Перед мальчиком стоял старик, одетый в богатые одежды. Его длинная борода свисала почти до половины груди. Движения старика были неторопливыми, полными достоинства. Жестом руки он пригласил Архила следовать за ним.

– Я пришел… я принес эфебу Алкивиаду заказ, который он сделал в горшечной мастерской моего хозяина, – робко начал Архил, смущенный молчанием старика, – поэтому прошу тебя, эвпатрид… скажи Алкивиаду, что заказ его готов…

Старик улыбнулся.

– Я это все понял, юноша, прежде чем ты сказал мне об этом, – произнес он учтиво. – Но только ты ошибся, назвав меня эвпатридом, я всего лишь раб моего господина, Первого Стратега Афин… Имя мое – Евангел. Идем! – пригласил он Архила следовать за собой.

Они вошли в просторный двор дома, находившийся под открытым небом, служивший обычно хозяевам столовой и местом приема гостей. Вокруг двора была прекрасная колоннада, а в центре двора находился жертвенник богу Зевсу.

Все это Архил успел заметить, восхищенный тем, что представилось его глазам.

– Обожди меня здесь, юноша, – продолжал Евангел, – я скажу молодому господину о твоем приходе.

Архил снова остался один, когда Евангел скрылся за массивной дверью.

«Там, за этими дверями, наверное, находятся жилые комнаты семьи Первого Стратега!.. – с любопытством посмотрел мальчик вслед старому рабу. – Вот бы заглянуть в них!» Но тут же он со стыдом и смущением опустил голову. Немного освоившись, Архил заметил богатое убранство помещения, в котором находился. Между колоннами стояли высокие ложа, покрытые коврами. А за ними виднелись несколько алтарей богам, покровителям Афин и этого дома.

«Как удивилась бы мать, если бы заглянула сюда! – пронеслось в голове мальчика. – Сколько тут ковров и цветов!»

Откуда-то сверху солнце освещало дорогие вазы, украшавшие алтари богов и цветы, лежавшие перед ними. До его слуха донеслись громкие голоса и звон посуды.

«Там, наверное, приготовляют пищу! – решил Архил. – Интересно, сколько нужно иметь рабов, чтобы держать в порядке такие покои, готовить пищу и ходить за конями в доме Первого Стратега?!»

Размышления мальчика были прерваны шумом шагов и голосами входящих людей. Он испуганно замер на месте. Дверь, которая вела во внутренние покои, распахнулась. На пороге ее стоял Алкивиад.

– Привет тебе, сын Алкиноя! – дружелюбно произнес он. – Ты оказался верным своему слову. Тебе не так много потребовалось времени, чтобы выполнить мой заказ. Теперь давай посмотрим, как сделал ты работу. Мы с Евангелом будем твоими судьями.

Сердце у Архила замерло. В горле у него пересохло от волнения. Приближалось самое страшное. Но он ничего не ответил Алкивиаду, только протянул ему амфору.

Алкивиад с улыбкой взял в руки сосуд и стал его разглядывать.

– Взгляни-ка, Евангел, – подозвал он старого домоправителя своего дяди, – не кажется ли тебе, что эта амфора походит, как двойник, на ту, что недавно разбила в спальне Аспазии неосторожная Эрите?

Евангел почтительно приблизился к воину.

– Что же ты молчишь, старик? – удивился молодой хозяин. – Или ты находишь, что я не прав? Что работа не заслуживает похвалы?

Архил побледнел. Но ни молодой воин, ни Евангел, казалось, не замечали его волнения.

– О нет, господин мой! – наконец произнес негромко старый раб. – Я долго любовался прекрасным рисунком, сделанным художником на этой амфоре, и думал о том, что только щедро одаренный дарами богов человек смог сделать такой тонкий и красивый рисунок на сосуде!..

– Прекрасна твоя оценка, старик! – рассмеялся Алкивиад. – А ведь у тебя глаз искушенный!.. Тебе пришлось в твоей жизни видеть немало хороших картин и разрисованной керамики в доме моего дяди. Так что ты можешь гордиться такой оценкой твоей работы, юноша! – посмотрел молодой воин на юного гончара.

Вздох облегчения вырвался из груди Архила. Алкивиад заметил этот вздох и улыбнулся.

– За такую работу ты заслуживаешь награды, юноша! – продолжал он. – Ты как будто бы просил меня о чем-то тогда, когда мастер Алкиной поручил тебе разрисовать эту амфору? Напомни мне, о чем была твоя просьба?

– О эфеб! – сделал шаг Архил ближе к Алкивиаду. – В тот день я попросил твоего разрешения отцу моему воспользоваться для состязаний на празднике Посейдона твоими конями и твоей колесницей… – робко закончил мальчик.

– Да, да! Я припоминаю! – перебил его Алкивиад. – Я тогда ведь обещал тебе исполнить это твое желание, если ты хорошо выполнишь мой заказ. Евангел, – обернулся молодой воин к старику, – прикажи, чтобы старший конюх в моих конюшнях запряг бы в колесницу лучших моих коней, когда это потребуется для отца молодого художника! Имя его отца – Алкиной Кадрид. Запомни!

Евангел молча поклонился.

– А ты, ученик и сын художника Алкиноя, – обернулся Алкивиад к Архилу, – скажи хозяину гончарной мастерской, чтобы он утром зашел ко мне за деньгами, а отцу твоему передай, что я обязательно приеду на состязания в Коринф, чтобы посмотреть, как управляет он конями.

Счастливый и радостный бежал Архил по торговой площади обратно в мастерскую.

У входа стоял хозяин, тревожно посматривавший вдаль, как и все в мастерской, с нетерпением ожидавший возвращения Архила.

– Мчится, словно взбесившийся осел по дороге! – пробурчал он, заметив бежавшего Архила. – Неужели опять разбил и эту амфору!

– О нет, хозяин! Я ее доставил целой и невредимой, – задыхаясь, крикнул мальчик. Все лицо его, горевшее от быстрого бега и от волнения, было радостным и счастливым.

Хозяин сразу повеселел.

– Если так – вот на, держи! – протянул он две драхмы Архилу. – Купи себе новый хитон и сандалии. А то твои совсем развалились.

Все находившиеся в мастерской с удивлением посмотрели на Феофраста – таким щедрым он не был еще никогда.

– Вон как угодил хозяину наш Архил! – подмигнул Пасион Алкиною. – Расщедрился старик! Целых две драхмы дал в награду мальчишке.

Поздно вечером, придя домой, Архил открыл приемному отцу свою тайну о конях и колеснице…

Растроганный его признанием, художник понял, что должен был переживать мальчик за недели напряженной работы над амфорой. Он долго сидел, закрыв лицо руками, потом, поднявшись с места, подошел к Архилу и прижал голову его к своей груди.

– Всемогущие боги Олимпа смилостивились надо мной! Они послали мне доброго сына, – прошептал он. – До конца дней моих не забуду я, Архил, того, что сделал ты для меня! Забыть такое невозможно.

* * *

В обширных конюшнях, принадлежавших Алкивиаду, стояло немало прекрасных скакунов. Тут были и золотистые, тонконогие жеребцы из Фессалии, и белые, похожие на лебедей кони из Фракии, и гнедые с тонкими ноздрями и пугливыми глазами скакуны из Македонии.

Два рослых раба ухаживали за конями и следили за чистотой в конюшнях под присмотром старшего конюха.

Алкивиад не жалел денег на породистых коней, и его конюшни славились в Афинах. Приятели завидовали ему, хорошо зная, что не только на состязаниях кони его выходят всегда победителями, но они также хорошо понимали, что и в боях такие кони вынесут невредимым с поля боя своего хозяина.

Когда Архил и Алкиной вошли во двор, где помещались конюшни Алкивиада, конюхи только что вывели на прогулку коней.

Отец и сын залюбовались красотой скакунов.

– Не можем ли мы видеть старшего конюха? – спросил Алкиной у одного из рабов.

Старший конюх сам уже шел к ним навстречу, заметив присутствие посторонних людей в конюшнях.

– Не ты ли будешь Алкиной Кадрид, для которого я должен, по приказу моего господина, запрягать в колесницу коней? – спросил он.

– Да, это я, – подтвердил художник.

Как раз в это время один из конюхов вывел из конюшен пару красивых, сильных белых коней.

Заметив взгляд Алкиноя, любовавшегося ими, старший конюх усмехнулся.

– Это любимые кони хозяина! – заметил он. – Они кротки, как ягнята, но в то же время быстры в беге и выносливы. Одного из них зовут Парис, другого Аякс. Мы их запрягаем в колесницу вместе с парой других белых коней.

Протянув руку, Алкиной провел ею ласково по шее Аякса. В этом движении сразу почувствовалась вся его любовь к животным.

Старший конюх следил за ним.

– Если хозяин разрешит, я запрягу для тебя в колесницу эту четверку белых коней, – заметил он.

– Хозяина несколько дней не будет в Афинах, и кони ему не будут нужны, – вмешался в их разговор один из рабов.

– Это очень кстати! – сказал Алкиной. – Если так, то прошу тебя – вели запрячь для меня в колесницу четверку белых коней! Мне хотелось бы сегодня же, не откладывая, сделать коням проездку за городом…

Белые кони были вскоре запряжены в нарядную колесницу. Уверенно ухватившись одной рукой за поручни, Алкиной легко вскочил на нее. Конюхи широко распахнули ворота конюшни.

Сердце замерло в груди у Архила. Момент был решительный. Мальчика страшила мысль, что после длительного перерыва отец его не сможет уже справиться с четверкой быстроногих, сильных коней Алкивиада…

Но, взмахнув ему с улыбкой рукой в знак приветствия, Алкиной выехал из ворот. Колесница помчалась вдоль улицы. Архил успел заметить, как уверенно и спокойно отец его стоял у передка ее.

Мальчик сразу успокоился. Теперь он уже больше не тревожился за отца.

– Я вижу, отец твой, юноша, опытный возница! – заметил стоящий рядом с ним старший конюх. – Он уверенно, как настоящий воин, держится на колеснице!

– Ты прав! – вежливо согласился с ним Архил. – Мой отец был прежде воином. Он привык управлять колесницей.

Кивнув на прощание головой конюху, Архил вышел из конюшен Алкивиада.

* * *

Архил делал большие успехи в росписи керамики. Алкиной теперь все чаще и чаще задумывался о том, что мальчика следует учить ремеслу художника не в гончарной мастерской. На свои знания и опыт в этом деле Алкиной, при всей его скромности, не решался рассчитывать. Он считал, что руководить обучением его сына должен был настоящий, большой мастер-художник.

Но среди хорошо знакомых Алкиною художников в Афинах не было таких мастеров.

Однажды на улице Алкиноя окликнул чей-то знакомый голос. Художник обернулся. Позади него стоял старый учитель его юных лет, Ксанфий.

– Тебя ли вижу я, Алкиной Кадрид? – Старик протянул к нему руки, чтобы обнять его. – Вот неожиданная встреча! А ведь я долго разыскивал тебя. Мечтал о встрече с тобой. Наконец-то ты отыскался! – Все лицо старого художника дышало радостью.

Алкиной с не меньшей радостью обнял Ксанфия.

– Учитель! Дорогой мой учитель! – воскликнул он. – Я ведь также долго искал тебя повсюду и даже думал, что ты уже не живешь больше в Афинах!

– Ты не ошибся, мой мальчик, – по-прежнему ласково и сердечно ответил старик, называя Алкиноя по-старому «своим мальчиком»… – Я теперь редко приезжаю сюда из Олимпии, где работаю на постройке храма Зевсу Олимпийскому вместе с ваятелем Фидием. Мы с ним бываем в Афинах всегда случайно и всегда ненадолго. Вот и теперь мы приехали за необходимыми для нас материалами и хотели прихватить с собой еще двух-трех художников. Ну, а ты, дружок мой, как живешь, где работаешь? Рассказывай скорее! Я хочу все знать о тебе!

В коротких, скупых словах Алкиной рассказал своему старому другу и учителю обо всем пережитом за последние годы.

– Значит, похоронив собственного сынишку, ты решил усыновить своего ученика? Хвалю за это решение! – одобрил старик Ксанфий. – Плохо только одно, Алкиной, – строго заметил он, – как мог ты, с твоими способностями, согласиться работать в гончарной мастерской! А я возлагал когда-то на тебя ведь большие надежды!

– Не осуждай меня, учитель! – опустил голову художник. – Я долго не мог найти работу… Мы с женой и ребенком голодали!.. И тогда я согласился расписывать вазы и амфоры у Феофраста… Теперь мой приемный сын учится у меня этому делу и делает большие успехи. Я убедился, Ксанфий, что мальчику боги дали большие способности, наградив его бесценным даром творчества… Беда только в том, что у меня самого не хватает опыта, чтобы развить его дарование, сделать из него лучшего мастера, чем я сам…

– Как все повторяется в жизни! – улыбнулся Ксанфий. – Было время, когда и я сам думал так же, обучая росписи керамос юного Алкиноя Кадрида! Да, да! Это так! Не качай головой, художник!

– О учитель, помоги мне найти для моего сына опытного мастера-учителя! Среди твоих знакомых и друзей тебе нетрудно отыскать такого, – попросил Алкиной.

Старик подумал немного.

– Хорошо! – ответил он. – Я смогу помочь тебе довести доброе дело до конца. Вот что, Алкиной, – пристально посмотрел он в лицо своему бывшему ученику, – отдай твоего сына в мастерскую ваятеля Фидия!

– Чтобы Архил стал ваятелем, как его учитель, а не художником! О нет, Ксанфий! – горячо ответил Алкиной. – Я совсем иного хотел для моего сына!

– Обожди! Не торопись отказываться, – остановил его старик. – Фидий ведь не только ваятель, но еще и прекрасный художник. Да и у него в мастерской работает немало художников. Тебе следует поговорить с Фидием и выслушать его совет. Это будет лучшим, что я могу тебе посоветовать, Алкиной!