Текст книги "Маленький гончар из Афин (Историческая повесть)"

Автор книги: Александра Усова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Александра Усова
МАЛЕНЬКИЙ ГОНЧАР ИЗ АФИН
Историческая повесть

В МАСТЕРСКОЙ ГОНЧАРА ФЕОФРАСТА

Было раннее утро. Солнце, еще не жаркое, не обжигающее лучами, медленно поднималось над древними Афинами[1]1
  Афины – главный город Аттики, области на юго-востоке Греции.


[Закрыть]. Оно осветило стены Акрополя[2]2
  Акрополь – крепость города, возвышенная и укрепленная часть его, где находились замечательные постройки Афин: храмы богини Афины, Эрехтея и богини победы Никэ, а также вход в Акрополь.


[Закрыть] и скользнуло дальше по блестящим белым колоннам Пропилеев[3]3
  Пропилеи – вход в афинский Акрополь.


[Закрыть]. Лишь на короткое время лучи его задержались, словно восхищенные красотой постройки, на чудесном храме богини Девы и скользнули дальше за край небольшой тучки, скрываясь за облаком.

Легкий утренний ветерок, в котором ясно чувствовалось приближение весны, пробежал по верхушкам гранатовых деревьев и затих в кустах возле домов.

На пригородных улицах Афин давно уже слышался громкий крик ослов и мулов, на которых жители окрестных селений везли на торговую площадь города – агору – вино, ячмень, овощи и фрукты.

Афинские ремесленники – каменщики, кожевники, сапожники, литейщики, кузнецы и кондитеры – обгоняли эти повозки селян, торопясь на работу в мастерские, расположенные неподалеку от агоры.

Одетые в льняные хитоны[4]4
  Хитон – длинная одежда, перехваченная поясом.


[Закрыть], они шли по улицам с непокрытой головой, зябко поеживаясь от утренней свежести.

Литейщики шагали быстрым, размеренным шагом, широко размахивая мускулистыми руками, привычными к тяжелому молоту.

Весельчаки и шутники кондитеры шли, улыбаясь встречным прохожим, обмениваясь на ходу с друзьями приветствиями и шутками. Их светлая одежда хранила на себе следы теста и аромат свежеиспеченных медовых лепешек и пирожков, который жадно вдыхали дети, стоявшие у края дороги.

Зато сапожники несли с собой едкий острый запах кожи, из которой они шили обувь. Этот запах был настолько стойким, что долго еще оставался в воздухе, когда сапожники уже были далеко.

Внезапно громкие голоса, послышавшиеся из-за поворота улицы, привлекли к себе внимание прохожих. Какой-то человек в рваной одежде выбежал из-за угла и, испуганно оглядываясь по сторонам, побежал вверх по улице. Несколько мужчин, гнавшихся за ним, осыпали его бранью и проклятиями.

Торговка рыбой, спешившая со своим товаром на торговую площадь, остановилась и с любопытством посмотрела на бежавших людей.

– Отец, – обратилась она к старику, стоявшему возле одного из домов, – не знаешь ли ты, за кем гнались эти люди?

Старик покачал головой:

– Я не знаю этого человека, но не сомневаюсь, что это был беглый раб, спешивший к храму на агоре, чтобы отдать себя под защиту божества…

– Почему ты так думаешь? – спросил его ремесленник, проходивший мимо.

– Человек бежал прямо к храму Тесея!..[5]5
  Храм Тесея был прибежищем беглых рабов. Человек, «отдавший себя под защиту божества», считался неприкосновенным в храме.


[Закрыть] Разве ты не обратил на это внимания? – ответил старик. – Да и одежда на нем была грязная и рваная – такую одежду носят только рабы. Кроме того, я успел заметить несколько рубцов на его теле. Это были следы от ременной плетки.

– Ты прав, – согласился ремесленник.

В это время новое происшествие обратило на себя внимание прохожих.

Дверь дома башмачника Менандра с шумом распахнулась. Небольшой узелок, брошенный кем-то, упал прямо на пыль каменистой улицы. Вслед за узелком волосатая рука башмачника вытолкнула за дверь дома мальчика лет четырнадцати в заплатанной хламиде и рваных сандалиях.

– О, не гони меня, Менандр! – громко протестовал мальчик. – Где же теперь я буду жить? Дай мне сказать тебе…

Но дверь с шумом захлопнулась.

Мальчик некоторое время растерянно постоял возле дома. Потом он стал яростно стучать в дверь кулаками, крича с отчаянием в голосе:

– Открой, Менандр! Ты ведь даже не захотел отдать мне вещи моей матери!

– Оглох ты, что ли, сосед? – подошел к дому башмачника каменщик Геронтий. – Открой мальчишке дверь и отдай немедленно ему вещи, о которых он говорит! Если ты этого не сделаешь, Менандр, то, клянусь богами, будешь иметь дело со мной! А я уж сумею заставить тебя поступить как нужно!

В ответ на эту угрозу дверь в доме башмачника слегка приоткрылась, и на улицу выглянуло бородатое лицо Менандра.

– А тебе-то какое дело до этого мальчишки? – с гневом спросил башмачник. – Ты поступил бы много умнее, если бы не совал носа в чужие дела!

Башмачник резко обернулся в сторону подростка, которого он выгнал из дома.

– Ступай прочь отсюда, бездельник, – прохрипел он, – и запомни: даром держать тебя в своем доме я не стану! И без того перед смертью твоя мать задолжала мне за угол три драхмы![6]6
  Драхма – денежная серебряная монета в древней Элладе.


[Закрыть] С кого теперь я их получу! Я не богач! У меня у самого дети! Какое дело мне до тебя!

– Обожди, не горячись, Менандр! – обеими руками ухватился за дверь мальчик. – Ведь вчера вечером я уже отдал тебе в уплату долга десять оболов!..[7]7
  Обол – также монета, только более мелкая.


[Закрыть] Это было все, что я имел, что заработал за неделю. Клянусь Афиной, у меня больше не осталось ничего… Я не могу даже купить себе ячменную лепешку!

– К чему ты мне говоришь все это? – пожал плечами башмачник. – Я тебе ясно сказал: пока ты не заплатишь мне полностью долга, я не отдам тебе тряпки твоей матери! И не смей больше стучаться в дверь моего дома! Я все равно больше не открою ее тебе! Уходи отсюда прочь!

– Нельзя быть таким жестоким, Менандр! – покачал головой каменщик. – Пойми – мальчику теперь негде приклонить голову на ночь. А ведь Архил недавно стал работать в гончарной мастерской учеником у Феофраста. Мастер Пасион доволен им. Я уверен, что Архил скоро выплатит тебе долг. Оставь мальчика на время у себя! Ведь у тебя самого есть дети! Да и дом у тебя поместительный – хватит в нем места для всех!

– Клянусь собакой[8]8
  Иногда афиняне, избегавшие клясться богами, клялись животными.


[Закрыть] – очень легко быть добрым и милосердным за счет других! – грубо усмехнулся башмачник. – Я могу сам дать тебе совет: бери мальчишку к себе и корми его бесплатно. Ты ведь такой добрый!

Дверь снова закрылась. Прохожие понемногу стали расходиться. Каменщик и мальчик остались одни.

– Не горюй, Архил, – ласково сказал каменщик, – мы что-нибудь придумаем. Вечером приходи ночевать ко мне. Тесновато, правда, в доме у меня, но место для тебя найдется. А теперь беги в свою гончарную мастерскую.

Каменщик скрылся за углом. Архил уныло пошел вдоль улицы, прижимая к груди узелок.

– Геронтий неплохой человек, – услышал он голос за спиной, – плохо только то, что он сам бедняк и что у него в доме не часто едят бобовую похлебку.

Архил обернулся.

Это был приятель его, уличный фокусник Клеон, с детских лет разделявший с ним все его мальчишеские радости и горести.

– Не падай духом! – хлопнул Клеон Архила по плечу. – Хочешь, я поговорю с своей матерью? Она наверняка разрешит тебе ночевать у нас, пока ты не найдешь для себя жилье.

– О нет, Клеон, не говори матери ничего! – перебил друга Архил. – У нее и без меня много забот. Я лучше попрошу нашего старого раба Анита. Он, может быть, разрешит мне ночевать в пристройке к мастерской, где ночуют рабы хозяина.

– Скажи, Архил, – первым нарушил молчание Клеон, – не легко месить ногами глину, а после лепить из нее плошки, гидрии[9]9
  Гидрия – сосуд для воды.


[Закрыть] и кувшины?

Архил ответил не сразу.

Не ожидая его ответа, фокусник задумался уже о другом.

– Признайся откровенно… – взглянул он пытливо на приятеля, – хозяин мастерской часто бьет тебя?

– Что-о?.. – вспыхнул от негодования Архил. – Да разве позволил бы я бить себя кому-нибудь! Плохо же ты знаешь меня!

Уже произнеся эти слова, мальчик смутился, вспомнив о тумаках, которыми наградил его в это утро башмачник Менандр.

– Я потому спросил тебя об этом, – поспешил оправдаться Клеон, заметив гнев и смущение приятеля, – что слышал много раз, как бьют в ремесленных мастерских хозяева и мастера-феты[10]10
  Феты – бедняки ремесленники, работавшие по найму у хозяев в ремесленных мастерских, в порту и гребцами на кораблях. Феты имели в Афинах права гражданства, но не могли быть избираемыми на государственные должности. Фетов избирали только на должность гелиастов в суд присяжных.


[Закрыть] своих учеников…

Архил хмуро молчал.

– Вот потому-то я и не хотел работать учеником ни в одной из ремесленных мастерских! – продолжал Клеон. – То ли дело ходить по улицам города с ковриком и со змеей! Я не знаю никаких хозяев, никаких мастеров. Я сам себе хозяин. Так я и отцу сказал, – добавил он весело. – И отец согласился со мной, даже купил мне змею.

Архил рассеянно слушал друга. Он думал о словах Клеона.

– Знаешь, Архил, – переменил Клеон тему, – бывают дни, когда я неплохо зарабатываю! В такие дни я приношу матери с агоры то десять, а то и больше оболов!

– Но бывает, что ты ничего не приносишь, – хмуро перебил его Архил.

– Бывает, – добродушно согласился Клеон.

– Чем же тут хвастаться! – упрекнул его приятель. – Вот каменщик Геронтий мне не раз говорил, что всякому человеку нужно знать какое-нибудь ремесло, чтобы иметь крышу над головой и не голодать… Наверное, поэтому он и предложил мне пойти работать учеником в гончарную мастерскую. Я не жалею о том, что послушался его и нанялся туда: научусь делать из глины всякую посуду и стану хорошим гончаром!

Клеон не обратил внимания на его слова.

– А знаешь, Архил, что пришло мне в голову? – внезапно оживленно воскликнул он. – Не отправиться ли нам с тобой с одним из кораблей на остров Эвбея? Мне говорили, что жители этого острова любят фокусников и заклинателей змей. Я там смог бы заработать немало денег!

– А что бы стал делать я на Эвбее? – улыбнулся Архил.

– Ты? А разве ты не умеешь ходить по канату? – удивился Клеон. – Ты всегда делал это лучше всех мальчишек на нашей улице. И потом ты знаешь столько хороших песенок! Ты не был бы голодным на Эвбее, я уверен! – заглянул он в лицо приятелю.

Но лицо Архила больше уже не улыбалось. И, смущенный его серьезностью, Клеон сразу умолк.

– Глупая затея! – неожиданно для Клеона проговорил Архил.

– Почему же глупая? – обиделся фокусник.

– Да так! – продолжал Архил. – Зачем мне ехать с тобой на остров Эвбея? Я привык работать в гончарной мастерской, полюбил делать из глины керамос[11]11
  Керамос – изделия из обожженной глины, которыми славились древние Афины. Ремесло гончаров и художников по разрисовке глиняной посуды и ваз не считалось почетным в древней Греции, хотя им часто восторгались. И гончаров презрительно называли горшечниками.


[Закрыть]. Ты даже не можешь представить себе, Клеон, – оживился мальчик, – как приятно видеть, когда в твоих руках кусок сырой глины превращается постепенно то в гидрию, то в какую-либо другую посуду, нужную в хозяйстве! А недавно мастер Пасион сказал мне: «Работай прилежно, мальчик, – скоро я дам тебе нашу лучшую глину и научу тебя делать из нее дорогие сосуды-амфоры и вазы». Ведь такой керамос после разрисовывает в нашей мастерской художник Алкиной! Подумай только! Как хорошо нужно сделать вазу из глины, чтобы он взял ее для разрисовки!

Клеон ничего не ответил. Увлечение приятеля своей работой в горшечной мастерской было непонятным для него.

– Чудак! – пробурчал фокусник. – Ведь как хорошо ты ни научился бы делать керамос из глины, все равно хозяин не станет платить тебе за твою работу больше оболов, чем платит теперь, да и угол тебе для ночлега он не даст! Нет, такая работа не по сердцу мне! Я согласился бы лучше на твоем месте поехать на остров Эвбея, чем до поздней ночи вертеть гончарный круг и жить всегда голодным. Поедем со мной, Архил! Не пожалеешь! На Эвбее мы заработаем с тобой много больше, чем здесь, в Афинах!.. А какой виноград там растет, на острове! – неожиданно восторженно сказал Клеон. – Какие чудесные румяные яблоки привозят к нам оттуда – объедение! Поверь моему слову. Однажды я попробовал такое яблочко.

Но Архил продолжал молчать, равнодушный к восторгам своего друга.

– Нет! Это все пустое! Мне хочется совсем другого добиться в жизни… – наконец задумчиво произнес он.

– Чего же? – удивился Клеон. – Стать хорошим горшечником?

– О нет, совсем не этого! – отозвался Архил. – Об этом нечего мечтать – это придет само собой, если я буду усердно работать, а вот знаешь, Клеон, – сказал он, немного подумав, – есть у нас в Афинах такие школы для подростков, как мы с тобой. Там учат мальчиков всяким гимнастическим упражнениям: прыгать с шестом, метать диск и копье, учат борьбе и быстрому бегу.

– Слыхал я о таких школах. Они как будто бы называются гимнасиями? – сказал, махнув рукой, Клеон. – Но я и без школы умею неплохо прыгать, бросать обручи и ходить по канату, а борьба мне не нужна вовсе! Но для чего же все-таки в гимнасиях обучают юношей всему этому? Наверное, готовят из них хороших воинов? – заинтересовался он.

– Да, ты не ошибся, – подтвердил Архил. – И они выходят из школы закаленными, смелыми и ловкими. Иногда такие юноши участвуют в состязаниях на празднествах… Да ты должен помнить это. Мы с тобой однажды были на состязаниях афинских юношей в Коринфе!

– Помню! – кивнул головой Клеон. – Но разве легко попасть учеником в такую школу? Нет, не так-то просто.

– В том-то и дело, что это не легко! – отозвался охотно Архил. – Я давно уже мечтаю попасть в такую школу, но мне говорили, что для меня, бедняка, это почти невозможно. Там учатся только сыновья богатых родителей. За обучение в такой школе ведь нужно платить немало драхм!

– О, какой же ты глупец! – рассмеялся добродушно Клеон. – Ты мечтаешь попасть в гимнастическую школу, где обучаются богачи! Но кто же будет платить за тебя туда драхмы? Подумал ты об этом?

Архил нахмурился. Его приятель был прав.

– Не будем больше говорить об этом, – сказал Архил после короткого молчания, – и забудем о наших мечтах. Продолжай лучше бродить по городу с твоим ковриком и со змеей, а я с утра до ночи буду по-прежнему вертеть гончарный круг! Вот и все.

За разговором друзья незаметно подошли к торговой площади, в другом конце которой находилась гончарная мастерская.

– Прощай, Клеон! – произнес Архил. – Мы с тобой теперь не скоро увидимся. – Не оборачиваясь, он понуро пошел по дороге.

Клеон с грустью смотрел вслед другу. Звать его к себе он больше не решался, а придумать, чем помочь ему в беде, он никак не мог.

* * *

Торговая площадь Афин – агора – была полна народа.

Торговцы располагались с товаром на отведенных для них местах: продавцы свежей рыбы и мяса спешили в мясные и рыбные ряды, торговцы овощами и фруктами направлялись со своими повозками поближе к одному из храмов, рассчитывая на то, что тень от колонн закроет от палящих лучей солнца сочный золотистый виноград, фиги и яблоки.

Архил невольно замедлил шаги, проходя мимо этих повозок с плодами. Он видел, как виноделы подкатывали бочонки с виноградным вином к своему ряду, где их уже поджидали нетерпеливые покупатели, спешившие обменять на вино звенящие оболы. Шум и говор людских голосов все увеличивались, смешиваясь с криками мулов и ослов, с которых хозяева снимали мешки с ячменем и корзины с рыбой и овощами.

Бродячие торговцы, предлагавшие прохожим жареную рыбу, бобы и румяные ячменные лепешки, ловко и быстро сновали в толпе с веселыми шутками, громко расхваливая свой товар.

Архил торопливо шел по агоре, пробираясь в толпе к мастерской. Мальчик теперь уже старался не смотреть на соблазнительные, прохладные, желтевшие на солнце гроздья винограда, на куски жареной рыбы, на румяные ячменные лепешки. Запах жареной кефали заставлял его ощущать еще мучительнее чувство голода, терзавшее его с утра. Но о том, чтобы купить ячменную лепешку или хотя бы небольшую кисточку винограда, нечего было и думать! Он уплатил вчера Менандру в счет старого долга свой недельный заработок, и теперь приходилось забыть о голоде до позднего вечера, когда после работы он сможет поискать здесь, на агоре, среди отбросов, выброшенные торговцами овощи и фрукты, а если посчастливится, то и кусочек рыбы, брошенный покупателем.

На одно мгновение мальчик остановился, пропуская мимо повозку, которую тащили два тощих мула. В это время луч солнца, выглянувший из-за облака, ярко осветил белые колонны храмов в Акрополе, видневшихся на высоком холме. И Архил невольно залюбовался ими.

«Как хорошо было бы вместо того, чтобы спешить в мастерскую, пойти бы теперь вверх по той дорожке, где идут путники в Акрополь, чтобы вместе с ними посмотреть на храм богини Афины!» – пронеслось в голове у юного гончара. Немало рассказов в мастерской Феофраста слышал он об этом новом, чудесном храме, недавно построенном в Акрополе, где знаменитый афинский ваятель Фидий поставил свою чудесную статую богини Девы, сделанную из золота и слоновой кости. Люди приезжают теперь в Афины издалека, чтобы только посмотреть на эту статую, а он, афинянин, до сих пор еще не видал ее! Но когда и как мог он пойти посмотреть на статую богини? Ведь каждый день он должен был работать в гончарной мастерской от зари до зари.

Архил только с досадой махнул рукой и стремительно побежал по торговой площади дальше, вспомнив, что запаздывает на работу.

Когда Архил пересекал площадь, два всадника преградили ему дорогу, и он снова вынужден был остановиться. Красота лица и богатая одежда одного из этих всадников привлекли к себе его внимание, но разглядеть как следует этого воина он не успел, так как тот хлестнул плетью своего коня и поскакал дальше, пропустив встречную повозку.

– Какой красавец этот Алкивиад! – громко заметил винодел, мимо лавчонки которого проходил Архил. – Никто в Афинах не может сравниться с этим счастливчиком щедрыми дарами, которыми наградили его боги! Мало того, что он знатен, богат и красив, он еще обладает таким красноречием, что даже дядю своего способен бывает затмить, когда выступает на народных собраниях!

– А кто же его дядя? – спросил Архил у винодела. – И кто он сам?

Но винодел не успел ответить. Его отвлекли покупатели.

– А ты, юноша, разве не знаешь этого эфеба[12]12
  Эфеб – юноша, достигший совершеннолетия (восемнадцати лет). Эфебы несли службу воинов в Афинах по охране границ.


[Закрыть]? – с улыбкой спросил у Архила проходивший мимо продавец ячменных лепешек. – Ведь его знают все Афины! Весь народ восторгается его щедростью и красотой!

– Нет, я не знаю его! – покачал головой Архил. – Прошу тебя, скажи мне его имя.

Но продавец лепешек уже скрылся в толпе. Архилу ничего больше не оставалось, как только бежать дальше.

Мучительное чувство голода не оставляло его.

– Опять ты, лентяй, приходишь последним на работу, – грубо встретил своего ученика хозяин, стоявший у входа в гончарную мастерскую. – Придется мне, как видно, попробовать на твоей спине мою новую плетку. Ты этого дождешься!

Архил молча уселся за свой гончарный круг и стал вращать его, придавая куску сырой глины форму сосуда.

Мастер, сидевший напротив, только бросил в его сторону сердитый взгляд.

– Меньше по сторонам зевай! – пробурчал он. – Я сегодня дал тебе для работы хорошую глину. Старайся! Заказ мы должны закончить до наступления вечера. Иначе хозяин выполнит свою угрозу и попробует плетку на твоей спине.

Архил и на это ничего не ответил, он только еще проворнее стал крутить гончарный круг.

Пасион с невольной улыбкой отвернулся. Он любил своего ученика и знал, что если Архил постарается хорошо работать, то способный помощник не подведет его. Заказ будет закончен вовремя.

– Взгляни, Алкиной, – подошел хозяин к столу другого своего мастера-художника, – как ловко работает этот мальчишка! Я слежу за ним и вижу, как быстро сырая глина в его руках превращается в гидрию! Способный ученик у Пасиона – работа так и горит у него в руках! Не зря я взял его учеником, когда его привел каменщик Геронтий! Мне думается, что со временем из него мог бы получиться неплохой гончар. Но Архил не будет горшечником! Я иначе решил судьбу мальчика.

– Иначе? – Алкиной с удивлением взглянул на хозяина.

– Да! Да! – повторил Феофраст, внимательно рассматривая вазу, которую разрисовывал художник. – Мне в моей мастерской нужнее будет второй художник, чем второй гончар. Так что ты возьмешь к себе учеником Архила.

– Художником не всякий может быть, хозяин, – сухо ответил Алкиной, – для этого человек должен получить особый дар от богов.

– Ну, ну! – погрозил пальнем хозяин. – Я хорошо знаю, что вы, художники, не очень-то любите открывать другим тайны мастерства. Но все же Архила ты, Алкиной, обучишь разрисовывать вазы и амфоры[13]13
  Амфора – сосуд, служивший часто для украшения жилища богатых эллинов. Амфоры без художественной росписи часто употреблялись для вина и оливкового масла.


[Закрыть]. Я так уже решил.

Феофраст вышел во двор, где старик Анит привязывал корзины с посудой к спине осла. Осел брыкался, не желая стоять на месте.

– Если сам не можешь справиться с ослом, позвал бы на помощь себе кого-нибудь, – сердито сказал Феофраст старику. – Из-за тебя я могу опоздать на торг в Пирей!

– Сосед наш, гончар Никосфен, давно уже отправился на торг, хозяин, – сказал вышедший из мастерской Пасион, – так что ты поспеши.

– «Поспеши»! – повторил с досадой слова его хозяин. – Все вы любите давать советы другим, а вот помочь старику привязать корзины к спине осла ты не догадался. Я из-за вашей нерадивости должен терпеть одни убытки! Лодыри все вы и лентяи!

– А что ты собираешься покупать в Пирее, хозяин? – поспешил переменить разговор Пасион. – Неплохо было бы купить еще одного взрослого раба в помощь старику Аниту, чтобы растапливать печь для обжига и месить глину. Анит становится уже старым, а мальчишка Скиф еще слишком молод для такой тяжелой работы.

– Много болтаешь лишнего! – сурово прервал Пасиона хозяин. – Недавно я купил в помощь Аниту мальчишку-варвара. Пусть справляются вдвоем у печи! Да и забота о рабах для моей мастерской – не твоя забота! Запомни это. Смотри лучше за своим учеником, чтобы он не болтался без дела.

Пасион пожал плечами и, ничего не ответив хозяину, ушел снова в мастерскую и уселся за гончарный круг.

– Алкиной! – окликнул уже с улицы Феофраст художника. – Ты остаешься за старшего! Смотри, чтобы работа была вся окончена в срок! Завтра рано утром я повезу керамос в Пирей для отправки в Сицилию.

Подгоняя хворостиной осла, хозяин тронулся в путь. Алкиной посмотрел вслед хозяину, затем поправил узкий ремешок на голове и уселся поближе к свету за разрисовку сосудов.

* * *

День близился к полудню. Работа в гончарной мастерской шла как обычно. Пасион вращал без устали свой гончарный круг, то и дело снимая с него готовые изделия и отправляя их во двор для обжига. Архил старался не отставать от него, хотя спина у него давно уже ныла от усталости.

Алкиной сосредоточенно накладывал орнамент на покрытую черным лаком вазу, рисунок на которой был уже закончен. Роспись на этой вазе поражала своей красотой: красноватая фигура фавна, играющего на свирели для двух пляшущих нимф, отличалась художественностью рисунка и тонкостью отделки.

Старик Анит, сняв с себя хитон и оставшись в одном набедренном поясе, носил без устали к печи для обжига керамики доски с глиняной посудой, которую делали Пасион и Архил.

Невольник Скиф месил во дворе ногами глину для гончаров. Мальчик очень устал, но об отдыхе он не осмеливался даже думать, опасаясь сердитых окриков старого Анита.

Пряди густых, смоченных потом волос прилипли к его худому, грязному лицу.

Только недавно варвар Скиф научился понимать язык людей, с которыми работал, но это мало радовало его. Что, кроме брани и угроз, слышал он от окружающих! Хозяина он боялся, Анита за его окрики не любил, но больше всех остальных недолюбливал он Архила, завидуя ему.

«Почему Архила никто не заставляет месить весь день ногами глину? – подумал Скиф. – Хозяин жалеет его, он любит этого мальчишку! Хозяин хочет сделать из него хорошего горшечника! А ведь и я также смог бы делать из глины неплохую посуду, если бы и меня учили этому!» – пришла в голову ему мысль. Он с злорадством подумал о том, что, если бы он стал учеником Пасиона, а Архилу хозяин приказал бы месить ногами глину, он, Скиф, также приказывал бы строго и повелительно приносить глину для работы.

Но, увы, это были лишь мечты мальчика-раба. Действительность была совсем иной… И, сердясь на несправедливость к нему судьбы, юный невольник часто умышленно «забывал» приносить сырую глину для работы обоим гончарам.

– Долго я буду ждать, пока этот бездельник принесет мне глину? – кричал сердито Пасион.

– Скиф! Неси глину мастеру! Да живее поворачивайся, лентяй! – выбегал во двор Архил.

Стиснув зубы от бессильной ярости, невольник приносил со двора требуемый материал для глиняных изделий мастеру-гончару и его помощнику, избегая смотреть на своего «врага».

* * *

В то утро, когда хозяин отправился с товаром в порт Пирей, около его лавки остановились два всадника. Один из них остался охранять коней, другой, молодой, стройный красавец, вошел в мастерскую.

Архил замер на месте. Обоих этих всадников он недавно видел на торговой площади, когда бежал утром в мастерскую. Он хорошо запомнил свежее, румяное лицо молодого воина, вошедшего теперь в лавку Феофраста. Это был тот самый юноша, о котором с похвалой отзывались и винодел, и уличный продавец лепешек.

Теперь Архил мог разглядеть его как следует. Не отрывая глаз, смотрел мальчик на знатного покупателя. Таких красивых людей он еще не видел в своей жизни. Голубые блестящие глаза юноши улыбались. Небрежно облокотившись на столб, поддерживающий крышу мастерской, он приветливо говорил, немного картавя, что-то мастеру Алкиною, встретившему покупателя поклоном.

– Архил, помоги мастеру Алкиною достать с полки керамос! – негромко сказал Пасион.

Мальчик с радостью бросился исполнять его приказание.

– Взгляни, эфеб! – между тем говорил Алкиной покупателю, показывая ему одну из лучших ваз. – Рисунок на этом кратере[14]14
  Кратер – особый вид вазы, в котором древние греки смешивали вино с водой, перед тем как подать его на стол, – таков был обычай.


[Закрыть] изображает бой афинян с персами у острова Саламина. Как видишь, фигуры наших воинов отчетливо выделяются на темном фоне сосуда. Тебе, как воину, такой рисунок должен быть особенно по вкусу!

Но на лице покупателя не отразилось ни удивления, ни одобрения.

– А вот на этом сосуде, – протянул Алкиной еще один кратер юному воину, – изображена битва Ахиллеса с Гектором – тоже неплохой рисунок. Или вот взгляни на эту вазу, – достал художник сосуд с полки, – здесь, как видишь, битва при Марафоне… Враг бежит, разбитый эллинами, к своим кораблям, на которых он думает укрыться от преследования.

– О-о! Я вижу, ты, художник, любишь воспроизводить на своих рисунках картины мастера Полигнота! Узнаю его прекрасные картины на твоих вазах! И, надо сказать, что делаешь ты это мастерски.

Алкиной смущенно опустил голову.

– Но, увы, – продолжал знатный воин, – все показанные тобой сосуды не подходят для меня!.. Я ищу совсем иное.

– Тогда я покажу тебе вот эту амфору, эфеб, – улыбнулся художник. – На ней рисунок носит уже совершенно иной характер. Ты видишь на амфоре сатира, обучающего играть на флейте ребенка… Такую амфору не совестно было бы принести в дар даже Первому Стратегу для украшения его дома!

– Согласен с тобой. Только, к сожалению, и эта амфора не подходит для меня, – покачал головой покупатель, – хотя должен сознаться, что роспись сделана на ней прекрасно! Но, видишь ли, мастер, – улыбнулся юноша, – я ищу подарок жене моего дяди, прекрасной Аспазии. А для такого подарка я хочу найти нечто совсем особенное, чего не отыскалось бы больше ни у одного гончара в Афинах!

Архил с волнением прислушивался к их разговору.

«Неужели покупатель так и не купит ничего в мастерской? – думал мальчик. – Почему же мастер Алкиной не показывает ему чудесную амфору с танцовщицей, нашу лучшую амфору, которой любуются все, кто видит ее?»

На улице возле мастерской нетерпеливо бил копытом о землю один из коней. Архил бросил взгляд в сторону второго воина, державшего повод коня.

Это был также молодой воин в блестящем шлеме на голове и в плаще на плечах, как и покупатель, стоявший в лавке, но он не отличался ни красотой одежды, ни привлекательностью своего спутника.

Мальчик подошел ближе к покупателю.

«Какой замечательный шлем! – бросился в глаза ему блестящий головной убор воина. – Наверное, он сделан из чистого золота, иначе разве мог бы он так блестеть! А какой чудесный теплый плащ у этого эвпатрида![15]15
  Эвпатрид – знатный человек, аристократ.


[Закрыть] – думал Архил с невольной завистью. – В таком плаще не может быть холодно в такие дни, как сегодня, когда дует холодный ветер!»

Громкий возглас покупателя привлек его внимание, заставив забыть о шлеме молодого воина и об его плаще, – прекрасная амфора с танцовщицей была в руках у Алкиноя.

– Для подарка жене твоего дяди я могу предложить тебе, эфеб, только вот эту амфору! – сказал Алкиной.

– Для подарка жене твоего дяди я могу предложить тебе, эфеб, только вот эту амфору! – сказал Алкиной.

На темном фоне амфоры, покрытой черным блестящим лаком, была изображена светлая фигура танцующей женщины. Эта женщина была полна грации и красоты. Далеко откинута назад была голова танцовщицы, отягощенная узлом волос, перехваченных золотым обручем. Одежда танцующей женщины длинная, спадающая до небольших ее ног, вся, до единой складочки, была мастерски вычерчена художником. Каждая складка ее одежды отчетливо выделялась на темном фоне сосуда.

Горловина амфоры заканчивалась нешироким орнаментом из гирлянды листьев. Такой же бордюр украшал и подставку амфоры. Ее высокие узкие ручки были выкрашены в черный цвет.

Изящество рисунка, его художественное исполнение приковывали к амфоре с танцовщицей внимание каждого, кто видел ее.

– Решено! Я покупаю эту амфору, мастер! – воскликнул молодой воин. – Больше ничего не стану искать для подарка Аспазии. Вот держи, художник, – протянул он, не считая, деньги Алкиною, – а амфору пришли ко мне в мой дом с рабом. Ты знаешь, где живу я, мастер? – с улыбкой спросил юноша.

– Мне известно, эфеб, что дом твоего дяди является пока и твоим домом, – также с улыбкой сказал Алки-ной, пряча деньги в мешочек у пояса. – И не успеет светлоликий Гелиос[16]16
  Гелиос – бог солнца, по верованию древних греков.


[Закрыть] скрыться за облаками в чертогах Олимпа, как амфора будет уже у тебя! – поклонился он знатному покупателю.

Молодой воин вышел из лавки Феофраста и вскочил на своего коня.

Сопровождаемый ожидавшим его спутником, он поскакал по дороге. Густая пыль облаком стелилась вслед за обоими всадниками.

Архил проводил их глазами, стоя у порога, пока они не скрылись из виду.

– Ты долго будешь стоять там без дела? – сердито окликнул Пасион своего ученика. – Ступай садись за гончарный круг, лентяй!

Со вздохом Архил снова уселся за работу.

– Скажи мне, мастер, – спустя немного времени обратился он к Пасиону, – кто был этот молодой воин, купивший у нас амфору?

– Кто бы ни был он – какое мне дело до него! – пробурчал недовольно мастер-гончар. – У нас с тобой работа еще не закончена к утру. Вот что тревожит меня! Хозяин вернется из Пирея и покажет нам, как должно было работать! Особенно тебе, – угрюмо закончил он.

– Не гневайся, мастер! – добродушно отозвался Архил. – К вечеру мы всё закончим, вот увидишь. Я больше голову не подниму от гончарного круга, клянусь Афиной.

Пасион не умел долго сердиться. Он сразу смягчился при словах своего ученика.

– Смотри выполни клятву! – буркнул он ему в ответ уже спокойнее. – А пока вот на, возьми, подкрепись немного! – протянул он Архилу кусок ячменной лепешки. – Наверное, ничего не ел с утра.

Архил кивнул ему с улыбкой в ответ, с жадностью жуя лепешку.

Подавая Пасиону глину, Скиф слышал его слова, обращенные к Архилу, и заметил, как враг его жадно ел лепешку Пасиона.

Глаза Скифа загорелись от обиды, и, невольно глотая слюну, голодный мальчик заплакал полными горечи слезами: ему, Скифу, никогда никто не давал куска лепешки, чтобы он «подкрепился». Никто не хотел думать о том, что он, усталый и голодный, работает весь день, ожидая в награду только пинки и побои!

– Скиф! – послышался голос Анита. – Где ты пропал, бездельник! Печь прогорела. Подложи скорее в нее топлива! У тебя одно только на уме – куда-нибудь удрать от дела. Вот обожди, я скажу хозяину, и он попробует на твоей спине новую плетку!