Текст книги "Экспроприатор (СИ)"
Автор книги: Александра Лимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 14
Напряженная тишина на его кухне. Я сидела в кресле, подобрав под себя ноги, он рядом на диване, задумчиво оглаживая пальцем грань бокала с виски и чуть прищурено глядя в стол.
Он знал, что напугал. Понял не правильно, чем именно.
– Это… – на мгновение прикрыл глаза и пригубил алкоголь. – Это был человек, сдавший Марку схему.
– Тот самый? Который тупой? – негромко уточнила я, подавив ком в горле и глядя на его левую руку. Которой бил.
Краткий кивок, все так же глядя в стол. Глубоко вздохнул и выдохнул, медленно перевел взгляд на меня. В глазах напряжение. Просьба. Не поднимать то, что на дне. Он только что загнал это внутрь и вновь повесил замок. Он не хочет. Устал.
– Стас тоже? – прикусив чуть немеющие губы, спросила я, глядя на его левую руку. – Амбидекстр?
– Нет. Он нормальный. – Ирония вышла кривая, он снова сделал глоток и достал сигареты кратким взглядом попросив распахнуть окно. – Правша. Это только я даже еще не родившись уже начал выебываться. Эвелинка, в принципе, правду сказала, чем мы различаемся с ним.
– В школе не заставляли переучиваться? Писать только правой. – Шла к окну и позволила себе на миг слабость – скривиться от ужаса, бившего сердце о ребра.
– Пусть бы попробовали. У мамы скалка постоянно наготове была. – Благодарно кивнул, когда я снова вернулась в кресло и снова посмотрел в бокал. – Она всегда считала, что любая черта пока жить не мешает это особенность. Только когда мешает это патология. Переубедить ее никому не удавалось, скалка всегда рядом. – Негромко рассмеялся. Невесело. Очень устало.
– И не нужно. – Выдохнула я, потянув руку за его бокалом. – Она права.
Влад прикусил губу. Когда я взяла его руку сжал мою кисть, все так же глядя в стол. И страх внутри, почти подавленный страх накрыла волна боли. Потому что… всё. Потому что он снова верит мне. И я говорю правду, действительно правду, он это знает. Но мне больно от того что завтра я скажу ему еще одну правду. Даже после той его фразы. «Ерохинская гниль». И блять как же страшно, как сука это страшно… Инстинкт самосохранения крошаший нутро почти оттеснен, но его истошный крик все еще звенит в ушах, складываясь в звуки удара бутылки о тело… и как же непередаваемо больно, когда он вот так едва касаясь, сжимает мою кисть.
* * *
Город в огнях фонарей, широкие, расчищенные улицы, по которым неторопливо ехала я в совей машине. Пересекала закрытый сектор пригородного поселка и равнодушно скользила взглядом по табличкам на вычурных до безвкусицы заборах. Никакого стиля, чисто пафос шепчущий о деньгах владельцев этих заборов и того, что за ними. Пфе.
Ерохинский дом был почти в самом конце. Остановилась у ворот, неторопливо разъезжающихся и открывающих широкий заезд к дому. Пафос. Деньги. Безвкусица.
У мраморных ступеней высокий мужчина в деловом костюме, распахнувший передо мной входную дверь. Снова пафос и деньги в огромном холле. Ну, вот по типу – о боже, Петр Первый охуенно жил, это прекрасный музей! Подскажите, где тут буфет? Как нет? А чего тогда тут делать?
Длинный коридор второго этажа, кабинет в конце. Он ждал меня, сидя за дубовым столом, откинувшись в кресле и с непроницаемым лицом глядя на меня, переступившую порог.
Мужчина не вошел вслед, он остался там, у двери.
Я думаю, Ерохин все понял сразу. Он почти не вслушивался, почти не смотрел в раскладываемые мной перед ним бумаги. Фальшивая схема, левые счета, к которым Влада даже если очень постараться привязать нельзя. Множество путанных ходов, сфальсифицированные утром данные. Пока разберешься мозг атрофируется. Я очень старалась. Зимин бы мной гордился. Гуру редко раздавал похвалы, в основном пиздюлей, но тут он бы определенно одобрительно хмыкнул.
Но Ерохин все понял, как только я переступила порог. Давал мне паузу, всматривался в мое лицо, слушал мой голос с пояснениями и убеждался все больше. Нет, я не прокололась ни разу. Мимика, жест, интонация – все очень выверено, все идеально, врать я умела всегда. Только с одним человеком в жизни у меня не прокатывало. Прокатило только по моей недоговорке и его ложному выводу приведшему к катастрофе и моему добровольному согласию на казнь. Потому что заслужила.
Бумаги убраны в верхний ящик его стола.
– Мои люди посмотрят. – Его негромкий голос в тиши кабинета и цепкий взгляд мне в лицо сквозь стекла очков.
– У нас был уговор. – Откинулась на кресле, скрестив ноги и положив руки на подлокотник.
– Мошенничество в особо крупном, Полина Викторовна. Меня интересует это.
– Там не в особо крупном, ущерб меньше тридцати миллионов. – Кивнула в сторону ящика его стола и снова посмотрела ему в глаза.
– Я говорю о том, что буквально на днях было совершено экономическое преступление с нанесением ущерба в размере пятисот семидесяти шести миллионов ста тринадцать тысяч рублей. – Грустно вздохнул Ерохин, глядя на недоуменно приподнявшую бровь меня. – А сегодня утром еще одно преступление с нанесением ущерба уже в шестьсот два миллиона. Четыре области стоят на ушах, прости мне мое просторечие.
Сучня, Казаков! Я едва подавила желание расхохотаться. Романтик с большой дороги, блять. То-то я думаю, чего это он сказал сегодня его не ждать. Обнал он поехал пилить. Четыре области грабанул, сучня такая. И еще через две недели бабло спиздит у таможни, схему вчера ему заверяла. Пиздец, блять.
Я внимательно смотрела в непоколебимое лицо Ерохина. Четыре области, краткий промежуток. Не-е-ет… Просто так это не прокатит, это разряд фантастики. Влад просто не делится именно с Ерохиным. Именно с ним. Вот в чем вся претензия. Казаков умеет делиться, потому его Система еще не нагнула, он прекрасно пилит деньги, но он не делится именно с этим человеком. Влад не жадный, он работает на коллективное сознательное и прекрасно им управляет. Эшелоны по обе стороны его ценят, иначе бы его уже закопали. Поэтому Ерохин его нагнуть не может, Ерохин часть Системы, которую Влад подкармливает, чтобы не трогала, но именно Ерохина Влад оставляет голодным. А Система, разумеется, как совершенное воплощение бешеной безумной твари периодически его кусает, и тогда нож в вены… Казаков рвет в ответ. Выдвигает ультиматум. Либо живем дружно, либо вы голодные, но перед этим еще полетят головы. Ерохину не нужно Влада сажать, ему не нужен даже рычаг давления, чтобы тоже с него сливки снимать. Нет. Ему нужен компромат, чтобы бешеная тварь снова напала. Ерохин не может не знать, чем это кончится. Просто он сказал, что если его политическую морду не кормят, так нехуй никому жрать. Он часть Системы, она его не сожрет, он ее часть. Голодная и продуманная, которая скажет бешеной суке «фас» а та обязана будет напасть, потому что факт будет обнародован. Влад принципиален и не умеет отступать, это обеспечило ему возможности и преданное окружение. А политгандон решил обернуть принципы не отступать и идти до конца против него самого… И он ведь пойдет… Сука, Ерохин… Какое же ты дно, блять…
Я с трудом сглотнула, чувствуя легкий мандраж в пальцах.
– Я вас понял. – Ерохин удрученно покачал головой и в тот же момент дверь без стука приоткрылась и мужской голос сообщил «он приехал, ожидает в библиотеке». Ерохин улыбнулся насторожившейся мне почти ласково и проронил, – о, как же вовремя. Пойдемте, Полина Викторовна, не вежливо оставлять гостей в одиночестве.
Снова коридор Петра Первого и библиотека соответствующая.
Ерохин вошел в помещение первым и как только я увидела «гостя» сидящего у стола и задумчиво глядящего на бутылку коньяка перед ним, то спотыкнулась и с чувством выматерилась.
Спасский прекрасно контролировал себя. В отличие от меня. Лишь чуть дольше положенного смотрел в мое абсолютно ошарашенное лицо и развернулся к Ерохину, уже севшему за стол, разлившему алкоголь по бокалам и откинувшемуся в кресле.
Я перевела взгляд на Ерохина, подперевшего пальцами висок и с удовлетворением глядящего на меня. Он кивнул на свободное кресло напротив Спасского, упершегося взглядом в тарелку с нарезкой.
Я, рвано выдохнув, подошла и села, глядя в непроницаемое лицо Спасского, все так же смотревшего в тарелку.
– Да, Дмитрий Степанович, стратег вы интересный, но непонятный. – Вано взял бокал с коньяком и поставил его на свой подлокотник, задумчиво глядя на вопросительно посмотревшего на него Ерохина. – Я имею в виду, что умудриться подослать к Казакову двух кротов это, разумеется, достойно уважения, однако, вам не кажется, что если бы мы с Полиной Викторовной знали друг о друге, то работать нам было бы сподручнее? И результативнее.
– Иван, заканчивайте спектакль. – Скучающе обронил Ерохин тоже взяв бокал и придвинув тарелку к Вано. – Это не серьезно. Я прекрасно знаю, что как только я начал вас вербовать в свои ряды вы тут же доложились об этом Казакову. Который велел вам сделать вид, что вы согласны на мое предложение. Полина, будете коньяк?
– Водки нет? И энергетик. – Прикрыв глаза я покачала головой, пытаясь унять сумбур в голове. Сейчас надо думать… Думать, блять… Да хули тут думать! Ерохин, ты ебанное днище! Специально показал меня Спасскому, ублюдок! Знаешь же, что тот не имеет права не рассказать!
Ерохин организовал мне и то и другое, пока я смотрела на Спасского, с равнодушным видом глядящего в большое окно за спиной политгандона.
Как только человек принесший мой коктейль на случаи пиздеца удалился, Ваня нарушил напряженную тишину:
– То есть вы прекрасно знали, что Казаков обо всем в курсе. Поэтому подослали Межекову? И не сталкивали меня с ней, верно? – Он выпил коньяк, поморщился и закусил лимоном, чуть нахмурено глядя на Ерохина.
– Я не подсылал Полину Викторовну. – Тот тоже выпил. Жестом попросил бокал Вано и наполнил его и свой. – Напомню, что Казаков пришел к ней сам. Это подсказка, Иван. – Вежливо улыбнулся, пододвигая Спасскому его бокал.
– Володя. Он сказал о ней и апеллировал тем, что она Зиминская. Он настаивал. – Спасский не смотрел на меня, он смотрел в свой бокал и убито покачал головой. – Володя… Шлюха продажная…
– Как невежливо использовать подобную лексику в присутствии дамы. – С мягким укором произнес Ерохин и посмотрел на меня.
Удовлетворенно улыбнулся – он проиграл, но остался непобежденным.
Дама, в моем лице, только что захреначила уже второй бокал в пропорции один к одному – как дань высшей ступени пиздеца. Обычно чуть водки и дохуя энергетика. Но это не тот случай. Вообще уровень за пределами… Дама не пьянела, не чувствовала вкуса, не смотрела на Спасского и уговаривала себя не орать. Не стонать. Не бить морду политгандону. А внутри все крошилось. В кровавое месиво. Ебануться замут. И шлюха продажная здесь я, а не Володя.
– Дама… Однако, Полин, однако. – Это все что сказал Спасский. Сказал так ровно, немного задумчиво, но я все равно услышала то, что у него прямо рвалось изнутри. Сказал ровно. А такое чувство, что он мне в лицо плюнул.
Третий коктейль и до тела все-таки дошло, что нервную систему ебет не только ужас, но и алкоголь. Чуть попустило.
Посмотрела на Вано. Разумеется, расскажет. Если он про вербовку сразу доложился, а я не сомневаюсь, сука, что Ерохин вербовать его начал очень грамотно и издалека, то про меня он точно расскажет и слушать мои уговоры, что я сама не станет. Именно поэтому Ерохин сейчас нас столкнул. Когда я отказалась работать. Он выдал мне гарантированный билет на эшафот.
Ерохин пожелал нам доброго вечера.
Спасский не пошел к своей машине, припаркованной за воротами, он пошел к моей. Закурил, сел на пассажирское и велел трогать. Достал телефон и кому-то набрал. И у меня сердце остановилось от услышанного, когда я выезжала за открывшиеся ворота.
– Руслан, где Влад? Это на Монтажников? Как долго он еще там будет? Хорошо. Так слушай меня внимательно, у нас беда. Приезжай в сервис на Коростылях и цепани с собой Володю. Владу пока ничего не говори и Володе тоже, просто возьми его с собой и смотри чтобы Влад вообще об этом ни сном ни духом. Нет, Рус, у нас полный пиздец и нам с тобой нужно обмозговать прежде чем рассказывать иначе хуй знает, чем закончится… просто хуй знает. Да. Да, все, давай. Приеду минут через двадцать.
– Вань. – С трудом сглотнув, позвала я, не соображая куда еду, что я еду и вообще нихуя ничего не соображая.
– За дорогой следи. – Зло выдал он и сплюнув в окно, удерживая мне руль. – Летим на Коростылевых, помнишь тот сервис, где Влад при тебе Володю чихвостил? Туда едем. – Закурил вторую, качая головой прикрыв глаза. – Полин, ты ебанутая.
– Согласна. – Прикусив губу до боли сказала я, уговаривая себя не реветь.
– У меня один вопрос и от твоего ответа, поверь, зависит твоя судьба. В прямом смысле. Я не угрожаю сейчас, я тебе говорю, чтобы ты понимала реальный расклад и не пыталась врать. Ты Ерохину сдала Влада? Что ты ему сдала? – Третья сигарета, когда я гнала машину по объездной.
– Ничего. – Напряженно глядя на дорогу и вцепившись ледяными руками в руль выдохнула я.
– Скажи мне правду, Полин. Мне нужно понимать, в какую сторону выруливать, чтобы он не сел. И чтобы башку тебе не свернул и не сел уже из-за этого. Скажи мне правду.
– Ничего. Ничего я не сдала, Вань! Не смогла, блядь! Не смогла! Как я в глаза ему смотреть… Двинула вообще левую схему, полночи убила, думала, что пока он разбираться будет я сама все расскажу!.. Поэтому он меня тебе и сдал, как бесполезный отработанный материал, что ты так тупишь-то блядь! – Голос сорвался, сцепила зубы, ощущая как просто бьет дрожь. Все тело.
– Ну-ка не реви. Слезы вытри. Не так все плохо. Не совсем. – В его напряженном до пределе голоса тень облегчения. – Когда ссучилась?
– Что? – растерянно посмотрела на него, пытаясь успокоиться. Успокоить сердце, дышать ровнее. Нужно соображать.
– Когда ты начала работать на Еро… а, он же сказал про Володю, который на меня наседал что надо именно к тебе идти. – Вано поморщился, и сжал пальцами переносицу, прикрыв глаза и выдыхая дым. – Значит, ты изначально его сукой была. Вот это хуево. Вот с этим не вырулишь. Сколько он тебе платил?
– У нас уговор был. Я не за деньги. – Промчалась на красный и свернула на мост, срезая путь.
– Он тебя шантажировал? Как?
– Не шантаж…
– Ебанный рот! Слушай сюда, блядь! Ты вообще не понимаешь, чем это для тебя обернется, да?! Вообще не понимаешь?! Я единственный для тебя на всем белом свете, кто сейчас может повлиять на ситуацию так, чтобы тебя не пришибли на месте! – он заорал так громко, что мне подбросило на сидении и едва не ушла в кювет. – Ты хули мне тут выебываешься, ебанутая?! Ты вспомни про ту ситуацию у Кристалла! Видела, как он озверел?! Это был лучший друг продавшего его человека! Он чужой! Он его убить хотел! А ты ближе и так его под хуй… господи, блядь… господи… Ты понимаешь, чем все это пахнет?.. Чем он тебя шантажировал?
– Я сама Владу расскажу. – Почти с мольбой, скривившись и сдерживая скулеж, сильнее сжимая ледяные пальцы на руле.
Спасский протяжно выдохнул, и снова закурил. Откинув голову на подголовник и очень тихо произнес:
– Тогда ситуация была… Марк съебался, предварительно наговнив так, что мы едва выгребли. Когда мы все же нашли Марка и везли его назад Влад сказал только одно – Марк уже написал предсмертную записку. Буквально это никто не воспринял. Марк провел три недели в реанимации и то, только лишь потому, что мы с Русланом приехали вовремя. Он многое простит, Полин. Очень многое. Кровь утрешь, кости срастутся, зубы можно вставить, но он простит, пусть и не сразу. Почти все простит. Только не предательство. И самое страшное, когда он молчит. Вспомни ситуацию у Кристалла. По тому, что он этому пидору ни слова не сказал, я уже начал догадываться чем все закончится… и что случится, если мы сейчас уедем… Тогда, когда Марка возвращали, он почти не разговаривал. После того, как ты ему расскажешь, тоже не станет. Ты из миллиона вещей выбрала именно ту единственную, что он не простит, дура ты ебанутая, блять…
* * *
Второй этаж, приличный офис, приглушенное освещение. Я перед Спасским, присевшим на подлокотник дивана, в паре метров от нас в кресле у стола охуевший от услышанного Руслан, большими-пребольшими глазами глядящий на меня, сцепившую челюсть и напряженно смотрящую в вечерний сумрак за окном.
– Ебануться зале-е-ет… – выдавил Рус и набрал Володю, веля быть расторопнее. Посмотрел на Вано, прикусившего губу и хмуро глядящего перед собой невидящим взглядом. – Ты дурак, да? Как мы это вырулим? Вот как, Вано? Такое ощущение, что это ты ширяешься, а не я. Причем ширяешься хуетой, которая жестко ебашит тебе по мозгам.
– Надо для начала с Володей решить, узнать, что он сливал… – Пробормотал Спасский, покачав головой и все так же глядя в пол. – Хотя, если по нам не ебнуло, значит ничего. Влад не зря его из темы вытеснял, может, подозревал… Да нет, тогда бы он с него спросил, хули в игрушки играть при таких движняках… Блять…
– Полин, ты Ероше хоть что-то сказала? – напряженно спросил Руслан.
– Ничего. – Выдохнула я, поворачивая к нему голову.
– Ероша ебать продуман. – Руслан нахмурился глядя в стол. – Провернуть ж надо так, свою девку в бухгалтерию…
– Опа… заехал я за договором. – Ровное звучание голоса Влада за моей спиной.
У меня остановилось сердце, Руслан замер все так же глядя в стол. Спасский неровно выдохнул.
Влад стоял в полушаге двери, а за ним медленно скользило дверное полотно на доводчики. Тихий щелчок и дверь закрылась.
Я заледенела и отчаянно не желая этого, все же повернулась. И поняла, что начинаю подыхать.
Влад смотрел на Спасского. Он знал, к кому сего ходил Ваня. Он приехал в офис за документами. А тут напряженный Руслан, помертвевшая при его появлении я и Ваня, прикрывший глаза и опустивший голову. И зашел на самой дряной фразе.
Я смотрела на Казакова, а тот давяще на Спасского. Он уже знал. Он понял. Спасский вдохнув повернул к нему лицо.
– Нет… – неслышно выдали растягивающиеся в улыбке губы Влада, когда он вонзился взглядом в глаза Вани. – Да ладно, блять…
Вано сглотнул и отвел взгляд. Гром в тишине. Тишина и чувство, что небеса разверзлись, разразились раскатом и никогда не станут прежними. Гром. В абсолютной тишине. Бьющей по нервам, по рецепторам, ломающей их до структурных единиц, сжигая их… пуская пеплом по шторму внутри него. И меня.
Его взгляд тяжелый, еще не верящий в бледное лицо Вани, глядящего в пол. Прикрывшего глаза. Подтверждающего.
Влад улыбнулся уголками губ. Принимая. Пытаясь принять. Не отпуская его взглядом, не глядя на меня.
– Левая инфа и выход на нее? – его голос ниже, чем обычно. Смотрит не моргая в лицо Вани.
– Володя. – Негромкий ответ Вани. – Ссучился пока ты срок мотал. Мы не углядели. – И повторный гром.
Время застыло, напитало напряжением нервы и подготовило их к обрыву.
Усмешка. Краткая. Отвел взгляд в пол. Воздух не отравился, нет. Он стал насыщенным и густым. Насыщенным ненавистью. Тяжелой, убивающей, вытесняющей кислород в офисе.
Он только начал медленно поднимать голову, как дверь за его спиной открылась и вошел Володя.
– О, что-то случилось? – Володя недоуменно посмотрел на Вано и закрывшего руками лицо Руса, на мертвую меня и только потом на окаменевшего Влада. Все-таки посмотревшего в мои глаза. И улыбнувшегося. Тепло. Нежно. А хаос на дне карих глаз взревел. Он поворачивался к Володе медленно, не отрывая от меня взгляда до самого конца.
Секунда, Володя смотрел в его лицо и его перекосило. Резкий удар Влада куда-то в грудь, отбросивший Володю на дверь. Я думала, это было страшно тогда, когда он избивал мужика на парковке. Нет. Страшно было сейчас, когда он сначала ударил так, чтобы Володя ни вдохнуть не закрыться не смог и начал с силой бить его в лицо.
К горлу подкатило, когда за страшными звуками ударов, за стонами, глухими вскриками и хрипами я различила хруст. Покачнуло. Вано оказался рядом и держал за локоть.
– Смотри. – Дрогнувшим голосом почти неразличимо за избиением сказал он, отводя взгляд. – Смотри, иначе… он не остановится.
Кровь на двери, на полу, всхлипы Володи, рваное жесткое дыхание Влада и его на мгновение остановка, чтобы оглянуться через плечо. Чтобы дать понять, кого он бьет. Я сорвано выдохнула, принимая. Сцепила челюсть, задержав дыхание и чувствуя как под кожей на разрыв боль от перемалываемого в кашу нутра.
Влад с силой сжал челюсть, глаза полыхнули непередаваемой ненавистью. И снова удар в голову. Нет. Он не остановится.
– Влад. – Мой голос очень негромок, почти шепотом. Выдыхаю тяжело. В голове шум, в ушах звон. Ватная слабость в теле, когда медленно. На колени. – Пожалуйста.
С трудом голову вниз, опуская подбородок и не отпуская его затравленным взглядом. И разрываюсь от цунами. Цунами оглушающей боли, отчаяния и стыда, набирающего мощь, накрывающего все внутри от насыщенного, от яркого, от тошнотворного презрения в карих глазах.
Он посмотрел на полуживого Володю и отпрянул. Отступил от него.
– Займись. Скажешь в больничке… сам придумай. – Резко бросил Руслану, дыша часто и неровно и направляясь к шкафу в углу офиса.
Я встала на слабые ноги оперлась спиной о стену, дрожащими онемевшими руками о колени и прикрыла глаза, пока он хлестал текилу из бутылки, а Руслан с трудом поднимал и уводил Володю.
Звон стекла по полу плеск жидкости.
Я повернула лицо и едва не застонала, глядя, как он приближается. А во взгляде отвращение.
Остановился вплотную, дышал тяжело. Взглядом не отпускает, не моргает, убивает тем, что бушует в его глазах. Резкое движение и его окровавленные пальцы с силой стискивают мой подбородок, ведут вверх, заставляя выпрямляться, прижаться спиной к стене.
Медленно чуть склоняет голову, разрывая у меня остатки того, что еще не ушло в огненный ураган. Презрение. Отвращение. Его пальцы на мгновение сжимаются сильнее, почти стискивают, срывая мне дыхание и отстраняются. Чтобы едва касаясь тыльной стороной ладони провести мне по щеке. Размазывая по коже кровь. Помечая, даря понимание, что это его последние прикосновение.
– Антачебл. – Едва слышно, презрительно, чисто по губам, по сорванному дыханию.
Приговор в одно слово – «неприкасаемая».
И о нет, здесь не было высокого значения. Высокого посыла, что ему нельзя касаться меня потому что он любил и даже не смотря на то, что я его предала он весь такой по ванильной хуйне прется, или то, что я женского пола и он не может поднять на меня руку и тому подобному ублюдскому высеру.
Нет.
Это был приговор. Определение в касту.
По его законам страт. По законам тех, кто не имел права прикасаться. К таким как я. Низким. Продажным. Тварям. Которых пользуют.
Тело повело в сторону. Захотелось ударить, закричать, взреветь. Испуганно и протестующе. Но он был прав.
Его неверный шаг назад, не отпуская взглядом мое кривящееся от боли, понимания и принятие лицо. Второй его шаг тверже. Третий ровный. Присел на край стола. С трудом перевел взгляд на Ваню, звериное движение кивком в сторону бара.
Спасский идет быстро и напряженно. Текила откупорена и подана в пальцы Влада. Его кисть перебинтована, его зашивали два дня назад. Но бинт обагрился – швы разошлись. Он бил правой рукой. Той, что резал. Той, что я зажимала.
Кровь упруго по коже предплечья и впитывалась в черный кашемир засученного рукава, когда он, прикрыв глаза, поднес бутылку к губам и пригубил. Жадно. Стремясь убиться. Только тщетно.
Бутылка со стуком на столешницу, взгляд в пол. Длительные секунды, крадущие у меня годы жизни.
Держалась – стояла на ватных ногах. Смотрела. Жрала. Сдыхала. Но метку не утирала.
– Ерохинская, значит. – Выцежено сквозь зубы, взгляд мне в глаза. Там нет ненависти. Только презрение и отвращение. – Сколько платил?
– Не за деньги. – Мой голос слабый. Сломанный. Как и сама. – Моя сестра дура, у него в любовницах ходит. Сама не отстанет. Он сказал, что все будет кончено, если я достану компромат на тебя. Достала, но не сдала.
Он на мгновение прикрыл. Ресницы дрожат. Бледен. Дыхание еще чуть учащено. Приоткрывает глаза и, глядя в сторону и вниз задает совершенно неожиданный для меня вопрос:
– Как зовут твою сестру?
– Света.
– Полностью, блядь. – Почти с оскалом и снова вдавливающий в стену взгляд.
Сглотнув назвала ее имя.
– Как звали бабу Марка? – Краткий взгляд в сторону напряженного Спасского, глядящего на меня в неверии и ужасе
– Так же. – Вано прикрыл ладонью глаза и убито покачал головой, падая в кресло.
– Межекова… ты в такую жопу угодила, малыш. – Влад тихо пугающе рассмеялся и нежно мне улыбнулся, но я отчетливо поняла, какой пиздец скрыт за этой улыбкой. Он снова повернул голову к Спасскому и, усмехнувшись, произнес, – Вано, а может мы Светланку того? Сами испробуем? Ты глянь, какая роковая бабенка… Так и хуярит от нее людьми, что несут просто лютый пиздец в мою жизнь. Надо искоренить корень зла.
– Что? – немеющими губами спросила я, во все глаза глядя на улыбающегося мне Влада.
– Твоя сестра, Полечка, последняя шалава. И это я не оскорбляю, это я факт констатирую. А ты дура, которую имели. Причем все. Некоторые вот даже буквально. – Сплюнул на пол, почти в середину между нами и пригубил текилу, поморщившись и не отводя от меня взгляда. – Фамилия у Марка – Ерохин. Он сыночек гиены, которая тебя подослала. Марк встретил твою сестру, когда снимал эскортниц, искра буря и безумие и вот уже Марк как тупой баран на крючке у Светы. Которая замечает рыбку покрупнее в виде отца Марка. Дальше догадаешься?
– Это бред… – не поняла, почему рассмеялась. Колени подогнулись, едва успела взять упор спиной на стену и выпрямиться, с абсолютным неверием глядя в лицо Влада.
– Это, Полечка, не бред, это твоя шалава сестра и семейка Ерохиных. Это то, с чего начался такой замут, что мы все чуть не сели. А стартовало с того что Ерохины шлюху не поделили. – Он ухмыльнулся, выделив это слово, и снова сделал глоток. – Точнее сынок на папашу клыки навострил и получил за это пиздюлей. У них же как у зверей, кто вожак тот и самку выбирает, остальные перечить не должны. Марка лишили бабок и продержался он около месяца. Не привык по средствам жить, а к нам лезть поздновато, мы уже давно повязаны и далеко ушли. А потом папочка выдвинул Марку условие, мол, прощу тебя сыночка-корзиночка и денюшки тебе дальше давать буду, коли друзья твои, так сказать, контрольный пакет акций дадут, или моего человечка к глотке подпустят. Друзья, то есть мы, у виска пальцем покрутили и на хуй Марка послали. Сыночка-корзиночка обиделся и нашему тупому чму в жилетку поплакался. Ну, этому, которого я вчера чуть на тот свет не отправил. А тот тупой же, возьми и слей схему, за которую я в последствие и сел. Ну типа, вот Владик какой плохой, не хочет платить за то, что бедный Марк ебнутый на всю голову, на, Марк, иди попробуй Владика пошантажировать, а то Владик охуел, уже лямами пиздит а папашины тонкие намеки, что ему накинуть надо не воспринимает. И Марк грозился схему слить, если мы не отдаем часть объединенной сети и я не отстегиваю его папашке с каждого своего дела. Начал шантажировать, что сдаст мусорам и я и еще тринадцать человек садимся на пять лет, еще у девятерых не срок, но тоже взрывной волной хорошо зацепит, так сказать… либо мы пускаем его папашку в бизнес и фактически работаем на их ебанутую семейку, а я там вообще типа по первому требованию на коленки бахаюсь, смотрю в рот и делаю откаты что без штанов остаться можно. Мы его опять на хуй послали и все переиграли. Переиграли так, что все три мои шараги ни с кем не контачили, никто там больше не участвовал и я все только в одну харю качнул. Один это сделал, никого больше не было. Ерохин тварина такая, что вывела бы так, что у тех моих людей, у которых тоже свои замуты за плечами, если бы их как фигурантов вскрыли, пиздец какая цепная реакция бы пошла. В общем, сделали так, что я один единственный лизинг выебал. В обмен на это они выпинули Марка и тупого из ОООшки, отдали мне сеть и все, что было у Марка тоже стало моим, а ему в городе больше было без вариантов подняться это было тоже гарантированно. Чтобы он не попробовал, его зажмут себя не пожалеют.
Я прикрыла рот ладонью, сдерживая рвотный позыв. Кое-как доплелась до дивана и рухнула на него, чувствуя, что еще немного и сердце просто не выдержит. Руки ледяные. Слабая дрожь. Хаос. В теле. В душе. В разуме. Горячий, бездумный, беспощадный. Подняла взгляд на него. Слабо оскалился, глотнул текилы, и презрение в его глазах стало еще более насыщенным. Он улыбнулся уголком губ, достал сигареты и подкурил, протяжно выдыхая дым и стряхивая его на паркет. Глядя на свою окровавленную руку, негромко продолжил:
– Но папашка и сыночек решили и из этого выгоду извлечь. Я думал, что я Марка собственноручно казню, но он справился сам – инсценировал свое повешение с запиской, купленными медиками, пышными похоронами и прочими атрибутами. Для чего? Для того чтобы мне еще инкриминировали доведение его до самоубийства. Там, в его "предсмертной" записке столько всего было – закачаешься. И я бы сел уже не на три года, а минимум на десять, и за это время, разумеется, он бы с папашкой бизнес либо развалили, либо людей моих переманили. Десять лет это не три года, такого времени без руководителя ни одно предприятие не вынесет. Вон, сука, три едва пережило, хотя каждый день контролировал. Да, Вано? – Повернул голову в профиль, глядя перед собой раздраженным взглядом. – Охуенно вы тут жили, мыши? Володя ссучился, Рус подсел, в фокус-группе шакалы завелись. Ты у Ерохина терся постоянно, а эту суку проморгал, Володю проморгал, а я тебя для чего туда посылал, мудак?.. Ладно, тебя потом выебу. – Снова посмотрел на меня, глубоко затянулся и слабо выдохнул. – На чем я там остановился?
– Что ты отсидел три… – немеющими губами выдала я.
– Да, я же сказал, что они пытались, а не сделали. Пытались-пытались, да обосрались. Марка мы выцепили на границе Латвии и приволокли сюда. Прокурор хоть и старательно изображал, что страдает косоглазием и слабоумием, но угроза вывести одну компрометирующую ситуацию в широкие массы, если они не прекратят хуйней страдать подействовала и мы с ними танцевали по моим условиям. То есть я мирно уезжаю на три года и таким образом они как бы и Ерохину отсосали потому что все-таки посадили меня как ему обещали, и попутно мне соснули, потому что я на три года отдыхать уехал, а не десять, как Ерохин для меня проплачивал. Но больше они до нас не доебываются, за это мы тоже договорились и держим руку на пульсе со скрытой записью как их начальство с Ерохиным чуть не в десна долбятся обсуждая псевдосмерть сыночки-корзиночки, для чего псевдосмерть нужна и сколько будет стоить плюсом сверху пару статей мне… поэтому прокурор страдать косоглазием и слабоумием прекратил, когда мы Марка притащили и угрожали двинуть запись и эту гниду засветить в доказательство как красиво высшие чины трахаются. Что-то я увлекся. Короче, Марк как из больницы вышел… он там лежал потому что я чуток рассердился на него, но как только он вышел мы его выпинули обратно за границу, чтобы тут ни мусорам ни нам не мешался. Однако папаша Марка посчитал всю ситуацию для себя личным оскорблением и почему-то выбрал меня как главного своего врага, а мой бизнес и то, что я взял у Марка в качестве моральной компенсации, как отнятое у него самого. Так и живем. Чиновник, мечтающий отжать сегмент где я банчу ворованными тачками, мои насосы с лизинга, сеть автосервисов ну и еще по мелочи хуйни всякой, и я, сказавший ко мне не лезть, иначе еще раз по ебалу выхватит. А он не понимает, пидор. Заебись живем. И дальше походу еще круче будет, да, Межекова? Постаралась ты, сука.
