Текст книги "Экспроприатор (СИ)"
Автор книги: Александра Лимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Глава 1
В день окончания срока Влада впервые за три месяца ярко светило солнце, словно бы даря свое благословение тому, кому оно было на хер не нужно.
За спиной Влада тихое жужжание ворот, в пятнадцати метрах от поворота к въезду в исправительную колонию номер восемь были припаркованы по обе стороны дороги девять машин. Припаркованны нагло: и поперек дороги, и на образцовых тротуарах – они приехали за владельцем и им, как и их временным хозяевам было абсолютно плевать на стражей порядка, стоящих на вышках и уже три часа предупреждающих, что их, этих самых временных владельцев «попросят» вести себя приличнее. Эти люди приехавшие встречать и забирать Влада, сами готовы были «попросить» быть расторопнее сотрудников исправительного учреждения.
Служители порядка это понимали прекрасно, понимали в основном потому, что знали в лицо тринадцать из семнадцати приехавших. И так же прекрасно понимали, что ничем хорошим не обернется их попытка перейти от слов к делу. Поэтому молчали и делали все, что было в их силах – рапортовали непосредственно начальнику колонии, что «ожидающие» наглеют.
Ожидающие наглели достаточно демонстративно – они просто пили, травили воздух сигаретным дымом и не только им, все громче врубали музыку, пару раз пробно запустили фейерверки, наплевав на то, что время было десять утра и уже давно рассвело. Им было плевать. На все. Они открыто это показывали. Нагло, вызывающе. Они бросали вызов, да только принять его это гарантия проблем.
Они образцово ждали Влада тридцать восемь месяцев и шестнадцать дней. И ни часа больше ждать были не согласны, оттого и провоцировали.
Сотрудники колонии это знали, но у них никак не получалось вывести за свою границу Влада, потому что они не могли найти его печатку с ониксом, как и не получалось отыскать того, кто «случайно унес» печатку из отдела хранения.
Предложенные тридцать тысяч компенсации за перстень заставили Влада рассмеяться.
Его люди, словно почувствовав, пустили особенно громкий «пробный» фейерверк за пределами ИК.
Пятьдесят тысяч компенсации заставили его уже не смеяться, а сдержанно усмехнуться.
Время шло и «пробные» фейерверки становились все громче. И ближе к воротам. Нет, разумеется, «встречающие» не нападут. Они просто предупреждают, что ждали тридцать восемь месяцев и шестнадцать дней. Которые вот-вот истекут и им жизненно необходимо, чтобы тот, за которым они приехали вышел. Проблема в том, что этот упрямец сам не желал покидать пределы ИК, требуя возместить стоимость «утерянного» перстня. Но ожидающие об этом не знали, и в воздухе явственно концентрировалось невысказанное пока только предупреждение.
По итогу Влад все же вышел, сжимая в кармане семьдесят восемь тысяч компенсации – это было все, что могла дать ему смена.
Печатка стоила пятнадцать.
Пока ворота за его спиной закрывались, он прикурил и порвал засаленные купюры на мелкие клочки, чтобы затем скупым жестом пустить их по весеннему озорному ветру.
Проследил взглядом за игрой обрывков по асфальту и, наконец, посмотрел на тех, кто приехал его встречать.
Те, кто не имели права этого не сделать. Те, кто так долго ждали его возвращения. Те, кто выражали ему благодарность за отведенный от них всех удар. Те, кто выражали почтение за настолько достойно принятый удар.
Звучание музыки при его появлении стало громче.
Влад отошел от ворот метров на десять и остановился, усмехнулся, втягивая в себя еще по зимнему холодный и свежий воздух, и понимая как же много в нем ноток алкоголя, который выпили его люди.
На встречу от толпы и машин шел его ближайший соратник. Краткое, сильное рукопожатие.
– Твоя девочка. – Его друг, повернувшись к толпе ожидающих, дал знак и черная дерзкая стерва Влада разорвала какофонию звуков громким призывным рыком мощнейшего двигателя.
Но Влад не испытал прежнего воодушевления при виде автомобиля, что так безапелляционно сообщал о дерзости своего хозяина, его неукротимой агрессии и всесилии.
– Транзакции на запад и назад… – в унисон разрывающего воздух трека тихо пропел Влад, пригубив виски поданный другом и почти тут же отшвыривая в куцые кусты на обочине полную бутылку. – Девочку обратно в загон. Хочу комфорта, Вано.
– Выбирай, – Ваня широким жестом обвел участок дороги, заполненный избранными автомобилями. – Выбирай любую. Неделю определялись, но так и не сошлись в едином мнении, какая тебе может понравится. Так что взяли все.
– С цветом угадали. – Негромко хмыкнул Влад, оглядывая ряды черных автомобилей. – Мне без разницы, просто бы сзади развалиться и поспать, пока до дома не доедем.
– Рус, подгоняй свою! – Крикнул Ваня, кивнув плотному мужчине невдалеке.
– Это Руслан? – уточнил Влад, приподняв бровь и близоруко прищуриваясь, вглядывался в силуэт плотного мужчины, садящегося в салон ку седьмого. – Как же раскабанел, бог мой. Совсем вы расслабились, Вано, да и ты тоже… Полагаю, работали на отъебись, коли отожраться так успели. Я вернулся, так что забывайте про сон и еду, пора возвращать отобранное.
– Да, Владислав Игоревич. Пора.
Влад тихо рассмеялся, снова прикурил и принимал приветствия людей, так многим ему обязанным. Жалел лишь об одном – здесь не было ублюдка, обеспечившего ему три года колонии и которому он бы прямо сейчас глотку перерезал и заставил давиться этой грязью из зоновской пыли и литров пролитого в него Хеннесси. Но он до него доберется.
* * *
Шесть месяцев спустя.
Я машинально помешивала ложкой остывший чай, слушая радостный и быстрый щебет мамы и старательно делала вид, что не выпала из темы ее монолога, но мои мысли были далеко от уютной кухни, ее слов и моей сестры, сидящей напротив меня и что-то печатающей в телефоне.
Просто слушала успокаивающий голос мамы и думала. Думала где же я так накосячила и за что расплачиваюсь царящим в моей жизни адом.
Кошмар начался три недели назад. Когда мой недобывший муж вынудил моего работодателя меня уволить. Это воспоминание было болезненным. Но чаще всего я возвращалась почему-то именно к нему.
«– … так что… да ты и сама все понимаешь, не буду распинаться и увиливать. Пиши по собственному, Полин. – Мой начальник, мой гуру и просто замечательный человек, перед которым я всегда испытывала благоговение, со вздохом положил передо мной лист бумаги. – Я тебя ценю, правда, и даже пободался бы за тебя, однако… Вы там, может, помиритесь потом и все снова будет замечательно, но это будет потом, а не сейчас, и, ты уж прости, но я не могу быть уверен, что ситуация не повторится. Работа это работа, Полин, здесь не может быть места подобному. Я прошу у тебя прощения, если мои слова звучат для тебя грубо, но мне просто необходимо, чтобы ты меня поняла правильно. Проблемы мне сейчас вообще не к спеху, только с этой станцией и гребанным клубом разрулили, так что он выбрал удачный момент и я не смогу, так скажем, настоять.
– Да, Вячеслав Алексеевич, я понимаю. Извините, пожалуйста, за… за это. – Прикусила губу до боли, взяв похолодевшими, неверными пальцами ручку. Так ужасающе стыдно мне еще никогда не было. – Мне так перед вами неудобно, извините, пожалуйста».
– …И Света прекрасно закрыла сессию, теперь ей будут выплачивать повышенную стипендию…
– О, это здорово. Поздравляю, Свет! – улыбнулась я, получая вежливую улыбку от сестры, решившей год назад пойти по моим стопам и поступившей в экономический.
Неожиданно, но училась она успешно, чем радостно делилась со мной мама по телефону. Вроде как намекала, что мне неплохо было бы похлопотать за сестру после окончания ею учебы и запихнуть рядом с собой. Ага, запихну, мам. Я за эту работу готова была душу продать, что-то я сомневаюсь, что Светка будет пылать таким же энтузиазмом, а без этого делать ей там нехер.
Готова была продать. А Андрей меня ее лишил. И души, падла, и работы.
«– …просто вот нахера, ты мне ответь! И еще в такой форме «попросил»! Я чуть со стыда не сгорела! Ты же знаешь, что я люблю эту работу!
– И так же знаю, в чем она заключается! Хватит орать, сиди на заднице ровно! Все нормальные бабы об этом мечтают, а я тебя домой загнать не могу! Мне стыдно в глаза друзьям смотреть и говорить, что моя жена работает где-то там бухгалтером!
– Где-то там?! Ты это называешь «где-то там»?!
– Будешь сидеть дома, не надо меня позорить!»
Дескать, не пристало президенту агрохолдинга иметь жену, работающую на чужого дядю. Это он мне так подавал. На самом деле причина была проста как три копейки – ревность. С каждым годом по этому поводу крыша у него текла все сильнее. У нас разница в четырнадцать лет, но его мысли, что он для меня стар и я найду себе молодого горячего самца стали просто навязчивой идеей. Андрей тщательно за собой следил – тренажерный зал, плавание и правильное питание. Это все приносило свои плоды – он совсем не походил на сорокалетнего. Совсем. Это видели все, кроме него самого и его прогрессирующей патологии.
– Полин, твой чай остыл. Давай новый налью. – Мама вырвала меня из тяжких дум и я согласно кивнула.
Пока она зачем-то еще раз заваривала чай, я снова вернулась мыслями к началу нашего проклятого романа. Один из моих преподавателей в институте занимался фандрайзингом, проще говоря, поиском финансирования проектов. Я примазалась волонтером, чтобы получить зачет, и ходила за ним хвостиком, послушно гавкая перед потенциальными спонсорами набивший оскомину рекламный текст, в котором я вообще ничего не понимала, но на все вопросы потенциальных инвесторов отвечал мой преподаватель, а я делала очень умный вид и кивала в подходящие моменты, – мне нужен был зачет, а моему руководителю нужна была моя харизма, и у нас сложился удачный симбиоз. Я даже подумывала перестать маяться херней и таки заняться фандрайзингом плотнее, ибо мне реально там что-то светило, если бы я приложила усилия, но на моем пути встретился Андрей Межеков. Который сразу просек, что я нихрена не рублю в теме, но слушал меня с таким выражением в глазах, что я невольно запиналась и краснела. Мне было-то двадцать всего, молодая и зеленая.
Денег он нам дал. Даже больше, чем выклянчивал мой преподаватель. А потом Андрей тонко ему намекнул, что профинансирует любой проект, даже самый безнадежный, если его буду презентовать именно я. Преподаватель почти слезно меня умолял продолжить симбиоз, обещая мне взамен договориться за любой зачет и экзамен. Меня прыть этих двоих пугала, я запуталась, кто кого использует и отказала. И если мой преподаватель остановился, то Андрей нет.
Он мне проходу не давал. Красиво ухаживал, делал это долго и взял измором в общем. Хотя, если уж откровенно, то я все-таки влюбилась. В него такого невозможно было не влюбиться. Однако любовь любовью, но на ней бы мы далеко не уехали, это я понимала прекрасно. Поэтому отметала любой разговор о том, что заканчивать институт самой мне нет необходимости, что мол, только одно слово и весь мир у меня под ногами, и все для меня, рассветы, туманы, звезды и единороги и вообще любой мой каприз. Я, может, и была наивной, но не дурой точно.
Хотя вру. Дурой я тоже была. Вообще много ролей сменила за время нашего брака. Особенно запомнилась мне роль рогатой, и это при условии, что Андрей так боялся, что рога ему наставлю как раз-таки я. Перестраховался, что ли?..
Об этом я узнала через неделю после того, как он меня заставил сидеть дома, таская с собой иногда по своим делам, чтобы совсем не стухла. Я еще депрессовала по поводу этого и никак не могла смириться и простить супруга, как мне прилетела весть о том, что пока я там тактично увещевала четыре года своего мужа, что он у меня мужик ого-го во всех смыслах и лучше его быть вообще не может, он успешно трахнулся с кем-то в одной из своих бесчисленных командировок. Видимо, решил проверить мои слова опытным путем.
Мы возвращались из ресторана, когда мне позвонила моя заклятая подруженька, не особо блещущая умом.
«– …Полин, ты только… Просто я думаю, что о таком нужно знать. – Голос Нины в телефонной трубке звучал вроде бы ровно, но она все же не удержалась от тени злорадства, прежде чем вогнать последний гвоздь в крышку гроба моего брака, – в общем, я все же допекла Дениса и он признался, что… ну, в общем, когда они с Андреем в Москву ездили с этим филиалом решать, то Андрей хотел расслабиться и там были девочки… и, ну, ты сама понимаешь.
«Сама понимаешь». Как же часто я слышала это слово в связке с моим мужем. Но я могла собой гордиться – внутри взрыв, снаружи безмятежность. Так что Андрей, ведущий машину по вечернему проспекту, совсем не подозревал о том, что я произнесу и чем для него обернется одна роковая непродуманная реакция на мои слова.
«– А твой Денис в это время что, печеньки жрал и мультики смотрел? – горько усмехнулась, глядя на проплывающий за окном машины город. Внезапно ставший мне таким чужим.
– Что?
– Ты думаешь, что пока Андрей мне изменял, твой мужик образцово стоял в стороне и просто осуждающе за ним наблюдал, Нин? Ты совсем тупица? Нина. Рмальная.
Одним выстрелом двух зайцев: Нина напряженно замолчала, а Андрей…
Андрей дернул рукой на руле и машина вильнула. Своей дебильной реакцией он все подтвердил без всяких слов. Я отключила звонок и покачала головой, не глядя на своего помертвевшего супруга.
– Это пиздец, Андрей. – Рассмеялась. Истерически, но рассмеялась. – Ты хотя бы попытался вывернуться, что ли… Наврать что-нибудь, сказать там, что у Нинки с головой беда, или Денис брехло, а не так дешево сейчас спалиться. Останови машину, я выйду.
– Полин… – почти с мольбой позвал он.
– Мне на ходу выскочить?»
– Поль? Что-то случилось? – голос мамы, родной и теплый вернул меня в ее квартиру.
– Нет, просто немного устала. Почти четыреста километров за рулем, мам.
– Ой, ну иди приляжь. – Мама взволнованно смотрела мне в глаза. – Иди-иди, Полин. Тоже я дура такая, сижу тебе тут фигню всякую рассказываю, а ты же только с дороги. Иди отдохни.
– Нет, ты чего. – Старательно улыбнулась, накрыв ее руку ладонью. – Так давно не слышала твой голос вживую, мам. Я еще посижу. Как дела у тети Марины?
– Да вроде неплохо… О, я тебе не рассказывала, что ее дочь в Европу переехала?
– Нет, расскажи.
Ее голос успокаивал. Он почти заглушил самое последнее, самое гадостное воспоминание. Почти. Но не до конца.
«– …Слушай, ну хватит херней страдать! Хватит! Все изменяют! Это было-то один раз и по пьяни, это не считается!
– Андрей, у тебя совсем с головой не в порядке? Отпусти мой чемодан!»
– … вроде бы все-таки поступила в университет, давно мы не виделись что-то. А, да, поступила. Нужно было сдать экзамен на знание языка, она для этого в Самару ездила, там центр языковой, который выдает сертификаты и вот они котируются…
«– Дай мне развод, я сказала!
– Я дам тебе два месяца на раздумья, Полечка. Подумай хорошо. И приходи назад.
– Подам на развод без тебя. Слава богу, не в темные времена живем, нас разведут и без твоего согласия. Даже два месяца ждать не надо.
– Тогда я лишу тебя всего.
– Чего именно? Одежду, украшения и прочее я тебе и так оставлю, можешь носить по настроению. Пришли потом фото, как будешь щеголять в розовой шифоновой юбке, которую привез мне из Риги. Всегда ее ненавидела, а тебе определенно пойдет, баба ты рязанская, блять. Машину тоже забирай, мне без надобности, сама себе куплю.
– Всего, Поля, это значит абсолютно всего. В том числе и того, что ты там своей семье накупила. В том числе и твои счета.
– Это мои деньги и мои счета! Я маме со Светкой на свои финансы все покупала! Я эти деньги заработала и ты не имеешь никакого права…
– В браке же заработала, значит я могу претендовать на это. Так что два месяца, Полин, подумай хорошенько, взвесь все. В фирму не вернешься, я тебе гарантирую. Здесь тоже нигде нормально не устроишься, это я тоже обеспечу. Подашь на развод в одностороннем порядке – обязуюсь выполнить все описанные действия. Ты уверена, что через два месяца впроголодь на совсем от меня уйдешь? Уверена, Полин?
– Уверена. Уйду так, что пыль заебешься глотать, Андрей.
– Ну-ну, поглядим.»
– Как Андрей, Полин?
– Что? – я непонимающе посмотрела на задумчивую маму. – А, хорошо. Укатил на какой-то там очередной форум. Дома скучно, решила вас навестить. Мам, ты не думай, я вас стеснять не буду, квартиру себе сняла в паре кварталов отсюда.
Она возмущенно говорила что-то про то, что я их вовсе не стесняю и тому подобное, а я мыслями все возвращалась к тому, что же я могу сделать со своим мужем.
Ни-че-го.
Ровным счетом ничего. Мне с ним не тягаться и он это знает. И пользуется. Сука. Два месяца, чтобы найти вариант, как бы и ему подгадить и самой при этом на дно не уйти. Я-то ладно, я бы себя не пожалела, но подлянку какую-нибудь организовала, но в этих обстоятельствах… он ведь и по моей семье пройдется, за ним не заржавеет. Ничего, я что-нибудь придумаю. Не зря говорили, что мы два сапога пара.
И ладно бы только меня прессовал, но вот на мою семью и счета покуситься… К которым у меня теперь каким-то чудодейственным образом доступа нет. Пока он просто их заблокировал и сколько бы я не бодалась с банком мне дается один и тот же ответ: «идет проверка в связи с подозрительными транзакциями, ждите окончания». Что-то мне подсказывает, что это проверка аккурат два месяца длиться будет. И это «что-то» имеет хорошую такую дружбу с местным руководством моего банка. «Что-то» с этим самым руководством любило периодически гужбанить в ресторанах, чтобы эта дружба не угасала.
Хорошо хоть наличку сняла недавно. Маме хотела шубу подарить, теперь не подарю, а то жить не на что… Сволочь. Какая же тварина… работы лишил, денег лишил, другой бабе присунул и еще и угрожает мне, мразь, чтобы обратно на коленях приползла. Я-то, может, и приползу, только ты об этом пожалеешь, скотина. Осталось придумать, как этого добиться.
Мама-таки затолкала меня в гостевую, чтобы я отдохнула. Мой периодически отсутствующий взгляд она восприняла верно, но допытываться не стала. Знает, что я ничего не расскажу, пока не решу проблему. Она всегда слишком переживает. Всегда и слишком. Не нужно этого.
Я час пролежала, тупо пялясь в потолок. Мама ушла к подруге, а мне стало невыносимо тоскливо. Пошла к Светке.
Мы переговаривались о чем-то поверхностном, малозначительном. Я стояла у ее банкетки, пока она снимала макияж и просто слушала ее голос. Светка рассказывала про институт, про преподавателей, кафедры, предметы. Я слушала, но не вслушивалась. И тут мой взгляд зацепил открытую шкатулку с драгоценностями, стоящую на углу стола, аккурат рядом со мной.
Светка пошла расправлять постель, а я все никак не могла поверить, разглядывая массивное кольцо. Я ей такое не дарила. А больше ей такое никто не подарит. И это не серебро. Блять.
– Свет, откуда деньги? – очень ровно спросила я.
– Что? – она не уловила эхо грядущей бури. Неудивительно, с интуицией у нее всегда было туговато. И оказывается не только с интуицией.
– Это платина. – Мой взгляд никак не мог отцепиться от гравировки «РТ» на внутренней стороне ободка кольца.
Она как-то нервно дернулась, выронила покрывало на пол прежде чем распрямиться и повернуться ко мне и я почувствовала что в который раз за эти несколько дней у меня болезненно замерло сердце.
– Серебро. – Совсем уже бессмысленно попыталась солгать она.
Я прикрыла глаза и протяжно выдохнула, опускаясь на пуф у зеркала. Мой взгляд упал на ее зачетку, лежащую на рабочем столе у окна. Светка никогда не любила учиться, но хорошо умела договариваться. Что там говорила мама, пока я сидела сопли пускала? Света прекрасно закрыла сессию и ей повысят стипендию?
– Сколько у тебя стипендия? – Выстрелила я резким, безапелляционным вопросом.
– П… пять триста. – Она запнулась всего лишь на миг, но мне хватило.
– Ты ведь поступила не на бюджет, верно? Год стоил сто двадцать тысяч еще во времена, когда я училась. Сейчас наверняка выше. Так откуда у тебя деньги, Света?
Оглядела ее комнату совсем другим взглядом. Много новых безделушек, но ценных. Из приоткрытой двери шкафа-купе видны достаточно занимательные шмотки. Даже на первый взгляд не дешевые. Посмотрела на сестру и мои губы искривила усмешка.
Тело подтянуто, видно, что она не пренебрегает интенсивными тренировками. Как и солярием. Волосы и лицо – салонный уход. Косметика. Протянула руку, начала перебирать у зеркала бесчисленные баночки, склянки, пластиковые футляры. Здесь нет ни одного неизвестного бренда.
– Ты же понимаешь, о чем я сейчас думаю? – негромко произнесла я, взглядом усаживая ее на край кровати и скользя ногтем по флакону известного парфюма. – Света? Я сама с собой разговариваю, что ли?
– Господи, да не проститутка я, успокойся. – Она пыталась храбриться, но под моим тяжелым взглядом выходило у нее весьма херово. – Полин, честно.
– Сколько ему лет?
– Кому?
– Дуру не изображай. Сколько лет мужику, ради которого ты так прихорашиваешься и который дает тебе на это деньги.
– Он хороший человек, Полин. Он очень хороший и я его люблю…
– Сколько. Ему. Лет.
– Пятьдесят два.
Старше на ее на тридцать три года. На тридцать три.
– Ты ебан… – оборвала себя, прикрыв глаза и медленно выдыхая. – Он женат?
– Полин… – с отчаянием прошептала она.
– Света… – я посмотрела на нее в неверии. – Просто… Сука, это просто… Свет, ты даже не представляешь! – Я неожиданно для себя прыснула. – Я тут, значит, с Андреем развожусь из-за того что он какую-то овцу трахнул и не сумел это скрыть, а моя сестра с женатым… Любовь у нее… Нет, это вообще бред. Это какой-то дурной сон! – я попыталась сдержаться, но даже сквозь дрожащую ладонь у меня прорвался надрывный, какой-то скулящий возглас, – да что за нахуй происходит?..
– Ты с Андреем разводишься?..
Я стиснула рот ладонью, пытаясь унять странный, надрывный смех и совсем не осознавая, что плачу. Смотрю на свою глупую сестру, внутри все дрожит, а я смеюсь. И плачу. Ее это пугает, а я не могу прекратить. Совсем не могу взять себя в руки. Меня просто прорывает изнутри. С головой накрывает кошмар отодвинутый на задворки сознания деланной смелостью и уверенностью когда вокруг меня все так внезапно начало рушиться.
Накрывает и топит в смердящей вони от предательства, от несправедливости, от полной безнаказанности урода, так подло ударившего в спину, еще и вдогонку так унижающего вообще ни за что… И окончательно добивает одно простое осознание – я одна. Совсем. Некому заступиться. Да даже опереться не на кого, чтобы просто перебинтовать подрубленные колени. Одна. Да и похуй. Как будто когда-то было иначе.
Эта бестолочь смотрит на меня в абсолютном непонимании расширившимися от страха глазами и меня это смешит. И снова заставляет плакать. Потому что у нее ситуация еще хуже – она даже не осознает, в какое дерьмо лезет. Не понимает вообще. Я хоть и как-то пыталась подстраховаться, пусть не помогло, но я пыталась, а эта… ебучий случай тебе название, Света!
– Бухло, блять, принеси… – едва выдавила сквозь жалкие всхлипы, склоняясь вперед, обнимая свои колени и умоляя себя прекратить. Только дрожь, мелко сотрясающую тело, эти мольбы совсем не интересуют. – Я с тобой на трезвую голову не смогу разговаривать. Дура, блять. Света, ты просто пиздец какая дура.