Текст книги "Ребенок от отца моего мужа (СИ)"

Автор книги: Александра Багирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Потом когда стал виден живот, Светка потухла окончательно. Все переживала, что врачи не смогут ее уберечь. Перебралась спать в соседнюю спальню, чтобы Влад ненароком не повредил ребенку во сне. Он не узнавал супругу. Неужели беременность сделала из нее другого человека?

Еще через месяц Светка засобиралась в Лондон. Там она училась, много знакомых, и ей посоветовали врача, какого-то мирового светилу. Влад не возражал и вздохнул с облегчением, когда от него не потребовалось ехать вместе с ней.

Они созванивались по видеосвязи. Влад ни разу не приехал. Должен был. Понимал, это его ребенок, надо бы навестить супругу. Но как представлял, что увидит ее воочию, такое отвращение накатывало. Поэтому решил отделаться деньгами. Не жалел средств. И тосковал, безумно тосковал по своей девочке. А потом еще начались эти кошмары. Илона звала его во сне. Каждую ночь в слезах приходила и протягивала руки. Влад бежал к ней по вязкой трясине, падал, поднимался и снова бежал. Но так ни разу и не добежал.

– У тебя родился сын! – радостный крик Светки по телефону.

А у него все в душе обрывается. Сколько бы он отдал, чтобы услышать эти же слова от своей девочки.

Но все изменилось. Да так, что Влад и предположить не мог. Когда вернулась супруга, он встретил ее в аэропорту, взял на руки кроху и… растаял. Глаза затуманила счастливая пелена. Он смотрел и не мог насмотреться. Столько нежности появилось в его истерзанном сердце. Вот в этот момент Влад обрел новый смысл жизни. Он знал, что теперь вот этот маленький комочек, является центром его вселенной.

Но, несмотря на мгновенно вспыхнувшую любовь к ребенку. Тест ДНК он все же сделал. Слишком много предательства. Хотел убедиться, хотя в результате не сомневался. Он чувствовал невероятную связь. Даже вспоминая появление на свет первого сына, Влад не испытывал подобных эмоций.

Отцовство подтвердилось, супруга действительно сделала ему этот подарок. Его сын, его кроха, его солнце, что осветил черную и беспросветную темноту в душе. Кроха вернул ему силы, согревал, прогонял тоску, по той, которая, невзирая ни на что продолжала жить в сердце Влада.

Глава 21

Я оказалась в центре психологической помощи. Дорогом, хорошем, а по факту жутком месте. Тут еще хуже, даже стены давят и угнетают. За милыми улыбками врачей скрываются фальшь и неискренность. Это ощущается интуитивно. Меня запирали в палате, как бы для моей же безопасности. Пичкали какими-то таблетками, от которых туманилось сознание.

И это все примешивалось к неослабевающей боли. Сын со мной в мыслях ежесекундно. Я не отпущу его, не могу. Он жив, мой мальчик всегда со мной, я чувствую его. Когда высказала подобные мысли врачу, по его взгляду поняла – если хочу выбраться, нельзя подобное говорить. Интуитивно пришло осознание – это не тот случай, когда нужна откровенность с психологами. Я не понимаю, что вокруг меня происходит, словно попала в замкнутый адский круг, и нет выхода на волю.

– Леш, забери меня отсюда. Я тут задыхаюсь, и лучше мне не станет взаперти! – умоляла, когда друг приезжал. Дела заставили его вернуться на родину, и он появлялся в моей тюрьме очень редко. Хоть врач часто передавал от него подарки и теплые пожелания.

– Птичка, поверь, я меньше всего хочу тебя видеть тут! – обнимает меня, вздыхает с надрывом. – Но надо потерпеть. Ты такое пережила, ты у меня еще такая юная, самой не справиться. А тут у тебя никого нет, сама не выгребешь.

– Я вернусь с тобой. Не хочу оставаться в Лондоне! На родную землю хочу, – снова из глаз катятся слезы. – Родной город, вот где лекарство!

– Там опасно, – хрипит.

– Да, что опасного-то? Если ты о нем… то он не подойдет ко мне… после всего… – закусываю губу до боли.

В этом виню себя. Нельзя было о таком врать. Вот судьба меня и наказала, забрав дитя. Надо было по-хорошему разойтись, Влад бы понял. А так, я словно сама подписала приговор своему крохе. Как я жалею о содеянном, и никогда мне не искупить вину перед сыночком.

– Мести его хочешь? Птичка, прости, но даже если тебе это не нравится, я сделаю все, чтобы тебя защитить! А сейчас ты не вполне можешь оценивать риски. Нужно время. Все образуется, – целует меня в обе щеки.

Он уставший, круги под глазами, руки подрагивают. И Леше нелегко было пережить случившееся.

– Хорошо, не на родину. Просто забери меня из этой психушки!

– Это не психушка! Птичка, ты хоть представляешь насколько это уважаемое заведение? Скольким звездам тут помогли?

– Я тут не могу! Мне тут хуже! – кричу на грани истерики.

– Сейчас тебе в любом месте будет плохо… рана слишком свежая, – зажмуривается, на лице боль.

Осталась там. Каждый день варилась в котле собственных мук. Совсем одна в чужой стране, опустошенная. Но я поняла одно – нельзя идти на поводу у врачей. Препараты превращают меня в овощ. Надо вести себя правильно. Никаких истерик, срывов, ничего. Моя боль никому из них не нужна. А Леша он далеко и не понимает, что нахождение в клинике меня добивает.

Через три месяца я выбралась из своей тюрьмы. С поломанной жизнью, без целей, без ориентиров. Другая. Совсем иная, но все еще живая. В душе теплился луч света, я не понимаю, куда он меня приведет, но чувствую, именно он укажет мне верное направление.

Первым делом я покинула Лондон. Навсегда вычеркнула мрачный город из своей жизни.

* * *

Прошло три года моего беспросветного одиночества. Я живу в Берлине. Тогда собрав вещи, я поехала в аэропорт, ближайший рейс был на Берлин. Судьба выбрала за меня направление. Уже прибыв в Германию, позвонила Леше. Кажется, друг даже обрадовался моему решению. Перевел еще денег на карту. Сказал, что новое место, новая жизнь.

Я не стала его разубеждать в обратном. Он мужчина, разве он сможет понять, что нет, и не будет новой жизни без моего сыночка.

И вот прошло три года, а моя утрата ежесекундно со мной. Нет, я не плачу, не заламываю руки и не сижу в четырех стенах. Я пытаюсь существовать, играть в нормальную жизнь. Все тот же луч надежды держит меня. Хоть я так и не поняла, какой надежды? На что? Работаю переводчиком, в основном на дому. Сторонюсь большого скопления народа. Я привыкла к своему болезненному одиночеству, и не хочу никого близко подпускать.

Кроме моего сынишки, ко мне очень часто приходит Влад, в воспоминаниях, во снах. Он тоже меня не отпустил, и знаю, никогда не отпустит. Я отдала ему сердце в первую секунду нашей встречи. Один раз, на всю жизнь.

Но я научилась улыбаться, общаться с людьми, у меня появились знакомые. Даже иногда выбираюсь с ними посидеть в кафешке. Жизни тянется унылой серой полосой.

Леша периодически звонит. Денег у него я больше не беру. Обеспечиваю себя сама. Ему пора подумать о себе, создать семью, завести детей. Одно упоминание о детях, и слезы выступают на глазах. Я так и не научилась спокойно смотреть на счастливых мамочек с колясками.

Вот и сейчас возвращаюсь из супермаркета, засмотрелась на женщину, наклонившуюся к ребенку в симпатичной голубой коляске. Сразу пелена боли застилает глаза. Воспоминания обрушиваются лавиной. Перехожу дорогу, как робот, я снова нырнула в прошлое.

– Девушка! Осторожно! – где-то вдали, как в тумане доносится мужской голос.

А потом сильный толчок в спину, я лечу на землю и слышу жуткий визг тормозов. Крики прохожих в моей голове складываются в жуткую симфонию. Ударилась. Боли не чувствую. Шок. Непонимание. Поворачиваю голову. Теперь уже кричу я. Около черного мини-вена неестественно раскинув руки и ноги, лежит парень.

Глава 22

Дальше начинается кошмар наяву. Я подползаю к парню, меня оттягивают. Слышу крики: «Слепая курица!» в свою сторону. Вой сирен. Полиция. Скорая. И я как в бреду подбегаю и спрашиваю у всех подряд:

– Он жив? Что с ним? Серьезные повреждения? – на меня не обращают внимания. Отталкивают. Отпихивают. Вокруг собралось столько зевак. Милиция оцепила территорию. К нему туда не пробраться, даже ничего толком не удается увидеть. Я в шоковом состоянии, реакция замедленная. Не знаю как себя вести, что делать.

– Да… жив… – отвечает девушка в белом халате, единственная, кто обратил на меня внимание. – Состояние… – вздыхает, – Посмотрим…

– Я поеду с ним! – не знаю, зачем я это говорю. Хочу как-то помочь и понимаю, что ничего уже от меня не зависит. Все что могла, сотворила.

– Не положено.

– В какую больницу его везут?

Она называет адрес, и не соизволив даже взглянуть на меня уходит.

А меня подзывает полиция. Расспрашивают о случившемся. Водитель машет мне кулаком и посылает в мою сторону грязные ругательства. Опускаю голову, не спорю. Заслужила.

Меня отвозят в участок. Таскают по кабинетам. Задают одни и те же вопросы. Я рассказываю все как было, юлить не намерена.

Но, оказывается, нарушил правила все же водитель. Я переходила на зеленый свет, а он не затормозил вовремя. Так мне объяснил полицейский. Но все же если бы я была внимательней и посмотрела на дорогу, ничего бы этого не произошло. Вина моя колоссальная. Из-за меня парень в больнице, и неизвестно, что с ним сейчас творится. Выживет ли? Есть ли серьезные повреждения? А если у него нет страховки? Мысли лезут разные, одна чернее другой.

Когда через пару часов, меня выпускают из участка, на такси мчусь в больницу. И только замерев у стойки, осознаю, что даже не знаю, как его зовут.

– Простите, тут парня недавно привезли авария на дороге. Молодого… я к нему хочу… как он… – жалобно смотрю на пожилую женщину. По щекам катятся слезы, руки дрожат.

– Да, привезли.

– Как он? Что с ним? К нему можно? – засыпаю вопросами, внутреннее сжимаюсь. Только бы не услышать фатальное.

– На операции.

– Можно мне туда. Подождать. Я хочу поговорить с врачом, может, нужна моя помощь!

– Это кто? – к женщине подходит мужчина в светло-голубом халате.

– К Марку Беляеву невеста пришла. Переживает.

– Я не…

– Как вас зовут? Пройдемте, – мужчина улыбается. – Не переживайте так. На вас лица нет, – ведет меня по коридору больницы. – У меня жена в прошлом году в аварию попала, понимаю вас… Сейчас Йохана вам успокоительного даст.

– Что с ним? – говорить, что я никакая ни невеста, а виновница всего произошедшего язык не поворачивается. Мне надо узнать, что с ним. А если я скажу правду, меня к нему на пушечный выстрел не подпустят. А когда он придет в себя, я удостоверюсь, что все хорошо. Тогда и можно признаться.

Марк Беляев, русский, что ли? Вдруг он один в чужой стране и ему понадобится помощь? Нет признаваться сейчас не лучшее время. А если у него есть девушка? Вот если появится, я ей все объясню. А пока сделаю все, чтобы он не остался один.

Ко мне относятся слишком хорошо. Я этого не заслуживаю. Чувство вины разрастается с еще большей силой. Врачи, медсестры, все такие вежливые.

– У него сломаны две ноги. Сложные переломы. Внутреннее кровотечение. Когда операция закончится, вам подробнее расскажут, – говорит медсестра. – Вы родным его уже позвонили?

Зависаю. Не знаю, что ответить.

– А его вещи? Мы не так давно знакомы… – вру, и чувство вины еще сильнее прижимает меня к земле.

Мне приносят его куртку. Разодранные в крови штаны. Спортивную сумку. Телефона нет. Скорее всего, разбился. В сумке лежит спортивная форма, с логотипом довольно известного футбольного клуба. Он что футболист? Переломы ног… В глазах мутнеет.

Операция заканчивается. Смотрю в глаза врача, и чувствам приговоренной к расстрелу.

– Жить будет, – заключает невесело.

– Но? – внутри все покрывается льдом.

– Бегать уже вряд ли… – врач разводит руками.

– Марк не сможет ходить? – за время ожидания, я мысленно уже свыклась с этим именем. Называю его про себя, говорю с ним, прошу, чтобы выжил.

– Сможет… реабилитация длительная нужна. Все от него будет зависеть. Но полностью восстановить двигательные функции не выйдет. Слишком сильные повреждения.

Он же футболист! Все же оседаю на пол. Что ж я за ходячая беда такая. Сына не уберегла, парню жизнь искалечила…

– Через несколько часов смогу вас провести к нему, – говорит врач. Он смотрит на меня с сочувствием, как и все в этой больнице. Не заслуживаю я подобного обращения.

И все же я буду рядом. Посмотрю Марку в глаза. Пусть скажет про меня все, что думает. Увы, никак мне не искупить вину перед ним. Чтобы я не сделала, все равно это будет ничтожно мало.

Глава 23

Я стою и смотрю на забинтованного Марка. Лицо в ссадинах. Трубки, провода, непонятные приборы. Он темненький. Симпатичный даже вот такой едва живой. Бледный. Мне так его жалко. Хочется помочь. Но я не решаюсь сделать и шага. Он спит. Вытираю бесполезные слезы. Они ничего не могут изменить. Но все равно непрерывно катятся из глаз.

– Когда он очнется, – спрашиваю у медсестры, покинув палату.

– Думаю, скоро. Он не в коме. Но пробуждение может быть очень болезненным. Вы должны быть готовы. Ему сейчас, как никогда нужна ваша поддержка.

Вздыхаю. Моя… Вряд ли… Он меня знать не знает. А когда узнаем, точно видеть не захочет. Возненавидит. И это справедливо.

Иду с медсестрой по коридору, расспрашиваю ее, что может понадобиться Марку в первую очередь. А сама размышляю, как быть. Ведь у него есть родственники надо им сообщить. Ему нужны вещи, а я не знаю, где он живет. Мдааа… легенда с невестой трещит по швам. И признаться не могу, выгонят.

К нам подходит еще одна медсестра.

– Там в приемной к нашему больному целая толпа пробивается. Кричат, скандалят, требуют пропустить, – изрекает.

– О, его друзья! Это вы им сообщили? – Йохана всплеснула руками.

– Нет…никому не сообщала… – бормочу растерянно.

– Пойдемте скорее, а то боюсь, они нам всю больницу разнесут. А вы их успокоите, – тащит меня за руку, игнорируя мои слабые попытки сопротивления.

Мы спускаемся вниз, вижу человек пятнадцать парней спортивного телосложения. Хочется сбежать. Некуда. Вот сейчас мой обман и раскроют. Как же неловко, стыдно, неправильно.

– Вы к Беляеву? – спрашивает Йохана.

– Что с моим другом? Нас долго будут мариновать тут? – выступает вперед рыженький, огромного вида парень. – Если бы не мой дядя, мы бы до сих пор были в неведении!

– Посещение пока разрешено только самым близким. В виде исключения. Через день два вы сможете навестить друга. Если осложнений не будет.

– Так мы и есть самые близкие! Мы команда! Семья!

– Вот его невеста, она вам все объяснит, – Йохана подталкивает меня вперед.

Парни все как один уставились на меня. Почему нельзя провалиться сквозь землю?

– Невеста? У Марка? – рыжий рассматривает меня, склонив голову набок. – Пошли… переговорим.

Не успеваю ничего ответить, как хватает меня за руку и вытаскивает на улицу. Отходим немного в сторону.

– Зовут как? – взгляд серьезный, изучающий.

– Илона… – мой голос напоминает писк.

– Хм… красивая…понимаю братана. Вы ведь недавно вместе?

– Совсем недавно… – нет, чтобы признаться, я закапываю себя еще глубже.

– Я-то думаю, что Марк последнее время нелюдимый такой. На вечеринки с нами не ходит. А вон, оказывается, в чем дело, точнее… в ком, – он явно расслабился. Улыбается.

– С ним все плохо. Ноги. Врач сказал, они уже не восстановятся, как прежде, – перевожу разговор на более важную и не такую шаткую тему.

– Видно, что мало знакомы. Ты Марка не знаешь. Он как танк, прет напролом, даже там, где дороги нет. Да и страховка есть, тренер точно поможет. Выкарабкается! Главное, что жив! Да еще и под таким присмотром!

– Ему вещи понадобятся… можешь привести… а я тут с ним побуду… Врачи говорят он скоро должен в себя прийти, – слова даются тяжело.

Чувствую себя преступницей. Мало того что жизнь парню сломала, так еще и завралась по самые уши. Марк очнется, и… Эти футболисты с врачами прямо тут меня и закопают. Поделом мне.

– А у меня тут дядька работает. В другом отделении. Говорит, вроде твоего Марка привезли. Но он сейчас уже смену сдал домой поехал, так бы нас внутрь провел.

– Сейчас туда все равно нельзя…

– Да понятно… переживаем мы за братана. Я, кстати, Клос, капитан команды. Вливайся в семью, сестренка, – по-свойски приобнимает меня за плечи. – И не стесняйся все свои. Пацаны в обиду не дадут.

– Спасибо, – опустила голову. С преувеличенным интересом рассматриваю тротуар. – Надо родителям его рассказать… Я, к сожалению, не знаю о них ничего… Марк не говорил…

– О, – ухмыляется, – Тут ты не одна такая. Мы тоже в неведении. Матери у него нет. А отец, о нем Марк никогда не говорил. Знаю, есть, но где и что, тут уж как он проснется, сама спросишь. Не любит он тему родни. Вот и с тобой не поделился.

Мы еще немного поговорили. Клос обещал утром приехать и привести вещи. Они уехали, а я побрела назад. Чувство гадливости к себе только разрастается. Села в коридоре. Смотрю в одну точку. И не понимаю, как вести себя дальше. Как выпутаться из кокона лжи, в который сама себя загнала.

– Очнулся! – ко мне подбегает Йохана. Берет меня за руку. – Пошли!

Иду обреченно, как смертница на казнь. Но я обязана посмотреть ему в глаза. Должна, лично извиниться. Только что изменят мои извинения? Ничего…

Вхожу в палату. Марк смотрит на меня. Лицо искажено от боли. А взгляд темно-карих глаз ясный, заинтересованный. Кого-то мне этот взгляд напоминает. Да и в целом внешность парня, сейчас кажется отдаленно знакомой. Но ведь я раньше его никогда не видела. В этом сомнений нет.

– А вот и ваша невеста! – радостно выпаливает Йохана. Тут же находится и врач.

– Невеста… – он слабо улыбается. – Невеста… – повторяет, словно смакует это слово. – Я рад, что ты здесь, милая…

Глава 24

Нам не дали побыть наедине. Объясниться не получилось. Вышла из палаты я в смятении. Ничего не понимаю. Пока я там была Марк, не сводил с меня взгляда. Смотрел с нежностью и восхищением. На меня? На ту, что искалечила его жизнь?

Может у него амнезия? Это вероятней всего. Не помнит событий. Ему сказали невеста, он только очнулся, плохо соображает. Вот и поверил. Вот! Самое логичное объяснение. Другого просто не может быть. Ничего ему станет легче, и неприятного разговора все равно не избежать.

– Йохана, – подхожу к медсестре, которая как раз вышла из палаты вместе с доктором. Отвожу ее в сторону. – А Марк… у него амнезия, да?

– С чего ты взяла? – хмурит брови.

– Просто подумала… странный он был… – бормочу невнятно, прячу взгляд.

– Ну… странный… сама понимаешь… столько травм. Но он все помнит.

– Ясно… – протягиваю задумчиво.

Нет. Ничего не ясно. Совсем ничего!

– Ты это пока он отдыхает, домой бы съездила, что ли. Поспать тебе надо, – смотрит сочувственно.

Как тут отдохнешь, когда столько событий и вопросов, рвущих на части душу. Но Йохана права, ненадолго домой съездить надо. Проветриться тоже не помешает. А то тут в стенах больницы начинаю сходить с ума. Остается только дождаться, когда Марк придет в себя, так что мы сможем поговорить.

Я заезжаю домой всего на пару часов, собираю вещи, заставляю себя проглотить наспех приготовленный омлет и возвращаюсь в больницу. Последующие два дня, почти не сплю. Нахожусь в полной боевой готовности.

Заезжают друзья Марка. Звонят мне. Я держу их в курсе. Они привезли вещи. Раз заезжал даже тренер. Мужчина сокрушенно качал головой, выслушав приговор врачей. И никто абсолютно ничего не знает о его семье.

Как мне удалось выяснить, парень живет один. Все время посвящает футболу. Его любят в команде, всегда тепло отзываются. Помимо воли узнаю мелочи из его жизни, проникаюсь еще большей симпатией. А чувство вины разрастается с огромной скоростью.

– Утром третьего дня, когда я зашла в палату, Марк открывает глаза, улыбается.

– Привет, невеста!

– Я не… – оглядываюсь зачем-то по сторонам. Как воришка, боюсь быть пойманной с поличным, если нас кто-то услышит.

– Расслабься, – улыбается еще шире. – Я все понимаю.

– Понимаешь? – способность логически выражать свои мысли таки не вернулась ко мне.

– Да. И честно говоря удивлен. Ты не отходишь от чужого для тебя человека. Назвалась невестой, чтобы тебя не прогнали.

– Они сами сделали такой вывод… а я не стала отрицать… а потом все закрутилось… сокрушенно опускаю голову. – Прости…

– Тебе не за что извиняться… – запинается, – А могу я узнать, как зовут мою невесту?

– Илона… И Ты неправ, из-за меня ты оказался тут. Может, ты не помнишь, но именно я стала виновницей той аварии. Моя невнимательность привела тебя сюда… – всхлипываю, поспешно вытираю выступившие слезы.

– Ой, водопад какой, – очень бережно дотрагивается до мой руки. – Илон… жизнь непредсказуемая штука. Все случается не просто так. Порой нам кажется, что судьба нас наказывает, а только через время мы понимаем, что испытания вели нас к счастью, – ободряюще улыбается.

А мне становится еще хуже. Он лежит практически обездвиженный и еще успокаивает меня.

– Марк… не знаю… сказали ли тебе… но с ногами… врач сомневается… что они вернутся в прежнюю форму… а ты футболист… – огромным усилием воли заставляю себя не зареветь.

– А еще я программист. Образование имеется. Так что ни единым футболом. Да и не собираюсь я тут безвылазно торчать, выкарабкаюсь!

– Оптимист, – улыбаюсь сквозь слезы.

– Черноты в жизни так много, что не стоит на ней зацикливаться, – смеется, так открыто, искренне. И снова эта улыбка словно привет из прошлого. До боли знакомая и одновременно чужая.

– Пока я только создала тебе проблемы, – вздыхаю.

– Ты лучше расскажи про себя. А то так нечестно, ты про меня куда больше знаешь, – подмигивает. – Красавица Илона, – неотрывно смотрит на меня. Невольно отвожу взгляд. Неловкий какой-то момент.

– Особо и рассказывать нечего, – вздыхаю.

Действительно, нечего. Только боль, которой у Марка и без меня предостаточно.

– Если в прошлом много разочарований, то в настоящее надо заполнить яркими моментами, чтобы затмить все горести, – говорит очень тихо, он словно чувствует то, что я так старательно прячу ото всех.

Глава 25

– Марк, а семья твоя в курсе, что случилось? – спрашиваю через пару дней. Я по-прежнему львиную долю времени провожу в больнице. Донимаю врачей, все лелею надежду, что есть возможность восстановить ноги полностью. – К тебе приходя только друзья…

Он мрачнеет. Отставляет йогурт в сторону, который до этого с аппетитом уминал. Смотрит на меня внимательно, словно внутри принимает важное для себя решение.

– Я общался с отцом. Позавчера, – его рука сжимает одеяло.

– И? Когда он приедет?

– Он не приедет…

– Но как так… Ведь ты в таком состоянии… – мотаю головой, ничего не понимаю.

– Я сказал, что у меня все отлично. Как всегда…

– Марк! – восклицаю возмущенно. – Он же родной человек. Твой отец!

– Он… – закусывает губу, вздыхает. – Нам с отцом лучше держаться на расстоянии друг от друга. Так для всех лучше.

– Почему? – Марк отворачивается, молчит. Впервые вижу его таким замкнутым. – Знаешь, я никогда не знала своих родителей. Меня нашли в мусорном баке. И я бы многое отдала, чтобы хоть один раз обнять отца с матерью. А уж о том, чтобы быть им нужной… это несбыточная мечта. А у тебя есть отец… пусть у вас недопонимание… Но это родной человек, понимаешь! – всхлипываю. Слишком близко к сердцу принимаю этот разговор.

– Он виновен в гибели матери. Он… в общем… и после этого он многое сделал… Он перестал быть родным. Я давно живу один. И поверь мне созвон на расстоянии – это в нашем с ним случае идеальные отношения. Я не беру у него денег. Не прошу помощи. И сам не лезу.

– Мне этого не понять, – отхожу к окну.

Тяжелая тема. И, наверное, я не имею права лезть к нему в душу. Это слишком личное. Он хранит свои секреты, я свою боль.

– Илон… ну ты чего, – голос становится мягче. – Я ж большой мальчик справлюсь, тем более с такой-то поддержкой!

Даже я тогда не могла представить, как же Марк ошибался…

Моя жизнь изменилась. К тяжелому грузу потери, к ошибкам прошлого, примешалось еще и новое чувство вины. Я часто думаю, возможно, лучше бы он мне сразу все высказал. Возненавидел. Чем такой радушный прием, которого я никак не заслуживаю.

Все свободное время я провожу в больнице. Стараюсь брать больше заказов. Надо откладывать деньги. Вдруг Марку что-то понадобится. Теперь моя жизнь полностью подчинена ему, желанию хоть как-то помочь.

Парень он позитивный, добрый, умный, рассудительный. Мы подружились. С ним есть о чем поболтать. Но тут взгляд опускается ниже… вижу забинтованные ноги, и ком подступает к горлу. С одной боли я переключилась на другую.

За три месяца, что я провела рядом с Марком, он стал мне очень близким человеком. Хоть Леша и не понимал моей самоотдачи. В один из звонков я ему рассказала о случившемся. Но вместо поддержки, он посоветовал не гробить свою жизнь. Сказал, что это случайность, моей вины нет.

Я промолчала. Не понять ему подобного. С прискорбием понимаю, что за эти годы мы все больше и больше отдаляемся друг от друга. У него там своя жизнь. Я тут. Между нами расстояние, стена непонимания. Но что бы ни было, он все равно для меня как брат. Любовь к нему неизменна.

С Марка сняли гипс. Ноги двигаются. Есть чувствительность. Но… смотреть… как он ходит… передвигается на костылях… без содрогания невозможно. Неизменно в такие моменты, чувство вины бьет меня под дых и шепчет гадким голосом: «Посмотри, что ты натворила! Это ты виновата!».

Еще и возникли проблемы со страховкой. Она не покрывает реабилитацию. Я иду в больницу, зная, что сегодня Марк должен говорить с тренером. Тот еще раньше обещал помочь.

Захожу в палату, сразу понимаю – все плохо.

Сажусь. Беру его за руку. Парень долго смотрит на меня.

– Уходи, Илон, нечего тебе тут делать. Не трать свою молодость…

– Что случилось? Тренер не может помочь, да?

– Он меня уволил… Контракт подходил к концу. А новый с калекой никто не будет подписывать. Я невыгодное вложение капитала… – говорит отрешенно. Оптимизм, надежды, все погасло в один миг.

Глава 26

Марк действительно очень силен духом. Столько месяцев он улыбался в лицо боли. И верил, безгранично верил, что поправится. Значение футбола в его жизни, я до конца поняла, когда оказалась в его квартире.

Нужно было упаковать вещи. Ему больше было не по карману снимать такое жилье. Он все еще находился в больнице. Но врачи обещали скоро выписать. Но без реабилитации, его состояние улучшится не намного.

Я решила, что Марк будет жить у меня. Сообщу ему эту новость, когда упакую и перевезу все вещи. Но впервые оказавшись в его квартире, растерялась. Тут все пропитано футболом. Награды, плакаты, спортивные формы. Даже наклейки на холодильнике. Тонны журналов. Книг. Футбол его страсть, самая сильная любовь, и теперь у него отобрали цель жизни. Я отобрала.

Пока собираю вещи, реву. Вот так в один миг у молодого парня оборвались надежды, планы. Так же как у меня внутри образовалась черная саднящая пустота, когда я потеряла своего кроху. Наши жизни кардинально поломались. Мы лишились самого ценного. Для него это был футбол, для меня сын.

Влад… воспоминания об этом мужчине, как фантом всегда стоят за моей спиной. Но почему-то в стенах этой квартиры думать о нем особенно больно. Накатывают сожаления, и это пресловутое: «Если бы…». Не уехала бы я тогда, возможно, даже жизнь Марка сложилась гораздо счастливее. А так…

Звонок в дверь отрывает от грустных мыслей. Шмыгая носом, иду отрывать.

– Эй! Ты чего такая зареванная? – на пороге стоит Клос. Я ждала его. Он обещал помочь с переездом.

– Вот увидела все… – пропускаю его в квартиру. Обвожу рукой комнату. – Он жил футболом…

– Он мечтал в высшую лигу попасть, – парень проходит в комнату, проводит рукой по плакату.

А я опускаюсь на пол, закрываю лицо руками, кусаю губу, чтобы не завыть.

– Ой, что я ляпнул. Прости. Ты итак в жутком состоянии, – опускается рядом. Так прекращай! Я тут с новостями, офигенными!

– Что? – поднимаю голову, лицо парня расплывается перед глазами.

– Не, так не пойдет. Успокойся. Тогда я скажу. Пока не увижу улыбку, я нем как рыба, – изображает, что закрывает губы на ключ.

– Все, все, я уже, – вытираю слезы и вымученно улыбаюсь.

– Мы с пацанами скинулись, я еще своего батю напряг, и как результат… – делает паузу, таинственно улыбается.

– Что? Клос? Говори! – беру его за руку, сжимаю. Боюсь поверить в свою догадку.

– Мы оплатили реабилитацию!

– Ааа! Неужели! – впервые за долгое время я действительно улыбаюсь.

Если мне уже никак помочь нельзя. То Марк, у него есть шанс. Настроение сразу прыгает вверх. Клос помогает собрать вещи. Нанял грузовик, и скромные пожитки Марка перекочевали ко мне в квартиру.

После мы отправляемся в больницу. Впервые за долгое время действительно радостная новость. Клос постарался, достал денег именно на тот центр, который рекомендовали врачи, один из лучших в Германии. Конечно, роль сыграло, что у парня очень богатый отец, Марк рассказывал, что родитель ни в чем не отказывает отпрыску. Но все же мало кто, в наше время способен просто так отдать подобные деньжищи. А Клос настаивал, что это именно подарок и отдавать ничего не надо. Впрочем, нам и не с чего, раз даже пришлось отказаться от квартиры Марка.

Когда мы подъехали к больнице, несколько друзей из команды уже дожидались нас в сквере. Вот такой вот компанией мы и пошли к Марку.

Он сидит у окна. Ноги вытянуты. Колени очень плохо сгибаются. И постоянные жуткие боли изводят парня. Он не показывает вида, но по лицу видно, как он измотан. Оборачивается, встречает нас грустной улыбкой. Протягивает руку мне.

– У меня потрясающая новость! – бодро восклицаю.

– Ты собрала мои вещи и теперь я официально бездомный, – вроде бы шутит, но в голосе болезненная обреченность.

– Я перевезла их к себе, – его глаза округляются. Смотрит с недоверием. – Но и это далеко не главная новость!

– Да, брат! Пора дать пинка под зад черной полосе! – Клос подходит и дружески хлопает его по плечу.

– Заинтриговали! Чего вы там удумали? – в глаза просыпается интерес.

– Мы едем на реабилитацию! – выкрикиваю, обнимаю, расцеловываю в обе щеки.

– Кааак? – переводит ошарашенный взгляд с меня, на парней.

– Все оплачено, брат! – Клос широко улыбается.

– Но как же… это же так дорого… – он не верит. Ему неудобно. Марк явно не ожидал подобной заботы.

– Что значат бумажки, когда на кону твое здоровье!

Марк хватает меня за руку. Долго смотрит в глаза. Улыбается, глаза блестят.

– Илона! Ты мой ангел! Люблю тебя, с первой секунды как увидел! Выходи за меня!

Глава 27

На меня устремлены глаза парней. Они восторженно замерли. В глазах Марка надежда. Я не могу, не имею права сейчас отказать, выставить его в неприглядном свете. Он столько всего пережил по моей вине.

– Да, – говорю очень тихо. Хочется расплакаться, наверное, в этот момент я еще не понимаю, в какой жуткий капкан себя загоняю.

Я решила, что сейчас соглашусь, а потом откровенно поговорю, расскажу ему о своем прошлом. О потере малыша. Марк поймет, что сделал неверный выбор. Что я по-прежнему буду рядом, но в качестве друга. Мы все выясним, но только наедине не при свидетелях. А сейчас при них, надо изображать радость, которой нет, и не может быть.