Текст книги "Летний отдых"

Автор книги: Александра Авророва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Итак, легенду мы создали с ходу. К вечеру первого дня поездки нам повезло – Насте удалось с боковой полки перейти на небоковую, правда, верхнюю, зато прямо напротив меня. В результате мы даже имели возможность сидеть на полке у милой Настиной соседки снизу.

Среди ночи я проснулась оттого, что поезд стоит. Почему-то в поезде я могу спать только тогда, когда он едет. Все кругом безмолвствовало. Мне стало жарко, я скинула одеяло и пихнула его на третью полку над Настей, чтобы не мешалось. Потом ощупала рукой свой рюкзак, лежащий на третьей полке над моей головой – предсказание оракула не давало мне покоя. Рюкзак был на месте. Рядом с ним стояла коробка из-под телевизора, полная банок с вареньем, – багаж моей нижней соседки.

Я ждала и ждала, а поезд все не трогался. Изучив пейзаж за окном, я поняла, что мы находимся в Москве, на Курском вокзале. Раньше, кажется, поезд вообще не шел через Москву, с чего мы вдруг тут оказались? Минут через пятнадцать в наш вагон ввалилось трое парней кавказской национальности и специфического вида. Я удвоила бдительность. Пусть только попробует кто-нибудь покуситься на мой рюкзак! Помимо денег, паспорта и путевки, там лежат три купальника, три юбки, три футболки, шорты, запасные босоножки, вьетнамки, ночная рубашка и мой любимый коврик. Потерю коврика я не переживу! Его мне подарили много лет назад, сделан он из пеноплена, с одной стороны обит болоньей, а с другой обычной тканью. Я очень его люблю, хоть он и выглядит уже весьма потертым. В Южном лагере на пляже галька, и лежать на обычной подстилке очень жестко, поэтому мой коврик вызывает там всеобщую зависть. Правда, не очень понятно, зачем он этим трем бандитам, но над такими мелочами в два часа ночи я раздумывать не в состоянии. Оракул ведь меня предупреждал!

– Ваш телевизор? – оторвал меня от размышлений один из пришедших.

– Нет.

– А чей?

– Не знаю, – инстинктивно ответила я. Мне почему-то не хотелось давать этим типам какую бы то ни было информацию.

Тогда они разбудили Настину нижнюю соседку и обратились с тем же вопросом к ней. Она, не задумываясь, показала на нужную особу. Ту тоже сразу разбудили.

– Ваш телевизор? Хотите, чтобы он у вас остался?

– Это не телевизор! Там банки с вареньем! – всполошилась несчастная.

Парни открыли коробку и сунули внутрь носы, потом кивнули и собрались уходить.

– Стойте! – очнулась Настина соседка. – А кто вы, собственно, такие?

– Мы? – удивленно переспросил один из странных посетителей. – Мы, женщина, – представители мафии Курского вокзала.

Это было сказано так, будто они были представителями комиссии по контролю за перевозкой грузов или еще чего-то в том же роде. Все мы просто оторопели. Наконец мафия ушла, так и не покусившись на мой рюкзак, и поезд сразу тронулся. Уж не ради ли мафии мы сорок минут стояли в Москве?

Я попыталась заснуть, но не могла. Мешал жуткий храп, звучащий где-то совсем близко. Я огляделась в поисках источника звука. Ни моя нижняя соседка, ни Настина храпеть не могли – они еще не спали. Соседи сбоку? Они тоже не храпят. Настя? Я с подозрением осмотрела подругу. Нет, при всем желании ей не выжать из себя такого баса. Храп мужской! Громовой! Раскатистый!

Я подняла взгляд – и аж вздрогнула. С третьей полки, находящейся напротив Насти, в проход торчали ноги. Огромные. Каждая ступня гораздо больше ширины моих плеч. На ногах были сапоги, обитые гвоздями. Ноги занимали весь проход, почти упираясь в мою полку. Ну и ну! Откуда это взялось? И когда? И долго ли оно будет храпеть? И не покусится ли на мой рюкзак? Сколько вопросов, и все без ответа.

Тут Настя приподнялась, собираясь перевернуться. Я обрадовалась. Раз она не спит, я хоть с ней посоветуюсь. Может, она что-нибудь знает?

– Откуда это взялось? – шепотом спросила я, осторожно указывая на нашего загадочного соседа.

– Не знаю. Но меня это волнует.

– Меня тоже. Очень странно и подозрительно. И мешает спать.

– Это точно, – подтвердила Настя. – Теперь попробуй усни.

Тем не менее, мы обе задремали – правда, я почивала нервно, постоянно проверяя рукой наличие рюкзака. Часов в пять утра загадочная личность слезла вниз и, напугав меня своей бритой головой, удалилась. Без этого ужасного храпа мне сразу удалось крепко заснуть, и спала я долго – аж до двенадцати.

Проснувшись, я вспомнила наши ночные происшествия. Первое мы с Настей обсудили в полном согласии друг с другом, возмущаясь наглостью преступных элементов. Потом перешли ко второму.

– Из-за этого храпа я до пяти не могла толком уснуть, – пожаловалась я.

– Какого храпа? – удивилась Настя.

– То есть? – в свою очередь, удивилась я. – Ну, того громилы, который спал на третьей полке. О котором мы с тобой говорили.

– Не знаю никакого громилы! Ни о чем таком мы не говорили.

– Однако… – хмыкнула я. – Ты что, ничего не помнишь? Спала и говорила во сне?

– Во сне! – возмутилась Настя. – Да я всю ночь не сомкнула глаз! И разговор прекрасно помню. Я после мафии вдруг увидела, что рядом с моей сумкой появилось какое-то одеяло. Раньше его не было. Ну, я не дура, сразу догадалась, что его подкинула мафия, чтобы потихоньку завернуть в него сумку и унести. Но не на такую напали! Я бдела всю ночь! Видишь, так и не уснула. – Я открыла было рот, но тут же его закрыла, а Настя продолжила: – Ты ведь тоже заметила. Ты еще у меня спросила, откуда оно взялось, и сказала, что это подозрительно и мешает спать. Еще бы не мешало! Сплошные нервы.

– Это мое одеяло, – честно призналась я. – А говорила я о мужчине, который спал на третьей полке. Ты что, его не заметила?

– Нет. Мне, вообще-то, и с сумкой забот хватало. Больно нужны мне какие-то посторонние мужики! А это точно твое одеяло?

Больше происшествий по пути не произошло. Поедание нами большого количества припасенной тушенки, а также купленных на станциях ягод и пирожков вряд ли можно считать происшествием. Хотя нет, как же! Случилась обещанная кража века!

Обнаружилась она следующим неромантическим образом. Я охромела. Иду и хромаю, а почему, не пойму. Сняла босоножки, ощупала ноги – все в порядке. Потом осмотрела собственные пятки (акробатический, должна заметить, трюк) и обнаружила на одной из них кровоточащую рану. С ходу отвергнув мысль, что за мою святость бог послал мне стигматы (в основном из-за странного места ранения, вряд ли Иисуса прибивали к кресту за пятку), я исследовала соответствующую босоножку. Она оказалась прямо-таки усеяна торчащими гвоздями. Потрясенная, я взяла в руки вторую – в нее была прочно вклеена толстая стелька, прикрывающая все гвозди. Чтобы оторвать ее, надо было бы приложить массу усилий. И тем не менее на левой ноге она оторвана. Фантастика!

Я продемонстрировала свою обувь Насте.

– Смотри! У меня каким-то образом оторвалась стелька. Ума не приложу, как.

Настя проявила себя истинным детективом.

– Давай ее поищем. Если оторвалась, должна где-нибудь лежать.

Мы тщательно исследовали вагон – стельки не было.

– Так, – мрачно сказала Настя. – Значит, унесли. Кто?

– Громила! – обрадовалась я. – Оторвал и унес! Это был пособник мафии – специалист по охоте за стельками. Слава богу!

– Почему «слава богу»? – с подозрением спросила меня подруга. – Ты думаешь, он выбрал именно твою стельку, потому что влюбился и решил взять ее на память? Тебе нужна любовь такого монстра?

– Нет, – ответила я, сияя. – Зато кража наконец произошла. Можно больше не бдеть!

До лагеря мы добрались в восьмом часу вечера, ибо я категорически отказалась от такси – из экономии. По пути мы купили большое количество очень дешевой вишни – правда, требующей немедленного съедения. Злая Настя запретила мне есть ее немытой, пугая дизентерией, и несла ее лично, мне справедливо не доверяя. Смена начиналась со следующего дня, но мы решили, что естественнее приехать накануне вечером, чем терять целый день. Однако таких умных оказалось мало – мы и моя студентка с двумя подругами.

Впятером мы бодро вступили на территорию лагеря. По-южному быстро сгущалась тьма. Ни одно окно не светилось. На административном здании красовался замок. Я с одобрением бросила взгляд на мощную фигуру Тани. Если нам придется ночевать под открытым небом, такая защита не помешает. Таню могут даже принять за мужчину, что сразу отвадит местных ловеласов. Тем не менее под открытым небом спать не хочется.

– Ау! – сложив ладони рупором, закричала Настя.

Мы дружно подхватили, аукая на разные лады. Не прошло и минуты, как мы услышали ответ. Лучше б нам его не слышать! Страшный вой донесся до нас откуда-то с гор. В моем представлении так воют волки, хотя, признаюсь, я никогда еще с ними не встречалась. Но живут ли волки в горах? Наверное. По крайней мере, сочетание «горный волк» кажется мне знакомым.

– А может, лучше не шуметь? – робко спросила Таня. – Мало ли кто придет… то есть что придет… то есть…

– Лучше шуметь, но погромче, – наставительно заметила Настя. – Тогда никто не решится к нам подойти.

Идея мне не понравилась.

– И что? Будем стоять здесь всю ночь? Шуметь надо не тихо, не громко, а привлекательно.

– Для кого привлекательно? – заинтересовалась Танина подруга.

– Для администрации. Чтобы они пришли и нас расселили.

– А что для них привлекательно?

– Только не мы с Катей, – с горечью призналась Настя. – Нас начальница уже видеть не может.

– Почему?

– Похоже, мы единственные, кто рискует приехать сюда несколько раз. А ее наша настойчивость почему-то нервирует. Она, видимо, ставит своей целью добиться того, чтобы лагерь пустовал, а мы сбиваем ей все планы. Кстати, кажется, кто-то идет. Если это она, мы прячемся. Объясняться с ней будете вы.

Приблизившаяся фигура показалась мне знакомой. Точно, это ночной сторож лагеря, Артем. Лет пятидесяти, крепкий, жилистый, кривоногий и малорослый, со всклоченными остатками волос на голове, он явно произвел сильнейшее впечатление на неподготовленных студенток. Они смотрели на него почти как на привидение.

– Девчата, – удивился Артем. – А мы вас завтра ждали.

– Где начальство? – тоном деловой женщины поинтересовалась Настя. – Мы хотим расселиться.

– А начальство ночует там, – Артем неопределенно махнул рукой то ли в сторону моря, то ли в сторону горы. – Завтра будут.

– А где же нам ночевать? – робко встряла я.

Дохнув винным перегаром, бравый сторож перевел взгляд на меня, причем в силу роста его глаза были приблизительно на уровне моего бюста. Зрелище ему понравилось. Не скрою, эта часть моего тела наиболее выдающаяся по размерам.

– Приехала! – Он расплылся в улыбке. – А я тебя помню! Тебе такой на улице ночевать нельзя. Нет, нельзя! Тут народ ушлый! Ладно, идемте.

Он отпер нам два домика.

– Устраивайтесь пока. А завтра с начальством все решите.

– Попроси у него матрасы, – зашептала мне Настя.

– Сама попроси! – огрызнулась я. Меня несколько нервировало подчеркнутое внимание Артема. Это не тот кадр, чью любовь я бы стремилась завоевать.

Выручила нас Таня.

– А матрасы? – без колебаний потребовала она. – Не спать же на голых пружинах!

Артем оглядел Таню и вздохнул.

– Ладно, девчонки. Только ради вас. Пошли!

Спотыкаясь в темноте, мы побрели куда-то за энергичным вожатым, ловко лавирующим между деревьями. Вот он остановился, открыл свой домик, включил свет.

– Берите по одному. Но завтра вернете!

Я вошла – и глазам своим не поверила. Все мы в детстве читали сказку о принцессе на горошине, но, наверное, никто еще не представлял себе эту принцессу в виде плюгавого мужичка. Тем не менее ложе его покрывала гора матрасов. Мы взяли по одному. Видимо, удивление наше было заметно, потому что вслед нам Артем закричал:

– Вам-то хорошо, вон какие матрасы на себе нарастили! А мне как быть?

Отсутствие постельного белья меня не смущало, отсутствие одеяла тоже. Главное, есть крыша над головой. Волновало другое. Я хотела в море. Срочно! После утомительного пути в душном вагоне, да и вообще, после длинной холодной зимы, разве не счастье – окунуться в теплые, соленые, любимые волны? Но у нас с Настей было правило – с наступлением темноты на пляж не ходить. Мы придерживались его неукоснительно, потому что местные жители девиц, гуляющих ночью по пляжу, воспринимают однозначно, и развеять их заблуждение весьма нелегко.

Я жалобно посмотрела на Настю:

– Ради первого дня… один раз… осторожненько…

Она поняла меня мгновенно.

– Только ненадолго. Быстро надевай купальник, и идем.

Нам повезло, на пляже было пусто. Мы бросились в воду и поплыли. За нами оставался светящийся след, медленно исчезающий. Вода казалась теплее воздуха. Вокруг темнели горы.

– Летний отдых, – мечтательно вздохнула я. – Я узнаю его. Это он!

– Это он! – согласилась Настя. – Ну, разве мы не молодцы?

Уже в домике, упоенно пожирая вишню, я сообразила:

– Слушай, раз нас помнит Артем, могут помнить и другие. А мы же раньше выдавали себя за преподавателей! То есть, ездили сюда как преподаватели. А теперь как студенты. Не удивит ли кого-нибудь такое странное понижение в должности? Если б еще наоборот…

– Ерунда! Наглядно нас, конечно, помнят, а уж документов не помнит никто. Лучше скажи, как это ты можешь лопать в таком количестве? В меня уже не лезет.

– Что значит «не лезет»? – испугалась я. – Вишню срочно надо съесть. Она до завтра пропадет.

– Знаю, но ничего не могу поделать. А все ты виновата! – обвинила меня Настя.

– А я при чем? – удивилась я, не прекращая своего приятного занятия.

– При том, что таланты бывают врожденные и благоприобретенные, – менторским тоном сообщила мне подруга. – Благоприобретенные нуждаются в постоянном упражнении.

– И что?

– Когда я три года назад в Южном с тобой познакомилась, я все поражалась, куда в тебя лезет? Живот меньше моего, а помещается в него больше. Мне стало завидно, и я начала тренироваться. Конечно, идеала не достигла, однако уровень свой повысила. А потом всю зиму мы посещали разные кафешки со взбитыми сливками, и я, видя твой пример, тоже поддерживала форму. А эту зиму мы ни разу не ели в кафе, вот я и распрактиковалась.

– Денег у меня на это не было, сама знаешь.

Настя задумалась, потом сказала:

– Решено. Следующую зиму время от времени буду водить тебя в кафе на свои. Нельзя же мне так распускаться. Ты их уже съела? Слава богу! Можно лечь спать.

Наутро с трепетом в сердцах мы пошли к на расселение, мудро улучив момент, когда начальница отсутствовала и в административном корпусе оставалась лишь бухгалтер. Лагерь стоял пустой, и нам предложили самим выбрать себе место. Мы, не задумываясь, назвали домик, где жили прошлые годы. Бухгалтерша посмотрела на нас скептически.

– В этой части лагеря в основном живут преподаватели. А молодежная часть вон там!

Я прекрасно знала, что творится ночами в молодежной части, и отчаянно выдохнула:

– Мы – не типичная молодежь! Мы тихие! Мы ночами спать будем.

– Спать, говорите? – подозрительно переспросила бухгалтерша, и я замерла. Неужели я так глупо рассекретилась? Неужели она поняла, что мы не студенты? Но нет, обошлось. Благодарение небесам!

Настя гордо навесила на наш домик личный замок, который она всегда возит с собой на отдых, мы отдали Артему его матрасы, получили собственные, очень тощие, и проинспектировали весь лагерь в поисках того, что плохо лежит. В одном домике плохо лежала тумбочка, в трех – стулья и еще в одном – тумбочка, накрытая доской и изображающая таким образом стол. Все это тихо перекочевало к нам. Я радостно обустраивала наше уютное гнездышко, когда Настя втиснулась туда, пыхтя под тяжестью матраса и подушки.

– Налево за сараем, – только и бросила она, а я уже летела, окрыленная, и стащила для себя со свалки прекрасный матрас, всего лишь с небольшой дыркой посередине, и почти целую подушку. Какое счастье! Не каждый год так везет! А все потому, что мы приехали раньше остальных. Прошлый год я спала на одном матрасе, и пружины так впивались в бока, словно кровать была инструментом пыток. Я даже считала, что вполне готова к тому, чтобы стать йогом и спать на гвоздях.

Развесив по дому веревки и кое-как покидав на них свои немногочисленные тряпки, мы опрометью бросились на пляж. Не хотелось терять ни секунды драгоценного общения с морем. Вот мы бежим по знакомой тропинке… и упираемся в ограду лагеря.

– Тут были ворота, – с претензией сообщает Настя.

– Были, – киваю я. – Или не тут? Может, левее?

Способность ориентироваться у нас с подругой потрясающая. Скажу честно, до встречи с Настей я была уверена, что ориентироваться хуже меня невозможно. Оказалось – возможно. Настя быстро оттеснила меня на второе место с конца. Если я шла не в ту сторону в половине случаев, то моя подруга – в девяти из десяти. А уж когда она узнала, что я способна самостоятельно найти некоторые кондитерские, она и вовсе готова была считать меня опытным следопытом. Она, бедняжка, не имела возможности посещать сии приятные заведения самостоятельно – ее приходилось вести. Частично это, конечно, объяснялось очень плохим зрением у нее и просто плохим у меня, но в основном, полагаю, – нашими талантами.

Короче, уверенности в правильности выбранного пути у нас не было. Мы полезли через кусты левее. Юркие ящерицы так и сигали из-под наших ног.

Левее тоже была ограда. И правее. Ограда была везде. Наконец, мы вернулись к первоначальному месту и занялись внимательным его изучением.

– Есть! – выкрикнула я. – Смотри! Тут-то и были ворота.

Действительно, одно из звеньях ограды было не приварено к соседним, а примотано цепью, на которой висел замок. Мы подергали бывшие ворота – никакого эффекта.

– Перелезем? – предложила я. – Тут не очень высоко.

Высоко-то не очень, но ногу упереть не во что. Кроме того, ограда ржавая и вся в опасно торчащей проволоке.

– Нет, не полезу, – отвергла Настя. – Пойдем через главный вход.

– В одних купальниках идти через рынок? – пожала плечами я. – Неудобно.

Главный вход (тот, через который мы и попали в лагерь) находился прямо напротив рынка. Через этот вход до пляжа пять минут ходьбы, а через тот, который сейчас заделан, – две минуты. Но одно дело – перебежать через дорогу, и совсем другое – идти через людную площадь. Мы ведь, избаловавшись, шли на пляж без верхней одежды, только в купальниках.

– Ну, не возвращаться же в домик за платьями, – возразила Настя. – Отпирать его, запирать.

И она бодро накинула на плечи полотенце, служившее ей подстилкой. Я попыталась прикрыться ковриком, но он был жесткий и практически не гнулся, поэтому вместо накидки получилось нечто вроде крыши. В таком виде мы быстро прошмыгнули через рынок, сопровождаемые энергичными зазываниями местных жителей, и отправились на пляж. И лишь там в мою голову закралась странная мысль.

– Слушай, мы ведь с тобой ночью купались?

– Да, конечно.

– И ведь через рынок не проходили?

– Нет, бежали по прямой.

– Так как же нам это удалось?

Глаза Насти округлились:

– Ты хочешь сказать, что мы перелезли через забор?

– Не знаю. Думаю, что мы бы это заметили. Мы ведь не очень ловкие.

– Так, может, ворота были открыты?

– Вряд ли. Глупо отпирать их на ночь, а утром запирать. И вообще, цепь была такая ржавая. Наверное, ее повесили на зиму, а сегодня, раз начинается смена, уберут.

– Или мы нашли дырку в заборе? – предположила Настя.

– Или в порыве восторга прошли через стену? – продолжила я. – От нас всего можно ожидать! Одно знаю – больше нам этого не повторить. Давай-ка в воду!

Море мы любили до самозабвения, и наше пребывание на пляже в корне отличалось от пребывания остальных. Я бы сказала, дополняло его. Сколько времени другие загорали, столько мы купались, и наоборот. Плавали мы своеобразно: без какого-либо стиля, довольно медленно, зато не чувствуя усталости и прекрасно держась на воде. У меня лично был такой критерий – если кожа на пальцах сморщилась, значит, пора на берег. В прошлом году мы поставили рекорд, прокупавшись два с половиной часа подряд. Рекорд нам дорого обошелся – мы пропустили обед. Но кто ж мог думать, что время пролетит так незаметно! Заплывали мы далеко, так как предпочитали в море одиночество. Иногда мы даже покидали пределы бухты и перебирались в соседнюю, за мысом. Там не было пляжа – и, соответственно, народу. На наше счастье, Южный лагерь не разорялся ни на спасателей, ни на буйки, а то мы бы оказались в сложном положении. Из-за плохого зрения мы нередко попадали на воде в весьма пикантные ситуации. Однажды Настя очень игриво побеседовала с совершенно посторонним мужчиной, приняв его из-за удаленности от берега за меня. Другой раз я поставила целью догнать подругу, упрямо уплывающую от меня в глубину, и действительно догнала, только не ее, а яхту, цвет которой совпадал с цветом Настиной купальной шапочки. Зато загорали мы по минимуму, так как обе легко обгорали. В результате к концу смены мы выглядели так, будто только приехали, и вызывали большое сочувствие своих почерневших знакомых. Честно говоря, я никогда не понимала страсти по загару. Вот купание – это да!

– Ух! – фыркнула Настя, укладываясь на полотенце и жадно пожирая глазами мой коврик. – Ну и наплавалась! Я читала, что пребывание в морской воде очень полезно для организма. И поедание фруктов тоже. – Она сунула руку в мешок с черешней. – Если и после этого всего мой организм станет зимой болеть, то я уж не знаю, чего ему надо! Я тогда просто откажусь иметь с ним какое-нибудь дело.

С трудом представляя себе практическую сторону реализации подобного намерения, я на всякий случай кивнула.

– Наши организмы должны быть довольны. Кто еще о них так позаботится? Только мой, собака, снова хочет есть. Посмотри, час скоро?

– Уже? – вздрогнула Настя, с ужасом на меня глядя. – У тебя же это обычно начинается через неделю.

– Да, – покаянно согласилась я, – обычно так. А теперь он, видимо, поумнел и стал быстрее ориентироваться. Он уже понял, что летний отдых начался.

Одной из ехидных штучек моего организма было то, что на море он постоянно требовал пищи. Не скрою, аппетит у меня выше среднего, но то, как он разыгрывается в Южном лагере, просто превосходит всякое разумение. Возможно, дело в усиленных морских купаниях или в постоянном пребывании на свежем воздухе (в домике столько щелей, что и там воздух можно считать свежим), – не знаю. По крайней мере, уже через короткое время после еды мне кажется, что живот прилипает к спине. Да еще приходится втягивать его изо всех сил, чтобы поменьше урчал. В отличие от Насти, фрукты я едой не считаю. Фрукты – это так, удовольствие. Их можно есть постоянно и не насытиться. А питание в Южном лагере оставляет желать лучшего. На завтрак – каша, единственное блюдо, которое я не ем, и хлеб с маслом, причем хлеба часто в обрез. Правда, на завтраке у меня еще нет аппетита, так как я полусплю (еще бы, в восемь-то утра!). Обед в час, и дают много супу, мало хлеба, пару ложек гарнира с кусками желтого жира и стакан подкрашенной сладковатой воды, притворяющейся компотом. Ужин в том же духе, только без супа.

Предыдущие годы я активно докупала себе еду в поселке – сало, пирожки, сыр (ух!). Но теперь денег у меня в обрез, и о дополнительном питании не приходится даже мечтать. Дай бог, чтоб на фрукты хватило (быть у теплого моря и не есть фрукты – преступление против своего организма). Итак, вся надежда на обеденный суп. Его выносят в больших кастрюлях, и каждый наливает, сколько хочет. А я хочу много! И поскорее!

Вечером мы с Настей сидели на крыльце домика, прикрытом моим ковриком, и наблюдали, как солнце медленно садится за гору. Мерно плескалось море, пахли какие-то цветы, светлячки оставляли в воздухе блестящий четкий след. Потом мы сыграли парию в кости, а полдесятого приступили к чайной церемонии – любимейшей нашей традиции. Происходит это так: мы идем на мойку (место в центре лагеря, где много раковин и несколько электророзеток, а чуть выше, на горе, красуется туалет), причем Настя несет литровую кружку и кипятильник, а я – мешочек с фруктами. Она кипятит воду, а я мою вечернюю порцию фруктов. Потом мы возвращаемся в домик, завариваем чай и пьем его прямо на крыльце. А там и спать пора. Мы вообще в Южном лагере ведем правильный образ жизни: в семь пятьдесят подъем, в восемь завтрак, потом на пляж, после обеда – непременный тихий час (а что еще делать в невыносимый зной?), снова пляж, ужин, игра в кости, чай, сон. При полном отсутствии занятий свободного времени почему-то почти нет.

– Давай обсудим наши планы, – предложила Настя.

– А у нас есть планы? – удивилась я.

– То есть ты предлагаешь, чтобы все было, как всегда? Хорошо. Значит, на фрукты скидываемся поровну и назначаем тебя казначеем. И вообще ответственной за фрукты, да? Я всю зиму маме рассказывала, как ты ловко с ними обращаешься. Переворачиваешь каждый персик то на один бок, то на другой. – Она мечтательно вздохнула. – Когда я отдыхала без тебя, все время забывала, что фрукты надо есть, и они сгнивали. А с тобой не сгниют!

– Пусть только попробуют! А ты будешь главная по чаю. Как обычно. Что, ложимся?

– Да. Умываться пойдем по очереди, чтобы домик не запирать.

Я кивнула и, стоя на крыльце, упоенно изучала блещущее звездами небо. Настя вернулась подозрительно быстро, тихая и задумчивая.

– Знаешь, – почему-то шепотом произнесла она, – кажется, мойки нет.

– Как нет? – тоже шепотом спросила я. – Мы же только что там были. Там что, крыша обвалилась?

– Мы были на центральной, а я ходила на маленькую. Она ближе.

– Там мы тоже были, только днем.

– В том-то и дело! А теперь ее нет. По крайней мере, я не нашла. Пойдем вместе, а?

В кромешной тьме мы двинулись вверх по тропинке. Я помнила, что до мойки совсем недалеко.

– Она ведь здесь? – остановилась Настя. В моем присутствии она несколько взбодрилась.

– Да вроде. Или чуть-чуть дальше?

– Дальше какой-то лес. Я туда не пойду! Мало ли, кто там стоит.

– Надо быть дураком, чтобы стоять ночью в лесу, – возразила я.

– Вот именно! – наставительно ответила Настя. – Я вовсе не хочу встретиться с дураком. Известно ведь, что от них все беды.

Тем не менее мы сделали еще несколько шагов.

– Вот она! – радостно завопила я. – Просто свет не работает.

Настя пожала мне руку:

– Я всегда знала, что ты – следопыт. И имей в виду, если меня долго не будет, значит, я где-то здесь сломала себе шею.

Наконец, мы улеглись. Так как Насте еще предстояло мазаться кремом и накручивать волосы на бигуди, я решила пока почитать. Однако стоило мне вытащить книгу, как подруга коршуном налетела на меня и вырвала ее у меня из рук. Я оторопела.

– Брось его! – настаивала Настя. – Тебе здесь этого не нужно! Не прикасайся к нему! Ты и сама не понимаешь, как это вредно!

Я судорожно огляделась вокруг в поисках предмета мужского рода. Книга, простыня, ночная рубашка, подушка… На всякий случай отпихнув ногой одеяло на край кровати, я робко поинтересовалась:

– А что случилось? Я к нему не прикасаюсь. – И, пораженная страшной догадкой, взвизгнула и вскочила: – У меня в кровати жук? Где, где?

Насекомых я боюсь до одури. Впрочем, пресмыкающихся и земноводных тоже. Зато почему-то почти не боюсь мышей. Разве что мышь выскочит уж очень неожиданно.

– Успокойся, – снисходительно пожала плечами Настя. – Никакого жука нет. Просто я решила, что ты занимаешься сизисом. Надеюсь, он у тебя не с собой?

– С собой! – мстительно заявила я. – И буду заниматься!

Еще не хватало, чтобы меня ни за что, ни про что так пугали! Уж я ей покажу! Я выволокла из-под кровати рюкзак и достала из него листы бумаги. Настя изменилась в лице.

– Так ты действительно его привезла? Ненормальная!

Перегнувшись, она сунула нос в бумаги и облегченно вздохнула:

– Так они же пустые!

– Да! – гордо ответствовала я. – Вот придет мне в голову гениальная математическая идея – тут-то я ее и запишу.

Последнее происшествие первого дня летнего отдыха случилось уже ночью. Я вышла из домика и медленно побрела вверх к мойке (не буду уточнять, зачем). Неожиданно дорогу мне преградила темная фигура. Я слишком хотела спать, чтобы толком испугаться, поэтому просто пялилась на нее и думала, что Настя, как всегда, права и действительно есть дураки, стоящие ночью в лесу. Почему именно меня угораздило встретиться с одним из представителей этого загадочного племени? А представитель, не удовольствуясь визуальным эффектом, занялся акустическим.

– Ай-ай-ай! – взвыл он. – Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!

Первой моей мыслью было следующее: дурак повредил себе ногу и спустился ко мне за помощью. Недаром он так странно переминается и подскакивает! Однако ждать от меня медицинской помощи может лишь дурак. Я же ничего такого не умею! Впрочем, он ведь и есть дурак… Но вскоре я уловила в вое элемент осуждения и поняла, что меня, видимо, обвиняют в манкировании почетной обязанностью стоять ночью в лесу. Наверное, меня приняли за члена племени.

А страшная фигура продолжила действия, перейдя уже к чисто физическим. Она крепко схватила меня за локоть! Не закричала я лишь потому, что от волненья всегда лишаюсь голоса. Между тем злодей тащил меня вниз, к моему домику, приговаривая с тоской:

– Эх, девка, девка! И ты туда же! Предупреждал я – нечего таким, как ты, по ночам гулять. Дома сиди!

С облегчением узнала я наконец Артема, ночного сторожа.

– Я не гуляю, – возразила я, попытавшись вырваться.

– А что, дома спишь, что ли?

Я смутилась.

– Мне совсем недалеко. Туда и обратно.

– Ни-ни! – погрозил пальцем Артем. – Меня не обманешь! Я тебя буду блюсти.

– Мне… мне на мойку.

– Ишь, удумала – по ночам мыться. И так чистая – полдня в воде просидела. Спи!

И он лично проследил, как я вхожу в домик. Через десять минут, прикрытая для конспирации одеялом, бесшумной тенью пробралась я к мойке и обратно, прижимаясь к кустам при каждом шорохе, и вскоре провалилась в сон. А потом было утро, и еще одно, и еще…

Мы вели чудесную, растительную жизнь (или, наверное, животную, потому что иногда пребывали в движении). Мозги наши замечательно промылись, извилины распрямились, лица посвежели. Наш интеллектуальный багаж ограничивался игрой в кости и попеременным чтением двух книг. Первую приобрела Настя в целях отвлечения меня от сизиса, и она носила интригующее название «Чего не знала Венера». Венера не знала многого. Вообще, судя по всему, она была довольно уродливой личностью. Вряд ли она наносила с утра утренний крем, днем дневной, а ночью ночной. Я в этом плане от Венеры не отстала, и все в выдающемся трактате было для меня в новинку. Изучала я его с упоением, при описании каждой новой косметической процедуры тщательно подсчитывая, сколько времени экономлю на том, что ее не делаю. Получалось, что мне уготован минимум двойной век.

В конце книги имелось внушительное приложение в виде таблицы калорийности. Начиналась она с раздела «Наши друзья», весьма куцего, состоящего всего из нескольких названий. К друзьям относились отруби, некая загадочная пахта (от одного названия оцепенеешь) и еще парочка не менее привлекательных вещей. Зато завершал приложение длинный список «наших врагов». Его я вслух перечитывала в особо голодные времена, живо представляя себе каждого врага в отдельности, а также их вместе в разных приятных сочетаниях. Кончался сей процесс обычно тем, что мы с Настей, выпучив глаза, бежали в ближайший магазинчик, накупали там разных врагов и, приговаривая: «От врагов надо избавляться! Их надо уничтожать без остатка!» – набрасывались на них и съедали. В связи с чем мои финансы быстро таяли. Сразу по приезде я подсчитала, какую сумму могу тратить в день, и каждый вечер вынуждена была считать заново, причем пайка моя постоянно уменьшалась. Иногда я брала себя в руки и экономила. В такие дни еще задолго до времени еды я приплясывала у дверей столовой, поминутно подглядывая в щелочку, что делается на кухне. Правда, разглядеть обычно ничего не удавалось, но меня это не останавливало. Едва отпирали дверь, я опрометью неслась к хлеборезке – там довольно часто можно было разжиться корками от хлеба. Потом я бросалась к кастрюле с супом – и обычно заставала ее уже опустошенной. В этом году на весь зал было всего две кастрюли, и требовалось выбирать – либо ты цапаешь хлеб, либо суп. Я выбирала хлеб, так как его количество было ограничено, а супу варили много. В результате каждый день я с пустой кастрюлей вваливалась на кухню и просила работавших там черных усатых поваров налить мне супца. Они кидали на меня косые взгляды, но наливали. К чести своей должна сказать, что я не ела суп прямо из кастрюли, а пользовалась тарелкой. Поэтому, потянувшись за добавкой, обычно обнаруживала, что весь суп съеден, и снова мчалась с кастрюлей на кухню.