Текст книги "Тот самый гость (СИ)"

Автор книги: Александра Астафьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

3. Особенный гость

Возвращаясь домой, я просто валюсь с ног. Не смена, а какой-то ужас. Множество поступивших, у всех непростые случаи. А еще Гуров с липким интересом чего стоит. Пришлось попросить медбрата Игоря, чтобы тот помог требующему внимания пациенту. Но нет же. Ему нужна была я. Напоследок, я не выдержала, и Олег Викторович, ощутив на себе прелести моего гнева, перестал дёргать по мелочам и уснул… Наверное. Так-то было лучше. В его положении необходимо спать, а не вызывать медсестру для разговоров по душам.

Необходимо срочно брать отгулы, которые скопились за весь год. Правильно, говорит мама: не отдыхаю совсем, постоянно работаю на износ. Ради чего? Ради того, чтобы потом таблетки себе покупать на старость лет.

А Снежок? Господи, убежал не боюсь. Люда не видела его со вчерашнего вечера. Я даже собаку не могу доглядеть, не то, чтобы о себе заботиться.

Я забегаю в подъезд по ступенькам до второго этажа и вижу свернувшегося на коврике Снежка возле входной двери своей квартиры. Слава Богу, он здесь. Не убежал и живой.

При виде меня, собака вскакивает на лапы и активно виляет хвостом, облизывая мои протянутые к ней руки.

– Снежок, милый, – я глажу его шерстку впервые, и ему это нравится.

Он гавкает в ответ пару раз, а затем, поскуливая, скачет вокруг меня, когда я лезу рукой в сумку за ключами.

– Идём, мой хороший, домой, – говорю ему, отпирая входную дверь.

– Ты бы псину свою держала в квартире, а не на лестничной клетке, Вера, – слышу ворчливый голос соседки бабы Нины. – Тут старики и дети ходят. Не дай бог нагадит или напугает, я пожалуюсь.

Конечно, её забыла спросить.

– Не нагадит и не напугает, – впервые отвечаю ей резким тоном. Обычно я себе не позволяю грубить, но сегодня не тот случай. За весь день успело всё достать. – Эта собака будет поумнее некоторых жильцов, которых просишь не курить в подъезде и не разбрасывать окурки. Да, Баба Нина?

– Что ты сказала, негодяйка? – нечто подобное пробурчала старуха.

– Что слышали, – с легкостью отвечаю ей и закрываю дверь.

Ох, эти глаза, выпученные из орбит. И страшно, и смешно. Не ожидала, видимо, бабулька с сигарой во рту такого моего ответа.

Пес даже немного подпрыгивает, хвост которого продолжает вилять активно, – настолько игриво встречает меня, заставляя радоваться нашей встрече в ответ.

– Люда, привет, Снежок нашелся, – оповещаю соседку, когда та отвечает на мой звонок.

Телефон приложен плечом к уху, пока я прохожу на кухню в поисках съестного для собаки.

– В смысле, нашёлся? Его хозяин обнаружился? – спрашивает она, чем напоминает о том, что я должна сделать в ближайшие дни.

– Да нет. В смысле, нашёлся, ты ведь звонила, говорила, что отпустила гулять, а он не вернулся. Лежал на коврике под моей дверью, когда я пришла домой.

Мою грудь наполняет радость, совершенно забываю о том, что после смены я дико устала.

Мы с Людой разговариваем по телефону ещё пять минут, и после я кормлю Снежка. Собака охотно лакает со специфическими звуками, а я, присев на табуретку, наблюдаю за ней.

Лабрадор, значит.

Люда, как только его увидела, назвала породу пса. Вчера ночью, пока выдалась свободная минутка я загуглила название этой породы, прочла рекомендации и специфику обращения с собакой, какие могут быть у нее болезни. Там было достаточно много информации по уходу за домашним животным. Оказывается, это идеальный питомец для большой и полноценной семьи. И, как жаль, что я не в состоянии ему предложить это, кроме своей компании.

И надо же было ему увязаться за мной? Снежок очень умный пёс несмотря на то, что ещё не совсем взрослая собака. Люда предположила, что ему месяцев шесть-семь, и конечно же, необходимо как можно быстрее найти его настоящего хозяина.

– Пора в ванную комнату? – спрашиваю я, когда Снежок подходит ко мне. Облизываясь, он кладёт мордочку на колени, словно напрашивается на ласку. Я глажу его по шерстке, приговаривая, какой же он умный пес.

Собачьи огромные тёмные глаза заглядывают в мои, глубоко в душу, как будто ищут там что-то. Поначалу они грустные и печальные. Но потом, когда он громко лает в ответ, в его глазах загорается огонек.

– Ты, наверное, хочешь играть, а у меня даже никакой игрушки для тебя нет.

Он опять лает, и, вытянув язык, как будто улыбается.

– Тогда идем купаться. Только нужно, чтобы ты мне помог. Завтра после посещения ветеринарного врача погуляем в парке, договорились?

Ещё один собачий лай, как будто пёс радостно и утвердительно отвечает на мой вопрос. Вспоминаю, что мама писала смс, просила позвонить ей. Я тут же хватаю телефон со стола и набираю её, а тем временем пёсик, чувствуя себя как дома, проходит дальше коридора в комнаты.

– Але, мам, привет! Прости, что долго не звонила…

– Верочка, ничего страшного, детка, – перебивает она, хочет спросить о самом главном, пока не забыла. – У тебя все хорошо?

– Да, – отвечаю ей, открывая дверь в ванную комнату.

Движением руки указываю Снежку, давая понять, чтобы он запрыгивал в саму ванну. Собака немного мнется, поскуливая. Поди привык к условиям жизни своего хозяина или хозяйки. Чем больше я думаю о последнем, тем быстрее сокращается мое сердце.

– Не бойся, мой хороший, – подгоняю его.

– Вера? – слышу мамин голос.

– Да, мам, я тут.

– Ты не одна?

– У меня гость, – говорю ей с улыбкой в голосе. – Особенный.

Снежок чувствует, что речь идёт о нем и тут же громко лает, становясь передними лапами на край ванны.

– Я надеюсь, он – мужчина?

– Можно и так сказать.

– Это же замечательно, дорогая! – радостно восклицает она. – Наконец-то, ты не одна, хотя бы сегодня.

– Мам, я включу громкую связь, погоди, – нажимаю на соответствующую кнопку и кладу телефон на поверхность стиральной машины. – Давай, Снежок, поднапрягись.

Кое-как помогаю ему поместиться в ванную, затем открываю напор тёплой воды, чтобы для начала намылить красавца.

– Вера, мне как-то неудобно. Ты не одна, и на громкой связи со мной. Я позвоню позже, когда…

– Всё нормально, я с собакой.

Снежок приветственно гавкает.

– С собакой? – судя по голосу мамы, она слишком удивлена.

– Да, – руками намыливаю собачью белую шёрстку, почесывая подушками пальцев. Он с удовольствием подставляет свою мордочку. – Пес прибился к нашему дому. Весь холодный, голодный… Мне стало его жаль.

– Вера, – мама вздыхает, но я как будто не слушаю её, продолжаю говорить.

– Он нуждался в помощи. Я взяла его, и теперь он живёт у меня, но это временно.

– Почему? – кажется, мама положительно воспринимает данную ситуацию.

– Это породистый пёс. Лабрадор. У него однозначно есть хозяин, такие собаки просто так не оказываются на улице.

– Потерялся?

– Скорее всего.

– А я уже понадеялась, что у тебя появился мужчина.

Слышно только, как шумно льется вода, пока мы со Снежком замолкаем, готовые слушать мамин диалог. Но, как ни странно, и мама молчит. Ждёт, наверное, что я отвечу. Все её разговоры по поводу меня и новых отношений, которых не жду, заканчивались моим: «ладно я перезвоню, сейчас занята». Знаю, что мама желает своей дочери счастья и только, но… Я не могу. Глеб продолжает прочно жить в моих воспоминаниях.

– Доченька, я переживаю за тебя, ты же знаешь.

– Знаю, – хрипло отвечаю ей, пока ее голос продолжает доносить из телефона, как каждую ночь и каждое утро она молится за меня. От всего сердца мама желает встречу с тем самым мужчиной, с которым я могла бы ощутить себя вновь счастливой.

– Глеба не вернуть. Мне очень жаль, девочка моя, но перестань себя хоронить вместе с ним. У тебя вся жизнь впереди и не какая-нибудь, а самая лучшая. Настрадалась вдоволь, теперь и счастью должна быть открыта дверь. Собака прибилась – примета хорошая. Значит, быть новому другу.

Продолжая молчаливо слушать ее слова, слезы напрашиваются без приглашения. Руками механично глажу собаку, которая тихонько поскуливает, глядя на меня. Мама первая завершает вызов и желает мне спокойной ночи. Я отвечаю ей тем же, но она уже не слышит. Отключилась. Я тоже: смотрю в одну точку, и слезы текут по щекам, тихонько друг за другом, с лица в ванную, наполненной водой, где крутится и виляет хвостом белый пес. Он не дает надолго погрузиться в молчаливую печаль.

– Снежок! – восклицаю от неожиданности и тут же смеюсь, когда мыльные брызги ударяют мне в лицо. Мокрый пес знатно стряхивает с себя лишнюю пену, распространяя капли воды по всему кафелю. Видимо, спать я лягу не раньше, чем часа через два. Придётся за ним убирать.

Вот шкодник!

4. Если я не смогу забыть…

Выходные пролетают незаметно.

Не могу сказать, что я отдохнула, зато отвлеклась, поскольку хлопоты теперь иные и приятные. Их создает Снежок.

Его присутствие все меняет в моей жизни, держит в приятном тонусе и тело, и настроение; добавляет волшебных красок в атмосферу наступающего Нового года. На дворе десятое декабря, но праздник не ждет, а заглядывает в каждый уголок улицы. Он стучится во все двери домов, магазинов, торговых центров и других зданий; напрашивается в гости в виде украшенной елки, с переливающимися гирляндами и разноцветной мишурой, белоснежного декора камина или его имитации. Гирлянды развешаны повсюду, кругом в прямом смысле слова «все горит». И как? Очень красиво. Наверно, впервые после случившейся трагедии с Глебом думаю об этом; о том, что меня окружает и продолжает окружать прекрасное. О том, что жизнь не стоит на месте, она всегда движется и со временем заставляет двигаться тебя, несмотря на горечь потери. Быть может, вот оно: пришло время все отпустить и наслаждаться хотя бы таким замечательным явлением природы как зима? Весь город и его жизнь пропитана зимним праздником, да и сама пора в этом году выдалась настоящей: со снегом пушистым, морозцем, щиплющим носы и щеки. Ощущаешь все это, когда в яркий солнечный день гуляешь с собакой или бродишь по парку в переливающийся разноцветными огоньками темный вечер. Кругом все пестрит, искрится. Эти дни я выгуливаю собаку в сквере недалеко от дома. Поводок так и не приобрела, к тому же Снежок не намерен убегать от меня, наоборот, находится возле, а если умчится на далекое расстояние, то останавливается и ждет меня.

В очередной раз я откладываю поиски настоящего хозяина Снежка. Этот вопрос остается все еще открытым. А совесть поедает меня изнутри. За несколько дней я прикипела к этому псу. Как будто всю жизнь он был моим верным другом, а я – его преданной хозяйкой. Но всякий раз, при виде Снежка, понимаю, что долго отвергать подобный факт не стоит, поскольку, все хорошее когда-нибудь заканчивается.

Сегодня я пробуду на работе до вечера, поэтому оставляю Снежку две миски с едой и водой, чтобы он не был голодным. Пёс очень разумный, и я не переживаю за него. Вчера знакомый ветеринар осмотрел его, ничего не обнаружил подозрительного, единственное, я и раньше замечала, как пес прихрамывает на одну лапку. Ветеринар также обратил внимание и сделал снимок. Чуть позже констатировал ушиб. Лапку пришлось плотно перевязать бинтом и запретить на какое-то время прыжки с бегом, чтобы не нагружать ее. Я не в состоянии контролировать активность собаки, пока нахожусь на работе. И это еще одна причина, по которой необходимо дать объявление о находке.

Всякий раз, когда я вижу перебинтованную его конечность, я вспоминаю о пациенте Гурове и его руке. Мысленно провожу параллель: все же, последнему досталось больше.

Жалко двоих. И пса, и мужчину: одного за то, что потерял дом, когда второй и вовсе мог потерять жизнь.

– Неужели, это вы?

Голос Гурова кажется таким знакомым и будоражащим, что щемит в области сердца. А ведь ещё пару дней назад, я готова была нагрубить за его проявленный ко мне интерес.

Зайдя в его палату, я наблюдаю мужчину в сидячем положении на кровати с приподнятой спинкой. Он осматривает меня, когда протягиваю ему градусник. Его глаза все такие же яркие и светлые, тёмные волосы вьются на концах, чёлка игриво спадает на лоб, из-под которой смотрят на меня все тот же голубой взгляд. Больничная одежда пациента – белого цвета футболка и такие же штаны – выделяет смуглый тон его кожи, что очень удивительно, сейчас ведь зима. Либо он только что вернулся из далеких тропических стран, либо, таков его натуральный оттенок.

– Это я. Вы ожидали увидеть кого-то другого? – отвечаю ему запоздало.

Мысленно даю себе оплеуху, поскольку позволила вытаращиться на него, и Гуров это заметил.

– Кого-то другого я видел вчера и позавчера. И должен сказать, это были не вы.

– Какая жалость, – подыгрываю ему. – Или счастье?

– Счастье свершилось. Сегодня я вижу вас и от этого чудесно на душе, – сердцеед улыбается белозубой улыбкой.

Принимая градусник, он кладёт его на тумбочку рядом с кроватью. Словно зачарованная наблюдаю за движущейся рукой, отмечаю широкую ладонь и крепкое предплечье. Его здоровая рука кажется сильной и привлекательной. Не воображала себе, что обыкновенные мужские руки могут заинтересовать наряду со смуглой кожей.

– О чем вы думаете? – вопросы моего пациента определенно распространяют вибрации по телу.

– О том, что вам необходимо измерить температуру, – отвечаю ему тем, за чем пришла сюда.

– Все нормально. Я ни разу не лихорадил, как очутился здесь.

– Тогда измерите чуть позже, у меня нет времени ждать, вы не единственный пациент в отделении этой больницы.

Я слишком дезориентирована, и по привычке проявляю холодность по отношению к нему, но, кажется, Гурова мало интересует мой тон и мое настроение.

– Как вы себя чувствуете? – все же стараюсь вести себя более приветливо, и в моей компетенции поинтересоваться вначале о здоровье, а не поддаваться бесполезным дискуссиям.

– Немного лучше.

Я подхожу ближе и присаживаюсь на стул, который стоит рядом с кроватью больного.

– Боли в руке?

– Приемлемые.

– Нога?

– Айболит сказал, обыкновенная царапина, но вот пригласить вас на танец у меня пока не выйдет.

Я останавливаю на нем взгляд, и мужчина громко сглатывает.

Танцевать со мной ему уж точно не придётся. Неделя-другая, и Гурова выпишут, как всех пациентов с переломами до него. У заведующего отделением к нему особенный подход и внимание, я пытаюсь не отставать, хотя, зачем мне это нужно?

– Может быть, вас что-то беспокоит?

– Вы, – не задумываясь отвечает он. – Вы меня беспокоите.

Я резко вскакиваю со стула, он продолжает наблюдать за мной и ждать реакции на свои слова.

Сработало. Поздравляю.

В какой-то степени я зла на пациента. Зачем он так говорит? Чего он добивается, и что ему нужно от меня?

– Олег Викторович, давайте договоримся о соблюдении приемлемой дистанции в общении пациент-медсестра, без перехода на личный интерес и затрагивания тем индивидуального характера. Вы здесь, чтобы лечиться, я здесь – чтобы лечить вас. Вы выполняете все назначения Анатолия Анатольевича, я же вам в этом помогаю. Чем быстрее вы оправитесь от случившегося с вами, тем быстрее выпишитесь отсюда, вернётесь домой и забудете все как страшный сон.

Моё дыхание частое, сердце стучит, ударяясь о ребра, отдаваясь пульсом в горле и висках. Барабанит настолько громко, что, уверена, самому Гурову слышно.

Не помню, чтобы кто-то заставлял меня нервничать и злиться на саму себя за то, что не в состоянии игнорировать подобного рода флирт или… не знаю даже, как это назвать.

– А если… – нарушив тишину, мужчина решается продолжить наш диалог. – А если я не смогу забыть…

– Тогда, будьте готовы, через десять минут вас доставят на УЗИ и процедуры, – отчетливо проговариваю, сбегая от Гурова. – Отдыхайте.

В коридоре за дверью его палаты я прислоняюсь к стене и буквально сползаю по ней, поскольку от волнения ноги не держат.

Да, он привлекателен и пользуется своими прекрасными внешними данными. Однозначно подруг у Гурова столько, что и не сосчитать. Но моя работа – это далеко не то место, где позволено вести себя подобающим образом и пудрить мне мозги.

– Чего это ты румяная такая, температуришь? – пересекаюсь в коридоре с Олей из процедурки. Ее глаза игриво сверкают, глядя на меня.

Она видела, как я вышла из VIP-палаты и теперь будет жужжать повсюду назойливой мухой.

– Давление, – всего-то отвечаю ей, намереваясь пройти мимо.

– Мы тут кое-что услышали, пока ты была на выходных, – все же тормозит меня, приговаривая шепотом. – Олега сбили умышленно.

Ах, Олега.

Смотрю, здесь много, чего произошло, пока меня не было. Я недовольно скрещиваю руки на груди, но все же интересуюсь.

– И кто? Почему?

– Ты-то и узнаешь, – откровенно смеётся Литвиненко.

Она опять за свое. Не дай бог мне закатить глаза к потолку и цокнуть языком.

– Я помогаю ему в лечении, а в ваших с Жанной авантюрах не участвую, – пытаюсь не раздражаться при ней, но у меня едва получается.

– Германова, ты к нему чаще заходишь, чем в сестринскую, давай откровенно…

– Что? Не поняла? – отвожу ее за локоть в сторонку.

Я на самом деле не понимаю, что за бред Литвиненко несёт. Какой, чаще? Один раз за сегодня зашла. Ладно, два. Первый раз – он ещё спал, тогда я решила проведать больного позже.

– Знала бы ты, сколько раз он спрашивал о тебе, пока ты была на выходных, – зачем-то продолжает она шёпотом щекотать мои и без того расшатанные нервные клетки.

– Сколько? – черт дёргает меня за язык переспросить.

– За все время я была у него в палате раз шесть…

Зачем так много?

– И каждый раз он спрашивал о тебе. Когда твоя смена и все такое. Ты явно ему нравишься, Вера. Тебе-то он сможет открыться.

– Детский сад, – уж не выдерживаю, не зная, что ответить на её предположения.

– Не детский сад. Влюблен наш Гуров, это видно невооружённым глазом. Никто из пациентов не интересовался тобой так, как он.

– В следующий раз, как будешь заходить к нему, передай: больница – это не место для …свиданий и тем более влюбленности, – говорю ей, собираясь заканчивать тему Гурова и его чувств.

– Эх, Верка, Верка…

Оля машет на меня рукой, дескать, все со мной понятно, а я разворачиваюсь и быстрым шагом иду на пост, пока она не попыталась вдогонку еще чего добавить.

Влюблен, надо же!

А вот и Анатолий Анатольевич идёт навстречу, поэтому Литвиненко умолкает и направляется к рабочему месту, в процедурный кабинет. Там ей и место.

– Вера Николаевна, – обращается заведующий, подходя к посту. – Отлично выглядите.

– Благодарю вас, Анатолий Анатольевич, просто выспалась и полна сил.

– Сегодня силы вам определенно пригодятся. Возможно, придётся повозиться с больными дольше обычного.

Да я всегда вожусь. В нашем отделении по-другому не получается.

Правда, этого я не говорю вслух, лишь киваю головой в знак согласия.

– Что нужно сделать? – спрашиваю его и вижу в руках хирурга историю болезни Гурова.

Только не он. Опять?

– Я вас попрошу лично уделить внимание одному нами всеми известному пациенту, – говорит загадочным тоном завотделением Лукин, облокачиваясь на стойку, огораживающую медицинский пост. – Олегу Викторовичу назначены процедуры и УЗИ коленного сустава, дабы лишний раз убедиться, что с ногой все в порядке.

Все это успела прочесть ещё с утра в его истории болезни, кроме того, что должна буду сопровождать больного лично. По крайней мере, так я расцениваю слова начальника: «уделить внимание». Лукин не просит, он приказывает, как можно чаще приглядывать за пациентом из «пятой» палаты.

– А как же остальные больные?

Если я постоянно буду нянчиться с Гуровым, то другие мои десять пациентов останутся и вовсе без внимания.

– Медбрат Давыдов сегодня вам в помощь.

– Не лучше ли, что бы Давыдов помогал пациенту, требующему той самой помощи все двадцать четыре часа в сутки?

Анатолий Анатольевич отвечает спустя определённую паузу, а я прикусываю язык – не удержалась от возражений.

– Не лучше. Ни на кого другого я не могу положиться, Вера Николаевна. Сколько раз я говорил вам, что вы специалист ответственный, заслуживаете более высокого к себе внимания и соответствующего положения в нашей больнице.

– Спасибо, конечно, но…

– И никаких, но. Мне все ещё нужна толковая старшая медсестра. Подумайте об этом.

Задерживая взгляд на начальнике, я провожаю его статную фигуру, движущуюся по коридору. Чуть позже, когда он исчезает из виду, мой взор натыкается на историю болезни Олега Викторовича Гурова. В который раз я беру документ в руки, но впервые интересуюсь данными пациента, отображенными на первой странице. Что же вы за фрукт такой, Олег Викторович, и почему столько шума вокруг вас?

5. Долго скучать не придется

Итак, Олег Викторович Гуров, возраст: тридцать пять лет. Родился 1-ого января 1985 года…

Надо же, в самый Новый год.

Мой указательный палец скользит по медицинскому документу, знакомясь далее с информацией о больном. Я должна была поинтересоваться его данными раньше, но работы всегда достаточно, что порой пропускаешь сей факт, лишь уделяя внимание листу назначений. Читаю дальше…

Место работы и должность: адвокат в такой-то компании с юридическим профилем и адвокатском бюро.

Жаль, история болезни не предполагает подробного описания профессиональной деятельности пациента. Но слово «адвокат» определённо отвечает на множество моих вопросов. Дальше – место жительства… О-па, а живёт-то он и работает не в этой местности, а в соседнем городе за сто пятьдесят километров отсюда. Не так далеко. А обнаружен? В посёлке таком-то. И кем? Здесь не написано.

Я откладываю его историю, и прикусив нижнюю губу задумчиво анализирую все прочитанное. В принципе, ничего особенного. Частенько за пределами нашего города случаются транспортные происшествия: аварии, или сбивают кого, как будто самое проклятое место. Вот и Гурову не повезло. А ежели адвокат он хваленый, то тут все ясно, зачем и для чего нужны перед ним танцы с бубном. И как-то странно, никто не посещал его из родственников. Обычно спустя час после поступления, родные обивают пороги в отделении. Или все же кто-то приезжал?

Вновь копошусь в истории болезни, находя там на тот самый ужасный случай номер телефона с пометкой «приятель»: Константинов Сергей Александрович. Жаль, что звонок телефона отвлекает меня от расследования по делу Гурова и все, что с ним связано, иначе могла бы найти некоторую информацию.

– Отделение, – отвечаю я, поднимая трубку.

– Девочки, ну мы ждём же, – слышу недовольный женский голос по другую сторону связи. – Пациент с фамилией Гуров записан на девять утра на УЗИ. Есть пометка «привезут». Вы где там?

Твою ж…! Я гляжу на огромный циферблат часов, установленных на стене, и отвечаю:

– Прошу прощения, много работы, больного уже повезли.

– А у кого её мало? Ждём.

И повесили трубку. Хамка.

Елки-палки. Со всех ног несусь в знакомую родную пятую палату.

– А я думал уже самому ковылять до поста, а там – на этаж с физиотерапией, – похоже, шутит Гуров, когда я в буквальном смысле слова врываюсь к нему. Мужчина пытается встать, но я жестом руки показываю, чтобы не двигался.

– Немного заработалась, а так – да, мы едем на седьмой этаж в кабинет ультразвукового исследования, – констатирую факт и подвожу к нему кресло для перевозки больных.

– То есть, сопровождать меня будете вы?

Я, кто же еще? Как будто он не знает.

– Если вы имеете что-то против, то вашу компанию может украсить Игорь Валерьевич, а я займусь своей основной работой, вместо того чтобы выполнять функции сиделки.

– Я же не специально… – звучит немного обиженно из уст пациента.

Честно, я не желала, чтобы из меня выходила подобного рода желчь, но так не люблю, когда в мой запланированный рабочий день вмешиваются.

– Вы про того молчаливого очкарика? – видимо, имеет в виду Давыдова. – Увольте.

– Чем он вам не угодил? – интересуюсь я. Как только помогаю больному приподняться, он осторожно присаживается в кресло.

– Наоборот. Спасибо ему, помог мне в нелёгком деле.

– Каком же? – отвлеченно спрашиваю, аккуратно одолевая дверной проем палаты.

– Право, неудобно мне об этом говорить, но с вами поделюсь…

Я везу его по длинном коридору: Олег Викторович сидит в кресле ко мне спиной. Видно, как одна нога вытянута вперед на подложке, вторая – свободно расположена рядом; поврежденная кисть одной руки согнута и зафиксирована бинтом возле груди.

Он что-то продолжает рассказывать, наверное, чтобы не возникала пауза между нами. Я стараюсь поддерживать разговор короткими фразами, не проявляя особого внимания. Ключевое слово «стараюсь». С Гуровым погрузиться в свои мысли и вести себя на рабочем месте как обычно, не получается.

В медкабинете Олег Викторович пытается расшевелить серьезный женский коллектив. Подобно мне они настороженно принимают его реплики и шуточки. После проведения своей работы, женщины все же посмеиваются, расслабляя обстановку. Мне единственной не до смеха. Я всякий раз дёргаюсь, по привычке тянусь на пост – рабочее место, которое пришлось покинуть не по своей воле. «Все нормально, Вера», – успокаиваю себя, вспоминая о том, что сейчас там Давыдов. Главное, чтобы он не напортачил и не навёл свои порядки. Терпеть этого не могу.

Записав результаты исследования, и вложив их в историю болезни, нас отправляют обратно в наше отделение, поскольку сустав ещё недостаточно зажил для проведения физиопроцедур. Значит, я не провожусь с данным пациентом весь день, что немного радует. Мысленно, одной ногой я уже стою у поста на своем привычном месте.

– Чувствую себя инвалидом, – говорит мне с долей досады Гуров, пока мы спускаемся в лифте на третий этаж хирургии.

– Это временно, и никакой вы не инвалид. Вам ещё повезло, что не все так плачевно. Могло закончиться и хуже.

– Вы правы, но все равно, оказаться здесь в мои планы не входило, тем более с травмами, которые требуют времени, чтобы сойти на нет. А времени у меня на болячки, к сожалению, не так много.

Мы выходим из лифта, и я молчу, перевариваю его слова.

Похоже, человек живёт жизнью с яркими событиями. У него куча дел, ему некогда скучать, дни насыщены постоянными поездками и командировками.

– Так хочется на свежий воздух, – вдруг говорит он, пока я везу его по коридору обратно в палату и размышляю о его жизни. – Надоели эти чёртовы стены.

– Ничего не поделаешь, вам придётся здесь на какое-то время задержаться, – поддерживаю его в разговоре, доставляя в палату кресло, в котором он сидит.

– Везите меня прямо в ванную комнату.

Я так и делаю, не задавая ему лишних вопросов.

– Если, понадобиться моя помощь, вот, – протягиваю ему пульт для вызова и собираюсь развернуться, чтобы уйти, как прикосновение руки Олега останавливает меня.

– Вера… Николаевна, – добавляет он, когда я смотрю на него с удивлением. Он не решается перейти на «ты», и вряд ли подобное произойдёт здесь, в стенах этого медицинского заведения. – Останьтесь, пожалуйста.

Мой вопросительный взгляд вызывает на его лице недоумение.

– Что у вас за ранка на щеке? – только сейчас замечаю глубокую царапину, вглядываясь в него. Весь день избегала будоражащего голубоглазого взгляда, а тут не удержалась.

– Ах, это, – машет он рукой, будто какой-то пустяк, – пытался побриться утром…

– Могли бы попросить кого-нибудь из персонала о помощи.

– Поможете мне? Я правша, – дергает плечом перебинтованной руки, – и левая рука ленится. Вдруг порежусь и истеку кровью. Зачем вам лишние хлопоты?

Неужели он хочет попросить меня о…

Вот же хитрец этот Олег Гуров. И смешно и не очень.

– Ну, кровью вы вряд ли истечете, как сами говорите, а вот с бритвой шутить на самом деле не стоит. Показывайте, где она лежит.

Косметичка покоится на столике перед зеркалом, и Гуров передаёт её мне в руки.

Стоп. Косметичка, в которой находятся мужские принадлежности? И как она туда попала? Значит кто-то побывал у него из посетителей.

– Не уверена, что сделаю как надо, – открываю ее, чтобы достать пену и саму бритву.

Мои руки слегка дрожат, а надо бы успокоиться. Находясь на близком с ним расстоянии, я вдыхаю тонкий аромат его одеколона или крема после бритья. Выдавливаю на свои ладони приятную на ощупь пену и прикасаюсь легонько к щекам больного, размазывая ее по щетинистым скулам. Гуров закрывает глаза, поддаваясь моей ласке. Он дурманит. Запах. А, возможно, и сам Гуров. Скулы его мужественные, шея крепкая, и глаза цвета лазурного моря изредка наблюдают за мной. Чуть наклонившись к нему, я провожу станком по щетинистому подбородку.

– Просто водите бритвенным станком туда-сюда и не бойтесь прикоснуться другой рукой к моей щеке. У вас отлично получается, – говорит сердцеед с ликованием в голосе и улыбкой на губах.

А мне тем временем стыдно несмотря на то, что увлечена столь для меня интимным действием при тесном с ним контакте. Человек едва мне знаком, а я прикасаюсь к нему так, как прикасалась когда-то к Глебу. Помогаю Гурову избавиться от колкой щетины, когда это не так важно, как, например, чистка зубов или принятие душа. Ну, подумаешь, походил бы неделю-другую небритым. Не конец света. Не умер бы. И я бы сейчас не занималась тем, чем не должна была заниматься вовсе.

– Что с вами? – спрашивает он, когда я заканчиваю бритье и споласкиваю под водой руки. – Я перегнул с просьбой?

– Все нормально, – вытираю полотенцем насухо, – надеюсь, теперь вы чувствуете себя более комфортно?

– Без сомнения.

– Я рада.

– Постойте, – вновь останавливает он, когда я намереваюсь выбраться из этого места. На сегодня Гурова с его дурманящей близостью достаточно. – Спасибо.

– Будьте здоровы.

– Я так понимаю, Вера Николаевна, что спустя несколько часов – конец вашего рабочего дня?

Стоя к нему вполоборота, я гляжу на мужчину через плечо и просто киваю головой в ответ. Гладковыбритый Гуров – это не тот Гуров, которого я впервые увидела. Теперь он выглядит моложе, но кучерявые волосы на голове находятся все в том же хаосе. Глаза те же и также блестят. Лишь уголки его рта опущены в огорчении.

Держусь за ручку двери, чтобы в любой момент открыть ее и сбежать от Олега наряду с мыслями о нем.

– Что ж, я буду скучать, – доносится до меня его чуть хрипловатый голос.

– Уверяю, скучать вам долго не придётся, – говорю ему, выходя из палаты.

Следующим вечером меня ожидает ночное дежурство, и дай Бог провести его спокойно, подальше от этой комнаты и её пациента. Иначе… Иначе, он полностью завладеет моим воображением и мыслями. И следующий орган, который попадет под его удар, будет мое сердце.

Гуров больше не беспокоит. Как ни странно. Олег Викторович как будто чувствует мое настроение и не дергает по всяким мелочам, как делал раньше. Вопрос: беспокоит ли теперь это меня? Особенно после того, как на следующий день на посту обнаруживаю букет цветов, с прикрепленной к нему карточкой, на которой написано аккуратным почерком: «Вы говорили, что мне не придётся долго скучать. Как бы не так: прошлая ночь оказалась длинной и невыносимой, а нынешний день – серым и тоскливым без вас. Доброго вечера, Вера».