Текст книги "Звездопроходцы"

Автор книги: Александр Зорич

Соавторы: Сергей Челяев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Александр Зорич, Сергей Челяев
ЗВЕЗДОПРОХОДЦЫ

Пролог

Начался май 2614 года.

Даниил Маркович Еленев, начальник Беллонского филиала Государственного Арсенала «Геострой», рапорторвал на Землю об успешном завершении первого цикла испытаний терраформирующего лазера HOPAL.

С восторгом встретили москвичи и гости столицы премьеру нового мюзикла «Девушка по имени Весна». В первые четыре дня новой постановки оперные стадионы посетили двести восемьдесят тысяч человек.

Сотрудники Тритонской обсерватории имени А. А. Белопольского приняли решение в третий раз замерить элементы движения интерстелларного тела ИСТ-2613–97. До этого траектория высчитывалась дважды, но светила астрофизики так и не смогли договориться между собой: следует ли считать траекторию ИСТ-2613–97 полностью естественной и невозмущенной, или же тело имеет некоторое малое ускорение, которое невозможно объяснить воздействием внешних сил?

В созвездие Льва, к тусклой красной звезде Вольф 359, вновь были обращены сверхмощные телескопы. Именно в радианте звезды Вольф 359, лежащей в стороне от яркой Тэты Льва, небесное тело ИСТ-2613–97 пребывало ранее. Однако, к огромному разочарованию сотрудников Тритонской обсерватории, это примечательное интерстелларное тело – проще говоря, крупный астероид, движущийся в межзвездном пространстве со скоростью свыше 100 км/с – больше не наблюдалось.

– Астероид исчез, – развел руками доктор Фисунов. – Но поскольку просто так исчезнуть он не мог, я предполагаю, что «девяносто седьмой» развалился на несколько кусков, каждый из которых находится за пределом разрешения нашей аппаратуры.

– Либо же, уважаемый Михаил Васильевич, – заметил молодой кандидат наук Жулебин, – резко изменились физические свойства его поверхности, что привело к существенному снижению альбедо.

– Что это еще за «резкое изменение физических свойств поверхности»?

– Не рискну предположить. Но не удивлюсь, если альбедо изменено искусственно.

Ответом Жулебину послужили смешки и кривые ухмылки собравшихся. Пристрастие молодого ученого приписывать любое мало-мальски необычное небесное явление деяниям неназваного до поры внеземного разума было ветеранам-белопольцам хорошо известно.

И за рубежом…

В возрасте семидесяти двух лет скоропостижно скончался генеральный консул Южноамериканской Директории при Ассамблее Объединенных Наций камарад Хосе Антонио Маур.

Сдана в эксплуатацию пятая очередь ТЯЭС «Тимбукту-2» – крупнейшей термоядерной электростанции Африки.

Власти Великой Конкордии официально признали существование на планете Навзар объекта ксеноархеологических исследований, которому присвоено наименование Стальной Лабиринт.

…Ну а я, Константин Сергеевич Бекетов, репортер «Русского аргумента», мучаясь нестерпимой головной болью и не помня собственного имени, вошел в допросную комнату при оперативном космодроме ГАБ на планете Беллона, также известном старожилам системы Вольф 359 как Периметр Рубрука.

Часть первая. Нападение

Глава 1. Злой следователь

Май, 2614 год

Периметр Рубрука

Планета Беллона, система Вольф 359

Я почти ничего не помню. Очень болит голова. При малейшей попытке сосредоточиться к горлу подкатывает тошнота.

– Ваши фамилия, имя, отчество.

Не могу произнести в ответ ни слова.

– Год рождения, род занятий.

Я пытаюсь что-то сказать, но мне удается выдавить лишь:

– Восемь… Восемедес-сы…

– Выпейте это.

Сидящий напротив меня человек в черной водолазке – подполковник Курамшин. Он – офицер ГАБ и выглядит ровно так, как должен выглядеть офицер ГАБ. У него квадратный подбородок, надменно сложенные губы и колючий взор.

Задача подполковника Курамшина – получить возможно более полную информацию о моей личности и о целях моего пребывания в системе Вольф 359. Он, возможно, человек незлой и вообще хороший, но служебная необходимость заставляет его обращаться со мной как с врагом.

Увы, голова моя гудит и раскалывается. Я никак не могу выстроить для себя все эти немудрящие факты: офицер ГАБ, на работе, служебная необходимость… Мне кажется, что Курамшину просто нравится мучить меня бессмысленными вопросами, от каждого из которых мой мозг тонет в потоках боли.

Подполковник протягивает мне граненый стакан с зеленоватой пузырящейся жидкостью. Но мне так плохо, что я не могу заставить свою правую руку даже шевельнуться.

– Надо пить, – с какой-то научно-популярной назидательностью говорит Курамшин.

Теперь от его тона мне становится смешно. Я хихикаю.

* * *

– Ваши фамилия, имя, отчество.

– Бе… Бекетов моя фам-м…

– Имя.

– Бекетов.

– Ваше имя.

– Костя… Конст. Константин.

– Отчество.

– Сергеевич.

– Год рождения.

– Восемь… Восемьдест… Два пять восемь…

– Выпейте, – в руке полковника граненый стакан с зеленой жидкостью. По стеклу бегут пузырьки. В комнате для допросов так тихо, что слышно жужжание – это очередная порция пузырьков лопается, достигнув поверхности.

С третьего раза мне удается взять стакан. Пью.

Меня бьет сильная дрожь – я осознаю это, услышав громкую дробь: зубы стучат по стеклу стакана.

– Год рождения.

– Да прекратите вы! Всё вы знаете! Зачем эти вопросы?!

– Мы-то знаем. А вот знаете ли вы?

* * *

– Ваши фамилия, имя, отчество, год рождения, род занятий.

– Бекетов Константин… Константин Сергеевич. Две тысячи пятьсот восемьдесят четвертый. Репортер.

– Место работы?

– Еженедельник «Русский аргумент». Столица, архипелаг Фиджи.

– Вы человек?

– В смысле?

– Отвечайте на вопрос. Вы человек?

– Да.

– Вы принадлежите к виду Homo sapiens variosus?

– Вариозус?

– Отвечайте на вопрос.

– Д-да.

– Как вы появились в системе звезды Вольф 359?

– Прилетел.

– Вы прилетели на серебряном каноэ?

– Вы издеваетесь?

– Отвечайте на вопрос.

– Нет.

– Вы прилетели на сверхсветовом Алькубьерре-звездолете?

– Дайте воды.

– Вы прилетели на сверхсветовом Алькубьерре-звездолете?

– Мне… нужно… воды.

* * *

– Ваши фамилия, имя, отчество, год рождения, род занятий.

– Бекетов Константин Сергеевич. Две тысячи пятьсот восемьдесят четвертый. Репортер еженедельника «Русский аргумент».

– Вы человек?

– Да.

– Вы принадлежите к виду Homo sapiens variosus?

– Да.

– Вы чоруг?

– Г-господи… Нет!

– Как вы появились в системе звезды Вольф 359?

– Прилетел.

– Вы прилетели на серебряном каноэ?

– Я не знаю что это такое. Но нет.

– Вы прилетели на сверхсветовом Алькубьерре-звездолете?

– Я не знаю что это такое.

– Отвечайте на вопрос.

– Нет.

– На чем вы прилетели?

– На звездолете. Обычном. Человеческом. С Х-двигателем.

– Как назывался звездолет?

– Н-не помню.

– Не помните?

– Не помню.

– Надо вспомнить.

– «Волопас».

– «Волопасом» вы прилетели на Ружену. Системы Вольф 359 вы достигли на борту другого корабля. Как ваша раса называет такие корабли?

– Моя… раса?

– Ваша разумная внеземная раса.

– О Господи… Я же сказал: я человек! Такой же, как вы!!!

Глава 2. Добрый следователь

Май, 2614 год

Периметр Рубрука

Планета Беллона, система Вольф 359

– Итак, товарищ Бекетов…

А вот это уже кое-что новое. Впервые за десять раз (я вообще-то сбился со счета, может, допросов было двенадцать, а то и пятнадцать) в комнату вошел не Курамшин.

Мой новый дознаватель был моложе подполковника. Но не сказать чтобы симпатичней – скорее даже наоборот: редкие брови, исчезающе тонкие белесые ресницы, красные глаза. То ли классический земной альбинос, то ли уроженец одной из многочисленных наших колоний. Далеких колоний под чужими солнцами, где сотни мелких (и, как правило, безобидных) мутаций расширяют фенотип классического Homo sapiens до понятия Homo sapiens variosus – которым и принято в наши дни официально именовать род человеческий в галактическом масштабе.

При дознавателе был броский красный планшет с золотым двуглавым орлом, а его тон и манера держаться выгодно отличались от курамшинских.

Я не сомневался в том, что передо мной тот самый «ревизор», о прибытии которого в систему Вольф 359 говорил Бирман на борту «Казарки» за несколько минут до того, как ожил найденный нами инопланетянин.

– …наконец-то ваши медицинские показатели вошли в норму. Или, как говорят мои коллеги, «вышли на плато». А это уже прекрасная новость и для нас, и для вас – поскольку, скажу откровенно, стопроцентной уверенности в этом не было…

Пока он говорил, я исподволь изучал его. Такая же черная водолазка (форменная? часть какого-нибудь там «полевого повседневного комплекта № 2»?), как на подполковнике Курамшине. Но если на одежде подполковника не было вообще никаких знаков различия, то водолазку моего визави украшал серебристый значок.

Значок был невелик, а у меня то и дело слезились глаза. Поэтому я не мог толком разглядеть, что же на значке изображено.

«Ой, ладно, велика важность. Да что там может быть! Небось, что-то вроде „Ста парашютных прыжков“ или „Стрелка-снайпера“…»

– …Процессы могли зайти далеко, – продолжал дознаватель, – очень далеко, стать необратимыми… Дело в том, что вы подверглись воздействию композиции газа «Бриз-8» вкупе со штурмовым нейропаралитическим инфразвуком. Это не только привело к частичной амнезии и серьезной интоксикации, но также расстроило некоторые важные функции мезокортекса. В частности, у вас нарушилось восприятие таких категорий как истина, время, цвет, долг, вера. Вот, например, сколько, по-вашему, вы здесь находитесь?

Я прикинул, что Курамшин провел, наверное, не менее десяти допросов.

– Неделю?

– Двадцать шесть часов. А какого цвета был антидот, которым вас поил подполковник?

– Зеленый?

Вместо ответа мой собеседник жестом фокусника извлек откуда-то из тумбы стола и поставил передо мной уже знакомый мне стакан с пузырящейся жидкостью.

Синей жидкостью.

Я почувствовал укол страха. Что-то тут не то…

Точнее так: у меня не было оснований не верить своему собеседнику насчет «Бриза-8», двадцати шести часов и сбоя в восприятии цвета. Но вот только к чему он вёл? Не намеревался ли выстроить на фундаменте этой частной правды какую-то глобальную, вселенскую кривду?

– Впечатляет, – сухо сказал я.

Моя замкнутость от него не укрылась (внимательный, черт!). Он тоже построжел:

– Так вот, товарищ Бекетов, я очень рад, что вы оправились от воздействия наших спецсредств. В числе прочего это означает, что вы, наконец, уже способны адекватно воспринимать услышанное и, соответственно, адекватно отвечать на вопросы. А я здесь, как и мой коллега Курамшин, ровно для того, чтобы получить на свои вопросы правдивые и подробные ответы.

– Даже все описанные вами… психотропные… страсти… – выговорил я, тщательно подбирая слова, – не помешали мне дать… вашему Курамшину именно правдивые и подробные ответы.

– Возможно. Возможно. Но – не будем спешить. Для начала я хотел бы вместе с вами просмотреть одну запись.

Не делая паузы, чтобы предоставить мне возможность сказать что-нибудь светское вроде «О да, конечно, горю нетерпением!», мой собеседник (который, замечу, так и не удосужился представиться, а потому я был вынужден закрепить за ним кличку Ревизор) перевел свой планшет в режим проектора, и я увидел… свою перепуганную, нервную физиономию.

За моей спиной угадывался спартанский интерьер кубрика ракетоплана «Казарка», а съемка велась, как легко было догадаться, моим собственным планшетом!

Я, вообще-то, люблю нормальные полноценные записки буквами. И не терплю оставлять вместо них всякие там видеозаписи. Вот и в тот раз диктовал своему планшету текст, а не видеообращение. Однако по умолчанию в таких случаях у большинства планшетов автоматически включается полный видеопротокол. Не составил исключения и мой старый добрый «Айдар».

* * *

«Запись сделана 30 апреля 2614 года.

Автор: Бекетов Константин Сергеевич, репортер „Русского аргумента“.

Я, Константин Бекетов, адресую это послание Совету Директоров и Высшему Государственному Совету России с просьбой придать изложенную ниже информацию возможно широкой огласке. Также я прошу задействовать ее в исчерпывающем расследовании обстоятельств гибели Четвертой Межзвездной Экспедиции и установлении места пребывания тел всех космонавтов – как с корабля „Восход“, так и с корабля „Звезда“.

Я нахожусь на борту планетолета „Казарка“ проекта „Барк-2“. Этот планетолет четыреста пятьдесят лет назад принадлежал Четвертой Межзвездной Экспедиции и базировался на борту фотонного звездолета „Восход“. Четвертая Межзвездная трагически погибла в системе звезды Вольф 359. И именно в системе звезды Вольф 359 я со своими спутниками обнаружил „Казарку“ несколько дней назад.

На борту ракетоплана нами найдены тела трех погибших космонавтов Четвертой Межзвездной и одно существо… неустановленной природы. Разумное живое существо.

Таким образом, когда я диктую эту запись, на ракетоплане находятся вместе со мной Анна Надежина, Федор Смагин, Александр Бирман и… неизвестное существо, которое представилось командором второго ранга по имени Эр.

Обнаружить „Казарку“ нашей группе энтузиастов удалось благодаря тому, что в вечной мерзлоте планеты Беллона нами был найден зонд, также некогда принадлежавший Четвертой Межзвездной Экспедиции. Частично сохранились записи „черного ящика“ с борта зонда, что позволило нам воссоздать траекторию его последнего полета.

Зонд был выпущен с борта звездолета „Восход“, находился в космосе четверо суток и в итоге разбился о поверхность Беллоны. Изучив подозрительную петлю его траектории, Федор Смагин выдвинул предположение, что зонд летал к некоему космическому аппарату. Федор также выдвинул предположение, что этот аппарат был либо кораблем „Звезда“, либо ракетопланом проекта „Барк-2“ с борта одного из звездолетов экспедиции.

Моделирование на парсере дало нам набор возможных орбит для гипотетического искомого объекта. Мы приняли, что этим объектом является ракетоплан, а не звездолет. Потому что звездолет слишком велик и наверняка был бы обнаружен за истекшие четыреста пятьдесят лет даже при эпизодических и небрежных наблюдениях окрестностей звезды Вольф 359.

Далее нами был предпринят ряд попыток активировать при помощи кодированных радиосигналов, отправляемых в разные точки предположительной орбиты, аварийный автоматический ответчик ракетоплана. Одна из этих попыток увенчалась успехом, и ракетоплан ответил на наш вызов. Это позволило запеленговать его точное место и уточнить параметры орбиты. Затем мы направились к ракетоплану на спасательно-оперативном модуле „Сом“ с борта станции „Дромадер“…»

Я на видеозаписи наконец-то перестал швыряться в планшет чеканными формулировками и перевел дух.

Второй я – тот, что сидел сейчас в допросной вместе с анонимным офицером ГАБ, которому я дал прозвище Ревизор, – был от себя в восторге. Нет, только не смейтесь, правда, в восторге!

Дело в том, что после воздействия «Бриза-8» я уже абсолютно не помнил этого недавнего эпизода своей жизни: ни что именно я там говорил в планшет, ни даже самого факта составления памятной записки!

Поэтому – хоть это и не скромно – я восхитился собой. Надо же! Оказывается, в минуты стресса, перед лицом захвата осназом ГАБ, мои мозги основательно прочищаются, и я начинаю формулировать протокол для истории, что твоя госкомиссия!

Однако, нечто меня там, на видеозаписи, кажется, отвлекло.

Ага, со спины ко мне подплыл (невесомость однако!) Смагин. Что именно он сказал, слышно толком не было, я разобрал лишь «Бирман говорит… на подлете…»

Но моя видеокопия отмахнулась от него, повернулась к планшету и продолжила.

Теперь я говорил уже торопливо и сбивчиво.

«Времени, похоже, совсем нет… Поэтому – главное.

Итоговый отчет госкомиссии от 2170 года содержит информацию о телах девяти космонавтов с борта „Восхода“ и о самом „Восходе“. Куда делись звездолет „Звезда“, все его космонавты и еще несколько человек из экипажа „Восхода“, госкомиссия не знала.

Поэтому главная, главнейшая задача: найти „Звезду“.

Для того чтобы найти „Звезду“, мы намерены…»

И снова меня отвлекли! Я отвернулся от планшета.

Планшет некоторое время показывал мою спину, плавно переходящую в то, что пониже спины. Из соседнего отсека лились звуки, как если бы там увлеченно жарили шипящую яичницу.

Потом я закашлялся.

Спустя пару секунд перед камерой планшета промелькнул влетевший в отсек Бирман. Он торопливо натягивал на голову «дышарик» – маску индивидуального дыхательного прибора. Еще одну маску он протянул мне…

Но Бирман не успел. Моя обездвиженная, раскоряченная тушка всплыла вдруг откуда-то с пола. Остекленевшие глаза не выражали ничего, лицо одеревенело…

– «Бриз-8» пошел? – Догадался я.

– Он самый, – удовлетворенно кивнул Ревизор. – А вот сейчас… сейчас будет… инфразвук.

При этих его словах видеозапись бесстрастно отразила мучения Бирмана… Да, и маска его не спасла.

И тогда я сказал то, что волновало меня больше всего, но о чем я запрещал себе всё это время спрашивать и у злого следователя Курамшина, и у доброго следователя, который представиться не удосужился.

– Они… живы?

– Мы не убийцы… В данном сюжете, по крайней мере.

* * *

– Интересно, что же вы собирались предпринять, – задумчиво произнес Ревизор, глядя куда-то мимо меня. – Напечатать тысячу экземпляров своего послания, рассовать по всем уголкам ракетоплана? Вышвырнуть их в открытый космос? Передать факсимильно в эфир? Кому? Как? Может, использовать станцию «Дромадер» в качестве ретранслятора?

– Не помню точно, – честно признался я. – Кажется, первое: напечатать как можно больше.

– А зачем?

– Что значит зачем? Я – репортер, мое дело – устанавливать истину и нести ее людям.

– Антидот в вашем стакане был зеленого цвета. Это – истина?

– Не надо софистики.

– Хорошо. Давайте в самом деле без софистики и без лекций о важности сохранения государственной тайны. С вас как с репортера в начале вашей деятельности, конечно же, брали соответствующие подписки. И если вы подмахнули документы не читая – это ваша личная беда, не моя…

Я хотел отпустить какую-нибудь ответную колкость, даже набрал в легкие воздуху, но потом решил, что чем быстрее Ревизор проведет допрос, тем скорее я отправлюсь спать. Теперь я знал главное – мои друзья живы, и хотел только одного: нормально выспаться. А потому счел за лучшее промолчать.

– Меня же – к слову, точно как и вас – интересует в первую голову местонахождение других ракетопланов Четвертой Межзвездной и, главное, корабля «Звезда». То есть, позволю себе процитировать вас, – Ревизор скосил глаза в распечатку моего послания потомкам, – «исчерпывающее расследование обстоятельств гибели Четвертой Межзвездной Экспедиции» и «установление места пребывания тел всех космонавтов – как с борта корабля „Восход“, так и с борта корабля „Звезда“».

Признаться, такое заявление меня ошеломило. Уж не знаю почему, но к тому времени я уверился, что государевым людям местонахождение «Звезды» точно ведомо.

– Не верите? Думаете, мы «Звезду» давно нашли, но прячем от народа правду?

– Думаю, да.

– Неправильно думаете. Мы прячем от народа правду про «Восход». А вот «Звезда» исчезла бесследно. Как и большая часть ее экипажа. Как и капитан Надежин. И нам очень хотелось бы их найти.

– Очень интересно: а что же там все-таки с «Восходом»? Многое пришлось выбросить из отчета госкомиссии?

– Да практически всё, – с этакой легкостью, даже веселым озорством ответил Ревизор. И – абсолютно неожиданно – выстрелил вопросом в упор:

– Так где «Звезда», Костя?

От такого оборота разговора я испытал новый прилив страха.

– «Звезда»? Я не знаю.

– Ну вот… Где «Казарка» ты знал. А где «Звезда» – нет?

– Нет.

– По-моему, ты еще не понял, в чем нерв нашей драмы. Я объясню. Подполковника Курамшина я бы не назвал глупым человеком. Даже наоборот. Курамшин умный офицер, настоящий интеллектуал, виртуоз сыска. Он в своей жизни поймал трех настоящих шпионов. Причем один из них был инопланетянином. Вдумайся: три шпиона, из них один – не человек. О таком «Русский репортер» почему-то не пишет. Хотя это тебе не какое-нибудь открытие памятника звездопроходцам на Ружене, а кое-что поинтереснее, да?

– Да уж.

– Поэтому подполковник Курамшин видит в тебе и твоих поде… э-э-э… спутниках кого? Группу опасных типов, предположительно – инопланетян. Согласись, его версия имеет право на существование, ведь один из задержанных на борту «Казарки» и впрямь инопланетянин! Поэтому программа Курамшина: трясти и колоть. И колоть он будет грубо, уж поверь. А единственный человек во Вселенной, который сейчас стоит между тобой и Курамшиным – это я.

– Но почему? Почему?! Что за паранойя? Неужели поиски останков экспедиции, погибшей в двадцать втором веке – это такое тяжелое преступление? Столь серьезная угроза безопасности России?

– Это ты говоришь, что ищешь останки какой-то там экспедиции. А вот, например, Курамшин считает, что ты используешь «басни про Четвертую Межзвездную» как прикрытие. И что на самом деле твой интерес – терраформирующий лазер HOPAL на геостационаре Беллоны.

– Ой, можно подумать! Неужели, работай я на альдебаранскую разведку, меня бы интересовал какой-то там лазер?

– Интересовал бы. Потому что это самый мощный из всех лазеров, когда-либо созданных Великорасой. И он, само собой, двухцелевой. С его помощью можно проводить терраформирующие операции, а можно и сжигать сверхзащищенные цели.

– Да чушь всё равно.

– Чушь, конечно, – легко согласился Ревизор. – Но то, что вы раскопали зонд с борта «Восхода» – реальность. Найденная вами «Казарка» – реальность. И инопланетянин – тоже реальность! И вот что я думаю: инопланетянин знает, где «Звезда». И где d-компонент, он же так называемая «четвертая планета системы Вольф 359», он же его родная планета Сильвана, ваш инопланетянин тоже знает. Вы первым делом спросили у него про «Звезду» и про Сильвану, а он рассказал вам. А теперь ты расскажешь мне…

Ха-ха. Да если бы! Ни черта содержательного командор Эр нам не поведал! Можно сказать: не успел. А можно сказать по-военному: плохо кололи.

Как ни скажи – суть не изменится: мы слишком мало времени провели вместе. Потому что коварная группа захвата, которую мы ждали лишь через сутки, свалилась нам как снег на голову ровно на двадцать три часа быстрее!

Другой вопрос: а почему, собственно, я должен этому Ревизору вот так непрерывно рубить правду-матку? А может, выгоднее с ним поиграть? Авось и выиграю чего-нибудь.

Я соорудил по возможности двусмысленное выражение лица и осведомился:

– Знаете, чего я не понимаю? Насчет «Звезды» и четвертой планеты?

Ревизор жестом поощрил меня продолжать.

– Если четвертая планета и впрямь была, то куда же она делась? Ведь даже если она, положим, взорвалась, что-то от нее должно было остаться! Пояс обломков вокруг Вольфа 359, кольцо пыли… А если она, скажем, упала на Вольф 359, то разве не должна была такая маленькая звезда взорваться от столкновения?

Ревизор нахмурился.

– Все-таки не хочешь ты идти на сотрудничество, Костя. Не готов пока…

Сказав это, он огляделся по углам допросной с таким видом, точно искал предмет потяжелее, чтобы как следует навернуть меня по башке. Я, конечно, понимал, что такой оборот дел невозможен, совершенно невозможен между двумя русскими людьми, но непроизвольно вжал голову плечи.

Не знаю, до чего бы мы договорились, но в этот момент командирские часы на руке Ревизора тихонько пискнули. Я успел заметить, что стрелки показывают ровно шесть часов.

– Что ж, в отличие от Курамшина я не вижу причин нарушать законодательство Российской Директории о формах и длительности бесед в ходе предварительного дознания, – сказал Ревизор, не выказав ни малейших признаков досады. – А кроме того, мой рабочий день закончен. Продолжим завтра.

Он направился к двери, но остановился, не дойдя одного шага, и обернулся.

– И вот что. Хотя ты пока не идешь на сотрудничество, я сделаю жест доброй воли. Тебя переведут в более комфортные апартаменты. Давно заметил, что стоит человеку хорошо выспаться – и он преображается.

И Ревизор широко улыбнулся.