Текст книги "Русские (сборник)"

Автор книги: Александр Зорич

Соавторы: Олег Дивов,Юрий Поляков,Захар Прилепин,Дмитрий Володихин,Роман Сенчин,Сергей Шаргунов,Максим Яковлев,Валерий Былинский,Денис Яцутко,Олег Зайончковский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Полоса
Сергей Шаргунов

Он каждое утро ходил по грёбаной полосе и наступал на плиты бережно, как на надгробия.

Грёбаной полосу называла дочь, очевидно, ей было неловко при отце употреблять более резкое слово. Она предлагала отцу из таёжного посёлка переехать к ней в Пермь, но он говорил:

– А она? Куда ж я без нее…

– Что она тебе, жена?

– Может, и жена, и родня… Я же это… за ней слежу, как за кладбищем. Осенью завалит её ветками – разгребаю, летом кошу, где трава лезет, зимой снег чищу. Ты меня знаешь: я без дела не умею. И вообще, человек упрямый. Работаю и о тех, кто помер, вспоминаю. Как будто все они в одном месте лежат, а я им… это… покой обеспечиваю. И на всякий случай работа.

– Какая работа? Кому она нужна? Чокнулся ты, папка, – нежно говорила Таня и гладила его по голой голове.

У него голова была голая, выпали все волосы, но висели подковой седые усы. Был Алексей Петрович Соков худ, лёгок и с маленькими голубыми глазами – яркими, как у маньяка.

Полтора километра бетонки тянулись последним смыслом для Сокова и заканчивались непролазным болотом. Ему было шестьдесят три, жил на пенсию в посёлке, где осталась сотня человек. Половина из них когда-то была у него в подчинении, но теперь никто не хотел помогать. Команда, которая рядом, живет вокруг годами, но не признаёт больше капитана. Только Антон Антоныч, коротышка, иногда помогал. Если сильно напивался – гордо и с песнями. А трезвый помогал тайком – или затемно, или ближе к сумеркам.

Здесь был аэропорт, и Соков был его начальником. Пятнадцать лет назад отменили самолеты и полосу, оставили площадку для вертолётов, сократили штат. Так большинство подчинённых стали безработными – кто уехал, кто остался и недобро следил за тем, как дело Сокова погибает. Восемь лет назад уволили всех, объект исключили из реестров. И с тех пор в ведении Сокова – рядом с его домом – остались и площадка, и полоса. Дом разрушался, надо было менять крышу, ставить новое крыльцо, но Соков всё отчаяннее отдавал себя делу – под открытым небом.

Утром, покружив на площадке, уходил вышагивать по полосе, как журавль. Даже при славной погоде бетонка блестела, потная. Она всё время крошилась, разделялась на плиты. Однажды в мае, ближе к концу, к болоту, он нашёл мертвого волка. Тощего и тусклого. Оттащил и завалил листьями. Правильно было бы ходить с ружьём, опасно же, но Соков предпочитал таскать что-нибудь другое – зимой лопату, летом косу, – утешая себя, что и этим отобьётся, если нападет зверь.

А земля под ветхим бетоном напрягалась, он это чувствовал, хотела сбросить поклажу – давно не нужную. Соков сам был такой поклажей на земле. Жена умерла три года назад. Алексей Петрович знал свою вину в её смерти. Надо было убраться из этих мест, она ведь в спокойствии нуждалась. Она слишком беспокоилась. Ругала по-всякому. Говорила, что он позорит себя и её перед соседями: «Лучше сдохнуть и не видеть стыд такой!» – и повторяла даже: «Лучше бы ты пил, а не идиотничал!» Она без конца называла Сокова сумасшедшим. И вот умерла. Во сне. Обычно громкая, оставила тихо.

По утрам, вышагивая бетонкой, Соков всё чаще напрягал глаза и вчитывался под ноги, словно ждал, что увидит надгробную надпись «Сокова Галина Викторовна, 1945—2008».

Дочка Таня выросла и уехала в Пермь. Работала там в музее, но не простом, а современного искусства. Заявлялась раз в полгода, звонко смеялась, тормошила, несколько инструментов привезла, чтобы легче было нянчиться ему с полосой. И хоть смеялась, всё время выходила на крыльцо и курила. Соков качал голой головой: «Замуж бы тебе», – и подозревал то, о чём и соседи судачили: «Танька у него проститутка». Как-то раз она показала ему серию открыток, где высовывалась из люка надувного резинового танка с лицом, раскрашенным ярко-ало, как в клюкве. Корпус танка был полупрозрачным, светло-зелёным, и Соков, щурясь, спросил: «А ты чего там в танке? Голая?» «Почему? В бикини», – мигом зарозовев, пробормотала Таня, спрятала открытки в дорожный баул и больше не доставала.

С тех пор как объект отменили, все оживились, торопя события: чтобы поскорее земля показалась свободная. Оживилась природа. Несколько раз полосу заливало так, что она полностью сливалась с болотом, и Соков думал даже, что её потерял. Но солнце творило чудеса, бетонка опять выступала, хотя, конечно, приходилось особенно потрудиться, расчищая от мути и гнили. Зимой Соков раз в месяц нанимал мужика из другого поселка, проставлялся, и тот, озорно его матеря, сражался со снегом и льдом на своем тракторе. Летом повадились грибники. Эти чужаки ставили свои машины на полосе, а то и на площадке. Соков выскакивал из дома:

– Ехай отсюдова! Щас ребят позову, они вам покажут! Мне ружье принести, а? Это объект, понял?

А вдруг самолёт, и чего?.. Тебе на башку сядет, да?

Слюна прыгала у него на губах, глаза горели так электрически ярко, что грибники предпочитали не связываться с психом. Он махал руками страстно и длинно, зачерпывая небо, точно призывал самолет немедленно опуститься.

Было и такое: тогда жива была жена, дочка жила с ними и ходила в ближний посёлок в школу, и работала ещё небольшая, но команда, и на площадку ещё иногда садились вертолёты, – приехали бандиты. Соков говорил с ними, тремя, отдельно, в конце полосы, где начинались топи. Они разговаривали с ним, загадочно пританцовывая.

– Сухо, – полувопросительно сказал главный, круглоголовый и безволосый. – Сухо у тебя. Зачем землица, сука, пропадает? Глупо, земеля. Мы ж в Коми или не в Коми? Сам знаешь, нет земли. А у тебя есть.

Мы бетон сковырнем и строиться будем, ты усёк?

Сослуживцы видели издали: Соков в мольбе задирал руки и размахивал руками, точно крыльями (может, отгонял мошкару?), пританцовывал каким-то своим танцем, он и в танце хотел переспорить гостей. Его толкнули, упал. А трое прошли к большой машине, стремительно и молча, и с дикой скоростью умчали. Соков шёл медленно и хромая, и рукав его отекал вонючей болотной жижей, и все начали готовиться к худшему, но никто не вернулся. Вероятно, собирались вернуться, но им помешала какая-нибудь разборка, и они навеки сгинули где-нибудь среди болот. Зато Соков в тот же месяц начисто облысел и головой стал, как тот главный бандит, который требовал отдать сухую землю, без пользы покрытую советским бетоном. И ещё Соков укрепился в деле. Он стал будто бы жрецом отменённой веры, который хранит священное пространство, ожидая сошествия божества.

…Осенним днём 2010-го, накануне чуда, Антон Антоныч помогал Сокову как всегда по пьяни. Опьянение давало соседу сил и желания общаться с Соковым. Антоныч пел, бормотал, уходил далеко, и приближался, и даже обнаружил бревно, которое столкнул в заросли, прочь:

– Вот! Лежало! Это разве дело? Порядок нужен!

А то мало ли…

Соков не отвечал.

Они убрались и разбрелись – каждый к себе.

В тот день Соков лег спать рано. Спал беспокойно, с перерывами.

Он проснулся от шума и свиста. За окном мелькнула широкая тень, и что-то обрушилось с чудовищным железным грохотом.

Соков узнал этот шум. Сжало сердце.

Он влез в сапоги, выскочил из дома и побежал.

Он бежал сквозь ветер, морось и утренний сумрак в трусах и майке. Он бежал, и бежал, и бежал.

Как рассказали потом пилоты Ту-154, они не поверили своим глазам.

Их пассажирский борт, летевший рейсом Полярный—Москва, потерпел аварию в воздухе. Короткое замыкание. Полностью исчезло энергоснабжение – отказали бортовые аккумуляторы, срок службы которых истёк. Самолет плыл над тайгой, изнутри погаснув и снижаясь к гибели.

Вдруг, как чудо или издёвка, среди непрерывного мрака деревьев мелькнула площадка, проступила полоса…

Самолёт сделал круг, опустился с грохотом и промчал бетонкой безо всяких препятствий. И уткнулся в болото, спасённый.

Регион деятельности
Роман Сенчин

Выскочив из плотных снеговых туч, самолёт начал снижаться. Отсюда, с земли, казалось, что он падает. Валентина Петровна даже отвела взгляд. Вот действительно возьмёт и рухнет. Что тогда? Промелькнули знакомые по теленовостям картинки: жирные клубы дыма, сирены пожарных и санитарных машин… И значит – срыв праздничных мероприятий, посвящённых долгожданному юбилею.

Пересилила себя, снова посмотрела на посадочную полосу. Бело-голубой Ту-154 уже почти касался земли своими маленькими, вроде совсем игрушечными колёсами. Коснулся, раздул под собой сухую снежную пыль, побежал очень быстро, качая крыльями, словно бы готовясь снова подняться в воздух. Но гул сделался тоньше – в турбинах надсадно запищало, как в сливе ванны, досасывающем воду, потом они почти смолкли, и самолет стал притормаживать.

– Ну, слава богу, – выдохнула Валентина Петровна.

Надела шапку, кончиками ногтей большого и указательного пальцев подчистила уголки губ, а мизинцем – глаза возле переносицы. Никаких катышков, заспанок – вперёд!

Водитель Геннадий стоял в кучке других мужичков, тоже приехавших встречать рейс. Курили, о чем-то разговаривали, посмеивались. Все между собой знакомы. Город-то – неполных тридцать тысяч, включая детей.

Сорок пять лет назад на островке среди необъятного болота в междуречье Оби и Конды высадился вертолётный строительный десант, собрали первые щитовые бараки, потянули на север и юг нити газопровода. Так началась история сначала посёлка Пионерский, потом города Пионерска. А двумя месяцами раньше при Мингазпроме была создана организация, которая стала теперь мощной, богатой компанией «Обьгаз». И мероприятия, посвящённые этой уже достаточно серьёзной дате, должны были начаться сегодня.

Что-то долго не видно ЗИЛа с пассажирами… Поле огорожено невысоким – ниже человеческого роста – почти декоративным заборчиком из ребристых железных прутьев. Всё тут не отвечало современным требованиям в Пионерском аэропорту, особенно меры безопасности, – бывает, кто-нибудь из провожающих, чтобы передать забытую вещь или початую бутылку водки сунуть в дорогу, перемахивает через заборчик и бежит к самолёту. Несолидно. И Валентине Петровне стыдновато встречать и провожать официальные делегации. Аэропорт – это, как говорится, визитная карточка города (да и всего региона). А у них визитная карточка как вручную сделана…

Словно боясь, что ветхий прицеп-салон развалится или перевернётся, ЗИЛ медленно, осторожно подполз к воротам. Остановился. Дверцы с шипением сложились. Валентина Петровна приосанилась, вглядываясь в выходящих.

Конечно, почти все ей знакомы – случайного человека в Пионерск редко заносит, летают или свои, или командированные, которые быстро тоже становятся своими. Мельком Валентина Петровна отмечает: вот вернулись из отпуска Куприяновы, её соседи по подъезду; вот, почему-то московским рейсом, прилетел один из замов мэра, хотя отправлялся, по сведениям, в область… Но глаза её выискивали тех, кого нужно встретить. Хоть бы, хоть бы все прибыли… Хоть бы всё было так, как запланировано и утверждено…

Она тревожно обернулась на кучкующихся мужичков – пора звать Геннадия, велеть, чтоб был начеку – подхватить, если что, сумку тяжёлую, помочь устроиться в автобусе. По крайней мере – проявить внимание. Но прикрикивать не пришлось, кучка уже рассыпалась, мужички направлялись навстречу прилетевшим, одни радостно разводили руки: «Ну, здоро-овенько!», другие, нахмурясь, высматривали своих, а Геннадий подходил к ней, тоже глядя по пути на толпу прибывших.

Он первым и заметил одного из тех, кого они встречали:

– Вон этот… замглавного.

Действительно, как всегда торопливо, с огромными связками книг и журналов в обеих руках, чуть поскальзываясь на ледянистом снегу, шагал Юрий Вадимович Бойко. Улыбался то ли Валентине Петровне, то ли вообще – всему. Земле.

– Он давно уже главный, главный редактор, – тихо, но внятно сказала Валентина Петровна водителю и воскликнула: – Ну-у, здра-авствуйте! Лихо вы приземлились – опомниться не успела!

– Да-да, мы тоже… Доброе утро!

Геннадий подхватил обе связки и понёс в «Тойоту»; Юрий Вадимович распрямился, потянулся, и они с Валентиной Петровной, как старые добрые знакомые, обнялись, троекратно коснулись губами щёк друг друга.

Они были знакомы и почти дружны давно – больше десяти лет. Бойко приехал тогда простым корреспондентом журнала «Российский Север» за материалом, а Валентина Петровна работала в администрации района, на той же должности, что и теперь – начальником службы по связям с общественностью. Вместе несколько дней мотались на «уазике» по району, побывали на стойбище манси (сохранялось оно в большей степени как реликвия, музейный экспонат, – уже давным-давно обитал этот народец много севернее, в других районах округа), объездили трассовые поселки газовиков, нефтяные вахты, леспромхозы, зверофермы… С тех пор Юрий Вадимович чуть ли не каждый год прилетал сюда. Во многом благодаря Валентине Петровне «Российский Север» и «Обьгаз» сдружились: журнал публиковал материалы о компании, о её работниках, а компания помогала журналу выходить в свет…

– Поздравляю с повышением! От всего сердца поздравляю! – сказала Валентина Петровна, оглядывая Бойко, привыкая к изменениям в его облике, произошедшим за время, пока не виделись.

– Спасибо, конечно… но это же, так скать, палка о двух концах… Зарплата на десятку выше, а головной боли – того и гляди, так скать, обширный инфаркт…

– Ничего, ничего, Юрий Вадимыч, с вашей энергией…

С прошлого лета, когда Бойко побывал у них последний раз, он заметно раздобрел, приобрёл начальницкую осанку; вместо громоздких очков школьного отличника на его лице теперь красовались современные, в тонкой серебристой оправе; из-под новой куртки-пропитки с пышным воротником выглядывал тёмный пиджак, на брюшко спускался бордовый галстук. На плече висела всегдашняя – что-то между спортивной и футляром для ноутбука – чёрная сумка.

– Ну, вот мы, так скать, и прибыли! – отобнимашись, отздоровавшись, сообщил Бойко и, повернувшись боком к Валентине Петровне, обвёл рукой прибывшую с ним делегацию. – Все, так скать, налицо. Никого не потерял.

– Да уж вижу, вижу!

– Прошу любить и жаловать, – продолжал Юрий Вадимович, обращаясь уже к москвичам, – наш, не люблю этого слова, куратор – Валентина Петровна Рындина.

– Да, это я. Здравствуйте!.. Что ж, садитесь в автобус, пожалуйста. Ближе познакомимся, с вашего позволения, за завтраком. Очень плотный сегодня день.

– Конечно… да-да… – закивали гости.

Одни тут же стали забираться в салон, другие спешно докуривали. Геннадий, судя по глазам, был озабочен – как всех разместить. Вроде бы сидений хватает, но вот вещи… Пачки с книгами, футляр-ящик звукорежиссёра, баул певицы, чемоданы поэта и фольклориста…

«Прокольчик! – тут же укорила себя Валентина Петровна. – Нужно было “Газель” брать, не шиковать с этой “Тойотой”!..»

И машинально выхватив взглядом две-три фигуры, определила: «Этих бы можно было не приглашать…»

Вообще, она слегка обиделась на Юрия Вадимовича за подбор делегации – он расписывал ей по телефону, какие это известные люди: умница-профессор, живой классик-поэт, молодой модный прозаик, стремительно набирающая популярность певица!.. «И практически все – первоклассные говоруны, публике не дадут закиснуть!» Но теперь, вживе, они оказались как на подбор невзрачны, сероваты. Будто подкисшие.

Особенно не понравился ей самый пожилой – наверное, тот самый профессор-литературовед, о котором Юрий Вадимович говорил, что родом тоже откуда-то с Севера, чуть ли не крупнейший сейчас знаток поэзии двадцатых-тридцатых годов. А выглядит, прости господи, как бичара какой-то: полтора метра с кепкой, худой, кривоплечий, курит в кулак, кепка засаленная, хоть щи вари. Портфель морщинистый, ручка скотчем обмотана… Или этот – этого она сразу узнала – народный артист России, сыграл ролей двести в кино, у Тарковского даже снимался, но сейчас, увидев его, его сутуловатую фигуру, испитое лицо, тонкие синеватые губы, седоватый ежик волос, Валентина Петровна вспомнила только один фильм с его участием, где он играл шофера-камазника, любящего остограммиться после работы и матернуться.

Певица её тоже разочаровала. Валентина Петровна раз-другой натыкалась на неё по телевизору, там она была симпатичной, длинноногой, сочной такой, с пышными волосами, а теперь вот стоял перед нею воробьишка какой-то, а не артистка. Лицо всё в мелких синеватых жилочках, глаза тусклые…

Сразу, с первого взгляда, ей понравился только поэт – «живой классик». Он был действительно известный, даже вроде бы недавно включенный в школьную программу. Метра два ростом, крепкий, подтянутый, лицо с волевым подбородком. Одет в добротное пальто и песцовую шапку, на ногах зимние сапоги. Видно, знал, куда ехал – не в Сочи загорать.

Оглядевшись, поэт восторженно пробасил:

– Красотищ-ща! Сосны-то, а! – И согнувшись чуть не пополам, полез в маленькую, похожую на яхточку, «Тойоту».

От аэропорта до города путь неблизкий – километров тридцать по бетонке. Когда Пионерск начали строить, мало кто думал, что он станет столицей огромного региона под названием «ООО “Обьгаз”» и ему понадобятся авиарейсы. Когда же это время пришло, удобное место для посадки и взлета лайнеров отыскалось только в получасе езды от города. Но может быть, и хорошо, что так – шума самолетов не слышно. А рано или поздно Пионерск разрастётся, и аэропорт станет ближе.

Словно бы заразившись от поэта восторгом, москвичи стали ахать и охать по поводу стоящих по обочинам бетонки сосен.

– Как свечи в церкви, как свечи… – приговаривал литературовед Михаил Аркадьевич.

– А мне раз такие же сосны жизнь спасли, – неожиданным для Валентины Петровны громким, звонким голосом, как-то очень весомо (а на вид лет двадцать пять, и одет, как пацан дворовый) объявил молодой писатель. Все притихли.

Он без промедлений стал рассказывать:

– Я в Карелии служил, под Вяртсилей, это на границе с Финляндией. И там в основном ёлки и березы, а сосны растут такими группками – там, сям – понемногу. Короче, как-то раз мы с одним, он сержантом был, а я рядовым-первогодкой, пошли в наряд по тылам. Километров двадцать пять кружище такой!..

Не знаю, зачем наряд этот вообще был нужен – пытка просто… Ну и вот… а зима, холодрыга, влажность, и мы на лыжах с сержантом. Без собаки, кстати, вопреки уставу… Половину где-то прошли, буран начался, и такой – прямо конец всему. И ещё резко так, сразу, из тишины – в-вху-у-у! Мы с сержантом сразу потеряли друг друга, я под ёлку залез… А там ёлки – до неба просто, внизу лапы огромные, как в шалаш под них забираешься. Я забрался, сижу. Метёт – вообще!..

«Как ошпарили его, – поморщилась про себя Валентина Петровна. – Пьяный, что ли?!»

– Часа три просидел, все сигареты скурил. Потом утихло кое-как. Вылез, откопался, лыжи надел на валенки, а куда идти – хрен его знает, – не сбавляя темпа, продолжал молодой писатель; Валентина Петровна заглянула в блокнот с фамилиями членов делегации, нашла его имя-отчество: Олег Романович, автор трёх книг прозы, переведён на немецкий и французский языки. Понятно…

– Куда идти? Тропы нет, сержанта нет, ориентиры потеряны…

– А компас? – вставил вопрос-подсказку маловзрачный мужчина в спортивной шапочке – фольклорист.

– Да не было у меня компаса, и не умею я по нему… Пошёл наобум просто. А это пограничная полоса – деревень никаких, ничего. Можно неделю бродить, и никого не встретишь. Ну, думаю, звиздец тебе, рядовой Шарыгин, – найдут по весне, если росомаха всего не сожрёт. Иду на этих лыжах армейских, которые не катятся ни фига, постепенно, чувствую, силы кончаются… «Вот щас, – думаю, – присяду, передохну». А впереди сосны такие же – с оранжевыми стволами почти от самого комля. «Ладно, – сам себя так уговариваю, – до них дойду, там посижу». Иду, дохожу. И как-то лучше сразу становится. Ствол потрогаю – тёплый, как живой, действительно. Обниму, отдышусь, дальше потихонечку, до другой кучки сосен. Вот так и спасся. Прямо на заставу вышел, только, хм, не на нашу, на соседнюю. Они меня на шестьдесят шестом к нам потом увезли…

«Говорун, – вспомнила Валентина Петровна. – Эт-точно».

Рассказ молодого писателя, видимо, произвёл впечатление – люди сочувствующе-уважительно вздыхали: «М-да-а…» А журналистка столичной газеты, девушка лет двадцати с небольшим, с короткой стрижкой, но страшненькая, спросила:

– Вы не писали об этом?

Молодой Олег Романович усмехнулся:

– Нет, вы что…

– А что? Интересный сюжет!

– Джек Лондон опередил… Короче, испорчена тема.

Впереди показались очертания пятиэтажных домов. Валентина Петровна повернулась к гостям:

– Так, господа, сейчас мы едем в пансионат. Завтракаем, размещаемся, небольшое оргсовещание, потом отдых, обед, а в четырнадцать часов – открытие Дней журнала «Российский Север»… По окончании, в семнадцать часов – установочные мастер-классы… Извините, график сегодня очень плотный… А в девятнадцать часов – торжественный ужин в ресторане «Зори Югорья». На завтра у нас экскурсия в «Суеват Пауль»… это музей быта народа манси под открытым небом, уха…

В общем, – прервала себя Валентина Петровна, – я раздам программу. Ознакомитесь. Прошу учесть, что график работы, повторяю, очень плотный.

– Что ж, – отозвался кто-то с заднего ряда сидений, – не в отпуск приехали. – В голосе то ли понимание, то ли запрятанная под пониманием ирония – Валентина Петровна не смогла уловить, что именно.

Пионерск, как и многие маленькие города, начинался сразу с жилых домов – построенных в середине восьмидесятых годов типовых пятиэтажек. Когда-то они казались людям пределом мечтаний, а теперь лично у Валентины Петровны вызывали уныние – тёмно-коричневые коробки, и ничего больше, зимой ещё и стены вокруг окон и вентиляционных отверстий покрыты толстым густым куржаком. Тем более уныл их вид по сравнению с теми новостройками, что возводит «Обьгаз»…

– Ну, милости просим в наш Пионерск! – объявила Валентина Петровна, когда микроавтобус миновал постамент с отлитым из бетона названием города и синим бронзовым перышком огонька над буквой «П».

Проскочили квартал пятиэтажек, чёрные, уцелевшие ещё со времён первопроходцев, одноэтажные двухквартирные домики, прозванные в народе деревяшками. Геннадий сбавил скорость, хоть дорога стала лучше – покрошенная, со стыками и швами бетонка кончилась, пошёл свежий асфальт; Геннадий сбрасывал здесь газ всегда, когда вез делегации, комиссии, важных гостей – он давно привык, что Валентина Петровна по пути из аэропорта показывает приезжим достижения.

– У-у! Храм достроили?! – прилипая к стеклу, воскликнул Юрий Вадимович.

– На Благовещенье освящение состоялось, – доложила Валентина Петровна, – сам архиепископ приезжал.

– Где храм? – заёрзал на сиденье профессор-литературовед.

– Да вот, слева, – пробасил поэт и выдохнул: – Краса-авец!

– Кокошники-то какие, гляньте! Как у Николы в Хамовниках!

Церковь действительно была красива. И место выбрано как нельзя лучше – на пустырьке-холмике между почтой и зданием бывшего райисполкома, где всё собирались, но так и не разбили сквер. Окрасили церковь в белый и голубой цвета, пять позолоченных куполов слепили глаза даже в пасмурную погоду. Особенно нравилась людям высокая шатровая колокольня по образцу старинных русских церквей семнадцатого века.

– Образа Павел Дмитриевич на свои средства заказал екатерининским иконописцам. Как раз к освящению успели, – рассказывала Валентина Петровна. – Павел Дмитриевич очень хвалит, а он знаток…

– А кто это, простите, Павел Дмитриевич? – перебил профессор.

– Гм… – Валентина Петровна недоумённо-строго, как на не выучившего урок отличника, посмотрела на Бойко, и тот потупил взгляд, поёжился; потом она уставилась на профессора. – Павел Дмитриевич – генеральный директор компании «Обьгаз». Гм… При нём, не побоюсь выражения, Пионерск и стал похож на цивилизованный город. Почти всё новое, что появилось, – его заслуга.

– Понятно… понятно… – виновато закивал профессор и вместе со всеми заинтересованно продолжил смотреть в окна «Тойоты».

И было на что посмотреть, чем залюбоваться. Поэт даже воскликнул шутливо, но и восторженно:

– Мы в Финляндии или где?!

И Валентина Петровна тоже шутливо, но не без гордости ответила:

– В Ханты-Мансийском национальном округе.

В малоперспективной в недавнем прошлом низменности между Уральским хребтом и Обью.

– Не-ет, не верю… Не верю!..

Миновали всю центральную улицу города – улицу Мира – и, оставив позади строящийся крытый стадион для мини-фубола, снова оказались в сосновом бору.

– Почти прибыли. – Валентина Петровна достала мобильный телефон, нашла номер директора пансионата и, дождавшись, пока ответят, неслышно для окружающих заговорила: – Так, Георгий Юрьич, мы подъезжаем, накрывайте, готовьте бланки, ключи. Без тягомотины чтоб… – И, услышав: «Да естественно, Валентина Петровна! Всё на мази, не первый раз замужем!..» – удовлетворённо нажала клавишу с красной трубкой.

Пансионат «Обьгаза» «Сосновый Бор» славился на всю область. Получить сюда путёвку считалось чуть ли не высшей наградой. Даже от предложения поехать куда-нибудь на Чёрное море люди порой отмахивались: «Чего я туда потащусь? Пока доеду… Мне бы лучше в пансионат…»

Оформились быстро, каждый получил магнитную карту от отдельного номера, сутки в котором, между прочим, стоили для постороннего человека около семи тысяч рублей; директор «Соснового Бора» сам вышел к гостям и тоном доброго командира полка стал рассказывать, какие имеются в его владениях услуги, где расположен ресторан, где сауна, бильярд, тренажёрный зал, бассейн с аква-массажем… Гости кивали, произнося время от времени удивленно-восхищённые междометия.

Валентина Петровна отвернула рукав дубленки, глянула на часы.

– Извините, Георгий Юрьевич, нам пора. Думаю, в процессе проживания господа сами увидят, оценят…

Директор поджал губы, картинно-обескураженно развёл руками, и Валентина Петровна повела делегацию на второй этаж.

Защёлкали электронные замки, люди входили в номера. Опять послышались восклицания. Даже певица не удержалась и протянула хрипловато, обращаясь к своему звуковику: «Нехи-ило, да? Почти евростандарт!»

«Почти… Специалистка скрипучая», – послала ей мысленно Валентина Петровна, входя в номер вслед за Бойко.

– Так, Юрий Вадимович, давайте, пока есть минута, решим тут наши вопросы. – Она открыла свою сумку, похожую на планшет. – Вот программа мероприятий. Программы я раздам после завтрака, на оргсовещании… Теперь… – Нашла нужные листы. – Теперь – проект договора. Назвали его: «Договор возмездного оказания консультационных услуг».

Юрий Вадимович кивнул.

– Тут вот такая сумма, – Валентина Петровна указала ногтем на нужную строчку, – но выплачено будет несколько меньше из-за вычета… – Зачитала: – «За вычетом налога на доходы физических лиц». Чтобы у людей не возникло вопросов.

– Понятно, конечно.

– И нужно собрать паспорта для оформления договоров. Напомните мне на совещании, если выпущу из виду. – Валентина Петровна вздохнула и посчитала нужным чуть пожаловаться: – Столько дел, вы не представляете, Юрий Вадимович! Вас отправим – сразу летим в Ханты-Мансийск. Нужно решать вопрос о статусе. Мы же тут как в волчьей яме – и «Обьгаз», и администрация города, и район. Ещё бы эти что-то делали, а то только финансы тянут и палки ставят на каждом шагу… Все муниципальные школы на ладан дышат, аэропорт – сами видели в каком состоянии. Каменный век…

В дверь стукнули и тут же приоткрыли. Голос молодого Олега Романовича:

– Юр, хавать идешь?

Валентина Петровна отметила, как Бойко смешался и растерялся от вопроса, заданного таким манером:

– Э-э… это самое… иди. Мне тут… я задержусь.

– Лады.

Дверь закрылась.

Юрий Вадимович кашлянул, извиняющеся глянул на Валентину Петровну, с натугой продолжил беседу:

– Конечно… да… м-м, назрела эта проблема, так скать, повсеместно – компании и местные администрации…

– Вот-вот! Что-то надо делать, пора. Сейчас «Обьгаз» на восемьдесят пять процентов – градообразующий фактор. И есть проект, – заговорила Валентина Петровна тихо, доверительно, – выделить Пионерск в отдельный субъект округа, а центр района перенести в Зеленоборск. Сорок километров всего, жителей не меньше, природные условия – лучше. Мы… то есть – «Обьгаз», готовы помочь в обустройстве администрации, инфраструктуры… Кхм… Готов проект, изысканы средства… – Валентина Петровна замолчала, отвалилась на спинку стула, быстро прокрутила в мозгу, то ли и так ли сказала; осталась довольна собой, своим вроде бы неофициальным, но и деловым тоном. – Вот такие наши дела, Юрий Вадимович. – И перешла к тому, зачем вообще заговорила об этом: – Вы, надеюсь, каким-либо образом посодействуете, Юрий Вадимович? Знаю, как вы тонко, не в лоб умеете… Сами понимаете, пресса очень много решает, особенно здесь, на периферии.

– Постараюсь, конечно, Валентина Петровна, – кивнул Бойко. – Проблема действительно, так скать, сложная и типичная. Необходимо над ней работать…

– Только прошу… разговор этот между нами. Чтобы… Ну, понимаете?

– Да естественно! Мы же не первый год с вами, – он улыбнулся, как старый соратник, и поправил очки, – не первый год в тандеме.

Валентина Петровна тоже улыбнулась. Тоже кивнула… С минуту сидели молча. Было всё-таки хорошо, очень хорошо, в этой комнате, чистой, просторной, без лишних предметов, и в то же время уютной; легко, свободно дышалось очищенным воздухом. Какая-то благотворная апатия укутывала тело и мозг, хотелось поразмышлять о чём-нибудь отвлеченном, большом, непостижимом для обычного человека…

– Мгм, Валентина Петровна… – вдруг, как сквозь дрёму, услышала она голос Бойко. – У меня тоже, так скать, просьбочка…

– Да.

– Как бы нашу встречу с Павлом Дмитричем организовать… Один на один посидеть… побеседовать.

– Насчёт журнала?

– М-м… Да… Да, тяжёлое положение. Подписки почти не стало, аренда растёт каждый квартал. Хоть, так скать, на стенку вешайся… А журнал-то нужен…

– Конечно! – с усилием оживилась Валентина Петровна. – Я поговорю с ним, думаю, послезавтра будет возможность для вашей встречи.

– Спасибо.

Ещё какое-то время молчали. Наконец Валентина Петровна решилась и поднялась:

– Ну что, Юрий Вадимович, пойдёмте завтракать?

– Да, надо бы. И – так скать, за работу.

После завтрака, вкусного и сытного, с обилием зелени, сока и кофе, в холле на втором этаже состоялось организационное совещание. Валентина Петровна раздала участникам программу мероприятий, разъяснила, кто, куда и когда едет на съёмки, кто участвует во встрече с юными пионерами в районной библиотеке, а кто – в концерте…

В поэте она не сомневалась – такому достаточно просто выйти на сцену, и зал будет его, а вот большинство остальных… И в автобусе, и потом в номере она всё порывалась сказать, хотя бы как-то намекнуть Бойко, что не очень-то респектабельных товарищей он привёз, но не решилась. Наверняка обидится… Ладно, что ж, будь что будет, как говорится.