Текст книги "Горькое лето 41-го"

Автор книги: Александр Бондаренко

Соавторы: Николай Ефимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

По опыту начала войны немецкая авиация в первую очередь осуществляла разведку и уничтожение пунктов и узлов боевого управления, районов оперативных и тактических резервов Красной Армии. Этот опыт гитлеровцы применили в последующем в ходе операции «Тайфун».

Большое значение при организации обороны Москвы с воздуха имело применение мобильных подразделений ПВО. Еще в ходе Смоленского оборонительного сражения из состава сил и средств ПВО столицы выделялись «кочующие группы» и засады в составе – батарея-взвод для обороны коммуникаций и тыловых объектов фронтов. Внезапное открытие огня по самолетам-разведчикам и бомбардировщикам, совершавшим налеты на транспортные узлы и объекты фронтового значения, заставляло противника увеличивать высоту полета, лишало возможности прицельного бомбометания либо вынуждало отказываться от налетов вообще.

При этом такие группы часто наносили неожиданные пулеметно-артиллерийские удары по передовым колоннам прорвавшихся через фронт наступающих немецких войск, сея среди них панику и нанося серьезный урон живой силе и технике.

В заключение надо отметить, что за период с июля 1941 года по январь 1942 года войска Московского корпусного района ПВО на подступах к Москве и над самой столицей уничтожили 952 самолета и свыше 130 подбили. Отразили 122 налета, в которых участвовало в общей сложности свыше 7100 самолетов противника. Из этого числа к городу прорвались лишь 229 самолетов, что составило около 3,2 процента от их общего количества во всех налетах. 2-й воздушный флот Германии за это время потерял более 60 процентов от своего начального боевого состава, резко снизилась его эффективность при выполнении задач непосредственной поддержки наземных войск.

Истребители

Александр Андрюшков, военный летчик 1-го класса

О воздушных схватках в начальный период войны на московском направлении рассказывает генерал-майор авиации в отставке Владимир Федорович Бученков, ветеран 6-го Московского истребительного авиационного корпуса ПВО.

–  Владимир Федорович, о боевых действиях авиаторов 6-го истребительного авиационного корпуса ПВО до сих пор сведения имеются весьма скудные…

– Корпус был образован за два дня до начала Великой Отечественной войны – 19 июня 1941 года. Чем это было вызвано? До той поры Москва с воздуха защищалась зенитными средствами. Иногда привлекались отдельные группы самолетов. Но своей авиации, которая управлялась бы командованием Московской зоны ПВО, не было. А потребность в ней уже чувствовалась большая.

И вот приказом наркома обороны № 0041 был образован 6-й истребительный авиационный корпус ПВО в составе 11 истребительных авиационных полков. Штаб его находился в Москве на улице Кировская. Первым командиром корпуса был назначен полковник Климов Иван Дмитриевич. Начальником штаба – полковник Комаров Иван Иванович.

Все полки базировались на подмосковных аэродромах, в пределах 50–100 километров от столицы. Их обеспечивали 11 батальонов аэродромного обслуживания и три аэродромно-технические роты. Но самолетами корпус был укомплектован не полностью.

–  Вы служили в корпусе со дня основания. На чем доводилось летать?

– Вначале мы летали на истребителях И-15бис, И-16, И-153 «Чайка». И процентов 45 боевых машин корпуса составляли новые типы: Як-1, МиГ-3 и ЛаГГ-3. К 22 июня в составе корпуса было уже 29 истребительных авиаполков и более 600 боевых самолетов. Мы продолжали учиться, постоянно шло наращивание сил и средств корпуса. В боевой подготовке командование корпуса и полков главное внимание уделяло летчикам-«ночникам». А таких можно было по пальцам пересчитать.

–  Наверное, и наземных средств для производства ночных полетов тоже не хватало?

– Их вообще не было. Летали, используя дедовские методы: разжигали вдоль взлетно-посадочной полосы жаровни и по ним ориентировались. И надо сказать, что такая учеба себя оправдала. Во время ночных тренировок не было поломок техники, все летчики находили свои аэродромы.

–  Немцы знали об усилении противовоздушной обороны Москвы?

– Судя по их дальнейшим действиям, представление имели слабое. Воздушную разведку Московской зоны немецкое командование начало проводить с 1 июля. А 2 июля летчик нашего корпуса Сергей Гошко на самолете Як-1 вылетел с аэродрома Великие Луки на перехват воздушного разведчика Хе-111 и таранил его в районе Ржева. На борту фашистского самолета находился полковник немецкого генерального штаба, и он был настолько уверен в своей безопасности, что вез с собой важные секретные документы, оперативные карты и шифры. Хе-111 был сбит, а лейтенант Гошко на поврежденной машине благополучно приземлился на площадку подскока около города.

Этот таран на подступах к Москве немцев не испугал, они продолжали вести интенсивную воздушную разведку. И вот в ночь с 21 на 22 июля 1941 года фашисты предприняли, как я считаю, психическую воздушную атаку на Москву. В первом массированном воздушном налете участвовало около 220 бомбардировщиков. Они шли к Москве с трех направлений: северо-западного, западного и юго-западного. Летели с полной бомбовой нагрузкой с одной целью – стереть с лица земли столицу Советского Союза.

–  Видно, привыкли к легким победам в небе других, завоеванных столиц Европы?

– Да. Они не ожидали от нас серьезного отпора. Предупреждение о налете немцев командование 6-го ИАК получило от своего соседа 1-го корпуса ПВО. Все летчики нашего корпуса были приведены в повышенную боевую готовность.

Мы взлетели на перехват врага. Июльская ночь короткая, светлеет быстро, да и мы уже имели некоторый опыт летать ночью, как днем, только более осторожно. Сразу же завязались воздушные бои. В них летчики корпуса сбили 12 бомбардировщиков, да 10 фашистов завалили зенитчики. К Москве смогли прорваться лишь 9 самолетов врага, но и те отбомбились не прицельно. Такого поражения немецкие летчики не ожидали.

При отражении этого налета корпус не потерял ни одного летчика. Более того, даже серьезных поломок машин при посадке не было.

–  Но этот урок не пошел немцам впрок как говорится, битому неймется…

– Совершенно верно. Воздушные налеты на Москву шли ежедневно. В основном ночью. Всего фашисты совершили 134 воздушных налета на Москву. Они изменяли тактику нападения: прорывались группами с разных направлений и высот, бомбардировщики шли под прикрытием истребителей. Но результат всегда был один: летчики 6-го корпуса ПВО своевременно перехватывали врага и нещадно уничтожали.

–  Владимир Федорович, но были и наши потери?

– От этого на войне никуда не деться. Погибли 185 наших летчиков. Корпус к концу осени 1941 года насчитывал до 30–36 истребительных полков. Он пополнялся за счет частей, отступавших с запада. Из 604 боевых самолетов, находившихся на вооружении полков 6-го ИАК, к декабрю 1941 года на свои аэродромы не возвратилось 330. В некоторых истребительных полках практически не осталось ни летного состава, ни самолетов. Такое произошло со 120-м истребительным авиаполком, который имел на вооружении самолет И-153 «Чайка» и наносил в основном штурмовые удары по наземным целям врага. Из 45 летчиков, участвовавших в штурмовках, не возвратились на свой аэродром 43… 25 воздушных таранов совершили летчики корпуса. 11 августа высотный таран совершил лейтенант Катрич. А первый ночной таран на неделю раньше, чем Виктор Талалихин, 27 июля 1941 года, совершил Петр Еремеев, которому уже в наше время было присвоено звание Героя Российской Федерации. После войны 16 улиц Москвы и Подмосковья были названы именами летчиков-истребителей нашего корпуса.

Полуночные доклады Сталину

Владимир Чугунов, кандидат военных наук

Когда 22 июня 1941 года с 4 часов утра гитлеровская авиация стала наносить бомбовые удары по территории Советского Союза, одними из первых пострадали железнодорожные станции, находящиеся там воинские составы. Работа транспорта западных районов страны как по доставке боевой техники и оружия воинским частям и соединениям, так и по эвакуации заводов, людей резко ухудшилась.

Уже в конце июня комиссия во главе с членом Политбюро ЦК A. A. Андреевым, созданная по решению Госкомитета обороны, установила, что вагоны с воинскими грузами направлялись в сторону фронта небольшими группами (3–5 вагонов) якобы из соображений большей маневренности. При отправке их не было согласований с Управлением ВОСО [военных сообщений], подчинявшимся в то время Генеральному штабу, не присваивались им и номера воинских транспортов, отчего происходили задержки в пути следования, а иногда они просто терялись. Отсутствовала и точная информация об их местонахождении.

Доклад комиссии на Политбюро ЦК партии о состоянии воинских перевозок вызвал гнев И. В. Сталина. 8 июля 1941 года начальник Управления ВОСО генерал-лейтенант Н. И. Трубецкой был снят с должности и арестован.

Наша справка.Генерал-лейтенант технических войск Николай Иустинович Трубецкой родился в 1890 г., из дворян, дальний родственник декабриста князя С. П. Трубецкого. Член коммунистической партии с 1919 г. Выпускник Военной академии Генштаба. В 1932–1936 гг. – начальник штаба особого корпуса железнодорожных войск РККА. С сентября 1939 г. – начальник Управления военных сообщений Генерального штаба РККА. 11 июля 41-го был снят с должности и арестован как «участник антисоветского военного заговора». 13 февраля 1942г. приговорен к высшей мере наказания, через 10 дней – 23 февраля – расстрелян. Реабилитирован в 1955 г.

Вместо Трубецкого начальником военных сообщений был назначен военный инженер 1-го ранга Иван Владимирович Ковалёв, занимавший должность заместителя наркома госконтроля СССР. Именно ему удалось выдержать на своих плечах один из тяжелейших участков обороны страны с первых и до последних дней войны – сначала в качестве руководителя военных сообщений Красной Армии, а с 1944 по 1948 год – наркома путей сообщений СССР.

Он родился 28 июня 1901 года в селе Белогорье Воронежской области в простой крестьянской семье. Учился в сельской школе, работал с отцом в поле и дома. Жизнь крестьян была тяжёлой, но молодой паренёк всё время стремился к знаниям, много читал. В 1918 году, когда началась Гражданская война, был призван в Красную Армию. Рядовым бойцом-артиллеристом Ковалёв участвовал в боевых действиях против войск Белого движения. С 1921 по 1923 год – курсант военной железнодорожной школы, а по ее окончании – командир роты, комиссар батальона 10-го железнодорожного полка в Тбилиси.

Так и пошел в будущее «по шпалам» Иван Владимирович. После курсов усовершенствования командного состава – служба в железнодорожных войсках, а по окончании Военно-транспортной академии – работа инспектором по военно-мобилизационной работе в Наркомате путей сообщения СССР. Ковалёв прошел большую и многогранную школу руководящей работы в качестве заместителя начальника Южно-Уральской, а затем – начальника Западной железных дорог. Во время войны с Финляндией, будучи в Наркомате путей сообщений, непосредственно участвовал в восстановлении и эксплуатации железных дорог в районе боевых действий.

С таким багажом жизненного опыта Иван Владимирович и вступил в июле 1941 года в должность начальника ВОСО Красной Армии. Он был крепким физически и стойким духовно человеком, энергичным, знающим свою профессию, талантливым руководителем, большим патриотом Родины. Поэтому и выдержал все испытания. Прежде всего он создал эффективную систему управления воинскими перевозками. В то время на учете ВОСО единовременно находилось до 1700 эшелонов с войсками и до 12 000 транспортов с воинскими грузами.

В летние месяцы под воздействием вражеской авиации оказывалось до 22 железных дорог. Были приняты меры по организации и планированию воинских перевозок, все они передавались в ведение исключительно службы ВОСО, где были заведены карты-схемы, на которые наносились данные отдельно по оперативным и снабженческим перевозкам. Эти данные ежедневно докладывались соответственно в Генеральный штаб и в Тыл Красной Армии.

Четкий порядок организации работы положительно сказался на общей обстановке. Только для развертывания и сосредоточения на театр военных действий летом и осенью 1941 года были доставлены из внутренних округов 291 стрелковая дивизия, 94 стрелковые бригады и свыше 2 миллионов человек маршевых пополнений. В 1941–1942 годах по предложению Ковалёва были построены новые железнодорожные линии: Кизляр – Астрахань, Сызрань – Саратов, Кабожа – Чагода, Неболчи – Зарубино.

Иван Владимирович был последовательным и принципиальным руководителем. Когда в период отступления советских войск в 1942 году в ГКО был внесен на рассмотрение вопрос о расформировании железнодорожных войск и переводе их в стрелковые войска, которым требовалось пополнение, Ковалёв решительно выступил против этого, заявив, что если завтра нам придется наступать, то без восстановленных железных дорог наступательные операции невозможны, и его мнение было поддержано Сталиным.

Кстати, уже в бытность Ковалёва наркомом путей сообщения, в ноябре 1944 года, когда наши войска начали боевые действия в странах за пределами границы, ГКО по предложению Кагановича принял решение о восстановлении всех заграничных дорог только с западноевропейской шириной колеи (1435 мм). Решение было уже утверждено Сталиным.

Но Ковалёв счел необходимым убедить членов ГКО и самого Верховного главнокомандующего, что если это произойдет, то будет просто невозможно обеспечить возросший объем перевозок. Поэтому, предложил он, необходимо произвести перешивку в полосе каждого фронта хотя бы одного направления на советскую колею (1524 мм). И Сталин, что бывало нечасто, отменил прежнее решение ГКО.

Ковалёв не был кабинетным работником. Он нередко появлялся на фронтах, поддерживал тесные контакты с их командующими. Работавшие с ним вместе офицеры рассказывали, что он на месте, на больших узловых станциях в период массовых воинских перевозок быстро и оперативно решал возникавшие вопросы. При этом не придирался к мелочам, с пониманием относился к трудностям работы на линии.

Сталин, хотя и имел обыкновение строго спрашивать за различного рода ЧП на «железке», доверял Ковалёву. В течение всей войны между ними была прямая, как бы теперь сказали, без посредников, связь.

Известно, что Сталин имел обыкновение работать до глубокой ночи и на заслушивания к нему каждый вечер являлся определенный круг лиц, начиная с начальника Генерального штаба. Ковалёву, как правило, доставалось позднее время – 2 часа ночи. О чем шел разговор Верховного с главным «путейцем» страны? Конечно, о железнодорожных, морских и речных перевозках, причем предельно конкретно, с точностью до воинского эшелона, времени убытия и прибытия в назначенное место, причинах тех или иных задержек, мерах по их устранению. Ковалёв всегда имел при себе две текстовые сводки по итогам дня, но и без них все знал на память, а она у него была выдающаяся.

Сталин однажды, выслушав устный доклад со множеством цифр и названий и станций, улыбнувшись в усы, сказал:

– Проверять не надо?

– Можно проверить…

Неизвестно, проверял Верховный или не проверял, но больше таких вопросов не задавал…

Уже после Великой Отечественной войны, в 1948 году был неожиданно освобождён от должности министра путей сообщения – видимо, кто-то что-то наговорил Сталину [в апреле 48-го был обвинен в «ошибках при расходовании государственных средств, а также в деле подбора кадров»]. Иван Владимирович стал уполномоченным Совета Министров СССР и был отправлен в «почетную ссылку» советником в Китай. Но он успешно и там выполнил свою миссию.

Звонок Лаврентия Павловича

Закавказский фронт был сформирован на базе одноименного военного округа в августе 1941 года, между тем как активные боевые действия, вошедшие в историю как битва за Кавказ, начались почти через год – 25 июля 1942-го. Не нужно, однако, думать, что все это время войска фронта пребывали в пассивном ожидании подхода врага. Они, во-первых, готовились к обороне Кавказа, а во-вторых, участвовали в двух имевших в то время важнейшее значение, но ныне фактически позабытых операциях: «Ориент», связанный с вводом наших войск в Иран в августе 1941 года, и в Керченско-Феодосийской десантной операции декабря 1941-го – января 1942 года. Фронт был переименован в Кавказский, «разделился» на Крымский фронт и Закавказский военный округ, а затем был воссоздан вновь на базе того же округа в мае 1942 года.

Один из военачальников, принимавших участие в тех событиях, – генерал-лейтенант инженерных войск Александр Иванович Смирнов-Несвицкий (1900–1970), который в конце 1940 года в звании полковника был назначен начальником инженерного управления Закавказского военного округа. Летом 1941-го он осуществлял инженерное обеспечение операции «Ориент», а в декабре убыл в Крым. Смирнов-Несвицкий оставил незаконченные воспоминания. Их фрагмент, относящийся к первому военному августу, дает достаточно яркую характеристику людей и событий.

«Немецкие войска продвигались на Восток. Сводки Совинформбюро сообщали об отходе наших войск. На наших южных границах отмечались все новые и новые признаки активизации армий сопредельных стран. Разведка фронта сообщала о сосредоточении немецких инструкторов в Турции и Иране, появлении на границе офицерских рекогносцировочных групп и воинских частей, проводящих занятия и учения.

Важнейшим объектом на Кавказе был нефтяной район Баку – в то время единственный питающий горючим нашу армию и страну, поэтому оборона Баку была главной задачей для фронта, а оборонительное строительство в мирное время и дальнейшее полевое оборонительное строительство обозначалось как „оборона Баку“. В инженерном отношении оно заключалось в том, что столица Азербайджана опоясывается оборонительными рубежами со стороны Турции и Ирана, а также в создании береговых укреплений Черноморского побережья, перевалов через Главный Кавказский хребет и создании ряда позиций вдоль Каспийского моря. Все это требовало решений, расчета сил и средств.

Начальник штаба фронта генерал-майор Федор Иванович Толбухин решил подготовить соответствующий план и подготовку его возложил на инженерное управление во взаимодействии с оперативным управлением штаба. Докладчиком на военном совете по этому вопросу он назначил меня.

Надо отметить, что с момента преобразования округа в Закавказский фронт заседания военного совета стали посещать номинальные до этого его члены – секретари Центральных комитетов республиканских компартий: Грузии – Чарквиани, Азербайджана – Багиров, Армении – Арутюнов и зампред СНК Грузии Саджая. Увеличившись таким образом количественно, военный совет фронта не прибавил в качестве своей работы из-за незнания партийными руководителями основ военного дела. Они были членами военного совета, но советовать что-либо по существу обсуждаемых вопросов не могли. А если советовали, то порой получались такие казусы, которые вызывали среди военных усмешку…

После определения рубежей обороны и расчета сил и средств для их строительства план, проверенный начальником штаба, был нанесен на карту и представлен демонстрационным документом к докладу. На карте рубежи шли от Черноморского побережья по предгорьям Северного Кавказа, перевалам Главного Кавказского хребта…

Пока я выступал с докладом, члены военного совета всматривались в карту-план и о чем-то переговаривались между собой. Далеко в глубине Кавказа была обозначена оборонительная позиция по Сурамскому и другим перевалам.

– У кого есть вопросы? – спросил командующий войсками фронта генерал-лейтенант Д. Т. Козлов после окончания моего доклада.

Вопросы оказались у А. Н. Саджая:

– Почему докладчик упорно называет план „оборона Баку“ и не хочет оборонять Тбилиси?! Зачем отдает врагу Западную Грузию?! У нас там главные плантации цитрусовых, а он создает оборону только по Сурамскому хребту и располагает позиции только на Сурамском перевале!

Вопрос меня, как докладчика, огорошил. Значит, замысел подготовленного общими усилиями доклада оказался не понятым всеми членами военного совета. Среди них оказались и такие, кто не понимает, что у обороны есть глубина. Я объяснил, что наш план исключает преднамеренную сдачу врагу той или иной местности. Выступавшие после меня генералы Львов и Толбухин ещё раз, детальнее, уже с учетом особенностей состава военного совета разъяснили суть создаваемой системы обороны. Военный совет своим решением утвердил план. Осуществление контроля за выполнением решения военного совета о привлечении на оборонительные работы местного населения было возложено на Саджая, который, однако, заявил о своем особом мнении относительно обороны Сурамскош перевала…

На всякий случай командующий фронтом упомянул об этом в разговоре с Верховным Главнокомандующим. Что ответил Сталин, не знаю, но на очередном заседании военного совета, когда заслушивался мой доклад уже о развертывании оборонительного строительства, вдруг вошел адъютант Д. Т. Козлова и доложил:

– Товарища Саджая вызывает Москва! Звонок из аппарата товарища Берия!

Саджая отправился к телефону ВЧ. Я прервал было доклад, но остальные члены военного совета предложили продолжать, не ожидая возвращения Саджая.

Тот вернулся через несколько минут, прервал жестом мой доклад и торжественно заявил:

– Я только что говорил с Лаврентием Павловичем! Он сказал: „Что вы там чудите, что вы там чудите? Товарищ Сталин говорит, что наши деды защищали свободу Кавказа именно на Сурамском перевале. И вы слушайтесь военных, а не чудите!“

Передав лаконично таким образом содержание разговора с Москвой, Саджая сразу предложил без лишних разговоров утвердить план оборонительного строительства и в дальнейшем поддерживать все мероприятия, предлагаемые военными товарищами по организации обороны».

… Как известно, гитлеровцам не удалось добраться ни до бакинской нефти, ни до плантаций цитрусовых в Западной Грузии.