Текст книги "Искатель. 2013. Выпуск №12"

Автор книги: Александр Вяземка

Соавторы: Борис Пьянков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

«Вот ведь захочешь утопиться с тоски, а не получится! – Сергей уныло шлепнулся на стул. – Я уже совсем запутался. Все можно, и ничего нельзя. Еще немного, и я начну сходить с ума. Вот это, думаю, мне удастся. А свечи? Зачем здесь свечи? На случай отключения электричества? Но позвольте, чтобы оно вырубилось во дворце, оно должно вырубиться по всей системе, по всем серверам. Черт! А что будет, если оно действительно отключится? Я выживу или… не выживу? Черт! Черт! Черт!..»

Чтобы забыться, можно было бы лечь спать, но спать, как всегда, не хотелось. Проведя в раздумье несколько секунд, Сергей направился в холл.

Швейцар сидел на своем привычном месте, за конторкой. В желтом круге, отбрасываемом массивной канцелярской лампой, был распростерт очередной том человеческих комедий и трагедий, которые швейцар усердно и с видимым удовольствием штудировал.

Присутствие Президента он заметил, только когда тот принялся перебирать загромождавшие стол книги, в основном – собрания сочинений авторов девятнадцатого столетия.

Сергей рукой предупредил подобострастный порыв швейцара и открыл наугад одно из лежащих на поверхности изданий. Швейцар попытался вернуться к собственному чтению, но было видно, что это ему не удастся. Около минуты он напрасно боролся с собой, после чего вкрадчиво поинтересовался:

– Ваше высокоблагородие, я вот многих вещей не понимаю. Дозвольте полюбопытствовать?

– Валяй… – скорее отмахнулся, чем ответил Сергей: сказалось влияние манеры, в которой Виктор обращался с просителями. – Дозволяю. – Устыдившись своего неуместного барства, Сергей захлопнул книгу и улыбнулся.

Швейцар кивнул и, собравшись то ли с духом, то ли с мыслями, спросил:

– Почему как «умница» – так умная, а если «умник» – то дурак?

– A-а… Э-э… Ну…

Поняв из нечленораздельных объяснений, что сложность данного вопроса застала Президента врасплох, швейцар решил пожертвовать ответом на него ради ответа хотя бы на менее сложный:

– Почему человек умирает, а собака подыхает?

– Да… конечно… язык, знаете ли, необычайно богат на такие подвохи. И знаете ли, не только это, не только это. Вот, скажем, в девятнадцатом веке понятие «получить ссылку» имело совсем другое значение…

– И между прочим… между прочим… – Швейцар заговорщически огляделся и, привстав, чтобы быть ближе к уху Президента, прошептал: – Между прочим, ваше превосходительство, у раков нету шеи!.. Да-с!

– Нет?

– Нет-с!

– Э… И что?

– Конфеты «Раковая шейка» есть?

– Есть.

– А самой шейки нет-с! О как, значится. Парадокс!

– Парадокс, – вынужден был признать Президент.

– Или вот, или вот… – неугомонный слуга познаний захлебывался словами, боясь, должно быть, что Сергей потеряет интерес прежде, чем он успеет его обо всем расспросить. – Не соизволите ли разъяснить, зачем мучиться с локтями, если покусать себя за коленки гораздо проще?

– Так затем и надо пытаться укусить себя за локоть, чтоб помучиться. В этом и есть смысл данного упражнения.

– То есть это такое упражнение?

– Выходит, да.

– И его смысл в том, чтобы… помучиться?

– Точно.

– Практический смысл именно в этом?!

– Не практический, но… Понимаете, проще-то проще, но ку сать себе коленки смысла нет. Просто никакого!

– Мудрено-то как. И причинно и следственно одновременно… То есть возможное смысла не имеет… А невозможное, наоборот, имеет… Ага… Я правильно разумею?

– Я сам уже ничего не разумею, – тягостно вздохнул Сергей и присел на соседний стул. – А вы, я смотрю, все с книгами.

– Да, вот-с. Читаем-с.

– По-прежнему хотите стать человеком?

Швейцар смущенно заулыбался.

– А вы знаете, ведь многие люди желают, чтобы они никогда и не были людьми, – заметил Сергей.

– Может быть, оттого, что у них быть людьми не получается?

– Возможно.

– А как там вообще?

– Где?

– У вас. В том, настоящем мире.

– Вообще-то не очень. Каждый стручок и каждая луночка мнят о себе невесть что.

– Даже стручки?! Ишь ты! Как же мало я ведаю о настоящем мире… Кофею не изволите? У меня превосходнейший кофей. – Было видно, что швейцару очень хотелось, чтобы у Президента. был хоть такой маленький, но повод гордиться своим ночным стражем. – Контрабандный, – полушепотом признался он. – Из игры «Преображение Вселенной». С какой-то планеты завезли-с.

– Да мне что кофе, что ртуть – выпью и не почувствую разницу. Ничего не чувствую…

– А вы ощущения включите, ваше высокоблагородие.

– А что, здесь есть ощущения?! И я могу их… включить?

– Конечно. У вас же есть доступ.

– Доступ? – Сергей недоверчиво прищурился. – Вы уверены?

– Да есть у вас доступ, ваше преосвященство, есть. У вас один из самых высоких уровней доступа.

– А почему не самый высокий?

– Ну, помилуйте, кто же даст постороннему самый высокий уровень? Ведь и в вашем мире есть правители формальные, которые на виду, и те, что страну создали и теперь ее оберегают. А президенты – это всегда люди наемные. Посторонние. Не извольте гневиться, ваше сиятельство!

Швейцар плюхнулся со стула на пол и повалился Президенту в ноги.

– Ну, полноте! Полноте!

Роль государя, которому кто ни попадя валится в ноги, Сергею изрядно надоела, поскольку никакого практического капитала, во всяком случае – пока, он с этого не имел.

– Так вы не гневитесь, ваше величество?

– Нет, не гневлюсь. И хватит меня уже величествами и благородиями называть. Не к месту это как-то.

– Ох, виноват, виноват! Но как же тогда, ваше превосхиятельство? Я в ум не возьму, как: в девятнадцатом веке-то, извольте знать, и президентов никаких не было. Не разумею. Виноват-с!

– Ну, как, как… Я ведь сейчас не на работе. И одни мы. Зовите меня просто Сергеем, что ли.

– Хороший вы человек, Сергей. – Швейцар прижал ладошки одну к другой и сложил на груди, с умилением любуясь своим Президентом. – Не то что раньше правители были. Мне бы уже давно отсекли голову или сгноили в карцере. А вы… вы другой. Сегодняшний человек – лучший, n’est-ce pas?

– Другой, лучший человек, говорите, ходит сегодня по Земле? – Сергей усмехнулся с подчеркнутой горечью: для него это был вопрос, стоивший ему много порченой крови. – Полноте! Человек все тот же. Он всегда тот же. Это эпохи другие. Проблема в чем? Все хотят жить как в Раю. Ключевое слово здесь «как». В Раю не хотят. Рай построить можно. Но для этого надо быть порядочным человеком, делиться с другими, жить для других. Чтобы жить как в Раю, достаточно быть наглецом и подлецом, что намного проще и ближе нам, чем порядочность. Парадокс счастья состоит в том, что для его достижения подчас приходится жертвовать счастьем других. Куда ни плюнь, одни парадоксы выходят, друг мой.

– Но ведь вы же не чураетесь меня. Как же-с! Значит… уже лучший;

– Между человеком и человеком всегда должен стоять знак равенства. Даже между царем и плотником. Вот и всё. А должность – это оболочка. И мерить человека по должности – это как сравнивать красавца и природой обделенного. Это преступно.

– Но отчего же все этого не понимают? Не мыслят, как вы? Не сотворят порядок у себя в голове?

– Есть такие люди, для которых порядок у них в голове стал бы для них трагедией.

– Да поди ж ты! Ай, хитро! Хитро… Но зато ж они не игроки. Они же искренне мерзавцы, так?

Сергей не ответил. Он задумался. Но не над вопросом, а над этой любознательностью, этим стремлением, этим тяготением со стороны какой-то там программки, набора электронных данных и команд, даже не имеющих физической оболочки, познавать. Познав человека, они попытаются заглянуть в самое мироздание, приручить Вселенную. И будут ли они в этом соревноваться с нами? Станем ли мы соперниками со своими собственными творениями? Весь опыт истории говорит за то, что это неизбежно: творцу и творению становится тесно, и если начинается все с соревновательности, то заканчивается именно соперничеством. И пусть поначалу творец и является объектом изучения и даже преклонения, от участи изгоя он не застрахован.

– Некоторые искренне, но… – Сергей очнулся от задумчивости; швейцар не сводил с него своих пытливых глаз, все это время наблюдая за ним с неотступным вниманием дьявола, – но многие все же играют. Всю жизнь приходится играть. Быть собою – самая трудная роль. Мне ли не знать…

Интересно, играл ли швейцар? Игралась ли с ним эта программа? Способна ли она уже была на это? Что в действительности ей было нужно? Была ли у нее какая-то своя, особая цель, которую она скрывала под маской добродушия и любопытства?

– Даже когда люди остаются наедине с самими собой, они зачастую играют, – Сергей уже не столько обращался к швейцару, сколько пытался разобраться в этой задачке с душевными кривляньями. – Даже когда они пытаются усовершенствовать себя, многие делают это лишь для того, чтобы лучше играть свои роли. Да и вообще, люди слишком много времени и усилий тратят на совершенствование самих себя и слишком мало – на совершенствование мира. А важно-то именно второе, да и первую задачу немало облегчает.

«Жаль, я не программист, – подумал Сергей, – поэтому программу эту мне не приручить. И будет тешиться она и дальше. А впрочем… пусть тешится. Пусть изучает. Пусть будет равной человеку. Пусть будет равной мне. Какой мне от этого убыток?»

Он прервал свои размышления и с изумлением уставился на швейцара: мысли вдруг принялись колоть ему висок, причем настолько осязаемо, что он невольно поморщился.

– Ладно, пойду я. – Он с силой потер виски. – Что-то у меня голова разболелась. Хм… Странно… К чему бы это?

Вернувшись в опочивальню, Сергей в нетерпении направился прямо к столику со свечой, чтобы повторить опыт. Зажечь ее было делом нескольких мгновений, но, уже поднеся руку к задрожавшему пламени, он снова остановился в нерешительности…

Мертвую тишину ночного дворца огласил дикий крик боли. Уголки губ и глаз швейцара дернулись и сжались, отчего на лице его родилась добродушная улыбка.

– Сергей, а вот если вы листали «Толковый словарь Даля», то, конечно, согласитесь, что составлен он крайне бестолково… – не поднимая головы, пробормотал он в пустоту и уже в следующее мгновение вновь был поглощен чтением и своими мыслями.

* * *

Вот уже почти час, как Сергей, несколько обалдевший от вкусовых впечатлений, обрушившихся на него с невообразимой яркостью и даже некоторой яростью, сидел за обеденным столом в окружении многочисленных блюд, значившихся в президентском меню. Прямо перед ним лоснящейся горкой раскинулись несколько килограммов осетровой икры, которую он, немало обессилев после продолжительной осады собственного желудка, более не глотал жадно, фактически с остервенением – он мог лишь играться с ней.

Уже само перекатывание между нёбом и языком этих маленьких, упругих комочков дарило радость. Да, не просто наслаждение, а именно радость. Почему, он и сам бы не смог объяснить, но если бы в этот момент его спросили, счастлив ли он, он, не задумываясь, ответил бы: «Да». А их вкус? Вкус был… нестерпимо божественным. Зрелый, живительный, свежий, мягкий, зовущий, колдовской. Сергей был не в состоянии остановиться, сказать себе: «Хватит!»

«Ах, волшебник швейцар-то, а? – твердил он самому себе. – Чародей… Ведь чародей? Чародей. Чародеюшка!»

– Я смотрю, у вас сегодня отменный аппетит, господин Президент, – то ли с завистью, то ли с озлоблением заметил Виктор, то и дело поглядывавший, как бы невзначай, на бегущую строку.

– А что, любезный, – Сергей запрокинул голову, чтобы видеть стоящего за ним официанта, – шампанское у нас имеется? Ну, так неси.

– Шампанское, я думаю, все-таки лишнее, – Виктор сделал официанту знак, отменяющий заказ Президента.

– Виктор, я вам Глава Портупеи или кто? Вы мне жена? Нет? Очень хорошо. Кстати, – Сергей добродушно откинулся в предвкушении интересных, ласкающих самолюбие новостей, – все хочу вас спросить, Виктор, а сколько за меня голосовало человек?

– Один. Но всего за вас было подано два голоса.

– Позвольте, как такое вообще может быть?! – подобное известие не столько удивило, сколько возмутило Сергея.

– Может, может. Каждый из игроков голосовал за себя, поэтому мы и сгенерировали лишний голос, а присудили его вам.

«И здесь одни жулики…»

Не сказать, что признание Виктора привело Сергея в живейшее отчаяние. Скорее, он просто констатировал факт таким, каким тот ему представимся, а выбить его из состояния искусственного счастья было нелегко даже подобной новостью.

– Послушайте, а пресс-секретарь во время завтрака нам обязательно нужна? – Необходимость следить не только за своим языком, но и за мыслями раздражала Сергея все больше и больше. – Она ведь все равно не ест.

Виктор ничего не ответил. Он погладывал то на пресс-секретаря, то на электронные панели на стене в глубокой задумчивости, как будто рассчитывал сложную формулу.

– Пусть пока побудет, – наконец заключил он.

– А я могу и поесть. – Пресс-секретарь, до этого деликатно простаивавшая, в сторонке, резво подсела к столу и навалила на кусок хлеба целую пирамиду сервелата, который и принялась неумело, не прожевывая, заталкивать в себя.

Сергей наблюдал за пресс-секретарем одновременно с любопытством и приправленной отвращением неприязнью, приравнивая программу к человеку и ожидая от нее всего того, что в состоянии сделать сам.

Программка давилась, кряхтя и попискивая, но сдаваться не собиралась. Сергей тоже набил рот икрой и продолжил прерванный завтрак.

– Виктор, как считаете, я вот икру эту ем – мне жирная пища вообще не повредит? – спросил он, застигнутый врасплох этой неожиданной мыслью. – У вас тут есть врач, чтобы проконсультироваться?

– Лекарь есть придворный. Правда, он в отпуске.

– Можно, конечно, и лекаря спросить… Но лучше бы академика или профессора какого.

– Извиняйте – не держим…

«Я ведь сейчас лопну… – сник Сергей. – Вот ерунда-то, а? Мир другой. Проблемы те же».

Едва на экранах вспыхнула надпись «Я ведь сейчас лопну…», как Виктор не на шутку встревожился.

– Немедленно вызывайте «скорую»! – приказал он официанту, бросившемуся выполнять поручение. – Президент сейчас лопнет!

Сергей понимал, что Виктор мог вызвать бригаду «скорой помощи» одной силой своей мысли – точно так же, как он проделал фокус с нимбом, – но по какой-то причине демонстрировать свое могущество не желал.

Сергей сорвал галстук и ремень брюк, но легче не стало. Грудь спирали не только тяжесть, но и тревога. Живот раздулся безобразным шаром. Минуты ожидания готовы были превратиться в вечность…

Наконец появился доктор. В одной руке у него был чемоданчик, в другой – коробка конфет.

– Не удержался: судьба не каждый день посылает таких пациентов, – пояснил он и положил коробку перед Президентом. – Кушайте на здоровье.

Тот лишь что-то невнятно простонал.

– Что ж, давайте вас посмотрим, – в ответ на умоляющий взгляд Президента доктор достал из чемоданчика стетоскоп и, расстегнув пару пуговиц на рубашке пациента, просунул в образовавшийся просвет руку. – Кряхтите… Не кряхтите… Кряхтите… Не кряхтит, – пожаловался он Виктору. – Придется госпитализировать.

Сергея вынесли на носилках из дворца и разместили в возбуждающем одновременно отчаяние и надежду чреве кареты «скорой помощи». Врач, Виктор и пресс-секретарь уселись тут же. Машина дернулась и понеслась.

Сергей закрыл глаза и со скорбным облегчением сосредоточился на то ли распирающей, то ли сжимающей его легкие и желудок… пустоте. Пустоте? Очень даже может быть. Главное, что сосредоточиться на ней было совсем нетрудно. Нужно было лишь перестать думать и отвлекаться на происходящее вокруг. Отупляющие завывания сирены и броски автомобиля отлично в этом помогали: думать о чем-либо в такой обстановке было решительно невозможно.

Сергей расслабился и замер, проваливаясь в приятное оцепенение. Грохот и тряска становились все менее явными. В какой-то момент сквозь завывания сирены до него донесся голос Виктора:

– Он что, без сознания?

– Похоже на то, – ответил голос доктора.

– А он может нас слышать?

– Такого не бывает, господин Помощник Президента.

– Такого не бывает, чтоб такого не бывало, – не согласился Виктор.

«А к чему этот вопрос?» – мелькнуло в мозгу Сергея.

– А к чему этот вопрос? – раздался вдруг голос пресс-секретаря.

От неожиданности Сергей чуть было не; привстал, но какой-то инстинктивный импульс заставил его продолжить играть роль бесчувственного тела.

– Вот уж кого это никоим образом не касается, так это вас, – сурово ответствовал Виктор.

«Как же, не касается!» – усмехнулся про себя Сергей.

– Как же, не касается! – огрызнулась пресс-секретарь.

– Кхе… – Виктор был несколько обескуражен подобным поведением второстепенного лица. – Очень хорошо, что мы едем в больницу, – обратился он к доктору, – Пусть они заодно и нашего пресс-секретаря проверят. Похоже, ей тоже требуется медицинская помощь.

«Да вас самих всех лечить надо!» – мысленно рявкнул Сергей.

Пресс-секретарь в панике завертела головой: экранов для трансляции президентских мыслей в машине предусмотрено не было. Незаметно приоткрыв веки, Сергей выжидательно наблюдал за ней.

– Да вас самих всех лечить надо! – наконец выпалила она и с ужасом воззрилась на Виктора.

– Остановите машину! – крикнул тот водителю и, едва автомобиль застыл, зловещим тоном, от которого вздрогнул даже Сергей, процедил сквозь зубы: – Милочка, вам следовало бы следить за своими словами. А теперь – вон!

Под торжествующим взглядом Сергея униженная пресс-секретарь, ломая каблуки и обдирая чулки, вывалилась из фургона. Сергей злорадствовал. Но это было не все. Впервые в жизни он упивался своим злорадством.

Сергей мысленно отключил ощущения, вновь активировав их спустя несколько секунд. Насколько он мог понять, они полностью обновились: желудок был приятно легок.

– Вот что, Виктор… – Сергей свесил ноги и потянулся, – можно ехать обратно: я в полном порядке.

– Раз уж мы все равно выбрались в город, – ответил тот, – как насчет того, чтобы встретиться с народом, пообщаться, так сказать, с простым людом, господин Президент?

Сергей помолчал, прикидывая, что может скрываться за подобным предложением.

– Вы предлагаете мне вроде как «сходить в народ»? – уточнил он.

– Именно.

– Охрану бы мне, Виктор… – неуверенно начал Президент.

– О, вам нечего опасаться, – заверил его Виктор. – Это не тот случай…

Сирена к этому моменту уже была выключена, и автомобиль не спеша пробирался по улицам города, которым Сергей правил, но который был до этого момента для него чем-то абстрактным, почти несуществующим.

Сергей пересел на скамью, установленную вдоль борта, и всмотрелся в стекло бокового окошка. Точно так же, как и в обычном мегаполисе, пешеходы сшибались лбами на тротуарах, автомобили – бамперами на специально выделенной для этого проезжей части улиц, карапузы обиженно голосили, выторговывая что-то у родителей, а профессиональные торговцы обезображивали творения архитекторов своими бездушными вывесками. Первая из попавших в поле зрения Президента предлагала: «Кондиционеры. Пропажа. Установка».

«Пропажа». Как это, «пропажа»? – удивился про себя Сергей. – Может быть, «продажа»?»

«Ждите! Скоро – наша новая провокация!» – значилось на полотнище, перекрывшем небо соседней улицы.

Сергей, раздраженный подобной бестолковостью своих подданных, загудел себе под нос:

– Промо-акция, наверное? Да что же здесь творится? «Бредовая обувь в три раза дешевле!» А что, брендовая больше не котируется?

Афиши местного кинотеатра душили друг друга на гигантском стенде «Смотрите на экранах страны», наперебой предлагая неискушенному зрителю: «Небо. Девушка. Метлолёт», «Блондинка в загоне», «Цветы для прекрасной драмы», «Смежная королева» и, наконец, судя по уверениям промоутеров, – сногсшибательный совместный проект всемирно успешных режиссеров-продюсеров Квентина Таракано и Акиры Красавы «Ниссан и Изольда».

– Что-то не так, господин Президент? Вас что-то смущает? – Напряженность на лице Президента, конечно же, не ускользнула от его помощника, одна из обязанностей которого заключалась в своевременном выявлении смены настроений, степеней напряженности и непонимания, на этом лице отражающихся.

– Мне показалось, здесь как-то слишком много близнецов на улицах… Или не показалось?

– Не показалось, – заверил Виктор.

– То есть э… близнецы – это не случайно? Зачем это?

– Вы никогда не хотели иметь близнеца? Только честно.

– Честно?.. Посещали такие мысли.

– И?.. Что бы он вам дал, ваш близнец?

– Чувство надежности какое-нибудь, что ли…

– А точнее?

– Хм… Ну, хорошо. Мне всегда хотелось, чтобы меня кто-то вел по жизни или подталкивал, – признался Президент. – Как старший брат. Или близнец.

– Или чтобы была определенная соревновательность, а? Он ставит планку, вы ее берете. Так?

– Угу.

– Именно поэтому у нас и есть функция «Близнец». Она создает у человека ощущение, а может быть, даже уверенность, что он не одинок. Что ему есть на кого опереться.

– Так вы что, вызываете у игроков ощущение соревновательности? Через такую искусственную шизофрению?

Виктор рассмеялся. Да так, что принялся задыхаться, яростно клекоча, словно стервятник. Сергей представил себе перемазанный кровью клюв довольной, веселящейся птицы. Поддержать этот смех своим не хотелось.

– Виктор, а у вас брат-близнец есть?

– Конечно, – Виктор приосанился. – Неужели такому примеру для подражания пропадать зазря?

– А… у меня? – робко поинтересовался Сергей.

– Ну-у… А зачем? Лично вам пример для подражания не нужен – вы Президент. Куда вам еще расти? С другой же стороны, какой из вас – положа руку на сердце – пример?

Сергей ничего не сказал. Прямодушие Виктора зачастую порождало в нем малодушие. Хотя было ли это прямодушием? Оно не подкупало откровенностью, а лишь заставляло сомневаться в себе.

– Вот что, милый, – крикнул Виктор водителю, – останови нам здесь. Дальше мы пешочком прогуляемся. Пусть уже Президент со своими гражданами пообщается-познакомится.

Сергей настороженно спустился из машины и медленно втянул в себя полную грудь воздуха: как писатель, он знал, что воздух в состоянии многое сказать о новой местности, а эта местность теперь была его домом, и он считал себя вправе рассчитывать на волнующие, манящие ожиданием впечатления.

На улице неприятно несло «морозной свежестью» – горьким, разъедающим легкие запахом стирального порошка. Судя по всему, где-то рядом властвовало химическое производство. На Сергея навалилась волна тошноты. Коктейль из рассеянной в воздухе дряни терзал и выворачивал его пустой желудок.

– Виктор, у вас есть деньги? – бросил он своему помощнику и, получив от того утвердительный кивок, нетерпеливо зашагал в направлении запримеченного им вдали тонара. – Если я сейчас не съем чего-нибудь, мне снова понадобится «скорая».

Под тонаром примостился выводок полуголодных щенков, беспокойно копошившихся перед брюхом худой матери, призывно поглядывавшей на всех подходящих к кафе на колесах.

– Прекрасно вас понимаю, но ничем помочь не хочу, – бросил ей Сергей.

– Спасибо хоть за честность, – раздалось ему в спину.

Сергей резко обернулся. Собака вылизывала одного из щенков и утруждать себя разговорами с кем бы то ни было явно не собиралась.

– Надеюсь, я ненароком не включил функцию «Показалось» или «Галлюцинации», – пробормотал он и, уже обращаясь к продавцу, поинтересовался: – Так, любезный, что у вас в меню?

– Сосиски в тексте и кофе с молотком, – буркнул тот.

– Очень хорошо. Виктор, вы будете? Дайте нам по порции и того и другого.

На просунувшемся в окошко подносе возвышались две огромные глиняные кружки, залитые до краев кофе. К каждой кружке прилагалось по молотку, ручки которых уже торчали из недобро поблескивающей жидкости, и по сосиске, завернутой, как в блин, в четверть газетного листа.

– И что, это съедобно, Виктор? – спросил Сергей у своего помощника, ожидавшего его у столика, укрытого от нещадно палившего искусственного солнца дырявым зонтом.

– Вполне.

Сергей осторожно отпил несколько глотков кофе и отщипнул розовую мякоть околомясного изделия. Приобретенные образцы местного общепита отдавали полиграфической краской и смазочным маслом. Виктор же, не колеблясь ни секунды, заглотил в себя сосиску и залил ее кофе.

– Я смотрю, Виктор, вы всеядны, – уважительно заметил Президент.

– Ну, уж если кого и можно назвать всеядным, так это Митридата Шестого, – отозвался Виктор, отмахиваясь от похвалы, как от обвинений, и, взбодренный этой незамысловатой трапезой, потянул Сергея за собой. – Вам уже лучше? Отлично. Тогда давайте зайдем к кому-нибудь в гости, узнаем, чем люди живут и зачем. К кому? Да все равно. Да хоть вот в этот дом и зайдем. В первую же квартиру.

От зноя и горячего кофе Сергей разомлел, словно от графинчика водки. Он желал лишь одного – поскорее убраться с улицы куда-нибудь в тень. Ветра не было. От пышущего жаром асфальта перед глазами плавали чернильные круги. Сергей бросил злобный взгляд на тыкающее в него тепловым лучом пятно в небе и поплелся за Виктором к ближайшей пятиэтажке. Конечно, он мог отключить функцию ощущений, но решил терпеть до последнего – какой смысл пользоваться этой функцией, если ее без конца придется выключать?

Солнце било в здание со стороны, обращенной к улице, значит, заключил Сергей, надо побыстрее добраться до двора: там будет тень. Однако, обогнув дом, он обнаружил, что солнце переместилось вслед за ним и теперь било по стене пятиэтажки, выходящей на двор.

– Однако… – Сергей застыл в недоумении.

– Господин Президент… – Виктор был уже в дверях подъезда.

В трубе лестничных пролетов прогуливался ретивый сквознячок и царила приятная полутьма. Виктор раза три-четыре надавил кнопку звонка ближайшей двери. Ответа все не было. Сергей уже поднес было палец к звонку соседней квартиры, но Виктор отрицательно покачал головой, будто зная заранее, что сейчас кто-то все-таки отзовется. Так и случилось. За дверью послышались тяжелые шаги с трудом передвигающихся ног.

– Хто там? – строго потребовал старческий, громкий голос тугоухого человека.

Виктор хитро улыбнулся Сергею и прокричал в ответ:

– Виктор Примерещенко, личный Помощник Президента, и Президент Висельников собственной персоной.

Дверь нехотя отворилась. Виктор тотчас расширил образовавшийся проем, вдавив в него свое тело.

– Здравствуйте, Ивана Марьевна, как поживаете? Гостей сегодня принимаете?

– Некогда нам гостей принимать: своих печалей невпроворот, а гость всегда свою несет, – проворчала Ивана Марьевна, налегая на дверь с другой стороны.

– Заходите, заходите! – раздался из-за ее спины новый, звонкий голос. – Иваша, пропусти людей!

– А… Марья Ивановна! Вы тоже дома? – Виктору наконец удалось пробиться мимо хозяйки и устремиться в глубь квартиры.

– Извините… – сконфуженно пролепетал Президент и осторожно засеменил по следам своего помощника.

Следы привели его на кухню. Кухня представляла собой сильно вытянутый прямоугольник замусоленных стен, вдоль которых жались обшарпанные предметы из разных мебельных наборов. Даже среди табуреток не было двух одинаковых. Вместо скатерти стол был укрыт полиэтиленовой пленкой и газетами. Всюду громоздились мутно лоснящиеся разводами грязи банки и посуда. Под потолком одиноко болталась тусклая лампочка…

Сергей споткнулся о порожек дверного проема и влетел внутрь. Описание комнаты оборвалось. Началась собственно комната. У окна, опираясь на подоконник, стояла молодящаяся копия Иваны Марьевны, представленная Президенту как Марья Ивановна.

Пока Виктор ввязывался в бодрый разговор с последней, Сергей оказался на ближайшем к двери табурете. Ивана Марьевна, которую они своим приходом, похоже, оторвали от мытья посуды, принялась намыливать стопку громоздящихся в раковине тарелок и чашек.

Сергей покосился на Марью Ивановну. Та на все сказанное ободряюще кивала головой и, как казалось, совершенно бесконтрольно улыбалась. Лицо же Иваны Марьевны, которое он мог наблюдать в профиль, было строго и сосредоточенно. Сергею непременно захотелось как-то компенсировать хозяйке неудобство своего неожиданного визита. Он вновь всмотрелся в ее лицо. Несмотря на выражаемое каждой его черточкой недовольство, оно было приятным, даже притягательным для взгляда.

– Хорошо выглядите для своих лет, Ивана Марьевна, – заметил Сергей, желая наладить хоть какое-то подобие беседы.

– Как хочу, так и выгляжу, – буркнула та и заскоблила по посуде с удвоенным остервенением.

– Прополоскав посуду под тоненькой струйкой, просачивающейся из дергающегося от распирающего его давления крана, Ивана Марьевна расставила тарелки с чашками в сушке и принялась вычерпывать скопившуюся в раковине воду в ведро. Насколько Сергей мог судить, ведро с водой она отнесла в санузел.

– У вас раковина забилась? Давайте помогу, – предложил он, – когда Ивана Марьевна вновь появилась в дверях.

– Зачем забилась? Ничего не забилась. Счетчиков вона нам навинтили – теперя посуду моем и ентой же водою в туалете смываем. А как же? Цены растут. За то заплоть, за енто заплоть…

Сергей обернулся к Виктору:

– Здесь-то, в игре, зачем экономить?

– Наше государство – копия реального общества человека, – тоном лектора ответил тот.

– Человека? Ну, вы, конечно, нашли кого копировать!

Мы копируем человека и его общество не для того, чтобы ему подражать. А чтобы, знаете ли, искать для этого общества решения и пути совершенствования.

– А… Ну, это еще куда ни шло… Но почему такие маленькие пенсии? Ивана Марьевна, даю вам слово: я обязательно займусь пенсиями.

– Ох, не надоть обещать, что не в состоянии сделать, – Ивана Марьевна лишь отмахнулась от слов Президента, как от настырного комара.

– Это еще почему же? Очень даже в состоянии!

– Это правда, Сергей Николаевич, – заметил Виктор. – Пенсии может повысить только Премьер-министр. Но здесь вы не совсем правы, сударыня. Обещать – это прямая обязанность Президента.

– Премьер-министр?! – Сергей был озадачен. – У меня есть Премьер-министр?

– А как же? Кто же еще за всем уследит?

– Так… Великолепно… Почему же я с ним еще не общался?

– Всему свое время, господин Президент. Всему свое время. Наш Премьер – человек необычайно занятой…

– Человек, значит…

– Образно говоря…

Наступило неловкое молчание. Ивана Марьевна принялась тереть посудной мочалкой грязные стены. Секунд через десять отмытые участки стены вновь зарастали грязью. Ивана Марьевна тихо поругивалась и бросалась на стену со все возрастающим исступлением.

Марья Ивановна же улыбалась непрерывно. Причем простодушно, искренне, зовуще: было видно, что она приглашает каждого желающего и даже нежелающего присоединиться и улыбаться вместе с ней.

Усталостей озлобленность на лице ее сестры были не менее искренними и зовущими: его выражение предлагало каждому желающему и нежелающему отправиться туда, где их ждут, вместо того чтобы досаждать ни в чем не повинным людям своим навязчивым вниманием.