Текст книги "Неблагодарная работа"

Автор книги: Александр Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Чуть по дальше полковой цирюльник стриг гвардейца, а в нескольких шагах от него, еще один служивый брился шпагой. Заметив Андрея, тот подмигнул, Золотарев пригляделся и признал в нем одного из стрельцов, что зимой тысяча семисотого года под командованием князя Ельчанинова привез его в Москву.

Не дойдя до озера несколько метров, эстонец разглядел трапезничавшего штаб-офицера. Маленький круглый стол, почти такой же табурет. На столе скатерть, на удивление белая. В миске куриные окорочка, штоф и бутыль – в первой, скорее всего хлебное вино, во второй, может быть, Андрей не был уверен, красное. А также солонка, из которой офицер маленькими полными ручками брал щепотки соли, и посыпал, прежде чем есть курочку. В блюде хлеб, его, скорее всего, порезал денщик штаб-офицера, который стоял у костра и на вертеле крутил тушку птицы.

«А может это и не курочка, – неожиданно подумал Золотарев, – сейчас в походе это может быть все что угодно. Да же гусь».

Тем временем денщик, поворачивая вертел, не вынимал изо рта голландскую трубку, скорее всего подаренную этим самым офицером, за прилежную службу.

Вскоре Андрей вышел к озеру. Подошел к самому краю берега и присев на корточки опустил руки в воду. Холодная б-р-р. Умылся. Потом стал смотреть в сторону противоположного берега. Где-то там был его друг князь Ельчанинов. Только сейчас после расставания, Золотарев понял, что кроме Силантия Семеновича у него здесь, в прошлом вроде и товарищей нет. Царевич Алексей не в счет, сейчас для мальчишки он – скорее учитель, чем друг.

Днем государь Петр Алексеевич приказал собирать лагерь и грузиться на корабли. А уже через несколько часов, оставив лагерь из небольшого отряда на берегу, пять кораблей отошли от восточного берега Онежского озера.

Алексей с учителем стоял на носу шнявы. Теперь паренек по-новому смотрел на пребывание на паруснике. Они беседовали. Выбравшись от мамок да нянек, царевич узрел в этом походе много нового и неизвестного, отчего появились разные вопросы к учителю. Понимая, что на все что спрашивал Алексей, тот ответить не мог, Андрей просто пытался иногда уходить или даже сменить тему разговора. Но царевич был настойчив, от чего Золотареву все больше и больше это нравилось. И он вдруг понял, что в этой истории шанс погибнуть у сына государя от рук родителя, куда меньше. Андрей обнял мальчишку и молвил:

– Я не знаю ответов на все вопросы. Да и ни кто не знает. Так что ты не расстраивайся Алексей. Будет время, и жизнь сама ответит на них.

VIII

Свирь река, вытекающая из Онежского озера. По ней, минуя пороги можно попасть в Ладожское озеро, а оттуда рукой подать и до Нотенбурга, крепости закрывающей вход в Неву.

Именно эти самые пороги, которые в будущем исчезли по причине постройки ГЭС, и сделали поход по речке затруднительным. Пришлось из солдат в бурлаков превратиться, и тащить на своем горбу пять парусников. У Андрея даже мысль возникла, а не Проше ли была прорубить дорогу. Она была, конечно же, глупой, но такой назойливой. Эстонец это и сам понимал. Исчезла думка, когда пороги закончились и все вновь погрузились на парусники.

И вот, наконец, Ладожское озеро, такое же большое, как и Онежское. Вышли в него под вечер, Петр позвал к себе в каюту Меншикова и расстелил на столе карту. Один конец ее прижал табакеркой, а на второй положил журнал, в котором делал записи происходящего.

– Напрямую Алексашка, – проговорил монарх, – к крепости не пойдем. Сил пока маловато. Остановимся здесь. – И он ткнул пальцем чуть правее мыска, выступавшего в очертании южного побережья. – Тут, недалеко до Ладоги. Верст десять. Именно туда должны прийти войска из Белозерска и Новгорода.

– Мин херц, – молвил Меншиков, когда царь замолчал, – зачем ты сына на осаду берешь? – спросил он, – Ведь убить могут.

– Лешку оставлю в Ладоге. Пусть наблюдает, – тут Петр задумался, отошел от стола к окну, – с высоты птичьего полета, – подобрал он слова. Участвовать в битвах ему еще рано, чай двенадцатый год только, но лицезреть с помощью воздушного шара вполне возможно. И если вдруг во время осады пойдет что-то не так, царевич всегда останется под защитой стен города.

– Опасаешься, что может повториться Нарва?

– Да нет, но нужно предугадывать любой исход. Войска, что сейчас собраны мной, в корне различествуют от тех, что были тогда. Да и воеводы, – Петр назвал военачальников по-старому, скорее, по привычке, – все в основном русские. А у наших мужиков к родным людям, в чем мне пришлось убедиться, доверия куда больше.

В крепости Нотебург, основанной в тысяча триста двадцать третьего году, на небольшом Ореховом острове, новгородским князем Юрием Даниловичем, о приближении русской армии и флота даже не догадывались.

Князь Ельчанинов со своими отрядами в версте от крепости, как раз напротив главных ворот разбил свой лагерь. Сидя в землянке, вырытой солдатами, он вспоминал, что знал об этой цитадели. То, что современная каменная крепость выстроена намного позже в тысяча триста пятьдесят второго году, Силантий Семенович знал хорошо. Когда-то это был новгородский форпост почти все время переходивший из рук в руки, пока полностью не отошел под контроль Швеции в тысяча шестьсот шестьдесят первого году. Шведы тут же переименовали бывшую крепость Орешек в Нотенбург, переделав на свой лад русское название [59]59
  59 – Нотеборг (швед. Noteborg. швед. Note – орех, borg – крепость, город).


[Закрыть].

С устройством крепости князь познакомился еще в Архангельском городке, когда увидел у полковника Квятковского схему. По периметру в ней нет и версты. Фланкирующий огонь [60]60
  60 – Обстрелять (обстреливать) противника с флангов продольным огнем.


[Закрыть]обеспечивают шесть круглых и одна квадратная башня

– М-да, – молвил Ельчанинов, обтирая об кафтан редьку, – сию фортификацию нужно брать сразу, не устраивая всяких там осад.

И вот так размышляя, проводил время, сменяя дозорных. Время тянулось медленно. В крепости была обычная жизнь, в этом Силантий Семенович лично убедился, когда отыскал в леске высокую ель. Забрался почти чуть ли не на верхушку, пока на третий день из крепости не притащили шведа. От него с помощью толмача узнали, что генерал Нумерс проведал о вошедших в Ладогу пяти парусниках.

– Началось, – проговорил Ельчанинов. И тут же дал распоряжение сворачиваться и выступать к Ладоге.

На шняву поднялся штаб-офицер, тот самый которого Золотарев видел завтракавшим на берегу озера, и протянул письмо от государя. Петр просил прибыть царевича Алексея и Золотарева на фрегат «Петр и Павел».

Карбас доставил их по назначению. Поднялись на палубу фрегата и прошли в каюту царя. Тот в компании Александра Даниловича. Петр потушил трубку и взглянул на царевича.

– Сегодня вы отправляетесь в Ладогу, – молвил он.

Андрей удивленно поглядел на монарха. Спрашивать, отчего тот принял такое решение, как-то язык не поворачивался. Между тем государь продолжал говорить:

– Мне бы не хотелось, чтобы ты Алешенька подвергал свою жизнь опасности. Ведь в случае моей гибели, ты должен будешь управлять государством. Ноша, конечно же, непосильная, но иного выхода нет. Я должен быть со своей армией, один раз мне пришлось совершить ошибку, и вот теперь очень об этом сожалею, – Петр лукавил.

Андрей понял это, но виду не подал. Золотарев понимал, что этот разговор и объяснение предназначены для царевича, а не для него.

– Вы же с помощью «Андларов» наблюдать с битвой с высоты. – Продолжал Петр, и тут он уже обратился к эстонцу, – Андрей попытайся, прежде чем брать в небо моего сына, испытать прибор. Ты согласен Алеша?

То, что царь сдержал свое слово и приказал создать огромную «зажигалку» Золотарев не удивился. Царевич посмотрел сначала на отца, потом на Меншикова и, наконец, на Андрея, понял, что отец решения не отменит, кивнул головой в знак согласия.

– Вот и славно! – Молвил царь, взглянул на Меншикова и сказал, – Принеси мой подарок!

Александр Данилович нехотя поднялся с кресла, там ему было куда комфортнее. Прошел в соседнюю каюту и вернулся с военной формой.

Это был фиолетовый кафтан с золотыми пуговицами, подобных даже у Андрея не было, тому приходилось довольствоваться латунными, такого же цвета короткие штаны. Белая с кружевными манжетами рубашка. Оранжевые чулки. Красный камзол, скорее всего Петр не решился оставить в память о том, что Золотарев был представителем Преображенского приказа.

Все это Алексашка протянул царевичу. Алексей взглянул на отца, но тот только произнес:

– Беги, переодевайся.

Мальчик вышел из каюты. Пока он отсутствовал, Петр сообщил Золотареву, что в Ладогу вскорости должен прийти полк из Белозерска. Он то и должен составить костяк будущего воздушного флота. Так же туда прибудут, еще пять воздушных шаров.

– Вот только жаль, – сказал Александр Данилович, вернувшийся из соседней каюты, – что шарами этими нельзя управлять. Ну, по типу парусников.

– А что! – вдруг воскликнул Петр, – А, если нам попробовать приспособить паруса?

Андрей пожал плечами. В художественной литературе, да и в компьютерных играх он частенько наблюдал такие изыски. Вот только, по его мнению, это было больно фантастично. Вот если бы создать паровой двигатель? Но, увы, в этих условиях это вряд ли возможно. Андрей тяжело вздохнул.

– Что? – спросил Петр, – видя его реакцию.

Золотарев упомянул о паровом двигателе. Он ожидал, что государь переспросит, что сие есть такое, но тот не спросил. Монарх сказал, что слышал о таком изобретении от английских шкиперов и негоциантов. Дескать, с помощью такой установки в Британии откачивают воду из шахт. [61]61
  61 – Первым применённым на производстве паровым двигателем была «пожарная установка», сконструированная английским военным инженером Томасом Сейвери в 1698 году. Это был поршневой паровой насос, и, очевидно, не слишком эффективный, так как тепло пара каждый раз терялось во время охлаждения контейнера, и довольно опасный в эксплуатации, так как вследствие высокого давления пара ёмкости и трубопроводы двигателя иногда взрывались. Так как это устройство можно было использовать как для вращения колёс водяной мельницы, так и для откачки воды из шахт изобретатель назвал его «другом рудокопа».


[Закрыть]

– Друг рудокопа, – пояснил Петр, – да вот только не представляю, как ты его установишь на шаре.

И тут в каюту вошел царевич. Андрей даже присвистнул от удивления, а Меншиков чуть ли не сел в кресло, но Александр Данилович удержался и протянул мальчику головной убор.

Это была не треуголка. Это была каска, на которой красовалась эмблема, придуманная царевичем и Андреем.

В дверь каюты постучались, и в проеме появился уже знакомый Андрею штаб-офицер.

– Прибыл князь Ельчанинов.

Силантий Семенович поднялся по трапу. За ним швед, а уж потом Никифор Стахеев. Проследовали в каюту государя, на пороге встретились с Андреем Золотаревым и царевичем.

– А ты Силантий Семенович переживал, – молвил эстонец, обнимая князя, – что может, быть не увидимся. Видишь, свиделись.

Ельчанинов улыбнулся, взглянул на царевича. Похвалил его форму и вошел вслед за пленным в каюту.

Петр Алексеевич сидел в кресле и покуривал трубку. Его друг – Александр Данилович стоял у окна, и смотрел на озеро.

– А, Силантий Семенович, – проговорил царь, – рад тебя видеть. Князь поклонился и молвил:

– Шведам известно о твоем появлении государь, – затем ткнул локтем в бок шведу и добавил, – говори.

Пленному и толмач не понадобился, чтобы понять, что от него хотят, а вот Петру. Он взглянул на Меншикова:

– Зови толмача Алексашка!

Ладога была одной из десяти древнейших крепостей. Располагалась она на мысе при впадении реки Ладожки в Волхов. За всю свою историю она постоянно подвергалась атакам шведов. Им даже удалось ее захватить в тысяча триста тринадцатого году, но вскоре они вынуждены были ее покинуть. Все последующие попытки, вплоть до тысяча семьсот первого года были тщетны.

Телега, на которую был погружен «андлар», медленно въехала на территорию Ладожской крепости, через единственные ворота. Вслед за ней на конях Золотарев и царевич, чуть отставал небольшой отряд из летчиков, состоявший из трех бывших монахов и Егора. Воевода склонил голову в поклоне, и молвил, приветствуя царевича:

– Рад вас видеть ваше высочество.

Мальчонка удивлено взглянул на Андрея, его впервые так назвали. Но эстонец знаком показал, чтобы тот ничему не удивлялся. Золотарев запихнул руку за пазуху и извлек на свет божий письмо от монарха. Протянул его воеводе, тот быстро прочитал и сказал:

– Воля Петра Алексеевича для меня закон.

Расположились в небольшом домике, недалеко от собора. Тут же стали готовить шар к полету. Андрей, пока царевич был в избе, где его кормила хозяйка, проверил работу «зажигалки». Никон расстелил шар, соединил его с корзиной.

После того, как приготовления закончились бывшие монахи, а теперь летчики, затащив оболочку шара на крышу, наполнили ее теплым воздухом. Шар стал медленно подниматься. Андрей впрыгнул в корзину и прикрепил «зажигалку».

Все получилось, как и рассчитывал государь. В полете, когда воздух начинал остывать, Золотарев открывал «зажигалку» и пламенем, вырывавшимся из него, как будто это была горелка из его будущего, поддерживал тепло. Полет в нынешней ситуации занимал уже больше десяти минут. И лишь убедившись, что все идет хорошо, посадил Алексея на борт.

К вечеру прибыл отряд из Белозерска: пять телег, груженных воздушными шарами (Андрей подумал, а зачем так много, когда шары годятся только для наблюдения – пока для наблюдения) плюс человек двадцать служивых, в таких же фиолетовых кафтанах. Как пояснил офицер, приведший их, парни отменные и готовые летать в облаках.

Утром двадцать седьмого сентября начался штурм крепости.

Глава 7 – Балтика

I

О появлении русского флота (трех фрегатов, шнявы и галеона) доложил коменданту крепости лейтенант, дежуривший двадцать шестого сентября на башне. Как не старались русские, подойти незаметно к крепости, у них этого не получилось.

– Да и бог с ним, – молвил Петр Алексеевич, когда пленного увели, – знаешь Алексашка…

– Что Мин Херц?

– Знаешь, а может это и к лучшему, – продолжал монарх, – что шведы знают о нашем приближении Мы ведь не вороги какие, идущие чужое отнимать. Мы же свои, свои исконные земли вернуть хотим. Ну, не хотят они по-доброму отдать, вот и приходиться с боем вырывать.

Да вот только шведский полковник Шлиппенбах, об этом ничего не слышал. Человек он не глупый вот и послал в соседние крепости за подмогой, да не одного, а нескольких связных. Дай бог хоть один прорвется. А там только продержаться, глядишь, сам Карл XII подойдет. А с ним любая осада не страшна.

Коменданту было на что рассчитывать. Пятьсот солдат и сто сорок орудий. Да с такими парнями любую осаду можно выдержать. И пусть у русских сейчас парусники, среди которых, как сообщал караульный офицер, были два шведских корабля, они смогут выстоять.

Когда утром Шлипенбаха разбудили громкие удары в дубовую дверь его комнаты, он встал, накинул кафтан и вышел. Молодой солдат, не иначе призванный незадолго до войны с русскими, заикаясь, доложил, что неприятель уже стоит под стенами крепости.

– Не иначе под покровом ночи подошли, – молвил комендант, и последовал за солдатом на крепостную стену.

Нотебург ожил и из мирного, спокойного городка превратился в растревоженный улей. Офицеры уже вовсю гоняли своих солдат. Тут и там раздавались грозные выкрики. Звучали команды, и тревожно играл полковой горн. И всю эту какофонию забивал барабанный бой, да мелодия флейт, доносившаяся с той стороны крепости.

Комендант поднялся на стену и тут же потребовал подзорную трубу. Офицер, то ли Свенсон Юрген, то ли Улаф Ёхансон протянул требуемую вещичку. Шлиппенбах взял ее в руку, достал из кармана платок и протер стекла, поднес к глазам и ахнул. Конечно, корабли и противоположные берега можно было и без столь сложного прибора разглядеть, но в подзорную трубу были видны такие детали, которые для не вооруженного глаза были не доступны.

Особенно его поразил высокий человек на главном, так для себя решил полковник, фрегате. На том была треуголка, белая рубаха, да кожаный камзол. Он стоял у бортика и показывал офицеру рукой в направлении правобережья. Сие поведение очень заинтересовало коменданта, и он решил сменить диспозицию и переместиться. Сделал он это бегом. То, что там происходило, не вселило уверенности в Шлиппенбаха. Правобережные редуты были захвачены русскими, и сейчас там суетились солдаты в зеленых да голубых (у русских этот свет еще именовался васильковым) кафтанах. На левобережье, куда пришлось пройти полковнику, неприятель устанавливал батарею.

– Сорок три пушки, – доложил Свенсон, теперь, когда тот заговорил, Шлиппенбах был, то, что это он, уверен. – А может, взорвем крепость? – предложил офицер, глядя на коменданта.

Полковник ничего не сказал. Ушел к себе в домик. И лишь через час вызвал всех офицеров.

Петр Алексеевич стоял у самого борта.

– Ты посмотри Алексашка, – молвил он, – что делается. Левобережье мы взяли, там сейчас артиллеристы пушки уже устанавливают, а вон там, – и он показал рукой в сторону правобережья, – Мишка Голицын уже выбил шведов с их редутов. Как обоснуются, так сразу пушки подтянут. Ну, тогда держись Нотебург. Почувствуй русскую силищу. Чай сын мой увидит все это. Меншиков протянул подзорную трубу.

– Ты, Мин Херц, на крепость взгляни, – проговорил он, – глянь, как засуетились.

Крепость казалось – впала в хаос. Оттуда доносился бой барабана и шведская речь. По стене в окружении свиты носился офицер. Темно синий мундир с желтым воротником и такого же цвета обшлагами. Треуголку, по-видимому, в казарме оставил.

– Чай комендант крепости, – проговорил Петр, – почуял ворог, что гибель его пришла. Не ожидал супостат, что мы на парусниках с озера подойдем. Вот и бегает. Суетится. Ну, да ладно Алексашка, – неожиданно Петр сменил тему, – пойдем, и мы с тобой сойдем на твердую землю. Я все же капитан-бомбардир, а не флотоводец. Мне чай со своими войсками быть положено.

Монарх глубоко ошибся, рассчитывая, что Алексей сможет наблюдать за баталией с высоты птичьего полета. Даже поднявшись в небо, удалось разглядеть дым, что поднимался над лесом.

«А может это и к лучшему, – подумал Андрей, глядя на царевича, – психика у мальчишки еще слабенькая, и не надо ему все ужасы смотреть».

Он протянул ребятенку трубу. Тот поднес ее к глазу и недовольно проговорил:

– Дядя Андрей, так ничего же не видно. Дым один.

Комендант крепости разложил на столе карту местности. Вот она цитадель, вот правобережье, а здесь левобережье. Тут и там русские солдаты. На озере флот. Хоть и пять кораблей, но жерла пушек уже глядят на стены.

Маленькими флажками обозначил расстановку сил. Подумал, было, что осада только с трех сторон, но пришедший Улаф Ёхансон развеял его уверенность.

– Дорога к Ниеншанцу закрыта русскими, – заявил тот, когда Шлиппенбах поинтересовался обстановкой на западе крепости.

Через какое-то время у коменданта крепости собрались все офицеры. Нужно было решать, как поступить, когда вошедший солдат доложил, что прибыл парламентер. Приказали доставить.

Парень молодой, лет восемнадцать едва стукнуло, в зеленом кафтане. Одной рукой прижимал треуголку к груди, в другой держал пакет. Рядом с ним барабанщик, в таком же кафтане, вот только лет ему куда больше чем первому, такому не воевать, а на пашне работать.

Молодец протянул пакет, а барабанщик на шведском языке заговорил. Шлиппенбах даже удивился.

«Либо этот барабанщик, не так прост, как кажется, и является князем, – подумал полковник, – или в Московии мужики не одним шведским владеют». Пакет взял, стал читать. В лице вдруг переменился и побледнел.

– Ультиматум, – проговорил комендант, – Петр предлагает нам ультиматум. И требует сдать крепость.

– Лучше взорвать, – вновь предложил Свенсон Юрген, – чтобы она не досталась русским. Шлиппенбах гневно взглянул на него. «Взорвать, – подумал полковник, – мы всегда успеем».

Да вот только говорить этого не стал. Парламентеру сообщил, что игнорируют ультиматум, и будут биться.

– Ну, нет, так нет, – молвил по-русски барабанщик, поклонился, и сказал парламентеру, – пошли. Господа шведы отказываются от предложения Петра Алексеевича. Мы свою миссию выполнили. Еже ли что, сами виноваты. Было бы предложено.

Петр еще несколько раз предлагал сдать шведам крепость, и каждый раз получал отказ.

II

Все окуталось дымом только первого октября, когда терпение государя Московского лопнуло. Все попытки, через парламентеров уговорить коменданта крепости сдать цитадель окончились безуспешно. Шлиппенбах отказался даже вывести жен своих офицеров, сославшись на то, что якобы он, Петр, таким способом сломает дух, его солдат. Что же это за солдаты такие, размышлял монарх, которых отсутствие женского полу может сломить. Царь только рукой махнул в негодовании, дескать, пусть поступают, как хотят.

Сам отправился с Меншиковым на правобережье, где подполковник Семеновского полка Мишка Голицын приказа о начале штурма вот уже более двух суток ждал. Отчего появление государя стало для него просто манной небесной. Правда, Петр со штурмом все еще не спешил. Затребовал у подполковника подзорную трубу и поторопился на редут.

Всюду солдаты, в основном артиллеристы. Кафтаны красные, рукава в саже. Стоят, ждут приказа, только офицеришка бегает, волнуется, кабы как при Нарве не получилось. Петр гневно на него взглянул, и тому пришлось замереть.

– Суета, – молвил государь, – ни к чему хорошему не ведет. Огонь вести по Погребной башне, – приказал он, указывая на одну из башен, что была сейчас как на ладони. – Левобережная альтиллерия – ударит по Наугольной.

И тут же на другой стороне крепости зазвучала канонада. Сорок три пушки разом дали залп. Петр махнул рукой. Офицер, правильно истолковав его указание, заорал:

– Пли!!!

Грянули залпы. Дым окутал берег, а на крепости послышались крики, кладка в нескольких местах посыпалась.

– Альтиллерия наша зело чудесно бьет, – молвил Петр, обращаясь к подполковнику, – не сравнить с нашей осадой Нарвы. Вот так и продолжать.

Ответила артиллерия крепости. В нескольких метрах от Петра упало ядро, но не разорвалось. Его тут же накрыл с помощью особого приспособления солдат.

– Пригодится, – проговорил он, затем, взглянув на Петра, молвил, – а ты бы государь подальше отошел. Видишь, швед огрызается, не дай бог зацепит. Петр расхохотался. Хлопнул Меншикова по плечу.

– Да с такими богатырями, мы этот орешек разгрызем! – Воскликнул он.

Казалось, что вот-вот вокруг загорится земля. Монарх поднес подзорную трубу к глазу, и долго всматривался в башню.

– Огонь вести беспрерывно, – приказал он, Михаилу Голицыну. – Видишь, как бьют? Вот чтобы все время так били! Эх, нам бы в них проход сделать, дабы сквозь бреши могли пройти маршем в ряд двадцать человек. Прямо в башню, – и показал рукой в сторону башни.

Полковник Шлиппенбах выбрался на стену, хотя адъютант старался его удержать. Крепость вот уже несколько часов как горела. Русские били точно. В основном по двум башням, и казалось, что вот-вот пробьют бреши в стенах башни. Вот только не все ядра попадали в них, некоторые перелетали через стену и тогда начали пылать сначала казармы, потом собор. Казалось, пламя жалело только комендантский дом, да амбары.

Сам же полковник, за последний день стал нервный и все больше ругался. Иногда закрывался в своем домике.

На следующий день, а это было второго октября, ему доложили, что в сторону крепости пытались пробиться шведские отряды. Подтверждение пришло к вечеру, когда к его дому Свенсон Юрген привел несколько десятков финских гренадеров. Комендант вышел на крыльцо, попытался подбодрить бойцов. То ли ему это удалось, то ли это были отчаянные финские парни, но те под звук флейт, да бой барабанов заняли места на стене крепости.

А уже на следующий день, как только утро началось, пришли жены офицеров, требуя выпустить их из крепости.

– Если бы это было в моих силах, – молвил полковник, лукавя, – я бы это давно сделал. Что же я отправлю парламентера-барабанщика к царю Петру, и пусть он решает вашу судьбу.

Бой барабана заставил оторваться русского монарха от карты. Он недовольно посмотрел на Александра Даниловича.

– А мне то откуда знать, – изрек фаворит, и тут же выскользнул из шатра. Вернулся почти через минуту.

– Парламентер государь, – проговорил Меншиков, – немчура, по-нашему ни бельмеса. Вот, – Александр Данилович протянул пакет, – просил отдать государю.

– А ты с чего взял, что мне? – поинтересовался государь.

– Так уж Питер я смогу различить, – сказал и подмигнул царю.

Монарх рассмеялся. Развернул бумагу. Комендант писал по-русски, делал это он сам или воспользовался услугами толмача, Петра не интересовало. Он пробежался по тексту и вздохнул:

– Предлагали – отказался. Сейчас сам просит.

– Что просит? – переспросил Меншиков.

– Женщин просит вывести из крепости. Вот слушай, – и государь зачитал, – умоляем о позволении зело жалостлив, дабы могли из крепости выпущены быть ради великого беспокойства от огня и дыму.

– Отпустим?

– Отчего нет, – сказал царь, – что я зверь какой, вот только с условием. Так что бери бумагу Алексашка и пиши!

– Как писать?

– Ну, не по-шведски конечно, по нашему пиши. Пусть их толмач переводит.

– Так я это того, Мин Херц безграмотен, – промямлил фаворит.

– Ну, и дурак, – выругался государь, – вот уж, сколько лет с учеными мужами якшаешься, а сей науки не изучил.

– Прости государь, завтра же займусь…

– Завтра не надо. Вот возьмем крепость, вот тогда и займешься. И чтобы ты у меня грамотный был, а то перед иноземцами не удобно. А теперь зови дьяка. Меншиков вышел из шатра, Вернулся быстро и не один.

– Вот привел, – проговорил он.

Царь признал Иоганна Рейнгольда Паткуля, тот когда-то был одним из офицеров Карла XII, но во время осады Нарвы, был взят в плен, а с весны этого года поступил на службу Петра Алексеевича. Лифляндец, в отличие от Меншикова был грамотен, и владел несколькими языками. Иоганн поклонился, и поинтересовался, что от него желает государь?

– Письмо нужно коменданту Шлиппенбаху написать.

– Это можно государь, – согласился тот, подошел к столу, где лежала карта. Положил на нее лист и достал перо:

– Диктуй государь.

Петр диктовал, что не против того, чтобы женщины покинули крепость, но при одном условии. А то звучало так: «Если изволят выехать, изволили б и любезных супружников своих вывести купно».

О том, что полковник Шлиппенбах остался недоволен «сим комплементом», писать как-то не хочется. Стихшая на время канонада вновь возобновилась.

III

Почти все дни, что длилась осада, Андрей почти не вылезал из Ладожской крепости. Не то чтобы ему не хотелось, просто не удавалось. То одно, то другое. Да еще царевич Алексей, узнал, что Золотарев не крещен начал требовать, чтобы тот стал православным. А как тут поступить, если ты до сих пор в бога не веришь. Родился атеистом и умрешь им. Тут и офицер, прибывший с Белозерским полком, стал наседать.

– Как это так ваше благородие, – говорил он, – вот уже второй год, как в Московском государстве, а веры не приняли!

То, что Андрей Золотарев эстонец и носил когда-то гордое имя Андрес Ларсон, со временем от царевича тот скрывать перестал, ну, вот мальчишка и проговорился. А пока человек в другой вере, пусть он даже этого и не признает, среди русских солдат ему доверия нет. Некоторые белозерцы, косятся да чураются боцманмата, свежа еще в памяти Нарвская конфузия.

Вот и пришлось, утром пятого октября с царевичем да офицером топать в местную церковь. Там уже почти весь воздушный полк собрался, ну, кроме тех, кто на боевых постах были, плюс солдаты Ладожского гарнизона. Девки городские, да жены офицеров. Воевода крепости даже музыкантов притащил.

Из храма вышел поп, благословил присутствующих, да затребовал, чтобы сей храбрый офицер, так он назвал Золотарева, проследовал за ним в собор. И удивляться тут, честно сказать, было нечему, ибо за последние дни сыскал в цитадели славу добрую, и многим, в том числе и воеводе местному пришелся по сердцу.

Что уж творил с новоиспеченным православным человеком, окрещенным Андреем Петровичем Золотаревым, история умалчивает. Известно лишь только то, что нареченный родитель – государь Московский Петр Алексеевич сначала осерчал, но потом, одумавшись, сменил гнев на милость. Как-никак все же на передовой был, вспомнил свой отъезд из-под Нарвы, но поговорить серьезно с Золотаревым вознамерился. Что ж он подождать несколько дней не мог, осада вот-вот должна кончиться. Но монарх ошибся ни шестого, ни даже девятого и десятого октября обстрел крепости не прекратился. А шведы сидевшие в цитадели, по-прежнему не хотели сдаваться.

Наконец вечером десятого октября, после продолжительного обстрела, в башнях Наугольной и Погребной, с разницей в полтора часа были пробиты три бреши. А уже на утро после трех сигнальных залпов на остров переправились солдаты.

Князь Ельчанинов, сидя на носу карбаса, вытащил саблю из ножен. Правда, государь повелел с французским мундиром шпагу носить, но сейчас его рядом нет. А ему сподручнее с врагом рубиться привычным для него оружием. За спиной еще десяток лодок с Преображенцами, чуть левее Семеновцы. На той стороне крепости Архангельский, Вологодский и Ярославские полки. И все, не смотря на обстрел, что не прекращается, рвутся в бой. На каждом карбасе – лестница. Есть опасение, что бреши находятся выше, но это не так и страшно. Где русского смекалка не подводила, вот только штурм вряд ли двумя часами ограничится. Швед упорный на смерть стоять будет. Тут уж гляди не зевай. Кроме оружейных пуль, в тебя камни и всякий мусор со стен полететь может. А так за царя-батюшку на штурм.

Всюду дым, гарь. Пули так и свистят. Вот и щиты, что оберегать должны запылали. И трупы. Падают солдаты. Раненых много. Только и гляди, как бы под пулю не угодить.

Вон Мишка Голицын шпагу выхватил и к стене. За ним десяток Семеновцев, все орут «Ура»!

Прав оказался Силантий Семенович коротки, оказались штурмовые лестницы, выше пробиты бреши. Гляди, вот-вот атака захлебнется. И тут где-то справа крик – Ура! Князь прижался к земле, взгляд в сторону кричащих кинул. А там Александр Данилович с добровольцами. Не иначе государь на помощь прислал. Да вот только штурм, кажется готов прекратиться. Положение – отчаянное. Сверху швед обстреливает, тут только успевай в брешь гранату запустить. Уже знакомый Никифор Стахеев, его князь разглядел у самой стены, схватил с земли камень и запустил в брешь. Солдат успел в сторону отскочить, когда на то место, где он только что стоял, свалился швед.

Петр на редутах места себе не находил. Вон Михаил Голицын на рожон лезет, а там Алексашка ему ни в чем не уступает, а уж князь Ельчанинов так тот просто хорош.

– Федьку ко мне, – кричит он, стараясь перекричать шум.

Штаб-офицер срывается с места и исчезает в дыме. Через некоторое время он появляется, но не один.

Федька связной. Без него какая война. Молодой еще. Такого в бой пускать страшно, а и в тылу прятать смерти подобно.

– Вернуть Михаила Голицына немедленно, – приказал Петр.

Федька кивнул, бросился карбасу, тот давно приготовленному на неотложный случай. Как только в лодку запрыгнул, солдаты весла на воду и понеслось.

– Скажи царю, что теперь я не его, божий, – кричал Голицын, выслушав связного. И тут же скомандовал своим солдатам: