Текст книги "Тысячелетия, погребенные пустыней"

Автор книги: Александр Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Вся опаленная огнем керамика, сопутствовавшая слою пожара, относилась к ранней хронологической группе. Это позволило ответить и на второй вопрос: пожар на втором этаже центрального здания произошел в первый период, когда все сооружение еще существовало в своем первоначальном виде.

Керамика второй хронологической группы, более поздняя, в небольшом количестве встречалась и в нижних слоях завала. Туда она попала, вероятно, случайно: перекрытия помещений были довольно прочными и некоторые из них долго еще сохранялись (может быть, не полностью), когда центральное здание было уже покинуто людьми.

В верхних слоях поздней керамики было больше. И, наконец, в некоторых помещениях, уже в значительной степени заполненных слоями разрушения и запустения, были найдены скопления этой керамики. Они оказались на небольших площадках, где под защитой сохранившихся еще частей сводов, очевидно, могли жить люди, пользовавшиеся обнаруженной керамикой.

Это был второй этап жизни Кой-Крылган-калы. Более подробно о нем археологи узнали из раскопок нижнего кольца.

Прежде чем рассказывать о результатах раскопок кольца, то есть о застройке между центральным зданием и внешней оборонительной стеной, расскажем об этой последней. Судя по ее конфигурации, можно было предполагать, что она, как и центральное здание, является воплощением первоначального архитектурного замысла. Сюрпризы ожидали раскопщиков и здесь. Внешний оборонительный пояс в том виде, каким он предстал после раскопок, можно было реконструировать в виде двух концентрических стен со стрелковым коридором между ними и системой башен. Как обычно, коридор открывался наружу многочисленными бойницами, дававшими возможность простреливать из луков все окружающее стены пространство. Однако как были озадачены археологи, когда увидели бойницы и на внутренней стене – настоящие бойницы прямоугольной формы, характерной для фортификации архаического периода. При наличии второй, наружной стены, образовавшей вместе с внутренней упоминавшийся уже стрелковый коридор, они могли быть направлены либо в этот коридор, либо внутрь укрепления. И то и другое предположение было нелепо. Требовалось объяснить это. И объяснение – единственно правильное – было найдено: первоначально центральное здание было окружено только одной стеной с бойницами. Вторая стена и расположенные между ними башни построены позже. Археологические находки на полу в стрелковой галерее показали, что все это происходило в ранний период жизни Кой-Крылган-калы, когда центральное здание еще сохранялось в своем первоначальном виде.

С большими трудностями столкнулись исследователи и при раскопках остатков некогда хорошо укрепленного входа во внешнее кольцо. Здесь нужно было разобраться среди разрушенных почти до основания конструкций и восстановить ранний, первоначальный план сооружения.

По обе стороны узкого, прорезающего оборонительные стены входа выступали две большие полукруглые башни. Участок между ними замыкался снаружи двумя отходящими от башен и заходящими друг за друга так называемыми отсечными стенками. Однако это была только часть укреплений входа. Севернее и южнее фланкированного башнями входа от внешней кольцевой стены отходили еще две мощные параллельные друг другу стены. Обе они были сильно разрушены, и проследить их удалось только на небольшом участке. Объяснить назначение этих стен не представляло затруднений: на память пришли предвратные оборонительные сооружения, хорошо сохранившиеся на многих других древних памятниках Хорезма.

Сложные предвратные сооружения – одна из интереснейших особенностей хорезмской фортификации. Наиболее сложным было такое сооружение на крепости Джанбас-кала, построенной тоже в кангюйское время. Здесь оно было устроено в виде огромного (20x52 м) прямоугольного выступа, попадая внутрь которого, противник, прежде чем добежать до ворот, пять раз должен был переменить направление движения, находясь все время под обстрелом защитников крепости. Эти пять колен, своего рода «предвратный лабиринт», образовывали столь эффективную систему обороны ворот, что противник предпочитал не штурмовать их. На той же Джанбас-кале неприятель ворвался в крепость не через ворота, а через пролом в стене недалеко от них. Пролом этот со следами действия стенобитного тарана виден до сих пор.

Вернемся к Кой-Крылган-кале. Все сооружение было окружено широким рвом, некогда заполненным водой. И внешний вид развалин, и материал раскопок-все свидетельствовало о том, что Кой-Крылган-кала имела мощную оборону. Все оборонительные сооружения были сделаны в традициях хорезмийской фортификации.

Пожалуй, нигде в Хорезме археологам не пришлось встретиться с такими трудностями, как при раскопках застройки внешнего кольца Кой-Крылган-калы. Первые постройки были поставлены здесь, как показали обломки посуды и другие находки, в IV–III вв. до н. э. Последние сохранились до III–IV вв. н. э. Тут не было мощных долговременных сооружений, способных выстоять так же долго, как центральное здание. Поэтому почти 800-летний период жизни кольца был заполнен перепланировками, перестройками, разрушениями. Естественно, так же как и перед началом раскопок центрального здания, ни руководитель раскопок С. П. Толстов, ни начальники раскопов, ни археологи-раскопщики не могли, начиная работу, знать датировку и периоды перестроек и разрушений.

^{Один из участков внешнего кольца. Раскопки его были трудными}

Раскопки велись тщательно. Необходимость фиксировать все малейшие изменения в глиняных конструкциях задерживала работу. Оконтурив стены какого-либо из помещений, археолог, разбирая его заполнение, на каком-то уровне доходил до пола – обмазанной глиной и утоптанной поверхности. Но полов было много, встречались они на разных уровнях, без какой-либо на первый взгляд закономерности. Каждый из полов мог иметь несколько слоев обмазок, отделявшихся друг от друга бытовым мусором. Часто стены комнат (одна или несколько) вдруг исчезали, «повисали в воздухе», а пол, который по всем правилам должен быть ограничен четырьмя стенами, уходил куда-то далеко под эти «повисшие» стены. Это означало, что археологи вступали в новый строительный период, когда менялась планировка, иными становились размеры и контуры комнат. Чтобы разобраться в этом хаосе перестроек, нужно было выйти за пределы одной комнаты, сопоставить материал смежных помещений и сравнить все комплексы между собой.

Находки из каждого строительного периода, с каждого пола, с каждой его обмазки собирались и анализировались отдельно. Но уровней, где археологам попадался несмешанный материал, было мало: почти в каждом из полов были вырыты большие хозяйственные ямы. Обычно они прорезали несколько нижележащих «мертвых» полов, доходя до чистого материкового грунта. Разновременные ямы прорезали одна другую. Естественно, когда рыли ямы, материал нижних и верхних слоев перемешивался. Очень трудно, а иной раз и невозможно было разобраться в этой мешанине слоев.

Работа стала более целенаправленной, когда в нескольких помещениях раскопщики достигли основания постройки, нетронутого глинистого грунта – материка. К этому времени на материалах десятков раскопанных комнат удалось установить некоторую закономерность слоев и периодов. Правда, и здесь, внизу, археологов ожидали сюрпризы: под самым нижним полом, часто хорошо сохранившимся, не перекопанным, они расчистили множество ям, вырытых в материковом грунте. Ямы были разных размеров. Часть их, несомненно, имела отношение к строительству первых помещений кольца или центрального здания: отсюда брали глину. Другие оказались заполненными мусором из жилых помещений (культурным слоем) и содержали множество интересных находок: не только обломки обычной посуды, но и глиняные статуэтки, фрагменты художественно оформленных сосудов, миниатюрные сосудики. Но интересным и важным было и другое – в условиях сильной перемешанности слоев и находок эти ямы давали очень важные, «чистые» археологические комплексы, к тому же самые ранние.

^{1957 год. Раскопки Кой-Крылган-калы закончены. (Аэрофотосъемка)}

К концу раскопок археологи имели не один, как это полагалось бы, а целых три плана помещений нижнего кольца. Были выделены три строительных горизонта: красный (нижний), синий и зеленый – так называли их по цвету, которым линии стен сооружений каждого из горизонтов раскрашивались для удобства на плане. Чертежи эти, положенные один на другой, составили бы схему постепенной перестройки кольца.

Нижний горизонт, судя по преобладанию в нем ранней красноангобированной посуды, был одновременен раннему периоду центрального здания. В это время на территории кольца еще не было сплошной застройки. Несколько больших групп построек располагалось в разных концах ее. Это были в основном складские и хозяйственные помещения.

Затем наступил период, когда жизнь здесь почти полностью прекратилась. В это время запустели и были разрушены и помещения центрального здания. Примерно через сто – сто пятьдесят лет жизнь кольца возобновилась. На этот раз оно оказалось сплошь застроенным; свободным оставался лишь небольшой обводной коридор вокруг центрального здания. Постройки, вероятно, были возведены не все сразу, а постепенно. Различной величины дома с плоскими перекрытиями и открытые дворики – жилые, хозяйственные и ремесленные сооружения, тесно примыкая друг к другу, располагались по радиусам кольца. Раскопками прослежен момент, когда здесь произошла перепланировка и начался новый, третий период. Однако значительного перерыва между ним и предшествующим периодом не было.

Ранний период был отделен от двух последующих не только значительным разрывом во времени. Во втором периоде в большом количестве появляется грубая глиняная посуда совершенно нового типа, не имеющая корней в местной хорезмской керамике предшествующего этапа. Керамики этой так много в среднем и верхнем горизонте кольца и приспособленных под жилье поздних помещениях центрального здания и она настолько отлична от хорезмийской, что ее появление нельзя было объяснить ни влиянием соседей, ни результатом дальнейшего развития местной, хорезмийской культуры.

Откуда появилась эта керамика или, вернее, какой народ принес ее в Хорезм – этот вопрос до конца еще не выяснен. С. П. Толстов предполагает, что «хозяевами» ее были степные скотоводческие племена, жившие на востоке, на границах с Хорезмом, в нижнем или среднем течении Сыр-Дарьи.

При раскопках кольца была неожиданно разрешена проблема входа в центральное здание. Раскопки здания уже заканчивались, однако оно, так же, как и его западная половина, казалось отрезанным от мира. Снаружи никаких следов входа не было заметно, внешние стены комнат нижнего этажа не имели, за исключением узких окон, никаких проемов.

^{Реконструкция Кой-Крылган-калы, сделанная архитектором М. С. Лапировым-Скобло, – один из итогов раскопок древнего памятника}

В восточной части кольца прямо против ворот были расчищены остатки примыкающей к центральному зданию массивной кирпичной выкладки шириной более 4 м. Характер и расположение ее позволили высказать гипотезу о том, что это остатки мощного укрепленного пандуса [6]6
  Пологий бесступенчатый подъем


[Закрыть], выводившего снизу, от входа в кольцо, на верхнюю площадку центрального здания. По остаткам его архитектору экспедиции М. С. Лапирову-Скобло удалось создать реконструкцию этого интересного сооружения. Оборона входа в центральное здание была не менее эффективной, чем оборона внешнего входа. – На кирпичном цоколе располагалась высокая прямоугольная башня с внутренней камерой и прорезающими стены бойницами. Четырехмаршевый пандус, опоясывающий башню, отвечал основному требованию древней фортификации – двигавшиеся по нему воины были все время обращены к бойницам башни незащищенным правым боком. Последний марш пандуса обрывался вровень с внешней поверхностью, обращенной к центральному зданию стены башни; сюда со стены центрального здания был перекинут подъемный мост.

Многочисленные находки на Кой-Крылган-кале по-новому освещают культуру классической хорезмской античности. Мы уже говорили о великолепной красно-ангобированной керамике кангюйского времени. Среди керамических изделий большая группа предметов, которые можно рассматривать как произведения искусства. Это рельефные изображения на стенках сосудов, маленькие скульптуры из обожженной глины и оссуарии – керамические погребальные сосуды с крупными скульптурными изображениями на стенках сосудов, маленьие скульптуры из обожженной глины и оссурии – керамические погребальные сосуды с крупными скульптурными изображениями на них.

Большие вьючные фляги с одним уплощенным боком – одна из характерных форм кангюйской посуды. Часто они художественно отделаны. Очень красив орнамент на одном из этих сосудов. Но всего интереснее фляги с изображениями. На одной рельефом изображена женщина с ребенком, на другой – всадник с копьем наперевес в скифском головном уборе – островерхом колпаке, на третьей – голова человека в высоком шлеме в виде птичьей головы. А на одном рельефе изображен бородатый человек с виноградной гроздью в руке и флягой описываемого типа на лямке за спиной.

^{Обломки вьючных фляг, украшенных рельефными изображениями}

Еще интересней терракотовые статуэтки – их найдено здесь много десятков. Некоторые из них однотипны, например изображение женщины в длинной одежде, с левой рукой, опущенной вниз, и правой, прижатой к груди. Такие статуэтки находили в Хорезме и раньше. Новым типом статуэток, неизвестным до раскопок Кой-Крылган-калы, было изображение женщины с чашей для вина в одной руке и амфорой – в другой. Мужских фигурок мало, зато очень много коней. Особенно заинтриговала археологов маленькая статуэтка обезьяны с детенышем. Сделанная с очень хорошим знанием натуры, она отличалась от других статуэток глиняным тестом, из которого была изготовлена. Ясно было, что это вещь не хорезмийская, привозная, а так как по некоторым особенностям стиля она была очень близка к произведениям искусства древней Индии, то определилась и родина ее.

^{Терракотовые фигурки, найденные на Кой-Крылган-кале: 1 – 'Хорезмийская мадонна' – кормящая мать; 2 – божество дионисийского культа с виноградной кистью в руке}

В одном из помещений кольца, в верхнем горизонте, были найдены остатки многокрасочной стенной росписи. Сюжет ее остался неизвестным; на сохранившихся обломках можно рассмотреть лишь два человеческих изображения. Один из изображенных, несомненно, воин, лучник. В кисти вытянутой вперед левой руки зажат подготовленный к стрельбе лук. Это древнейший образец хорезмийской монументальной живописи.

Обнаруженные на Кой-Крылган-кале надписи тоже являются пока самыми ранними памятниками древне-хорезмийской письменности. При раскопках не найдено архива, но во множестве обнаружены обломки сосудов с процарапанными до или после обжига знаками – буквами древнего арамейского письма. В ряде случаев из сочетаний их составлены слова. Пока удалось прочитать только некоторые из них. На большом сосуде для хранения зерна или вина вырезано слово, читающееся АСПАБАРАК, что значит «едущий на коне», «сидящий на коне», «всадник». С. П. Толстов, прочитавший его, считает, что это имя собственное.

Были найдены и другие интересные предметы – бытовые и хозяйственные, украшения из различных металлов, камня и кости.

Еще в процессе работ, когда было раскопано центральное здание, стало ясно, что Кой-Крылган-кала – это не дворец и не крепость. Если помещения нижнего кольца и можно было принять за обычную, городского типа застройку, то центральное здание на дворец правителей не было похоже. Оно было не очень удобным для жилья, к тому же половина его была с самого начала наглухо закрыта. Возникло предположение, что Кой-Крылган-кала – постройка культового, религиозного назначения. Это придало раскопкам особый интерес – памятника подобного рода и таких размеров раскапывать в Хорезме еще не приходилось. Постепенно накапливались новые данные в пользу этого предположения. В отчете о раскопках 1955–1956 гг. С. П. Толстов впервые написал о Кой-Крылган-кале: «…в развалинах, известных под именем Кой-Крылган-калы надо видеть, по всей вероятности, остатки какого-то памятника погребального культа, возможно, вместе с тем связанного с астральным культом и, может быть, являвшегося местом астрономических наблюдений. Видимо, центральная башня была большим погребальным зданием, чем-то вроде погребального кургана, связанного с обрядом трупосожжения».

Прежде чем археологи пришли к такому выводу, пришлось не только изучить и обдумать все особенности архитектуры и планировки памятника, проанализировать многие сотни находок, но и сравнить эти материалы с тем, что было уже известно. Ведь это предположение, возникшее из каких-то особенностей сооружения, в свою очередь должно было объяснить многое до сих пор в нем непонятное. С. П. Толстову и сотруднику экспедиции археологу Ю. А. Рапопорту, занимающемуся изучением религиозных верований древних хорезмийцев, пришлось в своих исследованиях выйти не только за пределы Хорезма, но и Средней Азии. Данные древних письменных документов, материалы раскопок во многих других районах, наконец, исследования по вопросам древней религии были привлечены, чтобы понять Кой-Крылган-калу.

Давно было известно, что религиозные представления древних оседлых земледельцев и скотоводов Средней Азии этого времени связаны в основном с зороастризмом. Об этой религии мы знаем, главным образом, по священной книге зороастрийцев – Авесте, дошедшей до нас, правда, только в рукописях, относящихся уже к XIII–XIV вв. По мнению большинства современных ученых, Авеста в своем первоначальном виде сложилась в VII–VI вв. до н. э., однако некоторые ее части относятся к значительно более раннему времени. Процесс возникновения зороастрийской религии был очень длительным и сложным и сейчас еще не прослежен во всех деталях. До времени, когда, согласно преданию, легендарный пророк Заратуштра (по-гречески Зороастр, отсюда зороастризм) начал проповедывать свое религиозное учение, у народов Средней Азии существовало множество племенных культов, связанных с почитанием сил и стихий природы, различных священных животных. На их месте зороастрийская религия попыталась установить культ единого верховного божества – олицетворения добра, света и созидания, творца мира Ахурамазды (Ормузда). Согласно учению Заратуштры, в мире происходит вечная борьба двух сил, двух начал: доброго, Ахурамазды, и злого, Ангроманью (Аримана).

Однако старые религиозные традиции оказались очень живучими, и многие из божеств древних мифов и верований постепенно были включены в систему зороастрийской религии. Одним из таких древних культов был культ поклонения огню. Зороастрийцев часто называют огнепоклонниками; божеству огня приносились жертвы, в честь его возводились храмы. В Хорезме, при раскопках крепости Джанбас-кала, обнаружено одно из древнейших сооружений подобного рода – так называемый «дом огня» – общинное святилище огня. В центре раскопанного здесь помещения, на овальном возвышении, по-видимому, на каком-то металлическом жертвеннике горел неугасимый священный огонь. Когда в помещении накапливалось много золы – а выбрасывать ее не разрешалось – ее разравнивали на полу, а сверху намазывали новый пол. Рядом имелось помещение для общественных собраний и коллективных трапез.

Не меньшее место занимала в Авесте и другая священная стихия – водная. Это, несомненно, объяснялось особенностями земледельческого хозяйства, невозможного в условиях Средней Азии без искусственного орошения. Особо почиталась богиня земли, воды и плодородия Ардвисура Анахита. Культ Анахиты зародился еще в эпоху родового строя; впоследствии эта богиня вошла в авестийский пантеон. Образ Анахиты – один из самых распространенных в древнем искусстве народов Средней Азии. Среди глиняных статуэток, найденных на Кой-Крылган-кале, на других хорезмских памятниках и в других областях Средней Азии, наибольшую группу составляют как раз изображения этой богини. Анахита – это женщина в пышном платье, с левой опущенной рукой и правой, лежащей на груди [7]7
  Статуэтку, изображающую Анахиту, см. на обложке книги.


[Закрыть].

В ранних частях Авесты много говорится о труде земледельцев. Оседлое земледельческое и скотоводческое хозяйство рассматривается как признак благочестия. « Тот, кто сеет хлеб, сеет святость», – говорится в Авесте; занятие это считается угодным Ахурамазде.

Долгое время считалось, что зороастризм впервые возник у народов, живших в древности на территории Ирана. Однако, по мнению большинства ученых, родина зороастризма – Средняя Азия. Вот как описывает Авеста страну, где начал религиозную деятельность пророк Заратуштра: «…страна, где управляют и предводительствуют многочисленными войсками мужественные вожди, где высокие горы, изобилующие пастбищами и водами, производят все необходимое для скотоводства, где глубокие озера с обширными водами, где судоходные реки с широкими руслами стремят свои бурные волны по странам Иската (Скифия), Поурута (область долины реки Кабул), Моуруру (Мерв), Харе-ва (Ариана), Гава (область в Согде), Сугд (Согд), Хваиризема (Хорезм)». В этом описании названы многие из среднеазиатских областей, а «судоходные реки с широкими руслами» – несомненно Аму-Дарья и Сыр-Дарья. Страной, где Ахурамазда впервые явился пророку Заратуштре и где впервые был зажжен священный огонь зороастризма, обетованной страной Айрьянем вэджо, многие исследователи считают Хорезм. Во всяком случае описание этой страны в Авесте во многом соответствует природным условиям Хорезма.

Естественно, что в разных областях зороастрийская религия имела свои особенности, изменялась она и со временем. В Персии, где зороастризм стал государственной религией, помогавшей сохранению и укреплению рабовладельческого государства, Ахурамазда – «небесный царь» – сделался покровителем и защитником «божественной» власти земных царей.

Для позднего зороастризма была характерна необычайная сложность религиозных обрядов. Эта обрядность проникала и в повседневную жизнь. В Авесте подробно оговорено, что должен и чего не должен был делать человек, чтобы угодить Ахурамазде.

Очень сложным был и обряд погребения, отражавший представления зороастрийцев о загробной жизни. Нельзя было осквернять трупами умерших четыре священные стихии – огонь, воду, землю и воздух; их нельзя было сжигать, зарывать в землю, бросать в воду. Поэтому очищенные кости умерших собирали и помещали в выдолбленные в скалах нишки или, как это было в Средней Азии, в специальные небольшие керамические или каменные гробики-оссуарии. Было несколько способов очищения костей. Наиболее распространенным было выставление тел на специально построенные башни («башни молчания», дахмы), где их расклевывали хищные птицы. Оссуарные могильники археологи нашли во многих районах Средней Азии, но особенно многочисленны и интересны оссуарии из Хорезма. Оссуарии, найденные на Кой-Крылган-кале, по-видимому, не связаны с ранним этапом жизни этого памятника, так как относятся примерно к I в. до н. э. – II в. н. э. Наиболее интересное в них – это не прямоугольные керамические ящики для костей, а венчающие их крупные (до натуральной величины) пустотелые скульптурные человеческие изображения.

Большеголовая женщина в длинном с оборками платье восседает на ящике-троне. Волосы заплетены в длинную косу, в ушах проколы для серег. На лице легкая, спокойная улыбка. В противоположность ей мужчина с другого оссуария довольно мрачен и серьезен. По восточному обычаю он сидит с поджатыми ногами. Волосы подстрижены в кружок, на верхней губе усики, а борода, подбритая по хорезмийскому образцу, окаймляет нижний край подбородка.

От предположения, что это портреты умерших, скоро пришлось отказаться, так как находки в других местах показали, что, несмотря на высокую реалистичность, скульптуры эти в общем-то однотипны и лишены сколько-нибудь существенных индивидуальных черт. Правда, осталась в стиле вторая часть предположения – изображали все-таки умерших, но не портретно, а в образе божеств-покровителей. Это вполне подтверждалось аналогичными примерами из других, порой весьма отдаленных от Средней Азии районов. В торжественно сидящей женской фигуре угадывалась Анахита, в мужской, и особенно в изображениях всадников, – другое популярное хорезмийское божество – Сиявуш. О нем мы расскажем ниже.

Формы оссуариев с течением времени менялись. Позднее, в эпоху Топрак-калы (о ней рассказано в следующей главе), оссуарии со статуями встречаются реже. Их заменяют глиняные или каменные костехранилища в виде ящика, саркофага. А еще позднее они уже совершенно однотипны – прямоугольнгле ящики на ножках с четырехскатной крышкой.

Однако у исследователей, в том числе и археологов, появились и постепенно умножались данные о том, что по крайней мере на ранних этапах сложения зороастрийского религиозного учения, в некоторых районах существовал и другой погребальный обряд. Археологи находили иногда вместе с погребальными сосудами угольки и обломки обожженных человеческих костей, а то и погребения, показывавшие совершенно ясно на обряд трупосожжения. Обратились снова к Авесте, на некоторые труднообъяснимые места которой ученые указали уже давно. Во-первых, термин «дахма» (башня для выставления трупов), часто встречающийся в Авесте, оказывается, обозначал первоначально «место сожжения». Во-вторых, в священной книге рассказывалось о некой стране Чахра, в которой производится трупосожжение. Вызывало удивление то, что, резко осуждая этот обряд, Авеста все же относила страну Чахра к числу областей истинного, праведного зороастризма.

В 1957 г. – последнем году раскопок Кой-Крылган-калы – Хорезмская экспедиция начала широкие работы на восточных окраинах Хорезма, в районах расселения уже упоминавшихся нами сако-массагетских племен. И здесь неожиданно для всех был найден еще один ключ к Кой-Крылган-кале. Хорезмийцы (я имею в виду археологов) открыли на древних протоках Сыр-Дарьи десятки новых интереснейших археологических памятников. Важное место среди них занимали погребальные постройки. Это были и рядовые курганы различных типов и грандиозные мавзолеи племенных вождей с замечательными находками: великолепной керамикой, оружием, деталями конской сбруи и украшениями, художественно выполненными из бронзы и золота. Именно среди погребальных сооружений и были найдены очень близкие Кой-Крылган-кале по принципу планировки.

Крест, вписанный в круг или квадрат, крест, образованный либо пересечением помещений, либо пересечением стен, – этот планировочный принцип лежит в основе многих сыр-дарьинских погребальных построек. Если всмотреться в план центрального здания, то и здесь ясно виден крест, образованный пересечением двух осевых помещений, крест не простой, как во многих сыр-дарьинских гробницах, а усложненный введением в планировку дополнительных помещений.

Крестообразное построение погребальных сооружений не было вызвано какой-либо практической необходимостью. Дело заключалось в символе креста и круга (или колеса), олицетворявших у многих народов солнце, Солнечное же божество было главным у сако-массагетских племен, к числу которых, как уже упоминалось, принадлежали и древние хорезмийцы. Так предположение о погребальном назначении центрального здания получило новое подтверждение.

У сыр-дарьинских сако-массагетских племен существовало несколько разных обрядов захоронения, сводившихся к двум основным: сожжению умерших и их погребению в земле. Для каждого из племен был характерен особый обряд. Менялись обряды и со временем. Ритуал сжигания умерших прослежен здесь еще с бронзового века; существовал он в разных вариантах очень долго. Для погребения знатных людей сооружались мавзолеи, по своим размерам немного уступавшие центральному зданию Кой-Крылган-калы. Об огне, бушевавшем внутри этих построек в момент сожжения умершего, говорят открываемые археологами мощные слои пожарищ, куски шлака и ошлакованных сырцовых кирпичей, рухнувшие во время пожара перекрытия.

Если мы вернемся сейчас к Кой-Крылган-кале и еще раз посмотрим на следы большого пожарища на центральной площадке, то, конечно, на память придут мавзолеи Сыр-Дарьи. Был ли этот пожар случайным (возможно связанным с осадой и взятием Кой-Крылган-калы) или, если так можно сказать, преднамеренно «запланированным»?

В пользу последнего предположения, кроме всего уже сказанного, свидетельствовали и некоторые находки на самой Кой-Крылган-кале. Здесь и в ее окрестностях были найдены обломки крупных пустотелых глиняных человеческих скульптур, очень близких по многим признакам к оссуариям. Но это были еще не оссуарии. Их форма, а главное, сопровождавшие находки угли и обожженные обломки человеческих костей позволяли предполагать, что это вместилища для праха сожженных – урны. Здесь же были найдены обломки масок в виде человеческого лица, которые либо подвешивались к сосуду-урне, либо были деталями больших погребальных статуй – тех же урн.

Таким образом в довольно стройную систему были собраны разрозненные, случайные на первый взгляд, иногда труднообъяснимые факты из прежних и новых раскопок, исследований текстов Авесты и других письменных источников. На основании всех этих материалов Ю. А. Рапопортом была предложена следующая схема истории раннего периода Кой-Крылган-калы.

^{Погребальная маска}

Центральное здание и оборонительную стену вокруг него начали строить после смерти (или в течение тяжелой, смертельной болезни) какого-то знатного лица, вероятно царя или царицы. Поэтому одна половина погребального здания (западная) строилась с расчетом на немедленную закладку всех входов, более того, закладку бесследную, хорошо замаскированную. Естественно, что постройка такого сооружения требовала много времени, поэтому в погребальные покои могли положить лишь урну с прахом умершего, сожженного уже очень давно и где-то в другом месте. Восточная половина сооружения, совершенно такая же, как и западная, и явно предназначенная для второго погребения, в течение какого-то времени оставалась открытой. После смерти человека, для которого она была предназначена, его тело сожгли на центральной площадке, а урну с пеплом поместили в одной из комнат восточной половины. Когда было произведено сожжение, следы которого найдены в заполнении помещений нижнего этажа, и вторая, восточная половина здания также была закрыта, установить не удалось. Известно лишь, что в конце III в. до н. э. (а построено было здание в начале IV в. до н. э.) закончился первый период жизни памятника и началось разрушение верхнего этажа и перекрытий нижнего. С этого времени центральное здание уже не использовалось по своему назначению, хотя все сооружение еще долго продолжало жить.