Текст книги "Тысячелетия, погребенные пустыней"

Автор книги: Александр Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава шестая
Великий хорезмиец

Бируни перевернул страницу рукописи и задумался, глядя на чистый лист. К вечеру, когда слуга пригласит на скудный ужин – не очень-то жалуют в Газне непокорного звездочета, – и этот лист тоже покроется черными затейливыми значками арабского письма.

Вспоминается, что еще в Ургенче один из молодых учеников спросил, почему ученый пишет по-арабски, а не на родном хорезмийском языке. Они разговаривали тогда по-хорезмийски, а не по-персидски, как было принято при дворе хорезмшаха Мамуна. Он, Бируни, пытался объяснить юноше, почему арабский язык единственно пригоден для научных сочинений. Горько было говорить о родном языке, что он уже не способен выразить всю сложность научных понятий. Наука чувствует себя чужой на хорезмийском языке. А родной язык он помнит и любит. Принято говорить на нем с друзьями. Грустно, что за последние годы все реже и реже приходится говорить на нем. Здесь, в Газне, все должны говорить по-персидски. Так принято, так приказал Махмуд, султан, повелитель многих стран и народов. А персидский не мил Бируни. Персидский постепенно вытесняет хорезмийский и на родине. Это язык завоевателей. Да и для науки он не подходит. «Поношение по-арабски милее мне, чем похвала по-персидски», – подумал ученый. Интересно, правильно ли понял его тогда молодой человек. Да и остался ли он жив после нашествия Махмуда на Ургенч. Ведь султан увез в Газну только известных ученых.

Бируни очистил перо и продолжал писать: «Море перемещается на место суши, а суша на место моря.

Если это было до появления людей в мире, то об этом неизвестно людям, а если после, то не осталось в памяти, потому что события, происшедшие давно, стираются в памяти людей. Особенно изменения, происходящие постепенно; о них знают только избранные.

Такова Аравийская пустыня, которая когда-то была морем, а теперь засыпана так, что следы его обнаруживаются только при рытье колодцев и прудов…»

Ученый вспомнил о каменных плитках, полученных хорезмскими купцами от живущих в пустыне кочевников и привезенных в Ургенч. Многие дивились тогда диковинным изображениям, отпечатавшимся на камне. Не удалось узнать от купцов, в каком месте найдены были эти камни.

«Подобные этим камням, внутри которых плавники рыб, мы находим и в песчаной пустыне между Джурджаном и Хорезмом. Она была когда-то озером, потому что течение Джейхуна проходило через нее в Хазарское море, мимо города, называющегося Балхан. Об этом говорил Птолемей в книге «География…», а между нами и Птолемеем около 800 лет. Джейхун тогда пересекал эту местность, которая теперь является пустыней… орошал города и селения, бывшие там вплоть до Бал-хана…»

На улице послышался конский топот. Он нарушил тишину сада, спугнул рой теснившихся в голове мыслей. Всадники остановились у калитки. Бируни поднял голову от рукописи. Сквозь зелень деревьев было видно, как по дорожке, догнав и отстранив поспешившего было слугу, к беседке приближается высокий воин.

Слышно было, как на улице запирали двери домов, замолчали и скрылись игравшие в пыли ребятишки, голоса которых издали доносились обычно и сюда, в сад.

«Боятся. Даже здесь, на родине султана, народ не любит и боится Махмуда», – подумал ученый.

Воин остановился у беседки и поклонился Бируни. Это был не простой конник, а один из военачальников султанской гвардии. По одежде ученый сразу узнал в нем хорезмийца. «Раньше за мной присылали от везира кого-нибудь из придворных, скоро пришлют простого солдата». Но ему было приятно, что посланный оказался хорезмийцем.

Одежда воина была запыленной. Не из дворца прискакал. Наверное, из загородного военного лагеря. Султан любит проводить там свой досуг. Интересно, зачем он понадобился на этот раз Махмуду.

Воин, поклонившись еще раз, сказал по-персидски:

– Наш повелитель, да продлит аллах дни его, справляется о твоем здоровье, почтенный ходжа.

– Здоров ли султан?

– Слава аллаху, здоров. Повелитель хочет видеть тебя во дворце. Повелитель хочет знать, благоприятствует ли положение звезд его военным намерениям.

Бируни недовольно поморщился и опустил голову. Снова составлять гороскоп, в силу которого верят только невежды, воображающие себя учеными, да такие, как Махмуд. Но перед султанским посланцем, даже если он и хорезмиец, нельзя показывать раздражения. Не то опять угодишь в сырую и вонючую яму.

– Передай повелителю, что его верный слуга Абу-Райхан вечером будет во дворце и надеется осчастливить себя видом повелителя.

И неожиданно, по-хорезмийски, спросил:

– Твой отец откуда родом?

Гонец казалось, не удивился вопросу. «Знает, наверное, меня», – подумал ученый.

– Из Даргана, достойный ходжа.

– Давно служишь в войсках повелителя?

– Шестой год.

Воин стоял спокойно, как будто и не собирался уходить. Тысячи таких служат сейчас Махмуду. Шесть лет назад, после разгрома хорезмшаха при Хазараспе, остатки хорезмского войска были включены в огромную разноплеменную армию султана Махмуда. Кого только не было в ней. Индусы, персы, таджики, тюрки, афганцы, представители других народностей Азии. И вот, хорезмийцы. И этот, рослый и мужественный, тоже был взят в плен при Хазараспе.

Бируни внимательно посмотрел на воина. Одежда богатая, и оружие дорогое. Очевидно, доволен и не скучает по родине.

– Давно не получал вестей из Хорезма?

– Шесть лет.

По тому как воин произнес это – лицо его, строгое, даже, пожалуй, надменное, стало простым и добрым.

Бируни понял: и этот, так же как и он сам, тоскует по родным краям. Красивы горы в Газне, но милее хорезмийцу бескрайние просторы хорезмских степей.

– Повелитель собирается в поход?

Гонец замялся. Видимо, он знал о предстоящем походе, но официально войскам о нем объявлено еще не было.

– В войсках говорят о походе в Мультан, достойный ходжа. Слышал сегодня утром.

Снова в Индию. Как бы повелителю не пришло в голову опять тащить его с собой. Опять надолго оставить книги и инструменты тащиться в султанском обозе, слышать рев слонов, видеть разграбленные селения и толпы плененных…

Бируни отпустил воина и снова склонился над рукописью. Топот лошадей всколыхнул тишину улицы и неожиданно стих за поворотом… Ученый писал и перед ним вставали картины Хорезма.

«Возникли препятствия, – писал Бируни, – из-за которых вода Джейхуна уклонилась к краям страны гузов. Ему встретилась гора, известная теперь под названием Фамал-Асад («Пасть льва»). Вода собралась и вышла из берегов, следы ударов волн сохранились высоко на скале. Наконец вода пробила эти расшатанные уже камни и прошла дальше, приблизительно на день пути. Затем она повернула направо… по руслу известному теперь под именем Ал-Фахми, и люди построили на берегах ее более 300 городов, развалины которых сохранились до сих пор…

И встретилось этому руслу то же, что встретилось первому: оно запрудилось и вода повернула налево, вплоть до земли печенегов, по руслу, известному теперь под названием реки Маздубаст в пустыне, которая между Хорезмом и Джурджаном. Она затопила много местностей на долгое время и разрушила их также: жители их переселились на побережье Хазарского моря… Потом вся вода потекла по направлению к Хорезму… и просочилась через разрывы скал… в начале равнины Хорезма. Она пробила скалы, затопила местность и сделала ее озером. Из-за обилия воды и силы ее течения Джейхун был мутным от грязи, которую он нес. Разливаясь, он осаживал землю, которая была в нем; земля постепенно затвердевала… и делалась сухой, а озеро удалялось, пока не появился весь Хорезм. Озеро, удаляясь, дошло до гор, вставших перед ним поперек; с ними оно не могло бороться и уклонилось по направлению к северу, до земли, в которой теперь живут туркмены. Между этим озером и тем, которое было у реки Маздубаст, – небольшое расстояние, а то озеро стало соленым и грязным и плыть по нему нельзя; называется оно по-тюркски Хызтенкизи, то есть «Девичье море».

Могуча река Джейхун. И особенно там, где по обоим берегам ее расположено государство Хорезм. Каждый год грозит она вырваться из своего и так уже просторного ложа. Повсюду в пустыне оставила река свои следы. О сухих реках писали древние по-гречески и по-арабски, рассказывали купцы и путешественники. Ему, Бируни, известны все эти сведения.

Боятся и почитают реку хорезмийцы. Ее водой орошают поля. А чуть не доглядишь – вырвется, смоет плотины, затопит поля, разрушит дома. Ученому живо представилась переправа через Джейхун, когда он бежал из Кята, взятого войсками ургенческого эмира. Тогда их было несколько беглецов: каждый по своим причинам не хотел встречи с войсками Мамуна. Были причины и у молодого Бируни. Слишком близко связал он свою судьбу с последним хорезмшахом афригидской династии. В последние годы жизни в Кяте он за свою высокую ученость получил доступ ко двору хорезмшаха и, главное, в богатую дворцовую библиотеку. Вместе со всем населением города он активно оборонял его. И был вынужден бежать в чужую страну, не закончив начатых в селении Бушкатыр, южнее столицы, астрономических измерений.

Сначала Бируни скрывался. И переправляться пришлось далеко от Кята, на маленьких рыбачьих каюках, рано утром. Сильный ветер поднял волну, вода перехлестывала через низкие борта лодок. К середине реки его одежда была уже насквозь мокрой. Сильный порыв ветра – и крутая волна налетела на лодки, когда они были уже недалеко от берега. Две лодки перевернулись. Бируни и лодочник сумели выбраться на берег, переправлявшиеся во второй лодке погибли.

Бируни потом жил в Джурджане и не был свидетелем того, как Джейхун подошел к Фиру, величественному замку последнего афригида, подмыл его, и толстые стены замка рухнули в воду.

Углубившись в воспоминания, Бируни не заметил, как начало темнеть. От домика донеслись запахи еды; слуга готовил пищу. Надо было одеваться в придворное платье и идти, вместе с другими султанскими звездочетами обсуждать положение звезд.

«Поразительно, что выводы, которые были сделаны в результате естественнонаучных, а также проводившихся в последние годы археологических исследований аму-дарьинских русел, в основных чертах совпадают с утверждениями Ал-Бируни об изменениях русла Аму-Дарьи».

«Основные вехи истории Аму-Дарьи, воссозданной великим хорезмийским ученым 900 лет назад, совпадают в главных чертах с научными выводами современных исследователей – географов и геологов».

Первая из приведенных выше выдержек принадлежит С. П. Толстову; вторая – ему же и известному советскому географу А. С. Кесь. Это очень высокая оценка научного творчества Бируни, особенно если учитывать, что писал он 900 лет назад, а судят о нем с точки зрения современной науки.

Бируни – великий хорезмийский ученый – родился 4 сентября 973 г. в столице Хорезма городе Кят. Его полное мусульманское имя Абу-Райхан Мухаммед ибн Ахмед. По мусульманскому обычаю оно состояло из собственного имени – в данном случае Абу-Райхан, отчества (ибн Ахмед – сын Ахмеда) и так называемой «куньи», прозвища по сыну (Мухаммед). Но обычно ученого называют короче – Абу-Райхан ал-Бируни или просто ал-Бируни, где ал-Бируни (так называемая «нисба») является прозвищем по месту рождения или жительства.

Так как о юных годах Бируни нам почти ничего не известно, то исследователи обратились к имени ученого. Дело в том, что по-персидски слово «беруни» или «бейруни» означает «пригород», «предместье» или, как их называли в средние века, «рабат». Таким образом, «нисба» является как бы литературным псевдонимом ученого и означает «человек из предместья». А рабаты в среднеазиатских городах были сосредоточением мелкого ремесленного люда; богатые купцы и знатные люди жили в самом городе – шахристане. Да и сам Бируни в одном из стихотворений довольно прозрачно намекает на свое отнюдь не аристократическое происхождение:

^{Бируни. Скульптурный портрет работы Е.Ф. Мартыненко (1950 г.)}

«…Клянусь аллахом, не знаю я по правде своего родословия. Ведь я не знаю по-настоящему своего деда, да и как мне знать деда, раз я не знаю отца!»

Известно лишь, что по происхождению Бируни был хорезмиец и родным языком его был хорезмийский. Каким-то образом ему удалось получить хорошее образование. Кто были его учителя – неизвестно. Возможно, это были местные ученые, может быть, выходцы из других стран. И тех и других в Хорезме было в то время немало. Известно лишь, что в столице южного Хорезма жил в это время один ученый грек и Бируни часто приходил к нему, приносил разные цветы, плоды и семена и записывал их греческие названия.

Бируни жил в эпоху бурных политических событий. Судьба не была милостивой к ученому. Долгие годы ему пришлось провести вдали от родины, в скитаниях и при дворе далекого от науки и ненавистного ученому правителя.

В 995 г. город Кят был осажден и взят войсками ургенчского эмира Мамуна ибн Мухаммеда, ранее владевшего лишь северной частью страны. Мамун объединил под своей властью весь Хорезм и принял титул хорезмшаха. Бируни вынужден был покинуть родину и нашел пристанище у владетеля Джурджана – области у юго-западного побережья Каспийского моря. Впоследствии он писал, что завоевание Хорезма и бегство помешали ему закончить важные геодезические вычисления. Эмир Джурджана покровительствовал Бируни, но последний ради научных занятий отказался от большого чина и богатства и вел скромную жизнь. В это время он был уже выдающимся ученым. Известно, что отсюда Бируни совершил короткое путешествие в Рей (в Иран).

На хорезмский престол вступил сын Мамуна – Мамун II. По приглашению хорезмшаха Бируни приехал в Ургенч, где был сделан политическим советником хорезмшаха и выполнял важные дипломатические поручения. Правление Мамуна II считается временем расцвета науки в Хорезме. При дворе хорезмшаха создается «академия», в которой помимо Бируни и других крупных ученых был и знаменитый бухарец, выдающийся естествоиспытатель, врач и философ Абу Али Хасан ибн Ахмед (Авиценна).

Но надвигалась новая гроза. Махмуд Газневи, некогда правитель маленького и небогатого города Газны (на территории современного Афганистана), стал повелителем огромного феодального государства. Он завоевал весь Афганистан, часть Ирана, а затем устремился на север и северо-запад.

В 1017 г. под ударами полчищ Махмуда Газневи пало хорезмское государство Мамуна. Бируни по повелению Махмуда был увезен в Газну. Снова началась жизнь, полная скитаний.

Махмуд Газневи не был похож ни на просвещенного, не чуждого науке правителя Джурджана, ни на покровителя ученых Мамуна П. Грубый и жестокий он, по примеру других правителей, хотел окружить себя учеными и поэтами. Но он терпел только тех, кто восхвалял его подвиги и оправдывал жестокость. Источники передают следующие, обращенные к Бируни слова Махмуда: «Если хочешь, чтобы при мне было счастье с тобой, то говори не по своей науке, а говори, что соответствует моему желанию». Но ученый не хотел говорить по желанию тирана, держал себя независимо и писал объективно. Поэтому Бируни находился под постоянным наблюдением и не имел свободы передвижения. По преданию, Махмуд даже приговорил ученого к смерти и несколько месяцев продержал в тюрьме. Бируни был вынужден сопровождать правителя в походах и иногда призывался к его двору в ненавистной ученому роли астролога. Но не только тяжелая жизнь и постоянные притеснения и издевательства со стороны Махмуда и придворных тяготили Бируни. Главное, не было условий для научной работы: не хватало инструментов, не было сколько-нибудь оборудованной лаборатории. Бируни в свою очередь глубоко ненавидел Махмуда, которого считал тираном. С особой глубиной эта ненависть проявилась в написанном им в Газне большом труде «Индия».

Умер Махмуд, и при сыне его Масуде Газневи положение Бируни улучшилось. Его научные труды были оценены, и он был приближен к султану. В 1034 г. он даже побывал на родине, но долго там не задержался. В родном Хорезме снова бушевали военные бури, и Бируни вынужден был вернуться в Газну. Здесь, на чужбине, он и умер 13 декабря 1048 г.1 По другим данным Бируни умер в 1050 или 1051 г

Современные ученые не без основания считают Бируни самым крупным ученым своего времени не только Востока, но и Запада. Более того, многие смелые научные идеи ученого не потеряли своего значения и сейчас, много веков спустя после его смерти.

Бируни был образованнейшим человеком. Полученное в юности образование он сумел расширить и дополнить в годы странствий. Ведь он побывал, кроме разных районов Хорезма, в Джурджане и Рее, в Газне и Индии. В Индии он прожил, по-видимому, несколько лет. Он глубоко изучил, если не все, то многие известные на Востоке и в древней Греции науки. В своих работах он ссылается на десятки книг на арабском и персидском языках, на санскритском языке Индии и на греческом. Он был хорошо знаком с сочинениями Фалеса и Пифагоpa, Галена и Гиппократа, Евклида и Птолемея, Платона и Аристотеля. Мысли, высказанные им в каждой из наук (а занимался он геологией, минералогией, физикой, химией, ботаникой, историей, не говоря уже об астрономии и математике, в первую очередь интересовавших ученого), были настолько смелы и оригинальны, что в Индии, например, его считали волшебником. По тем временам это было, пожалуй, немалой похвалой. Долгое время его называли (да и сейчас еще называют на Западе) то «великим арабским ученым», то «выдающимся иранцем», ни слова не говоря о том, что он прежде всего хорезмиец, и не просто хорезмиец по рождению, а горячий патриот, что его научное творчество есть продолжение традиций древней хорезмской среднеазиатской науки.

Сам Бируни говорит о высоком уровне развития науки, в особенности астрономии, в доарабском Хорезме. Археологи и историки, работавшие в древнем Хорезме в последние десятилетия, пришли к выводу, что уровень ирригационных работ в античном Хорезме не был бы возможен без широкого развития математической науки. Строительство каналов требовало знания математики, геометрии, топографии. Без астрономии нельзя было установить календарь, цикл сельскохозяйственных работ. Высокое знание математики требовалось и при сооружении величественных храмов, дворцов и городов, а без знания химии и минералогии не было бы великолепных дворцовых росписей. Известно, что хорезмийцы, и в особенности хорезмийские купцы, имели особую склонность к дальним путешествиям. Отсюда развитие картографии, описательной географии и этнографии. А ведь путешествие по бескрайней пустыне подобно дальнему морскому плаванию: здесь без знания астрономии не обойтись. До арабского завоевания все эти знания в Хорезме были сосредоточены в руках жрецов, служителей храмов. Об одном из таких храмов мы уже рассказывали. Это знаменитая Кой-Крылган-кала.

Захват Хорезма арабами в 712 г. сопровождался уничтожением хорезмийской науки и хорезмийских ученых. Источники говорят, что это уничтожение было преднамеренным, а историки уточняют, что оно объясняется политическими и религиозными мотивами.

Вот как пишет Бируни о событиях 712 г.: «И всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех, кто знал письменность хорезмийцев, кто хранил их предания, всех ученых, что были среди них, так что покрылось все это мраком, и нет истинных знаний о том, что было известно из их истории во время пришествия к ним ислама». И далее: «После того, как Кутейба ибн Муслим ал-Бахили убил их ученых и священнослужителей и сжег их книги и письмена, они забыли искусство письма и чтения и утратили много из знаний и наук, которые они сохраняли только на память».

Во времена Бируни хорезмийский язык уже перестал быть литературным языком. Официальным языком в государстве газневидов был персидский, а языком науки на всем Востоке – арабский. Поэтому почти все сочинения Бируни написаны на арабском языке, который он высоко ценил как единственно пригодный для науки.

За свою жизнь Бируни написал несколько десятков научных трудов, в том числе более 45 оригинальных работ, относящихся к астрономии. Многие из них до нас, по-видимому, не дошли, некоторые еще не разысканы. Ведь изучение творческого наследия Бируни по-настоящему только еще началось.

Первая сохранившаяся полностью работа Бируни называется «Памятники минувших поколений». Он закончил ее, находясь при дворе правителя Джурджана. В этой книге Бируни описывает летосчисления и все праздники греков, римлян, персов, согдийцев, хорезмийцев, арабов и других народов. Ученый провел исследование календарей и их исторических корней у многих народов Арабского халифата. Особая ценность этой работы Бируни еще и в том, что здесь дана широкая картина истории многих народов, их обычаев и нравов. Книга эта переведена недавно на русский язык. В Ленинграде, в Институте народов Азии АН СССР, оказалась рукопись «Памятников», значительно более древняя, чем все известные до сих пор рукописи (кроме одного списка, стамбульского, найденного позднее и современного нашему). Она относится к XIII в. и сохранила многие главы, отсутствующие в других рукописях. Недостающие места были взяты из других опубликованных рукописей.

Активная политическая деятельность Бируни при дворе ургенческого хорезмшаха Мамуна мешала, по-видимому, научной работе ученого. Однако исследователи предполагают, что в этот период им была написана другая, также недавно переведенная на русский язык работа «Книга собраний сведений для познания драгоценностей», или, как ее еще называют, «Минералогия».

Во время газнейского плена Бируни написал знаменитую «Индию» («Разъяснение принадлежащих индусам учений, приемлемых или отвергаемых») – большую работу, посвященную географии, этнографии и истории культуры Индии. В этот же период, написаны и другие известные нам сочинения Бируни, в частности «Масудовы таблицы по астрономии и звездам», «Большой ботанический трактат» и другие работы.

Книга, выдержку из которой мы приводили, была написана в 1025 г. в Газне. Полное ее название «Определение конечных границ мест для проверки расстояний населенных пунктов», но обычно это сочинение называют геодезическим трактатом Бируни. До нас дошел только один экземпляр рукописи, хранящийся сейчас в одной из стамбульских библиотек. Ученые считают, что это автограф, то есть экземпляр, написанный самим ученым. Как и все другие работы Бируни, он написан на арабском языке. Стамбульская рукопись геодезического трактата до сих пор полностью не опубликована и не переведена. На русском и западноевропейских языках имеются только отрывки из нее. Сейчас это произведение Бируни переводится полностью на русский язык.

Но вернемся к тому отрывку, который мы приводили в начале главы. Некоторые из географических названий, употреблявшихся во времена Бируни, вы уже знаете. Джейхун – это Аму-Дарья. Джурджания – область у юго-восточной оконечности Каспийского моря. Каспийское море у Бируни называется Хазарским; Балхан – горы в восточном Прикаспии, которые огибают русло Уз-боя; Ал-Фахми-Акча-Дарья, старая восточная дельта Аму-Дарьи; Муздубаст – западная, Присарыкамышская дельта. Хыз-тенкизи («Девичье озеро») – это Сарыка-мышская котловина, некогда глубоководное озеро. А что же такое Фам-ал-Асад («Пасть льва») и где она находится? На картах ее как будто нет. Но, нашлась и «Пасть льва». Исследователи установили, что она соответствует теснине Дульдуль-Атлаган, через которую проходит сейчас река. Близ теснины и сейчас существуют развалины, которые называются Данишер. А по-персидски Дахан-и-шир – «Пасть льва».

Согласно теории Бируни, Аму-Дарья в древности текла сначала на запад и впадала в Каспийское море у Балханских гор. Затем река повернула на север, прошла через теснину «Пасть льва» и, отклонившись к востоку, потекла по руслу Ал-Фахми. Следующий поворот реки снова был на запад, в Сарыкамышскую впадину, которая скоро стала озером. И, наконец, на север, по современному руслу, в Аральское море. Интересно, что Бируни совсем не упоминает об Узбое. Очевидно, первоначальное, восточное течение реки он связывал не с сухим руслом Узбоя, а с более южными, каракумскими, плохо прослеживаемыми теперь руслами.

Такова история древних течений Аму-Дарьи в представлении хорезмийского ученого, жившего много веков назад. Кроме самой истории, важны и причины, которыми Бируни объясняет изменение течений реки. И здесь он вполне на уровне современных теорий. «Из-за обилия воды и силы его течения Джейхун был мутным от грязи, которую он нес, – пишет ученый. – Разливаясь, он осаживал землю, которая была в нем; земля постепенно затвердевала… и делалась сухой, а озеро удалялось, пока не появился весь Хорезм».

Оставалось выяснить еще одну, правда, очень существенную деталь: когда все это происходило. Академик В. В. Бартольд отнесся к возможности установить это очень пессимистически.

«Едва ли можно думать, что у древних хорезмийцев были какие-нибудь письменные памятники и что скудные известия греческих писателей когда-нибудь могут быть дополнены открытием местных надписей или других туземных источников». Это было написано в 1902 г.

Мы уже знаем, что письменность у хорезмийцев была, и очень богатая. К сожалению, в найденных уже документах никаких сведений об Аму-Дарье не содержится. Но заговорили развалины городов и поселений, древние стоянки, курганы и ирригационные сооружения, найденные во множестве вдоль древних русел. И здесь свое слово сказали археологи.