Текст книги "Рождение сверхдержавы: 1945-1953 гг."
Автор книги: Александр Пыжиков
Соавторы: Александр Данилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
«Нашлось» и письмо некоей Клойберовой Ирэны в Австрию, которое еще в 1949 г. поступило в МГБ СССР (?!) и только в декабре 1951 г. обнаружилось. При его специальной обработке была обнаружена тайнопись, а на одной из страниц – подпись Сланского. Расшифрованный текст свидетельствал о том, что «секретариат ЦК КПЧ вынес решение ослабить прогресс социализма на всех участках, потому что он является слишком суровым для Чехословакии».
Интересно и то, что в одном из донесений в Москву Бесчастный прямо указывал, что «органы государственной безопасности Чехословакии наиболее активно стали проводить следствие после решения Политбюро ЦК ВКП(б), с которым приезжал в Чехословакию один из членов Политбюро». Обнаружить эти документы в архивах пока не удалось.
Что касается всей переписки по делу Сланского, то ее история также весьма интересна и показательна. Накануне ХХ съезда КПСС А. Новтоный попросил новое советское руководство «разобраться в деле Сланского», так как этому должен быть посвящен специальный пленум ЦК КПЧ. Сразу после получения этой просьбы 18 января 1956 г. все эти документы были сожжены. А 27 января 1956 г. Президиум ЦК КПСС утвердил текст ответа Новотному (его составили Суслов и Пономарев), в котором сообщал, что «документы по этому делу не обнаружены в архивах» и предлагал не ставить на обсуждение этот вопрос до обмена мнениями. Тогда же был специально допрошен А. Д. Бесчастнов. Он, в частности, сказал, что при первой встрече с Готвальдом тот заявил, что он сам думал заняться делом Сланского, но «очевидно, в Москве больше знают об этом деле и имеют больше материалов, чем в Чехословакии». Бессчастнов также прямо заявил, что инструктируя его при выезде из Москвы, Игнатьев сослался на прямую директиву Сталина об аресте и предании суду Сланского.
Маниакальную подозрительность Сталина по-своему и в своих интересах использовали и лидеры стран «народной демократии», особенно добиваясь экономической и военной помощи. Так, 2 апреля 1951 г., в разгар советско-югославского разрыва, на прием к Сталину прибыл председатель совета министров Албании Э. Ходжа в сопровождении начальника Генштаба Б. Балуку. Сталин принял его в присутствии Молотова, Маленкова, Берии и Булганина. Когда Сталин поинтересовался чем именно вызван внезапный визит в Москву албанского лидера, тот заявил изумленным слушателям о готовящемся нападении на Албанию со стороны Италии, Югославии и Греции и предложил рассмотреть карты, планы действий партизан, мобилизационный план развертывания армии. В то же время он посетовал, что албанская армия обладает лишь 25 танками и попросил «в связи с такой напряженной обстановкой» оказать крупную военную и материальную помощь. Заметив, что «югославы хотели попугать, но не следует бояться и поддаваться на провокации», Сталин спросил Ходжу откуда у него информация о предстоящей тройственной агрессии. Слегка смутившись, тот был вынужден признать, что «албанское правительство точно не знает, нападут эти страны или нет» и спросил у Сталина на чем следует сосредоточиться в дальнейшей деятельности. Советский лидер ответил «Главное состоит в том, чтобы очищать партию от врагов и укреплять органы внутренней безопасности».[73]73
Там же
[Закрыть] Помощь, впрочем, он тоже предоставил.
Круг интересов «великого вождя и учителя» был поистине всесторонним. В январе 1951 г. он высказался по поводу проекта платформы Компартии Индонезии, принятой в октябре 1950 г. Этот сталинский документ интересен прежде всего его общим подходом к проблемам освободительной борьбы в Азии, а также тактики действий коммунистических партий. Он отмечал, что главная задача коммунистов Индонезии состоит не в «создании широчайшего единого национального фронта» против империалистов для «завоевания подлинной независимости», а в ликвидации феодальной собственности на землю и в передаче земли в собственность крестьянам. «Главное в Индонезии – расшевелить крестьян и поднять их на ноги», – отмечал он.[74]74
Там же
[Закрыть] Завоевание полной независимости от голландцев он считал второй важнейшей задачей с помощью национального фронта. «Этот фронт, – советовал Сталин, – надо построить так. чтобы он был направлен своим острием первоначально не против всех иностранных империалистов, а только против голландских империалистов».[75]75
Там же
[Закрыть] В вопросе о методах борьбы он отмечал, что необходимо «дополнить метод партизанской войны методом революционных выступлений рабочего класса в городах и промышленных пунктах.». Интересны и его советы по вопросам внутрипартийной жизни, где он также показал себя учеником Ленина. На заре существования большевистской партии тот, отвечая А. Шнеерсону на предложение предусмотреть в будущей партии такую форму работы как дискуссия, писал «Насчет «дискуссии» я думаю, что такого учреждения вовсе не надо».[76]76
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.7. С. 10–11
[Закрыть] Сталин, комментируя платформу индонезийских коммунистов через полвека писал «В документе имеется указание на необходимость широкой дискуссии в партии «снизу до верху». Советуем товарищам индонезийцам не увлекаться дискуссией. Безудержная дискуссия губит компартию Индии. Она окончательно загубит компартию Индонезии».[77]77
Коллекция документов АПРФ
[Закрыть] Вместо этого он предлагал «простой и проверенный метод ответственные товарищи вырабатывают, скажем платформу партии, ведя соответствующую дискуссию в узком кругу, без опубликования в печати; после принятия документа большинством ответственных товарищей документ утверждается и пускается в ход, как основной закон партии, обязательный для членов партии.»[78]78
Там же
[Закрыть]
Особое значение в новой расстановке сил в послевоенном мире Сталин уделял победе революции в Китае. Советская политика в Китае прошла в своем развитии также несколько этапов – от всемерной помощи Чан Кайши до такой же всеобъемлющей поддержки Мао Цзедуна. Еще во время второй мировой войны при поддержке СССР в Китае была отработана новая тактика борьбы с центральным правительством – создан Особый район (Синьцзян), которым управляли лидеры Компартии Китая, выполнявшие прямые указания Москвы. Как вспоминал Н. С. Хрущев, «в этой провинции Китая реально правили наши люди».[79]79
Хрущев Н.С. Указ. соч., С. 344
[Закрыть] А переводчик Сталина В. Бережков был более откровенен, заявляя о ключевой роли советского консула Апресяна в управлении делами в Синцзяне. Номинальный же правитель провинции дубань Шэнь Шицай являлся членом ВКП(б) и в полной мере выполнял партийные директивы, полученные из Москвы.[80]80
Бережков В. Указ. соч., С. 334–335
[Закрыть]
По мере все более частого совпадения политических позиций Чан Кайши и англо-американских союзников в войне Сталин уже на заключительном ее этапе сделал главную ставку на китайских коммунистов во главе с Мао.
Как известно, союзниками было принято специальное решение о нейтралитете в гражданской войне в Китае и запрете оказания помощи (в первую очередь оружием) любой из сторон. Однако советское руководство никогда всерьез не воспринимало этой договоренности. Как вспоминал Хрущев, сразу после окончания второй мировой войны «мы решили оказать прямую помощь Мао Цзедуну и Народно-освободительной армии в борьбе за государственную власть». Для этого, в нарушение действовавших договоренностей с союзниками, СССР передал китайским коммунистам львиную долю трофейного вооружения Квантунской армии. Для того, чтобы избежать обвинений в нарушении обязательств, оружие завозилось на заранее оговоренные территории, где его «похищали» люди Мао.[81]81
Хрущев Н.С. Указ. соч., С. 340
[Закрыть]
К лету 1949 г. развитие гражданской войны в Китае вступило в завершающую фазу. 27 июня советское руководство (Сталин, Молотов, Маленков и Микоян) приняли нелегально прибывшую в Москву делегацию ЦК КПК.[82]82
Для легализации делегации Сталин предложил представить ее в печати как манчжурскую торговую делегацию.
[Закрыть] В ее состав входили секретарь ЦК Лю Шаоци, член Политбюро и секретарь ЦК КПК, глава правительства Манчжурии Гао Гань и член ЦК Ван Цзаоян. Центральным на встрече был вопрос о скорейшем завершении борьбы с войсками Чан Кайши и установлении полного контроля над территорией Китая. Опасаясь возможного вмешательства англичан в китайские дела, Сталин предложил китайским коммунистам «не затягивать занятие Синцзяна» и предложил не только военную, но и экономическую помощь. Был предложен, в частности, кредит Китаю на десять лет в размере 300 миллионов долларов под 1 % годовых (в то время как другие страны народной демократии выплачивали 2 %). Для подавления кавалерии противника Сталин предложил предоставить в распоряжение коммунистов 40 истребителей, «которые помогут разгромить и рассеять эту кавалерию очень быстро». Предметом особого разговора стала проблема «китаизации» приграничных районов. «Китайского населения в Синцзяне имеется не более 5 процентов, – говорил Сталин, – после занятия Синцзяня следует довести процент китайского населения до 30 процентов путем переселения китайцев для всестороннего освоения этого огромного и богатого района и для усиления защиты границ Китая. Вообще следует в интересах укрепления обороны Китая заселить все приграничные районы китайцами».[83]83
Коллекция документов АПРФ
[Закрыть]
Помощь СССР была главным условием победы китайских коммунистов в гражданской войне. 1 октября 1949 г. было объявлено о провозглашении Китайской Народной Республики и ее правительство обратилось к СССР с просьбой о дипломатическом признании. В тот же день Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение об установлении дипломатических отношений с КНР и о разрыве отношений с правительством Чан Кайши.
Спустя два месяца после провозглашения КНР в Москве встречали ее лидеров во главе с Мао. На встрече со Сталиным, Молотовым, Маленковым, Булганиным и Вышинским 16 декабря Мао Цзедун заявил, что Китай нуждается сейчас в мирной передышке на 3–5 лет. Этот период он намерен использовать для восстановления экономики и стабилизации внутриполитического положения. Сталин в этой связи отметил, что «в Китае, таким образом, идет война за мир». Тем не менее, центральное место в переговорах занял вопрос о роли намечавшегося союза СССР и Китая в послевоенном мире. Сталин оценивал международную ситуацию, сложившуюся к этому времени как достаточно спокойную, не угрожавшую безопасности СССР и Китая. И это было весьма показательно, если учесть, что только что была создана военная организация НАТО и официальная пропаганда каждый день вещала о возможном скором нападении на СССР и страны народной демократии. Говоря о возможной угрозе Китаю, Сталин отмечал, что «непосредственной угрозы для Китая в настоящее время не существует: Япония еще не встала на ноги и поэтому к войне не готова; Америка, хотя и кричит о войне, но больше всего войны боится; в Европе запуганы войной; в сущности с Китаем некому воевать». «Разве что Ким Ир Сен пойдет на Китай», – пошутил генералиссимус.[84]84
Там же
[Закрыть] На основе этого своего анализа Сталин сделал принципиально важный вывод о том, что «мир зависит от наших усилий. Если будем дружны, мир может быть обеспечен не только на пять-десять, но и на двадцать – двадцать пять лет, а, возможно, и на еще более продолжительное время».[85]85
Там же
[Закрыть]
Поддержав идею Мао о заключении договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, Сталин предложил сохранить в нем положение о праве СССР на размещении своих войск в Порт-Артуре. Но при этом предложил вывести сами войска. Мао возражал, считая вывод советских войск несвоевременным. Наоборот, ссылаясь на отсутствие у народного правительства военно-морских сил, он просил Сталина помочь в захвате занятого чанкайшистами Тайваня.
Впервые Сталин заговорил здесь и об использовании «китайской карты» как фактора политического давления на США и Англию. Учитывая обеспокоенность Англии и США в связи с выходом китайских войск на границы с Бирмой и Индокитаем, Сталин порекомендовал Мао «пустить слух, что Вы готовитесь перейти границу и таким образом попугать империалистов». Развивая эту идею, Сталин сказал, что «если, например, понадобится нажать на Англию, то это можно сделать, прибегнув к конфликту Гуандунской провинции с Гонконгом. А для урегулирования такого конфликта в качестве посредника мог бы выступить Мао Цзедун».[86]86
Там же
[Закрыть]
В ходе встречи 22 января 1950 г. Сталин и Мао обсудили общую направленность договора «о дружбе и союзе», поручив подготовку проекта Вышинскому и Чжоу Эньлаю. Вновь затрагивался вопрос о статусе Порт-Артура и советских войсках на Ляодунском полуострове
«СТАЛИН. Мы считаем, что договор о Порт-Артуре является неравноправным.
МАО ЦЗЕДУН. Но ведь изменение этого соглашения задевает решения Ялтинской конференции?!
СТАЛИН. Верно, задевает – ну и черт с ним! Раз мы стали на позицию изменения договоров, значит нужно идти до конца. Правда, это сопряжено с некоторыми неудобствами для нас и нам придется вести борьбу против американцев. Но мы уже с этим примирились». Было решено оставить в силе соглашение о Порт-Артуре до подписания мирного договора с Японией. При этом Порт-Артур оставался базой для военно-морского сотрудничества между двумя странами (в частности, в деле обучения кадров), а Дальний – для экономического сотрудничества СССР и Китая. Категорически возразил Сталин и против сделанного еще Рузвельтом предложения о предоставлении Дальнему статуса открытого города «Получается дом с открытыми воротами».[87]87
Там же
[Закрыть]
Есть все основания полагать, что в ходе этого долгого визита в СССР руководства Китая был решен и вопрос о продвижении Ким Ир Сена на юг Корейского полуострова.
После завершения разгрома Японии в 1945 г. было заключено специальное соглашение между союзниками о разделе Кореи на две зоны ответственности. Условным рубежом между этими зонами становилась 38-я параллель. К северу от нее размещались советские, а к югу – американские войска. В 1948 г. как на Севере, так и на Юге сформировались правительства, во многом зависевшие от своих покровителей в лице СССР и США. Каждое из этих правительств вынашивало планы объединения всей страны под своей властью. В том же 1948 г. свои войска из Кореи вывел СССР, а в 1949 г. – США. Однако вывод иностранных войск способствовал не стабилизации ситуации на полуострове, а активизации военных приготовлений обеих сторон к объединению страны силовым методом.
Военные приготовления Северной Кореи активизировались в связи с начавшимся выводом американских войск из Южной Кореи и завершением гражданской войны в Китае. Не последнюю роль сыграло и испытание советской ядерной бомбы. Ким Ир Сен воспринял все это как сигнал для силового решения вопроса о «воссоединении» Кореи. Однако в Москве думали иначе. Тактика Сталина состояла в том, чтобы ни в коем случае не допустить неподготовленного выступления. Мао был с ним полностью согласен. 26 октября 1949 г. Сталин, отвечая на телеграмму Мао Цзедуна прямо отмечал «Мы согласны с Вашим мнением, что в настоящее время Корейской Народной Армии не следует вести наступление, так как это наступление не подготовлено пока (выделено – авт.) ни с военной, ни с политической стороны».[88]88
Там же
[Закрыть] Характерно, что Сталин предлагал корейцам активнее использовать тактику, успешно апробированную в ходе гражданской войны в Китае. «Корейским друзьям, – писал он, – следует в борьбе за объединение Кореи сосредоточить свои силы на развертывании партизанского движения, создании освобожденных районов в Южной Корее и на всемерном укреплении Народной Армии Кореи».[89]89
Там же
[Закрыть]«Революционное нетерпение» Ким Ир Сена должны были сдерживать советские военные и политические советники при северокорейском лидере. Однако с октября 1949 г. вооруженные отряды Севера стали регулярно нарушать демаркационную линию и совершать нападения на позиции южан. Эта преждевременная активность вызывала сильное раздражение в Москве. По поручению Сталина Громыко направил 27 октября 1949 г. грозную шифровку советскому послу в КНДР Т. Ф. Штыкову, в которой говорилось «Вы не донесли о подготовке крупных наступательных действий 3-й полицейской бригады и фактически допустили участие в этих действиях наших военных советников. Вы также не донесли о начале боев 14 октября». Получив объяснения Штыкова, «Инстанция» сочла их неубедительными. В новой шифровке из Центра говорилось «Вместо того, чтобы строго и неуклонно проводить в жизнь указания Центра о том, чтобы не допускать осложнений на 38-й параллели, Вы занялись обсуждением этого вопроса и по существу указаний не выполнили». Принятыми мерами удалось остановить Ким Ир Сена от возможных активных действий против Юга уже осенью 1949 г.
Однако летом 1950 г. в Пхеньяне сочли, что сил для удара вполне достаточно. Дело оставалось лишь за формальным поводом к началу активных военных действий. Нельзя согласиться с точкой зрения тех, кто до сих пор считает, будто Сталин выступал против силового решения корейской проблемы и старался не допустить осложнения отношений с США.[90]90
См. Корниенко Г.М. Холодная война Свидетельство ее участника. М. 1995. С. 41 и др.
[Закрыть] Документы показывают, что безусловно поддерживая общий замысел и цель военной операции против Юга, Сталин вряд ли был осведомлен лишь о сроках возможных действий. Тем не менее, прав Хрущев, когда он пишет, что «войну начали северокорейцы по инициативе Ким Ир Сена, а Сталин его поддержал, как поддержал и Мао Цзедун. То была согласованная акция».[91]91
Хрущев Н.С. Указ. соч., С. 437
[Закрыть]
Еще в марте 1950 г. началась эвакуация населения из приграничной зоны. С апреля начались поставки из СССР танков и другого тяжелого вооружения. 8 июня 1950 г. на железных дорогах КНДР было введено чрезвычайное положение, вызванное необходимостью переброски к демаркационной линии войск и вооружений. 18 июня Генштаб КНДР дал санкцию на проведение массированной разведки с целью обнаружения главных сил армии Южной Кореи. Особое внимание уделялось концентрации южнокорейских войск на сеульском направлении. Наконец, 22 июня 1950 г. был издан оперативный приказ № 1, подписанный командиром 4-й пехотной дивизии, в котором войскам ставилась конкретная задача подготовки к фронтальному наступлению на Сеул. Назван был и срок готовности – 23 июня.[92]92
Подр. См. Ахалкаци Д.С. Корейская война (1950–1953) и советско-американские отношения.// Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945–1985) Новое прочтение. М. 1995. С. 191–216
[Закрыть]
20 июня 1950 г. в 22. 00 в Москву позвонил Штыков и сообщил, что власти КНДР перехватили два часа назад приказ южнокорейского командования, из которого следовало, что южнокорейская армия в 23 часа (по московскому времени) должна начать наступление на север. Посол сообщил, что приказ был передан как открытый, в виду чего «все это дело является подозрительным». Штыков не без оснований полагал, что это могло быть провокацией самой северокорейской стороны. Так или иначе война началась не в тот день.
25 июня 1950 г. МВД КНДР выступило с заявлением по радио, в котором говорилось, что рано утром войска Южной Кореи начали наступление на Северную Корею по всей линии 38-й параллели и углубились в пределы КНДР на 1–2 километра. В связи с этим МВД отдало приказ охранным отрядам «отбить атаки противника».
В тот же день западные средства массовой информации со ссылкой на японское агентство «Киото» сообщили, что в 5 часов утра Вооруженные Силы КНДР начали широкомасштабное наступление по всей линии 38-й параллели. Госдепартамент США потребовал созыва Совета Безопасности ООН. Он собрался в тот же день и предложил сторонам, участвующим в конфликте прекратить боевые действия, отвести войска КНДР на исходные позиции, осуществить международный контроль за соблюдением отвода войск. Советский представитель, имевший право наложить вето на это решение, отказался участвовать в обсуждении корейского вопроса, чем «развязал руки» США.
Наступление Севера было настолько стремительно, что уже через два дня после его начала правительство Юга начало эвакуацию правительственных и административных учреждений из Сеула в Сувон. В тот же день Сеул был окружен, а утром 28 июня взят. Наступление северян продолжалось.
В этих условиях США не исключали применения ядерного оружия. Такая угроза сдерживала СССР от прямого участия в конфликте не только на начальном, но и на последующих этапах его развития. 23 августа 1950 г. министр иностранных дел СССР Вышинский, опасаясь применения ядерного оружия со стороны США, направил Сталину проект международной «Декларации об устранении угрозы новой войны и об укреплении мира и безопасности народов», в котором поставил вопрос о запрещении ядерного оружия и объявлении военными преступниками правительств, которые первыми применят его. Сила политической позиции советского руководства была, безусловно, в том, что советские войска в Корее (за исключением военных советников) отсутствовали. В то же время советским спецслужбам было поручено подготовить серию диверсионных акций на восточном побережье США (взрывы в портах и на кораблях).[93]93
Судоплатов П.А. Разведка и Кремль., С. 289–290
[Закрыть]
Однако США в итоге избрали более эффективную, по существу, беспроигрышную тактику. С одной стороны, они объявили о начале всесторонней помощи южнокорейскому режиму. А с другой, – стали сколачивать единую коалицию государств против КНДР. Для этого был использован мандат ООН. Позитивно было воспринято в мире и обращение правительства США к советскому руководству с предложением начать переговоры об урегулировании кризиса.
Действия советских лидеров были неадекватными. 29 июня Политбюро приняло текст ответа на американские предложения. Не отвечая по существу, оно возлагало всю ответственность за развязывание войны на Южную Корею, акцентировало внимание американской стороны на то, что США, в отличие от СССР, так и не завершили вывод своих войск из Кореи, уход советского представителя с заседания Совета Безопасности по корейскому вопросу объяснялся «чувством солидарности» с Китаем, представитель которого не был допущен на это заседание. Аналогичной была реакция и на обращение британского правительства.
В глазах мировой общественности СССР представал в итоге как страна, сочувствующая и помогающая агрессору. Этим во многом объясняется и массовая политическая и военная поддержка южнокорейскому режиму в борьбе с КНДР. Около 40 стран заявили о желании оказать помощь Южной Корее в борьбе с агрессией. Уже в первые дни Тайвань предложил направить в Корею 3 дивизии. Новая Зеландия – два фрегата. Голландия – свой эсминец «Эверстен». Даже Таиланд направил в Корею партию риса.
Тем временем в Пхеньяне праздновали победу. 8 июля от Ким Ир Сена в Москву поступило послание в адрес Сталина, в котором выражались «глубочайшее уважение и признательность» за «неоценимую помощь», оказываемую СССР в борьбе за «независимость корейского народа».
США тем временем объявили о начале морской блокады Кореи и подготовке к высадке интернационального военного десанта. Это сообщение не было воспринято в Пхеньяне как реальная угроза. Правда, Ким Ир Сен через Штыкова просил Москву предоставить для обороны корейского побережья 2000 заградительных мин, 10 торпедных катеров и три боекомплекта торпед к ним.[94]94
Коллекция документов АПРФ
[Закрыть] Он всерьез полагал, что этого будет «вполне достаточно» для предотвращения высадки союзной армии.
В условиях интернационализации конфликта потребовалось доказать вину Южной Кореи и США в развязывании войны. 3 августа 1950 г. в газете «Нодон Синмун» были опубликованы трофейные карты сухопутных войск Южной Кореи, на которых военные прорабатывали планы возможных боевых действий против Севера. Эти учебные карты были объявлены «военно-стратегическими». Таким образом получалось, что именно южнокорейская армия готовилась к агрессии.
В условиях, когда северокорейские войска взяли под контроль основную часть территории страны, Советское руководство объявило о готовности начать переговоры.
Тем временем 16 сентября союзные войска высадились в районе Чемульпо и начали освобождение южнокорейской территории. Это радикально изменило общую ситуацию в Корее. Северокорейские войска оказались не готовы противостоять современной американской армии. В условиях, когда военно-стратегическая обстановка менялась в пользу США и их союзников (действовавших к тому же под флагом ООН), СССР вновь отказался садиться за стол переговоров. В то же время через представителя СССР в ООН Я. А. Малика была предпринята попытка установить непосредственный контакт с госдепартаментом США. Целью дипломатических усилий СССР было добиться прекращения наступления американских войск на Север Кореи.
Тем временем армия КНДР отступала, утрачивая одну позицию за другой и теряя десятки тысяч солдат убитыми, ранеными и пленными. Непосредственная угроза сложилась для Пхеньяна. Для его обороны Сталин разрешил переброску 34 истребительного авиационного полка на самолетах Як-9 из Приморья через Китай непосредственно в Корею. Главному советскому военному советнику и послу СССР в Корее была направлена новая директива Сталина (теперь он подписывал документы именем Фын Си). Оценивая причины неудач на фронте, он отмечал, что они явились «следствием допущенных крупных ошибок со стороны Командования фронтом, Командования армейских групп и войсковых соединений как в вопросах управления войсками, так и особенно в вопросах тактики их боевого использования».[95]95
АПРФ. Ф.3. Оп.65. Д. 827. Л. 90
[Закрыть] Сталин обращал особое внимание на «стратегическую малограмотность» наших советников, которые «не поняли стратегического значения высадки противника в Чемульпо» и давал директиву как и по каким направлениям отступать, чтобы не потерпеть окончательного поражения.[96]96
Там же. С. 91–93
[Закрыть]
В критические октябрьские дни 1950 г., когда сложилась крайне неблагоприятная ситуация на фронте для Корейской Народной Армии, Ким Ир Сен по примеру своего великого «учителя» обратился к населению Кореи с воззванием, начинавшимся как и известное выступление Сталина 3 июля 1941 г. со слов «Братья и сестры!».[97]97
Коллекция документов АПРФ
[Закрыть]
Американцы тем временем добились господства в воздухе, где действовало до тысячи самолетов с их стороны. Это было решающим фактором для успеха развивающегося наступления сухопутных войск.
Ким Ир Сен был вынужден обратиться к Сталину за непосредственной военной помощью. «Дорогой Иосиф Виссарионович! – писал он, – Мы не можем не просить от Вас особой помощи. Иными словами, в момент перехода вражеских войск севернее 38-й параллели нам очень необходима непосредственная военная помощь со стороны Советского Союза. Если по каким-то причинам это невозможно, то окажите нам помощь по созданию международных добровольческих частей в Китае и в других странах народной демократии для оказания военной помощи в нашей борьбе». Сталин, однако, не только не пошел на введение советских войск в Корею, но и не спешил с ответом на письмо. Во втором послании в Москву Ким Ир Сен попытался использовать последний козырь, сделав ставку на шантаж Сталина возможностью создания американского плацдарма в Корее для нападения на СССР. «Теперь, – писал он, – для всех очевиден тот факт, что американский агрессор, добившись значительных успехов в последних военных операциях, не остановится ни перед чем, чтобы полностью захватить всю Корею и превратить ее в свой стратегический плацдарм для дальнейшей агрессии на Дальнем Востоке». Не надеясь уже на введение советских войск в Корею, Ким Ир Сен просил разрешить подготовку из числа советских корейцев 1000 танкистов, 2000 летчиков, 500 связистов, 500 офицеров инженерной службы.[98]98
АПРФ. Ф.3. Оп. 65. Д. 828. Л. 14
[Закрыть]
Опасаясь непосредственного втягивания в корейскую войну СССР, Сталин дал согласие на создание «интернациональных» бригад, состоявших в абсолютном большинстве из китайцев и предложил Мао Цзедуну немедленно направить в Корею не менее 6 дивизий для стабилизации линии фронта. После некоторых колебаний Мао ответил согласием.[99]99
АПРФ. Ф.45. Оп.1. Д. 347. Лл. 65–67 и др.
[Закрыть] Китай становился таким образом реальным участником военных действий в Корее. Во главе китайских «добровольцев» был назначен известный генерал Пын Дэхуэй. О том как китайские солдаты превращались в «добровольцев» свидетельствовал бывший польский военный атташе в Китае и Корее П. Монат. В частях НОАК проводились беседы с военнослужащими, в ходе которых говорили об угрозе нападения США на Китай. Затем строили солдат и предлагали тем, кто добровольно хочет защитить свою Родину от агрессора сделать шаг вперед. Естественно, шаг вперед делала вся рота.[100]100
См. Life. 1960. June 27. P. 96
[Закрыть]
До подготовки национальных корейских кадров было разрешено также использовать советских военных специалистов. С этого времени в боевых действиях в Корее участвовали не только военные советники СССР, но и советские летчики, танкисты, моряки. Советской авиацией за период с 1 декабря 1950 г. по 6 декабря 1951 г. было сбито 569 самолетов противника. Потери СССР составили 53 самолета МиГ-15 и 30 летчиков.[101]101
АПРФ. Ф.3. Оп.65. Д. 829. Л. 71
[Закрыть] Корейские торпедные катера после атаки американцев уходили порой в советские территориальные воды, на военно-морские базы СССР. Было получено согласие Сталина на перебазирование корейского флота во Владивосток в случае, если создастся реальная угроза его захвата или уничтожения американцами.
Вступление в войну частей НОАК изменило соотношение сил в пользу Северной Кореи. Войска ООН начали отсупать. 1 февраля 1951 г. ООН приняла резолюцию, в которой КНР характеризовалась как страна-агрессор. 18 мая против КНДР и КНР ООН ввела экономическую блокаду. Американская сторона тем временем не переставала подтверждать свое намерение сесть за стол переговоров. Вышинский в декабре 1950 г. запросил Сталина о возможности дать согласие на прекращение военных действий в Корее. Однако директива Политбюро от 7 декабря 1950 г. гласила «Ваше предложение о прекращении военных действий в Корее считаем неправильным в настоящей обстановке, когда американские войска терпят поражение и когда со стороны американцев все чаще выдвигается предложение о прекращении военных действий в Корее, чтобы выиграть время и помешать полному поражению американских войск (выделено авторами)».[102]102
Коллекция документов АПРФ
[Закрыть] Вместо согласия на переговоры, советская сторона предложила два принципиальных пункта, которые должны были лечь в основу соглашения немедленный вывод всех иностранных войск из Кореи и решение корейской проблемы самим корейским народом. С этими требованиями США согласиться не могли.
Тем временем, Сталин потребовал от Ким Ир Сена проанализировать причины поражений и неудач. Он требовал также поиска и наказания виновных лиц, «врагов корейского народа». Отчитываясь о выполнении этого указания, северокорейский лидер в начале 1951 г. докладывал о снятии начальника Главного управления по культурно-просветительной работе в армии, командующего фронтом, командующего 2-й армейской группой, командиров некоторых дивизий и других военных руководителей. Большинство из них были преданы трибуналу и казнены. Вслед за этим началась кампания поиска врагов среди других генералов и офицеров армии. «Ваши указания и замечания, – писал в Москву благодарный корейский лидер, – мы, как коммунисты и верные Ваши последователи приняли как руководящее указание для нашей дальнейшей работы. Очень благодарим Вас, дорогой товарищ Фын Си, за своевременную помощь советом и надеемся, что и в дальнейшем будем получать от Вас указания и замечания».[103]103
Там же
[Закрыть]
Лишь после того, как в мае боевые действия в Корее стали носить позиционный характер, летом 1951 г. начались переговоры о перемирии в Корее. Согласие Кореи и Китая на участие в них было обусловлено требованием (согласованным с Москвой) не обсуждать политических вопросов и проблем послевоенного устройства. Поэтому ключевым на переговорах стал вопрос о военнопленных. Поставлен он был, конечно, американской стороной. Численность корейских военнопленных составляла к этому времени до 100 тысяч, а китайцев – до 20 тысяч человек. На этом фоне численность американских военнопленных была гораздо меньше и не достигала даже 5 тысяч человек, а южнокорейцев – 7400. По инициативе китайцев и северных корейцев переговоры велись об освобождении всех на всех.
