Текст книги "Рождение сверхдержавы: 1945-1953 гг."

Автор книги: Александр Пыжиков

Соавторы: Александр Данилов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

А. А. Данилов, А. В. Пыжиков
Рождение «сверхдержавы»: СССР В первые послевоенные годы

Введение

Послевоенный СССР всегда привлекал внимание специалистов и читателей, интересующихся прошлым нашей страны. Победа советского народа в самой страшной войне в истории человечества стала звездным часом России ХХ века. Но вместе с тем, она стала и важным рубежом, обозначившим наступление новой эры – эпохи послевоенного развития.

Так получилось, что первые послевоенные годы (май 1945 – март 1953 гг.) оказались «обделенными» в советской историографии. В первые послевоенные годы появились немногочисленные работы, превозносящие мирный созидательный труд советского народа в годы четвертой пятилетки, но не раскрывавшие, естественно сути даже этой стороны социально-экономической и политической истории советского общества. После же смерти Сталина в марте 1953 г. и последовавшей волной критики «культа личности» даже этот сюжет оказался исчерпанным и вскоре забытым. Что же касается взаимоотношений власти и общества, выработки послевоенного социально-экономического и политического курса, новаций и догм во внешней политике, то эти темы так и не получили своего развития в советской историографии. В последующие годы сюжеты первых послевоенных лет получили отражение лишь в многотомной «Истории Коммунистической партии Советского Союза», да и то фрагментарно, под углом зрения концепции «восстановления разрушенного войной народного хозяйства страны».

Лишь в конце 80-х гг. публицисты, а затем и историки обратились к этому сложному и краткому периоду истории страны для того, чтобы взглянуть на него по-новому, попытаться разобраться в его специфике. Однако отсутствие архивных источников, а также «разоблачительский» настрой привели к тому, что место одной полуправды весьма скоро заняла другая.

Что же касается изучения «холодной войны» и ее последствий для советского общества, то эти проблемы не были подняты и в тот период.

Прорывом в изучении послевоенного СССР стали 90-е годы, когда оказались доступными архивные фонды высших органов государственной власти, и, что особенно важно, многие документы высшего партийного руководства. Открытие материалов и документов по истории внешней политики СССР привело к появлению серии публикаций по истории «холодной войны».

В 1994 г. Г. М. Адибеков издал монографию, посвященную истории Информационного бюро коммунистических партий (Коминформа) и его роли в политическом развитии восточно-европейских стран в первые послевоенные годы.[1]1
  Адибеков Г.М. Коминформ и послевоенная Европа. 1947–1956 гг. – М. 1994. – 235 с.


[Закрыть]

В сборнике статей, подготовленном учеными Института всеобщей истории РАН «Холодная война: Новые подходы. Новые документы»[2]2
  Холодная война. Новые подходы. Новые документы. / / М.М. Наринский и др. – М. 1995. – 400 с.


[Закрыть] получили развитие такие новые для исследователей темы, как советская реакция на «план Маршалла», эволюция советской политики в германском вопросе в 40-е гг., «иранский кризис» 1945–1946 гг. и др. Все они были написаны на основе новейших документальных источников, выявленных в закрытых прежде партийных архивах.

В том же году вышел в свет и сборник статей, подготовленный Институтом российской истории РАН «Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945–1985): Новое прочтение».[3]3
  Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945–1985): Новое прочтение./Отв. ред. Л.Н. Нежинский. – М. 1995. – 512 с.


[Закрыть] В нем наряду с раскрытием частных аспектов истории «холодной войны» были напечатаны статьи, в которых раскрывались доктринальные основы советской внешней политики в эти годы, выяснялись международные последствия корейской войны, прослеживались особенности партийного руководства внешней политикой СССР.

Тогда же появился и сборник статей «СССР и холодная война»[4]4
  СССР и холодная война // Под ред. В.С. Лельчука и Е.И. Пивовара. – М. 1995. – 312 с.


[Закрыть] под реакцией В. С. Лельчука и Е. И. Пивовара, в котором впервые последствия «холодной войны» исследовались не только с точки зрения внешней политики СССР и Запада, но и в связи с тем влиянием, которое оказало это противостояние на внутренние процессы, проходившие в советской стране: эволюцию властных структур, развитие промышленности и сельского хозяйства, советского общества и т. п.

Представляет интерес работа коллектива автора, объединенная в книге «Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал» под редакцией Ю. Н. Афанасьева и В. С. Лельчука.[5]5
  Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал // Под. ред. Ю.Н.Афанасьева и В.С. Лельчука – М. 1997. Т. 2.


[Закрыть] В ней рассматриваются различные аспекты внешней и внутренней политики СССР в послевоенный период. Можно констатировать, что осмысление многих вопросов проведено здесь на достаточно высоком исследовательском уровне. Заметно продвинулось вперед понимание развития военно-промышленного комплекса, специфики идеологического функционирования власти.

В 1996 г. вышла в свет монография В. Ф. Зимы, посвященная происхождению и последствиям голода в СССР в 1946–1947 гг.[6]6
  Зима В.Ф. Голод в СССР 1946–1947 годов: происхождение и последствия. М. 1996. –265 с.


[Закрыть] В ней получили отражение и различные аспекты социально-экономической политики сталинского руководства СССР в первые послевоенные годы.

Важный вклад в изучение становления и функционирования советского военно-промышленного комплекса, его места и роли в системе взаимоотношений между властью и обществом внес Н. С. Симонов, подготовивший наиболее полную на сегодняшний день монографию по данной проблематике.[7]7
  Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920-1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. – М. 1996


[Закрыть] Он показывает в ней возрастающую роль «командиров военного производства» в системе власти в СССР в послевоенный период, выделяет приоритетные направления роста военного производства в этот период.

Ведущим специалистом в области комплексного анализа экономического развития СССР в послевоенные годы и разработки государственной политики в этой области показал себя в эти годы В. П. Попов, опубликовавший серию интересных статей, а также сборник документальных материалов, получивших высокую оценку научной общественности. Обобщающим результатом его многолетней работы стала докторская диссертация и монография по этим вопросам.[8]8
  Попов В.П. Российская деревня после войны (июнь 1945-март 1953 гг.). Сб. документов. – М. 1992 и др.


[Закрыть]

В 1998 г. вышла в свет монография Р. Г. Пихои «Советский Союз: история власти. 1945–1991».[9]9
  Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945–1991 г.г. – М. 1998.


[Закрыть] В ней автор на уникальных документах показывает особенности эволюции властных институтов в первые послевоенные годы, утверждает, что сложившаяся в эти годы система власти может рассматриваться как классическая советская (или сталинская).

Известным специалистом по истории реформирования советского общества в первые послевоенные десятилетия зарекомендовала себя Е. Ю. Зубкова. Плодом ее многолетней работы по изучению настроений и повседневного быта людей стала докторская диссертация и монография «Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953».[10]10
  Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953 гг. – М. 2000. 230 с.
  К Главе № 1


[Закрыть]

Несмотря на выход в свет за последнее десятилетие перечисленных трудов, следует признать, что разработка истории первых послевоенных лет советского общества только начинается. Более того, пока отсутствует единое концептуально однородное историческое произведение, в котором был бы предпринят комплексный анализ накопившихся исторических источников по всему спектру социально-экономической, общественно-политической, внешнеполитической истории советского общества в первые послевоенные годы.

Какие же источники стали доступны историкам в последние годы?

Некоторые исследователи (в том числе авторы данной монографии) получили возможность работать в Архиве Президента РФ (бывший архив Политбюро ЦК КПСС). Здесь сосредоточен богатейший материал по всем аспектам внутренней и внешней политики советского государства и его высшего руководства, личные фонды лидеров КПСС. Записки членов Политбюро по конкретным вопросам экономического развития, внешней политики и т. п. позволяют проследить вокруг каких проблем послевоенного развития разгорались споры в руководстве, какие пути решения тех или иных проблем предлагались ими.

Особую ценность имеют документы личного фонда И. В. Сталина, вобравшие в себя не только его переписку, но и все основные решения Политбюро и Совета Министров СССР – ключевых институтов государственной власти. Авторами была изучена история болезни вождя, раскрывающая свет на недоступные для исследователя страницы истории власти, политической борьбы в высших сферах партийного и государственного руководства в первые послевоенные годы.

В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) авторы изучали документы высших органов государственной власти – Совета Народных Комиссаров (Совета Министров) СССР, ряда министерств. Большую помощь в работе над монографией оказали документы «особых папок» И. В. Сталина, Л. П. Берия, В. М. Молотова, Н. С. Хрущева, где содержатся особо важные материалы по вопросам внутренней и внешней политики.

В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) авторами изучены многочисленные дела с протоколами Политбюро и Секретариата ЦК ВКП (б), Оргбюро ЦК, ряда отделов (ф. 17). Особое место заняли документы из фондов И. В. Сталина (ф. 558), А. А. Жданова (ф. 77), В. М. Молотова (ф. 82), Г. М. Маленкова (ф. 83), содержащие уникальные документы и материалы по ключевым вопросам внутренней и внешней политики.

Особое место заняли документы переписки Сталина с высшим партийным руководством в период его отпусков 1945–1951 гг. Именно эти документы и рабочие материалы к ним позволяют проследить то, что до сих пор оказывалось недоступным для исследователей – механизмы принятия ключевых политических решений в вопросах внутренней и внешней политики.

Отдельные материалы были отобраны авторами в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ). В их числе большое значение имеют стенограммы (особенно неправленые) съездов ВКП (б) и пленумов ее ЦК, особенно мартовского 1946 г.

Большую пищу для размышлений и авторского анализа имели воспоминания участников событий тех лет – В. М. Молотова, А. И. Микояна, Н. С. Хрущева, С. И. Аллилуевой, И. С. Конева, А. Г. Маленкова, С. Л. Берия, П. К. Пономаренко, Н. С. Патоличева и др.

Авторы полагают, что методологически неоправданным является вывод, традиционный для литературы прежних лет, о том, что главным содержанием первого послевоенного периода стало «восстановление и развитие народного хозяйства СССР в годы четвертой пятилетки». Главным было другое – стабилизация политического режима, сумевшего в годы войны не только сохраниться, но и заметно окрепнуть. В тоже время, отсутствие легитимных механизмов передачи высшей власти неизбежно вело к усилению борьбы за власть между различными группировками и конкретными лицами. Это особенно отчетливо видно в изучаемый период, когда стареющий вождь все чаще отправлял в опалу прежних любимцев и выдвигал новых. Поэтому при изучении механизмов власти в 1945–1953 гг. мы исходили из того, что наряду с конституционными и уставными органами, необходимо тщательное изучение тех, которые нигде не были официально оговорены, но играли ключевую роль при принятии наиболее важных решений. Таковыми были «пятерки», «семерки», «девятки» в рамках Политбюро в 1945–1952 гг. и Бюро Президиума ЦК КПСС в 1952–1953 гг. На конкретных примерах и документах в монографии показано как и почему произошли перемены в руководстве страны в 1946–1949 гг., чем можно объяснить стремительный взлет и не менее стремительное падение «ленинградской группы», в чем причины непотопляемости тандема Маленков-Берия. На основе изученных документов авторы утверждают, что лишь смерть Сталина остановила новую волну смены высшего руководства весной 1953 г. Тем больше вопросов вызывают обстоятельства последней болезни и смерти Сталина, о чем также в книге дается принципиально новая оценка на основе абсолютно закрытых прежде документов.

В монографии дается развернутая характеристика изменившегося после войны положения СССР в мире. Авторы отходят от традиционной для прежних публикаций оценки, согласно которой виновником развязывания «холодной войны» выступал Запад. Вместе с тем, они не разделяют и позиций тех историков, которые возлагают ответственность за многолетнюю конфронтацию исключительно на сталинское руководство страны. Документы показывают, что истоки «холодной войны» лежат в принципиально различных национальных интересах СССР и стран Запада, оформившихся еще на заключительном этапе второй мировой войны. Расхождение позиций союзников было неизбежным. Оно лишь могло иметь иные формы.

В монографии отмечается, что рубежом в отношениях Восток-Запад стал 1947 г., после которого ставка на военную силу в отношениях между бывшими союзниками стала главным инструментом политики. Не исключал новой войны с Западом (на этот раз с США) и Сталин, развернувший в конце 40-х гг. широкомасштабную военную подготовку к грядущему столкновению.

Этому главному вектору было подчинено и развитие экономики страны. Сверхмилитаризация практически всех отраслей хозяйства не могла не привести к усилению диспропорций в его развитии, а в перспективе – к краху советской экономической системы, основанной на внеэкономическом принуждении.

Вместе с тем, вся вторая половина 40-х гг. прошла под знаком экономических дискуссий и споров в научных кругах и в руководстве страны по вопросу о путях и направлении развития экономики. Не исключалось и ограниченное использование материальных стимулов к труду. Правда, следует отметить, что использование рыночных рычагов на всем протяжении советской истории никогда не носило стратегического характера. Они начинали применяться в условиях, когда традиционная советская экономическая модель не давала должной отдачи, а по мере насыщения товарного рынка они так же стремительно свертывались. Не было исключением и первое послевоенное время. Планировавшееся Н. А. Вознесенским акцент на легкую и пищевую, а не тяжелую промышленность так и не состоялся (хотя, как следует из документов, с таким подходом были согласны и противники Вознесенского – Маленков и др., взявшие позже на вооружение этот стратегически верный лозунг).

В монографии показано, что стабилизация власти в ходе войны по-иному поставила вопрос о роли и назначении официальной идеологии, в которой наметилось определенное смещение акцентов. Значительно изменились и общественные настроения, связанные с ожиданием перемен к лучшему.

Данная работа, конечно, не претендует на то, чтобы отразить все многообразие имеющихся на сегодняшний день материалов и точек зрения на послевоенный СССР. Каждый из поднятых в ней сюжетов и направлений может стать темой конкретного специального исторического исследования.

Мы выражаем благодарность за помощь работникам архивов – С. В. Мироненко, Т. Г. Томилиной, К. М. Андерсону, Г. В. Горской, В. А. Лебедеву, А. П. Сидоренко, Сидорову Н. А. и др. Мы очень признательны за полезные и квалифицированные советы, оказавшие влияние на нашу работу над книгой, известным ученым – А. О. Чубарьяну, В. С. Лельчуку, Н. Б. Биккенину.

Глава 1
Советский Союз в послевоенном мире

С завершением кровопролитнейшей в истории человечества войны сложился новый мировой порядок. Он характеризовался не только изменениями границ в Европе, Азии и Африке. Едва ли не главной его особенностью стало перегруппировка сил на мировой арене, связанная с разгромом крупнейших военных держав – Германии, Японии и Италии.

Контуры послевоенного мирового устройства стали вырисовываться еще до второй мировой войны, когда начались длительные и напряженные переговоры советского руководства с лидерами Германии. В ходе переговоров 1939–1940 гг. определились сферы интересов двух стран. СССР первоначально претендовал на территорию Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, восточных районов Польши и Бессарабию. Но уже тогда имелось в виду и продвижение сферы интересов СССР в сторону Болгарии и черноморских проливов.

Усиление политической и военной активности СССР на Балканах не прошло незамеченным. Оно вызвало серьезную обеспокоенность в Турции, стремившейся получить гарантии великих держав в отношении своей территориальной целостности. Такие гарантии в сентябре 1939 г. ей предложила Англия. Однако турецкий президент И. Иненю стремился добиться таких же гарантий и от СССР. Было предложено заключить советско-турецкий пакт о взаимной помощи. Для этого в Москву прибыл министр иностранных дел Турции Сараджоглу. 1 октября 1939 г. его приняли Сталин и Молотов. Уже тогда выяснилось, что СССР не желает давать никаких гарантий Турции в начавшейся войне. Отказ подписать пакт о взаимной помощи Молотов объяснял просто «Против кого этот советско-турецкий пакт будет направлен? Заключать пакт против Германии мы не можем, против Италии – она является союзницей Германии. Против Болгарии – но она ведь не угрожает Турции.».[11]11
  Коллекция документов Архива Президента Российской Федерации (АПРФ)


[Закрыть] О гарантиях СССР о ненападении вообще не говорилось. Предвидя свою возможную договоренность с Германией по Болгарии, Сталин откровенно сказал Сараджоглу «Я думаю, как бы. у нас с турками не вышло недоразумение, особенно из-за Болгарии.».[12]12
  Там же


[Закрыть] Стремясь разрушить англо-турецкую договоренность о противодействии возможной агрессии на Балканах, Сталин добился от Турции обещания не вмешиваться в боевые действия, если они возникнут на территории Румынии или Болгарии. «Если Болгария выступит против Турции, – заявил он, – тогда надо ее бить. Но почему надо бить Болгарию в остальных случаях«. Таким образом, эти «остальные случаи», в которых мог быть задействован СССР, вовсе не исключались советским руководством.

В ноябре 1940 г., в ходе переговоров в Берлине В. М. Молотова с лидерами Германии выяснилось, что советское руководство хотело бы расширить сферы своего влияния новыми территориями. В директивах Сталина Молотову на ведение этих переговоров отчетливо просматриваются контуры возможных изменений мирового устройства. Теперь уже официально речь шла об особых интересах СССР на Балканах (Румыния и Болгария), в Турции (черноморские проливы), Иране. Было высказано также пожелание «обезопасить» для СССР выходы из Балтики в Северное море и, тем самым, проявлена заинтересованность советского руководства в Скагерраке и Каттегате. На этих условиях СССР был готов присоединиться к тройственному пакту.[13]13
  См. Бережков В. Как я стал переводчиком Сталина. М., 1993, с.55 и др., Риббентроп И. Между Лондоном и Москвой Воспоминания и последние записи. М., 1996, с.184, 274 и др.


[Закрыть] Интересно, что так и не договорившись об этом, Москва, тем не менее, резко критиковала Германию за ввод ее войск в Болгарию в марте 1941 г., расценив это как «нарушение интересов безопасности СССР».[14]14
  Там же


[Закрыть]

Нападение Германии на СССР положило начало формированию антигитлеровской коалиции. В ее рамках проблемы послевоенного мирового устройства занимали не менее важное место.

Уже в декабре 1941 г. на встрече в Москве с министром иностранных дел Великобритании А. Иденом советское руководство выступило с новыми предложениями о территориальных изменениях после окончания войны. Главной задачей внешней политики советских лидеров было добиться согласия новых союзников на закрепление за СССР территорий, вошедших в его состав в 1939–1940 гг. Вместе с тем, список пожеланий советского руководства был достаточно большим. 16 декабря 1941 г. Сталин изложил свое видение послевоенных границ. В центре его внимания были границы Советского Союза. Кроме восстановления границ 1941 г. он поставил вопрос о включении Тильзита в состав советской Литвы, «возвращении» финского Петсамо Советскому Союзу, заключении союзного договора с Румынией и Финляндией (по которому там должна была создаваться сеть военных баз СССР по примеру Прибалтики 1939–1940 гг.), отторжении от Болгарии Бургасского района («для Болгарии совершенно достаточно иметь один морской порт в виде Варны»). В отношении других границ Сталин поставил вопрос о расчленении Германии (создании на ее территории независимых государств в Баварии, Рейнской области и др.). Стремясь заинтересовать Англию, он предлагал создание сети ее военных баз в Бельгии, Голландии, Норвегии и Дании, не забыв добавить, что это будет сделано лишь «при условии гарантии некоторыми державами (имелся в виду СССР) входов и выходов из Балтийского моря». Был поставлен вопрос о репарациях с Германии. Кроме этого, предлагалось создать «военный союз демократических государств» Европы, имеющий международную военную силу. Предлагалось также создание в Европе «государственных федераций». В их числе назывались Балканская федерация, Польско-чехословацкая федерация и др.[15]15
  Коллекция документов АПРФ


[Закрыть]

По сути, Сталин предлагал Англии тот же вариант сотрудничества, который вплоть до начала Великой Отечественной войны он отрабатывал с Германией. Характерно, что такой же оставалась и тактика действий закрепить эти договоренности Сталин предложил в секретных протоколах.

Однако Иден категорически отказался не только подписывать, но и обсуждать в деталях эти проекты. Он лишь поблагодарил Сталина за «столь подробное и откровенное изложение» его точки зрения, сославшись на то, что вопросы послевоенной реконструкции Европы не могут обсуждаться без участия американской стороны.[16]16
  Ржешевский О.А. Война и дипломатия. Документы, комментарии. М. 1998. С. 15–19


[Закрыть] Под этим предлогом он отказался даже признать довоенные границы СССР (их окончательно признали лишь на Ялтинской конференции в 1945 г. под влиянием решающих побед Красной Армии в Европе).

Все это вызвало у Сталина сильное раздражение и разочарование. Он, правда, справедливо полагал, что, возможно, обсуждать эти вопросы «еще не пришло время».

По мере наращивания военных успехов Красной Армии разработки о будущем мировом устройстве приобретали все более четкие контуры.

В январе 1942 г. решением Политбюро ЦК ВКП(б) была создана «Комиссия по послевоенным проектам государственного устройства стран Европы, Азии и других частей мира» во главе с Молотовым. В рамках этой комиссии были созданы три рабочие группы одна готовила предложения по Западной и Северной Европе и Британской империи (А. Я. Вышинский и А. А. Соболев), другая – по Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе, Ближнему и Среднему Востоку (В. Г. Деканозов, Я. З. Суриц), третья – по Западному полушарию, Тихоокеанскому бассейну и Восточной Азии (С. А. Лозовский, К. А. Уманский).

Осенью 1943 г. были готовы детальные предложения советской стороны о послевоенном устройстве мира. В общих чертах они были доложены на Тегеранской встрече «большой тройки» и показали, что советская сторона более подготовлена к обсуждению этих проблем, чем англо-американские союзники.

В январе 1944 г. заместитель наркома иностранных дел И. М. Майский представил Молотову записку «О желательных основах будущего мира», в которой были окончательно сформулированы пожелания относительно границ и интересов СССР в послевоенном мире. Они сводились к следующему включение в состав СССР района Петсамо, возвращение СССР Южного Сахалина, передачу Курильских островов, обеспечение общей границы СССР с Чехословакией (за счет Польши или Румынии), заключение долгосрочных договоров с Финляндией и Румынией о предоставлении СССР военных баз на их территории, гарантии «свободного и удобного» использования транзитных путей через Иран к Персидскому заливу. Германию предлагалось раздробить на ряд независимых государств (с этим соглашались и лидеры США и Англии в Тегеране). Предлагалось восстановить Францию как «более или менее крупную европейскую державу», не возрождая ее военной мощи. Высказывалось стремление ликвидации диктаторских режимов в Испании и Португалии с заключением пакта о взаимной помощи и военного союза с Испанией. Было признано в интересах СССР способствовать созданию в Европе федераций – Дунайской, Балканской, Центрально-Европейской, Скандинавской и т. п. Подчеркивая необходимость независимой и жизнеспособной Польши, Майский в то же время отмечал, что «мы не заинтересованы в нарождении слишком большой и слишком сильной Польши» с учетом того, что Польша всегда была враждебна России. То же самое было высказано и в отношении Венгрии. Наоборот, предлагалось «стремиться к созданию сильной Чехословакии». Со всеми балканскими странами предлагалось заключить договоры о взаимопомощи, а с Грецией (в силу особой заинтересованности в ней Англии) – тройственный пакт о взаимопомощи между Англией, СССР и Грецией по примеру Ирана. Развивая идеи создания английских (и возможно американских) баз в Норвегии, Майский считал необходимым добиваться также размещения там и советских баз. В то же время он предлагал согласиться с возможным протекторатом США над Исландией. Не было возражений и против возможного присоединения к Франции бельгийской Валлонии, а также размещения военных баз Англии в Бельгии и Голландии.

В отношении Турции предлагалось препятствовать ее усилению. С помощью советско-болгарского и советско-румынского пактов было признано целесообразным исключить ее влияние на балканские дела. Эту нишу, естественно должен был занять СССР. В Иране предлагалось усилить советское проникновение при помощи «целого ряда экономических, культурных и политических мероприятий» создания советских больниц и школ для иранцев, изучения русского языка, оказания помощи в организации иранских вооруженных сил и др. На Ближнем Востоке планировалось укрепить советское влияние в сфере экономической, культурной и политической. Майский считал, что СССР не заинтересован в участии в войне с Японией, хотя, безусловно должен добиваться ее военного разгрома. Главным итогом такого разгрома он справедливо считал укрепление позиций СССР в Китае.

Для обеспечения контроля за сохранением такого мирового порядка Майский предложил создать международную организацию, в которой решающая роль должна была принадлежать «большой четверке» – СССР, США, Англии и Китаю.

Справедливо полагая, что вся эта послевоенная конструкция будет устойчивой лишь в случае взаимопонимания между США, СССР и Англией, Майский предлагал следующую направленность советской внешней политики в послевоенный период «Укрепление дружественных отношений с США и Англией использование в советских интересах англо-американского противоречия с перспективой все более тесного контакта с Англией всемерное усиление советского влияния в Китае превращение СССР в центр притяжения для всех подлинно демократических средних и малых стран и подлинно демократических эелементов во всех странах, особенно в Европе поддержание международной беспомощности Германии и Японии вплоть до того момента, когда и если эти страны обнаружат искреннее стремление к переходу на рельсы настоящей демократии и социализма».[17]17
  Архив Президента Российской Федерации (АПРФ). Ф. 3. Оп.63. Д. 237. Лл. 52–93.


[Закрыть]

Майского при этом ничуть не смущало главное противоречие – укрепление дружественных отношений с Англией и США при одновременном превращении СССР в «центр притяжения» коммунистических и других левых сил было невозможным.

Недоступные ранее архивные документы дают основание полагать, что имели место если не тайные договоренности, то по крайней мере доверительные беседы между лидерами «большой тройки», выходившие за рамки официальных соглашений о послевоенном устройстве.

Осенью 1946 г. французская газета «Кавалькада» опубликовала текст неизвестного соглашения между Сталиным и Рузвельтом, якобы достигнутого в ходе их личный встреч в Тегеране и Ялте. В этом документе, в частности, говорилось «Президент Соединенных Штатов Америки признает, что Советскому Союзу необходимо иметь выход в Средиземное море, так же как и необходимость эффективной гарантии его безопасности в районе Черного моря и Проливов».[18]18
  Цит. по: Коллекция документов АПРФ


[Закрыть] Главной причиной появления такого документа, как означалось в документе, было то, что СССР понес большие потери в войне. Говорилось, что Сталин и Рузвельт договорились в Тегеране о предоставлении после войны долгосрочного американского кредита Советскому Союзу в размере 6 млрд долларов для нужд экономического развития и еще 4 млрд долларов для закупок продовольствия. США не возражали против заключения двусторонних отношений СССР с Австрией, Польшей, Чехословакией, Румынией, Болгарией и Югославией при условии сохранения в этих странах демократического строя и их национальной независимости. Была зафиксирована и позиция по Средиземному морю и Проливам. В Ялте же, как следовало из документа, были оговорены вопросы компенсации со стороны Германии. В частности, предусматривалось изъятие немецкого промышленного оборудования, использование труда немецких военнопленных на восстановлении объектов СССР, мобилизация советским оккупационным командованием гражданских специалистов и рабочей силы (но не более чем на пять лет), демонтаж и перевозка в СССР всей военной промышленности советской зоны оккупации, передача СССР 75 % всего оставшегося в Германии после войны промышленного оборудования. Согласие США давалось также на присоединение к СССР Восточной Пруссии и территориальные уступки от Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии.

По мнению публикаторов, эти договоренности явились основой послевоенного мирового устройства.

Обнародование этих материалов вызвала шоковую реакцию на Западе. В начале ноября 1946 г. главный директор европейской конторы «Интернейшнл Ньюс Сервис оф Америка» Кингсбери Смит направил запрос в адрес Молотова и Вышинского с просьбой прокомментировать данную публикацию. В свою очередь Молотов направил информацию Сталину, в которой запрашивал, что именно следует ответить журналисту. Характерно, что в своей телеграмме вождю Молотов никак не оценивал эту публикацию как «фальшивку».

Показательна и осторожная телеграмма Сталина, в которой он не отвергал самой идеи такой договоренности «Я не помню (выделено авторами) чтобы мною и Рузвельтом было подписано (выделено авторами) какое-либо соглашение по этим вопросам. Но, возможно (выделено авторами), что в отдельных речах на конференции Трех что-либо в этом роде было обещано Рузвельтом и, возможно, что это обещание или речь, зафиксированы в стенограмме, или даже в каком-либо протоколе».[19]19
  Коллекция документов АПРФ


[Закрыть] Сталин поручил Молотову навести справки и, в частности, использовать для этого своего переводчика Павлова. 9 ноября Молотов и Вышинский доложили Сталину, что никаких письменных соглашений и упоминаний в протоколах конференций об этом нет. Можно было вздохнуть спокойно и ответить мировой общественности в соответствующем духе.

Могла ли иметь место подобная договоренность в реальной действительности? Думается, вполне могла. Об этом свидетельствует не только осторожность Сталина в переписке на эту тему с Молотовым. Главное доказательство заключается в том, что все другие (кроме проблемы Проливов) компоненты либо были реализованы, либо переписка о них (в вопросе о кредитах и даже их размерах, например) велась со ссылкой на достигнутые прежде договоренности.

То же самое касается и вопроса о советской опеке над Триполитанией, возникшего сразу после окончания войны с Японией. Давая 16 сентября 1945 г. директиву Молотову на сессию Совета министров иностранных дел в Лондоне, Сталин прямо указывал, что «следует нажать на ту сторону дела, что американцы в Сан-Франциско обещали нам поддержать наши требования на получение подопечных территорий. Я имею в виду письмо Стеттиниуса. Этот аргумент нужно выставить выпукло.».[20]20
  Там же


[Закрыть] В ответ на такое согласие Сталин был готов ограничить советское военно-морское присутствие в Триполитании. Однако, идя вразрез с достигнутыми прежде договоренностями, США и Англия на лондонской встрече министров предложили лишь вариант совместной опеки всех союзников над Ливией, Эритреей и Итальянским Сомали. Непосредственное управление этими территориями должно было осуществлять конкретное лицо, назначаемое союзниками. Представители США и Англии потребовали также обосновать права СССР на опеку над Триполитанией. Интересно, что Молотов в этой связи отмечал, что «СССР имеет немалый опыт в практическом разрешении национального вопроса. Этот опыт мог бы быть с пользой применен в Триполитании».[21]21
  Там же


[Закрыть] Кроме этого он ссылался на необходимость создания благоприятных условий судоходства для советских судов в Средиземноморье.