Текст книги "Презумпция лжи"

Автор книги: Александр Багаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Из-за правильного или неправильного прославления Троицы, или всё-таки из-за видов на эти самые деньги вдрызг разругались и в 1052 г. предали друг друга анафеме римская и византийская церкви – судить, как и в случае с нравственным обликом крестоносцев, не берусь. Но понимаю, что и в Риме, и в Константинополе все политики-современники, достойные называться политиками, наверняка не споры спорили на отвлечённые политические темы, а без всяких сомнений брали во всех своих замыслах за отправную точку какое-то вот такое соображение: если Палестину освободят присягнувшие папе и сохраняющие ему верность рыцари – все палестинские преимущества достанутся папскому престолу; если Византия этому не помешает, то колоссальные новые доходы в течение очень немногих лет обеспечат папе такой же колоссальный взлёт его власти и мощи, включая военную; ничего хорошего Византии и православной Церкви это не сулит. (Баснословные богатства, действительно накопленные в кратчайшие сроки в Палестине панскими орденами – тамплиерами, иоаннитами – а также падение Константинополя в 1204 г. – вполне наглядные и неоспоримые подтверждения того, что подобный ход мысли был не лишён основания.) Разница могла при этом быть только в том, что в процессе таких размышлений в Риме должны были нервно потирать руки, а в Константинополе – столь же нервно почёсывать затылок.

И ВОТ в такой ситуации в 1096 г. выступили в первый крестовый поход – то есть в кампанию, организованную с благословения католического папы римского – славные рыцари Готфрид, герцог Лотарингский, с братьями Балдуином и Евстафием; Роберт Нормандский и Роберт Фландрский; Стефан Блоа и Раймувд Тулузский; Боэмуцц Тарентский, Танкред и другие. И прибывали они понемногу со своими отрядами к Константинополю.

И вот тут заклятый конкурент папы римского византийский император Алексей всех их по очереди встречал, так или иначе уговаривал, склонял или даже заставлял присягнуть ему на верность (что означало для них клятвопреступление в глазах папы). Взамен император даровал им всем – уже в их новом качестве его свежеиспечённых вассалов – земли из тех, что, вообще-то, им ещё предстояло отвоевать у неверных.

Получив очередную присягу, император немедленно отправлял своего только что обретённого подручного со всеми его людьми на противоположный, азиатский берег Босфора, от греха подальше. Сопровождалось это всё и достаточно серьёзными вооружёнными стычками между греками и латинами, и императорскими щедрыми посулами, и грубой лестью, и откровенным подкупом. Могущественный у себя на родине граф Тулузский, например, долго упорствовал и никак не хотел присягать византийскому императору, церковь которого папа римский уже, почитай, полвека как предал анафеме. Так пока граф пребывал на переговорах в императорском дворце, его отряд, стоявший лагерем в предместье, оцепили посланные императором войска (печенежская конница, прямые потомки тех, кто незадолго до того подкараулил и уничтожил великого князя Святослава на днепровских порогах), и графскому отряду только чудом удалось отбиться и избежать полного истребления. В конце концов графа уговорили его же соратники, которые все уже присягу приняли.

Так что граф тоже присягнул. Как конкрентно происходили эти присяги – в приведённом ниже описании (курсив мой):

Распорядившись относительно того, кто должен был следовать за ним и кто остаться, Боэмунд (Тарентский. – Л.Б.) отправился из замка, называемого Кимпсалой…они в несколько дней прибыли в Константинополь. Там Боэмунд, представившись (императору) Алексею, подчинил себя игу, называемому обыкновенно homagium (вассальная подчинённость. – А.Б.). Без сомнения, это было ему неприятно, но он в то же время получил в дар обширную землю в Романии, в длину – насколько может лошадь пробежать в 15 дней и 8 дней – в ширину (это по минимуму примерно 450 км на 240 км; больше, чем тогдашнее Тверское княжество, или чем Владимирское и Суздальское вместе взятые. —А.Б.). Вслед за тем крылатая молва принесла известие о том Танкреду (был кем-то вроде заместителя Боэмунда и оставался в походном лагере при основном отряде. —А.Б.) и шепнула ему: «Тебе, как идущему сзади, предстоит такая же сделка, но она будет ещё унизительнее, как уже менее выгодная.»

XI. Танкред, получив это известие, опечалился за Боэмунда и испугался за себя, ибо, видя дом соседа объятым пламенем, он был уверен, что и ему угрожает пожар. Тогда он начал ломать себе голову, искать и рассуждать с собой, какой дорогой можно было бы выйти из такого положения… и как наказать императора. При этом он взвешивает, с одной стороны, свои силы, с другой – его хитрость; свою отвагу – и мощь противника; сравнивает своих рыцарей с богатствами императора, и видит в первом случае малочисленность, во втором – безмерность. Что делать? Сражаться? Но неприятель могуч. Явиться с мольбой? Но неприятель неумолим… Видя, как предводители франков пойманы подарками, Боэмунд обойдён хитростью, а он сам мучим собственным недоумением, Танкред углубился в себя и говорил в своём сердце:

«О, преступление! Где теперь найти верность? Куда девалась мудрость? О человеческое сердце! У одного оно вероломно, у другого безумно; один не имеет стыда, чтобы не делать зла, другой – предусмотрительности, чтобы познать это зло. Боэмунд отправился за богатствами… Он шёл царствовать, а нашёл иго; он шёл возвысить себя, а послужил к возвышению другого и унизился сам… Что сказать о предводителях Галлии (франков. —А.Б.), которые при всей своей многочисленности могли бы не только избавить себя от вассальной присяги, но даже сделаться властелинами всякого, кто обнаружил бы неповиновение? Я сострадаю и вместе стыжусь за людей, которые, однако, сами не имели ни стыда, ни сострадания к себе. Я уже теперь вижу, чем это кончится, когда они, истратив свои богатства, останутся при одном наказании, лишениях и раскаянии. Действительно, им придётся раскаяться, когда они увидят себя вынужденными     к неправде, подавленными необходимостью и без всякого утешения. Тогда, говорю я, они раскаются; но… Разве можно не исполнить того, в чём раз клялся? Могут ли они опираться на право (латинское – А.Б.), когда добровольно отдали себя в руки другого? Продав себя, будут ли они оставаться свободными? Кто более раб: тот ли, кто сам себя продал, или тот, кого продали вследствие насилия разбойников? Справедливо будут наказаны те, которые, с беспечностью смотря на будущее, ограничиваются мыслью о настоящем».

Кстати, этот Танкред, прибывший в Палестину из Сицилии – полукровка-викинг. Норманн. Варяг. Потомок готов. Хороший, видимо, был мужик, коли придумал переодеться в одежду простого бойца и таким образом, оставшись незамеченным и неопознанным императорскими шпиками, вместе с отрядом погрузился на корабли, пересёк Босфор и добрался в лагерь основных сил крестоносцев. И избежал ига!

А у императора во дворце тем временем творилось вот что.

Между тем Боэмунд не покинул ещё берегов Фракии (т. е. находился в Константинополе. – А.Б.)… Когда Алексей был предуведомлён через шпионов, что (Танкред) тайно отплыл, он, огорчённый обманом, требовал отсутствовавшего от присутствовавших, обвинял их в коварстве и говорил, что они сговорились похитить у него Танкреда. Его взгляды, походившие от гнева на взгляды раздражённой мачехи, обращались особенно к Боэмунду. Между тем как император метал молнии, а с языка его неслись угрозы, Боэмунд нехотя давал клятву, что он вернётся, чтобы вложить руки Танкреда в руки императора; в противном случае ему не будет безопасно ни оставаться на месте, ни идти вперёд.

Вот примерно так это всё происходило. Говорить об этом можно с достаточной уверенностью, потому что цитаты взяты из рассказа личного помощника того самого славного мужика Танкреда, его секретаря в Палестине с 1107 г. и до смерти Танкреда в 1112 г. И труд свой этот добросовестный секретарь написал не позднее 1118 г. там же, в Палестине. То есть он практически всех героев своего рассказа знал лично, их свидетельства своими ушами слушал и, не исключено, прямо тут же и записывал;[39]39
  Рауль Канский – Radulphus Cadomensis, франц. Raoul de Caen. «О деяниях Танкреда».


[Закрыть] талантливо, кстати, поскольку даже с поэтической ноткой.

Дальше осталось немного: замени Боэмунда Тарентского и Танкреда на наших Александра и Андрея Ярославичей, замени византийского императора Алексея на императора никейского Иоанна III Дуку Ватаца, замени печенежские отряды византийского императора на «монголо-татарские» «полчища» императора никейского – и как будто в тёмной комнате вдруг зажгли яркий свет. Как будто какая машина времени туда, в «Итиль-Сарай», в Никею перенесла, и всё вдруг понятно: к каким на самом деле царям могли на долгий таинственный срок уезжать наши князья, в том числе Ярославичи, какие страсти и по какому поводу могли там кипеть, какие сделки могли заключаться, какие предательства совершаться, и какие по этому поводу деньги и территории из рук в руки переходили.

ОЧЕВИДНОЕ возражение будет насчёт повода: в Палестине-то сами боэмунды и танкреды пришли в Византию отбирать её денежные потоки; а на Руси же наоборот происходило. В связи с чем ещё свидетельство, и опять современника. А в качестве вступления к ней цитата из Лаврентьевской летописи:

В год 6746 (1237). Окаянные татары зимовали около Черного леса и отсюда пришли тайком лесами на Рязанскую землю во главе с царем их Батыем. И сначала пришли и остановились у Нузы, и взяли ее, и стали здесь станом. И оттуда послали своих послов, женщину-чародейку и двух татар с ней, к князьям рязанским в Рязань, требуя у них десятой части: каждого десятого из князей, десятого из людей и из коней: десятого из белых коней, десятого из вороных, десятого из бурых, десятого из пегих – и во всем десятого. Князья же рязанские, Юрий Ингваревич, и братья его Олег и Роман Ингваревичи, и муромские князья, и пронские решили сражаться с ними, не пуская их в свою землю. Вышли они против татар на Воронеж и так ответили послам Батыя: «Когда нас всех не будет в живых, то все это ваше будет».

Ну и теперь свидетельство очевидца не этих, а других, но происходивших тогда же событий.

Матвей Парижский – англичанин несмотря на прозвище – автор одного из первоклассных исторических произведений Средних веков – «Великой истории Англии» (Historia major Angliae, seu Chronicon ab a. 1066–1259). Закончил он её писать в конце 50-х годов XIII века, то есть всего через тридцать лет после событий, о которых сейчас пойдёт речь. А чтобы был понятен общий контекст происходившего, вот что о них написал уже наш современный автор:

Война (гвельфов и гибеллинов)… отличалась небывалым упорством и жестокостью. Были разрушены десятки городов (особенно пострадала Италия), сотни тысяч людей были убиты…. невероятный факт – император Фридрих II, сумевший после 40 лет исламского владычества вернуть Иерусалим христианству, был отлучён от церкви папой Иннокентием IV. Более того, от церкви был отлучён сам священный город Иерусалим (!) – после того, как Фридрих провёл там свою коронацию как иерусалимского короля (Фридрих был женат на законной наследнице иерусалимского престола. – А.Б.). Не брезговали папы и тем, что деньги, собранные на организацию крестовых походов и в помощь Святой Земле, направлялись на борьбу против гибеллинов, организацию крестовых экспедиций против католического же населения!

^{__________________}

Добавлю к этому: «война гвельфов и гибеллинов» – это длившееся многие десятилетия соперничество, нередко превращавшееся в войну, между сторонниками папского престола (гвельфы) и императорской власти (гибеллины). Боролись они за монополизацию власти в первую очередь в Италии и в Германии. Император Фридрих II – это легендарный король Сицилии и затем император Священной Римской империи, о котором написано множество книг и который наверняка заслужил такое пристальное к себе внимание: он был и выдающийся государственный деятель, и выдающаяся личность; один из самых образованных людей своего времени; сам Данте считал его создателем итальянского поэтического языка, и он же возглавлял самый, наверное, успешный и уж точно самый эффективный крестовый поход (шестой, в 1229 г.). Наконец, что принципиально важно в этом рассказе, он был, во-первых, по матери наследником норманнских королей Сицилии и, во-вторых, считал себя преемником императора Константина и правителем всего мира. Поэтому довольно логично, что он практически всю взрослую жизнь открыто враждовал с папским престолом, который точно так же претендовал на верховную впасть во всём католическом мире (где «симфония власти» не практиковалась).

^{___________________}

Вот о том, какими же именно деньгами римские папы «не брезговали» пользоваться не по назначению, и рассказывает Матвей Парижский в приведённом отрывке. Идёт 1229 г.: Англия. Местное духовенство избирает нового архиепископа Кентерберийского (в те времена в Англии – аналог нашего киевского митрополита). Но:

…Папа не утверждает избранного английским духовенством и назначает другого, который обязался согласиться на сбор десятины (то есть одной десятой. – А.Б.), чтобы помочь Папе в борьбе его с императором (Фридрихом П. – А.Б.).

Далее в Англию прибыл:

Стефан, капеллан государя Папы и нунций при английском короле. Он явился для сбора десятины, которую обещали государю Папе послы… короля… для поддержания предпринятой войны против императора римлян (Фридриха II). Папа получил сведение относительно многих ненавистных и противных христианскому закону поступков вышепоименованного императора. Он изложил их письменно и обнародовал при помощи апостолических посланий в различных странах света…Папа упрекал его в том, что он, будучи отлучённым, вошёл в церковь св. Гроба в Иерусалиме; собственноручно короновался там… говорил перед народом, прикрывая свои низости и обвиняя Римскую церковь в том, что она была несправедлива к нему… он упрекал её с наглостью и дерзостью в ненасытной корысти и симонии (симония – поставление в церковную должность за плату, то есть за взятку – А.Б.)… Он ограбил каноников св. креста в Акконе и лишил их доходов, которые они получали с гавани. Он же лишил имущества архиепископа Никосии на Кипре…. Он же лишил каноников св. Гроба всех приношений, делаемых этому Гробу, патриарха – приношений на Голгофе и Лобном месте, и каноников храма – доходов с этого храма… государь Папа объявил недействительными все распоряжения императора в Св. земле и старался возбудить против него войну… он (Фридрих II) вызвал страшное гонение против своей матери-церкви… он овладел её замками, землями и владениями и, как общественный враг, держит их в своих руках по настоящее время.

Император Фридрих воспользовался крестовым походом в Палестину и переключил тамошние финансовые потоки папского престола на себя. Папа за такой «беспредел» собрался организовать против него полномасштабную военную кампанию. Дальше началась подготовка к этой кампании, главный этап которой в те времена – сбор необходимого количества денег и живой силы. Так что обозначенная цель приезда папского капеллана Стефана в Англию вполне реальна: собрать с вассалов папы десятину (десятую часть доходов) на войну.

…когда Стефан… изложил перед королём Англии, в чём состоят желания Папы и предмет его посольства, король созвал в Вестминстере… архиепископов, епископов, аббатов, тамплиеров, иоаннитов, графов, баронов, церковных ректоров и всех своих вассалов, чтобы они явились… для выслушивания вышеупомянутого требования и для постановления определения, сообразно с обстоятельствами… Стефан прочёл громогласно в присутствии всего собрания послание государя Папы, которым требовалась десятина со всего движимого имущества в Англии, Ирландии и Валлисе, обязательная для светских и духовных, с целью поддержать Папу в его войне с императором римским Фридрихом…в заключение государь Папа старается убедить всех членов Римской церкви, как прирождённых детей её, матери всех церквей, помочь ей всеми силами, имея в виду, что если она – чего Боже избави – погибнет, то и члены пропадут вместе с головой.

После того Стефан убеждал всех присутствовавших дать их согласие, указывая на честь и выгоды, которые достанутся на долю тех, которые исполнят требование Папы…король Англии… как мы сказали выше, обязался через тех, которые действовали от его имени в Риме, заплатить десятину: ему нельзя было отпереться от своих слов, а потому он молчал, и его молчание было принято за одобрение. Но графы, бароны и все светские отказались решительно от взноса десятины, не желая предавать своих ленов и светских владений на жертву Римской церкви. Епископы, аббаты, приоры и другие прелаты церкви после трёх-четырёх дней рассуждения и сильного ропота, согласились, наконец, опасаясь подвергнуться отлучению в случае сопротивления апостолическому предписанию. Согласившись против воли, они кончили бы это дело и выдали бы только такое количество серебра, которое не отяготило бы их слишком, если бы, как уверяют, Стефан Сеграв, тогдашний советник короля, человек, любивший одного себя, и сердце которого всегда было склонно ко злу, не заключил симонического договора с нунцием Стефаном и не устроил бы так, что десятина была вытребована сполна, к неисчислимому вреду для церкви и государства. После того нунций Стефан показал всем прелатам доверительное письмо Папы, которым он назначил его заведовать сбором десятины. Этот сбор должен был делаться не по той таксации, которая была недавно установлена для взимания двадцатой доли для приобретения от короля привилегий, но по новой оценке имущества, более удобной и выгодной для государя Папы; а именно, этот сбор должен был производиться с доходов, извоза, найма плугов, приношений, десятин, корма животных, производств земли и приобретённых имуществ, как церковных, так и других, под какими бы названиями они ни существовали; притом не допускалось никаких скидок, и ни под каким предлогом не принимались в соображения ни долги, ни расходы. Это же доверительное письмо уполномачивало Стефана отлучать сопротивляющихся и прекращать богослужение в церквах. На основании того Стефан в каждом графстве назначил своих агентов и отлучил всех тех, которые осмелятся сами или через других препятствовать сбору десятины или оценке имущества посредством стачки, укрывательства или другого обмана. А так как это дело не допускало никаких промедлений, то Стефан потребовал под страхом отлучения от всех прелатов и других, чтобы они внесли ему вдруг всю требуемую сумму, или сделав заём, или другим способом приобретя деньги, так, чтобы он мог, не выжидая конца операции сбора, удовлетворить Папу; а после они могут возвратить своё, когда будет собрана десятина. Он говорил, что государь Папа обременён такими огромными долгами, что он решительно не знает, каким образом кончить предпринятую войну. После того собор разошёлся, впрочем, не без сильного ропота.

Тогда Стефан немедленно разослал письма епископам, аббатам, приорам и монастырям всех орденов с приказанием под страхом отлучения препроводить ему к назначенному дню сумму серебра, хорошей новой монетой полного веса, достаточную для того, чтобы государь Папа мог удовлетворить своих кредиторов и чтобы они сами спаслись от отлучения. Этот человек был до того неумолим в своих требованиях, что требовал десятины даже с плодов следующей осени, которых можно было ожидать. Прелаты, не имея других средств, продавали чаши, сосуды, раки и другие священные предметы; иные же отдавали их в залог и делали займы. Стефан имел при себе проклятых ростовщиков, которые выдавали себя за негоциантов и прикрывали свою постыдную деятельность именем торговли; они-то и снабжали серебром тех, которые находились в нужде и угнетались взысканиями Стефана. Он не давал никому пощады, угрожал всякому, и те, которые успели достать серебро за большие проценты, делались потом жертвой ростовщиков и претерпевали страшные убытки. Англия разражалась в то время такими проклятиями, что нельзя было повторять их вслух; ропот был на устах всех; каждый говорил: «О, если бы этот сбор не пошёл впрок тем, для которых его делают!» Желание народа исполнилось, ибо «худо приобретённое не приносит пользы». Но с этой эпохи Англию точили ультрамонтаны (то есть заторные люди, живущие за Альпами; их называли также ломбардами; и эти два выражения сделались тождественными с именем ростовщика), которые хотя и называли себя торговцами, но в сущности были безбожными ростовщиками, которые старались поймать в свои сети всех, кого угнетали поборы римского двора Вследствие всего того, Стефан, капеллан государя Папы, а на деле человек, стригший себе серебряное руно, оставил в Англии ненавистную память о себе. Райнульф, граф Честерский[40]40
  Параллель с событиями на Руси становится совсем символичной и подчёркивается в этом случае схожестью позиций, занятых наследниками престола в отношении истребованной на войну десятины. Как известно, родной брат Александра Невского вел. князь Андрей Ярославич тоже отказывался её платить. Занявший аналогичную позицию граф Ранульф – это Ranulf de Blondeville, 6th Earl of Chester (1170–1232), один из тех, кто подписал легендарную Magna Carta. Его потомки, тоже принадлежавшие к графскому дому Честеров – короли Эдвард II и Эдвард III (правили Англией с 1307 по 1377 год; потомок Андрея Ярославича Василий Шуйский правил Россией в 1606–1610 гг.; начиная с 1301 г. титул графа Честерского присваивался прямому наследнику английского престола, а начиная с 1399 г, – каждому новому наследнику британской короны вместе с титулом принца Уэльского).


[Закрыть], один воспротивился с энергией; он не хотел предать свою землю рабству и не позволил ни одному духовному или клерику в своём лене платить десятины; между тем Англия, Валлис, Шотландия и Ирландия были вынуждены к тому. При этом оставалось утешиться только тем, что и заморские государства, даже самые отдалённые, не были изъяты от этого побора. Когда все эти громадные богатства достигли рук Папы, он щедро наделил ими Иоанна Бриеннского и других вождей своей армии, что принесло великий вред императору, ибо, пользуясь ею отсутствием, они разорили его замки и укрепления.

Параллелей с событиями в Рязани и затем в остальных русских княжествах в 1237 г. столько, что трудно поверить. Ну разве что «монголо-татары» пришли десятину собирать не с ультрамонтанами-ломбардами, а с исполнявшими точно ту же роль бесерменами (купцы из земель Нижней Волги; от них в русском языке пошло ругательное «басурманин»). Однако, поскольку русские князья вассалами «монголо-татар» ещё не были, то остаётся одно последнее сомнение, снять которое можно, если найти ответ на последний вопрос: от чьего имени в таком случае пришли на Русь собирать десятину? На войну какого их сюзерена и с кем?

Не ответ, правда, а только первую подсказку даёт по-прежнему Матвей Парижский:

1241 г. По всей Европе и даже в странах сарацинских распространился странный слух, и по поводу того явились самые противоречивые мнения. На самом деле, были люди, которые утверждали, что император (Фридрих II. А.Б.) сам с умыслом поднял этот бич народов, татар;… Его упрекали за одно место письма, которое было несогласно с истиной. Там сказано, что татары, неизвестные прочим людям, вышли из южных стран, находящихся в жарком поясе; но это, очевидно, сказка, ибо мы никогда не слыхали, чтобы татары проходили по южным странам или восточным. Подозревали даже более: что тайные действия татар обходились не без сношения их с императором; никто не мог открыть их козней и планов, ибо они умеют скрывать свой язык и научились переменять вооружение. Если кто-нибудь из них попадается в плен, то величайшие мучения не могут исторгнуть у пленника их замыслов и планов. Известно, что… на всей поверхности земли обитаемой нет такого отдалённого угла, куда не проникали бы купцы, как о том сказал поэт: «Неутомимый купец доходит до конца Индии»; как же могло случиться, что эти татары при своей многочисленности оставались до сих пор никому неизвестными? Откуда явилось между ними такое согласие в замыслах и такая печальная тайна о их существовании? Говорят, что это гирканы и скифы (Sicii), столь любящие проливать кровь и живущие по горам и в ущельях севера… Эти-то татары в союзе с куманами (половцами. – А.Б.) были приглашены императором и напали на короля венгров и других владетелей в империи с целью, утомив их войной, заставить искать убежища у императора и дать ему присягу, за что император окажет им помощь. Действительно, когда всё это случилось, неприятель удалился. Но я далёк от мысли, чтобы подобное злодеяние могло гнездиться в сердце одного человека.

Вторая подсказка взята у английского специалиста по средневековым армиям и вооружениям:

Аланы… были тюрки с Кавказа, которых формально считали христианами… Известно, что они были на службе (византийских императоров)… с середины XIII века и до начала XIV. В своих хрониках Мунтанер утверждает, что аланов полагали «лучшей кавалерией, какую можно найти на Востоке»… и платили им вдвое больше, чем самым отборным собственно греческим подразделениям… Куманы (русские историки в основном называют их более привычным нашему уху именем половцы и ещё изредка используют обычное европейское – кипчаки. – А.Б.) составляли один из основных элементов византийских армий вплоть до первой половины XIV века, а их подразделения в составе центральной армии все вместе назывались «Скификон»… В 1241 г. (византийский – никейский – император) Иоанн III расселил до 10 000 куманов в качестве военных поселенцев во Фракии и Анатолии, и после этого их весьма часто мобилизовывали для участия в кампаниях в Европе, вплоть до 1292 г., а возможно и после этого… В 80-х годах XI века на службе у византийцев появляются англичане. В течение XII века они пополняют ряды «Варяжской гвардии» (личной охраны императора), и их число постоянно растёт, так что примерно с 1180 г. о гвардии стали говорить, что она «британская по национальному составу», хотя до 1204 г. в ней ещё было немало скандинавов. К 1272 г. гвардия, видимо, уже стала практически полностью английской, поскольку в это время (император) Михаил VIII говорит, что она состоит из «английских варягов»… Большинство наёмников – выходцев из Западной Европы, которых в византийских источниках называли «латинами», «франками» или «кельтами», составляли французы… Именно они и в меньшей степени наёмники-куманы составляли основу центральной армии Никейской империи. Латинов на службе у никейцев было так много – особенно при Иоанне III – что командовавшему ими офицеру было даже присвоено звание «мегас коностаблос»… Но начиная с 60-х годов XIII века французов становится всё меньше и меньше, а на смену им приходят наёмники – тюрки и куманы (половцы-кипчаки)… В XIII веке все подразделения латинских воинов в составе центральной армии проходили под общим названием корпуса «Латиникон» или ещё «Италикон»… Встречались иногда и другие отдельные союзнические подразделения. Например, в 1230 г. император Фридрих II выделил диктатору Эпира отряды итальянцев и немцев, а в 1240 г. сын Фридриха Манфред, бывший на тот момент королём Сицилии, отрядил в распоряжение византийцев 400 немецких рыцарей (сопоставимо с крупным крестоносным войском! – А.Б.)… В XV веке в одной из хроник, написанных в оттоманской империи, зафиксировано участие вспомогательных подразделений монголов в византийской армии Никейской империи… уже… в 1220–1237 гг… Не подлежит сомнению, что (византийский император) Михаил VIII заключил в 1261 г. союз с илханом Хулагу, а в 1282-м году золотоордынский хан Ногай выделил в его распоряжение монгольский отряд численностью 4 000 воинов… В 1305 г. илхан Ольджету пообещал Андронику II 40 000 воинов, а в 1308 г. действительно отправил отряд из 30 000 человек в Вифинию с целью помочь византийцам отвоевать у турок целый ряд потерянных ранее городов.

Суммирую. На момент «монголо-татарского нашествия» центральная (постоянная основная) армия императора Иоанна III Дуки Ватаца имела примерно такой состав: самый крупный корпус – западноевропейских рыцарей-наёмников – «Латиникон» под управлением одного из высших византийских военачальников (никак не меньше 10 000 только рыцарей и их конных оруженосцев, плюс сопровождающие их лучники и пехота); корпус поменьше – половецких наёмников – «Скификон» (до 10 000 всадников, но, может быть, и больше); элитные и самые высокооплачиваемые кавалерийские отряды аланов (наверное, тысяч семь-восемь тяжёлых и лёгких конников); «Варяжская гвардия», состоявшая исключительно из профессиональных военных норманнского происхождения (англичане в то время ещё были прямыми и очень близкими потомками колонизовавших Англию викингов-варягов), которая, скорее всего, насчитывала тысячи две-три человек; «экспедиционный» корпус, присланный сицилийским королём Манфредом, без сомнений, по указанию его отца императора Фридриха II (и у отца, и у сына, кстати, норманнской крови было не меньше, чем итальянской), всего – 400 рыцарей и, по правилам формирования рыцарских отрядов того времени, никак не менее 1 500-2 000 их конных оруженосцев, а также пеших лучников и рядовых воинов; вспомогательные отряды монгольской кавалерии (можно только предположительно считать, что их было один-два тумена, то есть до 2 000 всадников); наконец, собственно греческие подразделения кавалерии и пехоты и ещё какие-то мелкие отряды, собранные на зависимых территориях (вряд ли никейский император мог тогда собственными силами набрать, снарядить и содержать больше 10–15 тысяч человек).

Итого получается, что никейский император собрал под своим началом, сам и с помощью союзников, около 60 000 воинов. Причём в основном – воинов высоко профессиональных, опытных ветеранов и, главное – отличных всадников, что в тяжёлой кавалерии, что в лёгкой.

На юго-восточном фланге латинского мира, аккурат вдоль Босфорского пролива к 1241 г. собралась такая вот впечатляющая армия никейского императора, которому на вполне законных по понятиям тех времён основаниях надо и можно было отвоёвывать у «Европы» назад свою империю. И в составе этой армии как минимум треть – кипчаки (половцы), аланы и монголы.

А чуть дальше на север, на противоположном берегу Чёрного моря в том же 1241-м году, где-то в степях между Днестром и Доном собралась ещё одна армия, тоже нацелившаяся на «Европу» – многовековые союзники византийских императоров «монголо-татары». Числом эдак в 200 000 исключительно всадников. Это – колоссальная для Европы армия. В составе которой тоже основная масса – половцы.

К этому остаётся добавить, что императоры Фридрих и Иоанн были не просто союзниками: дочь Фридриха II Констанция (в замужестве Анна) была замужем за Иоанном III Дукой Ватацем. И оба императора были заклятыми врагами папы римского и всех его гвельфов по всей Европе: у предков Иоанна они вообще всю империю отобрали, против Фридриха развязали незадолго до того чуть ли не форменный крестовый поход.

В результате начавшейся общеевропейской войны в следующие несколько лет большинство сторонников папского престола были союзом двух императоров и монгольского хана разгромлены, а в 1261 г. никейский император вернул себе Константинополь и возродил Византийскую империю. И вот на эту-то войну и пришли в 1237 г. в северную Русь союзники Иоанна III Дуки Ватаца собирать деньги, князей, людей, лошадей – по одной десятой ото всего. И если на английском острове принуждать к этому бремени у папских посланников получилось легко и практически без насилия (просто пригрозили отлучением, за которым могла последовать карательная экспедиция верных папе сил), то на Руси вышло иначе, и принуждать пришлось силой, жестоко.