Текст книги "Презумпция лжи"

Автор книги: Александр Багаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

НУ а теперь вернёмся назад. И я расскажу о том, что в процессе дальнейших поисков по поводу словосочетания «ангсоц в исполнении Троцкого» всякий раз уже реально и всё больше укрепляло и подтверждало моё поначалу чисто интуитивное предположение, что «Англо-американский истэблишмент» – книга, написанная не с целью беспристрастно и исчерпывающе рассказать о преступлении, а для того, чтобы отвести подозрения от виновных в случившейся мировой бойне, и что политическая цель Оруэлла в «1984» – разоблачить этот замысел.

Так что возвращаюсь назад, в период с середины 1930-х по конец 1940-х гг., когда все, повторюсь, обвиняли друг друга во всяческих заговорах.

До войны обвинения были в первую очередь в потакании социал-империалистическому тоталитаризму (каждая сторона называла его по-своему, но для нас суть от этого не меняется) и даже в прямом насаждении оного. За пределами тогдашних Германии и СССР доказанность такой вины в худшем случае грозила провинившимся чем-то вроде политической смерти.

После войны обвиняли уже в совершении самого страшного из известных нам преступления – против человечности (и даже еврейский геноцид его ещё отнюдь не исчерпывал). А это преступление было наказуемо уже смертной казнью, причём во всём цивилизованном мире, и квалифицировалось оно не только как собственно исполнение злодеяния, но и как любая форма соучастия и даже просто подстрекательство. Кроме того, оно по сей день не имеет срока давности, то есть будет наказано независимо от того, когда виновных в преступлении разоблачат и вину их докажут: через пять лет, через десять, через сто.

Германских социал-империалистов, поскольку они в той войне проиграли, за их деяния на суде в Нюрнберге тут же наказали, и даже продолжают их выявлять и наказывать до сих пор – именно из-за отсутствия срока давности.

Остальные послевоенные процессы имели целью выяснить, были ли у них пособники вне Германии, и если были – то кто? Кто втянул нас в эту жуткую бойню? Был ли это сознательный заговор? (Выражались тогда именно так, всерьёз, в том числе и в чисто юридических контекстах.)

Косвенных улик, подтверждавших, что были такие соучастники и подстрекатели, были заговоры – существовало в избытке. И потому дальнейшего расследования и нахождения недостающих прямых улик требовали повсюду; и расследовали всё реально и иногда даже действительно всерьёз; и в парламентах, и в прессе, и в судах. Причём главных виновных искали в первую очередь среди тех, кто в силу своего положения и своих возможностей был вообще в состоянии соучаствовать, подстрекать, финансировать и т. д., и т. п. То есть искали заговоры среди правящих элит.

А любая правящая элита – это ведь не мифический Олимп. Для современников это всегда очень конкретные люди, во плоти и крови, с хорошо всем знакомыми лицами, именами и фамилиями; со всевозможными их растиражированными выступлениями и публикациями; с горами написанных ими официальных и частных писем. А слово – не воробей; и что написано пером – то не вырубишь топором. Даже в Библии, в конце концов, сказано: нет ничего тайного, что не стало бы явью…

Значит, не имеющая срока давности мера наказания за преступление против человечности нависла тогда реальной, личной и на всю оставшуюся жизнь угрозой надо всеми, кто соучаствовал, подстрекал, финансировал.

О ком шла речь в США, видно, хотя и весьма туманно («некоторые очень богатые люди»), из приведённой выше (не)конспирологической цитаты. А в Англии речь шла вовсе не гуманно и в первую очередь – о так называемом Кливденском круге.

^{___________________}

«Кливденский круг» – это название, которое после смерти лорда Милнера получило сообщество его соратников и единомышленников, именовавшееся сначала «Детсад Милнера», потом «Группа Милнера» и, наконец, «Круглый стол».

Кливден это загородное поместье – гигантский, роскошный дворец – семьи Авторов. Лорд и леди Астор стали – после смерти лорда Милнера в 1925 г. – одними из лидеров его неформального социал-империалистического сообщества. Поскольку члены его часто собирались вместе по случаю светских приёмов в их имении, один лондонский журналист и придумал как-то для них это прижившееся со временем название – the Cliveden set.

В сталинские времена, поскольку с середины 1930-х гг. отношение сообщества к СССР стало уже крайне враждебным, его название перевели, как «Кливденская клика». Но нейтральный-то перевод, конечно же, «Кливденский круг».

^{___________________}

Большинство ведущих и активных членов Кливденского круга были всем и в Англии, и в мире прекрасно известны. И точно так же миру были известны слишком уж многочисленные факты, из которых неумолимо следовало, что – виновны они в потакательстве нацизму, договаривались о чём-то с Гитлером, а для раскрытия этого преступления и вынесения приговора не хватало только прямых улик, которые подтвердили бы все уже имевшиеся улики косвенные.

И, значит, над всеми членами Кливденского круга, которые могли быть виновны в заговоре, нависла та самая реальная угроза получить сполна и на всю оставшуюся жизнь. В США, напомню, даже при очень действенном вмешательстве некоторых очень богатых, которым всё это очень не понравилось, многие члены правящей элиты, слишком явно вовлечённые в коммунизм, всё равно поимели испорченную навсегда репутацию, а некоторые – даже сели-таки в тюрьму; так что и их соратникам в других странах реально грозили абсолютно реальные репрессии.

Профессор Карл Хаусхофер, например, вскоре после окончания войны дал полные и исчерпывающие показания офицерам английской и американской разведок, и рассказал всё, что знал о тайных переговорах Рудольфа Гесса с лидерами Кливденского круга. И сразу после этого, вместе с женой, покончил с собой при обстоятельствах, которые никто даже не попытался расследовать, хотя профессору и предстояло через пару дней – теперь уже публично и под протокол – давать показания на Нюрнбергском процессе.

Сына профессора Хаусхофера, Альбрехта, который был одним из главных посредников-курьеров с немецкой стороны во всё время тайных переговоров вплоть до мая 1941 г., ещё до загадочного самоубийства его родителей казнили, вроде бы по личному указанию Гитлера, всего за два дня до исчезновения из нашей жизни и самого Гитлера тоже.

Тогла же Рудольф Гесс, ещё даже не пожилой мужчина, спортсмен и выдающийся лётчик-ас, странным образом вдруг превратился в английском плену в сенильного, ничего и никого не помнящего зомби и оставался таковым ещё сорок с лишним лет, до самого конца своей очень долгой тюремной жизни.

А записи исчерпывающих изобличительных показаний профессора Хаусхофера – документы, непонятно какому именно государству принадлежащие – хранятся где-то, и ни по каким законам о свободе информации их потому ни в Англии, ни в США заполучить нельзя по сей день.

И вот в этот момент, когда было слишком похоже, что кто-то лихорадочно и с абсолютной безжалостностью заметает какие-то зловещие следы, одновременно были написаны две книги, посвящённые одним и тем же социал-империалистам, одному и тому же ангсоцу.

Одна – «1984» Джорджа Оруэлла, адресованная в первую очередь англичанам, со страстным им всем предупреждением: вот чем нам грозит их власть, если и когда она распространится на весь оставшийся ещё хоть сколько-то демократическим мир!

Вторая – «Англо-американский истэблишмент», адресованная в первую очередь американцам. Её заключительную анестезирующую фразу, клинически фиксирующую их смерть, я уже привёл чуть выше.

И вот если читать обе эти книги параллельно и достаточно внимательно, вникая во все их смыслы, большие и маленькие, то невозможно отделаться от впечатления, будто Квигли и Оруэлл в процессе работы над своими книгами знали, что и как именно каждый из них рассказывает; будто они даже черновики друг друга читали и обсуждали между собой. Будто, наконец, Джордж Оруэлл в этих спорах обвинял Кэрролла Квигли и тех, кто за ним стоял, в чём-то очень серьёзном, и будто вот этот-то их незаконченный спор и воспроизвёл Оруэлл в романе «1984», как незадолго до него таким же приёмом увековечил свой незавершённый разговор с таким же тираническим правителем Михаил Булгаков.

НАРОДНАЯ мудрость гласит, что больше двух совпадений не бывает; когда их больше – это уже не совпадения. Так вот в связи с книгами Квигли и Оруэлла совпадений не два, не три и не четыре – их гораздо больше. Кто не верит – могут теперь начинать загибать пальцы.

И Квигли, и Оруэлл работали над своими книгами в одно и то же время в буквальном смысле слова: в 1947 1949 гг. (правда, не знаю наверняка, бывал ли Квигли именно тогда в Лондоне и если да – сколько времени там провёл).

Приведённая ранее цитата про главный политический прообраз романа «1984» – «Милнер… мог бы послужить одним из самых ранних примеров нового явления, которое Джеймс Бернхэм позднее назвал ‘менеджерской революцией’» – взята из «Англо-американского истэблишмента».

В обеих книгах основной рассказ ведётся об одном и том же замкнутом и тесном лондонском мирке, о круге людей, делавших и обслуживавших британскую высокую политику, идеологию и пропаганду. Даже ещё конкретнее: речь не обо всём этом весьма пёстром, многообразном и драчливом мире, а только об одной очень конкретной его части – о сторонниках и проводниках идеи и политики социал-империализма, то есть о Кливденском круге, прямом наследнике Группы Милнера. (Кливденский круг в предвоенные и военные годы, как очень ясно показывает в своей книге Кэрролл Квигли, именно перечисленные области британской государственной жизни контролировал практически монопольно.) Мир, описываемый и Оруэллом, и Квигли – это на самом деле удивительно маленький мирок, в котором живут и действуют от силы несколько тысяч их живых современников.

Квигли признаётся, что многое для своей книги, для правильного понимания этого мирка почерпнул непосредственно из конфиденциальных бесед с самими его членами, с посвящёнными.

Оруэлл с конца 1930-х гг. и до самой смерти пользовался покровительством Дэвида Астора: сотрудничал в принадлежавшей его семье газете «Обсервер», последние годы иногда жил в принадлежавшем Астору имении в Шотландии. Более того, отношения у них были весьма близкие, и считается, что вообще Оруэлл на взгляды Астора оказал весьма значительное влияние (Оруэлл был на десять лет старше). Но при этом Дэвид Астор – сын и один из наследников леди Уолдорф Астор и лорда Лстора, то есть – как подробно разъяснил в своей книге Квигли – ключевых фигур внутреннего круга англо-американского истэблишмента. Другими словами Джордж Оруэлл жил, работал и был явно не последним человеком в самом центре этого замкнутого, микроскопического лондонского мирка лидеров мирового социал-империализма. И именно в этом мирке, можно даже сказать почти без натяжки – в этой компании, объявился для написания своей книги американец профессор Кэрролл Квигли.

Квигли нигде и никогда не рассказал ни о том, кто заказал, ни о том, кто оплатил его работу по подготовке и написанию «Англо-американского истэблишмента». А ведь его рукопись была впервые опубликована отдельной книгой и увидела свет только через тридцать с гаком лет после её написания и через четыре года после смерти автора – в 1981 г. Ни один обычный профессор себе такую роскошь за свой счёт позволить не смог бы.

Поскольку эта его книга явно подталкивает к мысли, что всё, связанное с заговорами в исполнении англо-американского истэблишмента, на самом деле связано почти исключительно с английскими социал-империалистами, можно предположить, что книга была заказана и оплачена именно американской частью англо-американской социал-империалистической элиты, которая и снабдила Квигли необходимыми рекомендациями, сделавшими возможными его доверительные беседы с лондонскими посвящёнными.

Мог ли Оруэлл, находясь в самом центре этого мирка, этой фактически компании заговорщиков, будучи к тому же сам одним из ведущих специалистов именно по этой теме, и зная наверняка гораздо больше, чем мог написать и писал открыто, – мог ли он о такой затее не знать?

^{___________________}

Тут надо учитывать одну уже довольно давнюю особенность, присутствующую в западной публичной политической полемике и в полной мере свойственную практически одним только англичанам (её даже в сегодняшних США всё ещё в такой степени нет).

В Англии существует и принято всеми – журналистами, публицистами, редакторами и издателями по всему политическому спектру – негласное, но тем не менее незыблемое правило: не критиковать напрямую свою властную элиту. Причём не имеются в виду ни правительство, ни парламент, ни политические партии – их-то как раз критикуй, и чем злее и беззастенчивее, тем больший ты перец в глазах всех коллег. Но вот тех, кто реально стоят за ними и ими «кукловодят» – критиковать в Англии в печати, вообще публично нельзя ни под каким соусом; нарушение этого правила влечёт за собой изгнание из профессии. Случись Иде Тарбелл быть англичанкой и взяться не за Рокфеллера в Вашингтоне, а, скажем, за Бэрингов в Лондоне, на следующее утро её очерки, уже тогда, скорее всего успокоились бы в мусорной корзине редактора, а сама она проснулась бы не просто и банально знаменитой, а именно изгоем-конспирологом (в нашем сегодняшнем буквальном понимании слова).

Это, читая англичанина Оруэлла, надо всегда помнить и хорошо понимать. Сразу появляется именно английское восприятие его романа и эдакое заговорщицкое посмеивание по поводу вынужденно-лицемерной, лубочной, камуфляжно-сталинской внешности, которой Оруэлл, демонстративно нарушив всякую логику, снабдил Старшего брата в англо-американской Океании.

^{___________________}

Книга Квигли – единственная из мне известных, где практически на одной странице указаны конкретно:

– главная опасность, о которой Оруэлл предупреждает в своём романе;

– прототип-источник этой опасности в реальном современном Оруэллу мире;

– главный обвинительный аргумент Оруэлла;

– и, наконец, даже реальный прототип названия сверх-державы – «Океания» – придуманной Оруэллом.

Имею в виду вот эти два отрывка (курсив в цитатах мой):

(В июне 1938 г. главный печатный орган Кливденского круга политический журнал «Круглый стол» в анонимной редакционной статье писал, что)…мир будет обеспечен наилучшим образом, если планета разделится на зоны, внутри каждой из которых главенствующее положение займёт одна сверхдержава или группа таких держав, и внутрь которых другие державы извне пытаться проникать по этой причине не будут. В девятнадцатом веке мир был обеспечен, и общих войн в океаническом  регионе не было потому, что британские ВМС имели бесспорное и полное превосходство на морях. В настоящий момент жизненно важно разобраться… насколько реальны возможности для того, чтобы в этом же регионе… демократические нации обеспечили безопасность, стабильность и мир, при которых можно сохранять либеральные институты… (И с этого момента, с середины 1938 г.)…Группа Милнера всё больше и больше настаивала на том, что необходимо этот Океанический блок (Oceanic bloc,) создавать.

В том же году Лайонел Кертис написал книгу под названием «Содружество Господне» (The Commonwealth of God) и рассмотрел в ней перспективу неизбежной мировой эволюции в сторону одной глобальной федерации государств. В качестве переходного, промежуточного этапа он определил создание федерации всех англоговорящих народов. Формальные рамки для создания такой английской федерации он предложил обозначить за счёт учреждения новой международной организации по типу тогдашней Лиги наций. Однако главную и единственно настоящую роль он отвёл отнюдь не ей (далее опять цитата из книги Кэрролла Квигли):

…нужно одновременно, но совершенно отдельно вести работу с целью сформировать международное содружество по примеру того, каким в 1788 году стали Соединённые Штаты. От Лиги наций оно будет отличаться тем, что его члены частично откажутся от своего суверенитета, и их центральная организационная структура сможет таким образом воздействовать не только на государства, но и напрямую на физических лиц… Кертис прекрасно понимал при этом, что главное препятствие на пути создания такого союза коренилось в умах людей. Для его преодоления он полагался в первую очередь на пропаганду   …

^{____________________}

Как наваждение, появляется мысль, что Оруэлл в полемическом азарте просто взял и всё это скопом со страниц академического трактата Квигли перенёс в свой роман и развернул несколько сухих абзацев, уместившихся у Квигли на двух неполных страницах, в большое художественное полотно, чтобы стало предельно ясно, на кого обращён его гнев и о чём именно он пишет.

^{____________________}

В «1984» у Оруэлла в двух главах из книги Эммануэля Голдстейна с убийственной точностью, детально описан механизм, используя который в сочетании с ангсоцовской пропагандой, Партия установила в конце концов в Океании запредельно двуличный и столь же запредельно жестокий тоталитарный режим.

У Квигли с такой же точностью и детализацией описаны и механизм, и пропаганда, которые Лайонел Керше и его соратники по Группе Милнера/Кливденскому кругу использовали в период с рубежа XX века и вплоть до начала Второй мировой войны. Он показал двуличие, жестокость, беспринципность, откровенную публичную ложь, в том числе под присягой и в Парламенте, предательства, манипулирование общественным мнением – Квигли показал и описал всё. Описал настолько детально и подробно, что мне при чтении временами становилось не по себе: нет никаких абстракций, все эти мерзости, все предательства, все обманы творят живые люди, с именами и фамилиями, фотографии которых при желании сегодня любой без труда найдёт в интернете– и сможет посмотреть им в глаза. Повторюсь опять же: ничто в книге Квигли никто никогда не оспаривал и не опровергал. Всё – правда.

Так что казалось бы: Квигли Оруэллу чуть ли не подсказывал, чуть ли не помогал, подгонял даже, говорил: смотри, как всё было на самом деле страшно! И Оруэлл, можно предположить, должен был бы только всё это переписывать уже в своём, антиутопичном формате…

Почему же у них получились, тем не менее, прямо противоположные концовки-выводы?

Окончательного ответа на этот вопрос, может быть, и нет, но подсказки есть – если внимательно прочитать следующие несколько сопоставлений обоих текстов.

В «1984» в составе Партии есть ещё и отдельная, внутренняя партия, её элитная часть, сообщество посвящённых, которые единственно и наделены реальной властью.

В «Англо-амерканском истэблишменте» Кэрролл Квигли долго, подробно, снова и снова объясняет, что сообщество социал-империалистов (Группа Милнера, Круглый стол, Кливденский круг) всегда делилось на внешний и внутренний круги, и что реальное влияние, власть, посвящённость каждого члена сообщества тем и определялись – входил он во внутренний круг или нет.

Кто такой в романе «1984» О'Брайен? Член внутренней партии, один из посвящённых.

Кто такой, с точки зрения Оруэлла, Квигли? Член внутреннего круга англо-американского истэблишмента, один из посвящённых.

^{____________________}

В самом «Англо-американском истэблишменте» (книга опубликована в 1981 г.) Квигли сообщает, что в процессе работы над книгой имел доверительные беседы со многими посвящёнными. Но в вышедшей в 1963 г. «Трагедии и Надежде», когда об «Англо-американском истэблишменте» ещё никто не знал, в главе, где у него идёт речь о всё тех же предвоенных заговорах международных социал-империалистов, Квигли написал гораздо более откровенно, что сам лично был членом сообщества, на протяжении двух лет даже имел допуск к архивам и документам для написания объективной истории сообщества. Он даже особо подчеркнул, что эти архивные документы до него никто из не посвящённых в руках не держал. И хотя он не уточнил, когда это было, задним числом, зная о его более ранней книге, можно не сомневаться, что случилось это как раз в 1947–1949 гг.

^{_____________________}

Каким в начале романа «1984» О'Брайен представляется Уинстону Смиту?

Несмотря на грозную внешность, он был не лишен обаяния. Он имел привычку поправлять очки на носу, и в этом характерном жесте было что-то до странности обезоруживающее, что-то неуловимо интеллигентное… В глубине души Уинстон подозревал – а может быть, не подозревал, а лишь надеялся, – что О'Брайен политически не вполне правоверен. Его лицо наводило на такие мысли. Но опять-таки возможно, что на лице было написано не сомнение в догмах, а просто ум. Так или иначе, он производил впечатление человека, с которым можно поговорить – если остаться с ним наедине… Он встретился взглядом с О'Брайеном… Как будто их умы раскрылись и мысли потекли от одного к другому через глаза. «Я с вами,» – будто говорил О’Брайен. – «Я отлично знаю, что вы чувствуете. Знаю о вашем презрении, вашей ненависти, вашем отвращении. Не тревожьтесь, я на вашей стороне!»

Это был – вступительный портрет, знакомство с персонажем у Оруэлла.

А вот как пишет свой вступительный портрет и знакомит читателя с самим собой Квигли:

Несколько слов о моём личном подходе к этой теме. Я взялся за изучение предмета, как историк… Я поставил себе задачу не воздавать кому-то хвалу или осуждать кого-то, а лишь излагать предмет и анализировать его… При этом собственное мнение о предмете у меня, конечно же, тоже есть. С целями и задачами, которые выбирала Группа Милнера, я в целом согласен. В моём представлении Британское содружество наций и британский образ жизни это одно из величайших достижений в истории человечества… Но при этом с методами, которые они использовали, я не согласен, хотя иногда они и имели в своей основе самые высокие идеалы и добрые намерения… Однако отсутствие у них дальновидности… непонимание последствий, которые возымеют их действия… (и многие другие подобные недостатки) на мой взгляд, привели на грань краха многое из того, что и им, и мне одинаково дорого… Мне не раз говорили, что историю, которую я намереваюсь рассказать, лучше оставить без огласки; зачем вкладывать в руки врагов всего, чем я восхищаюсь, ещё один меч? Я не согласен… Я верю, что никаких оснований для сокрытия правды нет, и что правда, будучи преданной гласности, людям доброй воли повредить не может. Ведь невозможно иметь правильные расчёты на будущее, не разобрав и не поняв предварительно ошибки, совершённые в прошлом.

Как начинается главная политическая (не художественная) завязка сюжета в «1984»? – О’Брайен якобы тайком передаёт Уинстону якобы крамольную книгу (книгу-провокацию) Эммануэля Голдстейна. Уинстон в ней читает устрашающе точную картину всего того тоталитарного ужаса, в котором он живёт, и ещё более устрашающее – потому что точно так же предельно точно описанное – разъяснение механизма и методов, используя которые внутренняя партия ангсоцовцев этот зловещий режим установила

О том, какое действительно страшное описание реально достигнутых результатов и методов англо-американских социал-империалистов дал в своей книге Кэрролл Квигли, уже сказано выше.

Что Уинстон узнаёт дальше? – После ареста, при очередной встрече в камере на вопрос Уинстона о книге-провокации Голдстейна О’Брайен спокойно признаётся:

Я ее писал. Вернее, участвовал в написании. Как вам известно, книги не пишутся в одиночку.

В 1949 г. – ещё при жизни Оруэлла – Кэрролл Квигли в предисловии к «Англо-американскому истэблишменту» сам же подчеркнул (курсив мой):

Историю тайной группы такого рода постороннему человеку писать (не допуская ошибок и неточностей. – А.Б.) трудно, но всё-таки приходится, поскольку никто из посвящённых сам этого никогда не сделает.

Оруэлл не мог не знать, что Квигли – солгал. Да и сам Квигли в этом косвенно признался: через 14 лет, в «Трагедии и надежде». (Квигли в этой работе подробно рассказал, что был посвящённым, был потому допущен к секретным архивам, собирал в доверительных беседах мнения и советы других посвящённых, и именно этот процесс обозначен у Оруэлла: «Как вам известно, книги не пишутся в одиночку.») То же, что Квигли столь спокойно во всём этом признался, объясняется просто: о существовании рукописи под названием «Англо-американский истэблишмент» в 1963 г. практически никто в мире не знал, и никто из непосвящённых её не читал, то есть публично уличить Квигли во лжи никто попросту не мог. А вот редактор, которому в 1981 г. поручили подготовку рукописи «Англо-американского истэблишмента» к изданию, он – да, вполне мог просто и банально эту нестыковку не заметить, не обратить внимания и пропустить, а дать самому автору считать готовый макет книги возможности не было: Квигли на тот момент уже давно ушёл в мир иной.

У Оруэлла это передано вот так:

Вошел О’Брайен. Уинстон вскочил на ноги. Он был настолько поражен, что забыл всякую осторожность…

– И вы у них! – закричал он.

Я давно у них, – ответил О’Брайен с мягкой иронией, почти с сожалением.

Какими репликами обменялись после раскрытия этого подлого обмана Уинстон с О’Брайеном?

– То, что там сказано, – правда?

– В описательной части – да. Предложенная программа – вздор.

Описательная часть «Англо-американскою истэблишмента» – тоже правда (повторюсь ещё раз: за прошедшие почти 30 лет всю содержащуюся в книге фактуру никто из историков не оспаривал и не опровергал). А вот «предложенную программу» – свою задачу при написании книги – Квигли сформулировал так:

...невозможно иметь правильные расчёты на будущее, не разобрав и не поняв предварительно ошибки, совершённые в прошлом.

Значит, его задача в его собственном понимании: разобрать прошлые ошибки и дать их правильный анализ, чтобы люди могли иметь правильные расчёты на будущее. Что он показал в конце концов? Что  «…осенённый светлой верой в лучшее будущее, беспримерный и отважный поход постепенно выдохся, иссяк и рассыпался в прах посреди горьких взаимных упрёков и обид между былыми соратниками». Значит, его вывод для потомков: вот как плело заговоры полутайное сообщество английских социал-империалистов; их самих уже нет, но вы в будущем всё равно будьте бдительны и избегайте повторения их ошибок.

У Оруэлла сам же О’Брайен и называет свою «предложенную программу» вздором. Коли Квигли писал свою книгу, как посвященный и, судя по всему, по заданию самого англо-американского истэблишмента через десять лет после его якобы кончины, то, конечно же, в обстановке и в ситуации, выдуманной Оруэллом, то есть меж четырёх глухих тюремных стен и в роли хозяина положения, он бы наверняка тоже, не стесняясь, сказал бы, что вся эта болтовня о печальной кончине полу-преступного англо-американского истэблишмента – вздор.

Доказательством того, что реальная позиция настоящего живого Квигли была именно такова, как раз и служит «конспирологическая» цитата (та, что про недовольных очень богатых людей). Потому что из неё видно: вскоре после того, как Квигли свой вздор про их кончину написал, уже не в Англии, а в США всё тем же некоторым очень богатым людям как раз очень не понравилось, что расследование структуры их, англо-американского истэблишмента может зайти слишком далеко. В результате они тут же одёрнули своих менеджеров – и Конгресс США без лишнего шума сдался на милость победителя. Квигли же это шокирующим не посчитал, отреагировал точь в точь как О'Брайен у Оруэлла: «с мягкой иронией, почти с сожалением».

ОСТАЛОСЬ привести ещё одно, последнее сопоставление из этого гипотетического диалога между Оруэллом и Квигли. Оно последнее, но зато, всё-таки, видимо, самое главное. И поэтому, чтобы читатель уж наверняка понял до конца, как и почему я его делаю, и почему вывод у меня из него получится тот, который получился, мне теперь надо сделать ещё одно отступление.

Дело в том, что у меня есть старинный приятель-разведчик, назовём его «Палыч», который преподал мне, сам того не зная, лучший урок на весьма далёкую от круга его интересов чисто лингвистическую тему «Что такое ’Фигура умолчания’».

У нас с ним как-то однажды, не помню уже почему, зашёл разговор о том, как лучше всего учиться и уметь слушать собеседника. И Палыч прочёл мне тогда целую маленькую лекцию, а я в результате усвоил правило, которое с тех пор и называю по-своему, по-лингвистически «фигурой умолчания», а просто в быту моих мыслей – законом Палыча. Он таков:

Чтобы действительно правильно понимать собеседника, надо знать, о чём он не говорит.

«Не говорит», имеется в виду, не потому, что не знает, а потому что не хочет.

Так что всякий раз, когда искренность любого собеседника (автора) вызывает хоть малейшее сомнение, применять закон Палыча – выяснять, о чём молчание – нужно с беспрекословной обязательностью.

Квигли в «Англо-американском истэблишменте» в некоторых случаях именно так – сознательно – промолчал. В том числе не сказал, что был одним из посвящённых, историю которых намеревается рассказать (вместо этого поведал, что он просто любящий правду ради правды историк). Значит – по закону Палыча – его главная цель была заставить нас, по прочтении его книги, вынести про себя вот такое суждение: Ну, коли совершенно посторонний умный и серьёзный историк говорит, что никакого сообщества социал-империалистов больше нет, значит, так оно и есть; хотя дел они натворили, конечно, будь здоров…

Потому-то и выходит, что Кэрролл Квигли, к сожалению, бесспорно конспиролог и в третьем, никак не лестном для него значении.

ВСЁ? Разобрался я с Квиглианской конспирологией? Могу двигаться дальше?

Правильный ответ: Зависит от степени моих знаний и подготовки.

Причём тут опять надо точно понимать слова. Подготовиться мы можем сами, и тогда знания у нас будут собственные и ни от кого не зависящие. А может нас подготавливать кто-то другой, и тогда наши знания уже не наши, и не независимые. Зато вот название конечного продукта и в том, и в другом случае одно и то же: «Наши знания и подготовка», – из-за чего и возникает часто путаница.

Но если с этим делом раз и навсегда разобраться, то дальше сразу станет вполне понятно и очевидно, что в некоторых случаях, если знания и подготовка у переводчика не свои, то добросовестный – без заблуждений – перевод у него не получится.

Ведь перевод, как и все другие профессии, в чистом виде не бывает: все профессии в каких-то точках пересекаются, частично взаимонакладываются, А наше переводческое ремесло, как из только что рассказанного хорошо видно, и вовсе иногда начинает походить на конспирологию: как попадутся на перевод речи о какой-нибудь Церкви или Партии, так и не поймёшь уже, чем, собственно, занимаешься – конспирологией или ещё всё-таки переводом? А если у тебя при этом вместо своих чужие знания и подготовка, то в чужом заговоре ты – ясное дело – не разберёшься; если тебе вообще в голову придёт в нём разбираться.