Текст книги "Презумпция лжи"

Автор книги: Александр Багаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Такое общее и одинаковое понимание всеми реальной и очень грозной опасности и привело ещё в Древней Греции к созданию республики – для равной защиты равных прав всех от монополии одной партии. Искренний и убеждённый борец против такой именно монополии – бесконечно мною за то любимый In Machia – вполне логично и стал возродителем античной республиканской идеи и более чем заслуженно остался на века в глазах всех еретиков одним из символов Возрождения – своего рода социализма этой ещё не такой давней эпохи.

Вот в такой-то настоящий социализм и верил Оруэлл. И не видел при этом никаких признаков его становления – нигде. Видел, наоборот, «общее направление развития несомненно… в сторону олигархии». И именно из-за этого, а не просто из-за достижений коммунизма в одной отдельно взятой стране, он и написал то, что написал.

ЧТОБЫ правильно понимать, кого и что Оруэлл имел в виду в своей книге, стоит обратить внимание ещё вот на что.

Бернхем утверждал, что «революция менеджеров» уже победила в России и в Германии, и что она уже набирает силу в США. Россия (СССР) и Германия тогда были, действительно, вполне орвеллианскими государствами-монстрами, уже поглотившими многих других и уверенно вставшими на путь в мир, в котором не будет «пёстрой толпы небольших независимых государств»; Соединённые Штаты (т. е. «соединённые государства») всё ещё были в процессе присоединения к себе новых «штатов» (государств) и одновременно силой устанавливали свой контроль над другими странами в разных уголках планеты: в 1940 г. события, случившиеся ранее, например, в мексиканских Техасе и Калифорнии, или на Кубе и Филиппинах, имели политическую актуальность примерно такую же, какую для нас сегодняшних имеет, скажем, начало нашей перестройки. (Недаром Оруэлл обозначил временную перспективу: «за последние, примерно, пятьдесят лет…». То есть и в его представлении, и в представлении его современников «Штаты» ещё вполне могли взять да и свернуть окончательно и бесповоротно на путь превращения в «государство-монстр», надгосударство.)

Оруэлл в своём эссе с оценкой, данной Бернхемом в 1940-м году, в целом согласился (с той оговоркой, что в Штатах процесс был ещё не столь очевиден и потому не необратим).

Но писал Оруэлл эссе не в 1940-м году, а в 1946-м. А тогда в Европе уже полным ходом пошёл процесс, результат которого нам всем сегодня известен под названием «Европейский союз»; и Оруэлл – политический публицист– конечно же о нём хорошо знал. И вот что во всё том же эссе о «менеджерах» написал:

Трудно было ожидать, что кто-либо сумеет точно предсказать последствия Версальского договора, но то, что они будут плохими, могли предположить – и предполагали – миллионы людей. Так же и с урегулированием, которое нынче навязывают Европе: не миллионы, конечно, но всё равно очень многие думающие люди видят, что последствия его тоже будут плачевными.

А ведь урегулирование Европе навязывали как раз люди с «жёстким» или «реалистическим» взглядом на мир, близким к «взглядам американских империалистов»; урегулирование трёхполярное, в которое советский «коммунизм» вполне гармонично вписывался составной частью предполагавшегося нового «мира победивших менеджеров».

Пишу об этом, а мысль моя, упрямица, напоминает:

– самый последовательный и упорный противник «американских империалистов» в Европе, настоящий патриот свободной и независимой Франции генерал Шарль де Голль только чудом остался жив после, как минимум, семи покушений на него (в те же годы, когда погибли Джон и Роберт Кеннеди, Даг Хаммаршельд, Эрнесто Че Гевара) и ушёл с мировой политической арены под огромным давлением всего тогдашнего западного мэйнстрима, за пару лет превратившего его в представлении общества в тирана, только немного не дотягивающего до масштаба Сталина (а вместо него президентом стал Жорж Помпиду – бывший топ-менеджер одного из банков Ротшильдов);

– шестьдесят лет структуру Европейского союза строили т. н. «методом Монне» (Жан Монне – современник Оруэлла, тесно сотрудничавший во время и после войны с британской и американской правящими элитами; один из признанных отцов-основателей и первых главных строителей Европейского союза), а сегодня сами европейские властные элиты вынуждены признать, что метод этот был, действительно, недемократичным и применять его далее уже невозможно;

– и, наконец, результат шестидесятилетнего применения метода Монне – проект Конституции ЕС – был недавно похоронен, как абсолютно не демократический и отражающий исключительно интересы европейских бюрократов (типичных бернхемовских менеджеров), и крупного капитала, причём похоронен он был в первую очередь по результатам референдума, проведённого как раз во Франции, то есть на родине и современной демократии, и генерала де Голля.

Забавно в этой связи: сменившая хозяина, но, вроде бы, не свою социалистическую ориентацию газета «Освобождение», как и весь мэйнстрим во Франции, сначала активно агитировала за этот проект Конституции ЕС, а когда проект был отклонён, много и достаточно негодующе писала о «неудаче», о «провале» референдума (échec du référendum).

Забавно это потому, что в данной оценке – «референдум потерпел неудачу» – произошла эдакая оговорка по Фрейду. Ведь подобную неудачу могут потерпеть только правительство, власть, желающие заручиться одобрением народа по поводу какой-нибудь предлагаемой ими политики и opганизующие с этой целью плебисцит.

Референдум же потерпеть неудачу может только в одном случае – если он почему-либо не состоится. Потому что референдум – в свободном демократическом обществе, во всяком случае – это когда не власть, а как бы вся нация спрашивает сама себя: что я по этому поводу думаю? И сама же себе отвечает: а вот что. И только если нация на свой вопрос себе почему-либо не ответит, референдум и получится неудавшимся.

Ну а коли нация сама себе вопрос о проекте Конституции ЕС задала и сама себе на него ответила, то референдум-то, значит, вполне удался и состоялся. А потерпели неудачу, провалились начинание Монне и те его сторонники, про которых нация сама себе – и им в том числе – сказала: нет, в таком виде нам это всё не нравится. Вот потому и забавно иногда читать в данном случае французское, вроде как социалистическое, т. е. вроде как народное и про-демократическое издание.

Потому же забавно (грустно на самом деле) думать о причинах, по которым издатели «1984» настояли на смене названия, которое Оруэлл предлагал для своего романа. А ведь у него рабочее название вплоть до сдачи рукописи издателю было гораздо более личным, конкретным и адресным: «Последний человек в Европе». И вот оно-то – если уж браться перечитывать роман, но только с не затуманенными стереотипной слепотой глазами – оно, действительно, поразительный по своей краткости, конкретности и точности сплав политического и художественного в тексте.

Слова самого Оруэлла:

Англичанину рассматривать такую перспективу бесстрастно трудно…

И ещё (тоже в статье, написанной до выхода «1984» в свет):

…атомное и любое другое возможное оружие будущего вселит во всех такой страх, что никто уже не осмелится им воспользоваться. И такой вариант развития событий мне представляется наихудшим из всех возможных. Потому что мир в таком случае поделят между собой два или три огромных сверхгосударства, и уже ничто не сможет их поколебать: возобладать друг над другом они будут не в состоянии, а подорвать их изнутри в результате народного восстания будет тоже невозможно. Их внутреннее устройство будет, скорее всего, иерархическим: в основе его будет очевидное рабство, а на вершине – полу-божественная каста; при этом подавление свободы в них превзойдёт всё, что только можем мы сегодняшние себе представить. Необходимый психологический настрой внутри каждого из этих государств будет поддерживаться за счёт полной изоляции от внешнего мира и якобы ведения бесконечной войны против остальных государств-соперников. А такими средствами созданная цивилизация может сохраняться в неизменном виде тысячи лет.

В «1984» – как раз три таких надгосударственных монстра (причём только что приведённая публицистическая цитата в тексте романа тоже воспроизведена практически дословно). Это монстры не капиталистические и не социалистические. Менеджерские. Появившиеся в результате образования чрезмерно больших монополий. Продукт мечтаний и последовательных усилий нацистов и коммунистов, тоталитаристов и геополитиков, всех, кто имеет жёсткий или реалистический   взгляд на мир. Взгляд, близкий взглядам «американских империалистов». В соответствие с которым самостоятельные демократические государства в большом числе и разнообразии не нужны.

Нужна зато иерархия в обществе. Наверху – менеджеры с выдающимися способностями. Внизу – полурабы с промытыми мозгами; люди, у которых власти предержащие взяли под контроль даже не сознание, а подсознание, или, иначе, создали и внедрили в него определённую систему (не)простых стереотипов своей Партии.

Два надгосударства-монстра из этих трёх – титаны, которых родят Германия, или Россия (СССР), или кто-то ещё… Не ясно – кто именно; ясно, что те, чьи менеджеры окажутся в конце концов более сильными и прилежными последователями идей американских империалистов.

Третий монстр – это США; или точнее: орвелловское представление о том, какой могла бы быть эволюция «Штатов», если бы она совпала с мечтаниями американских империалистов.

ТАКОВ орвеллианский мир в том неискажённом виде, в каком его представил сам Оруэлл.

И согласен, повторяю, что нет речи – в самом романе – ни о левых, ни о правых. Но согласен только наполовину, потому что роман в целом, сам по себе, на другую половину – как единый сплав двух разных, художественной и политической, целей – не что иное, как бесшабашное «иду на вы» классического левого. Искренний социалист, гуманист и защитник простого трудящегося человека Оруэлл публично, с поднятым забралом выступил против таких же классических правых – империалистов и близких им по взглядам менеджеров – во всём необъятном мире всевозможных монополистических «измов» и просто монополий. И бросил им в лицо: вот как и вот во что все вы, с вашим подходом и вашими методами, неизбежно станете превращать людей; и когда наступит момент, и вы доберётесь до «Последнего человека в Европе», вот как это будет выглядеть.

«Некоторым очень богатым людям это очень не понравится»

РОМАН «1984», и правда, понравился отнюдь не всем. Причём не только в Москве, где, естественно, очень хорошо увидели себя в этом зеркале, но и в некоторых других столицах; и вовсе не в Каракасе, не в Триполи, и не в Рангуне, а, например, в Лондоне.

Почему?

Чтобы получилось без всяких субъективных предположений, слово опять самому Оруэллу.

Лондон в его романе – всего лишь областной центр, столица третьей по величине провинции в составе вымышленной державы по имени Океания.

Деньги в Океании – не английские фунты и не советские рубли, а американские доллары и центы.

Получилось так в результате следующих событий (курсив мой)[45]45
  Здесь и далее все цитаты из романа «1984» в переводе В.П. Голышева.


[Закрыть]:

Раскол мира на три сверхдержавы явился событием, которое могло быть предсказано и было предсказано еще до середины XX века. После того как Россия поглотила Европу, а Соединенные Штаты – Британскую империю, фактически сложились две из них…В Океанию входят    обе Америки, атлантические острова, включая Британские, Австралазия и юг Африки.

^{___________________}

Здесь нужно отметить одну досадную особенность массового прочтения «1984». Старший брат [46]46
  Знаменитого орвелловского Big Brother очень часто переводят на русский язык словосочетанием «большой брат» – совершенно бессмысленным что на русском языке, что на английском. Правильный перевод: Старший брат.


[Закрыть] в романе имеет ярко выраженную «сталинскую» внешность. Однако, как видно из только что приведённой цитаты, Океания в романе – отнюдь не советская, то есть не сталинская вотчина; сверх-государство монстр, образованное в романе Советским Союзом – Евразия. Поэтому «Сталин» должен бы быть Старшим братом именно там, а не в империалистической Океании, которая получилась в результате экспансии США. Тем не менее, это на первый взгляд непонятное и нелогичное перемещение сталинского образа на явно чужую территорию проходит сегодня у читателей абсолютно незамеченным, а потому у них не возникает и естественный вопрос: зачем Оруэллу понадобилось весьма неправдоподобно и нелогично, и тем не менее столь демонстративно ставить Сталина во главе абсолютно чужой для него империалистической сверхдержавы, когда рядом с ней никуда не делось и по-прежнему присутствует его большевистское детище?

^{____________________}

То, что все ужасы, описанные в романе, происходят отнюдь не по причине распространения советского большевизма на Англию, в романе подтверждено буквально:

В Океании государственное учение именуется ангсоцем, в Евразии – необольшевизмом, а в Остазии его называют китайским словом… «культ смерти»… На самом деле эти три идеологии почти неразличимы, а общественные системы, на них основанные, неразличимы совсем. Везде та же пирамидальная структура, тот же культ полубога-вождя, та же экономика, живущая постоянной войной и для войны.

То, что действующая в Океании государственная идеология тоталитаризма вообще не является продуктом заимствования или насильственного насаждения чужой идеологии, в романе тоже сказано буквально:

Неизвестно, сколько правды в этих сказаниях и сколько вымысла. Уинстон не мог вспомнить даже, когда появилась сама партия. Кажется, слова «ангсоц» он тоже не слышал до 1960 года, хотя возможно, что в староязычной форме – ««английский социализм» – оно имело хождение и раньше. Всё растворяется в тумане.

Каков смысл этой конкретно идеологии –  английского социализма, ставшего на новоязе ангсоцем – Оруэлл в романе разъяснил более, чем подробно и буквально: в двух длинных главах из книги в книге, которые успел прочесть Уинстон Смит, и в которых как раз и изложена суть ангсоца или, по-старому, английского социализма.

То, что изложено в этих двух главах, историки и литературоведы сегодня считают – спорят, точнее, поскольку никак не могут окончательно решить – либо переиначенным изложением одного из трактатов Льва Троцкого об извращении коммунистической идеи сталинским режимом, либо пересказом постулатов из двух книг Джеймса Бернхема, одна из которых – как раз «Революция менеджеров».

Портрет автора книги в книге – Эммануэля Голдстейна сам Оруэлл нарисовал предельно буквальный:

…отступник и ренегат, когда-то, давным-давно… был одним из руководителей партии, почти равным самому Старшему Брату, а потом встал на путь контрреволюции… Из его теорий произрастали все дальнейшие преступления против партии, все вредительства, предательства, ереси, уклоны. Неведомо где он все еще жил и ковал крамолу, возможно, за морем, под защитой своих иностранных хозяев… Сухое еврейское лицо в ореоле легких седых волос, козлиная бородка – умное лицо и вместе с тем необъяснимо отталкивающее; и было что-то сенильное в этом длинном хрящеватом носе с очками, съехавшими почти на самый кончик. Он напоминал овцу, и в голосе его слышалось блеяние.

Любому, кто не видел поздних фотографий Льва Троцкого, достаточно отыскать пару-тройку из них и поглядеть на изображение чуть дольше обычного; а почему Оруэлл так ополчился на Троцкого: «Необъяснимо отталкивающее лицо… было что-то сенильное в этом длинном хрящеватом носе… напоминал овцу… в голосе слышалось блеяние…»? – я ещё попытаюсь позднее объяснить.

ИЗ всех перечисленных подсказок, предложенных самим Оруэллом в романе и позволяющих определить, о ком и о чём этот роман, вытекают три очень важных вопроса, на которые, к сожалению, сам Оруэлл прямых ответов уже не дал.

Первый: почему, невзирая на очевидное сходство вымышленного Эммануэля Голдстейна с реальным Львом Троцким, историки всё никак не могут решить: его трактат о сталинской диктатуре воспроизвёл Оруэлл в своём романе или же всё-таки труды Джеймса Бернхема о международных менеджерах?

Второй: почему потенциально столь чреватую тоталитаризмом суть английского социализма Оруэлл видит в трудах не то советского коммуниста Троцкого, толкующего о советских же реалиях коммунизма, не то американского политолога Бернхема, рассуждающего о менеджерах вообще во всём глобальном мире монополий?

Третий, вытекающий из первых двух: почему сталинский сугубо локальный коммунизм, бернхемовский вполне глобальный менеджеризм и английский социализм настолько, оказывается, похожи, что их даже совместными усилиями многих историков и литературоведов никак не удаётся как следует отличить друг от друга?

Другими словами, получается, что: суть чреватого тоталитаризмом английского социализма выражена не то в сталинском большевизме, не то в мировоззрениях американских империалистов середины XX века, но в обоих случаях в изложении Льва Троцкого. И вот это очень странное, на первый взгляд, орвелловское «словосочетание» и надо теперь попытаться перевести на понятный язык.

Начну с простого.

Причина, по которой трудно отличить теории Троцкого от теорий Бернхема в их варианте-«1984», заключается вот в чём:

В 1933 г. Бернхем (участвовал в учреждении) Американской рабочей партии. На следующий год она объединилась с троцкистской Коммунистической лигой Америки и получила новое название: Социалистическая рабочая партия… Один из биографов Бернхема, Сэмюэль Фрэнсис, отмечает, что в то время Бернхем стал ведущим представителем троцкистского крыла международного коммунистического движения. А Диггинс полагал, что, даже более того, Бернхем превратился в главного представителя Троцкого и выступал от его имени в интеллектуальных кругах США… Бернхем считал Троцкого истинным наследником Ленина, а троцкизм – воплощением идеалов большевистской революции.

Серьёзные разногласия между Троцким и Бернхемом начались только в 1939 г., в процессе бурного внутрипартийного обсуждения вышедшей тогда книги Бруно Рицци «Бюрократизация мира» (а после подписания пакта Молотова-Риббентропа, в 1940 г. Бернхем вообще официально прекратил своё членство в Партии). Своё видение спорной проблемы, известной сегодня под названием бюрократический  коллективизм, он и изложил в своей «Революции менеджеров». Причём и сам Рицци, и многие другие обвинили Бернхема в откровенном плагиате; он же – спорил и доказывал, что его видение вопроса – совсем иное. Как часто бывает во внутрипартийных теоретических спорах, несогласие у них тогда было по поводу такой казуистики, что непосвящённому сегодня заметить её, не говоря уж о том, чтобы разобраться и понять, и впрямь, трудно…

^{___________________}

Однако комментировал Оруэлл всё-таки не только и не столько теории и взгляды идейного троцкиста. На момент публикации орвелловского эссе Бернхем был уже ведущим и всеми в США уважаемым экспертом-геополитиком. Он уже подготовил для президента Рузвельта секретный аналитический доклад разведки США (OSS) со своей геополитической оценкой ситуации перед встречей в верхах в Ялте. Изложил в этом докладе – задолго до Фултонской речи Черчилля и знаменитых секретных докладов Кеннана – необходимость и неизбежность конфронтации с СССР. Его план активного и агрессивного противодействия СССР в послевоенном мире уже начинал осуществлять всесильный госсекретарь Джон Фостер Даллес. Развивая основные постулаты «Революции менеджеров», Бернхем уже сформулировал главный геополитический тезис США в отношении СССР, авторство которого сегодня многие почему-то ошибочно приписывают Збигневу Бжезинскому. В 1947 г. он выпустил первую в США программную книгу, разъяснившую безусловную необходимость политики, получившей вскоре название «холодная война» (за ней последовали ещё две, составившие все вместе знаменитую тогда трилогию). Ещё через пару лет стал вместе с Монти Вудхаузом одним из самых деятельных соучредителей уже упоминавшегося здесь Конгресса за свободу культуры.

СО вторым вопросом – почему суть английского социализма нужно искать во вроде бы чужих, даже во вроде бы откровенно враждебных ему идеологиях – уже несколько сложнее. Потому что нужно попытаться выяснить, могло ли в принципе между ними быть что-то общее, и если да – что именно?

Бернхем в «Революции менеджеров» написал, что после Второй мировой войны «Соединённые Штаты… станут естественным ядром одного из великих сверхгосударств будущего» и предсказывал, что они в процессе поглотят разваливающуюся Британскую империю (на что англичанин Оруэлл и отреагировал с большой горечью в своём полемическом эссе, а потом – излил всю эту горечь в романе).

Однако, Бернхем, как и Бжезинский после него, тоже «не сам всё это выдумал». Вот слова его биографа:

Бернхем считал, что внешнюю политику Сталина предопределяли соображения, которые предсказал в своих выкладках и концепциях выдающийся британский географ сэр Халфорд Маккиндер. Бернхем предупреждал, прямо заимствуя терминологию у Маккиндера, что«…советская держава, двинувшись из континентального ядра (Хартлэнда) Евразии… распространяется вовне, на запад в Европу, на юг на Ближний Восток, на восток в Китай…».

Действительно, основная геополитическая схема мира у Бернхема до конца его жизни вполне совпадала с той, которую за сорок лет до него не менее подробно и обоснованно расписал именно Халфорд Маккиндер.

^{___________________}

Обращу попутно внимание читателя: название второго государства-монстра в «1984» Оруэлл просто позаимствовал, даже не меняя, у геополитиков – «Евразия»; и идеология в этой вымышленной сверхдержаве, теперь уже в логичном и правильном соответствии с её прототипом, «необольшевизм».

^{___________________}

Идеи сэра Халфорда весьма высоко ценили и в Германии:

Глобальный подход Маккиндера привлёк внимание и заслужил похвалу Карла Хаусхофера и его соратников из Мюнхенского института геополитики… В 1920-х и 1930-х годах Хаусхофер был тесно связан с Рудольфом Гессом… Хаусхофер оценил выдвинутые Маккиндером идеи, как «самый выдающийся из всех географических взглядов на положение в мире».

О книге Маккиндера «Географическая ось истории» профессор Хаусхофер отозвался следующим образом:

Никогда я не встречал ничего более выдающегося, чем эти несколько страниц геополитического совершенства.

Ну и ещё можно уточнить, что Рудольф Гесс был у профессора Хаусхофера, отставного генерала, одним из любимых студентов, что вместе они помогали сидевшему в тюрьме Гитлеру писать «Майн Кампф», и что план «Великой Германии», который Гитлер впоследствии пытался осуществить, в его геополитической части разрабатывался по идеям профессора Карла Хаусхофера, созвучным идеям английского географа Халфорда Маккиндера, которые позаимствовал и сделал своими наравне с немцем-Хаусхофером ведущий американский геополитик Джеймс Бернхем.

^{___________________}

Именно из-за этих геополитических корней гитлеровской глобальной стратегии и сами геополитики, и их наука сразу после войны оказались в Европе полностью дискредитированными. Если помнить об этом, то становится понятно, какие именно чувства Оруэлл мог вкладывать в слова «геополитики и тоталитаристы» в своём эссе о менеджерах, и что звучали эти слова тогда в восприятии европейского читателя, как минимум, уничижительно, а скорее всего и просто оскорбительно по отношению к адресату (американскому геополитику Бернхему).

Поэтому нетрудно себе представить и то, какие чувства в этом смысле должен был вызывать у тогдашних английских читателей сам роман «1984». Ведь он насквозь пропитан всем им тогда хорошо известной геополитикой Германии, СССР, США и их родной Британской Империи.

^{___________________}

Так что вот оно, начало искомой идеологической связки: идеи и теории американца Бернхема восходят к учению англичанина Маккиндера, которое разделяли и нацистские геополитики в Германии. Значит, следующим шагом нужно смотреть, кто такой Маккиндер, и каково происхождение его идей.

ГЕОГРАФОМ Халфорд Маккиндер числился потому, что в первой половине прошлого века геополитиков, как таковых, ещё практически не было – они вместо этого именовались чаще всего географами. Как такой вот географ Маккиндер и написал в 1919 г. по горячим следам Первой мировой войны свой главный (как считают его биографы) труд под названием «Демократические идеалы и реальность», в котором сказал, среди прочего:

…распределение материковых и морских массивов, плодородных областей и естественным образом образующихся путей сообщения таково, что способствует по самой своей природе росту империй и, в конечном итоге, слиянию их всех в одну единую мировую империю.

При этом Халфорд Маккиндер был ещё и педагогом: начиная с 1892 г. работал и преподавал в своей alma mater Оксфорде (а Джеймс Бернхем – оксфордский выпускник 1929 г.), участвовал в создании Лондонской школы экономики и с 1904 по 1908 г. даже был её директором. То есть находился в постоянном и тесном контакте с теми, кто Школой (и одновременно несколькими колледжами Оксфорда) реально руководил. И вот этот-то контакт, если только разделяли его участники идею «роста империй и слияния их всех в единую мировую империю», образует тогда вторую идеологическую связку, ещё одно звено в логической цепочке, которая должна привести к правильному пониманию странного орвелловского «словосочетания».

Поэтому смотрим подробнее, о каком же контакте шла речь, а главное – разделяли ли его участники идею мировой империи.

Полное название этой школы – Лондонская школа экономики и политических наук. Нынче она – престижнейший вуз, имеет статус автономного факультета лондонского университета. Но задумана и учреждена была частным порядком в 1895 г. супругами Беатрисой и Сиднеем Вебб, Грэмом Уоллэсом и Бернардом Шоу. Все они были к тому же членами так называемого Фабианского общества и финансировали создание Школы тоже за счёт этого общества.

Фабианское общество знаменито и известно широкой публике в первую очередь потому, что в конце XIX века разработало и вплоть до 40-х годов XX века активно и упорно распространяло и пропагандировало своё, довольно специфическое учение, которое по имени общества и получило название – фабианский социализм. (Общество существует по сей день, но былой самостоятельной идеологической активности уже давно не проявляет). Поскольку фабианский социализм был сугубо английского происхождения, и явные, активные его пропагандисты были тоже все англичане, то его-то и стали иногда называть английским социализмом.

Причём безоговорочно ставить знак равенства между лейбористским, тоже социалистическим движением тех лет, и фабианским, или английским социализмом – нельзя, даже при том, что фабианское общество действительно стояло у истоков партии лейбористов. (В 1930-1940-х гг. лейбористы ещё были в большей степени всё-таки классической европейской левой партией трудящихся. Оруэлл в одном из своих писем говорил, что на выборах 1945 г. голосовал именно за них; а это, по-моему – достаточно солидный признак и «знак качества».)

Отличительную особенность фабианских социалистов можно понять вот из такого отзыва о них историков (курсив мой):

(Беатриса Вебб создала Общество, чтобы)…свести вместе самых влиятельных и активных деятелей британского истэблишмента, критиков существующих общественных порядков и идеалистов, чтобы дать им тем самым возможность широко обсуждать и разрабатывать курс развития Британской империи в неразрывной связи с необходимыми общественными реформами…отчёты о дискуссиях, написанные Бертраном Расселлом и Гербертом Уэллсом, позволяют окончательно убедиться, что, вопреки его кажущейся оппозиционности британской олигархии, Фабианский социализм на самом деле являлся одним из её главных инструментов для укрепления и распространения своего влияния… (Члены Клуба) верили в первую очередь в элитарность    власти, а по отношению к казавшимся им неуклюжими и часто слишком накладными демократическим процедурам они проявляли полную нетерпимость; в их представлении управление   Англией должно было оставаться в руках высшей касты, сочетающей в себе просвещённое чувство долга с умением эффективно управлять державой.

И можно ещё добавить: Фабианское общество поддержало колониальную войну против буров и в начале XX века уже полностью и окончательно встало на сторону имперской политики правительства. В 1929–1931 гг. лорд Сидней Вебб даже занимал посты сначала министра доминионов и затем министра колоний. А в США главные постулаты фабианского социализма были в значительной степени реализованы после Великой депрессии администрацией президента Рузвельта,[47]47
  Советник Рузвельта, выпускник Итона и Кембриджа, знаменитый британский экономист Джон Мейнард Кейнс, начиная с 1910-х гг. был тесно связан с ведущими деятелями фабианского движения. В свою очередь фабианцы всегда высоко ценили и пропагандировали теории и учение Кейнса


[Закрыть] достижения которой и позволили Бернхему сделать вывод, что в США происходит «революция менеджеров».

Такое вот взаимоналожение географической, имперской и социалистической идей, при котором странное на первый взгляд словосочетание из орвелловского «1984» уже становится более конкретным и понятным. Хотя по-прежнему трудно представить, каким образом якобы социалистическая идея уживалась и шла рука об руку с идеей, полностью ей антагонистичной, имперской и империалистической.

Поэтому следующий шаг – надо попытаться найти следы формирования этого необычного идейного союза.

В 1870 ГОДУ в Оксфорде создали кафедру изящных искусств и преподавать на ней начал Джон Раскин (John Ruskin), который:

…говорил и об империи, и об обездоленных массах Англии… как о понятиях нравственных. К студентам Оксфорда Раскин обращался, как к представителям привилегированного правящего класса. Он говорил им, что они – хранители великолепной традиции общества образованного, ценящего красоту, главенство закона, свободу, достоинство и самодисциплину; что в то же время этой традиции грозило исчезновение, и спасти её можно было только за счёт её распространения как на все низшие классы в Англии, так и на не-английские массы вообще во всём мире; что в противном случае эта традиция никакого спасения и не заслуживала.

У Раскина сразу сложился круг студентов-энтузиастов и среди них Арнольд Тойнби, Сесил Родс и Альфред (впоследствие лорд) Милнер. Со временем они составили устойчивое политическое сообщество, получившее позднее название «Круглый стол» (The Round Table). Родс, умерший бездетным в 1902 г., завещал этому сообществу всё своё гигантское состояние (распорядителями фонда он в завещании назначил Альфреда Милнера и лорда Розбери, зятя своего главного делового партнёра – лорда Натана «Натги» Ротшильда). Позднее, в первые 20 лет двадцатого столетия, лорд Милнер стал одним из самых влиятельных политических деятелей в Англии и, соответственно, в мире (он руководил имперской и внешней политикой Британии; именно его имперские министерские портфели позднее получил Сидней Вебб). Но в 1882 г. он ещё молодым человеком под патронажем Беатрисы Вебб читал в кружках рабочих лекции на тему «Социализм», а позднее, в 1906 г., даже уже будучи одним из самых влиятельных государственных деятелей в Англии, как-то однажды в публичном выступлении сам о себе сказал: