Текст книги "Наркомафия"

Автор книги: Александр Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

* муаллим – учитель, уважительное обращение к мужчине

Ваха Ибрагимович Бадаев вел свои дела не из офиса в центре города, там сидели нанятые им люди, русисты, которых он нанял погонять других русистов. Ваха Ибрагимович Бадаев проводил свое рабочее время в кабинете, устроенном в задней части центрового ресторана «Погребок», одного из самых шикарных в городе. Конечно же ресторан этот принадлежал ему. Он пил кофе, который ему приносили из бара, просматривал бумаги, принимал людей, кого-то поощрял, кого то наказывал. Все как в фильмах про мафию, которые он любил смотреть – не современных, с погонями и массовой стрельбой – а тех самых, старых. Шедевров…

В кабинете, предварительно постучав, появился Рамазан, с трубкой телефона в вытянутой руке…

– Ваха-муаллим, из Города* звонят…

Ваха Ибрагимович взял трубку, кивком головы отпустил своего нукера…

– Я слушаю…

– Салам, Ваха… – гортанный, громкий голос ворвался в трубку, играла какая-то музыка – сейчас с тобой Адам говорить будет…

Ни у одного из них не было с собой ни одного сотового телефона – ни "правого", ни "левого". Все они пользовались телефонами либо купленными на один раз и зарегистрированными на "левых" людей, либо телефонами своих нукеров. Тоже левыми.

– Салам, Ваха… – раздался другой голос, с хрипотцой, жесткий и уверенный – как поживает твоя семья?

На самом деле это была "подколка". Жена у Вахи Ибрагимовича была русская, из четверых его пацанов только один был похож на чеченца, остальные – на вид типичные русские, хотя и воспитывал их Ваха Ибрагимович сам и воспитывал как чеченцев. Считается, что чеченец до тридцати лет может трахать любых баб, но как минуло тридцать – он должен вернуться в республику, найти жену-чеченку и нарожать с нею детишек для тейпа. Если он конечно настоящий мужчина. Ваха Ибрагимович жену выбрал русскую, и дети у него тоже были – наполовину русские. Тем самым он подчеркивал, что "понятиям" чеченского народа он следовать не собирается.

– Моя семья в порядке, Адам-эфенди, а как поживают ваши родные?

– С ними тоже все в порядке, благодарю. Рамзан передает тебе салам, он тобой очень доволен…

Надо сказать, что ни один из них в этом разговоре не упомянул Аллаха. И это было далеко не случайно, хотя оба они были правоверными и демонстративно посещали мечеть по пятницам, чтобы совершить намаз. В Аллаха они верили ровно настолько насколько это помогало им в их делах – например для того, чтобы получать деньги от богатых нефтяных монархий Персидского залива. Почти все деньги, даваемые "на джихад" до тех кто ведет "джихад" не доходили а оказывались в их руках. А еще деньги – и немалые, не меньше чем с Востока давали русисты – на борьбу с теми, кто встал на джихад. И они тоже их брали. Теперь понятно, почему джихад не прекращался? Его оплачивали сразу с двух сторон, а дураков, готовых нацепить на себя пояс смертника в надежде поиметь семьдесят девственниц, находилось немало. Их было даже не жалко – дураки они и есть дураки…

Что же касается мечети – если это будет нужно для дела, член братства и в синагогу сходит…

– Передавай салам Рамзану, пусть его жизнь будет долгой на радость друзьям и на страх врагам…

– Я передам. Новая партия пришла?

– Да, пришла, Адам-эфенди…

– Хорошо. Правила изменились. Оптовая цена снижается на тридцать процентов. Продавай по прежней цене и оставь деньги на наше общее дело.

– Я рад это слышать, Адам-эфенди…

Оптовая цена на героин снизилась, потому что братство сумело пролоббировать в Москве нужные интересы и русисты разрешили открыть в аэропорту Грозного международный терминал. Теперь можно получать товар напрямую и всю наценку оставлять себе. Можно больше не делиться с грязными ишаками таджиками, которые до этого держали первое звено в цепи и богатели на этом. Грязные тупые ишаки, унижающие себя до того, что ишачат на русистов за нищенские деньги. Таких даже резать противно – их надо забивать ногами до смерти. Они хуже даже азеров, они даже не достойны того чтобы быть рабами у нохчей. Пусть убираются к себе в горы и там подыхают от голода.

– И еще… Ты просил навести справки об одном парнишке, что торгует у тебя в городе от Москвы…

– Да, Адам-эфенди…

– Его отец очень уважаемый в Москве человек. С большими связями и деньгами. Он нам нужен…

– Я понял, Адам-эфенди…

– Сделай, чтобы этот русский пацан был за нас. Дай ему бесплатно, пусть продает. Если он будет за нас – это будет большое дело для Братства.

– Я сделаю, Адам-эфенди…

– Долгих тебе лет, Ваха…

Братство… Организация…

Братство возникло в период между первой и второй чеченскими войнами, потому что жить как они жили, было невозможно. Их было слишком много на этом горном клочке земли под названием Ичкерия, их жены рожали по несколько детей, мальчиков, и им просто не было свободного места. Самые глупые грызлись между собой, или совершали набеги на Русню, похищали людей. Те кто поумнее – а среди чеченцев умные тоже были, и было их немало, понимали – такими вот "наскоками" не разбогатеешь. И жить в республике, где царит беспредел – тоже нельзя. Нужен порядок. Нужны рабы, чтобы у каждого чеченца были рабы. Много рабов. Чтобы эти рабы работали не на нищем, почти не дающем урожая огороде – а на заводе, настоящем заводе, который должен принадлежать им. Чтобы они могли разговаривать на равных со всеми, с американцами, с англичанами…

Тогда то и возникла организация. Организация, отрекающаяся от своей родной республики и ставящая себе целью поработить всю Русню. Поработить не войной, нет. Разве с войной пришел в Русню Сталин, родившийся совсем недалеко от тех мест где родились они? Нет. Но он стал хозяином Русни и Русня тогда стала сильным государством и разговаривала на равных со всеми. Русские прирожденные рабы, они не уважают себя, они не уважают своих предков, они не уважают своих женщин, они не ведут себя как мужчины. Разве во главе отары овец должна быть овца? Нет, во главе отары овец должен быть баран – мужчина. Настоящий мужчина, такой как они. А что будет, если в Русне как сейчас во главе овца? Да ничего хорошего…

Они не спешили. Они заключили соглашение с русистами – и глупые русисты, проливая свою кровь расправились с их врагами – придурками, подонками, наркоманами получающими деньги с Востока. Они же, русисты вместо того, чтобы, как и положено забрать отвоеванную кровью землю себе – отдали ее им. А сейчас они решали вопрос о том, чтобы отдать им весь Кавказ. Русисты пускали их в свои города, позволяли становиться там хозяевами. Скажите, кто так себя ведет – если не рабы?

Они подмяли под себя свою республику, слова никто сказать больше не мог. То что не доделали русисты – доделали они. Последние стали первыми. Десять лет назад Рамзан подавал чай Басаеву** – а теперь Рамзан был хозяином республики и был в шаге от того чтобы стать хозяином всего Кавказа. Он показал себя настоящим мужчиной и воином, жестоко отомстив за смерть своего отца. Он показал себя искусным политиком – какая разница, как названа улица, именем Дудаева или именем Путина? Большая – если именем Путина, глупые русисты дадут много денег чтобы ее восстановить. Он показал себя хорошим чеченцем – при нем чеченцы все больше и больше становились хозяевами в самой Русне – без единого выстрела, и сами же русисты им помогали.

Проблемы были с Москвой – там укоренились азеры, грызуны, русисты их пустили на свою землю первыми, русисты помогали им, в том числе начальник того города. Но все не сразу делается – первым уберут начальника, потом поставят своего, потом договорятся с русскими ментами. А потом придет час – и погонят они азеров с грызунами обратно в свой Баку и Тбилиси. Сами русисты и погонят, а они смотреть на это будут, чтобы занять место изгнанных. А кто не уедет – отрежут голову и все.

Их женщины рожали детей, дети становились мужчинами. Они покупали русистов и заставляли их работать на себя. Время шло. Пока было не время. А придет время – и они возьмут себе всю Русню…

* Город – имеется в виду Грозный. Если чеченец говорит «город» не уточняя, какой именно – значит, это Грозный

** прим автора – это действительно так.

Сегодня у Принца было дурное предчувствие. С самого утра…

Поцапался с бабушкой. Кто-то стукнул про дела. Не все, конечно, но стукнул… Так, не позавтракав и ушел на улицу…

Черный Ланд Круизер с визгом тормознул рядом…

– Э… Это ты Прынц, да…

Саня посмотрел – в машине были чехи. Чеченцы. Чичики.

– А кто спрашивает…

– Садысь в машину, да… С табой старшие пагаварить хотят…

– Ты обзовись сначала… Что за старшие. Я твоих старших не знаю и дел с ними не имею…

Чичи переглянулись.

– Твои у Космоса тусуются, да…

Принц промолчал, хотя спину обдало холодом…

– Если ты с нашими старшими гаварить не хочешь, всэх тваих на куски парэжут, да…

Принц молча сел в машину…

Бить его не стали. И говорить с ним ни о чем не стали – типа «рюсский, сейчас мы тэбя зарэжем». Чеченцы – в машине из было трое – молчали, машина неслась по Ленина на огромной скорости, иногда проскакивая на красный, рыкая «крякалкой» на тех, кто не вовремя убрался с дороги. Принц город немного знал, сейчас понял, что они едут на выезд из города…

Еще несколько таких же машин стояло у рощи. Полукругом. Принц не знал, что это была та самая роща, где опускали азеров и много еще кого…

– Приыехали да… – впервые за все время поездки раскрыл рот сидевший рядом с ним чех – ыды, вон старшый наш. И тваи там тожэ, да…

Принц молча вышел из машины, сильно хлопнул дверью, направляясь к стоящим у махин чехам. Было ли ему страшно? Да было конечно. До жути. Но он знал, что показывать страх нельзя, ни в коем случае. И этому его научил не отец, не улица, этому его научил дядя Паша…

Он молча остановился в нескольких метрах от чеченцев. Они молчали. И он молчал.

А Ваха Ибрагимович нервничал… Потому что он чувствовал людей, иначе нельзя, иначе ты не станешь эмиром. И сейчас он чувствовал, что хоть русский пацаненок его и боится – но он держит себя в руках, как подобает мужчине. И разговор первым не начинает – так тоже подобает делать мужчине. И глазами сверкает… Не знал бы что русский – подумал бы что нохча, или в роду нохчи были. Может, так оно и есть. И Адам был прав, такой русский на их стороне должен быть. Потому что он не лай, никак не лай*…

Когда молчание стало совсем уже затянувшимся – Ваха Ибрагимович шагнул вперед. Тем самым проигрывая первый раунд русскому пацану, которому и четырнадцати еще не было…

– Ты меня знаешь?

– Нет.

Вот так вот…

– Меня Ваха Ибрагимович зовут, Ваха-муаллим можешь звать. Это твои люди?

– Которые?

Ваха Ибрагимович сделал знак, по его знаку вооруженные чеченцы начали выкидывать из просторных багажников машин одного за другим пацанов, связанных. Глинного и остальных.

– Вот эти. Твои люди?

– Да…

– Они на моих точках без разрешения торговали.

– Я от Москвы работаю.

Ваха Ибрагимович расхохотался

– И что? Ты в этом городе торгуешь? Значит, у меня должен разрешения спросить. При чем тут Москва?

– У каждого свой кусок. У тебя свой. У меня свой. Я твой кусок не отнял.

Если бы Адам не приказал наладить с ним отношения – Ваха Ибрагимович приказал бы зарезать дерзкого русского пацана и дело с концом. Хотя бы для того чтобы сохранить уважение к самому себе и сохранить уважение своих людей к себе. Но Адам приказал, а устами Адама приказал сам Рамзан.

Ваха Ибрагимович посмотрел на своих нукеров, готовых сделать все, что скажет им их хозяин…

– Уезжайте. Этих в городе выкинете, на окраине. Резван, останься, отвезешь потом меня.

Пинками подняв пацанов, их обратно закинули в багажники. Один за другим взревывали моторы – и кавалькада машин направилась по краю хлебного поля к дороге, ведущей в город…

Принц молча ждал продолжения…

– Я не сказал – живыми их выкинуть или мертвыми…

– Мертвыми… Это будет беспределом. А вы ведь не хотите беспредела, Ваха-муаллим.

И снова Ваха Ибрагимович почувствовал, что нить разговора от него ускользает…

– Ты правильно сказал, беспредела я не хочу. Я обратил внимание на тебя, ты хорошо работаешь… И говоришь тоже хорошо. Умно. А такие люди – нужны мне. Ты сколько имеешь со своей дряни…

– Достаточно.

– Достаточно не бывает никогда. Хочешь торговать настоящим товаром? Там деньги совсем другие. Можешь в Москве торговать, я скажу про тебя людям, они дадут тебе товар.

– За это срок…

Ваха Ибрагимович расхохотался – на сей раз искренне. Вот тут он переиграл русского. Начисто!

– Срок… Резван, подойди сюда, дорогой…

Как только Резван – гладко выбритый, крепкий, не слишком похожий на чеченца подошел, Ваха Ибрагимович указал на его автомат. АКС-74У.

– Вот автомат. Как ты думаешь, откуда Резван его взял?

– Откуда я знаю? Купил, наверное…

– Нет… – Ваха Ибрагимович улыбнулся, вот теперь нить он перехватил – не догадался. Его ему выдали в оружейной комнате. Бесплатно. Резван – капитан милиции. Вашей милиции. Ты думаешь, он один такой? Поэтому – о каком сроке ты говоришь?

Принц опустил голову.

– Ты хапаешь по мелочи. Ты не знаешь что такое настоящие деньги. И что такое настоящая дружба. Твои люди сдали тебя, а мы еще не начали их резать. Вот с кем ты работаешь. Если будешь работать на нас – никакой срок тебе не грозит.

Что делать…

– Здесь я всего лишь на лето.

– Ничего страшного. В Москве я тоже слово скажу. Над тобой, два этажа сверху, живет человек. Шмелем погоняют. Знаешь?

– Знаю.

– К нему придешь. У него товар для тебя будет. Настоящий товар. Я скажу, чтобы он дал тебе по хорошей цене. Резван, поехали. И ты садись в машину – до дома довезем. Я рядом с тобой живу…

* лай – раб (чеченск.)

06 августа 20… г.

Энск

Шмель

Шмелю было хреново. Так хреново, что он не знал куда себя деть. Все валилось из рук. Дело не шло. Все – к чертям собачьим. И в причине всего этого разора он боялся признаться даже самому себе.

Маха…

Проклятье!

Сам Шмель знал много историй, когда деловые люди сгорали из-за бабы. Истории были самыми разными. Один переписал весь свой бизнес на сожительницу из-за опасения налоговой – и горько пожалел потом об этом. Второй после ухода своей бабы начал с горькой, а потом переключился на Деда Герасима* – убрали свои же. Третий, подозревая свою жену решил подкараулить – подкараулил, завалил обоих. До суда не дожил – слишком много знал. Все они знали правила и Шмель их тоже знал – бабы не должны были мешать делу. Но это легко говорить. Или других людей судить. А как тебя коснется…

Сам Шмель не мог понять чего в этом больше чувства к Махе или ненависти. Лютой ненависти к московскому сопляку, который решил что ему все дозволено, и богатый папахен, случись чего, вытащит их любого дерьма.

– А вот хрен!

Шмель не заметил как сказал это вслух. Он сказал это, валяясь на диване в состоянии жесточайшей хандры, чего с ним никогда не бывало до этого. Он даже забыл о том, что вчера надо было идти и забрать товар на базаре, а также передать деньги за предыдущую партию. Но настойчивый звонок в дверь не дал ему забыть об этом.

Матерясь, Шмель подошел к двери

– Кто там еще?

– Открывайте, Волович. Милиция!

Только через секунду, до Шмеля дошло, что он еще и деньги не собрал и не пересчитал – так и лежат в разбросе.

– Сейчас я! Сейчас, гражданин начальник! Оденусь только!

В до боли знакомом опорном пункте толпился народ – Волович недоуменно осмотрелся. Вот дело будет, если его и в самом деле на разбор вызвали. А у него на кармане восемьсот косарей! Обшмонают и привет. И потом не сделаешь – ничего – законная ментовская добыча. Хотя нет, насчет «ничего» он погорячился – сделаешь и еще как. Это если три-пять штук у кого на кармане при шмоне найдут – тут и в самом деле ничего не сделаешь. Если восемьсот – расклад совершенно другой, таких денег бесхозных не бывает, и менты это знают. Шопнешь* – найдут и вывернут наизнанку через прямую кишку, и не посмотрят что мент. Когда базар за большие деньги заходит – тут корочки не канают.

– Заходим, Волович, что встал! – толчок в спину оторвал Шмеля от его мыслей

В кабинете были двое. Чеченцы – это Шмель определил сразу. Один в штатском, второй – в милицейской форме.

– Салам, Руслан… – ощерился тот что в штатском – что не приходил долго? Люди про тебя спрашивать начали.

Совсем оборзели…

– Я Салман, а это вот Резван – штатский кивнул на стоящего слева от него мента с автоматом – теперь мы тебе передавать будем. Принес?

– А…

Шмель понял, что тот вопрос, который он хотел задать, был бы сейчас откровенной глупостью. Куда делся майор Буравченко Дмитрий Павлович – понятно и так.

– Я сейчас за майора работаю – озвучил мысли Шмеля чех – такого беспредела, как раньше был не будет, крысить никто не будет, и кидать тоже не будет. Ты почему вчера на базар не пришел мы тебя там ждали?

– Дела были… – буркнул Шмель, выкладывая неперевязанные пачки денег и лихорадочно отсчитывая нужную сумму. Чехи с презрением наблюдали за этим.

– Э, ты что бухаешь что ли? Так нельзя. – Салман сразу заметил трясущиеся руки Шмеля – в таком деле голова на плечах должна быть.

– Болею…

Салман кивнул Резвану, тот начал согребать выложенные на стол деньги, запихивая к себе в тесные карманы неформенных брюк. Салман выложил на стол два запечатанных пакета.

– Больше не опаздывай. Болеешь – лечись! – Салман поднял трубку стоящего на столе старого, еще с вращающимся номеронабирателем телефона.

Когда за русским «князем» закрылась дверь, и чехи остались в комнате одни, они многозначительно переглянулись.

– Что думаешь, брат? – спросил Резван

– Бухает. Или ширяется. Делать надо.

– Русист он и есть русист – понимающе кивнул Резван, тот самый который автомат не купил, а получил бесплатно в оружейке – русист без водки жить не может. А кого вместо него поставим? Дело то надо делать.

– Вечером позвони в Ачхой-Мартан. Пусть Ваха приедет. Или Джабраил. Кто-то из наших, его и поставим.

– А эмир что скажет?

– Эмир мне этого на усмотрение отдал. Как и мента. С русистами на этой схеме надо кончать, надо чтобы только наши до конца цепочки были. Кроме разве что толкачей.

– Согласен брат. Ты хорошо сказал – осклабился Резван

– Вот ты и займись. У тебя пистолет тот остался?

– Остался. А потом что?

– В багажник – и в лес. Ты же мент, тебя ни один пост не остановит.

– Ты тоже мент.

– Но ты на патрульной ездишь, а мне она не положена. И вообще – мне решать! – озлобился Салман, совсем недавно назначенный оперуполномоченным ФСКН вместо капитана Буравченко, который бухой до зеленых чертей вышел ночью на улицу и попал под машину.

– Ты прав, брат…

Младший из чеченцев погладил висящий на боку автомат

– Только вот что. Ну приедут Ваха или Джабраил. А кому они продавать то будут? Они же здесь не знают никого. И у постороннего никто не купит, уйдут люди к другим барыгам и потеряем точку. Эмир рассердится.

Салман подумал

– Ты прав… с неохотой признал он – тогда надо вот что сделать. Надо этого барыгу не грохнуть, а украсть. И у него все подробно расспросить, как он бизнес ведет, с чего беркат* имеет. А потом и грохнуть. Вот как мы это сделаем.

– Как?

– Ты за ним следить будешь. Ты же патрулировать будешь… вот и патрулируй. Следи, может заметишь чего… Куда он ходит. Хотя нет, не надо. Он сука заметит тебя и сразу поймет что мы делать хотим. Сделаем вот – ты не пасись целыми днями около его дома, но проезжай там. Время у нас есть. Джабраил все равно сразу не приедет. Если увидишь этого русиста, что он куда то пошел – звони мне на мобилу и я подскочу если смогу. Один ничего не делай. Вместе сделаем, как тогда помнишь?

– Помню…

Вернувшись, Шмель начал бадяжить. Просыпал – тряслись руки. Он не пил – но они все равно тряслись. Плюнув на все, Шмель завалился на диван, изучать потоклок…

Снова зазвенел звонок, назойливо, трескливо…

– Завалю…

Прошаркав к двери, Шмель глянул в глазок. Ну, конечно, кто ж еще кроме этого укурка там может быть.

Укурок!

С какого бока – моих? Чо, мало барыг левых? Вон цыгане с Нахаловки барыжат, сколько просил разобраться – до сих пор мне рынок перебивают. Винтовары на Ленина – тоже вовсю работают. Я чо, за каждым укурком смотреть должен?

Внезапно Шмель понял – как на ухо шепнул кто! – что именно Шило и есть тот самый урод, который творит беспредел, насилует мелких девчонок… и пацана, по моему мелкого еще натянул. Он, больше некому! Все мозги сторчал, тварь. У каждого нарика приход по разному бывают – у некоторых ржачки, у некоторых жрачка, у некоторых стояк, когда все равно кого лишь бы прямо сейчас. Вот он сука и насилует!

А раз насилует – значит и на мокрое ему пойти – что два пальца об асфальт…

И с этой жизнеутверждающей мыслью Шмель открыл дверь…

На Шило было жалко смотреть – мокрая после дождя одежа, круги под глазами, трясущиеся руки. Пошел на отход…

– Шмель… Бля, жизни нет…

– Чо? Главное не циклиться на отход?

– Жизни нет подохну щас… – оно и было видно, чтобы стоять прямо Шило держался за дверь как утопающий – за спасательный круг – выручи, вот возми… все что есть… завтра бля буду еще достану…

– Зайди!

Закрыв зверь, Шмель пошел в комнату

– Жди здесь…

Появился он через несколько минут, чему то довольно лыбясь.

– Убери свое рыжье. Смотри сюда.

Вожделенный пакетик блестел на ладони…

– Помнишь того пацана, который с Махой куролесит

– Да… он и щас с ней куролесит. Я видел!

– Во! Сделаешь его? – Шмель протянул пакетик, Шило жадно схватил его

– Тут пять граммов. Разбадяженный один к одному. Сделаешь – получишь десять раз по столько же…

Слова Шмеля упали на раскаленный от абстяка мозг Шила подобно бальзаму. Пятьдесят граммов! Это сколько же ставится без проблем можно?!

– Сделаю…

– Да подожди… – Шмель остановил уже повернувшегося к двери Шило – код замка на двери пять-три-девять-ноль. Понял? Это на всякий случай. Он надо мной живет, ты понял?

– Да понял, понял.

– Сделаешь, сразу уходи. Тут тебе дней на пять хватит, потом ко мне придешь. Не раньше, понял!

– Понял… – Шило уже предвкушал, как он придет домой, возьмет ложку, разбадяжит полученную дурь и запустит по вене…

Шмель закрыл дверь, лязгнул засовом.

– Укурок…

Потом конечно убирать этого гаврика придется. Слишком стремный тот пацан, да и Ваха за него просил. Чех долбаный! Но убить наркомана проще чем кажется – стоит только дать ему неразбадяженную дозу, и сказать разбадяженная – все. Сами нарики зовут это "золотой укол". Передоз – и готово. И ни один мент не будет интересоваться смертью подохшего от передоза нарика. Собаке – собачья смерть.

Отпустило – впервые за многие дни. Насвистывая какую-то мелодию, которую в последние дни много крутили по радио, Шмель посмотрел на часы и отправился бадяжить и фасовать товар…

* Дед Герасим – героин, одно из названий

* шопнешь – украдешь

* беркат – прибыль, выгода (чеченск.)

* ржачки – один из видов наркотического опьянения, человеку палец покажешь – и он смеется. Иногда это длится несколько часов.

* жрачки – то же самое, только человек ест – ест все подряд, что под руку попадет. Вообще, у каждого наркомана свой приход, некоторых например пофилософствовать тянет, и они начинают грузить друг друга какими то бессмысленными разговорами, и все это тоже на несколько часов затягивается.

* пошел на отход – то есть наступил абстинентный синдром

* главное не циклиться на отход – главное не задумываться о наступлении абстинентного синдрома. Любимая поговорка наркоманов

09 августа 20… г.

Энск

Саня Принц

Эту схватку он обречен был проиграть. Потому что несмотря на всю свою взрослость он был просто пацаном, вообразившим себя взрослым. Пацаном, решившим сыграть взрослую игру, ставкой в которой была жизнь – ни больше, ни меньше. Девяносто девять из ста его сверстников проиграли бы схватку – и одним убитым ребенком на Руси Великой стало бы больше.

Но Принц как раз и был тем сотым. Два года подготовки в военно-спортивном лагере, с выполнением учебных задач, причем задач вполне взрослых – в лесу, с макетами оружия, с одной банкой тушняка на день, с прочесывающими лес в поисках диверсионной группы "карателями", с охраняемыми его же сверстниками мишенями-шарами на лесных опушках, в которые обязательно надо было попасть из пневматики и потом уйти от преследования. Все это было и все это ему много что дало. Короче говоря – дядя Павел подготовил из племянника и такого же возраста ребят достойных русских фашистов и боевиков национал-экстремистских организаций.

Дом был старой постройки и спрятаться особо было негде. Подъезд, одинарная дверь без тамбура, потом лестница, поднимающаяся кругом и внутри этого круга – старомодная, решетчатая шахта лифта. Негде спрятаться! Если в современных панельных девятиэтажках киллеры обычно прячутся у мусоропровода, прикрывшись не решетчатой, а бетонной, непросматриваемой шахтой лифта – то здесь Шило был вынужден тусоваться этажом выше, спрятав длинное шило на деревянной ручке в рукав. На него косились – но прошли то всего двое, да и не принято сейчас интересоваться у незнакомых людей кто они такие и что тут делают. Можно и в морду получить, знаете ли…

Принца он увидел поздно – иногда люди, поднимаясь по лестнице что-нибудь насвистывают или просто топают как слоны. Мальчишка же поднимался почти бесшумно, он заметил его, когда тот уже был всего в двух пролетах от нужного ему этажа. Опасаясь опоздать, Шило бросился вниз…

Принц просек сразу – он жил в Москве, а в Москве такое не редкость, не то что в захудалой провинции. Дядя Паша тогда говорил ему – не пытайся выучить пятьдесят приемов – выучи пять, но так чтобы выполнять их автоматически, даже не задумываясь. Так он говорил стоящему перед ним строю пацанов – а потом разделял их на пары и заставлял до одури заучивать нужные движения. В спаррингах дядя Паша старался ставить против пацанов противников на двадцать – тридцать килограммов тяжелее, часто против пацанов вставали инструкторы. Сначала их били – раз за разом, до крови из носа – было не столько больно, сколько обидно. Потом пацаны научились отвечать, инстинктивно находить болевые точки на теле человека и бить точно по ним. Раз за разом поднимаясь с утоптанной до каменной твердости земли – какие к чертям татами! – они вытирали пот и кровь и готовились к новому поединку. И теперь Принц был готов.

Отбив в сторону руку с зажатым в ней шилом – неизвестный не пытался выполнить какой-то прием, он просто набегал на пацана, держа перед собой шило, Принц пробил кулаком правой в горло – при этом инерция нападающего только усилила удар. Смещаясь вправо, он пропустил нападающего мимо себя, ударив напоследок коленом левой ноги еще и в пах. Неизвестный зашипел, но сделать больше ничего не смог – Принц окончательно ушел с линии атаки, а раз нападающий оказался как раз напротив лестницы. Подросток воспользовался этим – толкнул нападающего изо всех сил – и он упал, упал тяжело, не группируясь, и голова его с размаху ударилась о ступеньки…

Ямэ*!

Даже отсюда, с площадки было видно, что неизвестный мертв – у живого голова под таким углом к телу торчать не может. Шило – длинное жало на деревянной ручке валялось у ног Принца.

Пинком, Принц отправил шило в пролет между этажами – и оно загремело, проваливаясь куда то вниз, заревая решетку, прикрывающую шахту лифта. Сам же Принц, перепрыгивая через ступеньки рванул вниз, на выход, пока никто не вышел на шум.

* Принятая в традиционном каратэ команда, означающая окончание поединка. Из каратэ перекочевала в некоторые другие боевые искусства.