Текст книги "Наркомафия"

Автор книги: Александр Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Итоги были на первое время очень даже неплохими – рассовали почти все. Конечно, не Мари Хуана, не таблетки – от них кайф другой. Но тоже неплохо, а главное – вроде как и не наркотик, не опаснее сигарет. Сигареты же все курят…

И, самое главное – на двух дискочах удалось загрузить карман охране, и теперь они будут смотреть в другую сторону, что бы не происходило. Еще по двум дискочам – к охране подкатывали, дело это не минутное.

– Слышь, Принц… – его уже признавали за своего, тем более что он держался по-пацански, без понтов – а чо делать, если наедут.

– Кто наедет?

– Ну… там другие дилеры есть… мы же у них хлеб отнимаем…

– Если наедут… – рассеянно сказал Принц – скажи, что ты от Москвы работаешь. И меня на стол ставь, мол Саня Принц за меня впрягается. Если надо – из Москвы братву подгоним, старшаки перетрут тему. Мы ни у кого хлеб не отнимаем, у каждого свой товар, своя поляна. Вот так вот…

Внимание Принца что-то отвлекало…

– Слышь, Глинный, а что это за ляля… – показал он пальцем

– Это… – Глинный всмотрелся – это братан, не тема. Забудь.

– Почему?

– Это Маха. Она со старшаками куролесит. Не наша тема…

В глазах Принца мелькнул недобрый огонек, на кураже он захотел крутануться, чтобы поднять авторитет среди своих.

– Со старшаками… А спорнем с тобой, что я ее щас сделаю, и на старшаков ее болт положу.

– Спорнем… – произнес Глинный – а на чо спорнем то…

Решать надо было быстро.

– Ты обломаешься – футболку свою мне отдашь. Я обломаюсь – тебе рубашку свою скину. Забились?

– Забились.

Две руки встретились в рукопожатии.

– Питон, разбей.

Длинный пацан рубанул по сведенным в рукопожатии рукам ребром ладони – знак того что забились.

– Я пошел…

Разболтанной, блатной походкой, Принц направился к девчонке, братва жадно не упуская ни единой подробности следила. Скверик считался поганым местом, и ходить по нему ночью не стоило. Могли ограбить, убить, изнасиловать. Ходить можно было только за тем, за кем сила. Например Шмель – бывший барыга и нынешний центровой князь, за которым большие дела и который с чехами в близких. Встанешь Шмелю поперек дороги – он запросто подпишет пару движков, которые за несколько доз на халяву тебе жало в бок засунут. Им-то по барабану, что жить, что подыхать. А вот кому не по барабану – те поостеречься должны и на кусок Шмеля пасть свою не раскрывать.

Но это одни расклады. А другие – если Принц и в самом деле от московских работает – значит, сила за ним. И если он желает унизить Шмеля, выдернув из-под него подстилку – его право. И его проблемы – но это потом, а пока…

Разболтанной, "блатной" походкой Саня подрулил к девчонке.

– Привет, принцесса…

Девушка не ответила – она даже не ускорила шаг. Просто шла, как идет. Принца это разозлило…

– Постой… – он придержал ее за плечо, повернул ее к себе – разговор есть…

И замолчал. То, что он увидел в ее глазах, желание продолжать разговор отбило напрочь. За всю жизнь он не видел такого…

– Ну… Ладно… – он отпустил плечо – иди…

Где-то в деревьях захохотали, истерично, глумливо, но его это сейчас заботило меньше всего. Он никогда не видел у живого человека такого выражения глаз. Никогда…

Совершенно другой, какой-то шаркающей походкой, он направился обратно к скамейке, на которой его дожидались пацаны.

– Ну чо, старшой…

Ни говоря ни слова он начал перекладывать всякую мелочь из карманов рубашки в карманы джинсов. Потом начал расстегивать пуговицы…

– Э, братан… Пошутили же… – неуклюже попробовал отбояриться Глинный

Принц бросил ему рубашку на колени.

– Один размер. Носи – огорчусь…

Глинный неловко забрал рубашку.

– Не парься… – пробурчал он смущенно и раздосадовано – говорю же, не наша тема.

– Конкретно. Кто она, чем занимается. Под кем ходит?

– Маха это. Она тут недалеко живет. Со старшими куролесит.

– С кем?

Пацаны переглянулись.

– Ты бы не влезал…

– Мое дело. С кем?

– Над тобой живет. Погоняют Шмелем.

– Кто он?

Пацаны снова переглянулись.

– Барыга это… Бывший. По крупнякам работает. Весь центр под ним, герыч расталкивает. Сам бывший барыга, а сейчас над всеми центровыми барыгами барыга. Он с чехами в близких туда лучше не соваться…

– Надо мной живет? – Принц вспомнил, как бабушка ругалась на какого то соседа сверху, что устроил в доме притон

– В том же доме. Тут такие разборки были…

– Подробнее.

– С прошлой осени закрутилось. У этой самой Махи на хате квартирант жил. Азербот с рынка. Мать ее потрахивал ну и работала она у него на рынке там… Так вот, там какая то разборка началась… короче потом этого азербота чехи в ж… вы…ли. И община азеровская утерлась, ничего не сделали, а азер этот из города свалил. Оно понятно, петухом то ходить…

– И чо с того?

– Ходили слухи, что этот азер не только мать потрахивал, но и… Он сам об этом на рынке трындел. А потом и его…

Принц сплюнул.

– Так она…

– Торчит она… – глухо сказал Глинный – и конкретно торчит. Шмель ее трахает, ну и… подкинет пару доз. Базар идет, что она ему в натуре по душе… Так что забыл бы ты про нее, старшой, вляпаешься ведь…

Саня Принц встал, потянулся. В одной легкой куртке без рубашки было… свежо, дневной жары уже не было, но он на это не обращал внимания.

– Мое дело.

* загрузить карман – дать взятку

Энск, 18 июня 20… г.

Маха…

Писать про это сложно. Больно. И страшно. До ужаса страшно, потому что такого просто не должно быть. Не должно и все тут. А те, кто делают все, чтобы это было, те, кто убивает наших детей – должны висеть на ближайшем дереве в петле из проволоки. Только так и никак иначе.

Но это есть. Таких историй тысячи. И писать про них надо – потому что порождения ночи боятся света, а твари, что "торгуют счастьем" боятся правды. Боятся правдивого слова про них самих и про их жертв. И поэтому – слово должно быть сказано. Чего бы это не стоило.

Как Маха стала наркоманкой, стала торговать своим телом за дозу? Как это все могло произойти в пятнадцать лет с девчонкой, которая должна только и думать, что о первых воздыхателях, да о том в какой институт надо поступать? А вот так и произошло. Как это обычно происходит – так произошло и тут.

Маша была из хорошей, интеллигентной семьи, ее отец был профессором местной консерватории, а мать – главным бухгалтером завода. В семье стоял настоящий рояль, жили они в центре в хорошей квартире, родители окружали ее вниманием лаской и теплом, как могли. Устроили в школу – в хорошую школу, в одну из лучших школ города. Устроили в музыкальное училище – до того как началось она подавала надежды…

Беды начались, когда рухнула страна.

Когда рухнул Советский союз – работа профессора в консерватории из престижного постепенно превратилось в работу для лохов, лузеров, отстоя. Отец долго пытался устроиться – но, наверное, старого пса новым фокусам не обучишь. Он так и умер – год назад, бедный, жалкий и неустроенный, всеми покинутый и забытый. Он не мог найти понимания и поддержки даже у своей жены – наверное, поэтому и умер.

Мать работу свою тоже потеряла – но в отличие от отца устроиться в жизни смогла. Пошла работать на рынок, торговала сначала шмотьем, привозимым из Турции и Китая. Потеряла деньги в девяносто восьмом, пошла работать на других людей. Всю торговлю продуктами питания в этом городе держала азербайджанская община – они и наркотиками торговали, пока их чеченцы не вышибли с этого рынка. Вот так и стала их мать – продавцом, потом главным бухгалтером, только не на заводе, а у некоего Гасана как-то-там-Задэ, жирного, золотозубого, дурно пахнущего и плохо говорящего по-русски мужика в кожаной куртке, владельца десятка торговых точек. Заодно она стала и его подстилкой. "Русский биляд" – вот как это называется. Осуждаете? Дело ваше, только Библию не забывайте. Не судите да не судимы будете…

Знал ли отец? Да знал, конечно. Знал и молчал. Годами молчал, не смея ничего сказать. Так и умер с этим знанием.

Сразу после похорон Гасан переехал жить к ним – в конце концов, четырехкомнатная квартира в центре, не в самом престижном сейчас районе – но все равно в центре. Платить за съемную не надо. И "русский биляд" под боком.

Дальше рассказывать что случилось? Или сами догадаетесь? Вот-вот.

Это произошло на седьмой день, как "дядя Гасан" переехал к ним. Мать задержалась на работе – отчетность конец квартала. А дядя Гасан приехал домой. Приехал как всегда пьяный, веселый, шумный, пахнущий чесноком и какой-то дрянью, прошел на кухню, долго там возился. Потом подошел к ее двери.

– Открой!

Маша не открывала – у нее была своя комната и свой ключ, она считала дни до совершеннолетия. Жизнь сделала ее не по годам взрослой.

– Открой, да… Я тэбэ подарок купыл…

Дверь слетела с петель после третьего удара…

Она потом долго не могла спать. Закрывала глаза – и это приходило вновь. Вонючая тяжесть… боль… жадные, волосатые лапы, ощупывающие ее… Когда азербот ее трахал – он хрипел, пускал слюни и выплевывал одни и те же слова.

Бляд… Твар… Бляд… Твар…

Знала ли мать… Да, конечно знала. Все ведь начинается с малого… достоинство и честь пропадают не враз… А заканчивается… а вот этим и заканчивается…

На следующий день она проглотила какие-то таблетки – но ее вырвало и она не умерла. Мать сильно избила ее – она била ее по голове и что-то шипела. А вечером снова пришел дядя Гасан…

Потом она стала наркоманкой. Ее подсадила на иглу подруга – просто сказала, что это помогает забыться. Подруга уже давно была системной и получала свою дозу с большой скидкой, по себестоимости – за то, что подсаживала на иглу своих подруг. Сначала разноцветные таблетки, помогающие хоть недолго не чувствовать… Не помнить.

Потом героин…

Дядя Гасан хвастался всему рынку, как он хорошо устроился. Квартира бесплатно. Русский биляд, которую он трахает. И ее дочь, которую он тоже трахает, когда считает нужным. Сородичи слушали его. Завидовали. И ржали…

А потом появился Шмель. У нее не было денег… в общем, она заменила ему ее подругу, когда та сторчалась совсем. Потом она сказала как-то раз Шмелю, что боится идти домой. Шмель спросил: почему.

И она все рассказала…

Она прекрасно помнила тот день, когда ей удалось отомстить. Попала в тему – чехи искали любой повод, чтобы наехать на азерботов – надо было отнимать рынок. И она со своей историей и впрягшимся за нее Шмелем была как раз кстати…

У Шмеля была тачка, он ездил на ней по доверенности. Старая, дешевая, побитая десятка. В тот день она пришла к нему за дозой и думала, что он привычно ее отымеет, а потом даст пару маленьких пакетиков – но Шмель ждал ее уже одетым…

– Поедешь со мной…

Со Шмелем она никогда не спорила – первый раз когда попробовала, он сильно избил ее ногами. Потом правда отмягчел, если только пару пощечин влепит. Шмель закрыл дверь на все замки и пошел вниз по лестнице, Маха последовала за ним…

Не задавала она вопросов и тогда, когда поняла, что они едут за город. За город вывозили обычно, чтобы изнасиловать или убить. Или просто убить. Или поиздеваться. Но ей было все равно. Хуже чем есть сейчас – уже не будет…

Все происходило на опушке какого-то леска. Еще не сошел снег, грязно-серыми прогалами он лежал на бурой, еще не ожившей от зимнего сна земле. Было холодно…

Они подъехали одними из последних – несколько черных, гробоподобных джипов уже стояли полукругом, перекрывая дорогу с двух сторон. Мертво блестел ксенон фар, несмотря на то что еще было светло, солнце только клонилось к закату. Шмель ловко буксанув, развернул машину носом к дороге, открыл дверь, не глуша мотор.

– Сиди здесь. Поняла?

Сжавшись в комок на переднем сидении, она смотрела, как Шмель подошел к каким-то кавказцам, с кем-то поздоровался за руку, с кем-то обнялся. У многих из кавказцев было оружие даже автоматы. Кто-то был в кожаных куртках, кто-то – в камуфляже. Она поняла, что Шмель им задолжал – и теперь привез предложить ее за долг. Такие случаи бывали не редкостью. Молодых девчонок – чехи предпочитали чем моложе тем лучше – продавали в рабство, а иногда и просто похищали. Никому до этого не было никакого дела…

Но она ошибалась. Завывая мощным мотором, из-за пригорка вынырнул громадный, черный Форд-Эскершн, он пер прямо по целине подобно торпедному катеру, и из-под его колес фонтанами летела земля. В какой-то момент показалось, что он намертво застрял в раскисшем весеннем поле – но водитель газанул, и огромная машина вырвалась из плена…

Форд затормозил совсем рядом с десяткой Шмеля, на фоне творения американского автопрома русский "тазик" выглядел совсем убого…

Захлопали двери, из машины полезли еще кавказцы. Много…

Затем открыли заднюю дверь и из просторного багажного отсека, одного за другим начали выкидывать какие-то кули. Это ей сначала показалось что кули – на самом деле это были люди, но люди связанные и избитые в кровь. Потом из багажника выпрыгнули еще двое кавказцев – они ехали на откидных сидениях, поставив на пленников ноги.

Пленников подняли пинками и погнали к стоящим полукругом машинам со светящимися фарами. С ужасом она узнала в одном из пленников дядю Гасана…

– На калэны! Бараны! Сэйчас рэзать вас будэм! На калэны, твар!

Пинками, тычками, ударами прикладов пленников выстроили в некое подобие шеренги. Двое с ружьем и автоматом встали за ними. В одной из машин открылась дверь и на талый снег ступили еще трое – один из них, единственный среди всех был в сером деловом костюме. Несмотря на то, что было еще прохладно – верхней одежды на нем не было.

Шмель суетливо подбежал к машине, открыл дверь.

– Пошли!

Когда Шмель подвел ее к кавказцам, человек в деловом костюме шагнул вперед. Полноватый, с проседью в волосах, еще не старый, смугловатый…

– Меня дядя Ваха зовут, девочка. А тебя…

Шмель пихнул ее в бок.

– Маша…

– Маша… – повторил "деловой", по-русски он говорил совсем почти без акцента – ты этих знаешь кого-нибудь?

Маша посмотрела на стоящих на коленях пленников.

– Да…

– Кого ты знаешь, девочка?

– Вот этого… – она показала на Гасана

– Да врет она тва… – крик дяди Гасана захлебнулся в истошном вопле – стоящий сзади чеченец со всей силы ударил его ногой по спине, в позвоночник

– Это он тебя трахал, да? – буднично, словно "который час" спросил чеченец

– Да… – едва слышно ответила Маша…

Чеченец потрепал ее по щеке, совсем как отец… Потом протянул назад руку – и в нее вложили большой, сверкающий сталью нож

– Зарежь его, если хочешь…

Словно во сне Маша взяла нож, удивилась какой он тяжелый… Сделала шаг, потом еще шаг. Потом нож упал на землю…

– Хорошая девочка… Шмель, уведи ее… Пусть в машине посидит…

Дальнейшую экзекуцию она наблюдала уже через тонированные окна десятки. Шмель, заперев ее в машине, вернулся к остальным – а она смотрела…

Деловой повернулся к своим, сделал какой-то знак рукой. По его знаку двое кавказцев выдернули из шеренги одного из пленников – толстого, заросшего щетиной, золотозубого, с глазами навыкате, подвели его к "деловому" и бросили перед ним. Она тогда не знала, что это был лидер азербайджанской общины…

Деловой присел на корточки перед поверженным его нукерами на землю соперником…

– Ты меня знаешь?

Азер с трудом разлепил слипшиеся от крови губы…

– Ваха… ты же кавказец… мы за вас воевали…

Деловой поднял глаза на обступивших место экзекуции боевиков

– Слышали? Этот жирный баран за нас воевал. Или может быть – овца?

Смачный плевок попал пленнику в глаза, слюна потекла по щеке

– Ты за это ответишь…

Нукер уже размахнулся ногой, чтобы пнуть азера в спину, но деловой властным жестом остановил его.

– Перед Аллахом мы все ответим. В свое время. А кроме него и Рамзана – надо мной и нет никого.

– В Москве когда терли – этот город нам отдали…

Деловой недобро улыбнулся

– Ни меня ни Рамзана на этой терке не было.

– Старшие… ваши… на Коране клялись…

– Они мне не старшие. Мои старшие – в Грозном, они не разговаривают с баранами. Тем более – не делят с баранами кусок. Они их режут. Для меня в Москве старших нет. Это моя земля, я здесь и бай… и эмир… и мюдюрь*. Я не собираюсь терпеть на своей земле грязных баранов из Баку. Правила меняются. Убирайся в свой город вместе со своими соплеменниками. Все твои дела – теперь мои. Если через неделю я увижу хоть одну азерскую тварь на улице – мои люди с ним сделают то же самое, что сейчас сделают с этим уродом. Это моя земля. А русские – мои рабы. Не твои.

Деловой легко встал в полный рост, подошел к стоящему на коленях Гасану…

– Что с ним надо сделать, братья?

– Галава отрэзать! – мрачно проговорил из один "камуфляжных", заросший бородой по самые глаза

– Нет… Голову отрезать – это просто. Сделать с ним то же что и он делал! По понятиям. И пусть живет как женщина! А если он решит оборвать нить своей поганой жизни – Аллах отвернется и плюнет, увидев его!

Чеченцы загоготали

– А с теми, кто не уберется – сделаем так же!

* мюдюрь – господин (азерб.)

Когда мать узнала… на рынке слухи разносятся быстро… она снова начала бить ее… ведь из-за нее она потеряла работу. Она била ее на кухне… а Маха схватила нож и полоснула мать по рукам… не глядя… Потом она занесла нож, чтобы полоснуть по лицу… но не сделала этого. С тех пор мать научилась бояться ее. Так они и жили в квартире – два чужих человека…

Ей уже не хватало. Того что давал ей Шмель уже не хватало. Все чаще и чаще она начинала вспоминать – и ей снова было надо. А Шмель не давал…

Привычно одевшись – свитер, мини-юбка, туфли, она направилась к выходу. Хлопнула дверью, зацокала каблучками по лестнице…

Она даже не поняла, что происходит. Что-то красное… цветы…

– Это… тебе…

 
Энск, 21 июня 20… г.
Шило…
 

С самого утра Шило был в печали. Потому что все хорошее когда-нибудь заканчивается. Такая вот поганая жизнь…

Ведь сколько раз давал себе зарок – ставиться строго в личку, без пассажиров. Так нет же… Наркоши – это вообще особенные люди, если можно их назвать вообще людьми. У них вся жизнь подчинена одному и тому же – либо поискам денег на кайф, либо поискам самого кайфа. Все остальное наркоше по барабану – дом сгорел, предки кони двинули, на страну напали, ему все по барабану. Лишь бы были деньги на вмазку, и была сама вмазка – остальное параллельно.

Отход или отходняк. Для кого-то это просто слово. Для кого и команда. А для кого-то – муки смертные…

Это страшнее любого ранения, это страшнее любой пытки, это когда тебя жгут огнем и снаружи и изнутри, когда болит каждая клеточка тела, когда тебя пропускают через мясорубку заживо. Любой наркоман пойдет на все – только чтобы никогда не испытывать такого. Украдет, ограбит, убьет, сдаст своего барыгу – на все…

И поэтому у автора вызывают смех заумные обсуждения проблемы наркотиков в стране. Какая-такая проблема? Наркотиков? Господа, да вы что…

Проблема эта решается "на-раз", всего за несколько месяцев. Решается – это в прямом смысле слова решается. Автору, например, для решения проблемы достаточно будет полугодовой бюджет госнаркоконтроля – на первое время, потом система перейдет на самоокупаемость. Право покупать оружие и спецсредства. Пара дивизий армейского офицерья – желательно из числа отслуживших в горячих точках – хотя бы тех, которых сейчас изгоняют из армии, возглавляемой министром-мебельщиком. Право ведения агентурно-боевой работы без дурацких ограничений. И процентов тридцать от тех ценностей которые будут изыматься. Из которых процентов пятнадцать пойдет на бюджет и оперативные расходы новой структуры, и пятнадцать – на вознаграждение оперативникам, давшим результаты. На ФОТ – короче. И чтобы несколько месяцев – не совались. И все…

На самом деле все. Схема работы проста. Хватаем первых попавшихся наркоманов. Подвал-наручники-батарея. Через пару дней их так начнет ломать – что они выдадут барыг, у которых берут – только бы получить свою дозу. Дозу можно из изъятого вколоть – не обеднеем. Дальше оперативно-боевые группы берут барыг. Все имущество – тридцать процентов нам, семьдесят в доход государства. Нехрен наркотой торговать. Самих барыг – под утюг. Кто расколется – пинка под зад и пусть дальше жизнь строят. С чистого листа. Кто второй раз попадется – на виселицу как закоренелых. Кто не расколется – в расход, чтобы небо не коптили. Дальше – берем уже тех, кого назовут барыги, ищем дурь у них. И все повторяется. Дойдем до главарей – в расход всех, повесить публично, в назидание остальным. Вот и вся премудрость.

Так, за несколько месяцев можно искоренить наркопреступность в России вообще. Не снизить на сколько то процентов – а сделать так, что вся наркомафия нашу страну десятой дорогой обходить будет. И наркоманов больше не будет. Всем хорошо – государству снижение преступности и пополнение бюджета, офицерам которые в программе будут участвовать – моральное удовлетворение и пополнение семейного бюджета. Неслабое пополнение, думаю на каждого как минимум по квартире выйдет, учитывая какие деньги можно изъять у наркомафии. Не устроит это все только саму наркомафию – да кого это интересует…

Ан нет – видимо кого-то мнение пресловутой наркомафии все же интересует. Иначе как объяснить то что Госнаркоконтроль есть – а наркоманов все больше и больше…

Ну и где Шилу отовариваться, скажите на милость…

Зарядило уже с утра. Голова как чумная. Во всех мышцах.. покалывание… первые симптомы тог, что если не ширнуться – будет только хуже. Намного хуже…

Шмель надел на себя все что мог – несмотря на летнюю жару, ему было холодно, тело покрылось холодным потом, боль стучала в висках, сжимала безжалостными тисками голову. Одевшись, Шило ломанулся на улицу…

Дурак…

Вчера, когда у него закончился кайф – он ломанулся на улицу. Поймал какую то корову, только пером ее пощекотал – какой-то мужик. Левый, совсем не в теме. Десантник что ли? Нож выбил и так отоварил – что Шило едва там кони не двинул, на улице. Еле смотался – мужик помогал этой корове и прозевал момент, когда Шило метнулся в темноту. На четырех конечностях, а не на двух, но тут лишь бы мызнуть…

Добежав до остановки, Шило заскочил в идущий в центр полупустой трамвай, рухнул на сидение. Кондуктор – пожилая бабка божий одуванчик опасливо обошла его стороной – она чувствовала, с кем лучше не связываться. Трамвайно-троллейбусное управление не обеднеет если один раз вот такой вот… прокатится… а жизнь одна…Случай, когда подростки в ночном трамвае дали кондуктору молотком по голове помнили все…

Шмель поможет… Не даст подохнуть. Ведь он – столько для него сделал… А если и Шмель тварью окажется… тогда только подыхать.

– Тебе че надо, укурок… – на конструктивный разговор Шмель настроен не был – на халяву не отоварю. Вали отсюда…

– Мне бы…

– Бля… Ему в лоб ботают – он не въезжает. Если нет лавэ – иди, таракановку пыжай… Сечешь тему?

– Слышь… Я твою телу видел…

Шмель уже собиравшийся было захлопнуть дверь, замер

– Зайди…

Народ Шмель принимал в прихожей, в комнаты пускал только особо доверенных и тех, кто отоваривался на крупные суммы. Все двери в квартире Шмеля не только были постоянно закрыты, но и заперты на замок

– Чо ты там вякнул про Маху?

– Я ее у Космоса зазырил. С левым пацаном.

Бред какой то… Там же одна шобла собирается…

– Ты чо гонишь? Мозги пропыжал до глюков?

– В натуре.

– В натуре кум в прокуратуре! – разозлился Шмель – дергай отсюда! Пока не отоварил тебя – с ноги в рыло…

– Не… Я этого пацана зазырил узнал где он живет. Реальный пацан, из мажоров…

А это что еще…

– И где он живет?

– Здесь…

– Где?!!

– Здесь, двумя этажами выше тебя. В твоем подъезде. Погоняло "Принц", из мажоров, но деловой в доску. Он там, у центровой шоблы теперь в авторитете…

Твою мать…

– И чо они? Чо ты видел…

– Да так. Тусня… Бухтели как то по вялому. Верней, это она по вялому бухтела, пацан что-то ей предъявлял не по-детски.

– Как он выглядел. Ну, мажор этот…

– Крепкий такой… – Шило закатил глаза, вспоминая – не системный, точняк. В джинсу прикинут…

Сука…

– Жди здесь…

Шмель прошел к комнату взял три чека, попавшийся под руку баш с травой. Вернулся…

– Держи. Пасть захлопни, о том что видел ни слова. Не пропадай с горизонта, возможно дело будет.

Шило жадно схватил дачку

– В натуре…

– Мызни отсюда. Мухой!

* ставиться строго в личку, без пассажиров – принимать наркотики только в одиночестве не делясь имеющимся наркотиком ни с кем.

* таракановка – жидкость чтобы травить тараканов. Хотите верьте, хотите нет – но двигаются даже ей, когда денег ни на что другое нет.

* пыжать – нюхать токсичное вещество. То есть – быть токсикоманом

* мозги пропыжал до глюков – начались галлюцинации вызванные приемом наркотиков

* баш с травой – сигарета с марихуаной

 
Энск, 18 июня 20… г.
Маха…
Продолжение…
 

Маха растерянно взяла букет, не зная что с ним делать – просто взяла и все, словно толкнул кто-то в спину и шепнул на ухо: «возьми». Просто ей никто и никогда за всю ее короткую жизнь не дарил цветов. Дядя Гасан ее просто насиловал. Шмель ее тоже трахал – но по согласию, и дарил он ей не букет цветов – а пару пакетиков с героином. Цветов ей не дарил никто…

– Ты кто? – спросила она

Теперь опешил и Принц – как ей представляться? Кликухой? Ну не подготовил он тронной речи!

– Саней меня зовут. Имя такое… – несколько невпопад буркнул он

– И что? Любовь с первого взгляда?

– Да! – вызывающе ответил Принц, решив что терять уже нечего и надо лезть напролом

Маха уже хотела послать его подальше – нужен он ей был как.. Но тут приметила… курточка то явно не с китайских рядов рынка. Значит – с деньгами пацанчик. А раз с деньгами… проблему нехватки денег на дозу можно решить.

– Так погуляем – или пойдем куда-нибудь?

Принц замялся

– Да я…

Маха насмешливо усмехнулась

– Я не местный, ничего тут не знаю. С Москвы я…

Москва!

– Могу показать. Самое крутое место в окрестностях – Арлекин.

– Арлекин так Арлекин…

Диско-клуб Арлекин был и в самом деле местом крутым – по местным меркам. Крутость его выражалась в бьющей по ушам музыке – ну такая вот у нас провинция, чем громче музыка тем лучше. Цветомузыка – простая, похоже своими руками собранная разноцветная мигалка. Если в Москве у крутых мест «реальной» тачкой считался Бентли-Континенталь, то тут верхом крутизны считалась БМВ-треха или пятера, а те кто до продукции немецкого автопрома еще не дорос – раскатывали на девяносто девятых, прошедших «колхозный тюнинг» – то есть затонированные по круг до черноты стекла и поднятая до предела задняя подвеска, отчего машина становится похожей на кузнечика, приготовившегося в прыжку. Местные острословы называли такие машины «вперед, на Берлин».

Как и в других неблагополучных городах центра России, в Энске до сих пор не были изжиты рецидивы девяностых. Чиновники еще не покупали внаглую Мерседесы и не определяли жизнь всех и вся вокруг себя, бандиты еще не переквалифицировались в рейдеры, а менты еще не взяли на себя функции мафии и если и входили в состав организованной преступности – то на подхвате у бандитов. А не как в Москве – бандиты на подхвате у ментов. Захолустье, короче…

Были в Арлекине и дамы – если этих созданий можно было так называть. Тонны штукатурки на лице, напряженный взгляд, чулки в крупную сетку на ногах, у некоторых – припудренные синяки под глазами. Иногда местные кавалеры предпочитали платить за любовь именно так. Несмотря на буднее, совсем не вечернее время – дам в Арлекине было достаточно. Взгляды их, откровенно озлобленные, скрестились на Махе, когда она вошла в зал – вот тварь малолетняя, за "прописку" не заплатила – а лохов уже водит. И конкуренцию составляет, кобыла педальная.

А вот бандюков – с мутным взором, с обкусанными ногтями и в дешевых черных куртках из кожзама в зале не было. Толклись какие то две мутные компании – но это не бандюки, так, понторезы, пришедшие потусить в бандитское место, порка нет самих бандюков, чтобы потом с придыханием рассказывать о посещении Арлекина, упиваясь своей крутостью. На Маху и Принца они внимания не обратили.

За час, пока они сидели в Арлекине, Маха узнала о Принце немного – но достаточно чтобы сделать выводы. Мажор, в натуре московский. Насколько круто упакован не говорит – но судя во повадкам – весьма и весьма. Если бы не был таким молодым – Маха с удивлением поняла, что он как бы и не младше ее – мог бы за папика проканать. А сейчас… можно было бы покрутиться, но деньги нужны сейчас. Кожа как будто чешется изнутри – только тот, кто на системе знает, то это такое.

Придется… сразу раскручивать.

Раскрутить она его решила на обратном пути – опытная путана так бы никогда не сделала, сначала довела бы клиента до хаты – но Маха путаной не была. Пока. Все было впереди, те девчонки кто торчат – сто процентов торгуют собой, зарабатывая на дозу.

Она ему просто намекнула. Что ей недостает штуки деревянных… И если он ей эту штуку подгонит – то на сегодня может располагать ею… как угодно, сколько угодно и куда угодно, в общем…

И – полетела на землю, не удержалась на ногах от неожиданной и хлесткой пощечины…

– Ты что, охренел?

– Т…ты… Ты что, ты… – впервые в жизни Принц не знал что делать – ты,.. сука…

– Да пошел ты! – вот теперь Маха разозлилась по-настоящему – слабак! Малолетка! Иди перед монитором на голых телок по..очи! Козел!

Не отвечая, Принц быстрым шагом пошел прочь.

 
Энск, 25 июня 20… г.
Волович Руслан Павлович…
 

Сегодня Руслан Павлович сдал мусору лавэ и снова получил от него товар. Кило триста как и заказывал. Проверил. Товар оказался снова безбожно разбадяженным.

Воистину, горбатого исправит только лишь могила. Иногда кажется что Ментов выращивают в каком то инкубаторе – глупых, беспредельно жадных, мелочно жестоких…

Ладно хоть бы работу делал. Так нет – с винтоварами пришлось самому разбираться. Цыгане так и торгуют вовсю. Ничего, пальцем о палец не ударит – а доляшку хочет. Сволочь…

Еще этот… щегол, бля… мажор московский…

Хотя причем тут щегол… Так мелочи.

Волович даже сам себе не хотел признаваться что причиной всему этому был все-таки щегол…

Ваха Ибрагимович, тот самый старший, которым Шмель угрожал мусору и который держал в руках весь город, дома посетителей не принимал – хотя жили они со Шмелем буквально в ста метрах друг от друга. Работа это работа, дом – это дом. Так – и никак иначе. Все деловые встречи – на работе, все дела – на работе, все терки – в клубе и в лесу – но никак не дома.

В отличие от других мест, где верховодили чеченцы, в принадлежащем Вахе Ибрагимовичу ресторане, где он и находился в сей момент все было пристойно. НЕ играла громкая музыка, не торчали на входе вызывающе черные и небритые амбалы – заведение есть заведение и оно не должно отпугивать посетителей – оно должно их приманивать. Поэтому на входе стоял один секьюрити, хоть и чеченец, но чисто выбритый и вежливый, хорошо говорящий по-русски. Спросив Воловичва к кому он идет, он спросил разрешения у эмира по телефону и, получив его, даже вызвал провожатого, тоже чеченца и тоже пристойного. Все как в фильмах про мафию, которые очень любил Ваха Ибрагимович.