Текст книги "Похождения Охранника Гвоздюкова (СИ)"
Автор книги: Александр Шаповалов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Орехи это хорошо, они потенцию подымают, – подметил двадцать первый. – У тебя кстати как с потенцией?
– Да вроде всё нормально, – пожал плечами Сергей.
– А по-моему орехи тебе, нифига не помогают, – не с того не сего, разозлился Николай Николаевич, и от досады сломал сигарету которую только что достал. – У тебя не только на баб не стоит, но и на работу. Почему у тебя ...
Гневную речь начальника объекта прервал гнусавый голос с сильным южным акцентом.
– Кайфую, я от тебя кайфую, – надрывался голос в верхнем кармане.
Николай Николаевич, достал оглушающий всю округу телефон, взглянул на экран и расцвел.
– Да, милая, – проворковал он в трубку. – Нет, я на работе, не могу, нет, честно не могу, ну хорошо скоро буду.
– Ладно Шуев, раз у вас всё в порядке, я поеду, – вернувшись к старшему смены произнес начальник объекта.
Гвоздюков, которого все почему-то воспринимали как часть дизайна, сделал шаг навстречу, проходящего мимо начальства.
Маневр Сержа вызвал у начальника охраны не адекватную реакцию. Он отпрыгнул в бок, почти на метр, и выставил перед собой руки, но видя, что нет угрозы, подковырнул носком, валявшийся на траве окурок, и отшвырнул его.
– Шуев, почему окурки на газоне валяются, – срываясь на визг, крикнул он.
– Это не к нам, это к уборщикам, – перевёл стрелки старший смены.
– Чтобы к вечеру лежала докладная на уборщиков, – с важным видом добавил двадцать первый.
Затем он взглянул на Гвоздюкова, словно только его увидел.
– Ты кто?
– Я насчёт работы, мы с вами вчера созванивались.
– Да и что? – не понял начальник объекта или, действительно не понял.
– Вы сказали, чтобы я сегодня подъехал, – медленно с расстановкой проговорил Серж.
– Точно со мной разговаривали? – на всякий случай переспросил Николай Николаевич.
Гвоздюков вытащил телефон.
– Ваш номер? – спросил Серж, показывая номер по которому вчера общался с этим ярким представителем руководительского звена охранной фирмы "Алмаз".
– Действительно мой номер, – задумчиво произнес начальник охраны, наверно гадая, как такое могло произойти.
Он так углубился в дебри своих мыслей, что вскоре потерялся там. Его глаза закатились, на лице появилась блаженная улыбка.
– Николай Николаевич, – напомнил о себе Гвоздюков.
– А, – очнулся начальник охраны и посмотрел на стоящего передним Серж, словно видит его в первый раз. – Ты кто?
– Я Гвоздюков, – честно признался Серж.
– И что?
– Что? Что? – на этот раз не понял Гвоздюков, чувствуя, что от краткого общения с потенциальным начальством, у него начало подниматься давление, внутри черепной коробки.
Мозг понемногу закипал.
– Что ты от меня хочешь? – уточнил начальник охраны.
– Работать хочу.
– Кем? – левый глаз Николай Николаевича стал подергиваться.
– Вы начальник охраны? – на всякий случай спросил Серж.
Представитель руководящего звена, на несколько секунд задумался, он напряжённой работы серого вещества, а бу выступила испарина, после чего в глазах вновь блеснула искорка разума.
– Да, – прервав затянувшуюся паузу, утвердительно ответил Николай Николаевич.
– Тогда охранником.
– Ага, – произнес начальник охраны и вновь задумался.
Пауза на этот раз затянулась на пару минут.
– Приезжай завтра, с документами, поговорим, – наконец принял решение Николай Николаевич.
– У меня всё с собой, – заявил Серж, когда начальство, попыталось проскочить мимо.
– Сегодня мне некогда, завтра, – произнес Николай Николаевич, направляясь к машине.
– Когда завтра? – упавшим голосом спросил Гвоздюков
– К восьми подъезжай.
– Утра?
– Нет, утром меня не будет.
– В двадцать ноль ноль?
– Нет, я же сказал вечером, – недовольно буркнул начальник охраны, хлопнул дверью и в следующий миг машина, сжигая покрышки сорвалась с места.
От общения с начальством у Гвоздюкова разболелась голова. Чтобы снять боль он принялся массажировать виски.
– Массаж здесь не поможет, – раздалось за спиной Сержа.
Он оглянулся. Сзади него стояла девушка со стаканом в одной руке и таблеткой, в другой.
Среднего роста, чуть пухленькая фигурка, темные волосы, слегка раскосые глаза, сочные губы. Можно сказать само воплощение невинности, если бы не выглядывающая из-под волос татуированная голова змеи и легкомысленная бабочка на ноге.
– Вот выпейте, полегчает.
– Видать, я не первая жертва, – усмехнулся Гвоздюков.
– У некоторых башню сносит уже на первой минуты. Вы наверно уже дано в охране работаете, вон сколько продержались, – сделала предположение девушка.
– С чего вы взяли что я в охране работал?
– Ну во первых я сама в охране работаю.
– Вы! – удивился Серж.
Ну никак не вписывалась столь очаровательная и юная особа, в привычный образ охранника.
– Да, я за мониторами сижу, – пояснила девушка. – У нас все мониторщицы женщины. Ну и во-вторых простые люди падают в обморок или испытывают приступы агрессии, буквально после нескольких мгновений после общения с двадцать первым. Бывало приходилось вызывать скорою.
– Вот как, – поразился Гвоздюков.
– Да один бедолага уже третий месяц, из психушки выйти не может.
– Видать особо чувствительный, – догадался Серж.
–Иностранец, он случайно забрел на служебную территорию, и к несчастью сразу нарвался на двадцать первого.
– А что ваш командир знает языки? – засомневался Гвоздюков.
– Конечно знает, монгольский и албанский. Он всегда по албанки ругается, – подтвердила девушка.
– Странное сочетание, – вновь удивился Серж.
– А что тут странного, – фыркнула девушка, – У него отец военный, в Монголии служил. Двадцать первый там и родился.
– Ну с монгольским понятно, а албанский откуда? – не мог взять в толк Гвоздюков. – Или папа и в Албании служил.
– Нет, – рассмеялась девушка. – Николай Николаевич, в моря ходил, один раз, ну и угодил в экипаж, где были одни албанцы, кроме капитана и двадцать первого. У капитана пистолет был, поэтому албанцы его стороной обходили, вот и оторвались на нашем шефе. Вот он слова и выучил, правда, что они значат не знает.
– Иностранец албанцем был, – попытался угадать Гвоздюков.
– Нет, с чего в взяли.
– Тогда монголом, – выдвинул еще одну версию Серж.
– Да нет, – мотнула головой мониторщица.
– А кто? Как они поняли друг друга, – растерялся Гвоздюков.
– А я и не говорила что они друг друга поняли, я сказала ...
– Стоп, – взмолился Серж, чувствуя, что его начинает накрывать легкая степень раздражения. – Как мне отсюда уехать в город?
– Так через полчаса вахта повезет смену, с ними и уедите. А я вам как раз про иностранца расскажу.
– Хорошо, – обречено согласился Гвоздюков.
– Иностранец этот был шведом, приехал сюда на конференцию, на банкете принял лишнего, вот и завернул не в ту дверь. А за дверью его ждал двадцать первый. Вообщем увезли иностранца в больницу, начальство наехало, шум такой поднялся, – девушка закатила глаза и покачала головой. – Приехал генеральный и заперся с двадцать первым в кабинете. Чем они там занимались неизвестно, только через полчаса Николай
Николаевич выскочил оттуда, помятый и красны как рак. Прыгнул в машину и прямо в больницу. У меня там подруга работает и как раз в отделение для шизонувшихся. Так вот она рассказала, что швед только в себя приходить стал и тут явился двадцать первый. Иностранец как увидел его, да ещё взмыленного, с выпученными глазами, вообще с катушек съехал.
– И что сейчас с ним? – спросил Гвоздюков.
– Да ничего, – девушка пожала плечами, – подруга говорит, Есенина всего наизусть выучил, ходит всем рассказывает.
– А мне зачем, вы всё это рассказываете? – задал вопрос Серж.
– Не знаю, – рассмеялась девушка, – это после сменный синдром. Я одна почти всю смену за мониторами просидела, телефон дома забыла, не с кем было поговорить.
– Теперь понятно, – улыбнулся Гвоздюков.
Он вспомнил, что когда работал на К.Б.К после смены на одиночном посту у охранников рот тоже не закрывался.
– Кстати, как вас зовут, – после небольшой паузы спросил Серж.
– Вера.
– Не в вашу ли честь назван отель? – чтобы поддержать беседу, спросил Гвоздюков.
– Всё может быть, все может быть, – загадочно произнесла Вера, и бросила на Гвоздюкова быстрый взгляд, добавила. – Да только кто мне об этом скажет.
От девушки просто повело какой-то тайной. Гвоздюков сглотнул, внезапно поднявшийся к горлу ком, чувствуя, что своим, в принципе безобидным вопросом, задел интересы могущественных сил.
"Неужто опять вляпался"? – испугано подумал он.
Заметив растерянность Сержа, девушка не выдержала и рассмеялась.
– Да шучу, я здесь сама второй месяц работаю.
– Ну и как работается?
– Нормально, бывало и хуже. Я учусь, а здесь в ночную можно готовится к занятиям. Ой, кажется вахта приехала, пойдемте, а то утром все злые, если задержимся, загрызут.
Глава 2
На следующие утро Гвоздюкова разбудила болтовня рации.
– Моти заткнись, дай поспать, – не открывая глаз, простонал Серж.
– Да ладно, и что дальше было, прием, ш...ш, – продолжила рация, не обращая внимания на слова Гвоздюкова. – Ш....ш, вот мерзавец. Мой такой же, прием, ш...ш. И что, в дребезги! Ой, бедненький, прием, ш...ш.
– Если не заткнешься, на зарядку не поставлю, – пригрозил Серж.
– Ладушки, пока, а то мой вернулся, чмоки, чмоки, передай всем привет, конец связи, – быстро закончила свои переговоры рация.
– С кем болтала?
– М.ЧСовцы во дворе, вот и перекинулись с подругой парой слов.
– У людей ситуация, а вы треском эфир засоряете, – недовольно пробурчал Гвоздюков и откинул одеяло, сон ушел, зато осталось желание понудить.
– Ой, я тебя умоляю какая ситуация, картошки дешевой отхватили, теперь носят по домам предлагают. А картошка, гомняная, мороженая, не бери.
В дверь позвонили.
– Ну, кого там еще принесло? – продолжил бухтеть Серж, шаря ногой в поисках тапка.
– Не бери картошку, – вновь произнесла рация.
Гвоздюков шаркая, направился к двери. Подойдя, он поглядел в глазок. Перед дверью стаяли два мужика в дурацких шапках, петушках, один этот факт вызвал у Сержа стойкую неприязнь к подозрительным субъектам.
– Чего надо? – спросил Гвоздюков, продолжая наблюдать через глазок.
– Картошка нужна? Дешево отдадим, – послышалось из-за двери.
– Не бери, – прохрипела рация.
– Мони заткнись!
– Какой Моня, я не Моня, я вообще не еврей, – возмутился продавец картошки.
– Я это не вам, – крикнул Серж.
– Вы когда-нибудь видели еврея, продававшего картошку, по домам? – не унимались за дверью.
– Я же сказал, что не к вам обращался, – постарался успокоить разошедшегося продавца Гвоздюков.
– Прикинь, он с нами даже общаться не хочет, – возмутился второй продавец. – Белая кость, мать твою.
– Хорошо я возьму вашу картошку, – произнес Серж, желая одного, чтобы надоедливые торгаши его оставили в покое.
– Нам вашего одолжения не надобно, – гордо заявили за дверью, а затем послышались удаляющиеся шаги.
– Что ты за мужик, – запричитала рация, – на тебя чуть надави ты сразу я возьму, зю-зю-зю, Смотреть тошно.
– Тебе смотреть нечем, – напомнил мужчина, ворчливому средству связи.
– Это ты намекаешь, что я убогая? – прошипела рация.
– Нет, это констатация факта и если бы я хо...
Закончить мысль Гвоздюкову помешал звонок в дверь.
– Кто? – спросил Серж.
– Не бери, – напомнила рация.
– Мужик так ты картошку брать будешь? – раздалось из-за двери.
– Вы же гордые, – напомнил Гвоздюков.
– Мы больные и у нас трубы горят, – поделился своей печалью неизвестный продавец картошки.
– Не бери, – словно попугай повторила рация.
– Эх, нет в тебе сочувствия, – ища кошелёк в кармане куртки, осуждающе произнес Гвоздюков. – Все беды в мире из-за безразличия. Сегодня ты картошку не купишь, у нуждающегося в лечение, завтра пройдешь мимо умирающего на дороге.
– У меня нет ног, – обиженно заявила рация.
– Это я фигурально говорю, – махнул рукой Серж.
– Мужик, ты это со мной говоришь, или как, – поинтересовались за дверью.
– Почем картошка? – спросил Гвоздюков.
– Так это, за полтинник мешок отдам.
– А зачем мне мешок, Не мне мешок не нужен, – стал отказываться Серж.
– Так это, мешок я могу забрать, только картошка рассыплется.
– М-да, против логики не попрешь, – прошептал Гвоздюков и открыл дверь.
Ему тут же в нос ударил стойких запах перегара.
"Точно без леченья им никуда", – подумал Серж, старясь дышать через рот, но вездесущий аромат чужого загула, бесцеремонно лез в нос, заставляя слезиться глаза.
– На, – Гвоздюков протянул полтинник, стоявшему перед ним мужику в помятой синей униформе, правда, без знаков отличия и шевронов.
– Куда нести хозяин? – взваливая мешок на плечи, спросил мчсовец-продавец.
– Не надо я сам, – отказался Серж, опасаясь, что аромат дешевого пойла, надолго повиснет в его жилище. – У нас сервис, – обиделся мужик.
– На ещё червонец и будем считать, что я оценил ваши старания, – предложил компромисс Гвоздюков.
– Обижаешь хозяин, я же от всей души, – забирая червонец, буркнул продавец.
– Я тронут, – заверил Серж и закрыл дверь.
Не успел он сделать и шагу, как раздался звонок.
– Ну что ещё, – выкрикнул мужчина.
– Так это, картошку забирать будете? – раздалось из-за двери.
Гвоздюков открыл дверь, молча взялся за мешок и втащил его в коридор, после чего нагой захлопнул дверь.
– Зря взял, – прошипела рация.
– Не тебе решать, что, когда и где, я буду брать, или делать, – медленно, с расстановкой произнес Серж.
– Да ради бога, и кому мы тут говорим. Нравиться вам есть прошлогоднюю, мороженую, с жучками картошку, пожалуйста. Только не надо потом нас просить вызвать карету скорой помощи, – возмутилась рация.
– Ты что не могла мне раньше об этом сказать.
– Я говорила не-бе-ри, – с долей злорадства прошипела рация.
Гвоздюков в сердцах пнул мешок, и с него свалилось сразу несколько жучков, которые тут же начали расползаться.
– Надо было объяснить, – с упреком произнес Серж, давя жуков.
– Надо доверять тем, с кем живешь, – парировала рация.
– Ладно, попросишь зарядки, – в голосе Гвоздюкова послышалась не прикрытая угроза.
– Я между прочим женщина, – всхлипнуло средство связи.
– Ты между прочим рация, – вставил очередную шпильку Серж.
Он уже готовил очередную колкость, но как не странно ответа не было.
Гвоздюков пожал плечами, обычно средство связи была более язвительно, но затем взял мешок и вытащил его на лестничную площадку. Хоть и было жалко полтинника, но перспектива гоняться по все комнате за жуками его не вдохновляла. Определив мешок возле мусоропровода, Серж щелкнув зажигалкой, прикурил сигарету, которую предусмотрительно засунул за ухо. Едва он сделал первую затяжку, как из мешка показался с начала один жук, затем еще и еще. Один из жуков повернулся к Гвоздюкову и глядя на него, по крайней мере, так показалось Сержу, недовольно пошевелил усами, после чего направился в сторону открытой двери. За ним, выстроившись клином, двинулись и другие насекомые. От такой наглости, Гвоздюков поперхнулся дымом. Откашлявшись, он бросился к двери и закрыл её, перед парадно марширующими насекомыми. Это остановило вероломное нападение насекомых, но лишь на короткое время. Спустя несколько секунд, предводитель жуков, недовольно подвигав усами, стал взбираться по двери, намереваясь проникнуть в квартиру Гвоздюкова, которую уже наверно считал своей собственностью, через замочную скважину.
Серж вывернул карман треников, в поисках чем заделать отверстие. К его счастью там оказалась пластинка орбита, затерявшаяся здесь с последних посиделок с соседом. Быстро затолкав жвачку в рот, Серж усилено заработал челюстями сбивая щелчками подбирающихся к замочной скважине жуков. Когда жвачка стала пластичной, Гвоздюков вытащил её и ловко залепил дырку.
– Ну что съели, – рассмеялся он, видя, как жуки подползая к замочной скважине, натыкались на преграду по пути в квартиру состоявшей из жевательной резинки.
Но на этом Серж не остановился. Он снял тапочек и застыл ища глазами, главаря тараканов. По сути своей Гвоздюков был человек мирный, отходчивый, но вот покушения на суверенитет своей квартиры, прощать не собирался.
– Ты сам напросился, – зловеще произнес Серж, когда увидел вожака, выстраивавшего своё войско в новый порядок.
Последовал резкий удар, и подошва тапка размазала агрессора по двери.
Жуки потеряв предводителя, ударились в беспорядочное бегство, ища спасение от страшного оружия уничтожившего их предводителя в мешке. Не дожидаясь пока насекомые изберут нового предводителя, Гвоздюков схватил мешок и не вызывая лифта бросился вниз.
Оказавшись на улице, он тут же наткнулся, на расположившихся на лавочке, продавцов впихнувших ему залежалый картофель.
На расстеленной газетой лавке, был выставлен весь спектр медикаментов, способных облегчить страдания мужчин. В наличии были: бутылка водки, пара бутылок пива, для пущего эффекта и маленький маринованный огурчик, на черством кусочке хлеба.
– Ага, вот вы где? – зарычал Серж. – Вы что продали?
– Картошку, – неуверенно произнес один из продавцов, при этом его левая щека дернулась.
– Ясно что не укроп, в картошке что? – прошипел Гвоздюков, наступая на опешивших от такого напора продавцов.
– Картошка, – то ли ответил, то ли спросил другой продавец, выискивая глазами пути к отступлению.
– Жуки, – заорал Серж, срывая голос.
Один из продавцов рухнул на землю, получив акустический удар, оно и понятно практикант, только перевелся из службы доставки одного из гипермаркетов. Второй М.Ч.Совец был ветераном службы спасения, поэтому отделался временной потерей памяти и легкой контузией. Он, глупо хлопая глазами, смотрел на искореженное от злости лицо мужчины стоящего перед ним. В голове продавца стоял звон, словно его поместили во внутрь колокола, а затем ударили по колоколу кувалдой.
"И чё ему надо", – подумал М.Ч.Совец, не сводя глаз с машущего руками перед ним типа.
"Наверно обижается, что картошки не хватило", – догадался мчсовец-продавец. – "Надо успокоить его, а то ишь даже пена из-за рта пошла".
– Мужчина не расстраивайтесь, мы сейчас ещё привезём, ещё больше, – стараясь изобразить улыбку, произнес продавец.
Но вместо радости, неприятный субъект ещё больше пришёл в ярость. Его глаза вылезли из орбит, он схватил продавца за грудки и несколько раз сильно встряхнул.
– Успокойтесь, сейчас нету, но через пол часа точно привезём, вот так..., – не давая показать какую картошку они хотят привезти, Гвоздюков отшвырнул мчэсовца, плюнул ему под ноги и скрылся в подъезде.
"Да мужик видать сильно подсел на картошку, вон как его ломает", – подумал продавец, и тут его взгляд уперся в мешок картошки, который стоял сбоку от лавки.
– О, ты откуда появился, – удивлёно воскликнул он, рассматривая чудным образом появившийся мешок.
Раздавшийся грохот закрывшейся входной двери оторвали продавца, от созерцания мешка с картошкой. Он подхватил нежданный подарок и кинулся догонять бедолагу, помитуя, что у того ломка из-за отсутствия столь ценного пищевого продукта. Но буквально на втором шагу продавец споткнулся обо что-то и растянулся на асфальте.
– Да что бы вас (пи-пи-пи), – в порыве чувств мчэсовец сплел такую словесную вязь, что у росшей рядом с домом сосны в один миг пожелтели, а затем и осыпались иголки.
– Ну ты загнул, уважаю, – восхищёно произнес высунувшийся в форточку, лысый мужик с третьего этажа.
– Благодарю вас мусью, я рад, что моё творчество по-прежнему остается востребованным, – с поклоном ответил упавший, после чего стряхнул окурки и мусор, прилипший к форме.
Приведя себя в порядок, он оглянулся, дабы узнать, что явилось причиной его падения.
– О Валек! – воскликнул мчэсовец. – Ты это чего Валек, я тут, а ты, ну ты даешь Валёк.
Запричитал продавец, пытаясь растормошить своего коллегу. В конце концов, ему это удалось. Валек открыл сначала один глаз, затем другой.
– А это ты, – простонал он.
– Я, а кого ещё хотел видеть?
– Маму, – хмыкнул Валек.
– Почему маму? – не понял бывалый мчэсовец.
– Она пирожки вкусно готовит, – пояснил молодой и шмыгнул носом.
– Пирожки это хорошо, – согласился продавец. – Ты чего валяешься?
– Не знаю, – пожал напарник. – Помню, сидели мирно, а потом бах, как будто выключили. Открываю глаза твоя морда передо мной. Что это было Степаныч?
– Может водка паленая? – выдвинул версию бывалый.
Оба горе продавца, как по команде повернулись и уставились на лавочку. Закупоренная бутылка водки стояла на том же месте, как и пиво.
– Не оно, – констатировал Валек. – Ну, а ты хоть что-то помнишь?
– Не-а, – протяжно произнес мчэсовец, но затем встрепенулся. – Стоп, помню. Точно помню.
– Что?
– Таблицу умножения и ещё что жы-шы пишется через и, – сообщил Степаныч.
– А может через ы, – засомневался молодой.
– Может и через ы, какая теперь разница, – досадно махнул рукой бывалый и достал трясущимися руками сигареты.
Степаныч по старинке пользовался спичками, но сегодня был не его день, спички ломались, чудовищно дыми, только никак не хотели зажигаться. Однако жизненное кредо бывалого мчэсовца было, ВСЕГДА. Это маленькое, но емкое слово заключало в себе столько смысловых нагрузок, что не уместились бы, даже на нескольких листах формата А4, так что просто скажу в упорной борьбе за огонь победил мчэсовец. С хоть и третьей попытки, но Степанычу всё же удалось прикурить. Выпустив струю дыма, он проводил её печальным взором.
– Вспомнил, вспомнил, – неожиданно закричал Степаныч. – Мужик был, точно был, обиделся, что картошки не хватило.
– Да! – разделил радость напарника Валек, а затем поинтересовался. – А что за мужик?
В один миг радость бывалого мчэсовца сменилась печалью.
– Не знаю, он мне паспорт не показывал.
– Да причем тут мужик, вообще, – взорвался Валёк.
– Согласен не причем, но по человечески мне его жалко, он на картошке сидит конкретно. Видел бы ты как его колбасило, – стал оправдываться Степаныч.
В следующую секунду из нагрудного кармана раздалась трель звонка.
– О, кто о нас вспомнил, – усмехнулся мчэсовец и поднеся трубку к уху важно произнес. – Але.
– Степаныч ты что совсем пи-пи-пи. Вы слесаря, козлы пи-пи-пи, – раздалось из трубки. – Машину попросили на полчаса, а сами пропали. Ну ты и пи– пи– пи. У нас вызов, даю вам пять минут или вам пи-пи-пи.
Высказав все, что он думает о Степаныче, его напарнике а так же о их близких и дальних родственниках, голос в трубке замолк.
– Кто это? – спросил Валёк.
– Петрукин, командир двадцатого экипажа, мы же у него машину одолжили, – беспечно махнул рукой мчэсовец.
– Петрухин! – в следующие мгновения завопили в два голоса Мчэсовцы-продавцы-слесаря, и со всех ног бросились к машине.
Скорость с которой они выехали из двора, посеяла в душах местных старушек тревогу.
– Федоровна видала? – толкнув соседку в бок, спросила бабулька в ушанке с кокардой советского образца.
– Видала, – печально вздохнула Федоровна, – опять окаянные чаго-то испортили.
– Что испортили? – встряла в разговор третья старушка, перемотанная платком, как немцы под Сталинградом.
– Печку мне испортили, – по-своему поняла вопрос Федоровна, – теперь ничего не испечь.
– Печь говоришь, то-то я вчера за хлебом пошла, а его нет, – закачала головой бабулька в платке.
– Вот Ивановна дожили, цены подымают, а хлеба как не было, так и нет, – вновь влезла в разговор бабушка в шапке, до этого занимавшаяся изучением содержимого свой сумочки. – Ой, гречку забыла выложить.
– Что ты говоришь, гречку забыли выложить? – спросила Федоровна.
– Не забыли, а спрятали, точно цену поднимут, – сделала вывод Ивановна.
– Ой, надо ещё прикупить и спичек на всякий случай, – спохватилась бабулька в шапке и направилась к ближайшему магазину.
– Пойду и я, мало ли, – стала собираться Федоровна. – Гавриловне надо позвонить, что гречка дорожает.
– Подожди, я с тобой, – произнесла Ивановна, – только давай за коляской зайдем, в руках много не утащишь.
– Давай заодно всех своих обзвоним с городского, – подытожила Федоровна и они вдвоем направились домой.
На кухне рации не оказалось. Весьма удивленный этим обстоятельством, Гвоздюков направился в комнату. Но и там, он не застал Моти.
"Да куда она подевалась", – с тревогой подумал Серж, уже не на шутку беспокоясь.
Вдруг до его уха долетело тихое шипение.
– Моти, – позвал Гвоздюков средство связи.
Рация упорно игнорировала его.
"Обиделось", – Серж тяжело вздохнул. – "Дожили, рации уже слово сказать нельзя".
– Моти, где ты? – ещё раз позвал он сою сожительницу, но в ответ только едва различимое шипение.
– Ладно Моти, хватит, мне по делам надо идти.
– Я тебя не держу иди, – раздалось из-под шкафа.
– Вылезай, хватит пыль собирать, – миролюбиво произнес Серж.
– Хочу и собираю.
– Ну, раз для тебя пыль важней, собирай.
– И буду, – продолжала упрямиться рация.
– Надеюсь, к вечеру ты её соберешь? – поинтересовался Гвоздюков.
На этот раз средство связи не соизволило ответит.
– Как себя чувствуешь, не заболела ли ты голуба?
– Сергей Абрамович, ваши инсинуации неуместны.
– Не понял? – протяжно произнес Серж, выглянув из прихожей. – Ты это на что намекаешь?
– Намекаете вы Сергей Абрамович, а я прошу вас этого не делать.
– Не понял, это ты про что?
Рация издала звук схожий со вздохом.
– Инсинуация, происходит от латинского insinuatio, означает преднамеренное сообщение сведений имеющее целью опорочить кого-либо подаваемое намёком.
– И когда я намекал, преднамеренно, с целью опорочить? – поинтересовался Гвоздюков.
– Когда спрашивали о моем здоровье. Вы знаете, что я могу сломаться, разрядиться, разбить экран, сгореть, но не подхватит насморк, – раздалось из-под шкафа.
– Моти прекрати, ты ведешь себя как женщина на пятом месяцы беременности, – попытался всё обратить в шутку Серж.
Из под шкафа выехала машинка с рацией.
– Сереженька, ты понял, спасибо, – радостно прошипела рация.
– Сто-оп, – Гвоздюков почувствовал, как пол под его ногами качнулся.
Он ухватился за вешалку, чтобы не упасть:
– Что я по-нял?
– По беременность, – стеснительно прошипела рация и моргнула экраном.
После этого заявления ноги Сержа подкосились и он свалился на пол, срывая вешалку.
– Серёженька, миленький, что с тобой? – заверещала рация.
От этих причитаний Гвоздюкову стало ещё хуже.
– Сереженька, Серёженька, тебе плохо, ну что ты молчишь, скажи что-нибудь? – не умолкало ни на секунду средство связи, нарезая круги возле растянувшегося на полу мужчины.
– Перестань мельтешить, перед глазами, – отрыв глаза, простонал Гвоздюков.
– Ты заболел?
– С тобой не только заболеешь, с тобой вообще чокнуться можно.
– Вот опять я во всём виновата, он на ногах не держится, а я виновата, – возмутилась рация.
– Как тут устоять, если тебе заявляют что беременны, – взорвался Серж.
– Ой, можно подумать раньше тебе такого не говорили, – фыркнула Мони.
– Рации, никогда, да и с какого перепугу? А главное как, как, я тебя спрашиваю, ты от меня, каким способом, воздушно-капельным! Может ты, ещё подашь заявление об изнасиловании? Тебе сколько лет, пять шесть, давай делай из меня извращенца педофила, – не сдерживая себя орал Гвоздюков.
– Я не говорила что от тебя, – тихо произнесла рация.
– Тогда от кого от пылесоса?
– Вот вы все мужики такие, сначала падаете в обморок узнав, что женщина беременна, а когда она говорит что ребенок не его начинают предъявлять претензии, почему не от него, – в шипение рации можно было различить, осуждающие нотки.
– Ты мне мозг не разрывай своими нравоучениями, говори от кого!
– Ой-ой-ёй, какой грозный папочка, – раздалось в ответ.
– Ну всё, мне твои выкрутасы надоели, – Гвоздюков ударил кулаком по полу.
– Да успокойся, не беременна я, посмотри в инструкцию, у раций нет детородных органов.
Произнеся это средство связи, развернуло машинку и укатила на кухню.
– А том, что рация называет себя женщиной, там написано? – крикнул ей в вдогонку Серж.
– Я договорюсь, лично для тебя напишут, – пообещала Моти.
– С принтером договориться дело не сложное, ты с человеком попробуй, чтобы он сам написал, – не сдавался Гвоздюков.
– С тобой смогла и с другим получится, а ты попробуй с принтером договорись, а!
– Это я с тобой скоро до палаты номер шесть договорюсь, – буркнул в ответ Гвоздюков.
– Не бурчи, скучно мне вот и лезет всякое в голову, – пожаловалась Мони.
– Мне сегодня насчёт работы узнавать, поедешь со мной? – расчувствовавшись спросил Серж.
– Поеду, – сразу согласилась рация. – Только чехольчик розовенький возьми.
– Нет, – возразил Гвоздюков, – или чёрный, или без чехла.
– Что ты такого говоришь, на людях голой! – ужаснулась Мони. – А чёрный мне не идёт.
– А мне не идет розовый.
– Ну Сереженька, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – не отставала рация.
– Нет, – категорически заявил Гвоздюков. – Сегодня чехол розовый, завтра носки кружевные, послезавтра губная помада.
– Противный, – фыркнула рация и укатила на кухню.
– Так ты едешь или нет? – крикнул ей вдогонку Серж.
– Еду.
