Текст книги "Нулевая борьба. Пролог (СИ)"

Автор книги: Александр Косачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА XXI

Человек ждет от мира немного больше, чем мир ему дает. И дело тут не столько в скупости, сколько в том, что за всё нужно платить. Каждое желание имеет цену. Для богатства одному человеку нужно выучиться, познакомиться с определенными людьми, а после – рисковать; другому человеку для этого же богатства нужно пережить такой опыт, который его сделает другим человеком, а после нужно будет прорубить себе дорогу, работая днем и ночью. Для счастливой семьи одному нужно просто немного больше заботиться, другому для счастливой семьи придется выстрадать новую психологию, повзрослеть и научиться доверять людям. Каждый человек помещен в какие-то условия, которые он не выбирает. Справедливо ли это? Да. Это более чем справедливо. Каждый помещен в какие-то свои условия, и в этих условиях есть возможность получить то, что другие хотят, но наиболее легким образом. Мы можем хотеть счастливую семью, у неё будет высокая цена, но при этом, в компенсаторном аспекте, нам будет открыта другая дверь, через которую мы сможем получить счастливую семью более легким способом, если разовьем свой компенсаторный путь. Важно не уменьшать минусы, а увеличивать плюсы. Зачем становиться обычным, ломая себя, когда можно выделиться, развивая свои сильные стороны? Зачем становиться обычным, чтобы получить семью, когда можно развить свои необычные стороны и твоя семья сама тебя найдет?

Многое в жизни может казаться несправедливым. Кто-то обижает, задевает нас постоянно, кто-то предает, воткнув нож в спину, кто-то не отвечает взаимностью, кто-то обкрадывает нас. Это, кажется несправедливым, ведь мы этого не заслуживаем. И, если смотреть на мир сквозь такие очки, то, конечно, жизнь ужасна. А если разобраться, то картина переворачивается вверх дном. Любое событие в жизни влечет череду других, и говорить о том, что здесь и сейчас нам плохо и потому жизнь ужасна, – неимоверно глупо, потому что если сейчас плохо, то жизнь дает нам повод всё изменить, поскольку мы засиделись на одном месте, а нужно идти вперед. Жизнь нас пинает, чтобы мы двигались, а не сидели и ныли, как маленькие, инфантильные дети.

Нет никаких принцев, принцесс, драконов и волшебников, нет чистоты, добра, зла и прочего. Всё это было придумано как метафора, и потому такое нельзя воспринимать буквально. Люди не стремятся сделать нам больно, они просто хотят сделать себе хорошо. Бьёт – значит, хочет самоутвердиться, а не потому, что хочет сделать нам больно. Бросает – чтобы найти что-то лучшее относительно своих идеалов, а не чтобы нам причинить страдания. Заботится – потому что получает от этого приятные эмоции, а не потому, что мы этого заслуживаем. Мир каждого человека крутится вокруг него самого, и любое действие нужно трактовать именно с этой точки зрения. Любовь, ненависть, обиды и все остальные чувства кроются внутри самого человека, внутри его мира, которого не существует в реальности. Человек любит не другого человека, а своё представление о нём. Человек ненавидит не личность, а своё представление о ней. Человек всё делает относительно своей системы ценностей, взглядов и идей, а не опирается на общепринятую точку зрения. Не важно, что логично с точки зрения психологии для всех, поскольку это всё усреднено, важно то, что находится в системе ценностей и идеалов рассматриваемого человека. Ни один сонник никогда не расскажет о значении снов, потому что ассоциативные ряды уникальны. Нельзя оценить интеллект человека, давая математические задачи, поскольку система восприятия технарей и гуманитариев различна. Это подводит к тому, что жизнь человека находится внутри самого человека и всё, что происходит снаружи, лишь провоцирует стимулирование каких-то уже выработанных паттернов. Именно поэтому не важно, что происходит снаружи, в реальном мире, важно лишь то, что происходит в голове, во внутреннем мире.

В моем же внутреннем мире происходили непонятные вещи и чудовищные метаморфозы. Жуткая боль плыла по телу. В сознание я не мог прийти, как ни старался. Меня будто что-то не пускало. Моё тело представлялось всего лишь оболочкой, которая носит моё сознание, словно аватар. Многие вещи вдруг открывались передо мной, мелькали знания, всё стало понятным и ясным, но я всё равно хотел выбраться. Меня тянуло именно к телу, которое нужно было обеспечивать едой, сном, отдыхом, ухаживать за ним и воспринимать всё так, будто это тело действительно имело значение.

С трудом мне удалось вырваться в сознание. Но жуткая жажда сводила всё к минимуму. Я тянулся к тазу, в котором была вода, с трудом делал глотки и вновь уходил. Меня словно вытягивало, и я видел себя будто из глубины. Стать частью мира у меня просто не получалось. Я не мог за него уцепиться, и он каждый раз беспечно ускользал.

Я видел чью-то жизнь со стороны. А потом другой её вариант, а потом еще. Затем менялись люди. Менялись варианты. А после меня откинуло, и я увидел на секунду всех людей и зверей с их вариантами сразу. После настала пустота, которая вытягивалась и разлеталась мириадами вспышек. Затем одно стало поглощать другое, смешиваясь с ним, а после возникла обратная реакция, и то, что поглощалось, начало поглощать. И всё это происходило очень близко и быстро. Я почувствовал боль, перестал понимать, что происходит, и начал словно выключаться, испытывая чувство страха. Затем мои глаза открылись, и я увидел рядом сидящую Гемеллу. Я хотел её позвать, но мне очень хотелось кушать, и когда я повернулся на бок, чтобы придвинуться ближе к еде, и потянулся к ней рукой, то увидел расплывчато какую-то чешуйчатую лапу. Всё вокруг было словно перевернуто и в то же время как обычно. Гем подала мне кусок еды, я начал его жевать, а во рту чувствовал что-то не то. Мироощущение сильно изменилось. Многие запахи приторно били в нос, так, что хотелось перестать дышать. Но при этом я чувствовал, как приятно пахнет Гемелла и что запах от разных частей её тела немного отличается. Мне хотелось сказать ей об этом, но меня начало будто вытягивать из тела и все мои желания начали развеиваться. Затем появился какой-то нарастающий писк, похожий на ультразвук, он становился всё громче и громче, громче и громче... Так было до тех пор, пока мне не захотелось орать от боли. Казалось, от этого писка моё сознание расщепляется и просто растворяется в пустоте.

Мне вспомнился мой давний сон, который я видел еще в Горгороде. В том сновидении я был в лаборатории с девушкой, у которой были короткие волосы, называл её каким-то ласковым прозвищем, связанным с шеей, и при этом нигде рядом не было Гемеллы. Я тогда не понимал, что это станет реальностью и что подсознание случайно выхватило то, что не должно было выхватывать. В своём сновидении я увидел будущую Гемеллу. Осознание этого факта вызвало у меня восторженную реакцию. Словно из пазлов складывался сюжет, который я должен был прожить, и я радовался, что он получается именно таким, каким задумывался. При этом меня не волновало, кем задумывалось, что задумывалось, куда это ведет, что это даст, и тому подобное.

Проявляя слабость, мы сеем ошибку и пожинаем проблему. Ни одно поражение не должно утешаться тем, что это не страшно. Потому что это страшно. На самом деле! Поражения отзовутся в будущем слабостью, которую этот мир не терпит и не поощряет и потому отплатит огромными проблемами. Становясь слабым и потакая слабости, человек уходит вниз по лестнице эволюции. Поэтому ни в коем случае нельзя никого жалеть. Поставленная цель должна быть достигнута любой ценой, и не важно, насколько ужасные поступки придется совершать ради неё, поскольку победителей не судят. Ими восхищаются. Их носят на руках. Но никогда не говорят в глаза, что они не достойны своей победы. Именно так мне всегда говорили, и сложно с этим не согласиться.

Сознание вновь начало возвращаться. Открыв глаза, я увидел мир с легким тепловым зрением, будто мой тепловизор слабо работал. Гемеллы рядом не было. Сильно хотелось пить. Было даже тяжело открывать рот. Поворачиваясь, чтобы попить, я почувствовал, что меня за задницу что-то тянет. Я не стал отвлекаться на это до тех пор, пока не попил. После перевел взгляд и увидел, что у меня хвост. Черт возьми, хвост! Черный, мать его, хвост из задницы! Это меня немного ошарашило. Моё тело сильно изменилось, и, в целом, я был какой-то странной смесью. Возможно, трансформация еще не закончилась, а может, я был какой-то чертовой чупакаброй. От испуга мне захотелось позвать Гемеллу, и мой нос учуял её запах, который тянулся из комнаты, но меня вновь начало вытягивать. В мыслях застряло: зачем ты это сделала?! А после я упал в пустоту, и какое-то время вообще ничего не происходило. Словно я попал в некий черный омут, который был словно темницей для тех, кто больше не имеет тела. Мне хотелось жить, даже как химера, или черт знает, что там из меня получалось, но все равно, мне хотелось жить даже таким странным и несуразным существом.

Когда я подумал о Гемелле, начали возникать какие-то образы разных девушек и женщин. Некоторые были похожи на нее, некоторые – нет, они были в разном времени, и у них был разный социальный уровень, были даже животные и деревья. Мне было не совсем понятно, кто это и что это, поскольку оно всё рассыпалось, как только я хотел ухватиться хоть за какой-нибудь образ. Словно мне было не дано знать, что это и кто это. А после все миражи исчезли, и эхом начал раздаваться вопрос, который я задавал в мыслях. От этого я упал в какую-то клетку из человеческих рук и лап разных животных. Они все шевелились, и клетка начала сжиматься. Я чувствовал, как они касаются моих ног. Стало темно. Клетка сжималась, и я в панике начал ощущать, как они касаются меня по всему телу. Тянут за нос, рот, ухо, тычут в живот и ковыряются в моей заднице. Я хотел закричать, но всё исчезло.

– Один вопрос – один ответ, – услышал я очень ясно.

– Кто ты?

– Я – это ты, – прозвучал ответ, и всё завертелось и закрутилось. Меня словно выжимало, как тряпку, растягивая в пространстве. Я больше не понимал, что я, кто я и где я. Моя сущность просто стала желанием. Одним простым желанием: желанием жить. Это всё, что я понимал. Жить любой ценой. Жить, преодолевая смерть, старость, боль, болезни, разочарования, бессмыслие, несправедливость. Жить ценой жизни других. Вот она, сущность мироздания: жить! Не важно, сильный или слабый, быстрый или медленный, красивый или уродливый, богатый или бедный, человек или животное, созидательный или разрушающий – это всё вещи второго плана, которые не имеют большого значения. Есть одно, и только оно важно – жить!

ГЛАВА XXII

Я открыл глаза. Голова сильно кружилась, и, казалось, даже тишина отдавалась эхом. Вставать с постели было тяжело, но я справился. Гемеллы рядом не было. В горле будто застрял сухой комок, который никак не удавалось проглотить. Я сунул морду в таз с водой и принялся жадно втягивать воду в себя, помогая пересохшим языком. Мышцы были слабы, и чувствовалось, что лапы слегка дрожат. Мне хотелось узнать две вещи: как я выгляжу, и почему Гем так поступила со мной, если она это и есть она. Пока я перебирал лапами, не сразу заметил, что вместо отрезанной кисти у меня отросла вполне здоровая лапа, и было даже не заметно, что я когда-то был калекой. Запах Гемеллы тянулся по лаборатории, я пытался нащупать языком более свежий, но мне было еще сложно отделять одно от другого. Я дошел до кухни, но Гем не было и в ней. Осмотревшись, я хотел пойти дальше, но раздался звук смывания воды в туалете, открылась дверь и оттуда вышла озадаченная Гемелла. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга.

– О! Ты пришел в себя! – сказала она.

Я повернул голову так, что правое ухо смотрело вниз.

– Да, я умею говорить и пользоваться унитазом. Видел, как им пользовался первый человек.

Я хотел накричать на неё за то, что она сделала, но вместо этого раздалось лишь рычание. Чувствовалось, как я скалился.

– Ты, наверное, злишься на меня за то, что ты теперь не человек? Да? – спросила она. Я перестал рычать. – Поклонись или помотай головой.

Я, сквозь злость, поклонился, поскольку хотел знать причину, даже ценой унизительного поклона. Мне бы стоило её разорвать, но что-то внутри не давало кинуться.

– Итак: поклон – да, помотать мордой – нет. Ты сам это знаешь. Вот так – означает «да», а вот так – «нет».

Я зарычал. Она села на пол напротив меня.

– Когда я появился здесь, тут был другой человек, каким был ты раньше. Я его называл «первый человек». Тоже с вот этой штукой между ног. Почему её нет у меня, я так и не понял. Может, не до конца стал человеком. И как она работает, мне тоже не понятно. Почему у меня её нет?

По моему взгляду она поняла, что я могу отвечать только «да» или «нет», и тогда спросила иначе:

– У меня она появится? – Я помотал головой.

– Я человек без этой штуки? – Я поклонился.

– Она нужна для размножения? – Я поклонился.

– Ты хотел от меня маленьких нас?! – с изумлением спросила Гемелла. Я повернул голову, пытаясь выразить непонимание.

– Отвечай! Ты хотел от меня маленьких нас? Снаружи, где свет и дерево?

До меня вдруг дошло: она решила, что это я был в палатке, а не Рико, ведь Рико она даже не видела, скорее всего. Понимая, что объяснить ничего не получится, я поклонился, поскольку иначе она расценила бы всё как ложь. Парадокс: мне пришлось солгать, чтобы меня не уличили во лжи.

– Но ты и с тем человеком хотел маленьких вас. Там, где было много человек, – сказала она. Я вспомнил проститутку и отрицательно покачал головой. Она сначала смутилась, затем удивилась, а после улыбнулась. Казалось, она не совсем понимала свои эмоции и всё пыталась почувствовать.

– Ты сказал: избавишься от меня! Ты хотел меня бить! Как тот, первый человек, который был здесь! Ты хотел делать больно Гемелле! – кричала она на меня, а я мотал головой. – Ты сказал, что хочешь избавиться! Ты сказал!

На этих словах она убежала в комнату. Я сначала не понимал, что происходит. Почему она говорит о себе в мужском роде, почему её не смутило изнасилование, почему дети для неё так важны, почему она решила, что я хотел от неё избавиться и зачем она сделала меня химерой?! А затем до меня дошло, что она никогда не была человеком и у неё совершенно другая система ценностей. Изнасилования для неё не существует, и потому, даже считая меня насильником, она не видит в этом чего-то ужасного. О себе она говорит в мужском роде, потому что чаще всего слышала именно эти слова. Дети – это естественная потребность, которая развита в животном мире и сведена к минимальной тяге среди людей. А посчитала, что я хочу от неё избавиться, потому, что, судя по всему, услышала часть разговора между мной и Рико, когда он пытался спровоцировать меня рассказать всю правду. Единственное, чего я не понимал, так это того, почему она сделала меня химерой и почему напала. Это явно было сделано на негативных эмоциях, которых сейчас, как таковых, не было. Может, помутнение? Черт знает.

Мне хотелось нормально поговорить с Гемеллой, чтобы она меня поняла и, главное, чтобы объяснила, зачем она сделала меня химерой. Мне нужно было от чего-то отталкиваться для создания аргументов. Обратно стать человеком было бы, конечно, лучшим вариантом, но это невозможно без помощи Гем. Даже просто вколоть себе препарат я не мог, ведь нужна еще вода и еда. Единственный вариант, который мог бы сработать, – написать ей обо всем. И я решил не терять ни минуты и отправился в комнату. Открыв дверь, я увидел Гемеллу, она лежала в позе эмбриона в дальнем углу кровати. Взяв с тумбочки записную книжку, в которой было всё написано, я в зубах отнес её Гем. Она не поворачивалась. Тогда я залез на кровать и лег рядом с ней, оставив дневник на краю. Она повернулась ко мне и придвинулась ближе. Через несколько минут мы уснули.

ГЛАВА XXIII

Морфей отпустил меня раньше, чем Гемеллу. Пропало головокружение, тошнота, слабость, яркий свет перестал раздражать. Организм явно адаптировался к новому телу. Мне хотелось кушать, но я не решался вставать и будить спящую девушку. Лишь повернул морду и начал рассматривать Гем. Она спала абсолютно беззвучно, лишь грудная клетка то немного поднималась, то опускалась. Я впервые в жизни смотрел на спящего человека, да еще с таким трепетом. Еще совсем недавно я любил другое тело так же, как это. Может, это удивительно, но само по себе тело какой-то большой роли, в общем-то, для меня не играло. Плюсы я находил и там, и тут, и также нивелировал негативные аспекты во всем её существе. Нам предстояло пройти очень сложный путь установления взаимопонимания, но в этот момент это было не важно: я просто наслаждался тем, что она была рядом и действительно была собой. Я больше не переживал, что потерял её, я переживал, что это она могла потерять меня. И это пугало меня больше всего. Даже больше, чем застрять в теле химеры.

Когда чувство голода стало совсем нестерпимым, я все-таки встал и пошел на кухню, но достать что-либо было проблемой, поскольку лапы у меня были не на человеческий манер. Вернувшись в комнату, я увидел куски еды, которые остались от периода, когда я трансформировался. Еду, как таковую, я не жевал, просто потому, что это было неудобно, поскольку жевательных зубов у меня, судя по всему, не было. Приходилось откусывать небольшими кусками и проглатывать, что мне удавалось достаточно легко. Не так, как человеку. Я не давился.

Утолив голод, я наконец-то решился посмотреть на себя. Идя по коридору со стеклянными комнатами, я замечал свой силуэт, но решил оставить некоторую интригу до момента, когда окажусь у нормального зеркала, чтобы можно было полноценно осмотреться. Моё отражение меня удивило. Я догадывался по лапам и даже допускал мысль, что мы с Гемеллой можем быть похожи, но, чтобы мы оказались практически одного вида, – это стало открытием. Разница у нас была незначительная. Мои габариты были меньше, поскольку в моём случае не применялся препарат по увеличению. На кончике хвоста не было шипа, как у Гемеллы, а моя морда была чуть другой, не как у геккона, а, скорее, как у поясохвоста, который мордой немного напоминал дракона. В остальном мы были очень похожи. Меня занимал вопрос яда, который был у Гемеллы: я попытался напрячь разные мышцы рта, чтобы его выпрыснуть, но так и не смог. Тогда постарался представить угрозу, но и так у меня тоже ничего не вышло. Видимо, яда у меня не было.

На кухне послышался шум.

– Зачем ты сделал меня человеком? – спросила Гемелла. – Мне больше нравилось быть химерой. Ты тоже хотел, как первый человек, поместить в меня штуку, которой у меня нет? Он часто так делал с Гемеллой. А со мной – нет. Наверное, потому что я не был человеком. Ты звал меня так же, как первый человек звал того странного человека, который похож на меня сейчас. Что значит Гемелла? Почему всех, в кого хотят совать странную штуку, зовут Гемелла?

Гем всё говорила и говорила. Язык она, конечно, освоила, но еще не совсем правильно формулировала мысли. Видимо, наслушалась того, что говорил Ромеро, пока он был рядом, что говорил я, пока был человеком, того, что говорили люди в полисе, и того, что слышала в новостной ленте, когда мы были в Горгороде. Из этого создался словарный запас. Ромеро ведь учил своё создание, и Гем, видимо, за всем этим наблюдала. Впитывала. И, судя по всему, наблюдала за тем, что Ромеро не совсем по-отечески относился к своему созданию, которое называл Гемеллой, из-за чего моя Гем теперь не понимает, что к чему.

– Это странная штука, которой у меня нет... Я часто думаю о ней, и мне хочется её как-то... Не знаю. Я хочу, чтобы она была у меня! Почему у меня её нет?! – разозлилась она. В воздухе запахло смазкой. Я посмотрел Гем ниже пояса и увидел, что её половые губы влажные. Фактически она просто возбудилась и хотела секса. Желания у меня её запах не вызвал, как и то, что она была возбуждена. Скорее всего, секреция не провоцировала сексуального желания потому, что в данный момент мы были разными видами. Я поначалу хотел дотронуться языком до её влагалища, чтобы определенным образом привязать к себе и успокоить, но быстро передумал, поскольку она бы быстро смекнула, что к чему, и нашла бы себе человека. А этого я совсем не хотел.

– У человека так много разных эмоций. И постоянно чего-то хочется. Как ты жил, когда был человеком? Это же ужасно. Раньше я просто хотел кушать, спать и... – Гемелла замолчала. Ей было сложно выразить определенные чувства, не зная слов, которые их не описывали. – Смерть. Делать смерть. А сейчас – нет. Сейчас я не могу спать, когда раньше хотел. И сидеть ждать тоже не хочу, когда буду хотеть спать. Что делать? Первый человек, когда не спал, что-то делал, крутился. А я не хочу этого. А ты хочешь? А я хочу говорить. Раньше тоже говорил, но как-то без слов. А сейчас хочу. И хочу словами. Я говорил с тобой, когда ты спал. Сначала я не понимал, зачем говорю, а после уже понимал. Я говорил с тобой. Ты помнишь?

Я перевел взгляд на её порезанные пальцы на руке, которые она, видимо, повредила, когда била меня, сделав химерой и внеся свои ДНК. Гем повторила вопрос. Я помотал головой, говоря «нет».

– Я веду себя, как человек? – Я вновь отрицательно помотал головой. Она задумалась и уставилась на пол. О чем она думала, можно было только гадать.

– Раньше у меня картинки в голове были. Я мог их видеть, когда захочу. А сейчас их стало больше во много раз. Это потому, что я человек? – Я сначала не понял, что за картинки она могла видеть, когда захочет, а потом меня осенило, что это просто мысли. Завиляв хвостом, я поклонился. Затем лег на полу и закрыл глаза. Гем что-то еще говорила, спрашивала, а я просто уснул, слушая её голос.

Система ценностей – удивительная вещь. Одни и те же поступки разными системами воспринимаются по-разному и имеют разные последствия для носителя. Изнасилование для рядового человека – ужасно и зачастую оказывает травмирующее воздействие. Для человека, который формировался в отсутствии института семьи и не слушал моралей на тему целомудрия, изнасилование будет просто сексом по принуждению, и здесь не исключен даже позитивный отклик из-за достижения оргазма. В первом случае это – психотравма, во втором – просто событие. Именно поэтому изнасилование Гем для меня было трагедией, а у Гемеллы не вызвало никаких эмоций. Я смотрел на Гем, наблюдал за ней и удивлялся тому, что она была совершенно из другого мира. Идеалы, вкусы, ценности, реакции – всё было каким-то детским. Она этот мир видела совершенно иначе. Если приятно, то почему бы и нет, что останавливает-то? Для неё мир последствий еще не был открыт. И всё, чего она могла коснуться, было не так однозначно, как она взвешивала. Гем была интеллектуальна, но разве что в решении своих задач, а вот культуры у неё совершенно не было, и именно поэтому она могла совершать бесконечное количество ошибок. Всё равно что одаренный ребенок в теле женщины, который, хоть и схватывает всё на лету, но, в силу отсутствия культуры поведения и знания норм, просто идет на дно. И я не мог её чему-то обучить, потому что сам становился другим. Моя система ценностей, хоть и была еще человеческой, но тоже подверглась изменениям за счет того, что организм изменился и система вознаграждения в мозге начала работать иначе. Да и дело касалось не только системы вознаграждения, а вообще всего в жизни, потому что все реакции полностью изменились и я уже на одни и те же события реагировал иначе. Мне чаще хотелось спать, чаще хотелось кушать, меньше хотелось двигаться, и все мои прежние интересы растворялись, словно следы на воде. Даже желание вновь стать человеком тоже утихало. И не потому, что человеком быть сложнее, или из-за каких-то проблем в жизни, а просто потому, что пропадало рвение само по себе. Какой-то логичной причины не было, как обычно придумывают люди, стараясь от чего-то отказаться: то голова болит, то времени нет, то сил не хватает, то возможности ограничены. Ничего такого. Мне просто этого не хотелось, и всё.

Когда я проснулся, Гемелла спала рядом со мной на полу, и по ней было видно, что ей холодно. Я аккуратно встал, чтобы не разбудить её, сходил за одеялом и укрыл её обнаженное тело. Уходя, лизнул Гем в щеку. Она заворочалась и потерла мокрое место. Я был рад быть с ней, но она спала, а мне было интересно, на что способно моё новое тело. Зайдя в дальнюю стеклянную комнату, я прикрыл дверь, чтобы меня как можно меньше было слышно. И первое, что я решил проверить, насколько далеко я могу прыгнуть с места. Комната была четыре метра в длину. Я постарался сгруппироваться в углу, чтобы занимать как можно меньше места, и прыгнул в другую часть комнаты, с легкостью преодолевая расстояние. Фактически я прыгнул не на четыре метра, а где-то на два с половиной, поскольку своими габаритами занимал начальную и конечную точку прыжка. В итоге я понял, что могу прыгать, но так и не понял, на какое расстояние, поскольку для моих габаритов это было не так уж и много, если рассматривать семейство кошачьих, с которым у меня точно была смесь. Подумав, я понял, что не смогу проверить свои физические возможности, пока Гемелла спит, поэтому решил временно отложить и попробовать научиться управлять хвостом. Это оказалось не так уж и сложно. Словно еще одна рука, но её использование сводилось к минимуму, поскольку, в моём случае, хвост нужен был, скорее, как оружие или стабилизатор тела при прыжке или беге. Хвост вообще забавная штука: кому-то нужен, как оружие – бить хвостом, кому-то – как обманка – отбросить хвост, кому-то нужны его социальные функции – как у собак, или отгоняющие и оборонительные – как у коров, а кому-то – для совершения движения, как у рыб. Это далеко не весь перечень возможностей использования потерянной для человека конечности. В целом, меня устраивало его наличие, поскольку он давал новые возможности. Разобравшись с хвостом, я решил попробовать самое интересное: лазать по стенам. Гемелла могла, почему бы и мне не мочь? Подойдя к стене, я прижал лапу к стеклу, но она не прилипла. Тогда я решил её сжать, но мои пальцы с когтями лишь проскользили. Тогда я постарался уцепиться, создавая некоторое напряжение в ладони, и моя лапа прилипла. Так я начал подниматься по стеклянной стене и был восхищен своей новой способностью. Я мог лазать по чертовым стенам! Добравшись до потолка, я пополз и по нему, повторяя у себя в голове, что ни в коем случае нельзя расслаблять лапы, иначе я свалюсь спиной на пол. Это было невероятно! Я ползал по стенам и потолкам! Черт возьми, по стенам и потолкам! Я гребаный Человек-паук из комиксов MARVEL!

Восторг меня еще долго не отпускал. Я так пролазал, наверное, пару часов. Самое забавное в этом было то, как сменялась направленность силы тяжести: то тянуло в сторону хвоста, то в сторону позвоночника. Переставлять лапы было немного сложнее, но сил было предостаточно, чтобы делать это с завидной легкостью. Никакого дискомфорта при лазании я вообще не ощущал. Мне было без разницы: на потолке, на полу или на стене. Всё одно.

Признаться, человеком я теперь точно не хотел становиться. Что меня там ждало, когда здесь такое! Теперь я мог лазать по любым поверхностям, и стал быстрее, сильнее, опаснее. Меня мало заботило всё, что заботило раньше. Мне больше не нужна была одежда, а это значит, плевать, какая бирка на ней; мне больше не нужно было придумывать себе занятие на день, потому что я мог лечь спать в любой момент, а если выспался, мог покушать и поваляться, расслабившись. Меня не заботило, что позади сколько-то лет, а я после себя ничего не оставил. Многие вещи стали даже казаться смешными: мода, культура, развлечения, события в мире, какие-то цели. Зачем? Культура нужна, чтобы общаться и наводить порядок – мне она была больше не нужна. Мода – мне это как телеге занавески. Развлечения – да мне и так не скучно, мне просто всегда нормально. События в мире – какая, к черту, разница, что там происходит?! Цели – они нужны, чтобы решать проблемы, а у меня нет проблем. Человек себя обложил тысячей ненужных вещей, и всё это – лишь ради удовольствия. Человек – это просто черная гедоническая дыра, которая, если и не проявляется открыто, то делает это посредством чего-то другого. Человеку сложно представить, как можно долго ничего не делать и не мучиться от скуки, поскольку общество раздразнило префронтальную кору и гиппокамп. Легкий эксперимент может это доказать: достаточно сесть и ничего не делать пару часов – для человека это сложная задача, а для зверей – вполне себе обычное дело. Радость, как и боль, всего лишь чувства, которые нужны, чтобы закрепить то или иное поведение. Их не нужно испытывать постоянно. Во многом поведение человека – это извращение инстинктов.

Мое увлекательное беганье по стенам и потолку нарушила Гем.

– Я тоже так могла, – сказала она с тоской. Я отвлекся на неё. Она опустила глаза и со слезами спросила:

– Зачем ты сделал меня человеком, если хотел избавиться?

Я спустился со стены, встал перед ней и отрицательно помотал головой. Гемелла озадаченно посмотрела на меня.

– Ты не хотел делать меня человеком? – спросила она. Вопрос поставил меня в тупик. Я не хотел этого намеренно, я просто желал её спасти. Понимая, что могу ответить только «да» или «нет», я поклонился.

– Не понимаю.

Объяснить было сложно, поэтому я помчался в комнату за дневником. Я надеялся, что она правильно меня поймет, когда его прочитает. С надеждой я подбежал к ней, сунул его ей в руки. Она взяла его, покрутила и спросила:

– Что это?

Я взял дневник из её рук, положил его на пол, лапой перелистнул страницу и посмотрел на неё. Она посмотрела на меня, затем на дневник и снова на меня.

– Я не понимаю. Что это?

До меня дошло, что она не умеет читать и потому в упор не видит текст. Для неё это была просто какая-то нелепая безделушка с каким-то несуразным узором. Моя надежда прыгнула с крыши без страховки. Я не знал, что делать, и всё, что пришло в голову, это допытаться у неё, почему она сделала меня химерой. Единственный намек, который я мог дать, это рычание, и я зарычал на неё. А она смутилась.

– Что?! Я не брал это!

Она меня не поняла. Тогда я начал рычать свирепее, что мне аж самому стало не по себе. А она в ответ тоже встала на четвереньки и зарычала на меня. Это стало провалом. Никаких средств коммуникации не было, что-либо объяснить было невозможно из-за ассоциативного барьера. И тут меня озарило. С ней нужно говорить на более простом языке, работая с базой образов, которая будет ей понятна. Я встал на задние лапы. Подошел к ней вплотную. Она с удивлением посмотрела на меня. Я нажал лапой на неё, потом на себя и начал игриво бить лапами по её голове пару секунд, а после остановился и посмотрел на неё.