Текст книги "Повесть о юных чекистах"

Автор книги: Александр Варшавер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Чекисты рассмеялись, а Гулливер серьезно заметил:

– Какой ты боец? Где у тебя дисциплина? Начальник приказал, – значит, закон! Посиди здесь, поскучай, пока мы не управимся.

Чекисты по переулку цепочкой подошли к дому. В это время со стороны Монастырской улицы донеслось далекое нестройное пение.

– Ребята подходят к месту, – тихо заметил Бардин и стал отдавать приказания – Ты, Семчук, с Горловым во двор соседнего дома, где глухая стена. Перелезешь через забор, вдруг там есть окно или какая-нибудь форточка, через которую можно вылезти. Ляжешь на землю, а то не ровен час, начнется стрельба со стороны сада и тебя зацепит. Костя останется на улице, будет следить, чтоб никто не подошел к дому с того конца переулка. Будьте осторожны, не лезьте на рожон, помните, что из темной комнаты хорошо видна улица. Семчук, за старшего, – закончил Бардин. – Идите!

* * *

Семчук с Костей прошли мимо дома, вошли в соседний двор, и Семчук уже собирался перелезать через забор, когда его остановил Костя:

– Лучше я полезу…

– Это еще что? Тебя приказ не касается?

– Приказ приказом, а вас в белой гимнастерке за версту видно. Вы ведь будете лежать на темной земле.

– А ты, Костя, пожалуй, прав! Что же делать?

– Не бежать же вам за кожанкой домой. Полезу я, – настаивал Костя.

– Ох, попадет мне от Кирилла Митрофановича, – вздыхал Семчук, подсаживая Костю на забор. – Патронов у тебя сколько?

– Хватит! Карабин заряжен и две обоймы в кармане.

Костя осторожно спустился по ту сторону забора. Семчук подал ему карабин. Костя лег на землю и пополз узким проходом между забором и домом, ощупывая перед собой землю, чтоб не наткнуться на что-нибудь, что может загреметь. Он дополз до угла дома, огляделся. Справа темнела часть фасада, чуть впереди прямо перед ним большая цветочная клумба. «Ну и позиция! Хуже не выбрать! – сердито подумал Костя. – Надо вперед и повернуться, тогда будет видна вся сторона дома».

Где-то впереди послышалось пение. Костя быстро переполз в клумбу, изрядно помяв цветы, повернулся лицом к дому. Его глаза уже освоились в темноте, и теперь он четко видел весь фасад. Окна угадывались по свету из щелей ставень, блестела стеклами веранда. «Близко, – подумал Костя, – если выбегут несколько человек, не успею перезарядить карабин, как они окажутся рядом со мной».

Он переполз немного назад. Теперь он лежал позади клумбы и смотрел на дом снизу вверх. Если даже в доме погасят свет, люди, выбежавшие в сад, будут хорошо видны на фоне неба. «Только бы они не выбежали до того, как Кирилл Митрофанович начнет штурм дверей», – тревожно подумал Костя.

Семчук вышел на улицу, чтоб занять Костин пост. В это время на противоположную сторону перебежал красноармеец с винтовкой и стал за деревом.

«Порядок, – решил Семчук, – боец доглядит и за окнами и за улицей». Он вернулся, прошел в глубь двора. Около забора нашел какой-то сарайчик и забрался на его крышу.

– Порядок, – еще раз повторил он и, вставив маузер в приклад, взял на прицел фасад дома.

* * *

Бардин немного обождал. По его расчету, группа с Монастырской улицы и Семчук с Костей должны были уже занять свои места.

– Теперь наш черед, – обратился он к коменданту. – Мы с тобой войдем во двор, посмотрим, где там дверь. Потом обойдем дом, выясним, что находится со стороны сада. Пока боец Бабкин возьмет наблюдение за дверью. Боец Кудренко – на противоположную сторону улицы. Следить за окнами. Если начнут открываться ставни – стрелять по окнам! Ясно? У кого гранаты?

– У меня, товарищ начальник, две, а две у Лахно. Он пошел на Монастырскую, – ответил красноармеец.

– Дай их мне!

– Зачем тебе, Кира, самому, – зашептал Гулливер. – Понадобится, Бабкин кинет их не хуже тебя.

Бардин не ответил и заткнул гранаты за пояс.

– Пошли по местам!.. – приказал он.

Гулливер открыл калитку, и чекисты вошли во двор.

– Стань так, чтоб видно было всю эту сторону дома, – шепотом наставлял Бардин красноармейца. – Если кто-либо попытается выйти через окна или в дверь, окрикнуть «Назад!», а в случае неподчинения стрелять!

Бардин постоял, прислушался. Из дома не доносилось ни звука. Ставня одного окна, что рядом с дверью, была приоткрыта, и оттуда просачивался слабый свет. Бардин подтолкнул Гулливера локтем, тот, поняв без слов, чуть пригнувшись, подошел к окну и заглянул в щель. Это была кухня. Свет пробивался сюда через приоткрытую дверь в комнаты. Гулливер очень осторожно прикрыл ставню и заложил ее крючком. Они, едва передвигая ноги, пригнувшись, прошли под окнами к углу дома. Бардин лег на землю и пополз вдоль фасада, выходящего в сад. Из-за ставень до него донеслись невнятные голоса, но подняться с земли к окну он не рискнул. «Как бы Семчук, увидев человека под окном, не бахнул», – подумал он и пополз обратно.

– Ну как? – зашептал Гулливер.

– Эта сторона наиболее удобна для прорыва в сад. Один Семчук там не управится, – шепнул Бардин. – Подождем, пока наши «певцы» не подойдут к забору вплотную, тогда и начнем! Пока я побуду здесь, а ты иди к дверям. Бабкина отправь на улицу, к Кудренко. Пусть стоят за деревьями и не высовываются. Старший Куд…

Бардин не успел договорить, как со стороны сада, за забором, кто-то вполголоса запел:

 
Эх, яблочко, куда котишься?
 

и несколько голосов подхватило:

 
В Губчека попадешь – не воротишься!
 

– Будем начинать, Кира? – шепнул Гулливер.

– Начнем!

Они вернулись к красноармейцам. Бардин повторил, что ему делать, а когда боец ушел, поднялся с Гулливером на крылечко. Они стали по сторонам двери, и Бардин тихо постучал. За дверью – тишина. Он постучал еще раз, настойчивее и громче. За дверью послышались шаги и громкий голос грубо спросил:

– Кого черти принесли?

– Откройте, Павел Павлович, – вежливо попросил Бардин. – Есть дело.

– Какие могут быть дела ночью? Что нужно? – гремел голос за дверью. – Кто такой?

– Откройте дверь! – строго приказал Бардин. – Гэпэу!

За дверью пошептались и другой голос сказал:

– Что за глупые шутки? Это вы, ротмистр?[18]18
  Ротмистр – воинское звание в кавалерии царской армии.


[Закрыть] – И послышался щелчок досылаемого в пистолет патрона.

– Дом оцеплен! Не советую дурить! – все еще спокойно посоветовал Бардин.

За дверью рассмеялись, а первый голос сердито произнес:

– Пошутили и хватит. Кто меня спрашивает?

– Начальник отдела борьбы с бандитизмом Бардин, – а теперь откройте дверь!

За дверью замолчали, потом кто-то яростно выкрикнул:

– Ты, рыжая собака, нам и нужен! За все ответишь сполна! Только сунь свою морду в дверь!

– Откройте дверь немедленно! – настойчиво потребовал Бардин. И сразу же из дома загремели выстрелы.

Пули, пробивая дверные филенки, отрывали куски дерева, пролетавшие мимо голов чекистов. Стреляя из-за двери, осажденные бандиты надеялись или прорваться из дома здесь, либо хотели отвлечь от выхода в сад.

– Осторожно! – крикнул Гулливер Бардину. – Стань за косяк!

* * *

Как только послышались выстрелы со стороны двора, чуть скрипнула дверь, выходящая на веранду. В щель, освещенную из комнаты, выглянул человек. Щель стала шире, человек в белом костюме шагнул вперед, а за его спиной показался другой.

«Сейчас побегут! Надо стрелять!» – решил Костя и выстрелил, целясь повыше голов. Одновременно дважды выстрелил Семчук. На веранде послышался вскрик и звон разбитого стекла. Дверь захлопнулась, а свет из щелей в ставнях погас.

– Дай, Костя, еще разок по окнам, чтоб не пытались высунуть нос! – откуда-то сверху, позади раздался голос Семчука.

«Наверно, залез в том дворе на дерево», – подумал Костя и «дал» два раза по окнам. Дребезг стекол подтвердил попадание, а Семчук закричал:

– Молодец, Костя! Порядок!

То же сказал и Гулливер, услыхав выстрелы со стороны сада.

– Колечко замкнулось! Порядок! – И, обращаясь к осажденным, предложил: – Господа хорошие! Бесполезно патроны жечь! Сдавайтесь, лучше будет!

А в ответ неслись ругательства и пистолетные выстрелы.

На минуту стрельба утихла, а затем забухали винтовочные выстрелы со стороны улицы.

– «Шмели» пытаются разлететься во все стороны, – кричал Бардин. – Сейчас будут пробиваться у нас. Смотри за ставнями! Назад! – закричал он и, спрыгнув с крылечка, стал стрелять в распахнувшееся окно. – Назад!

В это время во двор вбежал красноармеец Хмара, а вслед за ним Вася Пилот.

– Ложись, ложись! – закричал Гулливер. Но было уже поздно. Из окна раздалось несколько выстрелов, Хмара выронил винтовку и упал на землю. Рядом с ним оказался Вася. Он подхватил винтовку, прикрикнул на пытавшегося подняться раненого.

– Лежи, лежи, а то кровью истечешь! Я их, гадов, сам… – и, лежа на земле, дважды выстрелил по окну.

– Молодец, Вася! – крикнул Бардин. – Не давай им подходить к окну! А я с ними поговорю по-другому. Эй! Вы! Сдавайтесь или забросаю гранатами! Считаю до пяти, – и начал счет – Раз, два…

Из дома кричали:

– Варвары, скоты! В доме раненые, женщины, дети! Скоты!

– Женщины с детьми пусть выходят в дверь, – прервал счет Бардин. – Даю три минуты на размышление!

В ответ неслась ругань, выстрелы из-за двери и из окна.

Вася отполз к раненому красноармейцу, взял у него две обоймы, а затем открыл частый ответный огонь по окну, из которого мелькали вспышки пистолетных выстрелов. Выстрелы из окна прекратились, что дало возможность Бардину, прижимаясь к стене, подобраться под самое окно и начать счет:

– Раз, два, три, четыре. Пеняйте на себя! – после счета пять он бросил в окно гранату и приготовил другую.

Глухо бухнул взрыв. В наступившей тишине из глубины дома донесся одиночный пистолетный выстрел, потом крики:

– Сдаемся! Сдаемся!

– Выбросьте оружие в окно! – приказал Бардин.

Из окна во двор полетели четыре пистолета.

– Выходить в дверь, по одному с поднятыми руками, – командовал Бардин.

За дверью загремел отодвигаемый засов, щелкнул замок, и в проеме двери показался высокий мужчина в светлом костюме. Он держал одну руку вверх, другая опущена вниз, рукав ее залит кровью.

– Этот, этот был у иллюзиона! – закричал Вася. – Будешь знать, гад, как на людей шпалером клацать! Доклацался!

– Прекрати, Рубаков! – прикрикнул на него Бардин, а Гулливер стал обыскивать раненого. Из двери вышли сразу двое. Один, помоложе, поддерживал еле переступающего ногами пожилого. Едва спустившись со ступенек, он грузно плюхнулся на землю и застонал.

– Есть еще кто в доме? – спросил Бардин.

– Поручик Георгий Волынский, – простонал пожилой. – Он мертв, царствие ему небесное! Застрелился… Ваша… ох… взяла, господа чекисты!

– Семчук, – закричал Бардин в сторону сада, – зови Гаврилюка с ребятами. Все кончено! Пока они не подойдут, оставайся с Костей на месте!

Через несколько минут Гаврилюк с одним красноармейцем прибежал во двор.

– Одного бойца и Гуркина я оставил против окон. Там же и Костя Горлов, – доложил он Бардину.

– Ладно! Пойдем, Гулливер, посмотрим «шмелиное гнездо», а ты, – приказал он красноармейцу, – бегом к машинам. Пусть подъезжают сюда. Да перевяжите чем-нибудь раненых. – Свети, Гулливер.

Держа пистолеты наготове, они вошли в дом. В передней и коридоре никого. В первой комнате, иссеченной осколками гранаты, разбросанная взрывом во все стороны мебель. Во второй стояли рояль и обеденный стол, несколько чемоданов. В третьей – две кровати, а на полу, в углу сидел человек. В опущенной руке у него был зажат тяжелый кольт, грудь залита кровью.

– Посвети получше, – сказал Бардин.

Гулливер направил свет фонарика на лицо мертвеца. Подбородок рассекал шрам.

– Жорж-Георгий! – воскликнул Гулливер.

– Он самый, – подтвердил Бардин. – А голову ему проломили сегодня вечером во время налета. Банда «Шмелей» больше не существует! Пойдем, Гулливер, здесь нам больше делать нечего, – заключил Бардин.

На улице уже фыркали машины.

– Забери, Кирилл Митрофанович, раненых и езжай с ребятами в Управление. Я пока постерегу задержанного, – предложил Гулливер. – А чтоб не скучать, с Гаврилюком пошуруем в доме. Наверно, «Шмели» что-нибудь запасли на черный день.

* * *

Уже светало, когда Бардин с Костей и Васей Пилотом подъехали к Управлению.

– Ну, Василий Кузьмич, заходи, – пригласил Бардин. – Сейчас мы с тобой будем чаевничать, потом спать, а уж утром подумаем, как тебя отблагодарить. Большое ты сделал дело!

– Да я что? – застеснялся Вася. – Разве я думал… Случай вышел. Вижу, беляки, а я на этих гадов ух какой злой, да еще на меня шпалером клацают. Этого мне уж никак не стерпеть было. Чайку попью, а благодарить меня не за что.

За чаем в кабинете Бардина Костя спросил Кирилла Митрофановича, что было в той записке, что принес Вася?

– Ничего особенного. Так, различные семейные дела. А вот одна фраза меня сразу насторожила: «Георгий узнал адрес Мордвинова», а это бывший контрразведчик, палач и убийца. Те двое шли к Георгию, тут у меня и сплелось все вместе: раненый Жорж, раненый налетчик, адрес белогвардейца у Жоржа. Я и подумал: а что, если этот Георгий и есть Жорж, со шрамом на подбородке? Да и на всякий случай надо было выяснить, кто это шляется с пистолетом и кто он такой? Кого может интересовать адрес Мордвинова? Видишь, сколько вопросов нашлось к дому в Поповом переулке. Жаль только, что адрес Мордвинова у Жоржа теперь не узнать. Да ты ешь, Вася, не стесняйся, – подвинул он мальчику нарезанное сало.

Вася посмотрел на него сонными глазами.

– Ей-богу, больше не лезет! Прожевать еще смогу, а сглотнуть – никак!

Отодвинув кружку с недопитым чаем, он положил голову на край стола и уснул. Бардин перенес мальчика на диван и укрыл кожанкой.

* * *

Утром в кабинет Бардина пришел Гулливер и принес два чемодана.

– Вот что натащили «Шмели», – показал он, раскрывая чемоданы, набитые ценностями, пачками денег и какими-то бумагами. – Наверное, это еще не все, – докладывал он Бардину. – Я оставил там Гаврилюка и Семчука, пусть поищут в саду. Больно уж сад подозрителен, грядочки, клумбочки…

– Ладно, – остановил его Бардин. – Пусть роются. Деньги и ценности сдай в финчасть, а бумаги мы с Костей посмотрим. Может, и найдем что дельное. Ты мне лучше скажи, что будем делать с Васей? Не отправлять же его в детдом, откуда он сбежит. Парень мне нравится, разбитной, смышленый и гордый.

– А что, если его пристроить воспитанником в эскадрон? – предложил Гулливер.

– Дело! – согласился Бардин. – Звони, Костя, Зотову, пусть скачет сюда, и позови Васю.

Командир эскадрона особого назначения не заставил себя долго ждать. Через пятнадцать минут рослый кавалерист с орденом Красного Знамени на груди, щелкнув шпорами, четко отрапортовал Бардину о прибытии для получения задания. С удивлением он выслушал приказ.

– Зачислить этого парня, – Бардин указал на Васю, – воспитанником в эскадрон. Умыть, одеть в красноармейское обмундирование, а чтоб не зря ел казенный хлеб, назначить ездовым на патронную двуколку. Согласен? – спросил он просиявшего мальчика.

Вася прижал к груди свою пилотку и от волнения не мог выговорить слова, а только кивал головой и улыбался, а на глазах его выступили слезы радости.

– И еще, – добавил Бардин, – пусть политрук займется с ним. Парень неграмотен…

– Нет, товарищ начальник, – смущенно возразил Вася. – Это я вчера сказал так, понарошку. Думал, если вы мне не поверите, то обижаться не будете. Что взять с неграмотного? – И, посмотрев на Бардина, хитро прищурился: —Верно ведь?

Бардин с Гулливером рассмеялись, а командир эскадрона спросил:

– А ты, хитрюга, шибко грамотен?

– Церковно-приходское двухклассное кончил с похвальным листом, – скороговоркой выговорил Вася.

– Ну, силен! Профессор, – одобрительно заметил Бардин. – Все же пусть политрук с ним займется.

– Пошли, «ученый», в баню, а потом переодеваться, – позвал командир эскадрона. – В такой амуниции я тебя и на конюшню не пущу!

На пороге Вася повернулся и, обращаясь к чекистам, торжественно сказал:

– Спасибо, товарищи начальники! Пилот, нет, Василий, – поправился он, – Рубаков на всю жизнь, по гроб жизни будет истреблять гадов, где бы они ни появились! Верно, верно! – засмущался он, увидев улыбки чекистов, и юркнул за дверь.

* * *

Вторую неделю Костя отстукивал на пишущей машинке порученную ему Бардиным опись архивных дел за истекший год. Печатал он одним пальцем, беспрестанно ошибаясь и попадая по соседним буквам, отчего ему приходилось по нескольку раз перепечатывать одно и то же. Опись не подвигалась, а груда папок с делами у Костиного стола, казалось ему, росла все выше и выше.

– Ничего, ничего, – подбадривал Бардин. – Зато научишься печатать на машинке.

– А зачем это мне? – пробовал спорить Костя. Он считал печатание на машинке женской работой, и уж во всяком случае, не нужной для мужчины-чекиста.

– Зачем? – повторил Кирилл Митрофанович. – А затем, что чекисту нужно уметь и знать многое! Быть смелым, решительным, не кланяться пулям, – это ты умеешь. А вот терпению, еще большему, чем у рыбака, и внимательности тебе еще следует поучиться.

Ох, уж эта машинка! Вот и сейчас Костя разыскивал очередную букву, чтоб ткнуть ее пальцем, когда в дверь постучали и, бряцая шпорами, в кабинет вошел красноармеец. Костя оторвался от машинки и сразу не узнал Васю. Да и немудрено. Одет был Вася в хорошо подогнанное красноармейское обмундирование с синими «разговорами»[19]19
  «Разговорами» назывались клапаны-застежки на груди шинелей и гимнастерок. Синие носили кавалеристы.


[Закрыть] на груди, буденовку с шишаком и сапоги на высоких каблуках. Все это делало его выше ростом и солиднее.

– Здравия желаю! – лихо козырнул Вася. – А где старшой? Скоро будет? Ну, я подожду. Ты чего это стучишь?

Костя объяснил.

– Так, так, – понимающе кивнул головой Вася. – Значит, бумаги про разных гадов на хранение, может, еще сгодятся? Бумага – это, брат, дело серьезное! Вот и твой начальник через бумажку на тех беляков вышел. Верно я говорю? – и, не ожидая ответа, пригласил Костю: —Ты бы пришел в эскадрон. Я тебе покажу своего коня. Зовется он Бойчик. Меня сразу признал, а сейчас если отвязать его от коновязи, так он за мной по двору как собака ходит! Бойцы дивятся, спрашивают, «чем ты его приворожил?». Не знают, что я Бойчику свой сахар скармливаю.

Вася стал рассказывать, как ему живется в эскадроне:

– Еды – сколько хочешь. Мало – дадут добавку. Одежа, обужа – во! – Вася повертелся и прихлопнул ногой. – Работа – почистить утром коня, задать ему корма, напоить. Потом часа два со мной занимается товарищ Малов, знаешь его? Политрук. Говорит, к осени подготовлю тебя в четвертый класс семилетки, а там… Эх, – мечтательно сказал Вася, – года через три-четыре подамся обучаться на учителя.

– Хочешь стать учителем? – удивился Костя. – Ты же вояка. Тебе нужно идти в военное училище.

– Не! – солидно возразил Вася. – Навоевался, хватит! Ты что ж, думаешь, что так и будем все время воевать? Вскорости вгонят буржуякам кол в могилу… и конец всем войнам! Не веришь? Вот и товарищ Ленин говорит – жить будем мирно, в достатке, в грамотности. Нет, брат, учитель это дело верное!

– Правильно, Рубаков! – подтвердил вошедший Бардин.

– Здравия желаю, товарищ начальник! – вскочил Вася. – Боец Рубаков прибыл к вам с бумагой от комэска товарища Зотова! – Он снял буденовку, достал из нее записку и протянул ее Бардину. – Могу быть свободным?

– Иди, иди! – отпустил его Бардин.

Вася сделал четкий поворот, а у двери обернулся и пригласил Костю:

– Приходи в эскадрон. Покажу коня, посмотришь, как бойцы занимаются джигитовкой. Приходи!

– Придет, не обманет, – за Костю пообещал Бардин.

Вася еще раз козырнул, щелкнул шпорами и вышел.

– Орел! – с удовольствием сказал Бардин. – Такой хоть в огонь, хоть в воду! А ты стучи, стучи!

* * *

Прошло несколько недель. По-прежнему банда «гимназистов» оставалась безнаказанной. Командир эскадрона дважды выезжал на операцию по ее ликвидации, и оба раза банда уходила в леса.

Давно уже Бардина и сотрудников отдела интересовало, кто и как предупреждает «гимназистов» об опасности. То, что такое оповещение существовало, не вызывало никаких сомнений.

– Только телеграф или телефон, – говорил Бардин.

Но ни того ни другого в селе Покровке, считавшемся базой «гимназистов», не было. Да и сам хутор находился за двадцать верст от железной дороги.

И вот эту загадку удалось разгадать с помощью Васи Рубакова.

После очередной неудачи комэск Зотов решил послать в разведку Васю. Под видом беспризорника, как в свое время проводил разведку Костя, Вася должен был «зайцем» и на крышах вагонов добраться до станции Рогаткино, там пересесть на поезд, идущий через полустанок Вишняки, а оттуда пешком в Покровку.

Отправляя Васю, комэск дал ему такое задание:

– Ты, Василий, в Покровке полазь, посмотри, послушай! Может, и пронюхаешь, кто оповещает Никитченко. Не уйдет тогда от нас банда! И еще постарайся проведать, куда они деваются по тревоге? То ли уходят в лес, то ли рассыпаются по соседним хуторам?

Двенадцать дней от Васи не было никаких известий. Комэск, молчавший об отправке Васи, забеспокоился, пришел и доложил Бардину.

– Самоуправствуете, товарищ Зотов, – рассердился Кирилл Митрофанович. – А если его там узнают?

– Не узнают, товарищ начальник… Мы его переодели во все рваное…

– Ты думаешь, одел парня в лохмотья, и все? Ты думаешь, что никто из банды не бывает в городе и не видал его на тачанке? Узнают, убьют Василия! Как можно было посылать мальчишку одного в звериное логово? Случись что-нибудь с Рубаковым, головой ответите, товарищ Зотов! Вам доверили сироту. Доверили, чтоб вы стали ему отцом! Вместо этого посылаете его волкам в зубы! Идите и подумайте, что можно сделать, чтоб его оттуда вернуть, если он еще жив!

За все свое знакомство с Бардиным, Костя никогда не видел его таким расстроенным. Костя даже немного ревниво подумал: «Волновался ли Кирилл Митрофанович так за меня, когда я выслеживал Ворона?» – и необдуманно сказал Бардину: – Ничего с Васей не случится… Не случилось же со мной ничего, пока я не вцепился в Ворона, а Вася только посмотрит, послушает…

В ответ на это на него сердито обрушился Бардин:

– Много ты понимаешь! Да и сравнивать нечего. Ты выслеживал Ворона там, где тебя до этого времени никто из уголовников не знал и где ты в любой момент мог обратиться в милицию или гэпэу за помощью, а мальца в красноармейском обмундировании кто-либо из банды «гимназистов» мог приметить в нашем городе. Чем ты рисковал? Отлупит тебя раз-другой Ворон, и все. А Васю убьют. – Бардин досадливо махнул рукой и вышел из кабинета.

* * *

Вася, одетый в какую-то невообразимую женскую кофту, рваные красноармейские брюки и ботинки разных цветов, без головного убора, перепачканный угольной пылью, на тормозной площадке доехал до станции Рогаткино. Здесь после безуспешной попытки забраться на крышу пассажирского поезда, пропустил его, а вечером устроился на открытой платформе, груженной щебенкой, и рано утром, замерзший, голодный, прибыл на полустанок Вишняки. Товарные поезда здесь не останавливались, и Васе пришлось спрыгнуть на ходу, когда состав прошел с версту за станцию.

Разведчик вернулся к платформе, но спрашивать дорогу на Покровку не стал. Он обошел станцию. Позади нее на небольшой площади стояла подвода, запряженная парой лошадей. На ней, поверх нескольких мешков, сидела дородная женщина и лежа похрапывал седоватый дядька.

– Тетенька, – попросил Вася, – подайте что-нибудь от вашей доброты! Два дня не ел!

– Иди, иди! Бог подаст! – сердито буркнула женщина. – Одному подай, другому подай! Много вас дармоедов! Иди, иди, пока кнут не достала!

«Проклятая кулачка», – подумал Вася и заныл – Тетенька, ей-богу два дня не ел, – и часто-часто закрестился. – Я не дармоед. Могу что хочешь сработать! Могу станцевать, спеть…

Услыхав слово «спеть», дядька потянулся, сел и спросил густым басом:

– Это кто здесь такой веселый?

– Я, дяденька!

– Иди, иди! – гнала его тетка.

– Погодь, Катря, – остановил ее дядька. Ты как сюда попал?

– С поезда, с товарняка соскочил. Думал, работу найду, я не дармоед, как думает тетя Катря, – зачастил Вася. – Я могу любую крестьянскую работу…

– Гм! Крестьянскую? – усомнился дядька.

– Могу и с коровами, и на огороде, и около коней… – перечислял Вася свои специальности, – могу и по домашности…

– А в наймыки[20]20
  Наймык – батрак (укр.).


[Закрыть] в Покровку пойдешь? – спросил дядька. – Больно уж ты мал…

– Пойду, дяденька! К вам? – радостно закричал Вася. – С полным удовольствием!

– Та на беса он тебе сдался? – обрушилась на мужа Катря.

– Не нам, зачем он нам? Куме Марфе нужен хлопчик.

– Пусть она сама и ищет, – не унималась тетка, а Вася молил:

– Возьмите меня к вашей куме! Век буду бога за вас молить! – И стал часто креститься.

– Как же я тебя могу взять? – Дядька почесал затылок. – Я живу в Огневке, а кума в Покровке. К ней туда, – он указал дорогу, идущую от станции к недалекому лесу, – а мне туда, – и указал в противоположную сторону.

– Дяденька, – заныл Вася, – расскажите от вашей доброты, как спрашивать вашу куму, а я уж сам дойду.

– Вот привязался, как репей, – закричала тетка. – Иди прямо и прямо, а прозвище его проклятой кумы…

– Ты куму Марфу не трожь! – напустился дядька на жену.

Они заспорили, а Вася припустил к лесу. Главное, дорогу он узнал, а уж как быть дальше, увидит на месте.

Лесной дорогой, по наезженной колее Вася пришел в Покровку, когда уже смеркалось. Лес вплотную примыкал к большой деревне. Васе повезло. На околице его окружило несколько ребят. Без труда он узнал, где живет «кума Марфа», которой нужен наймык, но обращаться к ней ребята не советовали.

– Работы у Марфы на троих взрослых хватит. Баба злая, кормит наймыков хуже, чем собак. Вот они от нее и бегут. – Ребята указали на стоявшую чуть в стороне хату под железной крышей. – Лучше сходи туда, к тетке Одарке. У нее работы мало. Корова, две свиньи, огород, конь и хлопец, вроде тебя, Колькой звать.

Вася поинтересовался, почему хлопец не справляется с таким небольшим хозяйством.

– Га! Не справляется. Справлялся бы, если б не ездил часто на станцию. Уезжает на три-четыре дня, а тетка Одарка едва управляется со своими «самоварами», – затараторили в ответ ребята. Видя Васино недоумение, объяснили – Самогон она варит. На все село первая. Да еще на приезжих! Где уж тут ей хозяйствовать?

В тот же вечер Васю приняла наймыком тетка Одарка. Она велела ему выбросить кофту и дала взамен латаную-перелатанную рубашку.

– Спать будешь с Колькой на сеновале, там есть дерюжка, укроешься. Утром, как выгонишь корову, прополешь с Колькой огород, только смотрите мне, чтоб ни одного огурца не трогать! – погрозила она мальчикам.

Прошла неделя. Вася старался как мог. Изредка ему перепадали колотушки, правда, реже, чем Кольке, тихому, забитому мальчику.

– Сживает она меня со света, проклятая бандитка! И не мать она мне, а мачеха. Мать умерла давно, – рассказывал Васе мальчик. – Отца убили два года назад. Убегу я от нее при случае.

От него Вася узнал, что тетка Одарка варит самогон для банды братьев Никитченко и что старший из них, Мефодий, скоро на ней женится. Еще он узнал, что когда банда выходит из леса, то он, Колька, едет на станцию Вишняки и дежурит там до тех пор, пока банда в селе или телеграфист не говорит ему одно слово. Тогда он сразу скачет в Покровку, а банда на коней – и в леса. Какое слово ему говорит телеграфист, Колька не сказал, а Вася не стал спрашивать, чтоб не вызвать никаких подозрений. Он только спросил у мальчика:

– Где же они там живут?

– Где! В лесу. У них нарыты землянки, а вокруг завалы, не подберешься!

Теперь Вася считал, что оставаться ему в Покровке незачем, и ждал подходящий случай, чтоб сбежать, взяв на дорогу хотя бы краюху хлеба. По пути в Покровку он весь день питался малиной, в изобилии росшей вдоль дороги. Предлог нашелся. Тетка Одарка жестоко отколотила Васю, не объясняя за что, и, только отпустив, сказала: —Будешь знать, как сливки лакать!

Когда же выяснилось, что сливки исчезли днем, а Вася с рассвета до вечера был на соседнем хуторе, Одарка тут же схватила палку и принялась дубасить Кольку. Неизвестно, чем бы это кончилось, но в это время по улице проскакал верховой, остановился неподалеку от дома Одарки и трижды выстрелил из винтовки. Затем, привязав лошадь, сообщил:

– Сейчас прибудут! Весь отряд, дня на три!

Через полчаса в деревню въехала банда. Человек двадцать– двадцать пять, на хороших лошадях, вооруженные кто карабином, кто обрезом.

Впереди – щуплый чернобородый с маузером через плечо и обрезом у седла. Он спешился у двора Одарки, бросил поводья Кольке и, важно выпячивая свою бороду, вошел в дом. Одарка с радостным возгласом «Мефодий Богданович, дорогой!» повисла у него на шее. Чернобородый отстранил ее, оглядел комнату и, увидев Васю, злобно пропищал:

– А это что за фигура?

– Наймык, наймыка взяла за харчи, Мефодий Богданович! Хлопец исправный, шустрый! – лебезила Одарка.

– Гони в шею! Да смотри, чтоб ничего не утащил! – пискливо приказал чернобородый. – И топи баню! Братья сейчас прибудут, а Кольку, паршивца, на станцию!

Одарка вытолкала Васю во двор, а Колька тем временем, не ожидая приказания, уже выводил из сарая лошадь. Одарка дала ему небольшой узелок и вместо напутствия пообещала «задать еще за сливки».

Вася помог Кольке взобраться на коня и вместе с ним отправился на станцию.

* * *

Утром, по пути на работу, Костя встретил Васю.

– Ты где пропадал? Что это у тебя? – ужаснулся он.

Желто-фиолетовая опухоль закрывала Васин левый глаз.

– Это? – Вася дотронулся до опухоли и, ойкнув, скривил лицо. – Это пустяки! Вот на спине почище будет! Невинно я пострадал! Потом расскажу. Веди к начальнику!

– Опять «тайное дело»? – улыбаясь, спросил Костя.

– Наитайнейшее!!! – зашептал Вася.

Переступив порог бардинского кабинета, Вася вытянулся, звонко щелкнул шпорами и доложил:

– Товарищ начальник! Боец Рубаков возвернулся из разведки и прибыл для тайного доклада!

Кирилл Митрофанович улыбнулся:

– Все у тебя тайны! Может, пойдем в «темное подземелье»? С твоим фонарем там светло будет. Где схлопотал?

– Было дело, товарищ Бардин, – солидно заметил Вася. – А в подземелье мне без надобности.

– Тогда садись к столу и докладывай, – пригласил Бардин.

Звеня шпорами, Вася подошел к столу, уселся и приступил к докладу с вопроса:

– Интересно вам, кто Никитченкам шлет вести?

– Интересно!

– Тогда, значит, все в аккурате! Значит, не зря в Покровку ездил, – обрадованно воскликнул Вася. – Это все дело Кольки!

– Не тайны у тебя, Василий, а загадки! Кто такой Колька? Какие вести? Если что знаешь, не тяни, рассказывай.

– Банду в Покровке оповещает Колька. Вот какое дело, товарищ начальник!

Бардин посмотрел на Костю, подмигнул ему.

– Так, так! Значит, Колька? – спросил он Васю, таким тоном, будто ему все остальное ясно. – Ты только поначалу расскажи, кто он такой, Колька?

– Он! – Вася пренебрежительно хмыкнул. – Колька – пацан двенадцати лет. Не в нем дело. Он только как получит слово на телеграфе, враз на коняку и в Покровку…