Текст книги "Повесть о юных чекистах"

Автор книги: Александр Варшавер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

По Костиному донесению, за женщиной и ее квартирой установили наблюдение, но результатов никаких это не дало.

А «трест» продолжал свою деятельность. За последнюю неделю было совершено несколько дерзких ограблений. Костя доносил, что это дела подручных Ворона, и настойчиво просил свидания с Найдичем. Через одну из «жертв» ему дали адрес парикмахерской, приказали туда явиться завтра с утра и попросить какую-нибудь работу.

* * *

В маленькой парикмахерской, куда пришел Костя, никого не было. Сам парикмахер сидел в кресле для бритья и читал газету. Звонок дверного колокольчика оторвал его от чтения, и он спросил:

– Тебе чего? Стричься, бриться?

– Мне бы какую-нибудь работу, – робко попросил Костя. – Второй день не ел…

– Катя! Катя! – закричал парикмахер и снова взялся за газету, – дай мальчику ведро и тряпку, пусть вымоет пол, и смотри, чтоб он ничего не унес! Иди! – он указал на дверь, прикрытую занавеской.

В другой комнате, вместо Кати, его встретили Найдич и матрос из уголовного розыска.

Костя еще раз подробно рассказал о встрече в кино. Все было сделано «в аккурате», сказал матрос. Только они с Найдичем сомневались в том, что с Вороном была девушка из больницы.

– Девушка хорошая, из приличной семьи. Отец учитель, брат красный командир, – перечислял Найдич, – и вдруг знакомство с таким бандитом?

– Может, обознался? – спросил матрос. – Ты где сидел?

– Я в первом ряду, а они сидели в ложе.

– Далековато! – заметил Найдич, – правда, Ворон тебе помог, подал голос. – Матрос засомневался:

– Ты же говоришь, что не было у него бороды…

– А он безбородый, – уверенно сказал Найдич. – Костя видел его то с черной бородой лопатой, то с русой клинышком. Бороды он меняет, а вот голос не заменишь! Меня больше интересует, не ошибся ли Костя насчет девушки. Может, не она? Неужели ты смог ее разглядеть и запомнить? Когда тебя доставили в больницу, ты едва языком ворочал и глаз не открывал.

– Разглядел и запомнил! – настаивал Костя. – Она! У меня память на лица хорошая! А еще у нее серьги, каких никогда не видел, большие с висюльками.

– Серьги, сережки, висюльки, бирюльки! Маловато для опознания! Маловато! – заметил матрос. – Да и откуда у нее знакомство с бандюгой?

– Откуда мне знать? Поймаете Ворона – спросите! – сердито сказал Костя.

– А ты, парень, не ершись! Я дело говорю, – обиделся матрос.

– Ну, ну! Петухи, – успокоил их Найдич. – Когда Ворон знакомился с девушкой, наверняка не сказал, мол, я бандит. Мужик он, видно, обходительный, кино, конфеты… Чего ж ей не водить с таким знакомство? Ближе к делу! Надо устроить, чтоб Костя еще раз ее повидал. Давайте завтра к пяти часам дня сходим к приемному покою. Костя поболтается по улице, а когда девушка выйдет, пусть подойдет к ней. Чтоб лучше присмотреться, что-нибудь спросит. Если обознался, что ж, бывает. А если она, то и мы на нее полюбуемся.

– Я, товарищ Найдич, в это время завтра не могу. Занят! – заявил матрос. – Да мне, пожалуй, у больницы лучше глаза не мозолить. Может, еще придется там караулить Ворона…

– Ладно! – согласился Найдич. – Пойду сам! Бывай здоров, Костя! Отрабатывай себе на кусок хлеба! – он кивнул головой на веник и ушел вместе с матросом.

* * *

В назначенное время Костя стал прохаживаться около входа в больницу. По его расчетам, было уже пять часов, а Найдич все не показывался. Костя прошелся еще раз и внезапно около подъезда больницы столкнулся с Вороном. На этот раз у бандита была светлая бородка клинышком, и если бы Костя не видел его раньше с такой бородкой, то никак бы не узнал. Франтовато одетый, бандит держал в левой руке букет цветов, а правой небрежно помахивал тонкой щегольской тросточкой. От неожиданности Костя поначалу растерялся, а потом снял картуз и поздоровался. Бандит, даже не посмотрев в его сторону, чуть ускорил шаги и пошел дальше. Костя с картузом в руке остался стоять на месте.

«Что делать? Где Найдич? – одна за другой замелькали у него тревожные мысли. – Уйдет, как тогда?» А бандит тем временем удалялся по безлюдной улице все дальше и дальше. Костя вспомнил, что нужно подавать знаки, и стал чесать голову, оглядывая окна домов на противоположной стороне. «Авось Найдич откуда-нибудь смотрит», – подумал он и, продолжая чесать голову, бросился бежать за Вороном. Запыхавшись, Костя догнал бандита и снова поздоровался.

– Здравствуйте, Павел Иванович!

Ворон, не сбавляя шага, шепотом выругался и громко сказал:

– Отвяжись, босяк, а то позову милиционера!

Упоминание милиционера вызвало у Кости улыбку. «Позови, позови!» – подумал он, стараясь не отстать от яростно ругавшегося Ворона. Пройдя несколько шагов, бандит повернул голову к Косте и, показав ему трость, зашипел:

– Уби-рай-ся от-сю-да, па-ра-зит, по-ка цел! Отстань!

Костя не отставал. Он шел за бандитом, оглядываясь, и, не переставая, чесал голову. И вдруг далеко впереди Костя увидел идущего им навстречу Найдича с каким-то военным. Они оживленно разговаривали и, видимо, не замечали Костиных сигналов. Ворон резко остановился.

– Отстанешь от меня или хочешь получить? – Он замахнулся на Костю палкой, но Костя отскочил в сторону, а бандит больно хлестнул его по лицу букетом, бросил цветы на тротуар и метнулся к открытой калитке. Костя успел ухватить его за карман пиджака и во весь голос закричал:

– Сюда, сюда! Не уйдешь, Ворон! Никуда не уйдешь! Найдич, сюда! – Бандит рванулся, затрещала разрываемая материя.

В руке у Кости остался оторванный карман. От толчка он едва удержался на ногах, но снова бросился на бандита, стараясь схватить его и прижаться поближе, чтоб не попасть под удары трости.

– A-а, ля-га-вый! – шипел бандит. – Не взять тебе Ворона! Не взя-ть! – Он изловчился и ударил Костю палкой. Удар пришелся по недавно зажившему плечу. От невыносимой боли Костя закричал и разжал руки, но ногами обвил ногу Ворона. Бандит, волоча за собой Костю, втащил его во двор и, стараясь оторваться от него, бил по голове и спине. Кровь заливала Косте глаза, он чувствовал, что слабеет, но еще крепче сжимал ногу Ворона. От боли у него мутилось в голове. Он знал, что сейчас подоспеет Найдич и судьба бандита будет решена.

«Прикрыть голову… Вытерпеть несколько секунд!» – сам себе приказывал Костя.

Он внезапно вспомнил отца, его подвиг.

«Только удержать, удержать, как папа…» – успел подумать мальчик и, уже теряя сознание, из последних сил, рывком прижался к ноге Ворона и впился в нее зубами. Перед его глазами что-то ослепительно сверкнуло, грохнуло, и больше он ничего не слыхал…

* * *

В больничной палате у койки Найдича сидел Бардин.

– Как же вы, опытные люди, не уберегли парня? – укорял он Найдича. – Пустили на такое опасное дело, были рядом и не подоспели вовремя… Ах, как непростительно! – Найдич, желтый, осунувшийся, молчал. Да и что он мог сказать. Опоздали да и не ожидали, что Ворон может появиться днем около больницы… – Хорошо еще, что бандит не попал Косте в голову, – продолжал Бардин. – Стрелял-то он в упор.

Найдич болезненно улыбнулся:

– Костя так впился в его ногу, что тому было не разобрать, где собственные ноги, а где голова Кости. Вот он дважды и выстрелил по Костиным ногам, а потом стал палить в нас. Со второго выстрела попал в меня…

– Как твои дела? – спросил Бардин. Найдич снова попытался улыбнуться, но поморщился и застонал.

– Что мне сделается? Вынули пулю. Прошла чуть выше сердца. Вот она лежит на столике.

Бардин взял с блюдечка пулю, покатал ее в руках.

– Похоже, второй номер браунинга, – определил он систему.

– Нет! Не второй. У меня их скоро коллекция наберется. Две нагановских вынули еще в девятнадцатом, винтовочную – в прошлом году, а теперь эта…

И, вероятно подумав, что Бардин может заподозрить его в хвастовстве, прекратил разговор о себе, спросил:

– Ты у Кости был?

– Был. Он хотел что-то мне сказать, да не смог. Очень ослаб! Эх! – вздохнул Бардин. – Не детская это работа – ловить бандитов.

Чекисты помолчали.

Бардин поинтересовался:

– Ворона как взяли? Целым?

– Почти, Кирилл Митрофанович. Когда я вышел из строя, а бандит бросился бежать, его ранил в ногу мой напарник. Он упал и выронил пистолет. Тут его и взяли.

– Не зря Костя работал! – с гордостью за своего воспитанника сказал Бардин.

– Не зря! – подтвердил Найдич. – Нам крепко, Кирилл Митрофанович, с Костей повезло. Больница рядом, сразу на операционный стол.

– Хорошо везенье, – иронически заметил Бардин и стал прощаться. – Выздоравливай, «коллекционер», а я еще зайду к Косте, хоть посмотрю на него.

– Передай привет от меня, – попросил Найдич. – Скажи, что скоро нас поместят в одной палате. Врач обещал.

* * *

Свой отпуск Бардин провел, аккуратно, дважды в день, навещая Костю. А когда Костя стал самостоятельно ковылять по палате, выехал с ним домой.

Ехали они в мягком вагоне, но на этот раз Костя был без «брезентовой упаковки» и вез подарки чекистов. Свою давнишнюю мечту – кожаную куртку, сшитую по его мерке, и красивую кожаную фуражку с красной звездочкой.

Часть вторая
ЮНГИ ЧЕКА

– Вот мы и дома, – сказал Бардин, переступив порог своего кабинета. – Открой, Костя, форточку, кто-то здесь накурил да еще окурков накидал под стол.

Костя открыл форточку и, стараясь ничем не выдавать своего волнения, подошел к столу.

– Садись, – указал на стул Кирилл Митрофанович, – поговорим!

Костя тревожно ожидал предстоявший разговор. Еще в поезде Кирилл Митрофанович говорил о том, что до полного выздоровления Косте предстоит другая, и уж во всяком случае не оперативная, работа. На Костины вопросы «какая?» Бардин отмалчивался, усмехался:

– Потерпи до дома. Приедем – узнаешь.

Про себя Костя думал, что Бардин еще сам не решил, какая это будет работа. Если не оперативная, то, наверное, в комендатуре, выписывать пропуска или принимать разные заявления от жителей городка. Какая это работа для опытного, каким он себя считал, чекиста?

В дверь постучали. Вошел комендант, прозванный за свой огромный рост и богатырское сложение Гулливером.

– С приездом, Кирилл Митрофанович! Здорово, юнга! – он протянул руку Косте. – Покажи, куда тебя клюнул Ворон?

Костя показал ногу.

– Уже все прошло, не болит…

– Не болит, – сердито повторил Бардин, – а почему хромаешь?

– Так это от привычки… Привык в госпитале ходить с палочкой…

– Отвыкай, отвыкай, юнга! – басил Гулливер.

– Что нового? – спросил Бардин.

Комендант стал рассказывать о найденном тайнике-складе зарытого в земле оружия и военного снаряжения. Судя по тому, что Бардин ничего не уточнял, Костя понял, что это сообщение о ржавых винтовках его нисколько не интересует. Лишь в конце разговора Кирилл Митрофанович спросил:

– Где нашли тайник?

Комендант назвал хутор Кущи.

– Где, где? – внезапно оживился Бардин. – Так это же, где жили «гимназисты»? Проверь, Костя, по своей тетрадке.

Костя два года назад, с первых дней своей работы в ЧК, по указанию Бардина, завел тетрадь, куда аккуратно заносил сведения о всех бандах, действовавших в губернии.

«Гимназистами» называлась опасная банда, во главе которой стояли четыре брата и отец Никитченки. Атаманом был старик Никитченко, в прошлом владелец больших земельных угодий, паровой мельницы, хутора Кущи. Все четыре сына до революции учились в губернской гимназии, отсюда и название банды. Год назад хутор Кущи окружил отряд чекистов. Банда была разгромлена. В перестрелке отец Никитченко и один сын были убиты, а трем братьям с несколькими уцелевшими от разгрома бандитами удалось прорваться и скрыться. По предположениям чекистов, остатки банды рассеялись или ушли за пределы губернии, а Бардин считал, что «гимназисты» зализывают раны и отсиживаются где-то вблизи, чтоб собрать новую банду и ударить там, где их никто не ждет.

– Кто теперь живет на хуторе? – поинтересовался Бардин.

– Несколько демобилизованных красноармейцев с семьями. У них там организован ТОЗ[15]15
  ТОЗ – Товарищество по обработке земли.


[Закрыть]. Они же и обнаружили тайник.

Чекисты поговорили о разных служебных делах. Прощаясь, Гулливер пригласил Костю в гости.

– Заходи, юнга! Я тебе такой пистолетик подобрал, ахнешь, когда увидишь!

Когда он ушел, Бардин, как бы продолжая начатый разговор, сказал:

– Теперь, Костя, поговорим о твоих делах. Что думаешь делать дальше?

Костя пожал плечами.

– То, что и делал, работать!

– Гм! Работа работе рознь. Тебе сейчас нужна такая, чтоб не бегать, не утруждать ногу… Словом – сидячая! Да ты не дуйся! Никто переводить тебя в писари не собирается. У тебя какое образование?

– Шесть классов.

– Так, так! А что если ты зимой отдохнешь да позанимаешься, а к весне сдашь экзамены за седьмой класс?.. Работать будешь в отделе полдня или день работать – день заниматься. Посмотрим, как удобнее. Закончишь семь классов, поедем с тобой в Москву. Меня рекомендуют в Горную академию, а ты с семью классами легко поступишь на последний курс рабфака, а там институт… Эх, Костик, каких мы с тобой дел наделаем с образованием! Не все же нам бандитов ловить? Ну, по рукам? – и, встав из-за стола, Бардин протянул руку Косте.

* * *

Всю зиму, три раза в неделю, по вечерам приходил преподаватель заниматься с Костей и Бардиным по математике. Историей, географией и обществоведением они занимались самостоятельно. Здесь Бардин был значительно сильнее, и Костя только удивлялся, когда и где он успел почерпнуть столько знаний. Правда, было у Кирилла Митрофановича такое правило: услыхав какое-нибудь незнакомое слово или упоминание о событии, он тотчас доставал небольшую записную книжку, с которой никогда не расставался, записывал услышанное и ставил против записи вопросительный знак. После этого начинал рыться в одном из восьмидесяти шести томов словаря Брокгауза и Ефрона, стоявших в его кабинете, в шкафу, под замком. Найдя объяснение, зачеркивал вопросительный знак.

Когда он читал, оставалось для Кости загадкой. Вероятно, ночами. Дни Кирилла Митрофановича даже сейчас, когда в отделе было относительно спокойно, проходили в постоянном, кропотливом труде, оставляя время на обед и ужин, да и то когда придется.

Распределить так свое время Костя не мог. Занятия дома, канцелярская работа в ГПУ, которую Бардин называл «чистописанием», занимали у него весь день. Он уже не прихрамывал и даже отважился походить на лыжах. Хорошо шла учеба. Преподаватель говорил, что Костя без труда сдаст экзамены за седьмой класс.

Но внезапно, в конце весны, все изменилось. В уездах за сто пятьдесят – двести верст ожила банда Никитченко. Банда разграбила несколько кооперативов, пассажирский поезд и сожгла два сельсовета. Была известна база Никитченко, откуда они совершали свои разбойные рейды. Несколько раз туда направлялся эскадрон особого назначения и чекисты оперативники. Но банда, как будто ее предупреждали, ровно за день до прибытия эскадрона уходила в леса, тянувшиеся на сотни верст. Чтоб прочесать их, понадобился бы не один полк. Кроме Никитченко в городе объявилась пока неуловимая шайка из четырех-пяти человек, совершавших дерзкие налеты среди бела дня на учреждения, магазины и на частные квартиры. Налеты несколько раз сопровождались убийствами. Бандиты в полумасках, вооруженные пистолетами, действовали молча. Лишь в нескольких случаях потерпевшие слыхали, как одного налетчика, высокого роста, со шрамом на подбородке, называли по имени «Георгий», а иногда «Жорж». Опытные сотрудники отдела, да и сам Бардин, считали, что это не местные профессионалы-уголовники, а «гастролеры», вероятнее всего, группа «недобитков» из белогвардейских офицеров. Свои догадки они объясняли так: бандит-уголовник никогда не назовет своего дружка «Георгий» или «Жорж», а скажет «Егорка», «Жора», «Жорка».

– Точь-в-точь как шмели, – определил банду сотрудник Семчук. – Днем летают, жужжат – ночью спят, а гнезда не найти!

– Найти можно, но если подберешься – загрызут. С детства помню, – добавил Бардин.

Банду закодировали «Шмели». Совместно с уголовным розыском были проверены десятки Георгиев, когда-либо замешанных или подозреваемых в преступлениях, но и это не дало никаких результатов. Подтверждалось предположение чекистов, что банда не связана с городскими уголовниками. Были разосланы запросы о «Георгии-Жорже» с описанием его примет в соседние города. А «Шмели» продолжали бесчинствовать.

Кабинет Бардина превратился в круглосуточно работающий штаб, куда со всего города стекались донесения. Костя переселился сюда из квартиры и не отходил от телефона. Однажды под вечер он принял телефонограмму из милиции. В ней сообщалось, что два часа назад был ограблен ювелирный магазин. Хозяин пытался оказать сопротивление и железной палкой проломил голову одному налетчику со шрамом на подбородке. Хозяина тут же застрелили. Произошло это на глазах у девушки, покупавшей золотую цепочку.

– Девушка еще и сейчас не может прийти в себя, – добавил передававший телефонограмму дежурный.

Костя понес телефонограмму в кабинет начальника ГПУ, где в это время шло совещание о принятии чрезвычайных мер по ликвидации «Шмелей». Когда Костя прочел телефонограмму, кто-то из чекистов сказал:

– Что ж, хоть один «шмель» потерял на время жало.

На это начальник ГПУ Лембер мрачно заметил:

– Как бы остальные от этого не стали кусать еще злее. – И, заканчивая совещание, приказал: —В самый сжатый срок ликвидировать «Шмелей»! Все товарищи свободны! Бардину остаться!

Бардин пришел в свой кабинет через час, вызвал коменданта и приказал:

– Круглосуточно держать наготове два автомобиля. И чтоб сразу заводились, а не пых, пых… – добавил он.

– Так бензин же… – начал было Гулливер, но Бардин его оборвал.

– Не знаю, не знаю! Я не механик. Будут пыхать машины, сам повезешь вместо бензина. Иди! Да, кстати. Столовая уже закрыта?

– Закрыта, Кирилл Митрофанович! Время позднее, одиннадцатый час… Могу предложить закусить в комендатуре. Есть хлеб, сало, сахар. Чайничек вскипячу!..

– Спасибо, – поблагодарил Бардин, – придем через десяток минут.

* * *

Когда через некоторое время Бардин с Костей вышли из кабинета и подошли к лестнице, с первого этажа донеслись голоса споривших.

– Пусти! Не будь гадом! – верещал хрипловатый мальчишеский голос. Ему отвечал спокойный басок вахтера:

– Иди в комендатуру! Если у тебя впрямь важное дело, дадут пропуск, а так не пущу! – И опять мальчишеский голос:

– Пойми ты, репа с глазами, дело важнейшее, а ты…

– Иди, иди! А будешь ругаться…

– В чем дело? – спускаясь по лестнице, спросил Бардин вахтера, загородившего дорогу на лестницу оборванному подростку. Вахтер отдал честь Бардину:

– Такой настырный пацан. Говорит, важное дело, а какое, может сказать только самому главному.

– Дело какое? – улыбаясь, спросил Бардин.

Оборванец посмотрел на него снизу вверх и недоверчиво спросил:

– А вы всамделе главный?

– Не веришь? Могу показать документы, – серьезно ответил Бардин и достал из верхнего кармана гимнастерки удостоверение.

– Не! Зачем мне документы? Не шибко я грамотен…

– Так какое дело? – повторил Бардин.

Мальчонка посмотрел по сторонам и, понизив голос, сказал:

– Тайное! Не могу при всех. Ведите меня куда-либо в темное подземелье…

– Вот чудак-человек, – рассмеялся Бардин. – Зачем мне вести тебя в подземелье, да еще в темное?

Они поднялись по лестнице в кабинет Бардина. Парнишка робко переступил порог, огляделся, шмыгнул носом и спросил, указывая на Костю:

– А при ём рассказывать можно?

– Можно, можно! Это мой помощник.

– По-мощ-ник… – недоверчиво протянул мальчишка. – Скажете такое! Где же это видано, чтоб у са-мо-го главного был в помощниках пацан, – он захихикал, – по-мощ-ник…

– Ну, давай рассказывай, не тяни! – начал сердиться Бардин.

– А вы на меня не нукайте! – внезапно вспылил подросток. – Не старый режим! Что я знаю, для вас золото, а мне тьфу, – и он плюнул на пол. – Я могу и уйти…

Костя ожидал, что Бардин взорвется. Чистота в его кабинете была корабельная, а тут вдруг плевок. Бардин нахмурился, оторвал кусок газеты и протянул ее мальчишке.

– Вытри, а бумагу брось в угол!

Мальчик смутился, покраснел, но вытер плевок и бросил бумагу в мусорную корзинку. А Бардин в это время приговаривал:

– Ты не обижайся, а посуди сам. Один плюнет, другой плюнет… Что же это будет? Кабак! А сюда ведь люди ходят по важным, «тайным» делам. Так ведь?

Мальчик стоял посреди кабинета, потупясь и не подходя к столу. В руках он мял снятую с выбритой головы изношенную, бархатную пилотку. Был он невысок ростом, коренаст. С виду ему было лет двенадцать-тринадцать. Одет в рваную гимназическую куртку с подрезанными рукавами, в не менее рваные брюки и ботинки с прикрученными проволокой подошвами.

– Как звать? Да ты подходи, не бойся, садись! – пригласил Бардин.

Парнишка подошел к столу, солидно прокашлялся и спросил:

– А курнуть у вас нет?

– Нет! – обрезал его Бардин и повторил вопрос: —Как зовут?

– Жаль, что нет! – ответил парнишка. – С утра бычка во рту не было… Все внутре ссохлось, – он снова прокашлялся и внезапно заторопился. – Зовут Василий Кузьмич, а фамилия Рубаков. А еще прозывают Пилот, – он показал пилотку. – Из-за нее. Из-за моей чепы летчитской.

– Кто же тебя так прозывает? – Бардин нарочно завел разговор «не по делу», чтоб успокоить посетителя.

– А братва, беспризорники. С кем сейчас компанию веду, – объяснил Василий.

– А раньше с кем вел компанию?

– Раньше? Раньше я был боец Красной Армии. Воевал в бригаде самого Котовского, – гордо ответил мальчик. – Дошел с ней аж до Крыма. Там у Чаплинки был ранен. – Он встал со стула и, закатав штанину, показал сине-розовый шрам, идущий от колена вдоль икры. – Казак рубанул клинком, гад…

– Как же он исхитрился? – спросил Бардин. – Чтоб так достать клинком, ему нужно было лежать на земле…

– Не, он на полном скаку, верхом. Я был ездовым на артиллерийском уносе. Он, гад, наскакал, думал перерубить постромку, да прошибся и угодил по ноге. Ну я ему прямо в бороду пальнул из нагана, а уж потом без памяти свалился на землю. Попал в госпиталь, а когда выписался, котовцы где-то у Тамбова добивали банды. Я подался к ним. В поезде украли все документы, деньги и часы, подарок самого Григория Ивановича Котовского. – Мальчик тяжело вздохнул и замолчал, а Бардин за него досказал:

– Стал пробиваться к своим, на крышах поездов, в пути «добывал» пищу как придется, без денег. Потом забрали в детский приемник, оттуда бежал…

– А что мне было там делать, – зло огрызнулся Василий. – Кормят только-только, чтоб ноги не протянуть, курева не дают. Целый день сказки рассказывают про разных там заморских царевен и волшебников-фокусников. К чему мне все это? – И, внезапно насторожившись, спросил Бардина: —А, а вы откуда обо мне все знаете?

– Я, Василий Кузьмич, многое что знаю. Такая у меня работа, потому, наверно, ты ко мне и пришел?

– Да-а? Я знаю, откуда вы знаете, – хитро улыбнулся мальчик. – Зна-ю! В детском приемнике обо мне все записано. Вот откуда!

Бардин покачал головой:

– Нет, Василий Кузьмич. Таких, как ты, ребят, сейчас тысячи, а судьба их одинакова. Отцы не вернулись с германской, матери, деды, бабки поумирали от тифа. Наверно, и у тебя так?

Мальчик опустил голову и тихо-тихо сказал:

– Так. Только деда и бабки у меня давно нет, от тифа умерли сестры, а мать убил сосед кулак Шкоропий.

– За что? – спросил Бардин.

– За то, что работала в Совете и хлеб, припрятанный богатеями, у них отбирала. Эх, попался бы он мне? – Вася вскочил со стула и, сжав кулаки, прокричал – Я его морду по гроб помнить буду! Только бы повстречать!..

– Успокойся, Василий, – остановил его Бардин. – При Советской власти ни один бандит никогда не уйдет от наказания. Выкладывай свое «тайное дело», а потом пойдем чай пить.

Мальчик улыбнулся:

– Хорошо бы чайку… с хлебцем… – И, согнав улыбку, стал рассказывать: – Значит, дело было так. Кручусь я около иллюзиона[16]16
  Иллюзионами в то время назывались кинотеатры.


[Закрыть], поглядываю…

– За карманами? – весело спросил Бардин и подмигнул Косте.

Мальчик покраснел и, насупившись, буркнул:

– Этим не занимаюсь. Я пою жалостные песни, танцую, и мне дают, кто копейку, кто две.

– Ну, ну! Я пошутил. Значит, выглядываешь. А что выглядываешь?

– Бывает такое, что кто-нибудь купит билеты на двоих… Ну, там для барышни или для товарища. Ждет, ждет, они не идут, а звонит уже третий звонок. Я враз тут как тут. Дяденька, возьмите меня с собой. Бывает, что сжалятся и берут. Вот и сегодня, на третий сеанс… Стоит буржуй…

– Откуда ты знаешь, что буржуй? – спросил Костя.

Мальчик смерил его пренебрежительным взглядом.

– Откуда? Да очень просто. Морда гладкая, волосики прилизанные, брючки дудочкой со складочкой, ботиночки – шик-блеск. Кто же это, по-твоему? Рабочий человек? Да? Значит, стоит тот буржуй, а я рядом. Народ уже весь вошел в иллюзион, а он все зырк сюда, туда. Тут к нему подходит еще такой же, только постарше и тихо говорит: «Жорж не придет. Его сегодня ранили. Павел Павлович просил, чтоб ты сейчас к нему пришел».

Когда мальчик сказал: «Жоржа ранили», Бардин насторожился, а Василий продолжал:

– Они уходить, а я за ними и ною: дяденька, дайте билетик, вы же не пойдете.

А они идут, хоть бы оглянулись, да еще не по-нашему лопочут. Офицерье проклятое…

– Ты же говорил буржуи, а теперь офицерье, – перебил его Костя.

– Офицерье! – настойчиво повторил Василий. – Я их за сто шагов узнаю. Офицер завсегда так ходит. Правой рукой машет, а левую к боку прижимает. Привыкли придерживать шашку, чтоб не болталась. Вот прошли они до угла, а я все ною и ною. Тут тот, что ждал, обернулся ко мне, обругал и бросил скомканную бумажку. Я схватил и бегу к иллюзиону. Добежал, развернул на свету, а это не билеты. Бросил он мне, белогвардейская морда, какую-то бумажку. Я за ними бегом, думаю, догоню, скажу, дяденька, вы мне вместо билетов бросили вот это. Может, что нужное? Тут он мне, наверно, дал бы билеты. Пока я бегал туда-сюда, они ушли далеко. Темно, хорошо еще, что один во всем белом. Догнал, когда они уже заходили во двор. Я говорю, дяденька… а он, антанта проклятая, как закричит: «Отстань, не то пристрелю, как собаку!» И слышу, что он шпалером[17]17
  Шпалер – на языке уголовников – револьвер.


[Закрыть]клацнул… Я, конечно, отошел да издали обругал его как мог… Не дело это, товарищ начальник, офицерью по улицам шляться и пугать ребят шпалером. Я-то не из пугливых, а…

– Бумажку ту выбросил? – спросил Бардин.

– Как можно? Вот она, – Василий протянул Бардину смятую записку.

Кирилл Митрофанович стал читать, потом бросил бумажку на стол и стал задавать вопросы.

– Когда это было?

– Время не скажу, ну сами посчитайте. Ждал тот гад третьего сеанса. Бегал я за ними туда-сюда, да к вам, да ругался с охраной, пока вы не вышли, почитай, что час с четвертью прошел.

– Знаешь, на какой улице дом?

– Как называется, не знаю, я на ней никогда не был, а объяснить могу запросто. Дайте карандаш. Нарисую…

– Дом, дом сможешь указать? – нетерпеливо спрашивал Бардин и распорядился: —Костя, Гулливера ко мне! Живо! А ты, Василий Кузьмич, поедешь с нами, покажешь дом!

– Поеду! Вы у него шпалер заберите, а то он еще чего натворит. Такие людей убивают запросто. Рассказывают, что третьего дня зашли четверо в Сахаротрест, «руки вверх» и бац, бац. Кассира ранили, милиционера убили.

Бардин хмурился, но не перебивал словоохотливого парнишку. Наконец пришел Гулливер с Костей и Бардин стал отдавать приказания:

– Подать две машины. Поедем на операцию. Я, ты, Костя с этим парнишкой. Возьмешь человек пять бойцов из караульного взвода и человека три оперативников, кто еще не ушел из Управления.

– Есть, товарищ Бардин! – козырнул Гулливер. – Искать оперативников не придется, у меня в комендатуре чаи гоняют человек пять. Вас с Костей ждали…

– Ладно! Действуй! Красноармейцам захватить несколько гранат. Ты, Костя, возьмешь карабин, а браунинг в карман!

Бардин достал из сейфа маузер, зарядил его и сказал Косте:

– Кажется, мы вышли на «Шмелей».

* * *

Через несколько минут две машины с чекистами подошли к иллюзиону.

– Отсюда пойдем пешком, – приказал Бардин. – Машинам ждать, а ты, Василий, показывай дорогу!

– Пойдем прямо, прямо, потом налево будет другая улица, а на ней через несколько домов будет проулок, где тот дом…

– Похоже, что это Попов переулок, – сказал один из чекистов. – Место глухое, у каждого дома сад. Надо бы обложить дом со стороны садов по Монастырской улице.

Чекисты прошли несколько кварталов. Вася остановился, зашептал:

– Вот он, проулок, а дом по левой стороне четвертый от угла. Перед ним решеточка побеленная, а за ней цветы духовитые. Сразу найдете.

– Костя, пойдешь с Васей по переулку, он покажет тебе дом, а ты посмотри, нет ли там кого в дозоре. Если возле дома или на противоположной стороне кто-нибудь есть, пройдете мимо до конца переулка и возвращайтесь. Карабин оставь здесь! – приказал Бардин.

Мальчики ушли.

Двух чекистов и двух красноармейцев Бардин отправил на Монастырскую улицу.

– Ты, Гаврилюк, будешь старшим. Зайдешь в любой из дворов, предъявишь свой документ. Скажешь, что сейчас бежал вор с вещами и что люди видели, как он перелез через забор четвертого от угла дома в Поповом переулке. Возможно, он прячется в садах. Как попадете в нужный сад, начнете петь, чтоб я знал – вы на месте. До этого мы операцию не начнем. Открывать стрельбу только в том случае, если кто-нибудь полезет через забор. Стрелять по ногам. Взять их надо живыми!

– Увидишь, где там ноги, где голова, – пробурчал Гаврилюк, возглавлявший группу. – Темень, в трех шагах ничего не видно.

– Чувствовать, чувствовать надо! На ощупь стрелять! – пошутил Гулливер. – Поторапливайтесь, ребята!

Пока велись приготовления к оцеплению, Костя с Васей пошли по переулку. Еще издали Костя почувствовал сильный запах цветущего табака.

– Здесь? – шепотом спросил он Васю.

Вася только сжал Костину руку. Они прошли мимо невысокой оградки, за ней, перед домом, благоухали цветочные клумбы. Ни один лучик света не пробивался через закрытые ставнями окна, выходившие на улицу. Во дворе, неподалеку от калитки, Костя успел заметить дверь и крылечко под навесом.

Они прошли в конец переулка, постояли, громко разговаривая о каком-то Гришке, и медленно возвратились обратно, оживленно беседуя и приглядываясь к дому. На этот раз Костя заметил, что стена дома, выходящая к соседнему двору, от которого ее отделяет невысокий забор, глухая, без окон и дверей.

Чекисты выслушали Костино донесение, перекинулись несколькими словами об осторожности, приготовили оружие.

– Ну все, – сказал Бардин, – пошли, товарищи!

– А я, товарищ начальник? И мне с вами?

– Зачем тебе лезть в пекло? – спросил Бардин.

– Так я же боец! – обиделся Вася. – Как я могу терпеть, когда товарищи идут в бой?

– Сейчас ты не боец. Где у тебя оружие? Поскучай здесь, пока мы не возьмем твоих знакомых, – пошутил Гулливер.

– Зна-ко-мые! – не на шутку возмутился Вася. – Да я таких знакомых стрелял на фронте, как бешеных собак! Зна-ко-мые! Скажете же такое, товарищ начальник!