Текст книги "Джокер"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Я не доставил ему этого удовольствия, за пару метров до него рухнул на колени и проехал на них остаток дистанции по линолеуму. Как и ожидалось, своевременно среагировать на эту уловку он не успел, у таких толстяков руки, бывает, летят быстро, а вот согнуться в пояснице для них – большая проблема. Оказавшись почти между ног моего спарринг-партнера, я вонзил левый кулак прямо ему в промежность, а затем поднял правую вверх и локоть вертикально вниз, целясь в то место на его левой ступне, откуда росли пальцы. Попал! Он пронзительно завизжал, скорчился и упал на бок, не переставая орать, и только пара ударов дубинкой по голове заставили его замолчать. Для того чтобы как следует упаковать этого борова, мне пришлось израсходовать весь скотч.

Оттащив спеленатых охранников за прилавок с удочками (второго – с очень большим трудом), я вытер трудовой пот со лба и приступил, собственно, к тому, зачем пришел. Первым делом навестил комнату видеонаблюдения. Отключил аппаратуру, извлек диск с записью нашей битвы и присвоил его. Сходил на кухню, снял с огня кастрюлю с макаронами, после чего двинулся в закрома.

Склад оружия располагался в подвале. Без особого труда отключив простенькую сигнализацию, я извлек отмычки и взялся за дело.

Все мы учились понемногу, чему-нибудь и кое-где, и каждый из нас успевал в каком-то предмете лучше других детишек. Лично у меня почему-то с самого начала обучения стало неплохо получаться открывать разного рода замки с помощью чего угодно, кроме «родных» ключей, как будто кто-то нашептывал на ухо, где дернуть, чем щелкнуть и куда подвернуть…

«Врожденный талант», – объяснял мои успехи преподаватель в учебке, вечно шмыгающий носом тусклый человечек с лицом хронического язвенника. По слухам, в свое время он умудрился проникнуть в личный кабинет руководителя министерства обороны одной страны, бывшего вероятного противника Советского Союза, а ныне – одного из стратегических партнеров демократической России. Там он за пятнадцать минут бесшумно вскрыл сейф, создатели которого на всех углах трубили о стопроцентной гарантии их изделия от взлома, выгреб оттуда все содержимое, опять запер его и скрылся. Говорили также, что во время следующей акции он попался, вернее, его сдал завербованный иностранной спецслужбой напарник, и он провел пять лет в федеральной тюрьме другой страны, еще одного нашего заклятого стратегического партнера, откуда со временем сбежал. «Если тебя попрут из нашей конторы, – как-то сказал он мне, – с голоду точно не помрешь. Главное, не жалей денег на инструмент и не пей перед работой. А самое главное, всегда работай один».

Железная дверь со скрипом распахнулась, я щелкнул выключателем и с интересом осмотрелся. Комнатушка шесть на шесть метров, оружейные шкафы вдоль стен, восемь штук всего, пять металлических ящиков. Я почему-то сразу понял, что ничего такого особенного внутри нет, просто охотничьи ружья, пусть даже дорогие, боеприпасы к ним и разного рода «травматики». Гораздо больше меня заинтересовала дверь в глубине комнаты, запертая на четыре замка. Интересненько…

Один из замков на второй двери оказался с «прибабахом», пришлось повозиться, но дело того стоило. Внутри обнаружилось три больших металлических ящика с навесными замками. Открыв первый из них, я присвистнул и выругался. Что называется, съездил в Тулу со своим самоваром. Стоило переться через всю Москву со стволами, когда их здесь навалом, полный ящик «калашей». Вскрыл второй ящик – два ручных пулемета, гранатомет и несколько пистолетов «ТТ». В третьем оказались цинки с патронами и гранаты. Как говорится, картина маслом. Определенно, таким ребятам, как Юра Босоногов, враги без надобности, они сами себе враги.

Однако пора было уже и честь знать, загостился я что-то. Тем более что согласно расписанию в комнате видеонаблюдения, охране уже десять минут, как пора было выходить на связь с офисом и докладывать, что все у них в полном порядке.

Для начала я заблокировал замки на распахнутой двери, ведущей во вторую комнату, а потом начал отходить. По пути я, подобно сеятелю на поле, разбрасывал вокруг себя боевое оружие, хранящееся на складе и принесенное с собой. Положив ручной пулемет и пару гранат у выхода из магазина, я отпер дверь, с удовлетворением заметив, как замигала лампочка на пульте.

Сделав небольшой крюк, я пробежал дворами и вышел к киоску с надписью «Чай. Кофе. Пицца. Слойки». Постучал в стекло раз, другой, пока засевшая внутри очкастая девица не отложила в сторону книгу с изображением двух зацепившихся друг за друга языками красномордых особей и таблетки в виде буквы «е» в месте их сплетения. «Ирвин Уэлш», прочел я, – «Экстази». Девица открыла окошечко и пододвинулась поближе, давая возможность полюбоваться пирсингом на ее лице, включая колечко в носу.

– Добрый вечер, – со всей возможной вежливостью обратился я. – Будьте добры, кофе и слойку с мясом.

– Слойки и пицца закончились, – сказала она басом. – А кофе брать не советую.

– Почему?

– Говно, – лаконично ответило милое создание.

– Тогда чаю, чай-то у вас, нормальный?

– По крайней мере, не отравитесь. С вас десять рублей, – приняла деньги, подала мне пластиковый стаканчик с пакетиком внутри. Захлопнула окошко и, начисто потеряв ко мне интерес, вернулась к чтению.

Примостившись у одного из двух столиков возле киоска, я отпил дрянного чаю и начал ждать.

А вот и они. Две милицейские «канарейки» с надписью «ВНЕВЕДОМСТВЕННАЯ ОХРАНА» по бортам, подскочив к входу в «Вильгельм Телль», с визгом из-под колес затормозили у дверей. Группа в серых бушлатах с автоматами наперевес ломанулась внутрь. Вот и славненько, яркое событие номер один, вернее, номер два, если считать таковым угон господина Парамонова, состоялось. Больше мне здесь делать нечего.

Возвратившись на проспект Мира в скромную «двушку» на шестом этаже, я первым делом проверил, как себя чувствует мой гость, хотя об этом можно было и не беспокоиться. Чудовищной силы храп ударил мне в уши, как только я вошел в прихожую. Парамонов, лежа на спине, издавал чудные звуки, от которых ходили ходуном стены, и раскачивалась люстра на потолке.

Поужинав, а заодно и пообедав разогретой в микроволновке пиццей, я не торопясь выкурил сигаретку, собрался было сделать несколько телефонных звонков, но решил перенести это на завтра. Устал я что-то, набегался за день. Все-таки уже не мальчик. Пройдя в свободную комнату, установил будильник на половину пятого, быстренько разделся и рухнул на кровать. Закрыл глаза, и… Пришлось вставать и идти в соседнюю комнату, переворачивать на бок храпящего. Храп стих. Не успел я прилечь, как он возобновился с новой силой. Постаравшись успокоиться, я уткнулся головой в подушку, закрыл глаза и приказал себе заснуть.

Часть третья

Таджикистан, Гиссарская зона. Май 1990 года.

– Поздно мы с то-о-б-о-о-ой поняли! – проорал, как резаный, странный человек, подняв к свету разбитую в кровь небритую физиономию… – Что вдвоем вдвойне-е-е веселей! – продолжил он, демонстрируя кому-то наверху два пальца… – Даже проплыва-а-ать по небу! – изобразил руками движение крыльев… – А не то, что жить на земле-е-е!!! – закончил, широко разведя руки вверх и в стороны, будто собираясь обнять вселенную.

…Его затащили в дом и бросили на колени посреди комнаты на земляной пол.

– Кто такой, говори!

– Послушайте, – пленник попытался встать с колен, но, получив по затылку от стоящего за спиной здоровяка в камуфляже, упал на пол лицом вниз.

– Я знаю, ты из КГБ!

– Уверяю вас, это какая-то ошибка, – лежащий на полу поднял голову и повернулся залитым кровью лицом к человеку на возвышении в центре ковра. – Я корреспондент «Демократической газеты», меня прислали взять у вас…

– Чего ты хочешь взять? – второй здоровяк в стеганом халате и чалме пнул лежащего ногой с такой силой, что тот отлетел к стене.

– Не надо меня бить, ну пожалуйста, – рыдал пленник, прижавшись к стене и размазывая кровь по испуганному лицу, украшенному модной «трехдневной» щетиной. – Меня послали побеседовать с уважаемым человеком, Мухаммадназаром Гадобоевым. Я его третий день разыскиваю.

– Уже нашел, – сказал сидящий на ковре и засмеялся. Вслед за ним захохотали все присутствующие, включая двоих охранников. В те времена в Средней Азии еще неплохо понимали русский язык.

– Наша газета хочет написать о вас большую статью, как вы сражаетесь за свободу и независимость своего народа.

– Какой-такое, сражаюсь, я ни с кем не сражаюсь. У нас мирный кишлак, правда? – все присутствующие в комнате согласно закивали головами, мирный, дескать, очень мирный. – Назови свое имя.

– Семен, Марус Семен Григорьевич, – бородач в камуфляже подошел к главарю и положил перед ним на ковер небольшой полотняный мешок. Тот запустил в него руку и достал паспорт и небольшую прямоугольную книжицу в коричневом кожаном переплете.

– Это мои документы, видите… – обрадовался пленный, по глубокой наивности полагающий, что сейчас же все прояснится и его освободят.

– У КГБ много документов, я знаю… – до того как стать светочем ислама и отцом нации в радиусе ста километров, Мухаммадназар Гадобоев неоднократно попадал в милицию за пьянки и дебош в общежитии душанбинского сельскохозяйственного техникума, студентом которого некоторое время числился. Поэтому он не без основания считал себя большим знатоком, просто-таки экспертом по спецслужбам. – Меня не обманешь.

– Вы можете проверить. Позвоните в редакцию, там меня все знают.

– Не бойся, проверю… – важно изрек главарь. До ближайшего телефона можно было добраться за какие-то сорок минут на вертолете или за трое суток на осле, но пленному знать об этом не полагалось. – Ты знаешь, что я с тобой сделаю, если ты соврал?

– Клянусь, я сказал правду!

Тем временем Гадобоев достал из мешка все, что там было, и разложил перед собой на ковре: паспорт, редакционное удостоверение, какие-то бумаги, два фотоаппарата, портативный магнитофон, блокнот, ручку, расческу, свитер и носовой платок.

– Это все?

– Еще бумажник был и часы, – наябедничал пленный.

– Встань, – скомандовал главарь и что-то коротко приказал на родном языке. Здоровяк в национальной одежде кивнул и вышел. Очень скоро вернулся, вытирая окровавленный кулак о полу халата, выложил на ковер довольно пухлый бумажник и часы с металлическим браслетом.

– Это твое?

– Мое! – радостно воскликнул пленник, шагнул вперед и протянул руку, собираясь вернуть себе свое. Сзади раздалось сдержанное рычание, и он в испуге замер.

– Уже поздно, – заявил Гадобоев, посмотрев на украшающие его волосатое запястье часы, еще совсем недавно принадлежавшие журналисту. – Тебе надо отдохнуть. Сейчас тебя отведут в гостиницу, – добавил что-то на родном языке, и продолжил под общий хохот – Мы очень добрые люди, и у нас всегда много гостей. Для них даже две гостиницы построили. В большой сейчас слишком много людей, поэтому ты пойдешь в маленькую. Сейчас мы будем кушать, а завтра с утра еще поговорим.

– Большое вам спасибо, уважаемый, – приложил ладонь к сердцу пленник и застыл в неловком поклоне, казалось, совсем не сознавая, в какое же дерьмо он влип. Типичный комнатный московский мужчинка в недавно еще щегольском «костюме плантатора», светлых полотняных брючатах и того же цвета рубашке навыпуск – белый пушистый кролик, исключительно по собственной дурости затесавшийся в компанию волков. – Могу я попросить немного воды? – жалобно проговорил он. – Очень пить хочется.

– Потерпи немного, – отмахнулся от него, как от мухи, главарь. – В гостинице плов будешь кушать, чай пить. Иди! – здоровяк в халате, как котенка, сгреб пленника за шиворот и потащил наружу.

Его проволокли через двор и подвели к странному строению. Стены из саманного кирпича, хилая крыша, покрытая вязанками травы, висящая на одной петле хилая дверца.

– Что это? – вскричал пленник. – Куда вы меня ведете?

– Уже привели, дорогой, – ласково отвечал конвоир, пинком ноги загоняя его вовнутрь. – Принимайте гостя, – сказал он двоим звероватого вида субъектам и удалился.

С трудом удержавшись на ногах, пленник остановился посреди помещения, с любопытством оглядываясь по сторонам. Два потертых коврика на земляном полу, деревянная лестница у стены. Круглое отверстие в полу с открытой металлической крышкой. Устойчивый запах анаши. Все.

Один из охранников достал ключ и отпер внутреннюю решетчатую крышку, второй поднес лестницу и опустил ее вниз.

– Залезай давай, – приказал он, хихикая.

– Не надо! – заорал пленник. – Я темноты боюсь!

– Не бойся, – засмеялся другой. – Темнота – друг молодежи… – и подтолкнул упирающегося пленника в сторону ямы.

– Я кричать буду! – заявил он, начиная спуск в темень и смрад.

– Кричи на здоровье – захихикали тюремщики.

Его голова исчезла, а потом опять появилась на поверхности.

– А можно, я буду петь?

– Пой, а мы слушать будем. Хорошо петь будешь, ночью наверх поднимем, покушать дадим, любить тебя будем.

Он спустился вниз, лестницу вытянули наверх, решетчатую крышку опустили и заперли на замок. Внутри ямы стояла жуткая вонь, под ногами шуршала сухая трава. Подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и попытался осмотреться по сторонам. Провел рукой по гладкой прохладной стене. Вот он, оказывается, какой, зиндан, визитная карточка Востока, тюрьма, из которой не сбежать.

Зашуршала трава, к пленнику из темноты вышел здоровенный лысый бородач в рваном халате.

– Грязный кяфир, – прошипел он, протягивая скрюченные пальцы к его горлу. – Убью!

Смрадный воздух восточной тюрьмы непонятно почему благотворно повлиял на московского журналиста. Он не стал визжать и звать на помощь, вместо этого сделал шажок навстречу нападающему и закатал ему кулаком в лоб. Поддел с левой в печень и добавил правой в челюсть. Глаза бородача закатились, затем сошлись на конус к переносице, и он грузно осел на пол.

– Вы хотели песен, – тихонько, себе под нос произнес пленник, – их есть у меня… – встав так, чтобы его освещала полоска света из отверстия под потолком, он прокашлялся и манерным голосом провинциального конферансье произнес: «Дорогие друзья! Позвольте открыть наш концерт в пользу арестованных и их семейств этой лирической песней…» Задрал голову и заорал как кастрируемый ишак.

Закончил петь, замер, наклонив голову в ожидании бури оваций.

– Молодец, еще давай! – восторженно проорали сверху охранники. Они только что выкурили еще одну папиросу с травкой на двоих, а потому жизнь казалась им необычайно прекрасной.

– Для вышестоящих товарищей исполняется! – он набрал полную грудь воздуха и затянул:

Веселей, ребята!

Выпало нам

Строить путь железный, а короче – БАМ!

Сидящий на полу бородач, убрал руки от головы и хриплым голосом произнес:

– Ты очень плохо поешь!

– А ты еще не видел, как я танцую, – ответил самодеятельный исполнитель, сам себе аплодируя.

– Не надо БАМ, «Учкудук» давай! – донеслось сверху.

– Запросто, – не стал спорить певец и заорал так, что задрожали стены зиндана:

Учкуду-у-у-ук, три колодца!

– Дальше я слов не знаю, – честно сознался он и предложил. – Давайте лучше эту:

Белый аист летит, над белесым Полесьем летит…

Представьте себе тихий весенний вечер в Средней Азии. Небольшой кишлак у подножья древних гор, освещаемый заходящим за эти самые горы солнышком, несколько десятков глинобитных домиков за дувалами, арычок с мутной водицей вдоль пыльной дороги и… жуткий рев, перекрывающий вой собак во дворах:

Молодость моя, Белоруссия!

Песни партизан, сосны да туман.

Песни партизан, алая заря,

Молодость моя, Белоруссия-я-я!!!

Такие вот байки из склепа, извините, песни из зиндана. Сюрреализм с дурдомом в одном флаконе.

– Хватит! – донеслось через некоторое время сверху. – Замолчи!

– Последняя песня, – взмолился уже изрядно охрипший, но не растерявший творческого запала исполнитель. – Про всех нас. Называется «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Клянусь, вам понравится.

– Сейчас гранату брошу, – пригрозили сверху и захлопнули внешнюю металлическую крышку. Щелкнул запираемый замок, стало совсем темно.

– Концерт закончен, – просипел он, собрал наощупь кучку травы и сел, вслушиваясь в темноту. Рядом с ним угрожающе проворчал что-то бородач и замолк. Где-то в углу кто-то приглушенно рассмеялся и зашуршал травой. Он достал из одного носка заныканную там пачку сигарет, из другого зажигалку. Закурил и стал ждать непонятно чего.

Стало прохладно, он встал на ноги и, помахав руками и несколько раз присев, начал остервенело чесаться: трава на полу просто-таки кишела какими-то мелкими, но очень кусачими насекомыми.

– Только этого не хватало, – хрипло выматерившись, он опять сел и достал сигарету.

– Эй, русский, – бородач придвинулся поближе, – дай курить.

– А ты что дашь? – деловито поинтересовался тот.

– Одеяло на ночь, а ты мне десять сигарет.

– Столько у меня нет, – схитрил он. – Одну сигарету.

– Пять.

– Две, учти, больше не дам.

– Три сигареты.

– Ладно.

– Хоп, договорились.

Накинув на себя грязную вонючую тряпку, которая здесь, в зиндане, сошла за одеяло, он затих и даже стал посапывать. Услышав приближающийся шорох, не меняя позы, резко выбросил на звук кулак. Попал.

– Исчезни во мраке, душман, – тихо сказал он. – В другой раз просто голову оторву.

Обиженно бурча что-то себе под нос, бородач отполз подальше. Наступила тишина.

Люк в яму открылся неожиданно даже для него, вот уже который час ожидавшего нечто подобное. Луч фонарика упал ему на лицо, он заморгал, отворачиваясь.

– Ты как, Шаляпин? – тихонько донеслось сверху.

– Блохи заели, – вполголоса пожаловался он, поднимаясь на ноги. – Фонарь давай.

Луч фонаря пробежался по углам. Оказывается, кроме него здесь было еще двое: отвернувшийся к стене, прикидывающийся крепко спящим давешний бородач и молодой парень в отдалении.

– Подойди. – Тот встал на ноги, неуверенно ступая, приблизился и остановился, так, что его можно было разглядеть. Высокий, светловолосый и светлоглазый, чертами лица больше похожий на скандинава, чем на таджика. Он, точно он, паролей и отзывов не понадобилось.

– Ты так похож на брата, Равшон… – голос у говорящего вдруг дрогнул.

– Кто вы? – спросил парень, моргая от бьющего в глаза света.

– Потом поговорим, – появившийся в яме очень высокий боец в песочного цвета камуфляже слегка подтолкнул его к лестнице.

– А я? – бородач, о котором все забыли, вдруг вскочил на ноги и ломанулся на выход.

– А ты назначаешься старшим камеры, – боец уронил несостоявшегося беглеца на землю и пресек попытку закричать резким ударом. Быстренько спеленал его и заткнул рот обрывком тряпки, служившей ранее одеялом. – Ходу, ребята, у них через час десять смена караула.

Трое выбрались наружу и заспешили прочь. По мере движения к ним присоединялись еще трое, появившихся внезапно, как будто возникших из темноты, потом еще один и еще трое. В дикой спешке собранная Центром с бору по сосенке группа спецназа под командованием подполковника Новикова, позывной Сова, плюс двое из зиндана, начала подъем в горы. До выхода на площадку, откуда их должен был забрать вертолет, предстояло топать около пяти километров. Равшон Саибназаров сам идти не мог, его уложили на носилки.

– Рысью! – скомандовал командир, и они двинулись гуськом, один за другим, с носилками в середине колонны, которые бодро тащили два здоровяка, Лось и Рыжий.

В вертушке, следующей в Душанбе, двое недавних узников сидели рядом, время от времени, яростно почесываясь, остальные восемь бойцов, понятно почему, старались держаться от них подальше.

– Что грустишь, Равшон? – поинтересовался лжежурналист у недавнего сокамерника. Парень, действительно, выглядел хреновато. – Может, болит где? Скажи, у нас тут свой врач есть, – указал на высокого бойца, который спускался за ними в яму.

Действительно, майор Бацунин, позывной Доктор, до того как прийти в спецназ, с успехом обучался в военно-медицинской академии в Ленинграде.

– Здесь болит, – паренек ткнул пальцем себе в грудь. – Понимаешь, я задание провалил, до сих пор не возьму в толк, как они поняли… – три дня назад он приехал в этот кишлак, где был принят с почетом, как полномочный представитель самого Бободжона Умарова, одного из лидеров борющегося против имперского диктата Таджикистана. Местный царек Мухаммадназар Гадобоев почтительно ловил каждое сказанное ему слово, остальная шушера рангом помельче просто стелилась перед молодым, но уже очень высоко взлетевшим «помири» (памирцем). Он провел совещание с главарем и его приближенными, отужинал, после чего был препровожден в лучшие покои для отдыха. А утром его неожиданно схватили, зверски избили и бросили в яму, где он провел два дня и две ночи в ожидании неминуемой смерти.

– Никто ничего не понял, Равшон… – тот приобнял его за плечи. – Тебя просто сдали.

– Как сдали? Кто сдал?

– А кто был твоей связью в Душанбе? – достал пачку сигарет и протянул ему. Равшон прикурил и, жадно затягиваясь, за несколько секунд выкурил ее до фильтра. Парень, оказывается, все это время мучался без курева, а попросить не позволяло воспитание…

– Джума? – от удивления у него полезли на лоб глаза.

– А кто еще? – совместная операция Главного разведывательного управления и КГБ по внедрению в ряды сепаратистов Равшона, якобы вернувшегося в Таджикистан из США, была спланирована в Москве. Кто он такой на самом деле, в Душанбе знал только один человек, подполковник местного КГБ, Джума Бобоев, сын члена ЦК республиканской компартии.

– Они захватили Джуму? Он жив? – спросил бедный, наивный мальчик.

– Живее всех живых, позавчера получил повышение, теперь он начальник отдела.

– Значит…

– Значит, – подтвердил собеседник, протягивая ему следующую сигарету. Парню просто повезло, причем дважды. Первый раз, когда забил тревогу приглядывающий за Джумой человечек, второй – когда Москва, хоть и со скрипом, но дала добро на его спасение. – Успокойся, теперь у тебя все будет хорошо.

– А вы, правда, знали моего брата?

– Мы вместе служили в Афгане, – и добавил после паузы: – Алишер был отличным мужиком.

Новиков со своим замом Бацуниным передвинулись поближе к бывшим узникам, оставаясь, тем не менее, на некотором удалении от них.

– Ты как, друг? – поинтересовался Новиков. Паренек молча кивнул в ответ. Понимая его состояние, Сова в душу лезть не стал и, повернувшись ко второму, восторженно прокричал: – Орал ты, Влад, как потерпевший, так, что за десять верст слышно было.

– Я – такой… – потупился смущенный заслуженной похвалой исполнитель.

– Не хуже, чем Котов, – добавил Бацунин.

– Тот, который…

– Он самый, – именно Бацунин при планировании операции предложил исполнить несколько песен из ямы, чтобы точнее навести группу на зиндан с Саибназаровым, вспомнив, как это неплохо получилось у одного оперативника из ГРУ в Юго-Восточной Азии. Правда, тот горланил в джунглях и исполнял только одну песню. – Такой же певец из погорелого театра. Надо будет тебя с ним при случае познакомить. Вместе споете.

– Только не это! – в непритворном ужасе воскликнул Новиков.

Вертолет завис над бетонкой военного аэродрома Душанбе. Вылет в Москву предстоял через час с копейками, еще можно было попытаться раздобыть где-нибудь водки…

Через три месяца после этого Юрий Новиков, позывной Сова, уедет в Южную Америку обучать диверсионному делу повстанцев и огребет там кучу приключений.

В девяносто первом году Лось и Рыжий погибнут в Африке, а Бацунин лишится левой руки.

В девяносто пятом году тюремного барда Владислава познакомят с его коллегой по певческому цеху Котовым, они выпьют и даже разок споют вдвоем под дружный свист и улюлюканье присутствующих. «Чая вдвоем» из них, увы, не получилось.

В две тысячи четвертом году состоится очередное совместное заседание силовых структур стран СНГ по вопросам борьбы с международным терроризмом и незаконным оборотом наркотиков. Все пять часов, пока оно будет длиться, представляющий Республику Таджикистан генерал-лейтенант Бобоев просидит на жопе очень ровно, опустив глазки вниз, чтобы даже ненароком не столкнуться взглядом с подполковником ФСБ Саибназаровым из российской делегации.

А в две тысячи шестом году отдел под руководством теперь уже полковника ФСБ Саибназарова не только предотвратит крупную поставку афганского героина в Россию, но и вскроет весь маршрут прохождения дури, или почти весь, и выявит некоторых должностных лиц, причастных к этому. В результате проведенной работы полковник Р.А.Саибназаров будет награжден почетной грамотой директора ФСБ, а генерал-лейтенант Бобоев, принимавший самое активное участие в крышевании наркотрафика, решением военного трибунала будет приговорен к высшей мере наказания. Верховный суд Республики Таджикистан оставит приговор без изменения.

Владислав после того случая с песнями станет с поражающей регулярностью получать по физиономии практически на каждой проводимой им операции.

Но никто из них тогда ни о чем таком еще не догадывался…

Глава 35

– А ты что здесь делаешь, Санек? – багрово-красный от душившей его злости Босоногов, пнув ногой оказавшийся на пути стул, прошел на свое место и сел за стол.

– Тебя поджидаю. У нас, если ты не забыл, час назад встреча с одними людишками намечалась.

– Да? – Босоногов извлек из ящика стола четырехугольную бутылку виски, наполнил стакан и употребил залпом. – Точно, что-то такое планировалось. Вот, блин…

– Что-то случилось? – полюбопытствовал Дивотченко, пуская в потолок колечки дыма.

– С чего ты решил?

– Вид у тебя, Юрочка, как будто только что из парилки.

– А может, я как раз оттуда?

– Хренушки… – Дивотченко с хрустом потянулся. – Ты только что из ментовки, и я не могу взять в толк, почему ты до сих пор на свободе.

– Уже разнюхал?

– Фи, как грубо, – рассмеялся тот. – Просто есть еще на свете добрые люди. Позвонили, рассказали.

– Ну, и что же тебе рассказали?

– Что рассказали? Что у тебя полный магазин стволов, причем явно не охотничьих.

– Это подстава! Стволы мне подбросили.

– Я почему-то так сразу и подумал. Двадцать семь автоматов Калашникова, три «ручняка»…

– Два!

– Бога ради, извини. Два ручных пулемета, гранатомет, пистолеты, патроны, гранаты. Я ничего не забыл?

Босоногов, наливая себе еще виски, что-то пробурчал в ответ.

– И кто же это так тебя классно подставил, а? Тысяч на двадцать зеленью получилось, если не больше. Ты хочешь сказать, что неизвестный доброжелатель взял и приволок в твою лавку целую фуру оружия?

– Скажешь тоже, фуру.

– Прошу прощения, целую «газель». Кстати, а почему тебя все-таки не закрыли?

– Заяву написал, что был не в курсе, и бабок отвалил.

– Много?

– Даже не спрашивай. Ладно, проехали, давай о делах. Где Коля? – Дивотченко и сам не мог взять в толк, куда делся третий компаньон. Обычно педантичный до крайности, он не только не приехал в оговоренное время в офис, но и не вышел на связь. Все попытки разыскать его по домашнему номеру или по многочисленным «трубкам» ни к чему не привели: дома к телефону никто не подходил, а на звонки по мобильным милый женский голос сообщал о «временной недоступности абонента». Как выяснилось позже, отсутствие Парамонова серьезно повлияло на развитие событий. Будь он в этот день на рабочем месте, то наверняка смог бы сложить в уме два и два, и все могло бы пойти совсем по другому сценарию…

– А зачем тебе Коля? Ты у нас и так самый умный.

– Хорош доставать!

– Доставать? Тебя? Да это ты уже всех достал, дебил!

– Что ты сказал? – вкрадчиво спросил тот, вставая на ноги.

– То, что из-за тебя мы все и спалимся. Не забыл, придурок, чем мы на хлеб зарабатываем? – заорал компаньон, вскочив на ноги.

– Придурок, говоришь… – перегнувшись через стол, Босоногов, на первый взгляд, несильно, как кошка лапкой, ударил Дивотченко основанием ладони по физиономии. Этого, впрочем, оказалось вполне достаточно, чтобы тот отлетел на пару метров, ударился о стену и сполз по ней на пол. Он не торопясь обошел стол и направился к сидящему на полу. Не доходя пары шагов, занес ногу для удара и замер, увидав в руке сидящего пистолет. – Ты чего?

– Ничего особенного, – ответил тот. – Еще шаг, и я тебе яйца отстрелю, – сплюнул на пол кровью и поморщился.

– Что теперь? – поинтересовался Босоногов, постепенно успокаиваясь.

– Что теперь? Теперь ты идешь и садишься за стол вон там, – и показал стволом, где конкретно. – Руки держишь на виду и не дергаешься. Понял?

– Да понял я, понял, – прошел и сел, где было сказано. – Слушай, Саня, я, конечно, немного погорячился, но и ты…

– Слушать будешь ты. Я пошел работать, у нас, к твоему сведению, дел до хрена. Когда приедет Коля, соберемся и решим, как нам всем троим жить дальше, а до тех пор… В общем, если приблизишься ко мне ближе, чем на пять метров, получишь пулю. Все ясно?

– Ах, ты так…

– Именно, так.

– А не пожалеешь потом?

– Давно жалею, – злобно бросил тот, выходя из кабинета, – что с тобой, с козлом, связался.

Глава 36

Темно-синяя «Нива» с тонированными стеклами остановилась у входа в супермаркет «Столичный». Четверо вооруженных «Сайгами» охранников в камуфляжной униформе вышли из нее, трое двинулись к входным дверям, один остался у машины.

– Клиенты прибыли, – сидящий впереди рядом с водителем мужчина натянул на голову черную вязаную шапочку с подвернутыми краями, двое других сзади последовали его примеру. – Оружие! – синхронно лязгнули передергиваемые затворы пистолетов с глушителями, «Стечкина», «Макарова» и «ТТ».

– С богом! – трое вышли из машины, невзрачной серенькой «девятки» с тонированными стеклами и, обогнув газетный киоск, направились к супермаркету. Самый младший из них, вертлявый парнишка чуть старше двадцати, принялся нервно насвистывать, немилосердно при этом фальшивя.

– Цыц! – скомандовал старший, по-волчьи настороженно осматривая место будущей работы и людей. На первый взгляд, вроде ничего и никого бросающегося в глаза. Трое изрядно нетрезвых джентльменов бомжового вида у входа в отдельно расположенный винный отдел напряженно подсчитывают наличность, регулярно спрашивая у проходящих мимо «сколько не жалко» мелочи. Две молодые мамаши с колясками «зацепились языками» и что-то обсуждают чуть в стороне от ведущей к входным дверям лестницы. Мужик в пижонской дубленке с букетом цветов ходит взад-вперед по площадке рядом, время от времени поглядывая на часы. Невысокого роста, далеко не богатырского сложения, сутуловатый, типичный «ботаник» по виду. Парень с девчонкой на площадке перед входной дверью, оба длинноволосые, в кожаных куртках и брюках, пьют пиво из бутылок, курят и орут что-то.

– По местам, – скомандовал старший, и трое, расходясь в стороны, направились каждый к отведенной для него позиции. Молодой парень затормозил возле «Нивы» инкассаторов, достал телефон и начал делать вид, что кому-то названивает. Второй остановился у подножья лестницы, неподалеку от ожидающего кого-то «ботаника» в дубленке. Постоял немного, потом поднялся на несколько ступеней. Старший поднялся по лестнице и, притормозив у дверей в супермаркет, закурил.