Текст книги "Выбирая будущее"

Автор книги: Александр Сорокин

Жанр:

Роман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Помимо запросов центра, в анализатор лез неявный волновой шум. Впереди из подлеска вышли наши, и, приветливо махая, быстро приближались. Не верь никому. Я включил определитель небытия, мгновенно установивший, что это засада. Не успел я вернуться в капсулу, как удар из базуки разрушил вэн Юры. Метнувшись назад, я вытащил его из горящей, шипящей выходящим газом машины. Поволок в противоположную от леса сторону. Солдаты небытия открыли безжалостный и бесполезный огонь. Я волок Юру, сохраняя дым и пламя горевшего фалькона меж собой и врагами. Боковые клешни Юры разбиты напрочь. Экзоскелет сильно поврежден – передаю на базу, заказывая поддержку своих.

Мы сворачиваем к действующему стадиону. Скатываемся по запускному пандусу к гоночной трассе. Мимо нас несутся соревнующиеся болиды. “Старшая Эдда” едва не сбивает нас

отливным светящимся боком. Толпа на переполненных трибунах свистит, визжит, улюлюкает, словно мирное время. Им все одно. Чувство реальности утеряно. Виртуальное и реально переплелись неотделимо. Нет понятия утраты и смерти, одни – крикливые суматошные сублимированные удовольствия.

Вдоль беснующихся трибун и безучастных стражей, я пронес Юру к выходу. Под аркой меня окликнули. Развернувшись, я столкнулся с Ю и У, и Линдой Майер, в которой без труда опознал Милу. В беготне я скинул Юркин и свой жилеты, и теперь без датчиков, ошибочно принял трансвеститов и Линду за своих. Я не скрывал радость, свалив Юру с плеч под ноги. Линда, Ю и У стояли спиной к арене, за ними светящимся потоком проносились пышущие жаром монады. Ни победителя, ни побежденного. Тотализатор объявит накопления по завершению соревнований. Чему сострадала шумная толпа? Я наклонился к уху Линды (Милы): ты за кого? Мы адепты небытия. Более того, близнецы – сопредседатели местного гау, – ответила она за всех. Что ж, разум выбирает успешнейшего. Так случилось с Америкой? С какой Америкой? – Юра раскрыл глаза. Существовал такой остров в зыбкие стародавние времена. Где он стоял? В Атлантическом океане. Большой. Африка? Нет, Америка. Такой же большой остров как Африка. Люди тогда жили на островах, а не на планетах. Долго держала гегемонию Америка. Как водилось на Земле, двенадцать веков. Век, это сколько? Три тогдашних репродуктивных поколения. Тридцать шесть поколений гегемонии – долго. Или коротко. Знание как воспоминание вытаскивает имена прежних государств. Никарагуа, Южный Судан. Микронезия, Самоа. Какие еще? Все забыты, кроме Америки. Америка – это правильное название. Абсолютно – атлантический остров Америка, гегемон. Афроамериканцы… Мальчики, ничего, что мы здесь стоим. Не мешаем беседе?.. Я покосился на Линду Майер, и нас повели в плен. Подогнали дракон суперджет, погрузили на самокатных носилках Юру. Я сел внутри кареты рядом. А ведь тебя могла забрать дорожная полиция, – подшучивал я над Юркой. Проститутка была несовершеннолетней. Во сколько же она дочь родила? Во сколько угодно. Ее родители могли позаботиться об одновременном рождении ее и внучки через почкование оплодотворенного яйца. Брось, лет на десять мать и дочь отличались. Лет? Тебе позволяет доисторический счет века, когда мы учились. Приятно, когда современные технологии позволяют выбирать эпоху обучения, мы и воспользовались. Иначе не встретились бы с Юрой, и дружбе не бывать. В салоне материализовался Ю с лекцией о прелестях служения небытию. Главное, что его нет, но победа за ним. Хламида Ю красиво безветренно развевалась, то открывая, то пряча, спрятавшихся в складках У и Линду Майер.

Высоко в горах розовый пылающий, но не сгораемый дворец небытия. Там среди псевдоруин, гротов, башенок, аллей, пиков небоскребов с площадками для геликоптеров служат небытию новые сикофанты и флагеллянты. На расписанной колеснице возят многорукую матерь богов – Кибелу. Подле стоит окуреваемая сивилла, резким звуком трубы возвещая пришествие. Новоподданные оскопляют себя, орошая рельсы ползней кровью. Сикофанты шепчут о дарах ее, филеры с задних рядов шествия подглядывают, успешно ли внушение. Отчаянные смертники бросаются под торчащие урчащие косы. Смерть, смерть, смерть, оду поем тебе.

В иллюминатор я видел торжествующий праздник. Слабые избрали богом сильного и поклонялись ему. Истекающий кровью Юра не понимает происходящего. Я держу его слабую руку. Он не спрашивает ни о женах, ни о детях. Ему кажется, что пришел Иисус. Тут же он забывает, и уже спрашивает, кто Иисус. Колдун, волшебник, парацельс? Мишель Монтень, колдун и ябедник, – улыбаюсь я. Он изобрел стол? А еще, Юра, Иисус изобрел стул. И тебе бы он сейчас явно пригодился, чтобы сохранить остатки биоматериала. У тебя и так в организме белка 6,8 %. Опустишься после реанимации до одного, или из киборга превратишься в робота с вкладышем для искусственных чувств, переживаний, ощущений физического удовольствия. Чтобы поддержать, я ввел выступы своего экзоскелета в Юрины пазы. Он задышал глубже. Так

мне и удалось дотащить его до госпиталя небытия. Еще чуть, и мне пришлось бы спросить Юру, не хочет ли он механического оплодотворения. Злорадная шутка для книги в стол, ну тот, который в представлении Юры, изобрел волхв Иисус.

Меня ввели в палату к Юре. Я уселся меж монитором и капельницей, без интереса разглядывая белые стены. Больше привлекало стекло, за которым в приемный покой ввозили раненых стражей небытия. Кому оторвало одну конечность, кому – другую, кому – голову, кому – значительно повредило панцирь с травмой мягких тканей или органов. На сортировочном пункте работали то ли медики, то ли специально обученные воины, иного ранга, чем те, которых мне пришлось встречать на улице. На них приглушенно сверкали белые панцири. Лица прикрывали низкие каски с забралом. Рассортированных раненых отвозили по коридорам с положенным на грудь номером. Номера начинались от 0 до 9, продолжаясь двумя цифрами, точкой, еще тремя цифрами. Впереди использовались латинские буквы.

Теперь я четко знал, что небытию служат стражи, воины (или медики), ну, и не илоты же – третьими, не по перечислению, шли администраторы. Ю и У, Линда Майер явились в белом. Для ослабевшего зрения Юры они казались пятнами марева, отслоившегося от белых стен. Ю ходил. У сидел на постели Юры. Линда заглядывала ему в глаза, иногда, от скуки и озорства, делая вид, что хочет сесть мне на колени. У игрался переключателем капельницы. И серый раствор то бежал в кровь Юре, то нет. Свежо заученно троица заговорила о прелестях предпочтения небытия бытию. Начали с Большого Взрыва. Будь небытие, ни о каком Большем Взрыве и речи не могло быть. Из ничего родится ничего, а тут сплошные несчастья. Безумный, бессмысленный разлет галактик. Клетки в геоцентрических теплицах. Бактерии, вирусы. Морская слизь. Динозавры как расцвет живого. Падение метеорита. Отсутствие света три года по вине пыли, поднявшейся из-за падения небесного тела. Выжившие малые формы. Возникновение человекоподобных обезьян. Прямохождение. Голод в Африке и миграция в Европу. Неандертальцы, съеденные гомо сапиенс. Очаги зарождения человека в Азии. Миграция. Строительство пещер вне скал – города. Городская жизнь – цивилизация. Недостаток ресурсов – голод. Колониальные, идеологические, торговые, энергетические, статусные, продовольственные и гидровойны. Победа линии Сократа, олицетворенного знания, науки, над религиозными учениями. Киборги, роботы, фьюжен. Современность покорения гелиосистемы. Создание скоростей выше скорости света. Временные петли. Осознание тщеты бытия. Предпочтение небытия как исхода виртуального мира. Гносеология познания небытия.

Мы с Юрой переглянулись. Оба, здоровый и раненый, сожалели, что не успели пройти ТО, а теперь, в связи с пленением, процесс надолго откладывается, разве не переметнемся к небытию. Пройдем ТО у них. Мы не нарушали воинской присяги прежде, но когда-то надо попробовать. Не согласишься – деструктуализируют к Великой Матери. Потом можно объяснить переход в небытие военной хитростью. Де, изначально задумали побег. Это соответствует действительности, насколько мы с Юрой обменивались мыслями. Невербальный контакт считывается, но и близнецы с Линдой сегодня здесь, завтра – там.

Мы обещали подумать, чтобы не пороть горячку. Гомы и Линда ушли, включив экран с фильмами, продолжавшими промывку мозгов в пользу небытия. Юрке медики сменили банку с капельницей. Обновляли лимфу, на очереди – спинной мозг. Отвлекшись манипуляций, я заметил на сортировочном пункте раненую в руку плененную Агриппину. Она выделялась изумрудным скафандром. Откинутое забрало позволяло видеть горящие глаза, золотистую челку, узкий подбородок, выкаченные ботексные губы, размером с малые половые. Я подкатил Юрку к стеклянной стене. Агриппина проходила рутинную процедуру осмотра. Нам оставалось гадать,

как ее угораздило попасть в плен. Юра шутил о падении эндоморфинов в крови Агриппины вследствие депривации. Курнуть амфетаминчика здесь точно сочтут излишним. Рыбу бы на обед дали. И тут мы заметили подходившего к ней седовласого отчима. Он тоже служил небытию. Гриша радостно обняла степпапу.

Если мы пойдем по пути романических побасенок, по выздоровлении Юры бежим небытия, освободив Агриппину, нас, верно, ждет семейный совет, где сурово-правильная Надежда как глава клана возгласит: вы, мужья Гриши, бывший и нынешний, психиатры высшей категории, избавьте мою дочь как – ни будь от амфетаминовой зависимости, танцуйте с ней! И мы затанцуем быстрые и медленны танцы. Какую неформальную волю она над нами взяла. А пока мы обсуждаем будущие гонки. Достаточно ли мы увертливы в бешенном забеге монад. Сильны ли стрекала предоставляемых двигателей. Что станет наградой победителю? Публичный акт с Капгром и Фреголи – так Юрка прозвал Ю и У. У них не встанет. А когда Нерон на римском озере женился на актере, у него встал? В те далекие времена еще неизвестно кто кому подставлялся, император миму, или наоборот. Наперед ведал только Петроний. Под телекамерами у любого встанет, слепого, кривого, неходячего. Бегите, друзья, бегите уловок приключенческого романа. Тут история сказывается навсегда. Одно смущает. Коли все человеки перейдут под инсигнии небытия, что изменится в решении некогда ставившихся, а теперь забытых вопросов. В чем смысл жизни? Пусть вопрос смешон, и кругом изощряются в изобретении удобств и удовольствий, каждый де изобретет, зачем живет во ржи или во лжи, пустота ничто доводит до издевательских коллизий. Бегите, живущие и возрожденные техникой из смерти, в объятья обнуления. Воздастся вам сторицей. Только из ничего и выводится ничего. Не поможет не само – ни живорождение, ни почкование, ни откладывание яиц, ни размножение делением или усиками, формы, испробованные небытием в жесточайшей битве не на жизнь, а на смерть, им спровоцированной в теперешней галактике.

Линда и транссексуалы по-прежнему приходили к нам с лекциями о преимуществах небытия. Я чаще ловил себя на мысли, что Линда нравится мне. Я чувствовал скрытое соперничество Юры. Повернув на подушке голову, он смотрел мимо экрана на ее фигуру – свечку с узкими плечами и бедрами, со сладким промежутком между ляжек, где сверкающий облегающий костюм подчеркивал лоно с четко очерченной прорезью. Рыжие волосы, синие глаза, высокий умный лоб, выпуклые губы рта, впалые тонированные коричневым щеки. Юра впивал ее слова, оставаясь более холодным к посещениям жены (Гриши), тоже приходившей к нам. Она приносила свежие пахнущие весной апельсины из ближайшего плантопарка. Гриша удлинила ноги. Они казались непропорционально длинными в сравнении с короткой грудью и подкаченными пулями дверями. Эстетически я не мог отрицать ее прелестей. В немом поединке сходились брюнетка и рыжая. Синие глаза против карих. Используя линзы, можно и наоборот. Узкий женский подбородок наступал на широкий с игривой ямочкой. Распущенные толстые волосы с аккуратно собранными в хвост тонкими. Порывистая одна, и гибкая, вкрадчивая, продуманно – взвешенная в каждом тихом слове, versus порывистой, честной, импульсивной. Увядающая привлекательность состязалась с подтачиваемой наркозависимостью. Там подтяжка, а здесь серые складки, морщинки чересчур бодрых юности ночей.

На плазменном же экране неперсонифицированное небытие контр виртуализированного изящным аполлонистым блондином с молочными провалами вместо глаз диктатора. Каждый выставлял вроде бы неоспоримые аргументы. А мы, разуверившиеся, раненый и целый, не верили представляемым соперникам, соперницам. Чувства и разум влеклись и противились. Нужно жить, а потому – выбирать между аргументами. Невыносимо, когда ум не умеет без сердца.

Корабль “Сенека” прибыл на космодром. Мы, мечтавшие о ликвидации денег и начале широкомасштабной войны, ранее ограничивавшейся мелкими разрозненными стычками меж противостоящими сторонами, посетили большой антигосударственный храм. Материализуясь из поездной плазмы, мы выкатились в виртуальное пшеничное псевдополе. Здесь парковались катамараны доставки. Служки накинули на нас светлые одежды, провели в лифт. Мы поднялись на высоту 3,500 метров. Прозрачный лифт выскочил из теснин, и нам открылась залитая солнцем заснеженная вершина. Очарование строгой красоты охватило паломников. Невольный вздох восторга вырвался из уст паломников. 200-летняя старушка плакала. Она исполняла мечту жизни. Искусственные клапаны модифицированного сердца не могли биться чаще, но слезные мешки глаз ее наполнились. Она рыдала при виде остроконечного храма в голос. Стены до небес, менявшие цвет в зависимости от настроений смотревшего, от строгого серого до крикливо фиолетового. Башенки и башни. Причудливые арки, устойчиво розовые фрамуги. Разноцветные фонтаны, вдоль стен, направлявшие брызжущие струи, вопреки законам тяготения, вверх и вбок, а не вниз.

Служки подхватили бившуюся в конвульсиях старушку, и потащили внутрь храма. Ее раздевали на ходу. Мы тоже разделись, облачились в световые хитоны. Нас провели к бассейну. Здесь, плавая и ныряя в прозрачной горной воде, мы готовились принятия тайн. Рулетка выбирала достойнейшего. Его умерщвляла мясорубка храма. Нам надлежало приобщиться мяса и крови, молиться под контролем всемилостивейшего, петь гимны, и только потом сподобиться помазания путешествия на Землю – 1. Несмотря на освоение галактики, ресурсы росли медленнее народонаселения, и нам с Юрой предстояло участвовать в прореживания населения. Благородная задача избранных. Мы не боялись, обладая IQ 120. Выявить меньших разумом обитателей, устаревшие машины, нежизнеспособных киборгов, проредить до сбалансированного выносимого ресурсами количества, вот чем нам предстояло заняться на Земле.

С лучеметами подмышкой мы брели средь городских руин. Вон там когда-то работали люди. Разрушенные крыши цехов свисали среди коррозии балок, ферм и перегородок. А здесь на берегу успокоившегося моря стояли пещеры зданий. Марина лизала плато причала, где уткнулись карие лодки и катера. Кисло верещал сгнивший парус. Под неясным ветром крутилась рукоятка от ржавого троса к покореженной мачте. Еще дальше в свете красного карлика гнила казавшаяся бесконечной свалка. Одинокая фигура диггера согнулась над зловонной ямой. Как потом мы узнали, старик – кардинал – педофил рыл короткой штыковой лопатой, надеясь разыскать продуктовые остатки, останки животного, труп человека. Мы сели с ним у костра. Старик готовил нечто совершенно непрезентабельное в закоптевшем котелке. Сажа со среднюю фалангу безымянного пальца покрывал днище, лоснившееся от огня. Старик помешивал в котле чью-то разложившуюся руку, а мы слушали о его осуждении на 1000 лет за растление несовершеннолетних. Тайком мы пытались вглядеться в его потерявшие цвет глаза, чтобы понять, почему он этим занимался. Понять не удавалось. Но когда это началось? Когда он служил, или ранее, еще при выборе жизненного занятия. Как он делал это? Онанировал возле крестильной купели. Незаметно сжимал бедра, когда, исполняя обряд, курнал младенцев? Или дело обстояло банальнее, распространеннее, известнее? Непонятное нам излишество, чудная гадость. Старческие сухие руки с ручьями обвисших вен трепетали, когда отставной епископ помешивал невыносимое по консистенции и запаху варево. Кисть от костей предплечья старик отдавил рукояткой половника; ухватил за отросшие ногти и небрежно отбросил вдаль. Если старик, сокрушая младенцев, добивался бессмертия, он достиг ему. Отбывать наказание ему еще лет шестьсот. В назидание живущим судебные власти озаботятся, чтобы старик жил. Мы с Юрой могли бы наметить кардинала первой жертвой сокращения населения увядающей планеты, но

нам не позволят.

Мы отказались от еды, а старик с жадным причмокиванием хлебал бульон, прежде обеззаразив его асептиком, болтавшимся в бутыли на проволочном поясе. Беззубый некогда слащавый рот старик вытер рубищем рясы, рассказав нам причту о корабле, плывшем вдалеке меж островов, о моряках в лунную ночь или вёдро полудня услышавших громогласный зов: “Великий Пан умер!” С этого началось иди этим кончилась вера, превращенная из чувства в работу.

На краях котлована, в глубине которого возле костра мы сидели, Юра заметил группку веселящихся шестилапых киборгов, и сразил их огнем лучемета. Нас тяготило подле старика – ортодокса. В темноте он зажег церковную свечу. Мы объяснили ему преимущество фонариков. Надо уходить. От космического корабля к котловану протянулась светящаяся шеренга двигающихся бойцов.

Бешенная охота на псов – мутантов, когда их ощерившиеся пасти пускают струи напалма, а включенная дефенс – защита не позволяет заметить их вовремя. Они нападают за наносекунду, терзают, рвут, калечат. Удается их оттеснить, но на поле боя – смятые скафандры, налокотники и забрала, баллоны с аммиаком и азотом, а азот и кремний – наша жизнь, исключая белок интимейших органов. Победа или передышка? Кто-то победно крутит собачьи хвосты. Кто-то волочет на память, пряча в укладки теплые парящиеся морды. Неожиданная атака сметает нас.

Злые девочки аутохтонных божеств наваливаются на нас. Мы видим их мнимо приятные, соблазнительные правильностью черт лица, безупречные фигуры прежних стандартов. Их руки метают молнии. Концентрацией энергией они растапливают в болото плато под нами. Мы увязаем по пояс. Подтопленные здания кривятся. В нас летят кирпичи, блоки. От пыли и крошащейся штукатурки не видно ни зги. Я окликаю Юру. Он не отвечает.

Невидимые путы связывают. Нас увозят в плен. На склоне вершины Тянь-Шаня усыпальница Правительницы земель. Злые девочки нескладно поют или воют песнь воскрешения. Плита гробницы, поросшей в колено грибами – опятами, отодвигается. Сказочная возносится из снов. Она в парче и парфянице. Платье поддерживают явившиеся фрейлины. У всех пустые глаза, сморщенные смертью рты, костлявый череп и сохранные юные тела. Богиня превосходит служек ростом, красотой и силой. На ней царская диадема былых времен. Царица смеется и говорит пленным, привязанным к победным колесницам, что ничего нового под луной. Физические законы, как-то гравитация, космостаз, энергия и энтропия, баланс центростремительных и центробежных сил, движение в пространстве и сопутствующее им время, изменение, развитие, рост, расцвет и гибель – смерть повсеместны, оттого зарождение биологических форм жизни катастрофически неизбежно. Везде во Вселенной разумные существа похожи. Неживое, породив живое, неизбежно возвращается к праматерии, самому себе, бытии для себя, по сути, никогда оттуда и не бежав. а потому – роботы и слагающиеся в мыслительное частицы.

Не все потеряно. Нам, плененным предоставляется возможность сохранения самоидентификации. Для этого мы должны посоревноваться со злыми девочками, адептами богини, в соревнованиях колесниц. Это гонки не на жизнь, а на смерть, по сравнению с которыми заезды монад на Земле-2 – детская забава. Нам предоставлен выбор: согласиться или умереть. Девочки станут выбирать сожителей среди уцелевших. Мы с Юрой, как и остальные, понимаем, что подобные браки исключительно виртуально, поскольку анатомическое рассмотрение не позволяет узреть анатомической возможности соития со злыми девочками. Фигуры и лица их безупречны, похожи. Они видятся взаимозаменяемыми человеческими конструкциями с заварными швами лон, грудью и животами без внутренностей.

Богиня – гуманистка, а потому она предоставляет нам срок тренировок, после чего мы выйдем на арену. Земля – 1 против Земли – 2. Осовремененная древность будет биться с современностью без оговорок. Команда усопшей богини с диктатором – другим вектором

прямой демократии. Соревнование демократий, а затем их всегда последняя война, с неминуемо ожидаемым вечным миром, всегда навсегда. И никак иначе: война не на жизнь, а на смерть ради свободы и, понятно, мира. Конечно, не ради ресурсов и территорий? Наши с Юрой предки столь усердно сражались за свободы мира, что, когда иссякли биовоины, нас мимо родительских лон и пенисов собрали уже на кремниевой фабрике. Наша с Юрой свобода – точно, только не нами, осознанная необходимость. Уловка Януса – заказчика и производителя. Зло обычно непобедимо в начале фильмы. Мы жили и умирали без ориентиров, разбираемые на части..

Назад к карточке книги "Выбирая будущее"