Текст книги "Мертвый Пинкертон (СИ)"

Автор книги: Александр Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Не смешно, – оборвала его Полина. – Вот в этом институте и нужно, Данила, тебе провериться.

Данила поджал губы.

– Кстати, – спросил Стефан, – когда ты обзванивала медицинские учреждения, нет ли там Ады Цукерман, ты в НИИ иммунологии звонила?

– Нет, – ответила Полина. – Я звонила в Склифосовского, потом в центральную медсправку…

– Не могло ли ей стать плохо, и она попала туда, где обследовалась, в НИИ иммунологии? – спросил Стефан. – Данила, дай фотографию.

Данила нехотя протянул. Стефан некоторое время задумчиво глядел на неё.

– Когда Полинины отметки за сочинение на экзамене в МГУ объявят?– требовательно спросил Данила.

– Через пару дней, – рассеянно отвечал Стефан. – Где Пинкертон?– закричал он.

– Ой, мы его в "Макдоналдсе" забыли! – Полина побежала к ресторану.

У Данилы зазвонил мобильный телефон.

– Да, я слушаю.

– Это "Пинкертон"?

– Да, да я слушаю.

– Это Софья Абрамовна, сестра Марии Абрамовны… Я тут в квартиру на Гнездяковский убираться пришла и с соседкой разговорилась. Она сказала, что в тот день, как Ада пропала, к ней вроде бы скорая помощь приезжала. Врач такой в белом халате, молодой мужчина, с чемоданчиком из лифта вышел. Она как раз за молоком ходила и увидела…

Данила отошёл от Стефана подальше, отвернулся:

– Номер не запомнила?

– Какой номер?

– Номер скорой помощи, на которой врач приезжал.

– Да –нет… В машине водитель сидел, толстый такой, газету читал.

– А приметы врача?

– Какие там приметы! Молодой, красивый. Соседка совсем слепая. Астигматизм у неё с катарактой. А тут ещё в магазин без очков пошла.

– Спасибо. Я вас, Софья Абрамовна попрошу других соседей опросить, может быть, кто ещё что видел. Всего доброго.

Данила вернулся к Стефану. Полина тащила собаку.

– Кто звонил? – спросил Стефан.

– Отец достаёт. На старости лет решил спортом заняться. Просит, чтобы я в "Спорт-мастер" смотался, коньки ему присмотрел.

     Константин Львович Завгородний умел нравиться. Его крупное лицо дышало уверенность и простотой, глаза смотрели прямо. Грива кудрявых русых волос прикрывала уши и шею. На вид ему было лет тридцать-тридцать пять, хотя на самом деле много меньше. Со Стефаном он договорился встретиться на корте для боулинга в гостинице «Спутник». Константин Львович катал шары и весьма успешно. В счёт выигрыша он распорядился троих охранников накормить пиццей. Стефан катал шарф первый раз в жизни. Проявляя полную неспособность к светской жизни, он ухитрялся сбить одну кеглю или две-три, а то и допустить, что шар вообще вылетал из трека, не поразив мишени. Услышав, что Ада была носительницей СПИДа, Константин Львович не проявил удивления, лицо его не дрогнуло, не сконфузилось. Брошенный им шар снова сбил все кегли.

– Знаете, молодой человек, – Константин Львович был склонен старить себя, разговаривая покровительственным тоном.– Мне так грустно слышать это, ведь Ада, если вам известно работала у меня. А принял я её по просьбе отца, к которому обратилась  Мария Абрамовна. Мой отец и Мария Абрамовна дружат. Как горько сознавать, что дети часто подводят родителей! Копишь, деньги зарабатываешь, а кому всё достанется? Я человек верующий, жене запрещаю делать аборты. У меня четверо детей, но что из них будет, не знаю. Слава Богу, что мальчики. Девочки вообще вызывают грустные мысли. Едешь вечером по Тверской, они выстроились штакетником с двух сторон, а ты думаешь, а ведь это чья-то дочь стоит, чья-то внучка, сестра. Мать, отец, когда рожали их не думали, что они вот так будут стоять, что бы кому-то, любому, кто заплатит, молодому, старому, пьяному или трезвому, киллеру, шофёру или профессору, человеку опрятному или месяцами не мывшемуся, здоровому или больному отсосать за пять-десять-пятнадцать долларов, отсосать за тридцать-пятьдесят-сто. Они сами об этом мечтали, они хотели  такой жизни, на ветру, солнце, в снег и дождь стоять, когда ходили в первый класс, когда у них была школьная униформа, белый передничек, огромные банты, когда мать заплетала им косу, а в классе ждала первая учительница? Затем их учили географии, истории, тем более алгебре с тригонометрией? Не перевод ли это денег, не насмешка ли над здравым смыслом? Зачем им знать где Китай или Австралия, если губы их предназначены только для одного –  сосать у кого угодно, за деньги, тело только надстройка к тому месту, которым трахаться, ноги только чтобы нести то место, которое трахает, едят и пьют они, чтобы иметь силы завтра снова выйти на Тверскую, одеваются –  чтобы выбрали и заплатили именно ей, а не другой. И, что потом, они скроют, что были другими. Заработав денег, накрасятся, прикинутся и где-то сойдут за приличных, встретят принца, от которого сумеют скрыть прежнюю жизнь? Макияж скроет опухшие от бессонных ночей, пьянства и наркотиков лица?  Безразличный взгляд приобретёт осмысленность? Половые органы, потерявшие от контрацептивов прежнюю эластичность, восстановят способность к деторождению?

–  Вы рассуждаете, как врач, – вставил Стефан, опять неудачно бросивший шар. Шар ударился об пол и отскочил, чуть не  убив Пинкертона, привязанного к ножке стола.

– Я люблю медицину. Она ближе всего к правде жизни. Я не согласен с теми, кто полагают, что женщину наиболее полно определяют два слова – мать и блядь. Я думаю, что женщина, прежде всего медсестра. От рождения до смерти она как медсестра ухаживает за нами, вскармливает нас, ублажает и как медсестра закрывает нам глаза… И вот, обратите внимание, девочки, которые занимаются проституцией, сплошь некрасивые. Красивые все прибраны, все замужем, им стоять под дождём и снегом не надо. А какие у них обветренные лица! Я раньше думал, проституцией занимаются красивые, оказалось наоборот. Нет, что не говорите, а девочкам и четырёх классов более чем достаточно. Что деньги переводить! Им всё равно или замуж выходить, или проституцией заниматься, а Софьи Ковалевские, женщины учёные, руководители получаются от неустроенной половой жизни.

– А не находите вы, что замужество – тоже проституция, только для одного постоянного клиента?

– В этом суть женщины…– лицо Константина Львовича помрачнело. – Но когда я узнал, что Ада занимается этим делом, я её выгнал.

– Ада занималась этим?!

– Я узнал её на обочине, когда ехал по Тверской. Самое ужасное, что многим девушкам это нравится. Им нравится то, что они называют " работой", сдача в аренду одного органа, они получают удовольствие. И Ада занималась этим ради порока. Я достаточно платил ей в своей фирме.

– Простите, Константин Львович, а вы сами когда-нибудь пользуетесь услугами проституток?

– Мне это отвратительно!... У меня есть семья, любимая жена Людмила… Разве что , сорвусь…– Константин Львович прыснул со смеха.

Стефан достал фотографию с выколотыми глазами.

– Константин Львович , вы тут никого не узнаёте?

–  Молодой человек, вы, я вижу рьяно взялись за дело…Отчего же не узнаю? Это я, это Ада. Ещё пару-тройку ребят, девчонок  узнаю. Где они, что с ними, не знаю. Как тополиный пух во все стороны разлетелись. Никого даже случайно не встречал.

– И на встречи выпускников не ходили?

– Некогда, да и не знаю, проводятся ли такие в нашей школе.

– Наверняка проводятся.

– Надо узнать, съездить.

– Вы справа от Ады, Константин Львович, стоите, а слева от неё молодой человек, лицо  у него особенно иголкой  изуродовано, кто это?

– А… Не помню. Он у нас, по-моему, только в десятом классе появился. Вертится фамилия. О, а это Коля Бурундуков, он сейчас на бирже играет. Я кстати не выкупал  такую фотографию, я жить и чувствовать спешил, в институт поступить, начать самостоятельную жизнь.

– В МАИ?

– Вы хорошо осведомлены.

– А почему, Константин Львович, глаза на фото выколоты?

– Любила, значит, нас так Ада.

– Но если вы Аду знали, зачем вам потребовалось ходатайство отца, чтобы принять её на работу в свою фирму?

– Это давняя история, – губы Завгороднего чуть дрогнули. – Я одно время увлекался Адой. Она была девушка эффектная…

– Была?

– Не я, вы сказали мне, что она исчезла… У нас был роман, потом всё пропало…– Константин Львович рассказывал неохотно. – У нас с вами, Валерий, был контакт, вы не помните?...

– Нет.

– Вы довольно невнимательны для сыщика. Год назад моя фирма, она тогда называлась" Белый город" билась с "Пинкертоном" за аренду помещения, которое вы сейчас занимаете. Это была бумажная война, но моя фамилия на письмах стояла. Нас тогда в отделе нежилых помещений мэрии оклеветали и помещение под офис  отдали вам, а не нам, – глаза Завгороднего блеснули.

  Стефан стал прощаться. Он отвязал Пинкертона. Охранники кормили его пиццей.

– Я вам на прощание скажу, – словоохотливо болтал Константин Львович,– один арабский халиф, потеряв терпение в попытках искоренить нищих и проституток, велел в одну ночь вывести честных людей за город, ворота закрыть, а город сжечь. Радикальное средство! Нищим сколько не дай всё пропьют опять просить будут, проституткам, сколько не заплати, возьмут, назавтра на том же месте найдёшь. У проституток личности нет, личность превращена в единые половые органы. Лучше б они с собой покончили, лучше их убить, чем допустить так, унижать себя и человеческое достоинство. Они ведут гадкое отвратительное прозябание ради бабок, ради хлеба, булки с маслом. Зачем деньги? Зачем они живут? Поддерживают своё бессмысленное существование, чтобы стоять на обочине? И нищим я некогда не подаю!…

   Стефан вышел на улицу. В ушах его звучал решительный голос Завгороднего.

    С утра в понедельник у Стефана было отвратительное настроение. В воскресение он водил Пинкертона на выставку, и тот оказался сукой. Удар нанесли ниже пояса. Стефан сутки не мог  ни есть, ни пить. Снова и снова он перебирал в голове перипетии ужасного выходного. Как он встал пораньше, разбудил Пинкертона, вымыл его дорогим собачим шампунем, выбрал блох, расчесал и повёз на выставку, положив в хозяйственную сумку, что б тот не выпачкался по дороге. Дорогой Пинкертон скулил и написал в сумку. Но это ещё не портило жизнеутверждающего мироощущения Стефана, тем более ярко светило солнце, и с крыш барабанила весенняя капель. Они долго стояли в  очереди. Пинкертона чуть не загрыз бульдог. Московская сторожевая отдавила ему лапы. Потом они долго ругались с тёткой, притащившей чау-чау, и утверждавшей, что она стояла впереди. И вот столик регистратора, где Стефан уверенно провозглашает Пинкертона кабелём, а щуплый дед-регистратор смеётся ему в лицо, спрашивает, не замечал ли он, что его кабель мочится, не поднимая ногу, а приседая задом, что вообще он, Стефан, понимает в собаках. Стефан стерпел, не сказал ни слова, мученически зарегистрировал Пинкертона сукой и повёл на снаряды. Снова очередь, ругань хозяев и хозяек. Собаки высовывают языки, одна хозяйка падает в обморок. Доходит очередь до Пинкертона. Выясняется, что он не хочет ни прыгать в кольцо, ни ходить по бревну, единственная команда, которую он выполняет блестяще: « Пинкертон, мертв!», отсутствует в позициях соревнований. Стефана с позором изгоняют. Конечно, если бы Пинкертон был голоден, он справился бы с любым самым сложным заданием, но подлая скотина что-то съела ночью, скорее всего, открыла лапой холодильник и вытащила сардельки, которые Стефан забыл запереть наверх в морозилку. С Пинкертоном на поводке Стефан тяжело поплёлся домой. В понедельник он находился в полнейшей прострации, мысли его путались, ничего не грело душу. Когда Данила предложил ему за компанию съездить в НИИ иммунологии проверится на СПИД, он воспринял приглашении е с полным безразличием. Он слабо представлял куда едет и зачем, на некоторое время он забыл, что занимается делом Ады Цукерман. Пока они ехали, Данила жаловался на характер Полины, заставляющей его проверяться, отказывающейся не поглядев анализы выходить за него замуж, повествовал о своей несчастной страсти, что опять сорвался и переспал с Лёликом из «Даров природы», а чист ли в медицинском смысле Лёлик, он не знает.

– Как ты считаешь, Стефан, велики ли шансы, раскрыть дело Ады Цукерман? – спросил Данила.

– Практически никаких, – пессимистично заявил Стефан. – Её мог убрать любой, кого она заразила СПИДом.

Стефан рассказал о своей встречи с Завгородним.

– Странно что Ада занималась проституцией, – удивился Данила, – ей  что, есть было нечего?

– А ты думаешь, проституцией занимаются оттого, что есть нечего?

– Отчего же?

– Оттого что жить хочется ещё лучше… Догадываясь о странном характере Ады, повидав дизайн её квартиры, уже ничему не удивляешься.

Стефан и Данила некоторое время ожидали на кушетке в коридоре.

Мимо них по освещённому люминесцентными лампами коридору сновали в белых халатах врачи и медсестры. Стефан прищуривал глаза, сине-желтый свет полосами лился между ресниц, медработники превращались в белых птиц, сливавшихся с белым кафелем стен. От нечего делать Стефан прошёлся по коридору, заглянул в одну из комнат. Там находилась мертвецкая. Посредине стоял чёрный стол для вскрытия, на кафеле крупными буквами кто-то набрал латинский трафарет: " Здесь мёртвые учат живых".

Врач, который принимал Данилу и Стефана находился в апатичном состоянии. Его равнодушные серые глаза смотрели сквозь толстые стёкла очков куда-то мимо их. Толстые чуть обвисшие, как у хомяка, щёки чуть подрагивали, когда он делал малейшее движение головой, заполняя медицинскую карту.

– Вы что вдвоём пришли? Вообще мы принимаем по одному… -монотонно сказал врач. У него были покатые женские плечи, форма тела округлая, сигарообразная. Стефан тут же мысленно придумал ему кличку " Огурец".

На лбу, подмышках, на ладонях Данилы выступил пот.

– Мы хотим провериться, – пробормотал он.

– Один хочет провериться , а другой группа поддержки?

– Нет, мы оба хотим провериться, – сказал Данила.

Стефан сделал неясное движение бровями. Взгляд врача скользнул по нему. Стефан решил, врач принял их за гомосексуалистов – партнёров.

– Разденьтесь до пояса.

     Врач стал осматривать Данилу и Стефана. Раздел, прослушал, измерил давление, уложил на кушетку, простукал. С сомнением он поглядывал на истощённое тело Стефана, впалый живот, подрагивающий от пульсирующей брюшной аорты, выпирающие ключицы и двенадцать пар рёбер с фиолетовой подкожной сеткой вен.

– Страдаете какими либо хроническими заболеваниями?– спросил врач Стефана.

– Нет.

– Знаете, что у нас анализы платные? – спросил он уже обоих.

– Знаем, – голоса Стефана и Данилы совпали.

– Идите, сдавайте кровь.

Вошла лабораторная медсестра, толстая, неопределённого возраста женщина с рыжей копной волос. Данила сдал кровь первым. Выходя в коридор, он услышал, как врач спросил Стефана:

– Поправиться не пытались?

– Я всегда после обеда лежу.

Воспользовавшись отсутствием Стефана, Данила набрал  на мобильном номер:"Софья Абрамовна? Здравствуйте, это Данила из Агентства…Проверяем…Софья Абрамовна, Ада вела дневник, писала между строчек в книгах. Часть дневника у меня. Не могли бы вы просмотреть её книги, чтобы найти продолжение записей. Спасибо."

По совету Риты, Полина приехала в телецентр до одиннадцати утра. Хмельков приезжал в десять и до одиннадцати был трезвый. Секретарша провела Полину в небольшой модерновый кабинет с чёрными офисными столами и белыми жалюзи на окнах. Кабинет располагался на седьмом этаже ТТЦ. Увидев Полину, хмельков закурил и некоторое время с интересом ее рассматривал. За спиной Хмелькова висел настенный календарь с крупной надписью: « Скрытая камера», так называлась передача, которую он вёл. Полина подробно рассказала об исчезновении Ады, Марии и Софье  Абрамовнах, Завгороднем, спросила, не известно чего-нибудь Хмелькову об обстоятельствах дела. Хмельков не ответил на вопрос. Он встал из-за стола, прошёлся и изучающе посмотрел на Полину со стороны окна, откуда падал рассеянный утренний свет.

– А ведь вам, девушка, – задумчиво сказал он, – в кино надо сниматься…

Полина смутилась. Хмельков присел на корточки, посмотрел на неё чуть снизу:

–Поднимите подбородок, пожалуйста… Нет, не так высоко… Да… Да… Подождите, извините, – указательным и среднем пальцем Хмельков осторожно повернул голову Полины так, что лучи света чётко вырисовывали её профиль. Попав в зрачок, узкий от жалюзи луч ослепил Полину, солнечный протуберанец вспыхнул вокруг её носа. Полина засмеялась. Хмельков удовлетворённо хмыкнул, считая, что расположил девушку к себе.

– …или на телевидении работать, – ещё боле уверенно завершил Хмельков.

– Так что насчёт Ады? – спросила Полина.

– Я знал эту девушку, – равнодушно отвечал Хмельков, присаживаясь на край стола, и небрежно стряхивая сигарету в чёрную пепельницу, подписанную по кругу: " Скрытая камера". – Она некоторое время работала у нас… Ада? – неуверенно произнёс Хмельков, как бы проверял на слух необычное имя.

– Ада, – подтвердила Полина.

Хмельков перебрал пачку кассет на столе:

– Тут даже где-то лежал репортаж… О злоупотреблениях в работе с недвижимостью, – Хмельков нашёл кассету, прочитал наклейку. – Связанно с господином Завгородним, руководителем фирмы " Сити",– Хмельков вставил кассету в видеодвойку. На экране появилось изображение: край сумки, чьи-то руки передающие доллары. – Уклоняются от уплаты налогов, занижают сумму сделки. В договоре на покупку недвижимости указывают одни деньги, а с рук на руки передают другие, больше…

– А если б вы квартиру покупали, вы не поступили бы также?

–Я не сталкивался. Но это не хорошо, а потом могут кинуть. В случае расторжения сделки возвращается только  та сумма, что указанна в договоре, остальное зависит от доброй воли продавца.

– А Ада?

– Она помогала нам. Ей хотелось работать на телевидении, сделать карьеру. Она мечтала о блестящей жизни, – восторженно заговорил Хмельков, – Но…

– Завгородний уводил её после репортажа, сделанного по вашей просьбе.

– Постойте, постойте, – насупился Хмельков, – я никого никогда ни о чём не прошу. Нам на передачу кассеты приносят, у нас очередь. Мы отбираем самое лучшее, самое острое. Вы когда внизу в бюро пропусков стояли, видели, сколько людей там толчётся. Молодые и старые, все хотят на телевидение попасть, но не могут, никто им пропуск не заказывает, потому что они не нужны, то, что они хотят предложить неинтересно и отвлекает от работы. В исключительных случаях канал или передача предоставляют оператора или камеру, чтобы снять. Так было с Адой, она доказала важность репортажа, руководство приняло решение, ей выдали камеру, объяснили как ей пользоваться. Согласитесь, здесь важно ещё знать человека. Другой с видеокамерой ноги сделает. Материал злободневный. Многие граждане покупают квартиры и не хотят, чтобы их обманули. Не хочу о высоком, – Хмельков взял Полину за руку, – но телевидение иногда преследует самые высокие общественные цели… Кстати, я никогда вас раньше не видел?

– Сомневаюсь, хотя я вас видела, – Полина высвободила руку. Хмельков улыбнулся. Он подумал, что Полина его видела по телевизору, он не знал, что она приходила к Рите, когда он лежал в подъезде отравленный водкой с клофелином.

– Не могли бы мы с вами сотрудничать? – спросила Полина.

– Отчего же нет, – отвечал Хмельков, подбираясь снова к руке Полины. – Если Аду убрали.

– Вы уверены?

– Так часто бывает, – печально сказал Хмельков, – то это дело Завгороднего. У него есть мотив. Ада разоблачила его махинации, он потерпел убытки, через его фирму меньше людей стало покупать квартиры, и он, мстя, дал команду убрать Аду.

– Схема не лишена логики.

– Мы можем совместно вывести негодяя Завгороднего на чистую воду.

– Мы?

– Вы и Я.

– Как?

– Мы раздразним его, спровоцируем на необдуманные поступки.

– Каким образом?

– Поместим в нашей передаче новый горячий материал, теперь уже не о его фирме, а о нём самом. И героем репортажа станете…вы.

– Я?!

– Вы…– рыхлое лицо Хмелькова озарилось вдохновением. Мы преподнесём вас в нашей передаче как сестру Ады. Согласна?– Хмельков перешёл на ты, он заговорил так, будто дал Полине подарок, утвердил в заглавной роли стосерийного сериала. Растерявшаяся Полина во все глаза смотрела на Хмелькова. Она не замечала, как он гладит её руку, подбираясь уже к локтю.

– Ты – сестра. Ты знаешь, что исчезновение Ады произошло после размещения в нашей передаче ее репортажа о махинациях фирмы Завгороднего. Ты догадываешься, что он – преступник, ты требуешь правосудия…

– Но у нас одни подозрения, нет доказательств…

– Для телевидения этого не нужно. Ты же не во дворце правосудия. Нам главное эмоция, сенсация, – казалось, Хмельков даёт мастер-класс.

– Нас разоблачат.

– Кому это нужно! Назавтра все забудут и о тебе, и о твоём выступлении, а рейтинг передачи останется. И запомни, каждые тринадцать минут у нас на канале реклама...

– Вы хотите сказать, что Завгородний взбесится…и убьет меня, – пробормотала Полина.

– Если бы так! – Хмельков ударил кулаком по столу. Загремел стоявший на блюдечке стакан. Хмельков посмотрел на него, потом на часы. Они показывали одиннадцать

– Мы приставим к тебе оператора с камерой. Если Завгородний наймёт киллера, пойдёт на покушение… Ты можешь договориться с Завгородним о встрече, а мы всё снимем скрытой камерой. Он наверняка наговорит много глупостей, которые можно будет повернуть против него. Это будет репортаж!

– Мне нужно подумать, – рассеянно сказала Полина, приподымаясь.

– У вас нет фотографии Ады?

– Зачем?

– Мне хотелось бы иметь… Вот моя визитная карточка, там написан мой пейджер, – Хмельков схватил Полину будто случайно за талию. – Выпить не хотите.

– До свидания.

Уходя, Полина слышала, как Хмельков крикнул секретарше:

– Маша, принеси воды без газа.

Выйдя из РЭУ, расположенного в том же доме, где раньше жила Ада, теперь почти постоянно обреталась Софья Абрамовна, Стефан столкнулся с Данилой, только что вышедшем из подъезда. Стефан округлил глаза.

– Данила?

Данила растерялся:

– А я вот зашёл к Софье Абрамовне… Книгу просил дать почитать. В прошлый раз я увидел у неё хорошую библиотеку.

– У неё или у Ады?– Стефан вытащил книгу из рук Данилы. – "Иммунология  и вирусология". Данила, что за навязчивая идея? Ты скоро будешь напоминать одного героя" Трое в лодке, не считая собаки", который находил у себя все болезни, кроме родовой горячки.

Данила схватил Стефана за рукав куртки:

– Стефан, ты уверен, что анализы будут отрицательные?

– На девяносто девять и девять процентов.

– Одна сотая остаётся, мрачно заключил Данила.

– Не дрейфь!... Что ты так в книгу уцепился. Дай посмотреть…– Стефан перевернул пару страниц.

Данила впился в страницы мутным взглядом. Записи Ады , там где смотрел Стефан, отсутствовали.

 -Я одну интересную вещь узнал, Данила, – спокойно сказал

Стефан. – В квартире, из которой ты вышел, помимо Ады, Софье Абрамовна прописана.

– Софья Абрамовна? Она вроде бы в другом месте живёт.

– В другом месте она живёт, но не прописана. Другая квартира принадлежит сыну.

– Да-да… Она мне только что про него рассказывала. С высшим образованием, Газетами по электричкам торгует. Она ещё сказала ничуть не хуже Ады…

– " Ничем не хуже Ады " – она сказала?

– Да.

– Интересное высказывание, тут есть отношения… – Стефан задумался. – Так что квартира Ады теперь Софье Абрамовне отойдёт, если Мария Абрамовна как мать не опротестует. Фамилия Софьи Абрамовны оказалась не Цукерман, а Негрук, по мужу…

– Что Полина за сочинение то получила?

– Четыре. Что молчишь?

– Я бы сказал, если б она пять или два получила. Четыре – не туда, не сюда. Поступление будет зависеть от других экзаменов.

– Когда следующий экзамен?

– В среду.

– Что сдаёт?

– Историю.

– Удачи… Ты до метро?

– Да, – Данила тяготился обществом Стефана. – Смотри, твоя собака с таксой любовью занимается.

– Пинкертон! Пинкертон! – закричал Стефан. – Какая гадость!!!

– Везёт животным, – философски заметил Данила, – они не болеют венерическими болезнями.

– Их меньше, поэтому природа исключила для них подобный вид регулирования численности населения…– Стефан отогнал таксу. Это оказалось не легко, Собаки слиплись, поэтому Стефану и Даниле пришлось разрывать их руками. Данила тянул Пинкертона, Стефан таксу. Такса куснула Стефана в ладонь.

– Не бешенная? – участливо спросил Данила.

– Она не прокусила, – Стефан осматривал след зубов. – Молодой кобелёк.

Года два…Пинкертон умри!

Пинкертон послушно легла на  скользкий лёд у ног хозяина.

– Пинкертон, это аморально. Ты с ним сколько знакома?

– Я не говорил?... Пинкертон оказался девочкой.

– Теперь уже нет, – Данила кивнул на таксу, которую поймала за поводок молодая симпатичная девушка. – А хозяйка у любовника Пинкертона ничего…

Стефан вспыхнул:

– Данила, что-то ты стал на девушек заглядываться? Может быть ты не пидорас, а лишь следуешь современной моде… Пинкертон, вперёд! Я тебе потяну поводок на сторону! Вперёд, я сказал!!!

   Оставшись один, Данила листал книгу, где между строк он разыскал продолжение заметок Ады.

"…Случилось на Новый год. Наш класс справлял праздник на квартире одной из учениц, моей подруги. Родители её ушли, нам предоставили полную свободу. Я пыталась скрыть от Х, где будет вечеринка. Меня одновременно влекло и отталкивало от него. Ночами, когда я о нём думала, у меня случались приступы физической тошноты, смешанной с духовным экстазом. Х узнал, где собираемся и пришёл. В праздничных глазах его мелькал лихорадочный гнусный огонёк. Я поняла, он задумал какую-то гадость. Подростки плохо контролируют себя в употреблении спиртного. Ещё не пробило двенадцать, а многие уже не держались на ногах. В туалете и ванной блевали. Как мы говорили, "вырубившихся" относили в родительскую спальню, укладывали на постель. Сначала мне было очень весело, я болтала с подругами, много танцевала, с Х я прервала танец, он грубо на глазах у всех лапал меня, потом мне сделалось грустно, я зарыдала, наконец, меня замутило. Пол, потолок, лица одноклассников закружились у меня перед глазами. Некоторое время мне было совсем плохо. Говорили, что меня рвало. Я не помнила, как подруги отвели меня в спальню, уложили на кровать. Там уже лежали шестеро парней  и девушек. Через какое-то время туда вошёл Х. Он притворился, что ему тоже нехорошо. Одна девчонка, Ульяна, очень бегала за ним. Я её ненавидела. Ей, как и другим, он сообщил, что хочет на полчасика прилечь. Новый год уже встретили, часы показывали часа два. Веселье приняло разнузданный оборот. Курили анашу. Девчонки целовались с теми парнями, на кого до этого не смотрели. Я проснулась оттого, что почувствовала, резинка трусов режет мне поясницу, чья–то ладонь грубо натирает мне сухое лоно. Это был Х, он пристроился ко мне сзади. Пьяные невменяемые одноклассники на кровати издавали кто храп, кто свист. Из их ртов вырывалось смрадное дыхание. Я оттолкнула Х. Он пристал ко мне снова, попытался овладеть мной силой. Завязалась немая борьба. Мои движения были хаотичны, плохо скоординированы. Ему удалось стянуть с меня трусы и колготы. Но тут силы изменили ему. Член его не стоял. Я заплакала. Я была девочкой и не хотела терять девственность по пьяной лавочке. Х пустился на хитрость. Он стал успокаивать меня. Принёс шампанское. Я выпила и свалилась окончательно. Тем временем Х, как я догадалась потом, закрылся в ванной и занялся мастурбацией. Его извращённый ум получал удовольствие не от банальных вещей, которые радуют большинство людей, а от отвратительных дьявольских изобретений, которые приносят другим страдания. Х кончил в стакан для полосканий, взял пластмассовый шприц, который мать принимавшей нас девочки использовала для введения во влагалище контрацептивной мази и забыла убрать к приходу гостей. Этот шприц Х приметил сразу же среди зубных щёток и бритвенных приборов, набрал в шприц сперму и пошёл ко мне. Возможно, он пользовался резиновой гигиенической грушей для спринцеваний с пластмассовым наконечником. Идти нужно было через зал, где веселились ребята. Симпатизировавшая Х Ульяна обняла его за талию, пытаясь увлечь танцевать под громко игравшую музыку. Х мягко отстранил её, передал другому парню, ухаживающему за Ульяной. Х вошёл в спальню. Воспользовавшись моим беспомощным состоянием, отсутствием свидетелей, лежавшие на кровати спали мертвецким сном, Х осторожно раздвинул мне бёдра, я всё видела и чувствовала, но из-за сильного опьянения не могла сопротивляться. Х ввёл мне во влагалище сперму, повредив пластмассовым наконечником девственную плеву. Так механическим путём он сделал меня женщиной. Х торжествовал от успеха собственной изобретательности. Если б он просто переспал со мной радости было бы меньше… Новый год кончился. Через три недели у меня случилась задержка месячных. Пришлось сделать аборт. Не буду рассказывать, как мне удалось вытянуть из матери деньги на операцию, не раскрыв ей сути дела. Намекну, я осталась без весенних полусапог. Вскоре после аборта у меня стали возникать периодически приступы слабости, головных болей, головокружений. Я пошла провериться, сдала анализы. Врачи нашли, что я носитель вируса СПИДа. Где набрался Х, этой гадости я не знаю. Я его не видала, не рассказала врачам о близости с ним, сказала, что я жертва случайной связи. Меня поставили на учёт. Я возненавидела Х, я возненавидела мужчин вообще. Близость с ними приносит мне ощущения безразличия и боли, я сразу вспоминаю тот страшный Новый год. Я попыталась отравить Х. Он догадался, отдал яд моей кошке, она сдохла. Я решила стать мстительницей. Уверена, мужчины причинили женщинам столько страданий, что достойны наихудшего. Я стала, как проститутка стоять на Тверской, приводить их домой, брать с них деньги и заражать СПИДом. К сожалению, не все мои клиенты заболели…"

       Врач   безучастно  окинул взглядом сидевших перед ним Стефана и Данилу.

– Вы здоровы, – спокойным ровным голосом сказал он Даниле, потом обратился к Стефану: – А вам придётся пройти более тщательное обследование.

Стефан побледнел:

– Что?... Что-нибудь серьёзное?

– Нет, – врач посмотрел в окно, – реакция очень неопределённая. Ни да, ни нет. На границе нормы и патологии.

– Что же теперь?

– Вам придётся задержаться у нас в клинике. Мы возьмём ещё несколько анализов. Надеюсь ничего серьёзного.

Голос Стефана задрожал:

– А нельзя ли мне приезжать на анализы?

– К сожалению, эти анализы проводятся стационарно. Таков порядок.

– Ноя же работаю!

– Мы вам справку дадим.

– Меня это не устраивает.

     Врач достал из стола ксерокопию какого-то текста, упрятанного в целлофан:

– Ознакомьтесь…Вы же юрист, законы знаете… В случае уклонения от лечения, заражения другого лица венерическими заболеваниями пациент…гражданин подлежит приводу в лечебное учреждение сотрудником милиции, принудительному лечению…Ответственность вплоть до уголовной.