Текст книги "Мертвый Пинкертон (СИ)"

Автор книги: Александр Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

– Алло, это детективное агентство?

– Вас слушают.

– Какие у вас расценки?

– Что вам нужно, женщина?

–Я скажу, что мне нужно после того, как узнаю, устраивает ли меня по цене.

– У нас двести позиций. У вас дело уголовное или гражданское?

– Это не имеет никакого значения. Скажите, сколько стоит ваш час?

–Час работы детектива стоит двадцать пять долларов.

–Скажите восемнадцать и моё дело – ваше.

– Женщина, подъезжайте…

– Не торгуйтесь, молодой человек, мы не  на базаре.

– Восемнадцать.

– Где вы находитесь?

Пожилая дама с мясистым одутловатым лицом, базедовыми глазами, крупным греческим носом и расплывшейся фигурой решительно потушила "Беломор" в чайном блюдце. На столе лежала кипа газет с отмеченными красным фломастером адресами частных детективных агентств и приписанными от руки расценками за работу.

Через сорок минут большое рыхлое  дамское тело, задрапированное болотным пальто джерси с голубым норковым воротником, тяжело вздымалось по новым ступенькам особняка в центре Москвы, с леденящей душу флюгерной вывеской над входом: суровый джентльмен в котелке и надпись ИЧП "Частное сыскное агентство "Пинкертон"". Дамская нога сорок второго размера стремительно перешагнула порог агентства, зоркие зелёные глаза под синими складчатыми веками, что по обе стороны греческого носа, увидели юного субтильного гражданина в коричневой водолазке, сидевшего вполоборота ко входу и игравшего на компьютере в   " русалочку".

–Пинкертон? – густо спросила дама, поглядывая то на юношу, то на откормленного бассет-хаунда, занимавшего середину комнаты и мешавшего дальнейшему движению.

Молодой человек вскочил, собака заскулила, и вяло пошла под стол, оставляя длинными ушами две полосы на пыльном полу.

– Вы звонили? – нервно спросил молодой человек.

– Я звонила, – выдохнула дама, без приглашения опускаясь на взвизгнувший под ней вертящийся стул. Крупными пальцами без украшений она расстегнула пальто, сбросила с шеи белый шерстяной платок с крупными цветами, открыла жёлтую кофту с серебристым люрексом. Молния на сапогах дамы не сходилась.

– Что у вас?

–Дайте прайсы.

Молодой человек протянул распечатку, склонился над компьютером, пытаясь доиграть  "русалочку". Водолазка обтягивала его немощную грудь, тёртые вьетнамские джинсы висели, ботинки от Гуччо на толстой подошве безуспешно пытались сделать его выше.

Дама проглядела листок с распечаткой. Нашла интересующую её позицию, удовлетворённо хмыкнула. Выдержав паузу, она обвела глазами офис частного агентства.

Привлекли внимание кожаная турецкая куртка сыщика на вешалке, раскрытый стильный зонт с изогнутой ручкой, щипцы для завивки на столе рядом с компьютером, белый женский парик, натянутый на трёхлитровую банку на подоконнике.

– Пункт пятьдесят седьмой,– сказала дама, – исчезновение без вести. У вас тут написано двадцать пять, но как вы помните, мы сошлись на семнадцати долларах за час работы.

– На восемнадцати, – возразил щуплый молодой человек, кого-то, убивая в компьютере.

–Не путайте меня,– дама сбросила пальто на спинку стула, ниже кофты показалось тёмно-зелёное крепдешиновое платье.– У меня дочь вашего возраста, молодой человек пропала.

– Как пропала?

– Ушла из дома и не  вернулась! Повежливее, со мной повежливее.

– Простите, ваша фамилия, имя, отчество?

–Зачем это?

– Так положено.

– Где это положено? В милиции?– женщина заплакала.

Молодой человек подошёл к холодильнику, достал воду, налил в стакан. Женщина пить не стала. Её полное лицо выражало искреннее страдание.

– Мария Абрамовна Цукерман.

– Когда вы родились?

– В 1937 году.

– Где?

– Здесь в Москве.

– Извините, это пустая формальность,– молодой человек вносил данные в компьютер.– Но нас проверяют в МВД, и аудит. Требуют, чтобы мы вели отчётность…

– Вы что собаку не кормите? Она мне сапоги лижет.

– Нет, значит вы ей понравились.

– Простите, а вас как зовут?

– Валерий Павлович Степанов.

– Вы хоть  учились где-нибудь?

– Закончил юрфак МГУ.

– А теперь значит не удел?

Валерий побагровел.

– Демократы всю страну выбросили на панель. А ведь меня, молодой человек, Сталин на коленях держал. Я и девочка из Туркменистана…пионерки, вот так руки на торжественном приёме держали…

– Ближе к делу. Мария Абрамовна. Ваш час стоит восемнадцать у. е.

– У.Е.! – презрительно выдохнула Мария Абрамовна.– Моя дочь Ада…

– Родилась в …– подсказал сыщик

– Когда мне было 38 лет,– отвечала Мария Абрамовна.

Сыщик подсчитал в уме и сделал соответствующую запись в компьютере.

– Ада  ваш   единственный ребёнок?

Мария Абрамовна вытащила широкий мужской платок, вытерла слёзы:

– Ада мой единственный ребёнок от моего покойного мужа Владлена Семёновича Диденко, полковника милиции.

– Мария Абрамовна, может быть вам следовало обратиться в милицию, наверняка остались связи…

– Молодой человек, мои связи остались в том честном и гордом поколении, которого уж более нет… Мой муж умер на боевом посту. Преступник, которого он посадил, подкараулил его, ударил тупым тяжёлым предметом по голове, в бессознательном состоянии увёз в гараж. Запер его в подвале,  приковав собачьей цепью, издевался, кормил только селёдкой, пить не давал. Когда полковник умер, преступник, вырезав из газеты буквы, прислала письмо в МУР, где искать тело. Был найден труп, а вокруг селёдочные хвосты… Такие, молодой человек, жили  на земле люди!

Сыщик вздохнул.

– Ваша дочь была замужем?

Мария Абрамовна выпила стакан воды.

– Сама я из семьи интеллигентов. Отец мой работал замминистра тяжёлой промышленности, репрессирован и расстрелян в 1939 году. Мать, Луция Ефимовна, интеллигентка до мозга костей, закончившая рабфак, во всём помогала мужу… Второй мой муж Ираклий Давидович Бичашвилли, генерал-лейтенант МВД. Я вышла за него в 1980 году. Ираклий – умер скоропостижно, во время застолья от кровоизлияния в мозг. Через год. Больше я замуж не выходила.

– Ваша дочь жила вместе с вами?

– Моя дочь жила в квартире моего первого мужа на Малом Гнездяковском. Я живу в квартире Ираклия на Солянке. Что с вашей собакой? Она такая беспокойная. Места себе не найдёт.

Сыщик посмотрел в окно. Падал мокрый снег. Заснеженные фигуры прохожих появлялись и таяли в декабрьской мгле. На Тверской стояла обычная в это время суток автомобильная пробка.

– Погода на неё так действует.

–Это сука или кобель?

– Мальчик.

– Делать он что-нибудь умеет?

Сыщик снова покраснел. Лицо его переходило от белого к красному.

– Пока только одну команду.

– Какую?

– Пинкертон, умер!

Собака слабо вильнула длинным крысиным хвостом, прожала уши и закрыла глаза и легла на пол.

– И это всё?

– Нам ещё шесть месяцев.

Мария Абрамовна укоризненно покачала головой:

– Во истину, мёртвый Пинкертон! В наше время офицеры овчарок держали.

– Мария Абрамовна, давайте-ка поподробнее, как пропала ваша дочь?

– Не задавайте глупых вопросов. Если б я знала, как пропала Ада, я к вам не пришла бы.

Мария Абрамовна встала, замотала вокруг шеи платок, запахнула пальто, похожее на чехол орудия. В тепле её лицо залоснилось, крупные капли пота выступили на лбу и около ушей.

– Я вам рассказала достаточно. Ищите! Оплата по результату. Советую вашей собаке похудеть, а вам поправиться. Преступника удержать не сможете с вашей комплекцией!

Хлопнула входная дверь. Бассет-хаунд заворчал, поднял на хозяина морковные оттянутые книзу почти треугольные глаза. Зазвонил телефон.

Степанов схватил трубку:

– Частное сыскное агентство… Заплатим за аренду, заплатим. Да… До вторника.

      В гей-клубе « Дары моря» днём немноголюдно. Валерий Павлович Степанов сидел за столиком со своим напарником Данилой Евгеньевичем Сухоруковым, пили кофе. Данила, мордатый ширококостный увалень, курил одну сигарету за другой, прикуривая последующую от предыдущей.

– У меня скоро плёнка кончится, – Данила покосился на стоявшую, на столе барсетку, внутри которой поблёскивал глазок видеокамеры.

– Что толку, что ты их снимаешь?– меланхолично заметил Степанов.– Доказать всё равно ничего невозможно. Лысый сейчас передаст Патлатому пакет с деньгами. Тот опустит руки под стол, начнёт пересчитывать. Чего ты?  Вызовешь милицию? Те войдут: откуда у вас граждане такая сумма денег? Даже если те не смогут объяснить и деньги конфискуют, для них это будет потеря капли в море, на следующий день они соберутся в другом месте, и Лысый снова передаст деньга Патлатому.

– Я уверен, Стефан. Их можно зацепить…– Данила бросил взгляд на две фигуры в углу бара, куда смотрела видеокамера.– Ты не будешь пельмени? Одну порцию пельменей, – сказал он подошедшему официанту. – Вот, обрати внимание, Стефан, – Данила водил пальцем по лежавшему на столе ксероксу договора.– "Сервис – интер" строит дом, оценивает в БТИ трёхкомнатную квартиру в 229,4 метров общей площади и 115,8 жилой в пять миллионов шестьдесят семь тысяч восемьсот сорок семь рублей и продаёт её…

–Данила, – сказал Стефан.– Закажи-ка и мне пельменей, ты так аппетитно чавкаешь, что и мне захотелось.

– Если мы будем заказывать одни пельмени, нас скоро пускать суда перестанут,– заметил Данила.– Так вот Патлатый, который от "Сервис-интера" перечисляет чистую прибыль от продажи квартиры, чтобы уйти от налогов, на благотворительность в Фонд поддержки голодающих студентов Московской  консерватории, а тот, Лысый из консерватории. Обналичивает под четыре процента и в конвертике отдаёт Патлатому.

– Четыре процента –  не много.

– Это сорок тысяч с каждого лимона. И это много. В Москве есть фирмы, которые и под ноль пять процентов моют. А если кто в это дело влезет. То за две штуки можно нанять киллера, который такого любознательного уберёт…

– Даже за десять тысяч рублей.

– Ну, за баксы тебя культурно застрелят с контрольным, со всеми делами, а за рубли – обухом топора.

– Данила, но ты же пользуешься сведениями, которые твой отец дома в сердцах выбалтывает. Не боишься, что его из банка выгонят?

– Стефан, посадить мы их всё равно не посадим, она наверняка с налоговиками и с ментами в доле, если что, их в суде резник и Астахов защищать будут, а вот делиться можем заставить… Смотри, Патлатый опустил руки под стол, считает…

– Очень в опасную игру ты влезаешь, Данила.

– Зато скоро не пельмени жрать буду, а ананасы в шампанском.

–Осторожно, как бы тебя самого раки на дне Москва-реки жрать не стали.

– Тут пан или пропал. А что, лучше этой старухой с пропавшей дочкой заниматься? Она тебе хоть сто баксов дала?

– Обещала.

– Вот твои пельмени. Пиво будешь? Не стесняйся, сегодня гуляем. Отец в банке допзарплату, ту, что в особом журнале фиксируются, и на ту, что жить можно, а не официальную, вчера получил… Я не знаю, как у тебя, – продолжал Данила, а у меня позиция такая: пусть сегодня на мне костюм от "Большевички" и ботинки от " Красной Зари", но наступит час Х, и всё переменится. Увидишь меня с печаткой на пальце, в костюме от Версачи и в сорочке от Джани Армани.

Тем временем человек, которого Данила и Стефан называли Патлатым, у него была большая голова с крупными чертами лица и вьющейся шевелюрой, пересчитал переданные ему деньги, положил их в нагрудный карман хорошо сшитого  серого пиджака, подошёл к бармену и что-то сказал ему. Бармен исчез за ширмой из разноцветных навесных гирлянд. Скоро бармен вернулся на место, Патлатый уже сидел за своим столиком, а на подиум развинченной походкой вышел конопатый белобрысый юнец, вихлястый зад обтягивали розовые атласные клёши, впалую грудь драпировала широкая жёлтая сорочка с блёстками. Зазвучала фонограмма. Юнец сначала медленно, потом всё быстрее затанцевал, вертясь вокруг шеста. Патлатый получил от номера истинное удовольствие. Он притопывал ногой, хлопал в ладоши. Лысый, маленький круглый человек с сальной физиономией, покрылся пунцовыми пятнами, лицо его горело. Периодически, незаметно, для Патлатого, он ощупывал локтем оставшуюся лежавшую на его груди часть денег.

Принесли пиво.

– Кто это танцует? – спросил Стефан.

– Это Лёлик, новенький из Харькова. Хорошо работает,– отвечал Данила, с наслаждением пропуская сквозь зубы ледяное пиво.

–Значит, ты в этом деле участвовать отказываешься?

– Ну, сколько можно, Стефан?!... Ты знаешь, я, ночь через две, сторожем Литературный институт охраняю. Так я там больше, чем в твоём детективном агентстве получаю! Ты говоришь, за этой помойкой следить опасно, а неверных жён и мужей, чем мы большей частью занимаемся, отслеживать не опасно? Причём когда, для скорейшего завершения дела, не ищем виновника истинного адюльтера, а Полину подсылаем. Она подойдёт к контрагенту, потреплется с ним, пококетничает, мы это дело на видео запечатлим  и заказчице на стол. Да, действительно, ваш благоверный изменяет, вот доказательства, пожалуйте бабки. Или наоборот, Полина на камеру снимает, а я или ты к тёлке заказчика клеимся, и опять доказательства истинному или мнимому рогоносцу в руки, и в обмен – прайс. За это по голове нельзя получить? Сколько мы семей развалили? Этому тебя в МГУ, а меня в высшей школе милиции учили? Мне надоело, я хочу большого серьёзного дела с крупными бабками!

– Я всё понял, Данила. Не надо эмоций. Полину, по крайне мере, я могу использовать?

– Это её дело.

– Как её крыса, не сдохла?

– Спасибо, оклемалась. Она теперь её только рисом кормит.

– Вы с Полиной уже подали заявление?

– Собираемся.

– И ты ей рассказал о своей ориентации?

– Стефан, что за манера лезть в личное?... Я что, на мужчине должен жениться?

– Почему бы и нет?

– Не зарегистрируют. Полина – единственная известная мне женщина, которая не вызывает антипатии. Я женюсь на Полине, потому что она прилично готовит, а я люблю хороший стол.

– Особенно пельмени.

– Не юродствуй!... И запомни, я не знаю какие у тебя там представления, одно другому не мешает. Ты в кругу предрассудков, ещё скажи, что голубые СПИД переносят.

–Пошли!

Расплатившись, друзья направились  к выходу. Взглянув на деньги, официант проводил их презрительным взглядом. В дверях у Данилы  зазвонил мобильный телефон.

– А? Да… Какая-то Мария Абрамовна.

– Извини, я дал ей твой номер.

     Данила погрозил Стефану кулаком, передал трубку.

– Да… Хорошо…– Стефан выключил телефон.– На сестру старухи было нападение. Дойдём, Данила, тут рядом.

Данила тяжело вздохнул.

В Гардеробе Стефан отвязал Пинкертона, заспешил к дверям, подхватив под руку Данилу.

– Скорее уходим!

    На том месте, где сидел Пинкертон, осталась большая лужа.

     Вбежав на четвёртый этаж старинного бывшего доходного дома, Степанов позвонил в дверь. За его спиной тяжело дышал грузный Данила.

– Кто там?– спросили из-за двери.

Степанов узнал испуганный голос своей недавней посетительницы.

– Это я, Мария Абрамовна, Степанов из агентства.

   Мария Абрамовна открыла дверь. Она была всё в том же крепдешиновом платье и жёлтой кофте, как приходила тремя часами ранее в "Пинкертон".

– Проходите!

Степанов и Данила прошли в зал. В квартире стоял страшный беспорядок, впрочем, сама квартира представляла вид необычайный. Стены были оклеены белыми обоями с мелким рисунком. Оклейка казалась недавней, кое-где она отошла, из-под неё вылезало прежнее тёмно-зелёное покрытие. Вся немногочисленная мебель образца тридцатых-сороковых годов была задрапирована белыми чехлами, материал которых очень походил на тот, из которого шьют простыни. Сорванная со стола белая скатерть лежала на полу. Верхняя крышка, перекрашенного из чёрного в белый цвет пианино, была раскрыта, будто что-то искали внутри среди струн. Из белого шкафа книги, обёрнутые белой бумагой, вывалили на паркет, верх которого покрывали прибитые гвоздями простыни. Люстры в белоснежном потолке не существовало. Её выдрали, зияющее отверстие перекрыли метр на метр на метр оранжевым квадратом. Стефан прошёл в другую комнату. Она была меньше зала. Мебель в ней отсутствовала. Стены, пол, потолок были выкрашены в яркий оранжевый цвет. На полу лежал завёрнутый в белую простыню тюфяк, белое одеяло, подушка. В углу на полу стоял телевизор. Телевизор работал. Он показывал совершенно размытое чёрно-белое изображение. Стены этой маленькой комнаты украшали приколотые к стене кнопками рисунки одного и того же лица с резкими чертами. Портрет был выполнен настолько утрированно, что определить по нему конкретного человека вряд ли представлялось возможным. Стефан двинулся в кухню. Там он нашёл ведёрко с белой краской и валик на газете. Здесь к покраске только собирались приступать, но мебель уже заблаговременно вынесли в коридор.     Туалет и ванная были белыми. Тут сновали полчища тараканов. Некоторые из них налипли на краску, так и умерли. Только коридор не тронула рука маляра или живописца. Посредине белой комнаты сидела в каракулевой шубе женщина, очень похожая на Марию Абрамовну. По лицу её текла кровь. Вечерело. Мария Абрамовна включила настольную лампу. От фигур людей собравшихся в зале, легли на пол и стены длинные тени. Пинкертон загремел стеклом стоящей в углу люстры.

– Я прошла в маленькую комнату,  чтобы включить телевизор, – рассказала сестра Марии Абрамовны.– Без звука в этой квартире так тоскливо, даже радио не работает. В это время всегда показывают бразильский сериал, который я смотрю. Господи, как же он называется? Там ещё Гарсиа, Хуан, Роза, господин Рохас – медиамагнат…

– Софья не волнуйся, тебе вредно,– успокаивала Мария Абрамовна. В кастрюльке она мочила полотенце и вытирала лоб и висок сестры.

– Вдруг он будто от стены отделился…

– Вы уверены, что он?– спросил Стефан.

– Мужчина. Ударил меня и бежать.

– Мария Абрамовна. Позвольте,– оглядев комнату в поисках тяжёлого предмета, Стефан взял из рук Марии Абрамовны кастрюлю, в которой она мочила полотенце, осмотрел её и даже понюхал. – Вы эту кастрюлю, где взяли?

– Я не помню.

– На кухне или здесь в зале?

 Мария Абрамовна пожала плечами. Стефан протянул кастрюлю Даниле.

– Понюхай!

– У меня нос заложен,– угрюмо отвечал Данила. Всем своим видом он показывал, что ему здесь страшно не нравится. Чтобы убить время, Данила разглядывал книги, разбросанные на полу, переворачивая их носком ботинка.

Стефан поднёс кастрюлю к лампе.

– На кастрюле вмятина и кровь.

– И она пахнет щами, – поворчал Данила.

– Если б у тебя работал нос, Данила, ты почувствовал бы, что кастрюля пахнет ацетоном…Э…

– Софья Абрамовна,– назвала сестру Мария Абрамовна.

– Софья Абрамовна, когда вы вошли, вы дверь за собой на ключ закрыли?

– Вроде бы да… Я всегда закрываю, – отвечала Софья Абрамовна, всё более приходя в себя. Она отличалась от сестры лишь большей мягкостью черт, пухлостью шей и конечностей, волосы вместо молодящего каре укладывала улиткой на затылке, но тот же нос горбинкой, сверлящие чёрные глаза, губы лисицы. Грудь обоих сестёр украшали крупные янтарные бусы, купленные видимо в 50-ых годах в одном магазине.

– У кого есть ещё ключи от этой квартиры? – продолжал расспрашивать Стефан…

– Ни у кого…– отвечала Мария Абрамовна.– Когда Ады не стало… Когда она исчезла, я сделала дубликат сестре…Софье, чтобы она приходила, за квартирой присматривала… Я не знаю, если ещё кто сделал дубликат…

– Смотри, Стефан, – среди груды валявшихся на полу сочинений Блаватской, Рериха, Кастанеды и Фомы Аквинского, Данила разыскал большую общую фотографию. Десятый класс 273-й общеобразовательной школы. Милые лица, пошедшие  по торным путям  жизни. Стефан бросил равнодушный взгляд на фотографию. Данила поднёс её ближе к лампе. Лицо Стефана оживилось. У всех десятиклассников, кроме Ады Цукерман, глаза были аккуратно проколоты иглой.

– Какая любовь! – воскликнул Данила.

– Посмотри внимательнее, – обратил внимание Стефан.– Не у всех глаза проткнуты до конца. Вот здесь и  здесь. Дырка в центре. Потом бумага цела и опять круговой разрез.

– Игла была полой!– Данила и Стефан переглянулись. Старухи Цукерман молча наблюдали за ними. Воцарилась тишина. Пинкертону она показалась зловещей, чтобы разрядить обстановку он громко зевнул.

– Вы милицию вызывали?– спросил Стефан у сестёр Цукерман.

– Отчего, молодой человек, мы должны милицию вызывать, когда мы работаем с вами?– жёстко отвечала Мария Абрамовна.

– Зачем же такое отношение?– иронически возразил Данила.

– У Марии Абрамовны мужья были милиционеры, – прошептал ему на ухо Стефан. Оба сыщика рылись в книжном шкафу. Библиотека представляла адскую смесь из теософской и медицинской литературы.

– Мы хотим решить дело посемейному, тем более ничего не пропало. Правда, Софья? – продолжала Мария Абрамовна.

– На первый взгляд незаметно,– вяло отвечала Софья Абрамовна.

– Что же тогда искал преступник?– спросил Стефан. – Важно так же, где училась, работала Ада, её круг общения, были ли у неё враги…

 В дверь резко зазвонили.

– Откройте, милиция!

   В квартире воцарилась тишина, на сей раз настоящая, молчал даже Пинкертон. Софья Абрамовна закрыла лицо руками, Мария Абрамовна пошла открывать, по дороге она сунула в карман Степанову стодолларовую бумажку. Воспользовавшись суматохой, Данила прикрыл пиджаком старинное руководство по кожным и венерическим болезням, которое в тот момент он листал с тихой завистью.

 Этаж Юридического факультета был переполнен. Подобно частицам броуновского движения, хаотически сновали абитуриенты. Некоторые девушки сделали причёски, надеясь преодолеть экзамен, используя запретное оружие вырезов и мини. Другие наоборот оделись крайне неприметнее, положившись на знание и желая проскочить как бы мышкою. Молодые люди с большими родителями держались авантажно, разговаривали самоуверенно и громко. Они знали, что будет с педагогами, осмелившимися поставить им низкий бал. Те, что попроще, сплошь надели галстуки, светились чистотой сорочек, как на смертельный бой. Лихорадочное возбуждение передавалось забившимся в углы матерям, тихо прощавшимся с жизнью.

     У окна стояли Стефан, Данила и Полина. Стефан – в обычной коричневой водолазке, голубых джинсовых "бананах" с мотнёй до колен, чёрных замшевых ботинках на тракторной подошве. Данила – в зелёных шерстяных брюках со стрелками в натяг, буклированном пиджаке, ярко красном с золотом галстуке, чёрных солнцезащитных очках. Полина– маленькая, хрупкая, тоненькая, юная девушка с быстрыми серыми глазами, остреньким носом, ртом бантиком, узеньким подбородком и двумя хвостиками рыжих волос на затылке, экипировалась в тёмно-бордовый шерстяной костюм с голубой кофточкой и бирюзовыми бусами. Рост Полины увеличивали туфли с каблуками в двенадцать сантиметров. На глаза Полина опустила зелёные солнцезащитные очки, они хорошо гармонировали со штанами Данилы. На полу сидел Пинкертон, в ошейнике, голый.

– Ты думаешь получиться? – угрюмо спросил Данила Полину, косясь на двух абитуриентов, прятавших рядом с ними шпоры. Молодой человек засовывал их в манжеты, девушка в мини, прикрепляла под широкую резинку на бедро.

– Должно получиться,– отвечала сквозь зубную дрожь Полина. Конвульсии нервного напряжения сводили ей челюсти, слова её можно было разобрать с трудом.

– Если мисс Марпл говорит, что получится, то наверняка получится – спокойно отвечал Стефан с улыбкой на тонких устах. Отвернувшись к подоконнику, он ободрал с экзаменационного удостоверения фотографию Полины, поплевал, наклеил туда свою, того же размера.– Главное, уверенность, внушение, самообладание, сила характера…

– Тебе хорошо рассуждать, – перебила Полина. – Если всё раскроется, мне сюда уже никогда не поступить.

– Учти, Стефан, ты сам предложил, – мрачно напомнил Данила.

– Не я, а Полина… А может быть ты сама напишешь?

– Нет… Никогда.

– Я не пойду…

– Иди! Иди! – в один голос забормотали Данила и Полина.

– Так, пора, толкучка началась… Я читал про одного немецкого гипнотизёра, что у него один раз так получилось. Важно сильно хотеть. Сейчас проверим… – с горящими глазами экспериментатора под призывные звуки звонка с экзаменационной карточкой Полины в руках Стефан заспешил в зал. Старшекурсник на входе бегло посмотрел на фотографию на карточке, потом на Стефана и впустил его в зал. Данила и Полина вздохнули, солнцезащитные очки всколыхнулись на их носах. Чтобы не привлекать внимание, они направились вниз по лестнице этажом ниже.

– Что говорить о качестве преподавания в наших учебных заведениях, когда они абитуриентов по левым ксивам на экзамены пропускают, – заметил Данила.

     Испуганно оглянувшись, Полина ладошкой прихлопнула ему рот.

     Данила и Полина вышли на улицу. Падал лёгкий снег. Воздух стоял свежий чистый. Хотелось дышать полной грудью. Здание университета до середины скрылось в тумане. Впереди за клумбой, где смотровая площадка панорамы Москвы, висело белое полотно отвесно летевших снежинок. Полина поймала одну из них и долго рассматривала, как таяло на ладошке восьмиконечное чудо.

Решив взять по чебуреку и стакану горячего кофе, Полина и Данила зашли в закусочную. Небольшой зал с высокими столами без стульев пустовал. Толстая румяная буфетчица в белом халате отпустила еду и напитки и ушла в подсобку продолжать с кем-то прерванный разговор. Чуть позже появились трое пьяниц. Воспользовавшись отсутствием буфетчицы, они уверенно достали бутылку и разлили на троих, став за столик в углу. Данила и Полина не обратили на пьяниц внимание, занятые своей беседой.

– Если мы поженимся, надо уйти от Стефана,– сказал Данила, изучающе глядя на Полину.

– Не говори плохого о Стефане пока он сдаёт за меня экзамены,– возразила Полина, отхлёбывая кофе.

– Пусть сдаст, а потом надо разобраться. Его мелкотня не может продолжаться до бесконечности. Когда он основал своё агентство, он нам обещал золотые горы, а каков результат? Нуль без палочки. Кто платит за помещение?

– Стефан.

– Из тех денег, что занимает у меня. Ты знаешь, сколько он мне должен? А знаешь, где я беру деньги?

– Отец даёт.

– По штуке в месяц! Угу. От него дождёшься. И если Стефан узнает, откуда я беру деньги, представляешь какое он сделает лицо? Скажет, так нельзя. Ты знакома с его лицемерием. Пойми, сыск – вид бизнеса. Тут все средства хороши. Мы товар продаём, а не кодекс чети пишем. Если два человека дерутся и один бьёт только руками, а второй и ногами, и головой, и тем, что под руку попадётся, кто из них выиграет?

– Если прямо сразу, то, скорее всего второй, если он ещё и сильнее, ну а если на перспективу, то я думаю, победит тот, кто умнее.

– Вот и ты с софизмами! Ты можешь понять, Полина, что я материально и морально истощён от Стефана и его " Пинкертона". Кстати, следи, чтобы его тварь не убежала, – Данила покосился на Пинкертона, привязанного к ножке стола.– У, как я тебя ненавижу! – Данила оторвал половину чебурека и бросил собаке.– Смотри, как жрёт, эстет, маленькими кусочками. Весь в хозяина, постепеновец!... Ты будешь ещё кофе?

Полина отрицательно покачала головой. Данила подошёл к стойке, нетерпеливо застучал монетой, вызывая буфетчицу. Полина бросила взгляд на пьяниц. Один из них, высокий, худой с вытянутым бледным лицом, редкими усами, русыми баками, за которыми торчали красные уши, пристально наблюдал за ней, прикрывшись ладонью.

Данила вернулся с кофе.

– Данила, ты не справедлив к Стефану, – сказала Полина. – Дело со старухой Цукерман легко раскрываемо и может быть решено в два-три дня.

– Мелкотня!

– Во-первых, мотивы…

– Мотив ясен, Аду убрали, теперь одиноких старух хотят убрать из-за квартир…

– Да помешался ты что ли на квартирах!

– Первый год в России живёшь, Полина! … У нас в стране пять причин преступлений: по пьяни, из-за квартиры, кидалово, наследство, месть, дети фильмов насмотрелись…

– Так вот, я беседовала с ближайшей подругой Ады Ритой, её телефон дала Софья Абрамовна. Рита рассказала много интересного.

– Что они вместе кололись?

– Ты откуда знаешь?

– Достаточно было видеть, как она отремонтировала квартиру. По цвету обоев можно было определить, Ада либо колется, либо е…

– Перестань! Тебе не интересно?

– Мне страшно интересно всё, что ты делаешь со Стефаном.

– Слушай. Рита, подруга Ады, это такая энергичная крашенная блондинка двадцати пяти лет, окончила институт Культуры, негде не работает, активно ищет мужа или спонсора, рассказала, что Ада встречалась…

– Естественно встречалась!

– Чего?

– Ничего.

– Последний, с кем Ада встречалась, был некий телевизионщик Хмельков Аркадий. А до него – его бывший однокашник, Константин Львович Завгородний, директор риэлтерской фирмы "СИТИ". У Завгороднего Ада работала…

В глазах Данилы блеснул интерес. Полина защёлкала пальцами у него перед носом.

– Данила, квартиры…– фас!

Пинкертон под столом зашевелил ушами и загавкал. Данила бросил ему недоеденный чебурек Полины.

– И между Константином Львовичем и Хмельковым из-за Ады произошёл некий конфликт. Самого Константина Рита описывает утрированно с хорошей стороны. Богат, женат, четверо детей, все мальчики: Николай, Александр, Петр, Павел, назвал в честь царей. Жена Людмила беременна, если будет сын, назовут Алексеем. Отец– директор крупной строительной фирмы.

Длинный худой пьяница в засаленной дутой спортивной куртке нараспашку отделился от столика в углу и развязной походкой направился к Даниле и Полине. Всем своим телом он навалился на край стола, заняв место между ними.

– А ты – пидор! – мутно посмотрел он на Данилу.

Данила молчал, ноздри его раздулись, краска поползла по щекам. Полина испуганно переводила взгляд с Данилы на пьяницу.

– Я не пидор, – коротко отвечал Данила, взглянув на Полину.

– А серьга в ухе? – глумливо хохотнул пьяный.

Рука Данилы машинально дернулась к правому уху.

– Там нет серьги.

– А дырка осталась! … Я тебя сейчас дегенерата… Русскую землю поганишь! – раскрытой липкой ладонью пьяница попытался схватить Данилу за ворот куртки.

– Помогите!!!– пронзительно закричала Полина.

Пинкертон рявкнул и вцепился нападавшему в ногу. Пьяница взвыл от боли. Из-за стойки выскочила буфетчица и набросилась на Данилу и пьяницу, огревая их тряпкой по голове и спинам.

– Вон! Вон! Марш на улицу! Опять все стёкла мне побьёте, алкаши проклятые!!! – басила она, вспоминая какой-то известный ей случай.

Данила и Полина поспешно двинулись к университету. Пьяницы отстали, задержавшись у дверей закусочной.

– Вот видишь, Данила, даже люди замечают! – вздохнув, сказала Полина, натягивая поводок Пинкертона, стремившегося не пройти каждый угол просто.

Данила прятал глаза.

– Нет, Данила, ты как хочешь, – продолжала Полина, – но я за тебя замуж не выйду, пока ты на СПИД не проверишься.

– Почему на СПИД-то?

– Потому что, Данила! Потому что!!!

– Подумаешь!... Что за предрассудки. В конце концов, можно с презервативом…

– С презервативом со своими друзьями будешь, а я, если замуж выйду, сразу хочу ребёнка.

Данила задумался.

– Ты раньше такого не говорила.