Текст книги "Жизнь только начинается"

Автор книги: Александр Панов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава двадцать первая
СВОИХ СЛОВ НЕ НАШЕЛ

«Голубой комбайн! Почему ребята не восхищаются? Это же голубой комбайн! На нем Панька прославился». Вася сердито оглядывает воспитанников, внимательно слушающих мастера, не выдерживает и взбирается на машину, крепко обхватывает пальцами руль. Петр Александрович прерывает объяснение, хмурится.

– Он первый раз видит эту машину, он из России приехал, – торопливо говорит Оля. В блестящих больших глазах Васи такое удовольствие, что ребята улыбаются и просят мастера:

– Пусть посидит.

– И я тоже хочу, я тоже из России, – кричит Юра и неловко карабкается к товарищу. – Дай подержаться за руль, – толкает он в плечо друга.

Если бы Панька не работал на голубом комбайне, Вася, пожалуй, разочаровался бы в этом агрегате. Не таким его представлял себе Вася. Комбайн должен быть огромным, как дом. А этот совсем маленький! Оказывается, инженеры добиваются того, чтобы машина была не громоздкой, а компактной. Чтобы как можно меньше было в ней узлов, деталей, поменьше затрачивалось на нее металла, а главное, чтобы машина хорошо, безотказно работала.

– Голубой комбайн – машина сложная, – объясняет Петр Александрович. На долю голубого комбайна выпала нелегкая задача. Изо всех культур труднее всего собирать хлопок. У пшеницы, например, комбайн срезает колосья, а хлопчатник срезать нельзя, у него коробочки на кустах, на кусте их много и вверху, и у самого корня. Сложность не только в том, чтобы аппаратом охватить весь куст, но и в том, чтобы выбирать из коробочек все волокна до единого. Мы скоро поедем на завод сельскохозяйственных машин, посмотрим, как создается голубой комбайн.

Звонок. Ребята уходят из-под навеса, только Юра с Васей остаются. Они осматривают машину, заглядывают в бункер, куда поступает собранное волокно. Потом вдвоем усаживаются за руль.

– Вот бы сняться, и карточку послать домой!

– Мне нельзя, мать приедет и – прощай училище…

Неужели Юра не пишет матери?

Десять дней назад Вася с бьющимся сердцем опустил первое письмо в почтовый ящик. Пять дней подряд он ходит каждый день на почту, а писем ему нет и нет. Или отец не хочет отвечать? Рассердился? А мать? Нет, мама сразу напишет.

Девушка в окошечке улыбается:

– Пишут вам.

На почту бежал о надеждой, веселый, а выходил – словно терял самое важное, дорогое. И вот сегодня девушка посмотрела на него, странно улыбаясь:

– Не хмурьтесь, Бугрин, вам два письма.

Вася схватил конверты.

«Милый мой сыночек, родной! Как ты мог столько времени не писать и мучить нас? Как далеко ты уехал! Почему так мало написал о себе? Пиши, ради бога, почаще обо всем…» Другое письмо было от Гриши. «Из России. Привет Узбекистану от Гриши. Добрый день или вечер, Вася. С приветом к тебе брат Гриша. Письмо твое получили. Мама плакала от радости, а папа тоже рад. Только, говорит, нехорошо из дома бегать без спроса. Ты, Вася, молодец, убежал, а теперь будешь трактористом. К нам сейчас едут и едут из города трактористы, механики и даже инженеры. Стало весело. Может, и мне убежать к тебе? Очень хочу. А пока я жив и здоров. Учусь маленько получше: арифметика – пять, русский – пять, пение – три, поведение – четыре: потому что Сенька со мной все время разговаривает. Вася, не сердись, я исправлюсь. Вася, за меня твои друзья заступаются. Живем пока ничего. Вася, учись хорошенько, старайся. Петя, Володя в МТС работают. Получают 600 – 700 рублей. Вася, я хочу кончить семь классов. Потом в техникум пойду. Вася, мы с Сеней живем дружно. Не деремся. Вася, еще жму руку. Остаюсь жив и здоров, того и тебе желаю. Опиши, как учишься и вообще свою жизнь. Жду ответа, как соловей лета. Гриша».

Вася облегченно вздохнул.

Как бы ни хорошо было в далекой стороне, но без родителей трудно. В полной мере оценил он это в разлуке. Какая мама теперь? Наверное, постарела. Думает часто о нем, Васе. Отец, должно быть, еще сердится.

Вася прочитал письма Юре.

– Убегу, все равно убегу… – послушав, сказал Юра.

Вася пожал плечами. Помолчали. В конце сада они увидели. Олю с подругами, и Юра вдруг предложил:

– Давай подслушаем?

«Глупый человек»! – подумал Вася и сказал:

– Иди, позови ее.

– Лучше ты, я говорить не умею…

– Эх, ты, Пржевальский!

Вася решительно направился к девушкам, усевшимся неподалеку на скамейке.

– Оля! – позвал он, махнув рукой.

Сейчас Оля скажет: «Дорогой Вася, я получила твое письмо. Я не знала, что ты меня так сильно любишь. Я согласна с тобой дружить».

– Чего же ты хотел мне сказать? – спросила Оля.

Вася опустил голову.

– Письмо получили?

Оля вскинула удивленные, сердитые глаза.

– Ваше? Даже не подписались. Вы всем такие глупые письма пишете? Девушка вытащила из кармана жакета конверт и протянула Васе. – Своих слов не нашли, из альбома выдрали…

Повернулась и побежала.

Глава двадцать вторая
КУРЯТНИК

Вася долго стоял, прислонившись к дереву, растерянный, готовый заплакать. Как же он теперь будет жить? Все мечты и надежды рухнули! Он со страхом перечитал письмо. Стишки… Вася заскрежетал зубами от невыносимого стыда и злости. «Кого я послушал? Яркова! Огорчил, обидел Олю!»

Вася бродит по саду. Вот она, любимая орешина. Он карабкается на самую верхушку. Желтые свернувшиеся листочки дрожат от ветерка, срываются. Осенью деревья неприглядные, унылые. «Просижу до ночи», – решает грустно Вася. Он смотрит сквозь редкую листву в глубь аллей и видит Костю с Федькой.

Друзья сворачивают с аллеи и направляются к орешине.

– Плати! – злобно ворчит Федька. – Мне деньги вот так нужны! – Он проводит ладонью по горлу.

– Нет у меня, понимаешь, сейчас нет, – горестно восклицает Костя. Завтра отдам.

– Третий день завтраками кормишь. Захотел бы – достал.

– В «орлянку» никто со мной не играет. – Костя помолчал и решительно добавил: – А воровать больше не буду.

– Ничего не знаю, плати.

Костя, ломая пальцы, ходит взад-вперед по аллее. На что-то решившись, он глухо выдавливает:

– Жди меня на старом месте.

По узенькой тропинке, озираясь по сторонам, Костя направился к белевшему меж деревьями домику. Из домика вышла Оля с большой чашкой в руках. Девушка ласково позвала:

– Ти-ти-ти!

С радостным кудахтаньем сбегались куры. Костя воровато выглядывал из-за толстой урючины. «За ней следит, – догадался Вася. – Не побить ли хочет?» Вася, как кошка, метнулся по ветвям вниз.

Когда девушка ушла в дом, Ярков огляделся. Лицо у него побледнело, глаза лихорадочно заблестели. Вася видел Яркова таким впервые. Став почему-то на цыпочки, Костя подошел к курам, выгреб из кармана рис, смешанный с кукурузой, и щедро рассыпал зерна по земле. Потом он, что-то положив на траву, начал пятиться, разматывать тонкий шпагат.

Присев за деревом, озираясь по сторонам, дрожащим от волнения голосом, Костя запищал, видимо подражая Оле:

– Ти-ти-ти!

Вася хотел было выскочить из засады наброситься на вора, но словно кто-то шепнул ему: «Обожди».

– Ти-ти-ти!

Петух, настороженно косясь на дерево, за которым притаился Ярков, что-то лопотал. Но вот натянулся шпагат в руках Кости. Разбегаясь, закудахтали испуганные куры, только одна рябушка осталась на месте. Вытянув шею, она отчаянно махала крыльями. Завернув птичью голову под крыло, Ярков спрятал курицу под полу пальто.

Вася вышел из-за дерева и раскинул руки:

– Стой!

Глаза Кости заметались.

– Пусти, – хрипло сказал он.

– Бросай курицу, вор!

Вася схватил Костю за полы пальто, но тот метнулся в сторону, кинулся бежать. Вася в два прыжка догнал вора и повалил на землю. Курица выскочила. Отпустив Костю, Вася отряхнул брюки. Но Костя бросился в драку.

– Ах ты вор проклятый, на меня же нападаешь! Я тебе не курица! разозлился Вася и ловко подмял под себя Костю.

– Ай-яй-яй! Большие, а дерутся!

Драчуны разом вскочили.

Оля, поджав губы, стояла возле яблони. В ее черных глазах металось негодование. Оля молчала, а говорила другая – маленькая девочка, лет шести, в зеленых байковых бриджах, в курточке с блестящим замочком «молнией». Девочка подошла к мальчикам.

– Я скажу директору… – она погрозила пальчиком, – драться нельзя.

Вася смущенно улыбался.

– А мы, девочка, не деремся… Мы просто так.

– Посмотрите на себя, на кого похожи, – сказала Оля. – Уходите поскорее, тетя Ксения увидит – не поздоровится вам.

– Видела я, как они волтузили друг друга, – сердито сказала неизвестно откуда взявшаяся тетя Ксения. Она схватила парней за руки, исключить вас обоих – и только. Житья ни себе, ни другим не даете.

Тетя Ксения повела их к Галине Афанасьевне.

– Хоть руки отпустите, – озираясь по сторонам, смущенно проговорил Вася. – Сами дойдем.

– Ничего, ничего. Я помогу вам. – Тетя Ксения втолкнула ребят в комнату. – Принимай меры, – обратилась она к замполиту. – Смертным боем бьются.

Галина Афанасьевна остановилась перед ребятами:

– Опять вы сцепились?

– Мы боролись, – неуверенно начал Костя и просительно посмотрел на Васю.

– Мы по-французски… – неожиданно охотно поддержал Вася.

– А это что? – Галина Афанасьевна указала на гимнастерку Кости. Пуговицы отлетели, и рукав по шву лопнул. А у тебя почему нос в крови? Избил? – повернулась Галина Афанасьевна к Васе.

– Меня? – удивился он, – да я…

– Знаю, знаю, ты… – оборвала его Галина Афанасьевна. – Ладно, иди пока, мы с Костей поговорим.

Вася не ушел, глянул Косте в глаза. Яркова словно жаром обдало. Он закрыл лицо руками, отвернулся. Вася тихо попросил:

– Отпустите его. Он не виноват… – С языка готово было сорваться: «Федька, Федька виноват!» И Вася решительно попросил: – Отпустите его, Галина Афанасьевна, это я виноват… первым полез.

Глава двадцать третья
ЮРКА ОБЪЯСНЯЕТСЯ

Четвертую партию проигрывает Иван Сергеевич в шахматы. Юрка торжествующе, как маленький, хлопает в ладоши, хватает партнера за руку, делает вид, что щупает пульс.

– Уже сто двадцать!

– Не зазнавайся, – многозначительно улыбаясь, спокойно говорит Иван Сергеевич.

Юрка уверенно двигает фигуры. Мельком окидывая взглядом доску, он напевает: «Если хочешь быть здоров – закаляйся, обыграю я тебя – не сомневайся».

Но пришлось усомниться. Юра проигрывает две партии подряд.

– Как же так? Не может быть! – кипятится он.

– Если хочешь выиграть – постарайся, будь внимательным всегда, не зазнавайся, – невозмутимо поет Иван Сергеевич, расставляя фигуры.

С этого дня Юра «заболел» шахматами. Во сне видит движущиеся по доске шахматные фигуры, говорит только о шахматах. Если кому-нибудь проиграет, мучится так, что ребятам даже жалко его становится.

Он купил «карманные» шахматы и не расставался с ними. Играл каждую свободную минуту и незаметно для самого себя стал чемпионом училища по шахматам. Но однажды он проиграл Корнакову все партии до одной. Такого жестокого поражения Юра не видел даже в самом страшном сне. Сунув под матрац свои «карманные» шахматы, он решил поставить на этом точку. Но трудно отказаться от любимой игры. А злые языки поговаривали: «Боится играть с Корнаковым».

– В школе нет сильных шахматистов, вот ты и оказался лучшим. Но поверь мне, – Саша приложил руку к сердцу, – очень примитивно ты играешь. Не будешь ты чемпионом, если не подучишься всерьез. Без теории только малыши играют.

Юра молча взял у Саши журналы. Он был поражен: оказывается, существует великое множество различных шахматных комбинаций: дебюты, миттельшпили, эндшпили, дебют двух коней, испанская партия, староиндийская защита, защита Тарраша…

Однажды Корнаков повел его во Дворец культуры. За небольшими столиками с часами сидели по двое играющих. Они то и дело нажимали кнопки часов.

Руководитель кружка провел ребят в другую комнату.

– Чемпион? Любишь шахматы? – с улыбкой спросил он Юру.

– Я вообще разные игры люблю.

Руководитель нахмурился:

– Ну, про «разные игры» я не знаю, а шахматы, как всякое искусство, любят большой труд и упорство.

Юра стал одним из самых аккуратных членов кружка. Занятия проводились по субботам, и субботние вечера стали особенными для Юры. Никто из ребят не ждал подвыходного дня с таким нетерпением, с такой надеждой, как он. Но вдруг все изменилось.

В седьмом часу он выходил со стопкой шахматных журналов и садился на скамейку вблизи домика, где жила тетя Ксения. Если шел дождь, книги он прятал под гимнастерку.

Услышав постукивание каблучков, Юра впивался глазами в раскрытый журнал, потом, как бы невзначай, поднимал голову.

– Добрый вечер… – произносил он дрогнувшим голосом.

Оля, мельком взглянув на парня, равнодушно отвечала на приветствие. Равнодушно! Ах, если бы она только знала!..

– Добрый вечер, тетя Ксения! – здоровался Юра, не сводя глаз с Оли.

– Добрый, сынок, добрый.

Тетя Ксения на секунду задерживалась.

– И охота тебе в субботу дома сидеть?

– Вообще-то неохота, – сконфуженно отвечал Юра. – А вы далеко идете?

– В театр с племянницей собралась.

В комнате Юра долго лежал с закрытыми глазами. «Оля, Оля, – шептал он, – ну почему ты такая?»

И так каждую субботу. Юра стал опаздывать на занятия кружка, играл рассеянно и, разумеется, часто проигрывал. Руководитель хмуро поглядывал через очки на своего ученика.

– Что с тобой? Разлюбил шахматы?

После мучительных раздумий Юра решил: «Надо поговорить с тетей Ксенией». Он начал с того, что принялся усердно помогать ей в хозяйственных делах. Раз в декаду кастелянша меняла ребятам постельное белье. Юра до ее прихода снимал с постелей простыни, наволочки и, аккуратно свернув их, складывал стопочкой у двери.

– Может, постираешь заодно? – ехидничал Ярков.

– И постираю, – спокойно отвечал Юра.

Однажды, когда кастелянша гладила белье, Юра приоткрыл дверь прачечной.

– Можно?

Он сел на стул и молча стал наблюдать, как легко и умело водит кастелянша утюгом.

– Что-то ты печальный ходишь, как будто влюбленный… – Тетя Ксения испытующе посмотрела на Юру. – С матерью что-нибудь случилось или по учебе?

Юра покраснел.

– Так просто, – уклончиво ответил он.

Тетя Ксения опустила утюг на подставку, подошла к парню. Глаза Юры потемнели, он опустил голову.

– Я пойму, сынок, говори.

– Никакой я не сынок, – вспыхнул Юра. – Я уже взрослый мужчина.

Тетя Ксения рассмеялась тихим, ласковым смехом:

– Ну и сказал!

– Вы смеетесь, а у меня тоска… Эх, тетя Ксения, скучно жить одному на свете.

Кастелянша в недоумении пожала плечами.

– Какую глупость городишь! Да вас, озорных гавриков, сто двадцать в нашем училище. – Тетя Ксения помолчала. – Или ты друга не можешь выбрать?

– И как вы не понимаете, не в друге дело… – Встретившись глазами со взглядом тети Ксении, Юра потупился. – Не в друге дело, – решился наконец он. – Друзей много. Дело не в этом… Скучно. Дружить не с кем. Я дружить хочу, понимаете?!

Тетя Ксения, озадаченная недомолвками парня, наконец поняла его. Она свернула выглаженную простыню и положила ее на другой стол.

– Не знаю, парень… Ничем помочь не могу. Конечно, лучше дружбы ничего нет… Только какая дружба тебе нужна, не знаю.

Лицо у тети Ксении неожиданно стало таким сердитым, что Юра покосился на дверь: «Не лучше ли подобру-поздорову убраться?».

– Постой, парень, уж не на Олю ли ты намекаешь? Да ты что, в уме? – с возмущением всплеснула руками женщина. – Белены объелся! Вот ты о чем, голубчик! Она у меня отличница и глупостей в голове не держит. Тебе учиться надо, а не скучать. Ишь, заскучал молодец!.. – Тетя Ксения подозрительно глянула на парня: «Так вот почему ты в помощники ко мне записался!»

Наступило тягостное молчание. Парень сидел как на иголках. Уйти сразу неудобно. Наконец он встал, буркнул «до свидания» и побежал к двери.

– Обожди-ка, парень. Подойди ближе, не бойся, не съем, – уже спокойным голосом сказала тетя Ксения. – Озадачил ты меня, парень. Уж больно неожиданно. Скажи-ка, почему ты об этом… ну, о скуке со мной заговорил? Это, конечно, тоже хорошо. Но об этом с Олей надо говорить.

– Да… – обиженно протянул Юра. – С ней говорить невозможно! Она и не смотрит на меня.

– Она серьезная девушка… И если не смотрит, то, конечно, плохи твои дела. А ты, Юра, подумай: она не смотрит, другая посмотрит.

– Вам легко говорить…

Юра выбежал из прачечной с одной мыслью: «Плохо в училище, скучно. Бежать надо!»

Глава двадцать четвертая
ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ

Снег – редкий гость южного края. Ему радуются здесь все: и взрослые и дети.

Вася зачарованно смотрит в окно. Весело у него на душе. Снежок падает и падает, и уже не видно земли, не видно слякотных луж. В этот первый день зимы впервые в жизни Вася назначил свидание. Он не мог удерживаться от того, чтобы не улыбаться, не шутить. Ребята удивленно таращили на него глаза.

– Вид у тебя такой, – заметил Митя, – как будто двадцать пять тысяч выиграл.

Вася рассмеялся:

– Тебе бы только выиграть! Удивляюсь, Митя, почему ты глупый?

Сегодня на практических занятиях разбирали трактор. Петр Александрович в комбинезоне лазил под машину, снимал то одну, то другую деталь. То же проделывали ребята.

За целый день Вася ни словом не перекинулся с Олей, только исподтишка следил за каждым ее движением. Не сердится ли она на него? Он старался все делать как можно лучше, и мастер два раза похвалил его. Оля в это время отвинчивала под трактором гайку. Не могла же она не слышать: «Я думаю, из Бугрина будет хороший тракторист». А мастер на похвалы не щедр!

Хорошо погладить обмундирование не так-то просто. Даже трудно. Изо всех сил давишь утюгом на брюки, а они морщатся. Капельки пота щекочут щеки. А рубаху гладить еще труднее. Иван Сергеевич отстраняет Васю.

– Во-первых, не имей привычки давить утюгом и долго держать на одном месте, надо равномерно двигать. Видишь, желтоватое пятно? Будущая дыра.

Иван Сергеевич привычно водит утюгом. Ловко у него получается! Ну как тут утерпишь и не расскажешь про свидание?

– Надо еще разок прогладить, – шутливо говорит Иван Сергеевич. Спешить не следует. Тщательность – прежде всего. Девушки все замечают, глаз у них острый.

Сегодня Вася купил «земляничное» мыло. В этот счастливый день он героически намыливает лицо несколько раз. И это Васька-то! Обычно он только под строгим контролем Ивана Сергеевича осторжно, словно боясь повредить лицо, ополаскивает водичкой лоб да щеки. Особенно трудно мыть шею, того и гляди кати потекут по спине. Неприятно, но что же поделаешь?

Перед зеркалом Вася вертится со страдальческим выражением на лице. Эх, нос! Ну что за нос? У Ивана Сергеевича нос прямой, тонкий; а у Васи ровно картошка. И волосы топорщатся. Хоть бы кудри вились. Девушки любят кудри. В деревне девчонки никогда не смотрели на Васю дружелюбно, а Паню Рогачева даже вызывали на «пятачок» – излюбленное место, где плясали взрослые.

Юра то выходит из комнаты, то возвращается. Посидит за столом, полистает журнал, вздохнет, сядет на подоконник и молча смотрит на Васю. Иван Сергеевич дергает свой льняной чуб и критически осматривает Васю со всех сторон.

– Не то!.. Вид у тебя какой-то прибитый. – Иван Сергеевич снимает с него фуражку. Расчески у Васи нет. – Ну и кавалер! Разве можно без расчески? Возьмешь на время мою.

Иван Сергеевич деловито, как заправский парикмахер, зачесывает Васе волосы.

– Сделай чубик. Голову не водой смачивают, а одеколоном. – Иван Сергеевич косится на свой флакон, качает головой и осторжно брызгает одеколоном на Васю. Пораженный такой щедростью, Вася машет руками.

– Хватит, хватит, а то тебе не останется! – и вынимает из кармана деньги. – Купи одеколон, я выбирать не умею.

– В какую цену? – спрашивает Иван Сергеевич.

– Получше.

– Сорок рублей стоит, например, «Белая ночь» или «Шипр», но на данном этапе нашей жизни лучше пострадать качественно, чем материально. Есть цветочные одеколоны разных сортов. Они подешевле. А запах тоже сильный, даже еще сильнее.

Иван Сергеевич вскоре возвращается с одеколоном.

– У тебя носовые платки есть?

– Нет, – признается Вася, – не захватил из дому.

– Это же бескультурье, – искренне возмущается Иван Сергеевич. – Купил тебе два платка и кошелек. В кармане носить деньги не дело, потеряешь или изомнешь. Да и нехорошо, когда в кармане деньги бренчат, как у купца.

Иван Сергеевич, видимо, волнуется не меньше Васи. На прощание он напутствует «кавалера»:

– Держи себя самостоятельно. Не завирайся. Как встретишься с ней, сразу читай стихи.

Не знает Вася стихов. С трудом вспоминает одно:

Маша варежку надела:

– Ой, куда я пальчик дела?

Иван Сергеевич машет руками:

– Не годится, надо лирическое, про любовь.

У ворот училища Васю встречает Юра с кипой шахматных журналов под мышкой.

– Уже? – он растерянно улыбается. Вася кивает головой, в конце концов он не виноват, если Оле Юра не нравится.

– Она давно прошла.

– Знаю. В райком вызвали.

– Я в кружок пойду, на турнир, – с деланой беззаботностью говорит Юра. – Только не груби… Она очень хорошая…

…Еще целый час до встречи. Вася молодцевато прохаживается под часами. Каждые пятнадцать минут раздаются их звонкие удары. Останавливаются троллейбусы. Входят и выходят люди. Сердце Васи замирает. Троллейбус бесшумно уезжает, и Вася с нетерпением ждет следующего. Бесчисленные снежинки, словно серебристые мотыльки, налетают на яркий свет фар. Вася вытаскивает из кармана кошелек, любуется. И верно: хорошо с кошельком, солидно. Потом разворачивает новенький платок, нюхает. А может, у Оли нет одеколона? Взглянув на часы, он перебегает улицу. В парфюмерном отделе магазина у него разбегаются глаза. Он покупает самый большой флакон – «надолго хватит».

Возле парикмахерской Вася вдруг останавливается, потирает ладонью подбородок и то место, где бывают усы. Он несколько раз проходит мимо дверей, заглядывает в окна, потом нерешительно открывает дверь.

– Раздевайтесь, молодой человек. Как вас постричь?

– Побрить, – солидно говорит Вася.

Парикмахер смотрит в серьезное лицо клиента.

– Гм, побрить? Извините, но у вас ничего нет, пушок один.

– Вырастут.

Бритва приятно скользит по щекам, подбородку. «А что, если крем попробовать и пудру? Была не была, все надо испытать…»

…Теперь бегом к часам! Оля уже ждет его.

– Добрый вечер! Извини, Оля…

Они стоят, глядя куда-то в сторону. Никогда Вася не испытывал такого стеснения.

«Наверно, разочаровалась, даже не смотрит на меня», – с грустью думает Вася, мельком взглянув в смущенное лицо Оли.

– Я целый день так волновалась, что даже подружки заметили, – говорит Оля, все еще не глядя на Васю.

– И я волновался, все заметили, – выпаливает он в ответ.

Они идут, сами не зная куда. Вася прибавляет шаг. Девушка еле успевает за ним.

– Ты всегда так ходишь? – смеется она. Вася растерянно приостанавливается.

– Привык.

– Когда гуляют, ходят медленно.

Ночь светлая и тихая.

«Надо о чем-то говорить, – в отчаянии думает Вася. – Стихи? «Белеет парус одинокий в тумане моря голубом, что ищет он в стране далекой…» А дальше? Забыл. Взять ее под руку или не взять? А вдруг она рассердится?» Вася присматривается к идущим навстречу молодым людям. Почти все парни держат девушек под руку и о чем-то говорят, говорят.

«Возьму – и все», – решается Вася, и от этой мысли ему становится жарко. Он уже несколько раз касался ладонью рукава Оли, но рука почему-то сама отдергивалась.

– Снег… скользко, упасть можно.

И вдруг он неловко и крепко, словно рычаг на тракторе, схватил Олю за локоть.

– Ой! – воскликнула девушка и отстранилась.

– Я думал, ты падаешь. Поддержал.

Настроение у Васи окончательно испортилось. Он шел молча, хмуро разглядывая свои туфли, а Оля поглядывала на него украдкой и чуть-чуть улыбалась глазами.

Они вошли в парк. В нем было удивительно светло от многочисленных электрических фонарей. Деревья, запушенные снегом, искрились.

– Почему ты молчишь? – Оля окинула Васю ласковым взглядом и рассмеялась. – Ты молчун?

Вася вздыхает: «О чем же говорить? Надо говорить о товарищах», решает он.

– Вообще Юрка хороший товарищ, только он… – Вася хотел сказать «маменькин сынок», но спохватился – нельзя же на товарища наговаривать! У меня есть друг, Панька Рогачев.

Оля засмеялась.

– А Юрий как же?

– Про Паньку рассказывать интереснее. Он самый первый механизатор в области.

– Не самый первый, есть и лучше. Я Рогачева знаю.

Вася даже приостановился, во все глаза уставился на Олю. Потом снисходительно улыбнулся.

– Выдумываешь.

– Честное комсомольское. Я разговаривала с ним.

Оказывается, Янгикурганский район давно соревнуется с Буадильским, и Паня вместе с другими делегатами приезжал проверять выполнение социалистических обязательств.

– Понравился он мне. Другие приедут, походят, посмотрят, вежливо поговорят, уедут. А Паня, если увидит огрех, сразу бежит к трактористу. «А ну, вылазь с креста, у тебя формализм, а не работа», – закричит он, развернет трактор и пошел плугами ворочать.

Вася берет девушку под руку. Получается это невзначай. Хорошо идти с Олей! Она даже Паньку знает, молодец! О чем она сейчас думает? Красивые черные глаза Оли задорно поблескивают, искрятся, будто в них попали снежинки.

– Помнишь, как к директору повела нас?

– А ты насмешливо посмотрел на меня…

– Неладно получилось. Я все время думал, как бы с тобой поговорить. Думал, ты строгая, а ты, оказывается, простая. Люблю простых людей.

– А я люблю смелых, энергичных. У тебя вид такой – смелый.

– Ну, насчет смелости не знаю, – ответил, запинаясь, Вася. – Нет, я не совсем смелый. Не получается. Все не так.

– Знаешь, когда я обратила на тебя внимание?

Вася напрягся в ожидании.

– Мне понравилось, когда ты в классе сказал: «Виноват Ярков». Ведь никто из ребят не осмелился прямо сказать, только глазами мастеру показывали на Костю. Так трусы и ябедники делают, а ты молодец, Вася!..

Оказывается, Оля видела, как Ярков тянул на шпагате курицу.

– Я бы на твоем месте, пожалуй, тоже не сказала замполиту про воровство… Если бы ты сказал, то Костю исключили бы из школы. Верно?

– Как же быть?

– Если бы я знала, как быть! Пойми мое положение, я, комсорг училища, и скрываю преступление… Ведь это тоже преступление. Костя должен сам все рассказать.

– Это верно, только сам он не скажет…

– Он должен!

Пришли в училище. Надо расставаться, уж скоро одиннадцать.

– Давай всю ночь будем ходить, – предлагает Вася.

– А целый день спать будем? – смеется Оля и поправляет ему воротник пальто. Почему у тебя одно плечо выше другого? Физкультурой занимайся, Вася. Я люблю физкультурников.

– Я и так гири по два пуда поднимаю, – не сразу ответил Вася. Оля покачала головой.

– Зачем меня обманывать? – тихо сказала она. – Не надо обманывать. Я занимаюсь гимнастикой, на кольцах, и тебе советую. Будешь?

Вася отвел глаза в сторону.

– Будешь? – переспросила девушка.

– Буду.

Он пожал ей руку на прощание, но вспомнил о подарке.

– Ты одеколон любишь?

Оля удивленно вскинула брови.

– Люблю, конечно.

Он торопливо вынул из кармана флакон.

– В подарок, – смущенно протянул ей одеколон.

Оля отпрянула.

– Не говори глупостей!

– Возьми, Оля, – упрашивал Вася.

Девушка не взяла.

– И еще один совет: не мажься кремом. Лицо у парня должно быть мужественное, суровое, смелое… Понятно?

Она легко поднялась по ступенькам парадного, оглянулась и махнула рукой. А Вася стоял не двигаясь.

Светла была зимняя ночь, без единой тучки на небе. Светло и на душе у Васи, но… где-то в глубине сердца затаилась тревога: «Хотел что-то важное сказать и не сказал. Не так, не так все получается. Эх, Оля, еще бы хоть немного постоять с тобой и посмотреть в твои ласковые, такие загадочные глаза».

В открытую дверь красного уголка Вася увидел Ивана Сергеевича, склонившего светлую голову над разложенными книгами. Тихонько, на цыпочках Вася подошел к другу и заглянул через плечо: – «Химию учит, а я в ней ни шиша не понимаю».

– Ваня, – тронул Вася товарища за плечо.

– Не мешай! – отшатнулся Иван Сергеевич, но увидев Васю, смягчился. Я думал, Полев балуется. Все время он с глупыми вопросами пристает – что раньше появилось: курочка или петух? Неправильная постановка вопроса. Посоветовал книги почитать. Говорит, их долго читать. Странный он какой-то: тихий, скрытный, а глаза ехидные. Не люблю таких.

– А кто его любит? И чего ты с ним разговор завел?

Иван Сергеевич внимательно посмотрел на Васю.

– Встретились?

– Ой, Ваня, какая она хорошая! Только вот, мучаюсь: говорить не знал о чем. Надо было подобрать такие слова, чтобы она поняла, какой я есть…

– Ну, ну, развез! Какой есть – это еще не заслуга; какой будешь другое дело…

– Возьми вот в подарок, – Вася сунул одеколон в руки товарища и зашагал в свою комнату. Иван Сергеевич с недоумением повертел флакон, поставил его на стол и снова принялся решать задачу по химии.