Текст книги "Сонеты 110, 9, 10 Уильям Шекспир, лит. перевод Свами Ранинанда"
Автор книги: Александр Комаров
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Сонеты 110, 9, 10 Уильям Шекспир, – лит. перевод Свами Ранинанда
Свами Ранинанда
*******************
Poster 2024 © Swami Runinanda: «William Shakespeare Sonnets 110, 9, 10»
William Shakespeare Sonnet 110 «Alas, 'tis true I have gone here and there»
William Shakespeare Sonnet 9 «Is it for fear to wet a widow's eye»
William Shakespeare Sonnet 10 «For shame, deny that thou bear'st love to any»
Poster 2024 © «Der Schalksnar» circa 1540 by Heinrich Vogtherr the Younger | The German Museum
_____________________
«Art is a kind of innate drive that seizes a human being and makes him its instrument. The artist is not a person endowed with free will who seeks his own ends, but one who allows art to realize its purpose through him. As a human being he may have moods and a will and personal aims, but as an artist he is «man» in a higher sense – he is «collective man» – one who carries and shapes the unconscious, psychic forms of mankind».
«Искусство – это своего рода врождённый порыв, который овладевает человеком и делает его своим инструментом. Художник – является не личностью, наделённой талантом со свободной волей, но только он тот, кто позволяет искусству реализовать своё предназначение через него. Так как будучи человеком, у него могут быть настроения, воля и персональные установки, но как художник, он прежде всего «человек» в более высоком смысле слова – он является «коллективным человеком» – единственным, кто в себе несёт и формирует бессознательные психические формы человечества».
– Карл Густав Юнг (Carl Gustav Jung 26 July 1875 – 6 June 1961) «Архетипы и Коллективное Подсознательное» (The Collected Works of C.G. Jung: «The Archetypes and the Collective Unconscious»).
Внимательное прочтение сонета 110, вызвало чувство восхищения, напомнив литературные образы одной из пьес Шекспира. Строки сонета своей непритязательной искренность и самокритичностью, буквально, с первых строк покорили моё сердце, образы «motley jester», «пёстрого шута», охватили моё воображение. И тогда, мне вспомнились слова величайшего французского архитектора современности Ле Корбюзье: «Поэзия – находится в сердце человека, и именно, потому человек способен постичь сокровищницу скрывающуюся в Природе».
Дабы сердце человека – есть вместилище его бессмертной души. Поэтому, нам людям не следует забывать, что «искусственный интеллект», вполне вероятно, переживёт человечество, но никогда не обретёт, как одухотворённое сердце, так и душу, придающую осмысленность деятельности всего сущего, которое является неотъемлемой частью самой Природы.
Размышления в подобном ключе могли объяснить повышенный интерес критиков к неординарному сонету 110, но этот яркий и выразительный образ «пёстрого», «motley» напомнил мне образы бездомного «шута» из пьесы Уильяма Шекспира «Как вам это понравится» акта 2, сцены 7. В ходе семантического анализа несколько ниже, мной будут проведены параллели между сонетом 110 и этой пьесой Шекспира. На самом деле, подобная схожесть образов вполне могла предоставить подсказку исследователю на приблизительное время написания сонета 110.
В ходе исследовательской работы, к примеру, меня не интересовал вопрос: «What porridge had John Keats»? «Какую овсяную кашу ел Джон Китс»? – для того, чтобы понять предпосылки возникновения такого гения драматургии, как Уильям Шекспир. Или же, проводить вымудренные морфо-этимологические исследования, относительно происхождения, самого слова «Shakespeare», поскольку было ясно, что оно являлось творческим псевдонимом, скрываемого за ним придворного аристократа, писавшего гениальные пьесы.
Впрочем, «the dog was buried», «собака была зарыта» слишком глубоко, ибо «терра инкогнито» простиралась на весь период времени и была усеяна «белыми пятнами», когда какая-либо информация об творческой деятельности поэта и драматурга оказалась недоступной по причине её отсутствия. Несмотря на это, содержание сонетов отчасти, буквально намёками раскрывало кое-какие детали об ошеломительном успехе первых пьес и становлении Шекспира в глазах общественности, как маститого драматурга своего времени. И общеизвестно, что согласно решения Тайного Сонета покреплённого указом в «елизаветинскую» эпоху аристократам и женщинам была запрещена актёрская деятельность, особенно на подмостках театров Лондона.
Из чего можно заключить, что Уильям Шекспир, будучи придворным аристократом никоим образом не мог служить в театральной труппе актёром особенно в тоже время, когда был занят сочинительством пьес, ибо эта работа требовала от него полной самоотдачи.
Именно, содержание книги Артура Ачесона «Потерянные годы Шекспира в Лондоне 1586—1592» (Arthur Acheson: «Shakespeare's Lost Years in London 1586—1592»), предоставило исследователям совершенно новое видение периода жизни и творчества поэта и драматурга.
«Этот период жизни Шекспира положил начало творческих отношений между ним и юным графом Саутгемптоном, где раскрылась неоценимая помощь, разногласия а затем противостояние Джона Флорио, как «Сэра Джона Фальстафа». Несмотря на этого, подавляющее большинство критиков долгое время считали Джорджа Чапмена (George Chapman) «поэтом-соперником», входящих в группу 78—86 сонетов Шекспира. Хотя, реальная история жизни Чапмена раскрыла исследователям его деятельность, в качестве поэта, истографа и драматурга в значительно более расширенном диапазоне его творческих возможностей». (Ellis, David (2013): «The truth about William Shakespeare: facts, fiction and modern Biographia». Edinburgh University Press, p.72. ISBN: 9780748653881).
Хотя, следы творческого сотрудничества юного графа Саутгемптона с Чапменом были налицо, которые показывая очевидную схожесть некоторых фрагментов его пьес Джорджа Чапмена с драматургическими произведения Уильяма Шекспира, получившие своё отражение в содержании сонетов, где бард сетовал об «публичных скандалах» из-за нарушений авторских прав, обвиняя в этом юношу, адресата сонетов.
– Но можно ли, было взять труд Артура Ачесона «Потерянные годы Шекспира в Лондоне 1586—1592» за основу для дальнейшей исследовательской работы?
– Конечно же, нет!
Дело в том, что в книге Артура Ачесона «Потерянные годы Шекспира в Лондоне 1586—1592» фигурировали несостоятельные, не выдерживающие никакой критики версии Шекспира, актёра и сына ремесленника-перчаточника. Но от предположительных сведений этой книги взяли своё начало хронологические несоответствия в представлениях и научных статьях критиков, рассматривающих образ Уильяма Шекспира, как нерелигиозного бастарда, которому были позволительны низменные запросы, относительно морально-этических норм в повседневной жизни, присущие только простолюдинам. В то время, как в содержании сонетов ключевым образом сонетов являлся образ «canker», «червоточины», который предоставлял видение поэта, отражающее критерии морали придворных аристократов; к примеру, образ «loathsome canker», «мерзкой червоточины» в строке 4 сонета 35.
Рассматривая образы сонета 110, читатель получал возможность исследовать характер действий барда, который уподобил своё поведение с действиями «пёстрого» шута в период времени написания одной из двух пьес Шекспира «Венера и Адонис» и «Изнасилование Лукреции». Что объясняло природу его столь необычного поведения, тогда поэт относился к себе довольно-таки критически, не страшась написать в необычной манере. Которая не была связана с актёрской деятельность, как полагали критики, это было время сомнений и метаний в период его становления, как вполне сформировавшегося драматурга, чтобы не могли возникнуть разночтения относительно искренности строк в сонете 110.
– Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________
Original text by William Shakespeare Sonnet 110, 1—4
This text is distributed for nonprofit and educational use only.
«Alas, 'tis true I have gone here and there,
And made my self a motley to the view,
Gor'd mine own thoughts, sold cheap what is most dear,
Made old offences of affections new» (110, 1-4).
William Shakespeare Sonnet 110, 1—4.
«Увы, но это истинно, что Я ходил туда-сюда (притом),
И сам себя пёстрым на внешний вид выставил (шутом),
Пронзён своими собственными мыслями: что дороже продал дёшево,
Составил старые нарушения привязанностей на новые (потом)» (110, 1-4).
Уильям Шекспир, Сонет 110, 1—4.
(Литературный перевод Свами Ранинанда 25.05.2024).
* affection —
(сущест.)
привязанность (ж.р.);
(мн. ч.) affections
Пример:
It shews affection for me.
Это показывает привязанность ко мне.
Оксфордский Большой словарь в 12-ти томах изд. 1928 (Oxford English Dictionary, OED).
«Но мог ли, высокородный придворный аристократ, нёсший службу при дворе, уподобившись бастарду позволить себе подобную вольность, чтобы окружающие придворные сопоставляли его с королевским шутом? Несомненно, этот фактор сыграл решающую роль для того, чтобы поэт начал писать, тщательно скрывая свою личность под чужим именем, а именно – литературным псевдонимом «Уильям Шекспир».
В «елизаветинскую» эпоху английская фраза идиома «of infinite jest», «неистощимой насмешки» выражала форму иронического сарказма, в качестве одного из видов сатирических изобличений нравов королевским шутом, при помощи язвительной насмешки, содержащей высочайшую степень иронии». 2024 © Свами Ранинанда.
Образы «пёстрого», разбрасывающего притчи и наполненные философски глубоким смыслом были близки образу мышления Уильяма Шекспира.
Конечно же, фразы шута несли как антитезу с паттерном, так любимые бардом, зачастую содержали глубинную народную мудрость, придававшую осмысленное значение дилемме выбора. Там где происходящее в ходе мизансцены пьесы переходило рамки познания опытом человека, где действовали метафизические законы, доступных только пониманием иррационального ум, а именно «пёстрого шута». Там, где спонтанно случайный характер происходящего куда чаще может показаться не поддающимся объяснению рациональным умом.
Для понимания метафизически мироустройства не доступа всем подряд, по причине того, что в таком случае будет потеряна его сакральное предназначение. Включающее в себя месседжи самих притч «пёстрого шута» людям, живущим в окружении таких пороков, как: зависть, гордыня, лицемерие, хвастовство, обжорство, а также прочие излишества.
В ходе рассмотрения слова «пёстрый», «motley» в широком понимании требовалась, куда более развёрнутая интерпретация этого понятия. Абсолютно невозможно было обойти вниманием тот факт, что профессия придворного «пёстрого шута» предусматривала предоставление монархом придворному шуту его основной «привилегии» – это «полного карт-бланша» на публичное выражение сарказма в его притчах и шутках для изобличения пороков окружающего мира, включая присутствующих при дворе персон.
(Примечание от автора эссе: «карт-бланш» – фразеологизм из французского языка и обозначающий полную свободу действий в принятии решений. В современном обществе это выражение ассоциируется с возможностью действовать без ограничений. С юридической точки зрения карт-бланш – это предоставление расширенных возможностей, а также полных прав на принятие решений для действий в конкретной сфере деятельности. Применение данного термина в творческой деятельности может означать «карт-бланш идей», то есть дающий полную свободу действий по воплощению творческих идей и концепций. Оборот речи «carte blanche», при дословном переводе с французского: «белая карта» или «пустая, то есть не заполненная карта». Первоначально, так называли чистый бланк, подписанный некой высокопоставленной персоной, который предоставлял другому лицу возможность заполнить этот бланк текстом, какой был бы ему угоден).
Краткая справка.
«Пёстрый» («Motley») – это традиционный костюм придворного шута, пёстрого дурака или персонажа, типа «комеди дель арте» («commedia dell'arte»). Арлекин носил одеяние «пэчворк», состоящее из красных, зелёных и синих лоскутов ромбической формы, до его времени оставшись основным мотивом в индустрии развлечений.
Как правило, шут, «jester», придворный шутник или «ряженный» балагур – являлся членом клана суверена, либо монарха, нанимаемый на бессрочной основе для развлечения приглашённых придворных по случаю мероприятий королевского двора. Шуты также были бродячими артистами, которые развлекали простой люд на ярмарках и городских рынках, и эта деятельность продолжается до наших дни, когда шуты выступают на мероприятиях с сугубо исторической тематикой. Исходя из описания и исторических изображений считается, что шуты, в частности на подмостках театров, обычно носили яркую одежду и эксцентричные шляпы с пёстрым рисунком в периоды пост классической эпохи, и Ренессанса.
Шуты развлекали гостей, используя самые разнообразные навыки: основными из них были пение, музыка и рассказывание историй, но многие также использовали акробатику, жонглирование, рассказывание притч и шуток на основе каламбуров, стереотипов и имитаций, а иногда выполнение «магических» трюков. Большая часть выступления шута представляла собой пантомиму с элементами юмора, а иногда сатиры, наполненной сарказмом. Многие шуты в устной форме рассказывали злободневные истории о людях или событиях, уже известных зрителям, сопровождая их пением и игрой на музыкальных инструментах. Бубенцы, подвешенные на одеянии «пэчворк» играли незаменимую роль в создании образа шута, так как они звенели при каждом его движении. Таким образом, они служили для привлечения внимания зрителей на ключевые фразы, играющие решающее значение для понимания глубокой притчи шута, пронизывающей ироническим сарказмом скрытые пороки нравов людей и общества иди конкретной персоны в целом.
Современное употребление английского слова «jester», «шут» вошло в обиход только в середине 16-го века, во времена династии Тюдоров. Этот термин происходит от более древней формы «gestour» или «jestour», изначально имевшей корневую основу из французского языка, что означало «storyteller», «рассказчик» или «minstrel», «менестрель». В качестве других подобных по смыслу терминов более раннего периода могли служить: «fol, «disour», «buffoon и «bourder».
– Можно ли, в данном контексте сравнивать слово «менестрель», «minstrel» со словом «пёстрый», «motley» наравне, как абсолютно равнозначные?
– Ни в коем случае, нет!
Отличия между «менестрелем» и «пёстрым» на самом деле, существенные. Дело в том, что монархом был предоставлен королевскому шуту «полный карт-бланш», чтобы он мог высмеивать, буквально все стороны придворной жизни, а также публично оглашать шутки, затрагивающие внешний вид высокопоставленных персон, характер их действий, их деятельности на госслужбе, за которые любой придворный фаворит мог поплатиться жизнью, лишившись головы на плахе палача, либо мог быть сожжённым на костре инквизиции за ереси. При рассмотрении «елизаветинской» эпохи невозможно обходить стороной не учитывая брутальный характер уклада жизни, который откладывал ощутимый отпечаток на взаимоотношения придворных аристократов между собой и с бастардами. Подавляющее большинство которых прозябали в беспросветной нищете под гнётом бесправия «косноязычной» власти.
Впрочем образ «motley jester», «пёстрого шута» сонета 110 имеет сходные черты с образом «very beadle», «заурядного педеля» из пьесы Уильяма Шекспира «Потерянные труды любви» акт 3, сцена 2. В связи с чем, любезно предлагаю читателю для ознакомления и сравнения фрагмент этой пьесы.
– Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________
Original text by William Shakespeare «Love's Labour's Lost» Act Ш, Scene II, line 937—958
This text is distributed for nonprofit and educational use only.
ACT III. SCENE II
The same.
(Enter DON ADRIANO DE ARMADO and MOTH)
BIRON
And I, forsooth, in love! I, that have been love's whip;
A very beadle to a humorous sigh;
A critic, nay, a night-watch constable;
A domineering pedant o'er the boy;
Than whom no mortal so magnificent!
This wimpled, whining, purblind, wayward boy;
This senior-junior, giant-dwarf, Dan Cupid;
Regent of love-rhymes, lord of folded arms,
The anointed sovereign of sighs and groans,
Liege of all loiterers and malcontents,
Dread prince of plackets, king of codpieces,
Sole imperator and great general
Of trotting 'paritors: – O my little heart: —
And I to be a corporal of his field,
And wear his colours like a tumbler's hoop!
What, I! I love! I sue! I seek a wife!
A woman, that is like a German clock,
Still a-repairing, ever out of frame,
And never going aright, being a watch,
But being watch'd that it may still go right!
William Shakespeare «Love's Labour's Lost» Act Ш, Scene II, line 937—958.
АКТ 3. СЦЕНА 2
То же самое.
(Входят ДОН АДРИАНО ДЕ АРМАДО и МОТЧ)
БИРОН
И Я, разумеется был влюблён! Я, будто был кнутом любви;
Заурядным педелем юморным при вздохе;
Критиком... Нет, ночного дозора констеблем;
Властолюбивым педантом, по-прежнему мальчишкой;
Причём, тем кто не смертельный, поэтому – великолепный!
Этим смятённым, ноющим, подслеповатым, своенравным мальчишкой;
Этим старшим-младшим, великаном-карликом, – Дон Купидоном;
Любовных рифм регентом, повелителем складываемых рук,
Помазанным владыкой вздохов или стенаний,
Вассалом всех бездельников и вечно недовольных,
Боязливым принцем плакеток, гульфиков королём.
Единоличный император и великий генерал
Несущихся рысью судебных приставов: – О, моё маленькое сердечко: —
И, Я наверняка, капралом стану на его поле,
И пожелаю носить его цвета, словно обруч акробата!
Что, Я! Я люблю! Я предъявляю иск! Я ищу жену!
Женщину, чтобы была, словно немецкие часы,
По-прежнему ремонтируемыми, никогда не выходящими из строя,
И ни разу правильно не идущими, будучи стражем,
Но, чтоб за них смотрели и по-прежнему могли правильно идти!
Уильям Шекспир «Потерянные труды любви» акт 3, сцена 2, 937—958.
(Литературный перевод Свами Ранинанда 03.05.2023).
(Примечание от автора эссе: прочтение пьес Шекспира с его сокращениями иностранных слов и терминов в пьесах требует от исследователя и переводчика наличие широкого кругозора и достаточного словарного запаса иностранных слов. К примеру, иностранное слово «'paritors» = «an apparitor», которое с итальянского переводится, как – «судебные приставы» или же чисто немецкое слово «beadle», «педель» – университетский служитель или школьный служка).
* ПЕДЕЛЬ, —
(нем., от ср.-в.-лат.). 1) у древних римлян, служащие в суде и исполнявшие распоряжения судей.
2) в наше время, университетский служитель или вообще школьный служка.
Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. – Чудинов А.Н., 1910.
** РЕГЕНТ, -а, м.
1. Временный правитель государства, осуществляющий верховную власть вместо монарха.
2. Дирижёр хора, преимущественно церковного. «Пронёсся тонкий, жужжащий звук камертона. Регент задал тон». Куприн, «Мирное житие».
Словарь русского языка: В 4-х т. // РАН, Ин-т лингвистич. исследований; под ред. А. П. Евгеньевой. – 4-е изд., стер. – М.: 1999.
Пьесы, написанные Шекспиром набирая обороты шли на аншлаг в переполненном театре «Глобус», они вызывали нескрываемое чувство восхищения и порождали зависть, особенно у коллег по писательскому цеху. И тогда у автора, сидящего в партере начинало возникающее чувство отстранённости «как будто ничего не принадлежало» ему, как автору, сочинившему пьесу с действом, происходившим на сцене. Но зато взгляд со стороны на свою пьесу давал очередную возможность поэту и драматургу увидеть все недостатки пьесы со стороны, как простой зритель.
Несмотря ни на что, ему рядом с собой нужен был юный друг, обладавший чувством безукоризненного чутья в драматургии, умеющий раскрыть недостатки пьесы, когда иногда некоторые фрагменты пьес требовалось переписать после пробной премьеры.
Этот человек был, и ему после помолвки со старшей дочерью Шекспир посвятил несколько свадебных сонетов, включив их в свою частную переписку со следующими сонетами, посвящённых этому талантливому юноше. «Доброму позволителю», как назвал автор сонетов и верификатору пьес, написанных в период становления в качестве драматурга. Философские воззрения «Идеи Красоты» Платона и Лукреция их трактата «О природе вещей» легли в основу сонетов, включая наиболее яркие образы древнегреческой мифологии в качестве «аллюзии».
Хочу заострить внимание читателя на практическом применении Шекспиром философских воззрения стоиков при рассмотрении «Идеи Красоты» Платона к юному Саутгемптон, в качестве адресата сонетов.
Таким образом, повествующий бард пожелал увековечить в строках своих сонетов «небесную» красоту юноши, путём применения «платоновской» теории «Идеи Красоты» при помощи практической реализации, в то же время как «земная» красота и молодость должны были быть поглощены ненасытным и быстротечным персонифицированным Временем.
Причём, присутствующая «метанойя», в содержании сонетов 9 и 10-ть указывала на «платонический» характер выражения поэтом чувства любви к юному другу, с которым познакомился в пору его отрочества по приезду в дом опекуна Сесил-Хаус на Стрэнде.
Возможно, тогда у тогда возникла идея включить лейтмотив заключительных строк сонета 47 Майкла Дрейтона, который стал пронизывать сонеты последовательности «Прекрасная молодёжь» (1—127): «Нет, не публичную славу напрасно Я преследовал; всё, что Я искал, лишь только увековечить – вас».
– Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________
Original text by Michael Drayton «Idea» Sonnet XLVII
This text is distributed for nonprofit and educational use only.
(The Project Gutenberg. Elizabethan Sonnet Cycles. Idea, by Michael Drayton;
Fidessa, by Bartholomew Griffin; Chloris, by William Smith. Editor: Martha Foote Crow).
XLVII
In pride of wit when high desire of fame
Gave life and courage to my labouring pen,
And first the sound and virtue of my name
Won grace and credit in the ears of men;
With those the thronged theatres that press
I in the circuit for the laurel strove,
Where the full praise, I freely must confess,
In heat of blood a modest mind might move;
With shouts and claps at every little pause
When the proud round on every side hath rung,
Sadly I sit, unmoved with the applause,
As though to me it nothing did belong.
No public glory vainly I pursue;
All that I seek is to eternize you.
Michael Drayton «Idea» Sonnet XLVII.
XLVII
В чувстве гордости от ума, когда высоко желание славы
Жизнь вдохнувшее и мужество натруженному моему перу,
И первое озвучание и достоинство моего имени
Завоевавшего изящество и кредит доверия в устах людей;
Для этих переполненных театров, настаивающих, что
Я в кругу тех, кто ради лавров устремился,
Где похвалой наполненный, невольно должен Я признать,
В горячке крови ум сдержанный мог сдвинуться;
От криков и хлопков на каждой малой паузе
Когда надменность окружения звенит со всех сторон
Печально, Я сижу, не двигаясь от аплодисментов,
Как будто ничего мне не принадлежит.
Нет, не публичную славу напрасно Я преследовал;
Всё, что Я искал, лишь только увековечить – Вас.
Майкл Дрейтон «Идея», сонет 47.
(Литературный перевод Свами Ранинанда 24.04.2023).
В ходе сравнительного анализа, при сопоставлении сонета 112 с предыдущим 111-м обнаружилось, что существовала опосредованная связь между ними, которая была заложена изначально, характеризующая тематические расхождения в сюжетах.
В сонете 111 речь шла об творческом кредо и обретении бардом индивидуального почерка, где он в иронической форме просит адресата излечить его «инфекционной болезни», то есть одержимости «драматургической» деятельностью.
Вместе с тем, при прочтении сонета 111 читатель обнаруживает, что тон изложения необычайно искренний, несмотря на оттенки иронии поэта.
Несмотря на это, этот сонет раскрыл ещё одну причину разрыва дружеских отношений между поэтом и адресатом, это его предательств с переходом на сторону поэта-соперника, что сыграло решающую роль в разрыве многолетней дружбы между поэтом и юношей сыграл, где он выступил в качестве инициатора разрыва отношений. Это произошло после ряда «публичных скандалов», связанных с появлением в пьесах поэта-соперника фрагментов похожих на участки пьес, написанные Шекспиром значительно ранее.
Несмотря на исповедальный характер, содержание сонета 110 раскрывало намерения поэта, который не открещивался от самокритики, а наоборот искренне продолжал описывать свои переживания в последующих сонетах, это – во-первых.
Во-вторых, методологический подход автора «от внешнего к внутреннему» в контексте сонета 110 прямо указывал на то, что образ «motley jester», «пёстрого шута» не являлся отражением сценического образа поэта и драматурга, в качестве актёра театральной труппы, вопреки устоявшихся версий критиков от академической науки об актёрской деятельности барда.
Невзирая ни на что, но Уильям Шекспир, как поэт и придворный дворянин говорил языком двусмысленных образов, а именно «опосредованно», чаще словами своих литературных героев, таким образом вуалируя содержание написанного, где мастерски использовал свой собственный язык «шекспировской» иносказательной аллегории.
Конечно же, этот язык иносказательной аллегории подчёркивал самобытную выразительность его произведений, как автора выделяя психологическую глубину его драматических образов от образов пьес других коллег по «золотому» перу, включая поэта-соперника.
В-третьих, широкое применение иностранных слов Шекспиром в своих произведениях являлось ярким доказательством того, что он много путешествовал, как по морю, так и по суше, участвовал, как офицер в морских баталиях. Исследуя содержание сонетов и пьес Шекспира мной было обнаружено, что барду и драматургу была хорошо известна морская оснастка и её назначение для управления морским судном, а также он, как автор широко применял юридическую терминологию как в содержании сонетов, так и пьес.
Но, только один этот факт полностью и бесповоротно опровергает распространяемые версии критиков от академической науки о том, что Уильям Шекспир, являясь продавцом солода, ростовщиком или актёром действующей театральной труппы, совмещая все эти виды деятельности, ко всему прочему смог написать столь много гениальных пьес.
В-четвёртых, основной методологический принцип в работе «motley jester», «пёстрого шута», к примеру, в пьесе Шекспира «Потерянные труды любви» остался неизменным: «Ab exterioribus ad interiora» – «От внешнего к внутреннему», что само по себе говорило об знании драматургом, автором пьесы методологий стоиков, основоположников философской мысли древней Греции.
Сам принцип от «видимого к «невидимому»; от внешнего поверхностного к внутреннему сущностному, указывал на влияние на произведения Шекспира философской мысли стоиков. Этот факт явственно проявлял ряд несоответствий в том, что столь глубокие знания никоим образом не мог получить малограмотный сын ремесленника, с горем пополам закончивший церковную приходскую начальную школу в Стратфорде-на-Эйвоне графства Уорикшир.
Образы покаяния сонета 110 послужили основной мотивацией соединения в одном эссе пары сонетов 9-10, входящих в «диптих» с сонетом 110. Безусловно, эти три сонета объединила идея «метанойи», позаимствованная из христианской гуманистической доктрины, выделяя Уильяма Шекспира, как человека верующего использовавшего фрагменты текстов Святого Писания в качестве «аллюзии» для написания некоторых сонетов и пьес.
Дело в том, что в заключительном двустишии сонета 9 автором затрагивалась тема «murderous shame», «убийственного позора», в тоже время в первой строке сонета 10 присутствовал образ «позора». Именно поэтому, в сонете 10, затрагивалась идея «метанойи», то есть «покаяния», когда бард предложил юноше сменить свой образ мышления, то есть «repent», «покаяться».
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________
Alas, 'tis true I have gone here and there,
And made my self a motley to the view,
Gor'd mine own thoughts, sold cheap what is most dear,
Made old offences of affections new.
Most true it is, that I have look'd on truth
Asconce and strangely: But, by all above,
These blenches gave my heart another youth,
And worse essays prov'd thee my best of love.
Now all is done, have what shall have no end,
Mine appetite I never more will grin'd
On newer proofe, to trie an older friend,
A God in love, to whom I am confin'd.
Then give me welcome, next my heaven the best,
Even to thy pure and most most loving breast.
– William Shakespeare Sonnet 110
_____________________________
2024 © Литературный перевод Свами Ранинанда, Уильям Шекспир 110
* * *
Увы, но это истинно, что Я ходил туда-сюда (притом),
И сам себя пёстрым, на внешний вид выставил (шутом),
Пронзён своими собственными мыслями: что дороже продал дёшево,
Воссоздал давние правонарушения привязанностей новыми (потом).
Самое верное это то, что Я посмотрел правде в глаза (от того)
Исподлобья и необычно: но зато ко всему вышеописанному,
Эти уклонения подарили новую молодость моему сердцу,
И худшие испытания доказали это тебе – моя лучшая любовь.
Теперь, когда же всё закончено обладаю тем – конца нет чему,
При моей склонности, никогда больше Я не ухмыльнусь (вновь)
На новом доказательстве, дабы давнего друга испытывать (мог),
Бога в любви, к кому – Я ограничен (посему).
Тогда поприветствуй меня, будущий мой рай лучше, (чтоб)
Даже (мог прильнуть) к твоему чистому и наиболее любящему лону.
* * *
Copyright © 2024 Komarov A. S. All rights reserved
Swami Runinanda Jerusalem 25.05.2024
_________________________________
* affection —
(сущест.)
привязанность (ж.р.);
(мн. ч.) affections
Пример:
It shews affection for me.
Это показывает привязанность ко мне.
Оксфордский Большой словарь в 12-ти томах изд. 1928 (Oxford English Dictionary, OED).
** blench —
(глагольные формы) (непереходный) (British English, formal)
уклониться, смутиться, испугаться, побледнеть;
Спряжения: blenched / blenched / blenching / blenches
(существ.) (мн. ч.) blenches – уклонения, смущения.
Отреагировать на что-то таким образом, что показывает, что вы
напуганы или смущены чем-либо.
Примеры:
He blenched when he heard her name announced.
Он побледнел, когда услышал, как объявили её имя.
Оксфордский Большой словарь в 12-ти томах изд. 1928 (Oxford English Dictionary, OED).
** grin —
(глагольные формы)
усмехаться, скалить зубы.
Спряжения: grinned / grinned / grinning / grins
(непереходный, транзитивный) широко улыбаться, ухмыляться.
Примеры:
They grinned with delight when they heard our news.
