Текст книги "Зовущие небеса (СИ)"

Автор книги: Александр Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

− Значит, говоришь, хочешь повторить путь святого Киприана?

− Откуда вы знаете? − оторопело отшатнулся юноша от странного господина.

− А я о тебе знаю всё, Кирилл. Даже больше, чем ты сам о себе.

− Кто вы? Это не вы были настоятелем?

− Был я и настоятелем, и профессором, и святым и колдуном. Кем я только не был, молодой человек!

− Как мне вас называть?

− Называй... скажем так − князь Владимир.

− Князь мира сего, − догадался Кирилл, чувствуя мурашки страха на спине. − Владеющий миром.

− Ну да, примерно так, − согласно кивнул господин красивой головой. − Только бояться меня не надо. Я ведь не погубить тебя пришел, а выполнять твои желания. Мне они известны, и знаешь, я нахожу их весьма симпатичными.

− И чем же мне придется расплатиться? Душу продать?.. Вступить в секту, масонскую ложу, банду?

− Нет, эту всю ерунду мы с тобой оставим профанам, бабкам и психам. Я просто буду помогать тебе в реализации твоих желаний. Повторюсь, они мне нравятся своей простотой и, если хочешь, величием замысла. С этой секунды ты обретаешь великую силу. Просто живи и сам владей собственной судьбой.

− Что-то мне подсказывает, князь, − саркастически помотал Кирилл головой, − что вы от меня потребуете чего-то очень страшного.

− Ничего более страшного, чем твои самые заветные желания. Разве любовь к прекрасной девушке − это страшно? По-моему, это замечательно. И да ведет тебя эта высокая мечта по жизни. А я лишь немного помогу. Так что следуй своим желаниям − и да пребудет с тобой великая сила любви.

Князь открыл дверь лимузина и пригласил юношу в салон. Кирилл зачарованно разглядывал великолепную отделку, робко трогал руль, панели, кнопки, толстое бронированное стекло, прислушивался к мягкому щелчку дверного замка, басовитому рокоту мощного двигателя, приятной мелодии из невидимых динамиков. Лимузин тронулся, это стало понятно по движению строений и деревьев за окном. Водитель одним пальцем коснулся изящной ручки рычага переключателя передач, включил динамический режим, едва коснулся ногой педали скорости, крутанул руль, вернул его на место − и вот авто летит по гладкой дороге, а в салоне тот же уют, тишина и приятный аромат.

− Простите, а как же моя "волжанка"?

− Забудь. У тебя дома в гараже уже стоит такой же лимузин. В перчаточном ящике − документы на твое имя. Если нужен водитель, найдешь визитную карточку, позвонишь, и через десять минут настоящий профессионал сядет за руль, он же будет осуществлять функции телохранителя и следить за состоянием автомобиля.

− А как мне с ним расплачиваться?

− Там же, в бардачке найдешь бумажник, в нем четыре кредитные карточки. На первое время на твои счета зачислено около миллиона евро, по мере необходимости, сумма будет пополняться. На этот счет тебе тоже не стоит беспокоиться. Да и вообще ни о чем...

− А куда мы сейчас?

− Заедем к одному господину, я тебя представлю, он подтвердит твой полный карт-бланш − и ты свободен, как птица!

− Как в сказке, − прошептал Кирилл.

− Отныне ты станешь тем, кто сам создает сказки.

Чудесная авария

И сказал мне водивший меня юноша:

"Когда отверзется завеса, ты увидишь

Владыку Христа. Поклонись же престолу славы Его".

Услыхав сие, меня объял ужас и неизреченная радость.

И вот пламенная рука отверзла завесу, и я,

подобно пророку Исаии, узрел Господа моего.

Он был облечен в багряную одежду;

Лице Его было пресветло, а очи Его с любовию взирали на меня.

И услыхал я премилосердного Творца моего,

изрекшего мне пречистыми Своими устами

три Божественных слова, от теплоты духовной

"сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди

внутренности моей"(Пс.21:15).

После сего все небесное воинство воспело предивную

и неизреченную песнь, а затем, – не понимаю и сам, как

– снова очутился я на том самом месте,

где находился ранее, лежащим в углу.

из Жития блаж. Андрея Константинопольского

Вернувшись домой, Кирилл обнаружил в своем гараже новенький лимузин, и эта очень приятная новость прибавила ему самолюбия, а также стремления следовать своим желаниям с новой энергией. Надел сюртук из города Парижа за семь тысяч евро, шелковую рубашку и туфли из змеиной кожи − всё темно-серой неброской масти, впрочем знающие люди обязательно оценят стиль, бренд и цену обновки. Сел в автомобиль и мягко тронул его с места. Перелетев через мост, въехал в поселок Энергетик, удивился качеству асфальтового покрытия, но вспомнив особый, международный статус здешней промышленности, только понятливо кивнул − кому? − да единственному собеседнику, автомобилю.

За проходной парка, в метрах пятидесяти на перекрестке Кирилл рассмотрел неказистую фигуру священника, тот с трудом перебирал больными ногами. Зажегся желтый свет, а ему еще шагать и шагать гусиным шагом на тромбофлебитных нижних конечностей до тротуара. Наконец, внезапно потухли огни, освещающие дорогу, зажегся во тьме ярко-зеленый свет для водителей, а попу еще метра три оставалось... В голове Кирилла, который подобно тигру мягко подкрадывался к перекрестку, просвистел вихрь. Он вспомнил, как в храме Аня слушала каждое слово священника, не замечая зовущих глаз смертельно влюбленного в девушку Кирилла, стоявшего лазутчиком во вражеском окружении в тени простенка. В сердце юноши вспыхнула яркая молния ненависти к этому толстому попу с больными ногами! Правая нога сама собой вдавила акселератор в пол − взрыкнул трехсотсильный мотор, передний бампер ударил священника по ногам, тот совершил сальто и упал на газон − эту акробатику лихой водитель наблюдал в зеркало заднего вида, пока его автомобильный зверь на сумасшедшей скорости удалялся с поля боя во мрак густых сумерек. На душе у беглого преступника играл туш, звенели тарелки и басовито грохотали то ли огромные литавры, то ли его собственное сердце.

Весть об аварии, в которую попал отец Георгий, за полчаса облетела всех прихожан храма. Аня с бабушкой бегом, насколько позволяли старческие ноги, неслись в больницу. У входа уже стояли шестеро прихожан и донимали расспросами испуганную молоденькую сестричку. Та мотала головой и умоляющим голоском подвывала:

− Да что вы на меня набросились! Ничего я не знаю. Привезли вашего батюшку на скорой, только он соскочил с носилок и на своих двоих по ступенькам как мальчишка взобрался и впереди врача в процедурную пошел.

− Милая девочка, да как он мог на своих ногах-то, когда его машина сбила! Может ты чего-нибудь перепутала? Может это не он?

− Как же не он! − чуть не плача отбивалась девушка. − Что же я отца Георгия не знаю! Он в больницу часто заходит, его тут все знают.

− Да не мог он после аварии сам по ступенькам взбежать! Не мог!

− Да всё у вас не как у людей, − проворчала сестричка. − Всё у вас может быть.

И тут по больничному коридору будто вихрь пронесся − это бодрый, веселый священник шагал впереди процессии медперсонала в белых халатах, всеми силами пытающегося удержать "больного".

− Всё, всё, видите, вона мои чадцы уже сбежались, некогда мне клизмы ваши ставить, еще вот их успокаивать. Детки, за мной! − Взмахнул отец Георгий рукой как полководец, − В отрыв!

Через пятнадцать минут в гостиной домика священника, что за храмом, в густых кустах сирени, происходило "великое заседание", как его окрестила впоследствии Народная бабушка.

− Так, все успокоились? − в который раз спросил отец Георгий, хлопнув ладонями по подлокотникам кресла, куда был усажен заботливыми женскими руками. − А теперь дайте слово сказать. Да, на меня наехала какая-то черная машина. Да, ударила меня по ногам и вихрем умчалась. Так вот пока летел кувырком, пока не очнулся на носилках в машине скорой помощи − все это время душой был я на том свете и слушал дивные глаголы от самого Господа нашего.

Он обвел спокойным взглядом собравшихся прихожан.

− Думаю, я еще не раз вам расскажу о той любви, которая нашла на меня от прекрасного лика Спасителя, о той красоте райской, которая осеняла нашу с Ним беседу. А сейчас самое главное! Елена, − обратился он к Народной бабушке, − слушай меня внимательно. Упросил я Господа тебя на земле еще месяц подержать, потому как ты уже созрела к самому главному экзамену и по замыслу должна была завтра отойти. Но! Господь предупредил меня о том, что у нас тут намечается война. Небольшая такая, победоносная битва. И мне на эти дни нужна будет твоя помощь. Но ты готовься...

− Да что за война-то? Страшная? С кем? Когда? − посыпались вопросы.

− Если меня сбила эта черная машина, − задумчиво протянул священник, − значит, уже началось. Первый удар нанесен. Только, видите как оно получается, враг задумывает по-своему, а Господь всё поворачивает нам на пользу. Так что не волнуйтесь, дорогие мои, не смотря на козни врага, мы победим, с Божией помощью, конечно.

− Батюшка, а почему именно нам придется воевать? − спросила Аня. − Неужели мы так насолили врагу? Неужели у него нет противников посильнее, там наверху, среди священноначалия?

− Видишь ли, Анечка, − задумчиво произнес отец Георгий, − когда мне там все это говорили, то все было так ясно и так понятно, что и объяснять мне ничего не пришлось. А сейчас я вынужден как бы переводить слова Спасителя на наш земной язык и мне это не так просто. Видимо, объяснения нам не нужны. Ну как например сержанту, когда он получает приказ от генерала. Он ведь не задает вопросов, почему я, почему мое отделение должно брать с боем высоту. Солдатик берет под козырек − "Есть!" − разворот на сто восемьдесят и побежал в казарму поднимать бойцов. Вот так и мы поступим.

− А с чего начнем, батюшка?

− Во-первых, давайте вспомним аллею, что в самом начале нашего кладбища. Помните, сколько там народу в свежие могилки полегло? Сотни три, не меньше! Я ведь даже не отпевал ни одного − все они не в церковь нашу обращались, а к черным этим... колдунам, прости Господи. Сами себя на заклание отдали. Значит придется нам отслужить молебен мученикам Киприану и Устинье, совершить крестный ход и самим вооружиться. Чем? Молитвой, постом и крепкой верой.

− Батюшка, − раздался тонкий девичий голосок, − вот вы сейчас про колдунов только начали говорить, а меня уже от страха всю колотить стало. Страшно!..

− Вот, вот, − проворчал батюшка, − им этого и надо от нас, чтобы мы боялись. Но вот, что я вам обещаю, детки... Как мы помолимся от души, как пройдем крестным ходом, как вооружимся постом и молитвой, так и страх пройдет, а вера станет гореть как костер, в который подбросили свежих дровишек. Вот увидите.

Отец Георгий потер лоб, помолчал что-то вспоминая и сказал:

− Да вот еще что. Старый я маразматик... Ведь говорил мне Господь, что сейчас каждый монархист, каждый кто молится страстотерпцу Царю Николаю и его святому семейству − всех Господь знает поименно и всем нам готовит и победу, и силы, и венцы. И молиться Государю-мученику требуется не по-фарисейски, замысловатыми акафистами, а просто как дети: "Святой Царь Николай, прости народ русский и умоли Царя царей дать нам Монарха на престол московский". Как-нибудь так... Главное, чтобы из сердца исходило, чтобы мы сами желали прихода государя.

− Так может в этом и кроется причина войны? Ведь мы тут все монархисты.

− Да, да, думается, что враг человеческий именно за наши монархические настроения колдунов своих насылает. Да! Вот еще что... Сказано мне было, что враг человеческий сюда послал нам своего клеврета. Сам-то этот человек ничего не стоит, а вот за его плечами − некая сила нечистая, которая и станет на нас воевать. Но нам-то что, детки, вы сами подумайте, какая сила, какое всемогущество за нами! "Если с нами Бог, кто против нас!"

Мегапроект

Музыку поглотят камни.

И музыка умрет в них,

захватанная руками.

И.Бродский. Стихи о слепых музыкантах

«Ну что ж, священника я убрал. Без последствий для меня самого. Преступление есть, а наказания нет и не будет. Одной помехой меньше. − То ли сам Кирилл так думал, то ли посторонний голос звучал в голове помимо воли. − Что теперь? Думаю, следует прислушаться к самым сокровенным желаниям. Что подскажет мечта?»

Но даже прислушиваться не пришлось. Во-первых, разум сердца будто парализовало, а тело − оно действовало самостоятельно, как хорошо отлаженный механизм. Ноги, руки, рациональная часть мозга − управляли автомобилем по маршруту, который просто обязан быть идеальным. Так, кажется, приехал. Перед бампером лимузина бесшумно растворились створки ворот, автомобиль въехал во двор трехэтажного особняка, поднялся по ступеням и вошел в гостеприимно открывшиеся двери. Кирилл оглянулся и, наконец, узнал − это был тот самый дом, в который они заезжали с Князем Владимиром. А вот и он, собственной персоной, в пурпурной тоге римского императора.

− Кажется, тебя можно поздравить с первой победой, − раздался знакомый баритон, эхом отразившийся от высоких стен и стеклянного купола. − Проходи, Киприан, я ожидал тебя. Что ты чувствуешь?

− Пожалуй нечто вроде триумфа, − произнес Кирилл, удивившись звучанию собственного голоса, усиленного акустикой.

− В таком случае, дорогой друг, давай присядем к этому камину, растопленному к твоему приезду. А я, следуя твоему желанию, твоей мечте, предложу тебе великолепную, как мне кажется идею.

− Дайте, я попробую отгадать, − прошептал юноша, заглянув на самое дно души. − Мне что, следует теперь убрать того писателя, в которого влюблена Аня?

− Если ты про физическое устранение, то нет. − Князь задумчиво разглядывал всполохи огня на поленьях. − Видишь ли, его смерть для Ани станет поводом канонизировать Игоря. То есть прославить его в сонме мучеников, хотя бы только в своей душе. А это в свою очередь только еще больше привяжет девушку к нему. Нет! Мы его не прославить, а опозорить должны. Понимаешь?

− Пока нет, но подозреваю, что ваше предложение, Князь, как-то связано с этим.

− Совершенно верно, мой мальчик! − улыбнулся Князь. Впрочем, от внимания Кирилла не ускользнул едкий сарказм, который улыбку превращал в оскал зверя.

Хозяин поднялся с кресла, подозрительно напоминающего царский трон, подхватил со стола позолоченный кубок с красным вином и в развевающейся тоге зашагал между огнем и юношей. Черные тени заметались по стенам каминного зала.

− Тот господин, которому я тебя представил двенадцать часов назад, − Князь поднял растопыренную ладонь, − как раз попросил меня подобрать рекламное лицо кампании. Именно русское, красивое, породистое лицо. Я сразу вспомнил о тебе и показал ему твои фото. Он сразу одобрил. Так что всемирная слава тебе гарантирована! Пока нашего оппонента Игоря все издательства будут прогонять взашей − это мы ему обеспечим − ты станешь блистать, как звезда первой величины.

− Но, Князь Владимир, вы же, наверняка знаете, что я уже пытался приблизиться по стилю к Игорю. Ничего хорошего у меня не вышло. Аня меня вычислила и подняла на смех. Нет у меня писательского таланта, и Ане это хорошо известно.

− Как раз я всё сделаю так, чтобы и она, и вообще все поверили твоему творческому преображению. Я даже слоган уже подобрал: "Какие чудеса творит неразделённая любовь!"

− А что вообще представляет из себя эта компания? Это как-то связано с творчеством?

− Конечно! Сначала группа симпатичных и очень талантливых негритят пишут роман. После мощной рекламной компании книга разойдется тиражом... Ну скажем, миллионов пятьдесят, для начала. После триумфа книги, мы приступаем к экранизации сериала. Раскрою тебе секрет, Киприан, книга уже написана и сериал уже снят. Но у нас появилась идея расширить границы этого мегапроекта и распространить на Россию и её союзников. Представляешь себе размах! На сегодня освоено полмиллиарда долларов, а будет еще столько и полстолька.

− Да как же я впишусь в такое планов громадье? Вы не преувеличиваете мои возможности?

− Киприан, − загремел баритон под куполом дворца, − там, где работают огромные деньги, любой человек, на которого мы укажем, станет гением мирового масштаба. Ты думаешь, те, кого мы подняли на пьедестал, чем-то лучше любого середнячка? Да брось ты... Тривиальные профаны. У тебя, кстати, по сравнению с ними есть огромное преимущество.

− Какое же? − зачарованным шепотом произнес Кирилл, чувствуя как сердце готово от распирающего восторга, выскочить из груди.

− Ты молод и красив. Дальше. Ты русский, и тебе хорошо знакома духовная жизнь русского народа. Ты думаешь почему сильные мира сего так тупо просчитались с развалом России? Почему все планы золотого миллиарда, мировых спецслужб, генералов и аналитиков − почему столь позорно проваливаются?

− А разве проваливаются? По-моему, мы тут уже на ладан дышим. В стране назревает кризис.

− Да брось ты, это запад утопает в кризисе, а Россия − чтобы ей не пророчили, какие бы планы разрушения и раздела не строили − она только крепчает и усиливает своё могущество. А возьми западную пропаганду, эту лавину лжи, которую мечут как бисер поросятам эти горе-политики-аналитики! Это же как бензином пожар тушить. Действует эта галиматья лишь на дебилов, но они нам неинтересны. Рейтинг же русских патриотов среди мыслящих людей растет и симпатии народов мира к России тоже.

− Князь, простите, я что-то несколько запутался, − пролепетал Кирилл, почувствовав нежелательный упадок восторга. − Вы, простите, за красных или за белых?

− А я, Кирюш, − по-отечески мягко сказал оратор в императорской тоге, − за мирное сосуществование стран и народов, независимо от религиозных, социальных и культурных различий. Мне элементарно жалко огромных денег, усилий миллионов людей, направленных на уничтожение жизни на земле. Сколько денег растрачено на производство оружия! Сколько разворовано! Да когда начнется огненный этап мировой войны, даже десятую часть вооружений не удастся применить. Ну, запустят генералы пяток ядерных бомб, ну превратят они запад в радиоактивные руины, а дальше − страх, безумие, хаос и всеобщая резня... Кому это надо? Ни-ко-му!

− Простите, я прервал вас, так что там про мегапроект?

− Ничего, Кирилл, нам тупых исполнителей не надо. Ты должен всё понимать. Итак!

Оратор остановился и поднял кубок. Ему, должно быть, обсуждаемая тема представлялась очень важной. Кирилл напрягся и превратился в слух, на лбу даже выступил пот, руки похолодели.

− 15 августа 1971 года президент Никсон отменил золотое обеспечение доллара. С тех пор платежеспособность бумажек, которые по-прежнему считают деньгами, держится на силе оружия, лжи, насилии. Не всем это понравилось. Один из самых богатых и разумных людей учредил собственный фонд, не зависимый от государства, спецслужб, пустых бумажек. Его фонд существует за счет драгоценных металлов и камней, он не имеет границ и начальства над собой. Он по-настоящему свободен. Исследования Независимого фонда не доходят до средств массовой информации, они блокируются теми, кто ведёт народы к уничтожению. Мы сотрудничаем с Фондом и по своим каналам распространяем правду.

− Вы кто? Мировая закулиса, масоны, боги?

− Нет, что ты! Мы стоим над всеми этими шарлатанами. Помнишь, ты спросил, как меня зовут? Владимир − тот кто владеет миром. Мы − те, кто не играет в президентов, не надувает щеки, чтобы стащить из казны миллион, − мы те, кто располагает реальными ценностями, настоящей властью, объективной информацией. Ты достаточно проникся?

− О, да! Я трепещу...

− Полегче, Киприан! Береги себя для большой цели. − Князь долгим пронизывающим взглядом ощупал визави, успокоился и продолжил: − Давно замечено, что наиболее прогрессивное воздействие на человеческое сознание производит не страх, не лживая пропаганда, а душевный разговор, облеченный в строчки гениальных книг и кадры талантливых фильмов. Каждое слово должно быть понятно и принято читателями и зрителями как своё собственное. Вспомни самые удачные проекты в мировой культуре − это всегда повествование от имени простых людей, про обычных людей, а через них раскрываются тайны глобальных исторических процессов. То есть от частного − к общему. От твоей красивой любви к милой Анечке − к миру во всем мире! А! Каково! Чувствуешь размах! Какие масштабы!

− Да, конечно, конечно... − задумчиво произнес Кирилл. − Только вы сказали, что к числу моих преимуществ относится знание духовной жизни русского народа. А это в свою очередь значит, что я просто обязан прочесть книгу и сценарий, и внести необходимые коррективы.

− Вполне разумно, мой мальчик! − снова улыбнулся Князь, оскалившись по-звериному. − А у меня всё для тебя готово. − Он снял с мраморной каминной полки толстую папку и протянул юноше. − Читайте, молодой человек! Только попрошу, красным карандашом делать пометки, чем больше, тем лучше. Можешь работать здесь у меня, а можешь в кабинете у себя дома.

− Пожалуй, начну сейчас и здесь. Не терпится! − Кирилл вскочил, потянулся всем телом и почувствовал невероятную бодрость.

− Тогда поднимайся на второй этаж и занимай кабинет с окнами на восход.

Роман в виде машинописного текста с двойным интервалом Кирилл проглотил в первые три часа. Никогда в жизни он так быстро не читал. Видимо, "талантливые негритята" не зря получили свои немалые гонорары. В романе имелось всё, что делает рукотворный текст культовым произведением: интересный, лихо закрученный сюжет, весьма симпатичные герои, немного философии, чуть-чуть юмора, красивая любовная линия, мастерски прописанные пейзажи, диалоги и, конечно, хэппи-энд.

Перевернув последнюю страницу, он подошел к большому окну, залюбовался алыми красками восхода солнца. На ум пришло неожиданное сравнение. Пожалуй такой острый живой интерес к книге Кирилл испытал только во время чтения "Пространства белых риз" Игоря Крюкова.

Только... Что-то так да не так. Он помнил то светлое чувство, подобное вкусу святой воды, которое вливалось в сердце, по-детски распахнутое всему хорошему. Каждое слово той книги отзывалось тихой радостью, дарило надежду, будто раскрывались бесконечные просторы, залитые светом и звали его... В этом же мега-романе имелось нечто тревожное, причем, сразу и не поймешь что, а только к острому интересу примешивается ощущение, подобное наркотическому дурману − оно весьма приятно, легко и сладко, но сердце подсказывает, что эйфория скоро пройдет, и наступит похмелье или даже ломка. На Кирилла внезапно навалилась тупая свинцовая усталость, он едва успел пройти два шага до дивана, упал на мягкую горизонталь и отключился.

Проснулся он от яркого света. Из окна прямо на лицо изливался поток полуденного солнца. Снизу доносилась музыка, Кирилл спустился в каминный зал и увидел Князя, энергично дирижирующего. Пурпурная тога развевалась, как живая, под жизне╛утвер╛ждающие звуки.

Не оглядываясь на вошедшего, Князь продекламировал:

Я поднял взор, когда она взгремела,

И услыхал, как сквозь отрадный гуд

Далекое Te Deum долетело.

− Великий Данте именно так писал в "Божественной комедии" об этом гимне любви. В той самой части, когда он входит во врата чистилища. Если не узнал, это Берлиоз, "Te Deum" ("Тебя, Бога, хвалим"). Для меня сей гимн вместо утреннего кофе со сливками. Выспался? Как себя чувствуешь?

− Великолепно! − воскликнул Кирилл, пытаясь перекричать особо мощное фортиссимо.

− Удалось перед сном почитать нечто гениальное? − Князь убрал громкость и указал дирижерской палочкой, зажатой в руке, на стол с кофейником и круассанами. − Если пожелаешь, завтрак по-французски, "le petit dejeuner".

− Спасибо, есть не хочется. У меня внутри будто ядерный реактор вторые сутки бушует. Даже во сне продолжал работать с текстом.

− И каково первое впечатление?

− Гениально, нет слов! Этот роман можно смело поставить в один ряд с той же "Божественной комедией" Данте, "Мастером и Маргаритой" Булгакова, и пожалуй, с "Потерянным раем" Мильтона.

− Это во сне к тебе пришли таковые-то сравнения?

− Да, во сне я прочел эти три шедевра и сравнил с мега-романом.

− Что-то мне подсказывает, − прогудел Князь, − что сейчас последует жесткая критика?

− Именно! Как в указанных произведениях, в нашей книге нет ничего православного, русского. Множество идеологических штампов, нагнетающего страха перед русскими, прямой лжи... Короче, у русского читателя при чтении этого варианта возникнет отторжение. То есть русского читателя этой книги мы сейчас потеряли.

− Вот! − вскричал Князь, − теперь ты понимаешь, для чего я тебя пригласил в этот проект! Изложи свои замечания, мы всё переделаем и запустим в производство новый вариант.

− Да тут почти все переписывать нужно, вводить новых персонажей...

− Нет, нет, − выставил руку оппонент, − давай так. Ты напишешь свои предложения на трех-четырех листочках, а мы уж заставим коллектив писателей и сценаристов всё что нужно профессионально переписать. Так будет лучше и скорей. Не забывай, проект почти готов к запуску. Смею тебя заверить, мой друг, наши специалисты не подведут.

− Н-н-н-у-у-у, ладно, если так, − нехотя проворчал Кирилл. − Тогда я поднимусь наверх и напишу эти самые четыре странички.

Развод Игоря

Не беспокойтесь, скоро все пройдет,

что бы это ни было,

Не беспокойся, будь счастлив,

Я не волнуюсь, я счастлив

Боб Марли. Don't worry, be happy

Игорь с полчаса бродил по пустой квартире, словно пытаясь разыскать ту, кто покинула жилище решительно и бесповоротно. Его предупреждали, он подозревал и даже предчувствовал, но когда реальность оглушила мертвой тишиной, во рту появился горьковато-железистый вкус крови, сердце наполнилось тягучей тоской, а в голове пульсировала гулкая пустота. Такого от себя он не ожидал. Когда от друзей уходили жены, он всегда успокаивал их циничными шуточками, пытаясь отвлечь от тяжелых мыслей об одиночестве, предательстве... Если не помогали слова, тащил несчастного в ресторан или на горку рядом со своим домом, и они попросту напивались до бесчувствия, потом наутро лечились, снова пьянели − и так далее, пока физические страдания не затмевали душевные. Так было с другими. А сейчас... сей час... этот миг, настоящее время...

Он сидел за столом и разглядывал фотопортрет бывшей жены. С детства он знал наверняка, если женится, только на такой девушке. Образ идеальной женщины выступал таинственным предчувствием из глубин детских снов, миражей мечты, подобно портрету старинного художника создавался сотнями, тысячами крошечных мазков − и вот к пятнадцати годам, где-то глубоко в душе появился и зажил сам собой идеал. С тех пор, явно и неявно, сознательно или автоматически, бросая взгляд на девушку, он сравнивал ее черты с теми, которые проступали из подсознания, и почти всегда разочарованно отворачивался.

Совершенно спокойно, без напряжений и страстей, в один солнечный день, вошла в его жизнь Нюра. Присела на скамейку рядом с ним, в парке, среди многолюдья, одна, к нему тоже одному. Просто, без стеснений, как само собой разумеющееся, завязалась беседа. Немного шуток, обмен улыбками, и вот уже прозвучали имена, они познакомились. Кстати, имя должно писаться полностью как Анна, но романтические родители записали ее под модным «народным» именем Нюра. О, эта Нюра настолько походила на его идеал, что в первый же день знакомства, Игорь предложил ей руку и сердце, а она согласилась. Ей даже читать не пришлось, она полюбила его, как девушка первого парня в ее недолгой жизни. И всё у них было настолько прочно, на тихом уважении и взаимности, что даже не верилось. Вот только в церковь с мужем она не ходила, вот только венчаться отказалась, а слова «пространство белых риз» вызывали у нее саркастическую улыбку. А Игорь все еще надеялся на чудо, молясь о том, чтобы и ее увлекло в сияющие Небеса, откуда Спаситель простирает к детям своим руки; значит должно прийти время, когда сердце русской крещеной девушки Нюры откликнется, не зря же бабушка в детстве водила ее в церковь, не зря же он появился в ее жизни...

На темной дубовой поверхности стола, на видном месте, лежал себе и резал глаза контрастной белизной листок записки. Игорь несколько раз прочитал торопливые строчки, пока до его взорванного сознания не дошел наконец смысл.

"Игорь, я ушла к другому. Он как ты не колесит по стране, он всегда рядом со мной. В папке документов найдешь "Свидетельство о расторжении брака". Прощай, Нюра".

Именно взрыв, затяжной и всепотрясающий, разорвал мозг, сдавил сердце и залил расплавленным свинцом тело. Позже Игоря больше всего удивит то, что в первые горькие минуты он напрочь забыл художницу Аню, ее признание и пророчество. Видимо, ему суждено сорваться в бездну отчаяния, пройти по дну ада, чтобы открыть для себя божественную истину, чтобы принять ее.

Как в ужасном триллере, потекли сквозь жгучий огонь душевной боли дни, наполненные болью и саможалением. Перво-наперво на пороге "дома скорби" появился благоухающий Боря, с улыбкой до ушей. Ну, кому еще прийти первым на помощь другу, как не мужчине, пережившему три развода. Как водится, "у него с собой было", но это лишь для разгона. Потом, как водится, они продолжили разводную терапию в заведении общественного питания, где Борю считали незаменимым элементом интерьера. Согласно апробированной теории Бориса, клин можно вышибить исключительно клином, желательно той же породы.

Вот здесь-то, в мутных туманах безумного веселья, и довелось Игорю броситься в омут безумной страсти. Сначала он услышал ее голос, тоненький, мелодичный, такой по-детски беззащитный. Так не могла говорить циничная девица из ресторанной тусовки. Голосок, подобный серебряному звоночку, мог принадлежать существу бесконечно нежному, хрупкому − такую девочку хочется защищать, носить на руках и бесконечно твердить ей, какая она милая, добрая и, конечно, самая красивая. Наконец Игорь решился и повернулся к источнику звука, и был вознагражден полным соответствием самых радужных предчувствий столь восхитительной реальности. То была девочка из тех, кто никогда не взрослеют, они не подвержены старению, да и вообще живут по неземным законам. Она тоже замолчала, оборвав фразу на полуслове, повернулась к нему и ослепила мужчину предобрейшей улыбкой. Казалось, ее стройная фигурка не имела веса, она вся будто тянулась к небу, такая хрупкая, светлая, невесомая. Нежные линии подбородка, высокого чистого лба, огромные карие глаза, называемые поэтами "персидскими очами".

Быть может Игорь вспомнил пророчество Остапа Паниковскому: "И на могиле не будет сидеть прекрасная вдова с персидскими глазами. И заплаканные дети не будут спрашивать: "Папа, папа, слышишь ли ты нас?" И вполне возможно, ему захотелось именно такого антуража собственного исхода. О да, в том милом создании во всем сквозила порода, аристократизм; изящные движения, улыбка, не сходящая с лица, и этот теплый взгляд и эта непередаваемая женственность...

Заиграла чудесная музыка, всхлипнули гитары, вкрадчиво вступил высокий мужской голос: "On a dark desert highway, cool wind in my hair