Текст книги "Страницы олимпийского дневника"
Автор книги: Александр Кулешов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Загоралась и базилика Масценция. Ослепительный свет десятков могучих рефлекторов, подвешенных под утопавшими во мраке где-то наверху гигантскими сводами, выхватывал из окружающей полумглы помосты с борцовскими матами, и в этом свете даже с самых дальних рядов были чётко различимы яркие трико борцов, их напряжённые лица, каждый напруженный мускул мощных тел.
Когда наступала ночь, базилика приобретала сказочный, чудесный вид. На обломках колонн, помнивших ещё шествия победных римских легионов, деловито застыли телевизионные камеры и треноги киноаппаратов. Под сводами, слышавшими, быть может, страстные речи Цицерона, протянулись электрические провода и резиновые шланги теле– и радиоканалов. Вечные южные звёзды, освещавшие своим голубоватым светом неторопливых патрициев, шествовавших здесь века назад в пурпурных тогах и бесшумных сандалиях, теперь освещали суетливых репортёров, стучавших на машинках, кричавших в телефонные трубки и без конца выпускавших к этим звёздам клубы табачного дыма.
Итальянские организаторы проявили и воображение и вкус, проведя некоторые из спортивных соревнований на фоне своих прекрасных древних сооружений.
Приятно первым финишировать в марафонском беге, вдвойне приятно сделать это под знаменитой аркой Константина.
Славно получить золотую медаль за победу в борьбе – виде спорта ещё более древнем, чем Рим, но вдвойне славно взойти на пьедестал почёта, возвышающийся среди величественных развалин, помнивших ещё битвы гладиаторов…
Да, вечерние соревнования сильно отличались от утренних. Трибуны были переполнены. Контролёры удваивали бдительность, чтобы не пропустить вездесущих журналистов к местам борьбы. Впрочем, ничего в этом смысле не помогало. Как ни старались контролёры, но через час после начала все гигантские камни, валявшиеся под сводами, все скамьи, все уступы в многометровых стенах были заполнены свободными участниками, пришедшими поболеть за товарищей, фотокорреспондентами, репортёрами и наиболее ловкими итальянскими любителями борьбы, которым никакой контроль не мог помешать проникнуть в заветное пространство. Затаив дыхание, они жадно следили за борьбой.
Итак, борьба происходила на трёх коврах. Это было впервые, обычно ограничивались двумя, но на сей раз число участников достигло беспрецедентной цифры. Соревнования пришлось проводить с перерывами десять дней: пять дней по классической и пять дней по вольной борьбе.
Всё это, разумеется, значительно усложняло дело. Требовалось больше судей, членов жюри, обслуживающего персонала. Трудно было и зрителям сразу уследить за тремя парами борцов, а журналистам и радиокомментаторам приходилось описывать одновременно три схватки. А подчас, в особенности в последние дни, все три поединка бывали равно интересными.
Но другого выхода не было, и с этим следовало мириться.
Во всяком случае, итальянцы постарались организовать всё как можно лучше. Они за свой счёт одели всех судей в красивые серые костюмы, снабдив их галстуками, поясами, рубашками, где красовалось изображение неизменной в те олимпийские дни волчицы. Они направили для обслуживания борцовского турнира внушительный отряд девушек – студенток Римского института физического воспитания. Девушки, одетые в кокетливые и элегантные костюмы, бегали взад-вперёд между помостами, собирая судейские записки, разнося бюллетени, доставляя информацию для прессы, проводя гостей и журналистов на отведённые им места, а в свободное время весело щебетали, поедая бутерброды, рассевшись рядком на спинках скамеек, словно птички на телеграфных проводах.
Итальянские зрители на соревнованиях по борьбе были доброжелательными и объективными. Может быть, это объяснялось тем, что они не были такими уж великими специалистами в этом виде спорта или тем, что особенно не рассчитывали здесь на успехи своих спортсменов, а кто победит из иностранцев, им было безразлично, но они были объективны.
Рим – не Стамбул и не Тегеран, где зрители органически не представляют себе, как может выиграть кто-нибудь, кроме их соотечественников.
Но если зрители были для нас новыми, то из участников многие были старыми знакомыми. Ну, прежде всего турки.
Вот Х. Акбас, с его искалеченной ногой, старый волк, хитрый, опытный, но… старый. Рим был для него, наверное, последней ареной. Он проиграл, отошёл на второй план. А для таких борцов отойти на второй план – это значит, что пробил час уходить на покой. Другие турецкие «старики» ещё могучи. М. Дагистанлы, И. Атли, И. Оган, Х. Каплан… Каплан ещё силён. Вот он выходит чуть сутулясь, морщины избороздили лоб, сильные руки напряжены. Каплан на этих соревнованиях получил серебряную медаль, а было время, когда сутулость была меньше, не замечались морщины, а медали сверкали золотом.
Пора уступать место молодым. Пора. Таким, как В. Дитрих. Великолепен этот широкоплечий, белокурый, всегда улыбающийся немец. Впервые увидев его в Мельбурне, мы уж тогда поняли: этот далеко пойдёт. Он и пошёл: золотая медаль в вольной, серебряная в классической – вот его римские итоги.
Есть в нём что-то особенно приятное. Это его увлечённость борьбой. Кажется, главное для него – не цель победить, не очки и медали, а упоение самой схваткой, радость борьбы, накал единоборства.
Особо хочется сказать об американцах. На следующий же день после нашего прибытия они пришли к нам, пришли пожать руку своим советским товарищам. Это добрые, хорошие ребята. Они сами говорят, что многому от нас научились. И, скажем честно, хорошо научились.
Причина их успеха в том, что они борются от первой до последней секунды схватки. Даже если у них преимущество в несколько очков, они на последней минуте проводят рискованный приём – лишь бы заработать ещё очко.
Римский турнир с очевидностью показал не новую истину – на ковре надо бороться, а не проводить время, бороться смело, с желанием победить.
А у кого не хватает воли к победе и смелости, тем лучше потесниться, уступить место своим молодым товарищам. Это следует понять не только борцам, но и иным тренерам.
Приятно было, например, смотреть на О. Караваева. Или на А. Коридзе. Смелые, настойчивые, волевые, уверенные, они буквально расчищали себе дорогу к пьедесталу почёта и заняли на нём верхнее место.
Им не страшны были ни соперники, ни, как ни грустно об этом говорить, судьи, а против Коридзе оказался бессильным даже целый заговор, состряпанный кое-кем из руководства Международной федерации борьбы.
Или Иван Богдан. Это образец спортсмена. Прямой, честный, умный – умный, а не хитрый, – действительный герой Олимпийских игр. Да ещё красивый парень. Каждый раз, когда он выходил на ковёр, на него было приятно смотреть, а его матч с Дитрихом был, наверное, самым «эстетическим», да позволено будет так выразиться, матчем этого турнира.
Обидно, конечно, за В. Балавадзе, нашего «профессора» борьбы. Ну что ж, его время прошло, пора уступить дорогу молодым; может быть, это следовало даже сделать уже здесь, в Риме.
Обидно за Г. Картозию. Впрочем, Картозия настолько прочно вошёл в историю борьбы, что ему уходить не обидно. Да ещё неизвестно, пора ли ему уходить. В перерывах между встречами к нему подошёл президент Международной федерации Роже Кулон.
– Я бы хотел, – сказал Картозия, – стать теперь судьёй. Пора, наверное.
– Что ж, – ответил Кулон, – можно только приветствовать, когда судьёй становится бывший прославленный чемпион. Ему лучше чем кому-либо ведома цена судейской несправедливости, и он её не допустит.
– Ну вот, – с грустью заметил Картозия, – на будущий год, на первенстве мира в Токио, буду судьёй…
Кулон улыбнулся и похлопал советского борца по плечу.
– На будущий год в Токио вы будете ещё не судьёй, а чемпионом!
Мы с радостью присоединяемся к этому высказыванию.
Кстати, о судействе. Были, конечно, и в Риме «эпизоды», но, в общем, особенно жаловаться на судейство не приходится.
Но один «эпизод» был даже не печален, а смешон. Очень смешон.
Американцы привезли с собой какого-то высокого старика. С трудом и не без помощи других, более опытных, своих товарищей он прошёл судейский семинар и даже трудился в качестве бокового судьи на соревнованиях. Правда, рядом с ним всегда стоял кто-нибудь из американских судей и довольно громко ему подсказывал.
И вдруг однажды случилось так, что надо было срочно заменить арбитра на ковре. Председатель жюри в суматохе назначил этого американца. Как тот ни пытался сбежать, пришлось взять свисток и выйти на ковёр.
И вот началось зрелище, которого нам ещё не доводилось видеть ни на одном борцовском соревновании за многие годы.
Растерянный американец метался по ковру, толкал борцов, что-то бормотал себе под нос, свистел так, что лопались барабанные перепонки, а потом изгрыз свисток зубами и его перестали слышать. Когда борцы встали в партер, он начал бродить между ними, мешая своими неуклюжими ногами, наступая им на руки, беспрестанно что-то выкрикивая.
Все окружающие – участники, судьи, секундометристы, врачи, журналисты, зрители и даже сами борющиеся – громко подсказывали ему, что надо делать, но, когда после первых шести минут он вывел борцов на середину ковра и взял их за руки, готовясь объявить победителя, боковые судьи покинули свои места, отказываясь судить. Пришлось заменить американца другим арбитром – случай беспрецедентный в истории борцовских соревнований.
Такие эпизоды бывали. Но редко. В общем, всё шло мирно и хорошо под сводами древней базилики.
К полуночи состязания подходили к концу. Публика постепенно расходилась. Гасли огни сначала на одном ковре, потом на другом. Наконец заканчивались состязания на третьем.
Борцы уходили в свои фанерные домики, построенные в одном из каменных коридоров, окружающих базилику. Принимали душ, переодевались.
Уборщики натягивали на маты нейлоновые чехлы, закрывали футлярами телефоны и пишущие машинки, подметали большими железными мётлами обрывки протоколов, сигаретные коробки, целлофановые обёртки от бутербродов. Разносчики кока-колы и пива ползали под скамейками, выгребая оттуда бутылочные залежи. Выключались огни, контролёры с лязгом замыкали тяжёлые замки на железных воротах и калитках.
Фыркая, трогались в путь ожидавшие последних участников автобусы. Они уносили их по ночным, ещё заполненным толпой римским улицам к Олимпийской деревне. Автобусы катили по ночным улицам, порой ярким, сверкавшим огнями ресторанов и кабаре, шумным, гремевшим музыкой, порой тусклым, еле освещённым, так что не видны были одинокие безработные, закутанные в свои ветхие плащишки, прикурнувшие на каменных порогах домов, ещё не остывших от дневного жара.
…В базилике гас последний фонарь. Неподвижные, словно изваяния, всегда вдвоём, полицейские застывали у входа, опираясь на старинные сабли.
Рабочий день базилики заканчивался.
Токио
1964
ТОКИЙСКАЯ МОЗАИКА
Впервые мне довелось побывать в Токио в 1946 г.
Автобус вёз нас в город с военного аэродрома Ацуга, куда приземлились после почти пятичасового полёта паши «дугласы».
Мы всё ехали и ехали, а по обе стороны простирались какие-то поросшие травой пустыри, кучи мусора, высохшие пруды, горки кирпича.
– Когда же начнётся город?
Сопровождающий нас японец помолчал.
– Мы уже давно едем по нему, – ответил он наконец.
Всему миру хорошо известно, что 6 августа 1945 г. в Хиросиме в результате атомного взрыва были уничтожены и ранены около 140 тысяч человек. Но мало кто знает, что, согласно официальным документам, 9 и 10 марта того же года после налётов нескольких сотен американских бомбардировщиков Б-29 погибли 124711 токийцев. Чудовищный пожар, раздуваемый сильным ветром, буквально испепелил город. По рассказам очевидцев, вода в прудах кипела и испарялась, огонь был виден за 30 км.
В общей сложности за девять месяцев столица Японии подверглась семидесяти воздушным налётам и потеряла 760 тысяч домов, т.е. приблизительно 60 процентов их общего количества. И только центр – огромные многоэтажные железобетонные билдинги, густо окружившие императорский дворец с его садами и каналами, – остался невредимым. Здесь не вылетели даже стёкла. Американцы рассказывали нам, что специально берегли эти здания для своих штабов и служб.
В 1946 г. в Токио было приблизительно 3,5 млн. жителей и 45 тыс. машин.
Вторично я попал в японскую столицу в 1961 г. – на первенство мира по борьбе. Происходило, правда, это первенство не в Токио, а в Иокогаме, но, право же, разница между этими городами та же, что между Москвой и Кунцево, чисто административная.
Едешь-едешь, час, два, по бесконечным улицам, мимо бесконечных домов, иногда четырёх– и даже пятиэтажных каменных, а большей частью одно-двухэтажных деревянных, мимо пёстрых лавчонок, хилых садиков, и вдруг выясняется, что ты уже давно выехал из Токио и находишься в Иокогаме.
Со времени моего первого посещения японской столицы прошло ровно 15 лет. В конце концов, не такой уж большой срок в жизни города. Но Токио просто невозможно узнать! Центр, группировавшийся вокруг императорского дворца, теперь разросся во все стороны. Словно тысячи фениксов, возникли на пепелищах деревянные домики, лавчонки, харчевни, игорные забегаловки. А главное, плотнее, гуще стала толпа. В 1946 г. порой за высоченными американскими солдатами было трудно разглядеть робко жавшихся к стенам токийцев.
Сейчас американцы предпочитали носить штатскую одежду и вообще не очень мозолить глаза. Выросли не только дома, выросло самосознание японского народа. Война жестоко, беспощадно сорвала с глаз простого японца плотную повязку религиозных предрассудков, императорского культа, поклонения «самурайскому духу».
Помню, как в 1946 г. я увидел императорский кортеж, выезжавший из дворца. На пути его все японцы падали ниц в нижайших поклонах, даже охрана не смела сидеть к властелину спиной и, чтобы наблюдать за дорогой, пользовалась специально оборудованными в машинах зеркалами.
Во время Олимпийских игр 1964 г. профессия журналиста в третий раз занесла меня в Страну восходящего солнца. Я случайно оказался возле отеля «Империал», когда из здания напротив с торжественного заседания Международного олимпийского комитета выходил Хирохито, 63-летний, 124-й по счёту японский монарх. Никто не падал ниц, даже не кланялся. Прохожие с любопытством разглядывали императора, многие щёлкали затворами фотоаппаратов, громко обменивались впечатлениями. Император перестал быть властелином. Он стал достопримечательностью, вроде знаменитого бронзового Будды в Камакуре или водопада в Никко.
В 1964 г. Токио (площадь 2023 кв. км) насчитывал 10608607 человек населения и 989704 автомобиля, согласно официальным статистическим данным.
И ни одного рикши.
В городе было 32 тысячи полицейских, 10 тысяч пожарных, 52 тысячи учителей, а всего 187892 муниципальных служащих.
Было, кроме того, 5216 гангстерских банд, объединяющих 184091 бандита, примерно на 4 тысячи меньше, чем служащих.
Впрочем, 32 тысячи полицейских задержали за год 606 тысяч человек, т.е. человек по двадцать каждый. После войны в пригороде Токио – Иошиваре были закрыты многие сотни публичных домов, запрещена проституция. Но и сейчас город насчитывает тысячи проституток, секс-бизнес махровым цветом расцветает на Гинзе и в Осакусе, в 14 тысячах ночных кабаре. В городе растёт торговля наркотиками, контрабанда оружия, продажа порнографических изданий и т.д.
Колоссальное количество автомобилей, узкие улицы, напряжённое движение приводят к частым катастрофам. За 1963 г. их было зарегистрировано более полумиллиона. Число погибших достигло 12 тысяч, а ранено более 350 тысяч.
Токийские власти делают всё, чтобы бороться с этой напастью. Ежедневно на специальных досках возле всех полицейских участков города вывешиваются цифры: красным – число погибших накануне в результате уличного движения, чёрным – число раненых.
Это сильная мера. Разъезжая или разгуливая по улицам Токио и постоянно натыкаясь на эти зловещие цифры, становишься осмотрительней.
В некоторых местах улиц, там, где нет светофоров, возле тротуаров стоят жёлтые кадки. В кадках несколько жёлтых флагов. Малыши, идущие в школу, останавливаются у таких кадок (терпеливо ожидая, пока наберётся человек пять-шесть), а затем смело пускаются в путь через проезжую часть, отчаянно размахивая жёлтым флагом. Немедленно всё движение останавливается, пропуская ребят. Перейдя улицу, они складывают флаги в кадку, установленную на другой стороне, чтобы ими могли воспользоваться их товарищи.
И всё же число несчастных случаев растёт с каждым годом.
Когда мы робко ступали на проезжую часть, невероятным усилием воли стараясь повернуть голову вправо, а не привычно влево (за целый месяц мы так и не могли привыкнуть к установленному в Японии левостороннему движению), машины, словно по мановению невидимого регулировщика, мгновенно останавливались, а водители приветливым жестом руки или улыбкой приглашали нас продолжать путь.
Жёлтым флагом служила нам олимпийская форма.
Вообще надо отдать должное токийцам: они на редкость радушно встречали олимпийцев. Это было тем более необходимо, что японским языком никто из приезжих не владел, и языковый барьер был, пожалуй, главным затруднением, с которым сталкивались гости.
Подбор переводчиков являлся, таким образом, первоочерёдной задачей хозяев Олимпиады.
10 мая был проведён официальный конкурс, включавший письменные и устные экзамены, собеседование и рассмотрение характеристик. Из 4387 кандидатов были отобраны 700 человек: 340 – с английским, 170 – с французским, 60 – с немецким, 80 – с испанским и 50 – с русским языком.
Все кандидаты сдали ещё устный экзамен, а затем прошли специальные курсы.
В большинстве своём это были студенты и студентки институтов иностранных языков и университетов. Они обслуживали информационные и пресс-центры, административные учреждения Олимпийской деревни, спортивные сооружения, а также были прикреплены к делегациям и к различным именитым гостям вроде членов МОК или президентов международных федераций.
Все они были очаровательны, все преисполнены желания помочь, но, скажем прямо, не все владели языками в достаточной степени. Были ещё переводчики, специально выписанные за астрономическую сумму (они получали около 100 долларов в день) из Европы, которые осуществляли перевод на бесчисленных конгрессах различных международных организаций, заседавших во время Игр.
Но и это было не всё. Около 25 тысяч переводчиков-добровольцев бродили по улицам, сидели в магазинах, театрах, на стадионах и тоже вносили значительную лепту в титаническую работу по преодолению языкового барьера.
А порой на улице можно было встретить полицейскую машину с огромной надписью: «Переводчики. Английский».
Впрочем, как показывает длительная практика олимпийских игр, спортсмены и гости отлично понимают друг друга без всяких переводчиков. Давно выработался у них некий интернациональный язык – язык людей, связанных общими делами, заботами, интересами, а главное, общими мыслями, духом, устремлениями.
Но вернёмся к городу, к тем изменениям и обновлениям, которые он претерпел в связи с Олимпийскими играми.
Ещё в Риме я не уставал поражаться огромному числу японцев, прибывших в Вечный город изучать все детали Игр, чтобы как можно лучше обеспечить эти крупнейшие спортивные соревнования современности у себя дома.
Японцы без конца фотографировали, подсчитывали, изучали, забрасывали своих римских коллег таким количеством вопросов, на которые не смогла бы ответить ни одна электронная машина. Прежде всего, естественно, вставал вопрос транспорта. Рим намного уступает Токио и по размерам, и по числу машин, но и там вопрос транспорта доставил всем немало хлопот. Мотоциклисты с включёнными сиренами, мчавшиеся впереди автобусов, в которых ехали олимпийцы, лишь частично разрешали эту проблему. Токийцы решили её радикальней. Они просто перестроили свой город.
Ну, конечно, «перестроили», быть может, звучит несколько преувеличенно, но, во всяком случае, они провели огромное строительство.
Ведь всем ясно, что такие виды транспорта, как трамвай, городской автобус, метро, электричка, для олимпийцев, хотя они и были снабжены билетами, дававшими право на бесплатный проезд, не годились. Тем более в Токио, где, например, на Центральном вокзале в часы «пик» поезда высаживают 10 тысяч человек в минуту!
Трудно поверить, но в Токио 1500 служащих метро, чья единственная обязанность – запихивать пассажиров в часы «пик» в вагоны.
Для того чтобы олимпийцы могли свободно перемещаться из Олимпийской деревни к местам соревнований, к аэродрому и порту, в Токио было проведено колоссальное дорожное строительство.
Над городом вознеслись современные автострады, воздушные дороги, монорельсовая линия. Было построено пять новых линий метро. Токио соединяет теперь с Осака самая быстрая железная дорога в мире, поезда идут по ней со скоростью 200 км в час. Монорельсовая дорога стоимостью в 15 миллиардов иен проложена кратчайшим путём от аэродрома к городу, и часть её проходит прямо по Токийскому заливу на гигантских бетонных сваях. Её длина более 13 км.
Спортивные центры «Мейдзи», «Комазава», Будокан, Национальный стадион, аэропорт, порт Иокогама, места проведения соревнований по парусному и конному спорту, по гребле и велосипеду, по стрельбе и пятиборью – всё это соединялось 22 первоклассными «олимпийскими» автострадами общей протяжённостью свыше 55 км (их строительство обошлось в 70 миллиардов иен). Кроме того, было построено ещё 8 дорог протяжённостью 70 км (100 миллиардов иен). Автострады дали возможность быстрее добираться до цели в этом городе диаметром почти в 60 км!
Но прежде всего необходимо было доставить в Олимпийскую деревню около 8 тысяч спортсменов и сопровождающих, а также в различные части города многотысячную армию туристов. Основная масса туристов прибывала морским путём (не у всякого в кармане есть лишняя тысяча долларов – стоимость авиабилета, например, из Европы в Токио).
Корабли приходили в Иокогаму. Это очень большой и довольно старый порт. Он существует уже более ста лет. В 1859 г. между Страной восходящего солнца и пятью странами – США, Англией, Россией, Голландией и Францией – было заключено коммерческое соглашение. С тех пор Иокогама превратилась, по существу, в морские ворота Японии. Со своими маяками, многочисленными причалами и 10-километровым молом порт в состоянии принимать ежегодно сотни судов.
Но если обычно число туристов, въезжающих через него в Японию, не превышает 11 тысяч, то в дни Олимпиады их было в несколько раз больше. Часть кораблей стояла у причалов самого Токио и служила своего рода плавучими отелями.
Так было и с нашими теплоходами «Урицкий», «Хабаровск», «Владивосток» и «Байкал». Причём жили на них не только советские туристы, но и французские, болгарские, кубинские.
В Токио, например, прибыла в виде туристской группы делегация из 330 человек, направленная французской Ассоциацией олимпийских медалистов. Оказывается, существует во Франции такая ассоциация, объединяющая французских спортсменов, когда-либо удостоившихся медалей на олимпиадах.
Но если туристы, как уже говорилось, пользовались, чтобы добраться до Японии, главным образом морским транспортом, то олимпийские команды прибывали самолётами.
В 1946 г. аэродром Ацуга, на который приземлились наши маленькие самолёты, показался мне внушительных размеров. Ныне колоссальные Ту-114, донёсшие нас от Хабаровска до токийского аэропорта Ханеда менее чем за два с половиной часа, приземлились на огромном современном аэродроме, по сравнению с которым Ацуга напоминал носовой платок на теннисном корте.
Этот международный аэропорт, построенный в 1950 г. и модернизированный в 1960-м, имеет площадь 3,5 млн. кв. м с посадочной полосой, позволяющей принимать самые большие реактивные самолёты. Садятся и взлетают самолёты в аэропорту Ханеда каждые 4 минуты. Ежегодно через токийский аэропорт проходит более полумиллиона пассажиров. Он располагает многими прекрасными помещениями, которыми, впрочем, наша олимпийская делегация не воспользовалась. Ту-114 приземлялись у огромного ангара, где были аккуратно расставлены столики, за которыми сидели пограничники, и высились плакаты с надписью на русском языке: «Таможенная очистка товаров» (это означало досмотр багажа). Багаж никто не смотрел, пограничники проштамповали наши олимпийские удостоверения очень быстро, и если мы и задержались, то лишь потому, что не нашлось трапа, достаточно высокого для нашего самолёта. Пришлось надставлять предусмотрительно захваченными с собой лесенками.
Наконец всё было закончено, мы разместились в автобусах, украшенных большими олимпийскими эмблемами, и помчались в Олимпийскую деревню. Вот когда я смог оценить качество вновь построенных дорог!
Автобусы неслись по широкой асфальтовой ленте без перекрёстков, без пересечений. Они ныряли в просторные, бесконечные, ярко освещённые туннели, возносились вслед за автострадой над городом…
За проезд по новым дорогам следовало платить. У въездов на автострады водители тормозили и покупали у специальных контролёров, сидевших в стеклянных будочках, билеты: 150 иен за легковую, 300 – за автобус. Платят все без исключения, включая полицию. Можно представить себе, что произойдёт, если шофёр пожарной машины вдруг забудет мелочь, мчась на пожар!..
Таким путём возмещают деньги, израсходованные на строительство дорог.
Как известно, Игры стоили около 200 миллиардов иен. В первую очередь деньги ушли на строительство спортсооружений и дорог. Как их вернуть, эти деньги?
Ну, сбор за проезд по автострадам. Ну, продажа билетов. А ещё? Кстати, о билетах. Они выпускались партиями задолго до начала Игр. Значительная часть шла за границу. Австралийцы, например, закупили более 15 тысяч, новозеландцы – 10 тысяч, американцы – 67,5 тысяч, около 5 тысяч – филиппинцы. Не пожалели денег на билеты и шведы, швейцарцы, голландцы. В Ливане было продано 6 штук, в Северной Родезии – 4.
На церемонию открытия билеты на чёрном рынке продавались по совершенно фантастическим ценам, достигающим, по сообщениям газет, 200 тысяч иен (думаю, что газеты всё же преувеличивали).
Определённый доход дала продажа олимпийских марок, посвящённых всем входившим в программу видам спорта, спортивным сооружениям и т.п.
Но всё же главным было не это. Главные доходы должны были выкачивать из приезжих (да и из своих земляков) «отцы города», коммерческие фирмы, всевозможные торговые компании. В основном речь шла о рекламе.
Знаменитая японская часовая фирма «Сэйко», вытеснив свою швейцарскую конкурентку «Омегу», испокон веков обслуживавшую игры, на этот раз взяла дело в свои руки. Она снабдила хронометрами и часами все места соревнований и, надо отдать ей должное, оказалась на высоте. Её оборудование ничем не уступало «Омеге», а в некоторых случаях – на состязаниях по боксу, плаванию, лёгкой атлетике – на мой взгляд, даже превзошло швейцарское.
Компания счётно-вычислительных машин ИБМ обволокла все спортивные сооружения густой сетью своих проводов. На любом стадионе, в любом зале можно было видеть её служащих, одетых в коричневую форму. ИБМ тоже не ударила лицом в грязь. Она действительно с поразительной быстротой обеспечивала журналистов информацией.
Президент одной из крупнейших токийских компаний электронного оборудования пожертвовал Оргкомитету Игр 300 миллионов иен. За это благодарный комитет прислал ему в подарок в сафьяновом конверте пять билетов. Как отмечала пресса, каждый билет, таким образом, стоил 60 миллионов иен, и этот рекорд дороговизны билета вряд ли когда-либо удастся побить. Зато и рекорд подобной рекламы тоже нелегко будет превзойти.
Перед самыми Играми токийская судебная палата отклонила иск Японского олимпийского комитета, требовавшего запретить коммерческое использование олимпийской эмблемы.
Что тут началось!
Фирма, производящая корсеты, решила отмечать свою продукцию олимпийскими кольцами, поскольку эта продукция в буквальном смысле ближе всего к сердцу потребителя.
Магазин «Изетан» пригласил всех спортсменов заходить, обещая чашку чая и сувенир, универмаги «Синдзюку» решили выделить для подвоза покупателей специальные автобусы, торговцы «Сибуи» устлали путь в свои магазины цветами и приветствиями.
Банк «Ниппон-Кангио» усиленно кричал о том, что он единственный банк, которому разрешено иметь филиал в Олимпийской деревне, и к тому же задаривал своих клиентов куколками-копилками (что, впрочем, делали и остальные банки).
Другой банк – «Токай» – расхваливал свои достоинства, написав их на пяти куриных яйцах, расположенных, как олимпийские кольца, и фигурировавших на всех его проспектах.
Фармацевтическая компания «Санкио», изобразив на пьедестале почёта весёлую, пышущую здоровьем семью, которая, вопреки всем законам наследственности, состояла из представителей коренных рас пяти континентов, вещала: «Сила олимпийского чемпиона доступна всем! Вот идеал компании „Санкио“».
Девушка, бегущая с олимпийским факелом в руке, пела хвалу «Ниппон-пент», компании «чей лак украшает суперэкспресс новой главной линии Токайдо – Олимпийский стадион и т.д.». Со страниц всех журналов на читателя устремлялись расположенные в форме пяти колец пять фотообъективов фирмы «Канон»: «На Олимпийских играх в Токио глаза „Канон“ зафиксируют для вас величественные и незабываемые мгновения».
«Олимпийский год – год рекордов „Мазда“!» – вопила одноимённая компания автомобилей.
Вся эта бесконечная реклама набрасывалась на людей со страниц газет и журналов, с экранов телевизоров и с фасадов магазинов. Она пылала в ночном токийском небе миллионами разноцветных лампочек, венчая многоэтажные здания магазинов и банков, отелей и ресторанов, а днём вращалась шарами, цилиндрами, кругами над крышами высочайших токийских билдингов или болталась, прикреплённая к уносившимся в пасмурное небо и трепетавшим на ветру гигантским пёстрым воздушным шарам.
Она изрыгалась тысячами репродукторов в магазинах и на улицах, на стадионах и в кафе, в барах и парках, в номерах отелей и в квартирах.
Галстуки и автомобили, фонари и туалетная бумага, носки и полотенца, туфли и игрушки, духи и лекарства, пакетики с жевательной резинкой и коробки с конфетами, портфели и птичьи клетки, самолёты и запонки для рубашек – всё было украшено олимпийскими кольцами, эмблемами Игр, изображением факела.
Магазины, лавчонки, уличные лотки ломились от бессчётных сувениров: моделей стадионов, кукол, изображающих факелоносцев, градусников, брелоков, зажимов для галстуков, кошелёчков, косынок, флагов, нашивок на рукава и наклеек на автомобили – с неизменными кольцами и эмблемами. Одна ювелирная фирма даже выпустила специальные миниатюрные изображения олимпийских медалей: бронзовой за 200, серебряной за 800 и золотой за 5000 иен, продавая их отдельно или наборами. Другая организовала продажу памятной медали за 1000 иен. Третья, направляя свои усилия на тех, кто победнее, срочно изготовила 10 миллионов значков по 100 иен за штуку.
