Текст книги "Счастливчики с улицы Мальшанс"

Автор книги: Александр Кулешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Нет, профессионалом быть не дай бог. А вот на Олимпийские попасть – это да. Ради этого стоит и потренироваться и попотеть. Ради этого жить стоит! Олимпийский чемпион! Подумать – дух захватывает.

А Род дурак!

– Ну станешь ты олимпийским чемпионом, – говорит. – Ну и что? Там медаль золотую из чугуна делают. Весит много, а цена грош. Так и будешь машины чинить со своей медалью А вот если профессионал, да ещё чемпион мира, тут уж да. Тут уж только и делай, что деньги считай. Конечно, шакалов много с кем делиться, но и тебе хватит. А вообще-то ерунда этот твой бокс.

Роду бы пистолеты да кастеты. Совсем помешался на уголовных фильмах. По три раза смотрит. Как войдёт в кино, так и не вылезает.

Как-то отец у него в пальто кастет нашёл. Мы пришли к «Максу», а Род – к стойке: не хочу сидеть, надоело, постою, говорит. Потом-то уж сам признался – отец его ремнём выдрал. И что же? Через месяц купил себе велосипедную цепь. И сейчас с ней ходит.

– Я этой цепью любого боксёра и дзюдоиста как соломку перешибу, – говорит.

А у меня такое событие: приняли в члены клуба «Металлист»! Я, конечно, птичьи права имею в этом клубе быть. Это Клод на заводе-то работает, а не я. Но всё же я брат, вроде член семьи. И потом где мне состоять? Словом, я теперь буду за завод выступать, но тренироваться всё равно у папы Баллери, Он сказал им:

– Вот что, дети мои, я тоже рабочим был и знаю, что у вас лишних грошей не водится. Буду сам Ниса тренировать, бесплатно. Вот когда первенство страны выиграет, сразу на все деньги у него на банкете напьюсь!

Это он шутит. Папа Баллери не то что вермута, он пива-то никогда в рот не берёт. Клод тоже, между прочим. И я. Когда занимаешься спортом, пить нельзя. Если дурака не валяешь. Вот как эти наши дзюдоисты. По их вине у папы Баллери такой номер однажды был – чуть зал не прикрыли.

Значит, в одном кабачке из-за девчонки двое подрались. Один кричит: «Я из тебя пыль сделаю!» Другой орёт: «Убью!» Пошли драться, и смотрит народ: они вроде бы приёмы дзю-до применяют. Прибежала полиция, забрали их, и тут выясняется, что оба они представляют страшную опасность, поскольку! имеют коричневый пояс! Им ничего не стоит расправиться с дюжиной врагов. Кто присвоил? Присвоили в спортзале папа Баллери. Всё бы обошлось. Да, на несчастье, находилась в то кабачке крупная шишка из Национальной академии дзю-до.

Он целый скандал поднял: как можно таким присваивать не то что коричневый, а белый пояс! Они ни одного приёма во время драки не смогли толком провести! И пошёл и пошёл. Еле-еле папа Баллери отбился, хлопотал, ублажал, кое-кому кое-чего отвалил. А то бы закрыли спортзал, и будь здоров.

… Неделю назад я всю ночь срочно ремонтировал машину, и мне дали отгул. Юл только вечером занят в своём «Чёрном фонаре», а Род… ну Род всегда свободен. Мы решили провести день вместе, отдохнуть.

Я говорю ребятам:

– Поехали за город, выкупаемся, погуляем, а вечером я вас протащу во дворец – там сегодня сильная встреча.

Юл предлагает на аэродром съездить. Мы там в будний день ещё не были ни разу. Он где-то вычитал, что приезжает Ингрид Бергман. Ну и что? Ей уж двести лет! Чего на неё смотреть? Вечером, говорит, пойдём потанцуем в Белый зал – это недалеко от нас такой дансинг. Может, говорит, Мари вырвется. Он-то с Мари, а мы опять хватай кого попало.

Род предложил идти в кино на «Ты умрёшь в воскресенье». Но тут уж мы с Юлом не выдержали – опять десять сеансов сидеть!

Тянули спички, и выпало идти в дансинг. Пошли пораньше, чтоб Юл к одиннадцати успел в свой «Фонарь».

Так вот фонарём дело и кончилось, только не кабачком, а другим. Я сейчас расскажу.

Пришли, танцуем. Между прочим, танцуем мы все по-разному. Ну, с Юлом нам, конечно, в этом деле не тягаться. Он ведь у нас красавчик – длинный, глаза, синие, ресницы до колен, волосы как вакса, да ещё сверкают, мажет он их чем-то. Он эти свои синие глаза как закатит, зубищи белые выставит. А закончит танец, обязательно свою партнёршу на место проводит. Род танцует неважно, вечно девчонкам на ноги наступает. Хорошо, он как спичечный коробок весит, а то и меньше, иначе всем бы ноги отдавил. А я стараюсь каждый танец танцевать по-разному, но всегда с одной. Если уж заарканю какую-нибудь, я её не бросаю – всё с ней да с ней. Ну пригласил я такую симпатичную, только маленькую очень, она с подругой была. Подруга красивая, одета здорово, а моя обыкновенная. Словом, красивую Род схватил, он ей до плеча, а я маленькую. Надо бы наоборот. Мою зовут Ориель. Танцуем, болтаем. Ей восемнадцать. Работает продавщицей в «Калипсо» – это самый большой универсальный магазин в городе. Продаёт спортивные товары Я обрадовался рассказал, что боксёр. Говорю, только у неё теперь буду боксёрские перчатки покупать, они мне счастье принесут. Смеётся. Договорились опять встретиться. По-моему я ей понравился. Она мне тоже – только очень маленькая.

Вдруг смотрю, Ориель вся побледнела, глаза испуганные, шепчет:

– Ой «висельники»! Мы думали они сюда не придут. Надо твоему товарищу сказать…

– Какие «висельники»? – спрашиваю.

Она пугается, вся дрожит. В конце концов я понял: это в их районе одна банда называет себя «висельниками»: Они с подругой приехали к нам в Белый зал, чтоб от них отвязаться. Ориель то сбоку припёку. А вот подруга её – девушка одного «висельника». Он ей сейчас задаст, а заодно и Роду.

Действительно, смотрю человек пять ребят, кто как мы, кто постарше стоит у стенки, курят и на Рода с его партнёршей посматривают. На той лица нет, чуть не плачет, бедняга. Я танцую и к Роду приближаюсь. Говорю ему тихо:

– Кончится танец, сразу давай в буфет. Там есть второй выход. И – домой, на третьей скорости.

– Плевать я на них хотел, – отвечает.

Род хоть и малыш, а парень отчаянный. Тут уж ничего не скажешь.

– Пошли домой говорю. – Их пятеро, а нас трое. Да от вас с Юлом толку мало…

– Это от тебя толку мало! За меня не беспокойся…

В это время танец кончается, парни нас окружают, и один, что постарше говорит Роду.

А ну-ка, Полпорции, выйдем, поболтаем. У меня к тебе от твоей кормилицы поручение есть. А вы этой займитесь, – и показывает на красотку.

Один из парней берёт её под руку и уводит. Моя малютка за ними побежала. Юл смотрю, увидел всю эту картину и бочком-бочком затерялся в толпе. Он храбростью никогда не отличался.

С танцев выходим вшестером. В переулке темно. Вот что ребята, – говорю, – мы вас не знаем, вы нас не знаете. Что девчонка ваша, у неё на лбу не написано. Давайте разойдёмся по-хорошему. Вижу, главарь колеблется, для них ведь, наш район чужой.

– Ладно, – говорит. – Пусть только Полпорции извинится.

Я уж вздохнул. И вдруг Род спокойненько так говорит:

– А ну-ка, проваливайте отсюда, пока целы.

Только он это сказал, чувствую, что у меня искры из глаз посыпались. Тот, что ближе ко мне стоял, прямо в переносицу ударил. Я и опомниться не успел, Когда пришёл в себя, раз-раз, два апперкота по корпусу – парень растянулся, бац второму прямой правой – он к стенке отлетел. Только я к третьему нацелился, слышу такой крик, что у меня прямо сердце остановилось. Никогда такого крика не слыхал. Смотрю, это Род своей велосипедной цепью полоснул главаря по физиономии. Тот катается на земле, воет, четвёртый «висельник» стоит, не знает, что делать. А Род, думаете, побежал? Ничего подобного! Подходит к четвёртому и цедит сквозь зубы, ну точно как бандит из картины «Мой закон – убийство».

– Запомни! – говорит. – Род-малютка всех со своего пути убирает. И если хочешь жить, не переходи мне путь. На этот раз прощаю. Но в следующий… – махнул мне рукой, как самый настоящий атаман, и не спеша пошёл по улице.

Смотрю я и прямо глазам не верю. А потом сгрёб Рода и бегом. Народ уже собрался, полиция свистит. Еле ноги унесли. Цепь я у Рода сразу отнял и – в водосток.

С Юлом мы неделю не разговаривали – чтоб друзей не бросал. А я всю эту неделю с фонарём под глазом ходил.

Но от кого мне действительно попало, так это от папы Баллери!

– Щенок! Бандит! Убийца! – кричал. – Для чего я тебя учу? Чтоб ты на улицах дрался? Откуда синяк? Не ври!.. Об дверь так не ударяются… Грош цена боксёру, который на двери налетает! Бокс – это благородное искусство!

И пошёл, и пошёл. Я думал, он меня убьёт. Потом папа Баллери успокоился и говорит:

– Запомни, Нис, настоящий боксёр сторонится уличных драк. Во-первых, нечестно вступать в схватку с беспомощным по сравнению с тобой человеком – ведь, что ты боксёр, он не знает; во-вторых, драка не бокс, тебя могут ударить ногой головой, повредить руку. Боксёр должен беречь себя, как балерина.

… Помирились мы с Юлом так: как-то утром прибежал он ко мне в гараж сам не свой. Рассказывает. Накануне ввалился к ним в кабачок какой-то пьяный тип во фраке с девицами, Послушал-послушал, как Юл поёт, подозвал его к столику и стал похваляться, что он концертный импресарио, что ему пара пустяков устроить Юлу турне за океан и т. д. и т. п. дал карточку свою, велел прийти.

В обеденный перерыв я пошёл с Юлом к этому импресарио. Род тоже. Мы остались внизу. Ждали Юла минут сорок. Вернулся он совсем расстроенный. Оказывается, этот импресарио – не импресарио, а секретарь импресарио, Сначала он Юла вообще не узнал, потом припомнил – туда-сюда, хотел его выпроводить, И вдруг входит сам босс! То ли ему делать нечего было, то ли ещё что. Словом, увидел у Юла гитару и велел ему исполнить пару песенок. Юл говорит, у него прямо коленки тряслись, пальцы ив слушались, голос перехватило. По-моему, он это всё наврал, чтоб перед нами оправдаться. Послушал, послушал импресарио и погнал Юла. Да ещё на секретаря наорал;

– Кого вы мне приволокли? Это же колесо несмазанное, а не певец! Вечно вы мне кого попало подсовываете! А вы, молодой человек, идите в лифтёры. Вам с вашей внешностью только лифтёром и работать!..

И выгнал. Юл прямо чуть не плачет. Жалко и нам его, конечно. За одно я ему был благодарен, что он хоть нашу песенку там не исполнял.

Так что Синатры ^[1]из нашего Юла не вышло.

Может, я стану Джо Луисом? ^[2]Во всяком случае, всё последнее время тренируюсь усиленно, Дело в том, что в конце месяца мой первый официальный бой: первенство городе среди юниоров. Я выступаю от «Металлиста». Папа Баллери волнуется, а я нет. Я почему-то уверен, что выиграю. Жалко, Клод не сможет прийти. У них на этот час назначена демонстрация протеста. Не знаю, против чего они протестуют. По-моему, против того, что теперь меньше денег будут отпускать на пособия безработным. Ну при чём тут мы? Оба работаем. Так нет, Клод всё равно идёт протестовать! По-моему, Клод лезет не в свои дела. Но ему видней – на то он и Клод. Я его спросил, а он говорит:

– Значит, если мы здоровы, надо уволить врачей? Если молодые – отменить пенсии? А когда заболеем? Когда состаримся? Работаем, говоришь. Да работу в наше время легче лёгкого потерять! Что ж, тогда только и вспоминать про пособия?

Конечно, он прав. Он всегда прав. Вот почему Клод всегда прав? Я, например, спорю с Юлом, или Родом, или ребятами из гаража. Иногда я прав, иногда они. А Клод всегда прав. Я его как-то спросил об этом. Он смеётся.

– Да разве это я прав? это жизнь права. А я только её правду защищаю.

– Правду жизни? – спрашиваю. – А какая же ещё может быть правда?

Клод уже не смеётся, говорит серьёзно:

– Почитай газеты, Нис. Ты кроме «Спорта», ничего не читаешь.

Пообещал читать. Я как-то с Родом заговорил на эту тему, он только рукой махнул

– Знаешь говорит, мой старик мне сказал: главное – Уметь устроиться в жизни. Правильно! Так что давай становись чемпионом, будешь всем морду бить да деньгу зашибать… Легко сказать – чемпионом! Тренируюсь я, во всяком случае, вовсю. Папа Баллери доволен, весёлый ходит. А сегодня пришёл на тренировку и не узнал его. Словно он на десять лет состарился. Глаза красные, небритый.

Оказывается, умер его любимый ученик. Не теперешний, конечно, а бывший. Папа Баллери его открыл, воспитал, тренировал, в конце концов тот стал чемпионом страны, и тут они поссорились – парень этот перешёл в профессионалы. Ну потом, конечно всё это забылось, тот и в профессионалах стал чемпионом, уже первенство континента собирался завоёвывать. Были у него свои менеджеры, импресарио. Но всё равно заходил иногда к папе Баллери за советом.

Убили его прямо на ринге. Когда похоронили и папа Баллери успокоился, он рассказал, как было дело.

Ал Браун – так звали парня – был мухач. Очень способный. Папа Баллери всё время говорил, чтобы он не лез в профессионалы. А этот дурак полез. Его привлекали деньги. Всех привлекают деньги. А денег, говорит папа Баллери, шиш получишь. Словом, дрался он дрался, потом ему сломали челюсть. Вот тогда-то всё началось. Четыре месяца он где-то поправлялся, в Швейцарии отдыхал, несколько операций сделал. И остался без гроша. Пришлось ему вернуться на ринг раньше, чем разрешили врачи. Двух каких-то пижонов он разделал под орех, и вот предстоял очень трудный противник. Накануне матча пришёл он к папе Баллери мрачный, унылый.

– Я его утешаю, я ж понимаю, что глупо его ругать теперь, поздно, – рассказывал папа Баллери, – а он говорит: «Нет папа Баллери, моя песенка спета. Я знаю, что это мой последний бой Я вчера в церкви был. Молился и слышал голос…» – «Что ты чепуху городишь – говорю я ему, – какой голос, как тебе не стыдно!» А он говорит! «Нет, папа Баллери, вы же знаете, я не суеверный, но тут, я клянусь вам памятью покойных родителей, я слышал голос матери. Она сказала: «Здравствуй, Ал!» Понимаете? Она сказала «Здравствуй!» А ведь она покойница. Значит, и я…» Как я его ни успокаивал, ничего не помогло. И так смотрел, дети мои, так смотрел! В гробу не забуду этого взгляда. Потом махнул рукой, поцеловал меня и ушёл, «Прошу вас, папа Баллери, – сказал на прощание – не ходите на этот матч. Обещайте, что не пойдёте…» Я обещал. Но я обманул его. Я не мог не пойти, дети мои.

Папа Баллери заплакал. А мы сидели как пришибленные.

– Его убили сразу, в первом же раунде, – продолжал он. – Ну разве можно было выставлять его против Робби Робинсона! На второй минуте Робби отправил его в нокдаун. Через двадцать секунд снова, через полминуты ещё раз. Рефери хотел было прекратить бой, но публика орёт. Понятно! Такие цены на билеты и чтоб ничего не увидеть! Рефери растерялся. И тут новый нокдаун в углу, у канатов. Он же пулемёт – Робинсон. Врубовая машина. Он бил с такой скоростью с обеих рук, что Ал просто не мог упасть, не успевал. Когда рефери бросился и оттащил Робинсона, Ал рухнул. Он был серый, как брезент ринга, и– самое страшное – на нём не было ни капли крови. Ни единой! О, Робби умеет бить! Не а нос, не в бровь, не в рот. Только в корпус. В печень! В сердце' В челюсть! Он же знал, что она у Ала сломана! Мне потом говорил врач, который делал вскрытие, что на челюсти Ала было четыре новых перелома. Четыре! Он умер там же, в зале. Так и не пришёл в сознание. От шока… – Папа Баллери долго молчал, потом сказал: – Это был мой лучший ученик, дети мои. Он был хороший боксёр, но слишком честный. А таким не место на профессиональном ринге.

Мы все очень тогда расстроились. Действительно, как страшно вот так погибнуть. Я рассказал эту историю Клоду.

– И всё из-за денег! – сказал я.

А он покачал головой и ответил:

– Если бы! А то и денег-то о гулькин нос, У нас в стране по официальной статистике боксёры-профессионалы получают не больше семидесяти процентов заработанных денег, в Америке пятьдесят, Остальные кладёт в карман импресарио. Так что и денег-то уж не так много. А гибнет их, калечится, болеет тысячи. Только в Штатах по десятку в год.

– Так зачем идти в профессионалы? – спрашиваю.

– Дай бог, чтоб тебе никогда не пришлось искать ответа на этот вопрос…

Клод щёлкнул меня по носу. Вернее, хотел щёлкнуть Это ему раньше удавалось, он ведь очень быстрый, у него будь здоров реакция, а теперь не получается. Я успел уклониться, у меня теперь реакция ещё быстрей. Клод иногда даже сердится: «Ишь какой! Сильнее старшего брата хочешь стать? Не выйдет». И как сожмёт меня, даже кости трещат. До чего здоровый, ужас!

До соревнований совсем мало дней осталось. Род куда-то подевался. Юл спал. И я пошёл в «Хронику» посмотреть фильм о встречах по боксу на Олимпийских играх. Выхожу, уже часов десять, засмотрелся и чуть не споткнулся о какую-то девочку. Гляжу – Ориель!

Я так обрадовался, что даже не знал, что сказать. Она говорит:

– Здравствуй.

– Здравствуй, – отвечаю. – Я тебя искал тогда. Ходил в твой магазин. Не нашёл.

– А я тебя обманула. Я ведь не в «Калипсо» работаю, а в другом, но, правда, в отделе спорттоваров.

– У меня скоро соревнование, – говорю. – Мне нужны перчатки. Ты не забыла? Я у тебя должен купить перчатки, чтоб они принесли мне счастье. А зачем обманула-то?

– Чтоб не искал. Я не хотела, чтобы ты искал.

– Почему? – спрашиваю. – Не хотела видеться? Могу уйти. – И повернулся.

А она меня под руку:

– Не уходи. Погуляй со мной. Я завтра уезжаю.

– Куда?

– В школу продавщиц нас посылают. Я знаешь какая мировая продавщица? Нас троих посылают. Через полгода вернёмся, и прибавку дадут. Десять процентов. А может быть, двадцать!

– Молодец, – говорю. – А что потом было? После драки

той?

– А что могло быть? Мне-то ничего. Надавали пощёчин – и всё. А вот Катрин… Помнить, красивая подруга моя? Её здорово наказали.

– Кто наказал? «Висельники» эти?

– Да. Обрили ей голову. Я даже остановился. Как это так! А она объясняет:

– Если девчонка изменит «висельнику», ей бреют голову. – Ну и ну, – говорю. – Она бы в полицию заявила. – Ну какая полиция! Говоришь сам не знаешь что… Ты представляешь что б они с ной сделали? Убили бы – и всё.

Ориель помолчала, потом говорит:

– Я хоть и не с ними – просто Катрин знаю, но если бы они нас сейчас увидели…

– Ну, знаешь! Я из твоих «висельников» пыль бы вытряс!

– Да это они растерялись. Не знали, что ты боксёр, а то ничего бы ты не сделал… Они всегда вдесятером на одного. У них и ножи, и дубинки, и пистолеты есть. Они потом долго в Белый зал ходили, всё твоего приятеля искали, который с цепью. Главарь поклялся, что из-под земли его найдёт, У него знаешь какой шрам остался?

Идём, молчим, Потом Ориель говорит мне:

– Я за тебя боялась. Думала, найдут они тебя…

– Не бойся, – говорю. – Вот следующий раз, когда мы встретимся.

– Мы не встретимся, Нис…

– Как это не встретимся? Ты когда вернёшься?

– Когда бы ни вернулась, Нис. Незачем нам видеться. Они, если узнают, и тебя и меня убьют.

Такая упрямая! Сколько и ей ни втолковывал, что не боюсь их, что сумею её защитить, – ничего слышать не хочет. Мне её жалко. Хоть она и старше меня на два года, но такая маленькая, худенькая.

– Ну вот что, говорю, – как только ты вернёшься, дай мне знать. Пошлёшь телеграмму до востребования: «Центральная почта, Нис Роней, будущий чемпион мира». Запомнила? А если не напишешь имей в виду: я приду за твоим адресом я главарю «висельников». И уж тогда он одним шрамом не отделается!

Она на меня посмотрела внимательно-внимательно, потом поцеловала в щёку и убежала.

А я всё никак не мог успокоиться. Рассказал на следующий день об этой встрече ребятам.

Юл говорит:

– Ну, зачем она тебе сдалась? Что, девчат кругом мало, что ли? Пристукнут тебя эти бандиты где-нибудь. Плюнь!

Род говорит:

– Девчонка ерундовая – её без лупы и не разглядишь. Да дело не в этом, мы этих «висельников» проучим. Соберём наших ребят, подкараулим у Белого зала – это ведь наш район, – проучим. Я сегодня же ребят соберу!

– Ты это брось, – говорю. – Если пристанут, я сам с ними разделаюсь, а побоище устраивать нечего. Я к этим бандам отношения не имею. И тебе не советую. Думаешь, я ничего не вижу? Думаешь, не вижу, что ты последнее время со всяким сбродом болтаешься? Смотри, Род! Плохо кончишь…

Тебя же, дурака, защищать хочу! За твою замухрышку заступаюсь! А ты… – обиделся Род.

Ну тут я его за воротник так взял, что у него чуть глаза на лоб не вылезли.

Ещё раз обругаешь Ориель, я тебе покажу! Сам ты замухрышка!

Словом, поссорились.

Помирились мы на дне рождения Мари – ей шестнадцать стукнуло. Юл влюблён в неё по уши, она в него тоже. Им бы радоваться. Но Макс такой отец, что с ним особенно не порадуешься. Хоть и назвал он кафе «Уголок влюблённых», не дай бог кто с ней что позволит! Раза два попытались её какие-то обнять, так потом костей не собрали. Но Юла он, в общем-то, терпит. Считает порядочным. Вроде бы не пьёт, не курит и вообще…

На день рождения подарил отец Мари блузку новую и дал выходной.

Юл пригласил всех за город. Вырядился. Он поёт-то в своём кабачке в свитере, а тут костюм надел, рубашку белую, галстук. Мари блузку эту новую надела, голубую. К глазам своим голубым. Косы распустила. Я и не знал, что у неё такие косы? Род тоже новый костюм надел, который ему отец к пасхе купил. Мне-то особенного нечего надеть.

Есть за городом у Больших прудов кафе такое – «Под старыми вязами». Вот мы туда все и поехали. Ещё Люси с нами. Подруга Мари, она в бакалее на углу работает.

Юл заказал знатный обед, шампанское. Сидим болтаем. Потом Род как бухнет:

– Хорошо гуляем! Молодец, Мари! А когда на свадьбе гульнём?

Удивительно он нахальный. Мари прямо вся красная стала. Может, они ещё и не говорили об этом ни разу. Юл отвернулся, Молчим.

Мари – молодец девчонка! – говорит:

– А ты что, Род, жениться торопишься?

– Я-то не тороплюсь, – отвечает.

– А что же ты о свадьбе спрашиваешь? Ты не свою свадьбу имеешь в виду?

Ну тут все засмеялись, кроме Рода, Я его по плечу хлопнул, говорю:

– Что брат, получил? Сам небось не торопишься жениться?

Он рассердился.

– Не тороплюсь! Настоящий мужчина свободным должен быть, – отвечает. – Нечего с одной связываться. Никто у тебя на ногах не виснет. Сегодня здесь, завтра там. Сегодня одна подружка, завтра другая…

– Ну и будешь всегда одиноким, – перебивает Мари, Как волк!

– Почему одиноким, а друзья? Вот нас трое – счастливчики с улицы Мальшанс. Нас ничто не разъединит. Мы друг за друга всегда горой. Верно, ребята? – спрашивает Род.

– Верно! – говорю. – Мы и тебя, Мари, всегда выручим ради Юла.

– Мужская дружба! Это здорово! – кричит Юл. Я тебя, Мари, люблю, и Ниса, и Рода. Всех одинаково. Вы мне самые дорогие! – И Юл взял гитару и запел:

Есть на свете золотые города…

Мы все замолчали. Зря тот импресарио сказал, что у Юла голос скрипучий. Неправда это. Тихий – да. Зато приятный. А припев мы все вместе пели:

А мы ребята смелые, свой не упустим шанс!

Счастливчики, счастливчики мы с улицы Мальшанс!..

Мари прижалась к Юлу, за шею рукой обняла. Хорошая она всё-таки девчонка, Мари. А жизнь у неё незавидная. Крутится день-деньской в прокуренном кафе. Тому подай, этот недоволен. Ей бы в кино сниматься с её фигурой да косой. А всё же вот мне нужна только Ориель. И видел-то я её два раза. И некрасивая: рот как у лягушонка, глазищи как блюдца, ростом крошка.

А вот не могу её забыть! Жду, когда приедет. Так что, друг Род, не так всё это просто.

Словом, посидели мы хорошо. Потом ещё в кино сходили. Род всё-таки сумел нас затащить. Правда, в лучшее кино, на Главной улице, – там билеты по пять монет стоят, но Юл раскошелился. Ещё мороженое купил.

Новая картина, про бандитов, конечно, – ну на какую ещё Род мог повести! Называется «Ты будешь одна в твоём гробу». Стрельба, прямо уши заболели. Юлу хорошо – он с Мари, целуется. Люси вообще, по-моему, проспала весь сеанс. Род только что на экран не бросается. А я сидел скучал. Ну в общем-то ничего, хорошо провели вечер. Поблагодарили Мари, Юла тоже.

А через два дня состоялся мой первый бой.

Проходил он во Дворце спорта. Не в Большом зале, конечно, В другом. Есть там маленький зал. В нём первенство юниоров и проводили. Но всё же народу человек четыреста набилось, Род и Юл, конечно, тоже пришли. Я их провёл, в первый ряд пристроил. Даром, что ли, во дворце работаю!

Удивительное дело – я совсем не волновался. Папа Баллери говорит, что это редчайшее качество. Что он ещё такого не видел, чтоб перед первым официальным боем новичок был так спокоен.

Сам папа Баллери здорово волновался. Вывел меня, перчатки надел.

Противник ничего, крепкий парень – выше меня на голову. Из клуба АФК. Поздоровались, представили нас. Гонг. И начался мой первый бой.

Глава третья

РЯДОВОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Нечего было этой длинной жерди и соваться против Ниса. Сосал бы соску дома. В первом же раунде Нис ему пару раз так съездил, что тот чуть к потолку не взлетел.

Шляпа!

Тренер Ниса – старик Баллери – так сиял, словно ему по ошибке яичницу из золотых яиц на завтрак подали.

Во втором раунде Нис опять этому телеграфному столбу в челюсть, в нос, в челюсть врезал. Молодец! Все орут. И вдруг наше вам! Рефери берёт того парня – и в угол, а потом подходит к Нису, тянет руку вверх. Всё! Точка. Нис Роней победил «за явным преимуществом». Всё-таки ерунда этот бокс: чуть что – и всё, останавливают. Не дай бог, крошки друг друга покорябают. То ли дело кетч! Это я понимаю!

Помню, как мы первый раз пошли смотреть кетч все втроём. Я к сейчас частенько хожу. Юлу не нравится, а Нис тогда даже не досидел – разыграл нам сцену не хуже, чем в театре: «Дикари! Липа! Жульничество!»

– Пошёл ты! – сказал я ему. – Нашёлся честный! А в боксе вашем не липа? Ну не в любительском, так в профессиональном! Какая разница! Зато его и смотреть-то тошнит, твой любительский – балет, пинг-понг, а не драка.

А кетч хорош! Не помню, кто тогда выступал, только помню, один негр, а второй лысый. Сначала негр поймал лысого на приём. Здорово так зажал ему голову ногами и пошёл прыгать и пошёл. На полметра небось, не меньше. У того голова, даром что лысая, ну точно бильярдный шар. Стук, стук, стук. Кровь уже из уха течёт. Ну, я думал, всё – все мозги ему негр вышиб. Ни черта! Вывернулся лысый и ка-а-ак хватанёт негра за ногу! Ох и взвыл негр! Упал, лысый на него, норовит за ухо укусить… Словом, здорово было. А бокс – ерунда. Ну я, конечно, Ниса поздравил. Мы с Юлом в раздевалку пролезли всё-таки. Нис лежит голый. Тренер его массирует и говорит-говорит.

– Молодец, Нис! – говорит. – Ну, прямо замечательно! Ты тонко работал. Я ведь видел, ты не стремился к завершающему удару. Ты показал настоящий, зрелый бокс. – Тут он нас увидел и совсем раскричался: – Вы видите, дети мои, этого парня? Вашего друга! Смотрите, смотрите лучше. Вы присутствуете при рождении будущего чемпиона. Нис далеко пойдёт, дети мои! Это вам старый Баллери говорит. А он ещё никогда не ошибался…

Дождались мы, пока он Ниса наконец отпустил, и пошли домой. Нис радуется, как маленький, которому разрешили уши не мыть. Мы, конечно, за него тоже рады. В общем-то, бокс иногда может пригодиться. Но пистолет или кастет понадёжней.

«Нельсон – детское лицо» – знаменитый гангстер – тоже ростом невелик был! А что, Аль-Капоне, что ли, был богатырём? Мужчиной надо быть. А рост и возраст – дело десятое. Подумаешь, шестнадцать лет! Ну и что? Я сейчас настоящий мужчина.

А Нис хоть и боксёр – слюнтяй. Уж про Юла и говорить нечего. Ему бы бант в его волосы напомаженные повязать – совсем девчонка! Эти не пробьются в жизни, Хорошо, что у них верный друг есть – Род малютка! За ним не пропадёшь.

Пошли к «Максу» и там отпраздновали победу Ниса, Ну, какой с ним праздник? Не пьёт, да и денег у него нет.

Деньги! Ничего нет главней! Это только дураки и неудачники говорят, что деньги не главное, Посмотри любой фильм, прочти журнал, посмотри телевизор, и станет ясно, что самое важное – это иметь деньги.

Вот я читал про Росси, про гуталинного короля. У него миллиарды! А что он, разве учился где-нибудь? Нет. Такой же, как мы, был, ботинки чистил. Мать говорит; трудись, тогда богатым станешь. Отец толкует: надо уметь устроиться. Это, конечно, правильно, надо уметь, устроиться. Только устраиваемся-то мы все по-разному. Пожалуйста, любой гангстер, хоть Пол Рикка, хоть Тони Аккардо, хоть тот же Аль-Капоне, ничего с ними поделать не могла никакая полиция. А всё деньги! Всех они могли купить! Всем рот заткнуть. А как они деньги доставали – это никого не касается.

Ну, чего отец пристаёт! «Бездельник! Не работаешь, не учишься! Посмотри на меня…» А чего мне на него смотреть? Двадцать лет коптил на заводе и чего добился? За телевизор и то ещё не выплатили… Всё дрожит, как бы с работы не выкинули.

Ну кто у нас в доме, кто на нашей улице Мальшанс чего добился? А все честные! Все трудятся! И что толку? Жил, мне рассказывали, в нашем доме Келлерман, инженер был. Жил, жил, потом смотался и Африку. Вернулся, шум-гам поднял, что нашёл там золото, компанию какую-то сварганил, денег кучу нагрёб – и так его и видели. Или Альмедо, лавка у него была на углу, к нему в год три покупателя заходили. Он, наверное, сам себе продавал, а то некому было. Получил наследство ерундовое, но всё же наследство, пошёл на биржу спекулировать. Теперь в «кадиллаке» разъезжает. Ну, а Клой? Это уж все знают – сколотил банду, марихуаной ^[3]торговал, все бары в округе податью обложил. И купался в деньгах, пока его другие бандиты не прихлопнули.

А эти все труженики там и подохнут в своих порах. Улица Мальшанс! Нет, уж отсюда я вырвусь! Как в нашей песенке поётся.

Надо крепко сжать кулак и так идти… И дураков этих – Ниса с Юлом – я вытащу.

Когда я стану миллионером, Ниса сделаю телохранителем, а Юл будет заведовать развлечениями – девушек будет приглашать, кинофильмы приводить…

Сегодня зашёл к Юлу в «Чёрный фонарь». Сказал, что к Юлу, мне и разрешили посидеть в углу. Кабаре – барахло. Лили какая-то раздевается. Худяга. И спит на ходу. А уж танцоры Фанфани – смех один. Их небось по всем кладбищам с фонарём ищут. Двести лет на двоих! Пыхтят, сопят, только что песок не сыплется, а всё отплясывают.

Потом Юл свои песенки спел. Молодец. Похлопали ему. Перерыв наступил. Только негр Джо продолжал играть. Он у них слепой. В Америке ему куклуксклановцы глаза выкололи. А Он всё равно играет на пианино свои негритянские песни. Я, конечно, настоящие-то кабаре только в кино видел. Мы, помню, все трое «Мир ночи» смотрели. Прямо дух захватывает – вот живут люди! Вот живут! Во всех городах, а особенно в Лас-Вегасе, где идёт игра. Я читал, что там все игорные дома принадлежат гангстерам. Они живут себе в роскошных виллах, а начальник полиции и судья у них в друзьях ходят. Тем временем их люди в этих казино «баранов» стригут. Дураков туда много приезжает, и всё играть норовят, А выигрывает один из ста. Да! Уж я б тем капиталец сколотил.

Юл подошёл ко мне. Сели мы с ним в уголке, он меня пивом угостил.

– Сколько им лет, этим Фанфани? – спрашиваю. – Под двести?