Текст книги "Счастливчики с улицы Мальшанс"

Автор книги: Александр Кулешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Мари прекрасно помнит тот страшный вечер. Накануне телевидение и газеты сообщили о ночном ограблении ювелирного магазина. Были убиты ночной сторож и хозяин магазина. Публиковались фотографии драгоценных колец, ожерелий, брошек. Мари тогда особенно понравилась брошка в виде двух кусающих друг друга за хвост крокодилов.

И вот в тот вечер Мари поднялась на минутку на второй этаж, где жила с отцом и матерью. Она потеряла заколку и побежала за новой. Но маленького, дешёвенького кошелёчка, в котором она хранила их, Мари не нашла. Она забежала в ванну, может быть, там что-нибудь найдётся. Открывая дверь, оцарапала палец. Она отперла аптечку, висевшую на стене, достала коробку, где хранилась вата. Коробка показалась ей необычно тяжёлой. Раскрыв её, она под толстым слоем ваты обнаружила свой кошелёчек. Мари обрадовалась. Но кому пришла мысль засунуть его туда? Матери, отцу? Мари расстегнула кошелёчек, чтоб достать заколку, и замерла. Из кошелёчка высыпались ей на руку кольца и брошки поразительной красоты. И среди них – два изумрудных, кусающих друг друга за хвост крокодила…

Мари мгновенно всё поняла. Поняла, кто эти странные, подозрительные люди, приходившие глубокой ночью через заднюю дверь. Она вспомнила ящики с вином, которые отец уносил распечатывать в подвал, а потом оказывалось, что вина этой марки в кафе нет. Вспомнила приглушённые телефонные разговоры, которые велись на непонятном, птичьем языке…

Теперь всё стало ясно! Мари сама удивилась, как спокойно уложила обратно драгоценности, спрятала кошелёчек под вату и поставила коробку в аптечку. Затем она спустилась вниз и продолжала разносить пиво и виски в табачном дыму.

Но решение созрело. Она уйдёт из дому! Завтра же, рано утром. Она не будет жить с отцом – скупщиком краденого. Ей жалко свою безвольную, покорную, усталую мать. Да и отца она любит. Поэтому она не пойдёт в полицию. Не выдаст отца. Но жить с ними она не останется… Мари знала мечту отца.

Далеко-далеко от столицы, на берегу моря, у подножия гор, стояла белая ферма, зеленели виноградники, пестрели огороды. Он мечтал купить эту ферму. Здесь они будут доживать свои годы с женой и Мари. Она найдёт поблизости хорошего крестьянского парня, за которого выйдет замуж и который возьмёт ферму в свои руки, когда он, Макс, состарится.

Но ферма стоила дорого, и с каждым годом земли всё дорожали. Накопленных денег, с лихвой хвативших бы на её покупку год назад, сегодня уже не хватало. Надо было накапливать ещё и ещё, и побыстрей. И отец всё больше рисковал, пускался на всё более опасные авантюры. Но суждено ли сбыться этой мечте?

Ведь Мари исполнилось восемнадцать лет, она совершеннолетняя, никто не имеет права её держать. Она возьмёт вещи и уйдёт.

Вот уже несколько месяцев Мари потихоньку от отца и матери присматривала себе работу. И в конце концов нашла. Нашла, как это ни странно, с помощью Клода, брата Ниса.

С Клодом она познакомилась случайно.

Как-то она остановилась у столика, за которым сидели Юл и его друзья. На пороге кафе показался высокий широкоплечий парень с ясным весёлым лицом и направился к ним.

Мари знала о Клоде от ребят. Но и без этого она узнала бы его, настолько братья были похожи: казалось, в кафе вошёл очень большой Нис.

Клод пришёл за братом – были какие-то дела. Но он не спешил уходить. Посидел, угостил всех кофе.

И ещё несколько раз бывал.

Мари не скрывала от ребят своё желание подыскать какую-нибудь работу.

Так или иначе, но однажды, зайдя в кафе и попивая пиво, Клод сказал Мари:

– Работу я тебе нашёл.

Мари тогда удивилась.

– Ну что уставилась? – Клод улыбнулся. – Нашёл работу. У нас в дирекции секретарша требуется, Ну, не совсем секретарша, а вроде бы стажёр – будешь выполнять разные поручения, на машинке печатать научишься. Это они придумали, чтоб меньше платить. У них для настоящей секретарской работы и пяти человек хватит. Там всё электронные машины делают, а остальную работу вот такие, как ты. Поскольку диплома у вас нет, они на вас не разорятся. У нас на заводе всюду такая система. Ну, в общем, мало ли, много, больше, чем твой отец тебе платит, уж наверняка будешь получать, А главное, дело всё же делать, а не пьяницам прислуживать. Ну, как? Подходит?

Мари согласилась.

Через неделю ей надлежало выйти на работу. Мари предусмотрела все. С одной из таких же, как она, «секретарш» она решила снимать комнату. Мари понимала, что, если останется дома, отец не даст ей работать на заводе, главное, она не хотела, ни за что не хотела оставаться под этой крышей.

«Уйду, – рассуждала она, – и оставлю письмо. Адреса и места работы не сообщу. Напишу отцу всё, как есть. А потом буду каждый день звонить. Успокоится отец – навещу. Решено!»

Ну, а «дальше» тонуло в тумане. Всё зависело от Юла. Она будет свободней, чем теперь. Те вечера, которые и он будет свободен, она сможет проводить с ним.

Как это здорово – быть независимой, самостоятельной.

Ровно в четыре Мари встала с постели, бесшумно оделась, взяла незаметно уложенный с вечера чемодан, положила на подушку приготовленное письмо и, держа в руках туфли, спустилась по лестнице. Она не нарушила тишины – в доме Макса, приспособленном для ночных свиданий, лестница не скрипела и двери открывались бесшумно.

Мари вышла на улицу, тщательно заперла за собой все три сложных замка и отправилась в ночь. Путь предстоял не близкий – заводы были далеко, на другой окраине города.

Кроме дождя, ничто не нарушило тишины. На улице царил мрак, редко-редко светилось кое-где, словно повисшее в ночи, окно. Ни машины, ни прохожего, ни кошки. Мари мягко ступала но лужам в своих туфлях на толстой каучуковой подошве. Сырой, наполненный дождём предрассветный ветерок обдувал её лицо. Она слегка дрожала от сырости. А если уж говорить честно, и от волнения.

Но упрямо и твёрдо маленькая фигурка двигалась по ночным мокрым улицам огромного города, всё больше удаляясь от родного дома, навстречу своей судьбе.

А Юл? Что делал он в этот час? Со слегка затуманенной вином головой он возвращался в своей серебристой машине после вечеринки, устроенной одним из его новых приятелей, тоже певцом, по случаю отъезда в турне за океан. Неторопливая езда, вино, дождливая ночь убаюкивали Юла, не мешая ему уверенно вести машину.

А Нис в это время спал крепким сном. Предстоящий матч с Робинсоном не волновал его, он уже давно знал, чем кончится этот матч. И он, и сам Робинсон, и импресарио Бокар. Не знали только те простофили, которые будут серьёзно обсуждать шансы противников и заключать пари, неся свои деньги бородачу, что неизменно сидит по вечерам в кабачке «Чёрный фонарь».

Род тоже не спал. Но чем же он занимался в этот ночной час?

Глава вторая

СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ

Окончательно я пришёл в себя в «Уголке влюблённых». Вот только тогда я понял, что действительна счастливчик! Три тысячи долларов! И это только аванс!

Мари, Нис, Макс – да все были прямо поражены! Я видел: Мари так хотелось поцеловать меня, но она стеснялась при всех. Макс помрачнел от зависти. А Нис? Нис просто в пляс пустился. Потом он проводил меня домой…

Когда мама узнала, в чём дело, я боялся, что, у неё будет сердечный приступ. Она так плакала, так плакала! В конце концов заплакал и я. Пришли соседи. Бледные, плохо одетые. Мне их было очень жалко. Я послал соседского мальчишку в лавку – все деньги, какие в доме, дал ему. Купили шампанского, всякой еды.

В договоре я мало что понял. Там столько понаписано: какой-то минимум, какие-то проценты, «исключительное право» фирмы на всё, что я напишу, и на все мои турне, и концерты, и исполнения, и всё это на пять лет. Хоть на сто! Каков замечательный человек этот Лукас! Как он знает и понимает музыку и артистов!

Я не пошёл в «Чёрный фонарь», а на следующий день отправился за деньгами. Нис и Род пошли со мной. Деньги большие – мало ли что бывает…

– Ну, Юл, ты теперь нас и знать не захочешь, – сказал Род. – Коленкой под зад – и хромайте. Нечего к миллионерам подкатываться. А?

– Как тебе не стыдно, Род, – говорю. – Мы же все вместе! Мы все трое – счастливчики с улицы Мальшанс. Просто я выбился первым. Теперь очередь за вами.

Когда я получил деньги, мы первым делом отправились в ювелирный магазин покупать Мари подарок. Если б я мог, я купил бы ей дворец.

Я выбрал кольцо. Дорогое, красивое. Хозяин магазина предлагал брошь в виде двух крокодилов, кусающих друг друга за хвост. Чудесная! Но кусались не только крокодилы, цена тоже. Словом, я купил кольцо золотое с бирюзой – под цвет её волос и глаз.

Смешной случай вышел.

Я заметил, что хозяин какой-то многословный, всё говорит и говорит, потом шепнул что-то на ухо одному из продавцов и опять принялся болтать. И вот, когда мы уже собрались уходить, входят двое. Представляют свои полицейские знаки. И сразу по карманам нашим – у Ниса ничего, у Рола нож нашли автоматический, дали ему подзатыльник и нож отобрали, а у меня деньги вытянули. Тут я сообразил, что чему, и говорю:

– Я – Юл Морено, солист «Лукас-мелодий» только что получил аванс. Позвоните в кассу, проверьте.

Один из полицейских вышел с хозяином в заднюю комнату. Через несколько минут выходят, улыбаются.

– Порядок, ребята! Всё правильно. Уж не взыщите – у нас работа такая.

Полицейский похлопал меня по плечу, вернул деньги. Роду ножа не вернул.

Хозяин извинился. Мы ушли, даже не посмотрев на него. Между прочим, его потом бог наказал – его магазин ограбили, а самого убили.

– Ничего, – говорю Роду, – Я сейчас тебе не такой нож подарю!

– Да я тебе ещё за тот должен.

– Брось, – отвечаю.

Зашли мы в магазин, и я купил Роду автоматический нож с рукояткой из слоновой кости. Ой просто не знал, куда деваться от счастья.

Потом я завернул в первый попавшийся спортивный магазин: решил подарить Нису перчатки. Продавщица нам попалась маленькая-маленькая, а глаза огромные.

– Дайте нам лучшие боксёрские перчатки для него, – говорю и показываю на Ниса. – Это будущий чемпион мира! А Нис и продавщица смотрят друг на друга, словно нас с Родом и нет.

– Ты почему мне телеграмму не прислала? – наконец спрашивает её Нис.

– Не успела – отвечает, – Я только недавно вернулась.

– Давай перчатки, – говорит Нис, – «Эверласт», потемней. Для любителей, не для профессионалов. Восемь унций, не шесть.

Продавщица достала перчатки, Нис надел и говорит:

– Ну, Ориель, пожми мне руку на счастье… Ты же помнить? Перчатки, которые я куплю у тебя, будут для меня счастливыми. Одни у нас уже выиграл счастливый билет. Ты его не узнаёшь?

Она потянула мне руку, и тут я вспомнил. Род тоже. – Эй, крошка! Это с вами мы тогда топтались в Белом зале? – говорит. – Ну когда «висельникам» надавали? А как моя красотка? Отросли у неё волосы?

Пожала она перчатки Нису своими ручонками, а Нис говорит:

– Спасибо, Юл. Хороший подарок. Когда чемпионом стану, я тебе на этих перчатках своё имя подпишу и верну. А сейчас ребята, не ждите меня. Я задержусь немного, – и подмигивает… И пошли тут дни, которые я видел раньше во сне.

Через неделю мы с мамой переехали. Рядом с Главной улицей есть новый дом. Квартиры там прекрасные, но очень дорогие. «Лукас-мелодии» дали мне ещё аванс, и их человек из юридического отдела помог мне и квартиру найти и обставить её.

Восемь комнат, рояль, три магнитофона…

С госпожой Амадо я простился. Даже всплакнули оба. Всё же счастливый билет я вытянул у неё в кабаре.

– Смотри, мальчик, будь осторожен. Они все там акулы, и этот Лукас первый. Смотри, чтоб не съели.

С Джо мне грустно было прощаться. Я дал ему все деньги, какие были в кармане. Поцеловал.

– Хелло, Юл, – прохрипел, – не забывай старого Джо. – И ещё притянул меня к себе и шепчет: – Ты хороший парень. Там, там они из тебя будут делать куклу. Голос они сделают, морду, всё. А душу постараются вынуть. Держись подольше…

С Лолой, Лили, с Фанфани, со всеми попрощался. Дал слово – обязательно буду заходить. Хотел чуть не на следующий день. Да куда там! Как взяла меня фирма в работу!

Сначала я попал в руки к господину Норману. Я думал, он меня совсем замучает: с утра до вечера я торчал под светом прожекторов и меня фотографировали. Стоя, сидя, облокотившись, улыбающегося, грустного, молчащего, поющего. С руками поднятыми, опущенными, разведёнными, протянутыми… Гримировали, подкрашивали брови, ресницы, губы.

И во что только меня не одевали!

И во фраки, и в какие-то кофты, и в свитера, и в куртки, и ковбойские штаны с сапогами, и в тренировочные брюки. Даже в пальто.

В конце концов остановились на таком костюме: широкие чёрные брюки, полосатая тельняшка, какую носят моряки, и морская шапочка с помпоном.

Тельняшка эта – целое сооружение. Там и кожа, и вата,

и китовый ус. Я в ней выгляжу как боец-тяжеловес, плечи – только мешки носи, бицепсы необъятные!

Потом я перешёл к господину Бенксу. Это главный после Лукаса. Он заведующий отделом рекламы.

Ну, Морено, давай создавать твою жизнь. Расскажи-ка мне о себе.

Я рассказывал, Не день, а три! И слушал не только господин Бенкс. Их там человек десять было. Потом они совещались. Наконец вызвали меня и сказали:

– Так вот, Морено. Учи свою биографию. – Господин Бенкс протянул мне два листка. – Отец кондуктор трамвая, мать портниха не годятся, И то, что ты родился в своей дыре, на окраине, – тоже.

– Но…

Никаких но, Морено! Мне лучше знать, где ты должен был родиться и какие тебе полагались родители. Так вот: родился ты у моря. Отец твой моряк, утонул в дальнем плавании. Мать умерла от горя. Остался один. Был юнгой, плавал в тропиках, в Южной Америке, терпел кораблекрушения, дрался на ножах в Рио, хотел покончить с собой из-за несчастной любви во Фриско. Пел в портовых кабачках. Приехал в наш город и навсегда влюбился в него. Но о море тоскуешь всю жизнь. Прозвище дадим «Сын моря». Мы тут прикидывали: «Певец моря», «Поющий матрос», «Осколок кораблей», в общем, много всего. Но «Сын моря» – лучше… Это романтично. Уносит молодёжь в мечту, подальше от земных дел. Ты знаешь Джерри Лейбера? Вся Америка сходит с ума от его песенок. Так вот, он говорит «Песни должны отвлекать от реальной жизни. Они для мечтателей». Настоящего моря у нас в городе мало кто из молодёжи видел. Кстати, сам-то ты был на море?

– Нет, – говорю.

– Ну и чёрт с ним. А девушка у тебя есть?

– Есть…

– Да ты не красней. Что ты, маленький? Жениться, надеюсь, не собираешься?

– Собирался…

– Ну вот что, Морено. С этим придётся подождать. Через годик мы тебя выпустим на подмостки. Будут девичьи твоего имени. Из-за тебя будут травиться девчонки, кидаться под твою машину, с ума сходить от любви. И все они будут надеяться на что-то. Чем больше надеются, тем больше покупают пластинок, тем больше ходят на концерты, тем больше приобретают открыток с твоей физиономией. Ясно? А если ты женат, сам понимаешь, половина интереса исчезнет. Придёт время, мы тебе такую кинозвезду…

– Но я люблю Мари!

– Конечно, конечно! Словом, ты пока обожди годик. Объясни ей. Если надо, дадим отступного. Да садись! Чего вскочил? Ишь какой деликатный! Объясни ей: для неё, для вас обоих твоя карьера должна быть главным.

– А как же мама? – спрашиваю, – Ведь её все знают и…

– Ерунда! Кто знает? У вас, в вашей берлоге? Что ж, они опровержение писать в газету будут? Ты сейчас в новой квартира живёшь? Да? Через два месяца пойдут первые тиражи твоих пластинок, денег будет столько, что тратить не успеешь. Я скажу, чтоб парни из юридического отдела помогли тебе построить хорошую виллу. Переедешь. А мать пока в квартире останется…

– Но и хочу с мамой…

– Конечно, конечно. Это же всё временно. Пока будем «запускать» тебя. А когда все к твоей биографии привыкнут, никто уже не будет интересоваться, есть у тебя мама, папа или нет. А потом, Морено, ведь твоя мать будет жить в роскошной квартире! Денег давай ей сколько хочешь. Пусть поедет на курорт. – Он помолчал. – Знаешь что? Я сегодня позвоню в «Америкен-Экспресс», и мы ей устроим кругосветное путешествие. Каюты первого класса, в отелях лучшие номера – А?

– Я поговорю…

– Да нет! Сделаем ей сюрприз. Я сам к ней съезжу, поговорю. Не знаю, как твоя девушка, но мать-то ради твоей карьеры на всё пойдёт.

Через два дня господин Бенкс действительно побивал у нас. О чём они с матерью говорили, не знаю. Но только мама всю ночь проплакала, подходила к моей постели, целовала, а на следующей неделе уехала. Господин Бенкс сам приехал на вокзал провожать, опять о чём-то шептался с ней, смеялся.

– Вы увидите, госпожа Морено, каким знаменитым станет ваш сын! Ради этого стоит принести небольшую жертву. Что ж делать? Вся жизнь на том стоит, Он будет счастливым, богатым. И пожалуйста, не забудьте наш уговор. Помните, от этого зависит его счастье.

Мать плакала, обнимала меня.

Я сначала очень переживал её отъезд. А потом подумал, как, должно быть, ей будет интересно увидеть новые страны, море…

А с Мари я вижусь раз в неделю. Мари огорчается. Она думала – да и я тоже, – что уж теперь-то мы сможем встречаться часто. К тому же у меня теперь машина. Я уж её и так успокаивал и эдак. Говорил, что это временно. Что это делается для моего успеха, а значит, для нашего!

У меня нет минуты вздохнуть!

За меня теперь взялся господин Рилей – заведующий вокальным отделом. Я ему спел все песни, какие написал, и, конечно, «Мари». Он их изучил вместе с консультантами и говорит:

– «Девчонка» – ерунда. «Голубой попугай» пойдёт, «Счастливчики» – будет боевик. «Мари» тоже ничего. Только как там у тебя?

Пусть течёт твоей косы ручей —

Всё тогда становится светлей.

Не годится! Мы изменили так:

Пусть течёт твоей косы ручей,

Словно золото из сейфа в сейф!

Здорово! Да? «Становится светлей» – никто не поймёт. А «сейф» – это каждому ясно. Теперь дальше. Вот дюжина песенок. Наш отдел подготовил. Разумеется, будет сказано, что их написал ты…

– Но, господин Рилей, я действительно могу сам… – говорю.

– Морено, Морено! Кто ж в этом сомневается? Но зачем тебе тратить на это время? Ты своими, уже написанными, дал нам общее направление твоего творчества. Мы знаем твой вкус. А уж такими мелочами, как написать слова и музыку, пусть ребята занимаются. Нечего тебе тратить на это время!

Я посмотрел все эти новые песни и подумал, что, в общем-то, господин Рилей прав. Песенки очень похожи на мои. Я бы, наверное, так и написал, если б было время. И напишу ещё. Просто сейчас некогда.

Но что такое «некогда», я понял только теперь. Сутки напролёт я пел! Сутки. Когда я попал в студию звукозаписи, я подумал, что перенёсся на Марс. Ну и техника! А какую мне гитару дали! Она, наверное, тысячу долларов стоит.

Я пел, пел. Всё-таки я молодец! Когда я прослушиваю свои пластинки, я вижу, как я здорово пою.

Два раза меня таскали на телевидение. Перед этим долго репетировали – я только рот открывал и играл на гитаре, а пение шло с пластинок, которые я напел раньше.

Ко мне приставили ассистентку – Лу. Когда первый раз я её увидел, у меня дух захватило. Я просто не представлял себе, что могут быть такие красавицы, А какая у неё фигура! Как она смеётся! Её задача – следить «за моими манерами», видите ли. Мы с ней несколько раз ходили в ресторан, в театр. Но ведь это по службе, а не так! Мари нечего было обижаться, Потом меня начали снимать для обложек. Сфотографировали на балконе моей квартиры, за рулём машины. Лукас хотел отправить меня самолётом на море, да времени не хватило. И снимки – я на скале, я у борта парусника, я на галерее маяка, около якоря, на вёслах, под пальмами, мы с Лу на яхте и т. д. – сделали в фотостудии… Получилось здорово!

И вот этот самый снимок с Лу на яхте попался Мари на глаза. А мне как раз удалось выкроить время на часок прокатиться с ней за город. Я продал машину, которую купил тогда из аванса, и купил новую – гоночную, серебристую. Не машина – ракета! Но дорогая страшно! Я в тот месяц даже не мог маме денег послать сколько всегда. Но она потом написала мне из Аргентины, что всё в порядке.

Мари, печальная, молчит. Когда мы за город выехали, я остановил машину в лесу, обнял её, хотел поцеловать. А она в слёзы. Достаёт журнал, где мы с Лу на яхте, и показывает мне. Тут я расхохотался и объяснил ей, что к чему. Целый час объяснял, что это реклама, что Лу ассистентка, что я на неё плевать хотел. И мы помирились. Вообще-то я понимаю Мари, Лу такая девчонка, что любого может с ума свести.

Поступили в продажу мои пластинки! И меня теперь готовит для концертов. Это сложней. Теперь эти идиоты утверждают, у меня такой слабый голос, что во втором ряду слышно не будет. Словом, целую передвижную лабораторию создали в вагончике, который будет сопровождать меня на концерты. Какие-то специальные усилители, стереозвуковые аппараты, микрофоны и т. д. Когда попробовали, здорово получилось. Голос гремит на весь зал.

Пластинки – это одно дело, Морено, а концертное выступление – другое. На пластинки мы, если надо, глухонемого запишем. Да так, что голос Карузо по сравнению с ним военным барабаном покажется. Тут и темп, и частота, и волна, и усиление, и тембр, и тон – всё, что хочешь, в наших руках. А на эстраде – ты микрофон и аппаратура. Только и всего. Значит надо петь, чтоб из этой аппаратуры извлечь максимум, чтоб она каждую ноту передавала наиболее выигрышным образом Конечно, если б ты мог, как в телестудии, только рот открывать, а мы б твои пластинки накручивали – это было идеально, но на сцене такой номер не пройдёт, – объяснил господин Рилей.

– Ну что ж, – говорю, – пусть ваши специалисты, господин Рилей, поломают голову. За то им и платят!

Он посмотрел на меня внимательно, потом говорит:

– Быстро ты освоился, Морено. Далеко пойдёшь! Далеко…

– В конце концов я ведь не хорист, а Юл Морено! Сын моря! Можно и постараться! – отвечаю.

Словом, идут репетиции.

Сегодня я выкроил свободный вечер и поехал в «Чёрный фонарь». Несколько месяцев я уж там не был. Ниса и Рода пригласил.

Госпожа Амадо выбежала навстречу.

– Юл мальчик мой, вспомнил всё же! Пришёл! – кричит. Заказал я виски, шампанского. Всё бутылками. Госпожа Амадо сама несёт. Ходит по залу, сияет, шепчется с посетителями.

Вдруг подходят к столику две девушки – они с какими-то толстяками сидели в другом конце зала.

– Господин Морено, – говорят, – пожалуйста, – и протягивают мне две открытки с моей физиономией.

Ну тут я почувствовал такую радость! Словно крылья у меня! Ведь это первые автографы в моей жизни! Первые! И где! В этом кабачке! Где я пел в обшарпанный микрофон. Вот когда я по-настоящему понял, что такое слава!

Автографы господни Бенкс тоже научил меня, как давать, Это, оказывается, целая наука. Кому надо подпись делать «С лучшими чувствами», «На память», «От Сына моря»; кому одно слово – «Ваш», «Благодарный», а кому – толпе, поклонницам – просто подпись. Подпись мне подготовили в отделе рекламы: красивую, оригинальную и экономную. Да, да, экономную. Ведь автографов придётся, может быть, тысячи раздавать.

Я несколько недель тренировался быстро подписываться. И вот наконец поставил впервые автографы на этих открытках.

– Ну, Сын моря, ты, смотрю, совсем на гору забрался, – Род говорит. – Газеты пишут, тоскуешь по морю-то? А? Помнишь, как мы тут, за углом, на улице Мальшанс, загорали на пляже? – и смеётся.

Странный он, Род. Конечно, мы друзья, Ближе, чем Род и Нис у меня нет. Но всё же мог бы понять, что кое-что в моей жизни изменилось. Что я, например, могу купить этот «Чёрный фонарь» со всеми его потрохами. Нис, тот понимает. Говорит:

– Молодец ты, Юл. Смотри, тебя все в зале узнают. Для них теперь большая честь, что ты сюда пришёл. Жалко, Джо нет, вот старик бы порадовался.

Смотрю: действительно, ни Джо, ни Ударника. Какие-то два типа, тоже, правда, немолодые, играют, и паренёк поёт. Поёт и смотрит на меня, как на икону.

Началось кабаре, Лола пела, Лили раздевалась, а вместо Фанфани какие-то жонглёры.

Потом лили к нам подсела. Она ещё больше похудела. Кашляет. Говорит, продувает в задней комнате. Я ей лучшего виски налил. Затягивается сигаретами, пьёт. Одна полбутылки виски выпила.

– Фанфани где? А где им быть? Дохнут где-нибудь о голоду. А может, дворниками нанялись. Дожали-таки нашу старуху, заставили их уволить. Нечего им было в профсоюзы играть. Нашлись тоже профсоюзные боссы! Фанфани! Смех!

– Ну, а Джо? – спрашиваю.

– Ты ушёл. Через месяц Ударник так напилок, что упал где-то, разбился. Его в больницу на полгода. Джо один остался. А эти вот – они только все втроём нанимались. У них уж готовая группа. пришлось госпоже Амадо их взять, а с Джо расстаться.

Лили опять выпила – прямо бочка бездонная! – кашляет, задыхается глаза красные, слезятся, лопатки торчат.

Помолчала. Потом говорит:

– Ну, а Джо тут, в сквере, по вечерам на губной гармошке играет. Кто сколько подаст. Не видел? Ах да, простите, великий Морено, Сын моря ведь не бывает в таких местах.

Посмотрела на меня, встала и вышла.

Пьяная. Совершенно пьяная. Завидует! Ну, при чём тут я? Небось если б она пробилась, она б меня не то что виски, взглядом не угостила. А я дал Роду денег, попросил Джо передать.

Опять Мари на меня обиделась. Я забыл её день рождения.

Ну до такой степени замотался со всеми этими репетициями что забыл! Я и маме уже месяца два на письма не отвечал. Послал я Мари своего секретаря. Это господин Бенкс посоветовал мне взять секретаря, сам подыскал. Юрист, знает четыре языка стенографию, лет за пятьдесят ему. Сначала мне даже неудобно было, он мне чуть не в деды годится и такой церемонный «Да, господин Морено» «Будет сделано господин Морено» Между прочим, всё здорово делает… Так что я быстро к нему привык. Вот я его и попросил съездить к Мари.

Роберт (так его зовут), съезди-ка в магазин, купи брошку хорошую – помню, я как-то видел в форме двух крокодилов, которые кусают друг друга за хвост. Или что-нибудь в этом роде, ну цветы – розы жёлтые, и всё это отвези Мари в «Уголок влюблённых». Объясни, что к чему…

И что ж вы думаете? Сумел-таки успокоить мою Мари. Помирились. А через два месяца, когда я освободился немного, отпраздновали день её рождения. Её восемнадцатилетние. Там же, «Под старыми вязами». И пригласили только Ниса Рода. Мне было немного грустно. Прошло-то всего ничего, а кажется будто сто лет. У моих друзей многое изменилось за это время. Нис стал профессионалом. Он, помню, раньше всегда ругал профессионалов. А теперь сам стал. Зарабатывает прилично, но физиономию ему здорово изуродовали. Что ж делать… После несчастья с Клодом другого выхода у него нет. Нис говорит: сколько ни зарабатывает – всё уходит на лечение, на операции. Сейчас Клоду опять хуже. Нис сильно изменился. Почти не смеётся. Горечь какая-то появилась у него. Молчит всё время. Зато Род, тот ещё больше стал болтать. Что он делает, как живёт – ничего не известно. Спрашиваю – отшучивается. Из семьи он давно сбежал, ещё когда его отца уволили. Старый Штум, говорит Род, теперь совсем спился. Но одет Род красиво. Понятно, когда такого роста, приходится на одежду нажимать. Это я могу как попало одеваться, всё равно девушки будут засматриваться. Я не хвастаюсь. Это действительно так. прочим, можно подумать, что у нас не певцами занимается фирма, а танцовщицами. Сколько девушек ни работает – все красавицы. Да ещё какие! Лукас других не берёт. Он говорит, что это лицо фирмы. Иногда я, ну просто случайно, с какой-нибудь пойду в театр или поужинать в ресторан, иногда ко мне домой…

Конечно, я люблю Мари, но она совеем другая. Она настоящая. С ней я всегда должен думать, как себя вести, что сказать.

А эти ничего не требуют, пьют, смеются, танцуют, С ними очень легко. Да и недотрог среди них не бывает…

А Лу – просто на редкость красивая!

Отпраздновали рождение хорошо. Мари хотела погулять или покататься. Но я ей сказал, что должен беречь горло. Лукас вчера сообщил мне, что в ближайшее время состоится мой пор– вый публичный концерт. И не где-нибудь – в зале «Колосс»! Вместимостью в восемь тысяч человек! Билеты все проданы. Девчонки по трое суток стояли у касс. Там же спали, там же ели.

Волнуюсь я страшно.

Сегодня утром только встал – звонок в дверь. Открываю. Входят трое – в плечах косая сажень, морды как у бандитов, в шрамах. Мне чуть дурно не сделалось – думал, гангстеры хотят похитить, выкуп потребуют, как с Синатры-младшего. Один говорит:

– Господин Морено, мы ваши телохранители. Хотим ознакомиться с квартирой, выходами, входами…

Тут как раз телефон звонит – господин Бенкс.

– «Гориллы» пришли? Ну и отлично. Ты учти, Морено, раз начнёшь выступать – рискуешь жизнью. Был случай, одного стащили с эстрады и за две минуты голого оставили, всю одежду разорвали на сувениры. Квартиру будут осаждать, за машиной бегать. Так что теперь ты без «горилл» ни шагу. Оплата пополам: пятьдесят процентов – фирма, пятьдесят – ты. Не жалей! Спокойней спать будешь. И ещё вот что: ты с девчонками можешь и на своей игрушке кататься, а для концертов я заказал тебе «кадиллак». Семиместный, стёкла дымчатые, непробиваемые. Восемнадцать тысяч долларов! А ты как думал?.. Ничего не поделаешь. Во-первых, тебе нужно всех троих «горилл» туда засовывать, а потом марка фирмы! Не может Юл Морено – Сын моря – в каких-то спичечных коробках мотаться. Только «кадиллак»! Но за твой счёт! Ах, бедняжка, – дорого! А девяносто тысяч за «Мари» тебе перевели вчера в банк? Нечего прибедняться… А то ли ещё будет! Ещё самолёт купишь!

Глава третья

АППЕРКОТ ПРАВОЙ

Ну и попал я в переплёт! Почему в жизни всегда так – уж если везёт, так везёт, а уж если неприятности, так одна за другой.

Старый дурак Штум оказался прав. – добрались-таки они до Клода. Я расскажу, как было дело по порядку.

Завод продолжал автоматизировать цехи. И каждый раз несколько сот человек – по шапке. Когда дошли до десятого – это тот, где Штум работает, – началась у них заваруха. Дирекция пятьсот хочет уволить, а рабочие доказывают: достаточно двухсот. Сидят, ругаются, двадцатичетырёхчасовые стачки устраивают, А тут какой-то важный заказ поступил, и рабочие сказали; если дирекция не согласится на их требования, начинают забастовку. Выбрали делегацию – пять человек, и Клод среди них, Штум, когда узнал, что тоже в списке увольняемых другую песню поёт: «Клод, не уступай! Клод, держись!»

– Теперь понял? – Клод ему говорит. – Если бы ты с самого начала таким умным был! А то в стороне стоял, пока самого по башке не стукнули.

В общем, началась забастовка на заводе. Клод там днюет и ночует – делегация всё время ведёт переговоры с дирекцией. И вот дирекция решила эту делегацию перетащить на свою сторону. Чего им только не обещали! И повысить в должностях, и оклады прибавить, и просто деньги. Клоду, например, сказали; мы вас на место мастера Штума переводим, да ещё вот чек приличный дадим. Не уступите, в чёрные списки попадёте. А Клод только смеётся.