Текст книги "Спустя тысячелетие(изд.1997)"

Автор книги: Александр Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 5
ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА

Истинный друг познается в несчастье.

Эзоп

Снова толпы бурундцев собирались на площади Синей травы. Но на этот раз их не сгоняли туда дубинками – наоборот, стражи Урун-Буруна грозились побить ими каждого, кто решится пойти к памятнику. Но люди шли, и дубинки их не останавливали.

Майда вместе с Андом и Эльмой тоже шла туда, где должна была решиться судьба их племени. Об этом и сказал Анд, взойдя на пьедестал конной статуи древнему полководцу.

Он обратился к толпящимся бурундцам с вопросом: как дальше жить? Под гнетом ли старого вождя, Урун-Буруна, и лысого обманщика Жреца – или призвать на царство Весну, дочь вождя вешних, чтобы мать и дочь скрепили мир и дружбу между обитателями двух берегов реки-кормилицы?

Взбешенные такой речью, Урун-Бурун, взъерошенный, с растрепанной бородой, и сопровождающий его лысый Жрец угрожающе поднимались на пьедестал, грозя Анду кулаками.

Анд закончил свою речь призывом:

– Нет-нет кровавому Урун-Буруну! Нет-нет жадному Жрецу!

Оттолкнув Анда, Жрец возопил, призывая на головы смутьянов гнев Божества, которое вновь явится, чтобы наградить бурундцев, – день и ночь возносит он о том моления. И Божество вернется, и отдаст бурундцам ненавистных предков, и повелит содрать с них шкуру! Смерть Анду-предателю, продавшемуся вешним!

Урун-Бурун неодобрительно посмотрел на Жреца. Не понравилось ему что-то в выкриках злобствующего соратника.

Урун-Бурун был угрюм и на Анда посмотрел с неожиданным для него выражением укора в глазах. Он перевел их на толпу, отыскав в первых рядах Майду, которая очень заботилась, чтобы не затолкали Эльму, беспокоясь о будущем своем внуке.

Толпа негодующе рокотала. Слышались выкрики:

– Да-да, Весна-дочь! Да-да, Весна-мать! Нет-нет Жрецу и вождю!

Наиболее разъяренные смяли бородатых стражей и взбирались на пьедестал, чтобы разделаться с неугодной властью.

Жрец в отчаянии закричал, клянясь собственной кожей, что беседовал с Божеством и оно откликнулось на его мольбу и летит сюда. Надо ждать его!

Пена выступила на губах у Жреца. Он, указывая на небо, где раньше других увидел серебристое пятнышко, и догадавшись, что это могло быть, вдохновенно лгал, рассказывая о своем общении с Божеством.

Тысячная толпа разом запрокинула головы. Расправа с былыми правителями была отложена.

Все яснее становился в голубом небе серебристый диск, который вскоре стал с луну величиной, а потом еще больше, зависнув над домами-башнями и выбирая место для посадки.

Как ни густа была толпа, но люди шарахнулись в стороны, чтобы освободить часть площади для приземления аппарата.

Он плавно опустился на синюю траву.

Все замерли в молчании. Беззвучно открылась затейливая дверца. В ее проеме показалась грузная фигура Бережного. Он не спеша спустился на траву.

Следом за ним сошел и Никита Вязов, озираясь вокруг.

Анд, стоя у конной статуи, издали делал знаки прилетевшим, прося подняться на пьедестал.

– Что-то уж больно парадно встречают нас, – заметил Бережной.

– А главное, мы о своем визите вроде не предупреждали, – заметил Вязов.

– Ну что ж, назвались груздями, лезем в кузов, – засмеялся Бережной, направляясь к памятнику, – авось с внучкой там увидимся. Не зря остановку здесь сделали. Дорогу к озеру покажут.

Толпа и люди на пьедестале напряженно следили за тем, как чужеземцы в серебристых одеяниях, такие же, какими они запомнились, неторопливо шли через площадь, улыбаясь бурундцам. Наконец они поднялись к подножию бронзового всадника.

– Где Божество, которое привело вас к месту казни? – закричал на древнекнижном языке Жрец.

– Нет твоего «Божества» и никогда не было, – ответил Бережной.

– Было! Было! – орал Жрец. – Оно вернуло преступников, чтобы содрать с них кожу.

– Убеди ты их, Анд, – мягко сказал Бережной, – что мы возвращаемся в космос и досаждать никому не будем.

– Нет-нет! – запротестовал Жрец. – Приговоренный не может сойти с этого камня. Только без кожи, только без кожи!

– И чего он сам лезет из кожи вон? – сощурясь, осведомился Бережной. – Мы за тобой, Анд. Проводи нас к лесному озеру. Сами дороги можем не найти.

– Куда? Куда? – заволновался Жрец. – Сначала ответите за все преступления, за испорченную Землю.

– Пойдем, Анд. Время не ждет, – торопил Бережной, рукой отодвигая Жреца.

– Нет-нет уйти! Нет-нет преступнику! – завопил тот.

В руке его блеснул нож, и он вонзил его в грудь Бережного.

Бережной беззвучно повалился на каменную плиту, а Жрец с обнаженным ножом кинулся на Никиту.

Но Вязов опередил его и, схватив тщедушное тело, поднял его в воздух и бросил на ступеньку ниже, где стоял Урун-Бурун.

Жрец сшиб с ног вождя, а его нож вонзился в горло Урун-Буруна. Обливаясь кровью, тот скатился к ногам шарахнувшейся от него толпы.

Только Майда вырвалась из ее рядов и бросилась на грудь умирающего, громко рыдая.

Эльма непонимающе смотрела на нее широко раскрытыми глазами: потом она нагнулась, сорвала несколько стеблей синей травы и стала взбираться к лежащему Бережному.

Никита уже расстегнул скафандр, обнажив волосатую грудь богатыря. Серебристый скафандр был в потеках крови.

Эльма приложила к ране пучок травы и сказала Никите:

– Я умею заговаривать кровь.

Губы ее что-то зашептали. Никита встал с колен и увидел поднимающуюся на пьедестал статную женщину с распущенными седеющими волосами.

– Отнесите раненого в дом к Майде. Они с Эльмой сумеют выходить его, – приказала она и, обратившись к толпе, властно сказала: – Весна-дочь, да-да, ваш вождь! Весна-мать, да-да, ваш вождь-друг! Бурундцы, вешние, да-да, братья!

Рев толпы был ей ответом.

Указывая на лысого Жреца, в отчаянии смотревшего на свой все еще не спрятанный нож, она сказала:

– Убийцу взять! Старейшины, да-да, судить его!

– Нет-нет судить! – взмолился Жрец. – Нет-нет спускать кожу!

Грозные молчаливые бородачи направились к трясущемуся Жрецу.

Жрец попятился, но наткнулся на склоненного над матерью Анда. В испуге он отскочил и, ко всеобщему удивлению, неожиданно вонзил нож себе в сердце.

Майда словно не видела ничего, что происходит вокруг.

Узнав Анда, она тихо произнесла:

– Это твой отец, Анд. Я его любила…

Эльма звала Анда, чтобы перенести Бережного.

Они положили его на откуда-то появившиеся носилки, и Никита с Андом с помощью двух бородачей вешних понесли раненого через молчаливо расступавшуюся толпу.

Бережного положили не на ложе, а на тот самый стол, где Анд и Майда угощали когда-то впервые появившуюся здесь Эльму.

Эльма и заплаканная Майда хлопотливо занялись тяжелой раной звездонавта.

Майда оказалась искусной врачевательницей, а Эльма – умелой помощницей. Анд еле успевал бегать по их поручениям, то за синей травой, то за водой, которую приносил прямо из реки в кувшине.

Никита, как изваяние, стоял над командиром.

Только к вечеру Бережной открыл глаза и, увидев Никиту, попытался улыбнуться:

– Как это он меня!.. Сплоховал твой командир…

– Ничего, поправитесь. Подождать придется. Эльма прислушивалась к первым словам больного.

– Ждать, друже, не можно! Великое несчастье…

– Это не несчастье! Мы вылечим вас, – вмешалась Эльма.

– Великое несчастье… там… на острове Солнца… Лететь надо…

– И полечу, а вы тем временем на ноги встанете, как тогда, после космического тарана.

– Вспомнил… Как же один? А сменять тебя как?

– Разве это несчастье? Я полечу вместе со штурманом, – вызвался Анд.

– Несчастье на острове. Землетрясение. Тысячи погибших, искалеченных. Вот почему надо добраться до звездолета.

– Вы научите меня всему по пути или там, в небе! – настаивал Анд.

– А я? – спросила вдруг Эльма.

– Дюжий хлопец, – через силу проговорил Бережной. – Давай, лети. Все от тебя больше толку, чем от меня… теперь…

– А я? – продолжала настаивать Эльма.

Анд взял ее за плечи и отвел в сторону, сказав:

– Это наши дела, семейные. Ты, родная моя, вырастишь нашего сына, назовешь его Никитенком. Мать поможет тебе. Но главное теперь – выходить командира.

– Выхожу, выхожу. Надо будет – свою кровь отдам.

– Нет, доченька, кровь твоя еще малышу понадобится, а моя… моя уже откипела, – вступила в разговор Майда.

– Так как, штурман? Берете меня с собой? Буду хорошим помощником. Я успел кое-что прочесть в Доме до неба о ваших делах.

– Ладно. Там проверим твою подготовку. Лететь хоть одному, хоть вдвоем надо.

– Не задерживайтесь… к озеру! – уже шептал, хотя ему казалось, что отдает громкую команду, Бережной.

Бережного одели в местные одежды. Скафандр женщины отмыли и примерили на Анда. По росту он подходил, правда, изрядно болтался.

– Ничего, – подбодрил Никита. – Авось там потолстеешь, на звездных хлебах.

Эльма все оглаживала скафандр на Анде, стараясь убрать складки, но они никак не исчезали.

Бережной спал. И в этом была надежда на его спасение.

Удар пришелся ниже сердца. Маловат был ростом жрец по сравнению с Бережным.

Майда уходила прощаться с умершим вождем. Вернулась мрачнее тучи, с опухшими глазами.

– Ну, доченька, – обратилась она к Эльме, – обижайся на меня, не обижайся, но одна ты у меня теперь. Я уж тебя ни к какой Весне не отпущу, ни к матери, ни к дочери. Со мною останешься.

Древняя насыпь своеобразной просекой прорезала синюю сельву.

По ней шагали Анд с Никитой и Эльма. Два дюжих бородача из вешних по повелению Весны-вождя сопровождали их.

– А ты помнишь, – сказала Эльма, – вот здесь я догадалась приложить к твоим содранным ладоням синюю траву. Ведь помогло!

– Помогло, – согласился Анд.

– И сейчас командиру поможет. Летите спокойно. Буду смотреть на звезды. – И она продекламировала:

 
Звезда сверкнула надо мной
В мерцанье тлеющих созвездий
И пронеслась над головой,
Как на коне-огне наездник!
 

Анд улыбнулся и обнял Эльму за тоненькие плечи.

– Где-то я это слышал, – заметил Никита.

– Так это же Весна Закатова. Наша Весна, ваша Весна! – воскликнула Эльма.

– А я тоже сонеты сочинял, – вздохнул Никита. – Когда невмоготу было… – И трудно было понять, шутит он по обыкновению или грустит о чем-то…

Эльма узнала место, где нужно было сворачивать в сельву.

Они перебирались через узловатые, почти лежащие на земле стволы цепких растений, врубались в непроходимую сеть веток, пока не достигли ручья.

Вдоль него можно было двигаться свободнее. И они вышли к лесному озеру.

Как и в первый раз, Эльма невольно ахнула при виде синей его глади, словно упавшей с неба.

– Вот здесь вы вышли из воды, – указала она Никите.

– Похоже вроде на остатки нашего костра. – Никита увидел обугленные ветки.

– Да, здесь, здесь! – подтвердил и Анд.

– Тогда прощайся с любимой. Будем погружаться не медля. – И хлопнув Анда по плечу, добавил: – Друзья, Анд, познаются в беде.

Анд прощался с Эльмой:

– Живи с мамой. Малыша назови Никитенком. Вернусь не раньше чем через два года.

– За это время я его натаскаю. Водить космолет сам будет, от жилого модуля к тяговому и обратно, – заверил Никита.

Потом оба опустили забрала герметических шлемов и смело вошли в воду.

Эльма и два бородача наблюдали, как постепенно погружаются фигуры в серебристых одеяниях. Исчезли под водой их круглые шлемы, а на ее поверхности появилась дорожка пузырьков, указывающих подводный путь.

Эльма уже видела это, сейчас все повторялось, но наоборот. Бородачи же изумленно смотрели на чудо, переглядывались. Им хотелось как можно скорее уйти отсюда. Но Эльма не спешила. Она знала, что произойдет.

И она дождалась. Через некоторое время из озерной глубины вынырнул «дракон, извергающий пламя», перепугавший вешних бородачей. С ревом поднялся он над сельвой и, уменьшаясь на глазах, скоро превратился в яркую звездочку, едва различимую в дневном небе.

А Эльма прошептала:

 
–  И пронеслась над головой,
Как на коне-огне наездник!..
 

Бородачи не поняли ее.

И снова по насыпи исчезнувшей железной дороги шли три фигуры. Маленькая женщина, рослый грузный мужчина и крохотный ребенок, идущий между взрослыми, держась за их руки.

Бережной посмотрел на хронометр:

– Пожалуй, поторапливаться надо. Как бы не вошел он уже в земную атмосферу…

– Пора сворачивать! – объявила Эльма.

– Тогда, постреленок, садись к дяде на плечи. В чаще пока дорожки не проложены.

Мальчонка радостно озирался, когда дядя, у которого он сидел на плечах, перебирался через узловатые стволы, и обрадовался ручью, к которому они вышли.

Но еще больше восхитило мальчика озеро, совсем не похожее на реку, к которой он привык.

– Вот так, здесь и дождемся папку твоего, – заявил Бережной, снимая мальчика с плеч и усаживаясь на берегу.

Малыш тотчас занялся песочком, стал лепить из него какие-то фигурки. Эльма с умилением смотрела на ребенка.

Бережной все поглядывал на хронометр.

– Пора бы, – заметил он.

Озеро на этот раз не выглядело синим. Затянутое низкими тучами небо отражалось в нем темной пеленой, и оно казалось неприветливым, холодным.

Эльма покорно ждала.

Она первая услышала приближавшийся рев и увидела, как из туч вырвался космолет, изрыгая пламя.

– Дракон! – радостно воскликнула она. – Летит наш дракон! Совсем такой, как в первый раз, когда вы, командир, его вели.

– А теперь твой гарный молодец ведет его на посадку!

Черное удлиненное тело с крыльями у хвоста снижалось, чтобы войти в воду, но… не нырнуло, а, пронесясь над водной поверхностью, врезалось в скалистый берег. Раздался взрыв, и столб пламени поднялся над изуродованной черной птицей, поднявшей одно крыло и подмявшей под себя другое.

Эльма страшными, расширенными глазами смотрела на разбившийся и пылающий космолет и с криком:

– Анд! Мой Анд! – бросилась к горящему аппарату.

Бережной догнал ее и удержал.

Перепуганный плачущий ребенок бежал к ним.

– Эх, мастерства не хватило! Но герою – геройская смерть. А у тебя, внученька, Никита Андреевич остался. Чтоб на отца походил.

Эльма опустилась на землю и рыдала, уткнув лицо в колени.

Маленький Никитенок подошел к матери и, желая утешить, тронул за вздрагивающее плечо.

Глава 6
КАМНЕМ СТЫНЕТ

Парус свой домотканый

Все ищет, ищет в море…

Где же ты, мой желанный?

Где же ты, мое горе!..

Весна Закатова

Казалось, скалы поднимаются из облаков, но это была лишь пена.

Волны с грохотом разбивались о несокрушимые утесы, вздымая фонтаны брызг и откатываясь назад, чтобы злобно ринуться снова.

Надя как будто любовалась этой могучей красотой природы, но глаза ее были печальны. И смотрела она не на буйство волн у подножия скал, а в дымчатую даль.

К ней тихо подошел Крылов и мягко обнял дочь за плечи.

Она, не оборачиваясь, положила ему на руку свою ладонь.

– Все грустишь, доченька? О чем задумалась, на прибой глядя? О нашей энергостанции прибоя?

– Нет, папа. Совсем о другом…

– Знаю, знаю, как тяжко тебе сознавать, что Никите, после гибели Анда и космолета, не на чем вернуться на Землю и нам не сменить его… Но послушай меня. В былые, парусные времена моряки отправлялись на военных кораблях в кругосветное плавание на семь лет! И не превращались в камни их жены, а, дождавшись, встречали их с триумфом. И Никите твоему не вечно звездным странником быть… Ты лучше полюбуйся на силу прибоя. Вот построим здесь волновую энергостанцию и снимем с Никиты заботу о тяговом модуле.

– Разве он не перестанет быть отшельником? – горько спросила Надя.

– Всему свое время, родная. Посмотрим волновую станцию прибоя, а за нею – передвижную станцию на подводных понтонах, которая будет выходить в открытый океан в поисках волнения.

 
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой! —
 

с грустью вспомнила Надя.

– Наберемся опыта и приступим к сооружению космолета.

– Папка! Ты не шутишь?

– Какие там шутки! Тебе дельтаплан сделали по твоим эскизам?

Надя кивнула.

– А космоплан я сам проектировал. Мы с Федей и Васей проект восстановим. Если наши друзья островитяне за два года, всей общиной навалясь, свой город восстановили, как когда-то города после войны всем миром восстанавливали, то и космолет с ними построить можно. Ведь как работают! Залюбуешься! Поистине не за страх, а за совесть.

– А у меня страх… и совесть тоже…

– Совесть? У тебя?

– Надо было бы мне с Никитой лететь.

– Кто Галлею помогал бы? Забыла? Именно совесть тебя и удержала.

– Правда?

– Ты знаешь, здесь неправды нет.

– Спасибо тебе, папа. Я начинаю понимать инопланетную графиню, которую ты очаровал.

– Ну полно, полно! – смутился Крылов. – Давай лучше сходим в горы. Галлей с Федей должны место для плотины, которая расщелину перегородит, выбрать. А мы сверху им поможем. Карт-то подробных здесь нет.

– Сколько в тебе силы, папа-командир! Я всегда будус тобой.

– Вот так-то лучше, доченька.

– Наверное, Никита вернется не раньше, чем Никитенок Школу воспитания Человека закончит, свой подвиг зрелости совершит.

– Вот тогда и отец его тоже свой подвиг мужской зрелости завершит.

Крылов с Надей поднимались по альпийской тропинке, уходящей высоко в горы.

Надя обернулась. Перед ней раскинулось море.

– Что? Не хуже, чем из Горного замка, вид?

– Там другое… а здесь… ты замечаешь, чем больше мы поднимаемся, тем выше морской горизонт и туманнее, а вдали совсем все расплывчатое?

– Это как в науке, чем больше знаешь, чем дальше заглядываешь, тем менее ясно все вырисовывается. Существует афоризм о круге знаний. Чем больше диаметр круга, тем больше длина его окружности, соприкасающейся с незнаемым.

– Недаром Сократ перед кончиной, выпивая чашу предписанного ему яда, сказал: «Вот теперь я знаю, что ничего не знаю».

– Всегда восхищалась Сократом, и еще Пифагором.

– Все к математике своей возвращаешься?

– Ах, папка, в ней только и нахожу забвение. Тоска все же меня гложет. Никитенка нет рядом, не нужна уже я ему, как прежде, а он… – Девушка вздохнула. – Там, выше горизонта!..

Они продолжали восхождение.

Достигнув вершины, отец с дочерью подошли к краю ущелья, которое Крылов намеревался превратить в искусственное водохранилище, заполняемое морской водой силой прибоя.

Надя ахнула, приближаясь к обрыву.

– А ты не зря, папа, вспомнил о Горном замке. И ущелье это чем-то похоже.

– Только башни с балконом нет, – усмехнулся Крылов.

– Вспоминаешь, как мне пришлось спрыгнуть оттуда с дельтапланом? Нет, здесь совсем иное. Кстати, что-то Галлей с Федей не сообщают нам по браслету личной связи, где они.

– Мы на дне ущелья! Может быть, как раз под вами, но вас не видим. Вы могли бы дать нам знать, где находитесь? Мы бы однозначно уточнили, где плотину строить, – проговорил Галлей.

– Дать знать? – рассмеялась Надя. – Даже очень просто. Я брошу вам камешек, а вы проследите, куда он упадет.

И Надя, подбежав к краю обрыва, бросила подобранный под ногами камешек.

Он запрыгал по скалам озорными скачками. И, словно разбуженные им, следом помчались еще несколько камней, уже более крупных. Надя в ужасе прислушалась к доносящемуся из ущелья грохоту.

– Камнепад, не иначе, – заметил Крылов.

– Что я наделала! – воскликнула Надя и поднесла браслет личной связи к губам: – Ребята! Боюсь, что к вам не один мой камешек летит. Поберегитесь.

– Нет! – отозвался Галлей. – Мы здесь для того, чтобы решить поставленную задачу, а не шарахаться от каждого камешка.

Галлей и Федоров стояли на дне расщелины: это было не русло протекавшей здесь когда-то реки, а, скорее всего, разлом, возникший во время землетрясения. Недаром островитяне не могли сколько-нибудь подробно описать этот будущий резервуар задуманной гидростанции.

Галлей запрокинул голову и вместо камешка увидел быстро приближающееся облако пыли.

Камнепад становился все страшнее. На узком дне ущелья деваться было некуда.

Федоров схватил Галлея за руку, стараясь оттащить друга под защиту нависающей скалы.

Но было уже поздно.

Каменная лавина обрушилась на разведчиков.

Каким-то чудом прыгающие камни пролетели мимо Федорова, но Галлея сбили с ног.

Через короткий миг Федоров увидел друга, лежащего на дне расщелины. Он был до пояса завален камнями.

– Вася, Вася! – склонился к нему Федоров. – Как ты? Больно?

– Придавило… однозначно… – с трудом выговорил Галлей.

Федоров стал яростно разбирать кучу камней, образовавшуюся над другом.

– Заметили мой камешек? – послышался голос Нади в браслете личной связи.

– Еще как заметили, – отозвался Федоров. – Вот только Васю лишь до половины теперь заметить можно.

– Что такое? Что за неуместные шутки?

– Камнепад, – односложно отозвался Федоров. – Завалило Васю до пояса.

– Это опасно? Как он? Ему больно?

– Должно быть. Я начал разбирать кучу, да больно велика она.

– Я сейчас, сейчас! Папа, я срочно спускаюсь. Нельзя терять ни минуты. Из-за меня Васю Галлея завалило камнями. Надо спасать его.

– Так побежали вниз! Надо спешить!

– Нет, беги один, я разом буду там.

– Ты с ума сошла! Неужели дельтаплан захватила? Ах вот почему ты в скафандр свой нарядилась!

– Там, в ранце, он и поместился, как прежний. На этот раз вместо Никитенка. Я же Крылова! Как мне без крыла?

И Надя, подбежав к краю обрыва, нажала кнопку. Над ее головой открылся, как древний зонтик, дельтаплан.

Крылов покачал головой и про себя заметил: «Ну и мастер же этот Демокрит!»

А Надя, чувствуя, что летит, умелой рукой управляла своим летательным аппаратом, маневрируя, чтобы не врезаться в обрывистые стены расщелины.

Приходилось спускаться зигзагами, резко креня крыло то в одну, то в другую сторону.

Федоров выпрямился, отбрасывая очередной камень и с тревогой наблюдая, как диковинная птица мечется между стенами ущелья, снижаясь.

Надя искусно приземлилась невдалеке от Федорова, пробежала несколько шагов, как спустившаяся крупная птица. И подошла к заваленному Галлею.

– Вася, милый! Как ты? Это я виновата.

– Прилетела… еще раз!.. – непонятно произнес он и добавил: – Это хорошо… Как раз хирургическая сестра может понадобиться.

– Ты сошел с ума, Вася! Мы сейчас освободим тебя.

– Все может быть. Как бы тебе не пришлось повторить сделанную мной после землетрясения операцию.

– Что?! – в ужасе воскликнула Надя. – Ампутировать тебе обе ноги?!

– Ну, может быть, одну, – успокоил Галлей. – Я сам… Нож есть… Ты поможешь…

Надя и Федор работали без устали. Камни разлетались от их молодых рук, как из катапульты. Большие глыбы приходилось отваливать вдвоем.

Когда Крылов спустился, как старый альпинист, по крутому, казалось, неприступному откосу, каменная куча заметно уменьшилась.

– Ну теперь мы быстро тебя освободим! – утешала Надя.

Галлей все крепился.

– Ну и молодец ты… Надя, – говорил он. – Однозначно, мне не от Кассиопеи нужно было… улетать…

– Не от Кассиопеи? – удивилась Надя, отбрасывая камень и вытирая пот со лба.

– Улетать надо было… только не от нее. А ты нагнала… в космосе, прилетела… Вот и теперь…

С помощью Крылова дело пошло быстрее. Вскоре заваленный Галлей был откопан.

– Эврика! – послышался внезапно бодрый голос Галлея. – Однозначно, нет худа без добра. Хорошо, что меня засыпало! Всю плотину можно камнепадами насыпать! Именно здесь. Как удачно Надя камень бросила!

Однако встать на ноги не мог.

– Не исключен перелом, – установил тоном врача Галлей.

– Мы отнесем тебя, Вася, – предложил Крылов. – Но до города очень далеко. Попросим Федю, как экстрасенса, снять твою боль.

Галлей отрицательно замотал головой.

– Я врач и звездонавт. Выдержу. Правда, придется вас, однозначно, оседлать.

Надя наклонилась к Галлею и сказала мягко:

– Вася! А если я попрошу?

– Попроси Луну с неба, достану! А мой организм чужому влиянию – ни Фединому, ни даже твоему – не поддается. Давняя клятва!

Крылов пожал плечами и заметил:

– Иначе он не был бы звездонавтом.

Вдвоем с Федоровым они сложили руки «носилками», в которые, как в седло, усадили упрямого пострадавшего и понесли. Надя шла рядом, не зная, как помочь мужчинам. Крылов сказал:

– Прямой дорогой до города ближе, но тоже достаточно далеко. Он, пожалуй, потеряет сознание. Да и проверить надо, только ли в ноге дело. Ты, Надя, иди в сторону. Вон туда. – И он мотнул головой. – Здесь до загородной Школы воспитания Человека много ближе. Приведи оттуда кого-нибудь нам в помощь.

– Там Никитенок! – почти обрадовалась Надя, сразу же устыдившись проявления чувств.

– Ну он-то не поможет, – усмехнулся старый Крылов.

– Я бегу, бегу… может быть, не разучилась еще бегать.

И она помчалась вперед, изредка оборачиваясь на несущих и теряющего сознание Галлея, слабо обнявшего за шеи товарищей.

Расположенная за городом, в огромном парке, Школа воспитания Человека, где закладывались основы нравственности и познаний островитян, к счастью, не пострадала от недавнего землетрясения.

Надя бежала и думала: а что, если старшеклассники вместе со своими педагогами и воспитателями еще не вернулись из города, где помогали его восстановлению? Тогда помочь будет некому.

Она знала, как много школьники сделали там, и понимала, что этот их общинный труд окажет большое влияние на их будущие характеры.

Надя подбежала к воротам кованой вязи (конечно, Демокритова работа) и увидела, что ей навстречу мчится ватага малышей, среди которых звездная мать сразу узнала своего Никитенка.

Он выскочил за ворота первым и повис у матери на шее, покрывая ее лицо поцелуями.

От него же она узнала, что все старшие и дяди-воспитатели вместе с учителями в городе, достраивают разрушенные дома.

– А нас, маленьких, не берут, – недовольно закончил он.

По лицу матери он сразу понял, что она огорчена.

– Почему? Почему? – дергал он ее за серебряный скафандр, который так любил.

Надя объяснила, что произошло с дядей Васей, которого несут сюда на руках дедушка Крылов и дядя Федя.

– Им очень тяжело, но еще тяжелее Галлею, – вздохнула она.

Никитенок выслушал с повышенным вниманием, отразившимся на его личике: в подросшем ребенке уже угадывалась несравненная красота его погибшей на другой планете матери.

– Подожди, мама. Мы сейчас! – вдруг заявил он и стал отдавать столпившимся ребятишкам краткие и совсем не детские указания. Они смотрели на него с открытыми ртами, но, поняв, бросились врассыпную.

Через короткое время к воротам были поднесены несколько длинных жердей и одеял. Ребята, выбрав подходящие жерди, стали неумело мастерить носилки.

Надя хотела помочь им, но подошедшая воспитательница приложила палец к губам, дав понять, что ребятам надо позволить сделать все самим.

И пусть неуклюжие, но все же носилки вскоре были готовы.

Надя поняла, что если воспитательницы помогут, то нести Галлея на таких носилках будет несравненно легче.

Однако она не учла силу детского воображения и изобретательность своего Никитенка.

Она не сразу уяснила, зачем появились здесь четыре детских трехколесных велосипедика.

Когда же увидела, что концы жердей укрепляют на сиденьях велосипедиков, чтобы везти их, то изумлению ее не было границ.

И странное сооружение, сопровождаемое ватагой галдящих малышей, двинулось по дороге.

Крылова и Федорова, несущих Галлея, совершенно мокрых и усталых, они встретили, когда те только что вышли на дорогу.

От галдежа детей Галлей пришел в себя.

Увидев странное сооружение, на которое его стали перекладывать, он сделал над собой усилие и, улыбнувшись, сказал:

– Однозначно, Гулливер среди лилипутов.

Взрослые не без умиления наблюдали, как маленькие спасатели повезли свой «трофей» по дороге к Школе.

Никитенок приставал к матери:

– Кто такой Гулливер?

– Это очень большой дядя, попавший к очень маленьким людям, – объяснила она.

Никитенок подумал и глубокомысленно произнес:

– Мы все станем большими.