Текст книги "Гость из Космоса"
Автор книги: Александр Казанцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
– На шлюпке идти нельзя, – сказал он. – Прибой слишком силен.
Расстроенный Низовский расхаживал по палубе.
Его раздражала медлительная осторожность капитана и ворчливое спокойствие академика, усевшегося играть в шахматы с капитаном. Играть в шахматы, когда корабль стоял в виду острова, сохранившего в неприкосновении мамонта!
«Несомненно, мамонт попал на остров зимой, когда море было сковано льдом, – размышлял Низовский. – И, не найдя здесь пищи, погиб. Его тушу занесло снегом, который не растаял в холодное лето. В следующую зиму снегу нанесло еще больше. Под давлением верхних слоев и под влиянием летнего оттаивания слежавшийся снег постепенно превращался в лед, слой которого все увеличивался».
Расхаживая по палубе, Низовский уже воображал себя докладывающим на сессии Академии наук.
По его мнению, туша мамонта оказалась вмороженной в лед.
В ледовитых морях происходит периодическое опускание и поднимание островов.
Покрытый льдом остров опустился, и морские волны занесли ледяную поверхность песком, который предохранил лед от таяния.
В последние годы остров был снова приподнят над поверхностью моря. Волны смыли с берега прикрывавший лед песок. Под влиянием общего потепления Арктики лед стал оттаивать. Таким образом и обнаружилось место, где когда-то упал погибший мамонт.
Низовский шел в свою тесную каютку и принимался лихорадочно писать. Еще в этом году ой защитит диссертацию, получит звание кандидата. В следующих экспедициях он сможет обходиться без опеки ворчливого старика, который не хочет верить очевидности.
Низовский представлял себя исследующим какой-нибудь северный горный хребет. Там, в долине, защищенной со всех сторон от ветров, питаясь скудной северной растительностью, живут гигантские мохнатые животные, напоминающие слонов.
На одной из скал будет устроен наблюдательный пункт с телескопами. Туристы, прилетающие на горный аэродром, смогут наблюдать своими глазами жизнь диких доисторических животных. Может быть, удастся перевезти один из экземпляров в Москву, в зоопарк…
Низовский мысленно читал дощечку с надписью:
«Мамонт. Считался вымершим доисторическим животным. Привезен в зоопарк из долины… из долины Низовского».
Молодой ученый выходил на палубу и вглядывался в скучные очертания острова. Его освещенная ледяная стена казалась не изумрудно-зеленоватой, как в прошлый раз, а серой. Внизу виднелась белая кромка прибоя.
Низовский проклинал прибой.
Неделю простоял бот вблизи острова Ледяного. Капитан уже поговаривал о необходимости отправиться в другое место и на обратном пути зайти сюда. Низовский был в отчаянии. К счастью, академик заупрямился. Не веря в существование мамонта, он все же не желал отойти от острова Ледяного.
На следующий день прибой утих.
На катере и двух шлюпках ученые, сопровождавшие их рабочие и добровольно вызвавшиеся помогать моряки отправились к ледяной пещере.
Низовский и академик сидели в моторном катере. Они первыми подошли к ледяному обрыву.
– Какая жалость, что нет солнца, – сокрушался Низовский. – Я боюсь, что мы не увидим темного пятна туши мамонта.
– Клык-то, надеюсь, будет виден и без солнца, – проворчал Афанасий Васильевич.
– Конечно! – отозвался Низовский и, обращаясь к второму штурману, сидевшему у руля, скомандовал: – Держите вдоль правой стенки, убавьте ход. Самый тихий! Я буду перебирать руками по стене.
Без солнца в пещере было сумрачно. Низовский с волнением всматривался в полумрак. Вдруг клык исчез? Но этого не может быть. Клык был прочно вморожен в лед. Но вода за год могла растопить лед… Почему он не постарался в прошлый раз вырубить клык из льда? Какая непростительная оплошность… Но ведь он хотел достать непременно всего мамонта, не отделяя от него даже клыка.
– Вот он! Вижу! – крикнул матрос с носа катера. Мотор звонко постукивал. Низовский готов был поверить, что это стучит его сердце.
– Стоп!
Мотор заглох. Катер, шелестя бортом о лед, едва двигался вперед.
– Бивень! – торжественно воскликнул Низовский.
– Бивень? – переспросил академик, поднимаясь во весь рост.
Он дотянулся до торчащего из льда белого ствола и ощупал его. Потом стал рассматривать со всех сторон.
– И в самом деле, бивень… – озадаченно произнес он. – Это даже странно.
– Я же вам докладывал, Афанасий Васильевич, – начал было Низовский, но старик махнул на него рукой.
Низовский замолчал. В пещере было тихо. Слышалось легкое плескание воды и далекие голоса из подходивших к ледяному гроту шлюпок.
– Мамонтова кость, – заключил академик. – Странно… не может быть!
– Так ведь вот она! Вот! – торжествующе повторял Низовский.
Свод и стены ледяной пещеры засветились.
– Солнце! Солнце! Какое счастье! – крикнул Низовский. – Смотрите… вот сюда смотрите! Вы видите темное пятно?
Моряки, рабочие, ученые – все вперили взоры в ледяной монолит.
Темное расплывчатое пятно было теперь отчетливо видно. Воображение придавало ему самые фантастические формы.
– Он, должно быть, на боку лежит, – заметил матрос.
– Ясно, на боку… Не на спину же лапками кверху ляжет, – сказал рабочий.
– Чего же вы ждете? – заторопился академик. – Скорее обкалывайте лед, освобождайте клык! Где кирка? Где лом? Я тоже помогать буду.
Низовский схватил лом, но не отдал его старику. Он сам обрушивал сокрушительные удары на ледяную стену. Осколки льда стучали по борту катера. Несколько человек с ожесточением рубили многовековой лед.
– Осторожнее, не повредите клыка. Оставляйте на нем слой льда, – распоряжался Афанасий Васильевич, толкаясь среди рабочих и мешая им.
– Шевелится… шевелится клык, – сказал один из рабочих.
– Как шевелится? – почти в ужасе переспросил Низовский.
– Если раскачивать, – пояснил рабочий.
Академик ухватился за конец клыка и стал раскачивать. Клык подался. Еще несколько ударов ломом…
– Давай сюда, давай!.. Теперь тяни. Бери на себя! – увлеченно командовал старик.
Через минуту огромный изогнутый клык, едва поместившись в катере, лежал на его дне.
– Как жаль, что его пришлось отделить от туши, – сокрушенно сказал Низовский.
– А вот мы его сейчас рассмотрим. Скалывайте лед, скалывайте!
Подошли две отставшие шлюпки. По указанию Низовского рабочие стали расширять и углублять отверстие, из которого был вынут клык.
– Странно, очень странно, – бормотал академик, рассматривая гигантскую кость. – Несомненно, Мамонтова кость… Но вот почему она так тщательно опилена?
– Как опилена? – поразился Низовский.
– А вот, не угодно ли?
Молодой ученый склонился над костью, которую постепенно освобождали от льда. Когда лед был удален с конца бивня, все могли убедиться, что кость тщательно опилена каким-то инструментом.
– Ничего не понимаю… – прошептал молодой ученый.
– Любопытно, очень любопытно! – бормотал старик, склоняясь над клыком. – Тем любопытнее, что ваш мамонт, молодой человек, очевидно, был ручным. Он позволял делать резцом изображения на своих клыках. Вот, не угодно ли?
Вне себя от изумления Низовский рассматривал клык, на котором у опиленного основания была резьба. Отчетливо можно было разобрать затейливую вязь.
Тяжело дыша, Низовский встал с колен и сел на скамью.
– Что же это? Что же это такое? – спрашивал он старика.
– Любопытно, очень любопытно, – сказал тот.
– Давайте рубить! Давайте рубить лед! – предложил Низовский. – Мы должны открыть тайну темного пятна… Если это не мамонт, то что же это такое?
– Что ж… это будет любопытно, – согласился академик. Говорил он как бы нехотя, все продолжая разглядывать клык с резьбой. – А ведь он был к чему-то прикреплен. Смотрите, на нем даже канавки сделаны.
– К чему же он мог быть прикреплен? – поразился Низовский.
– Ну, например, к носу ладьи или коча… как еще в древности называли челны.
– К носу челна?
Находку доставили на корабль.
Двое суток во льду прокладывался ход к таинственному темному пятну.
Низовский не выходил из пещеры.
Афанасий Васильевич не съезжал больше на берег и сидел в каюте капитана, играя с ним в шахматы; злополучный клык лежал тут же на полу.
Вахтенный помощник капитана постучал в дверь.
– Войдите, – разрешил капитан, поглаживая свою роскошную бороду.
– Катер идет от берега.
– Не вовремя, – заметил капитан.
– Я потому и доложил.
Бросив незаконченную партию, академик вышел на палубу.
Катер подошел к борту. В нем стоял Низовский. Он что-то кричал академику, но разобрать слов было нельзя. Наконец он поднялся по штормтрапу.
– Афанасий Васильевич! – закричал он, едва его голова поднялась над палубой. – Это оказалась туша…
– Туша кита? – перегнувшись через реллинги, спросил старик.
– Откуда вы знаете?
– Конечно, туша кита, – сказал старик и пошел в каюту доигрывать партию. – Я так и знал, что это туша кита, – говорил академик капитану. – Вам шах… Теперь вашему королю не поздоровится. Думаю, что бот может отправляться в свой дальнейший путь.
– Простите, Афанасий Васильевич, сейчас мой ход, – сказал капитан. – Чем же объясняете появление клыка на острове?
– Китобои. Древние китобои! Очевидно, они украсили клыком нос своего корабля или челна…
– Сдаюсь, – сказал капитан. – Я пойду распоряжусь о снятии с якоря.
Проходя мимо Низовского, капитан погладил бороду, улыбнулся и, не удержавшись, сказал:
– Вот тебе и живой мамонт! Низовский покраснел.
Сославшись на головную боль, он ушел в свою каюту и заперся в ней. Напрасно капитан стучался к нему. Низовский не открывал. Не вышел он на палубу, даже услышав, что на корабле поднялся шум. Низовский подумал: это бот снимается с якоря, покидая остров Ледяной.
Но на самом деле шум поднялся, когда с острова прибыли на шлюпках матросы и рабочие. Они сообщили, что обнаружили за тушей кита… сруб.
Академик забыл обо всем на свете, даже о существовании своего молодого помощника. Он поспешно спустился в моторный катер и потребовал как можно скорее доставить его в пещеру.
Как это часто бывает с молодыми людьми, Низовский от огорчения уснул.
На рассвете кто-то забарабанил в его дверь. Ничего не понимая, он вскочил с койки и открыл каюту.
– Спите, батенька мой, спите? – угрожающе начал академик.
Низовский юркнул на койку и прикрылся одеялом.
– Не угодно ли полюбоваться, что вы нашли, аспирант Низовский? – все так же угрожающе продолжал Афанасий Васильевич.
Встревоженный Низовский смотрел, как академик торжественно положил ему на одеяло колчан и стрелы. Низовский протер глаза.
– Сруб обнаружили, – улыбнулся академик. – Понимаете, за китом-то сруб оказался, – словно по секрету сказал Афанасий Васильевич и вдруг громко вскрикнул: – А вот это! Вы только поглядите на это! – старик, прищурившись, уставился на Низовского. Выждав мгновение, он положил ему на ладонь несколько кусочков металла неровной формы. – Словно зубилом вырублены, не правда ли? – допрашивал он. – А? Ну, то-то… Именно вырублены! Потому и рубль называется… Это действительно рубленые монеты!
– Монеты? – вскричал Низовский, соскакивая с койки и подхватывая упавшие было колчан и стрелы. – Монеты? Каких же времен?
– Времен Дмитрия Донского, голубчик! Дмитрия Донского… Куликовская битва, батенька!..
– Да это почище живого мамонта! – взволновался молодой человек.
Узнав эту историю, я не удержался и отправился на бот «Норд».
Я видел и академика Бондарева и Низовского. Они показывали мне чудесные находки, я держал в своих руках древние русские монеты, найденные на арктическом острове.
Академик, поглаживая свою бороду, говорил серьезно, чуть косясь на своего молодого помощника:
– Александр Львович сделал на острове Ледяном открытие особой важности. Его находки доказывают, что русские много сотен лет назад бывали в Арктике, открыли ее, охотились здесь на китов, вели торговлю, имели что-то вроде факторий. Тут исконная наша земля, – и академик посмотрел в круглый иллюминатор, через который виднелся низкий берег и суровое, свинцовое море. – Поднимать буду через Географическое общество вопрос. Давно пора стирать с арктических карт лишние иностранные имена. Не мало полярных земель и в Антарктике и в Арктике открыты нами, русскими… Это исконные наши места.
Я простился с учеными.
– А как же мамонты? – спросил я тихо Низовского.
– Я все равно буду их искать, – также тихо ответил мне Низовский.
Но старик обладал тонким слухом. Он улыбнулся и сказал:
– Он найдет, непременно найдет. Он специально для этого к вам на «Георгия Седова» перебирается. Хочет проверить, не забрался ли какой шалопай мамонт на Холодную Землю.
Мне было приятно, что знакомсто с Низовским не кончается.
Ученые проводили меня до трапа.
Гость из Космоса11
Научные данные и гипотезы, рассказанные астрономом, были предметом обсуждения на заседании Астрономического общества 20 февраля 1948 года в Москве. Спор в печати продолжается до сих пор.
Возможна ли жизнь на других планетах?
[Закрыть]
– Сегодня вечером устроим встречу с учеными, – сказал мне однажды Борис Ефимович.
Я знал, что вместе с палеонтологом Низовским к нам на корабль перебрался географ Васильев, руководитель экспедиции на дальний архипелаг.
Кроме того, у нас на борту был… астроном.
Он попал на «Седова», когда корабль стоял в Устье, передавая кунгасы злополучному капитану, растерявшему в шторм свои плавсредства.
Я вышел тогда рано утром на палубу, чтобы хоть издали посмотреть на материк. Ведь я не видел его уже несколько месяцев.
Узенькая дымчатая полоска на горизонте…
Но все-таки это краешек Большой Земли!
На воде, такой же оранжевой, как занявшаяся заря, показался моторный катер. Он шел от берега.
– Новые пассажиры, – сказал мне старпом, наблюдавший за спуском кунгасов, – три человека; астрономическая экспедиция.
– Астрономическая экспедиция? Здесь, на Севере? Почему?
Старпом ничего не мог разъяснить.
Катер подошел, и по сброшенному штормтрапу на палубу поднялись трое.
Первый был низенький, широкий в кости, но худощавый человек в роговых очках на скуластом, сильно загорелом лице, с выпуклыми надбровными дугами, делавшими выражение его несколько странным. Я заметил чуть косой разрез необычно продолговатых глаз.
Очень вежливо поклонившись мне еще издали, он подошел и представился:
– Крымов Евгений Алексеевич. Астроном. Высокоширотная экспедиция. А это – Глаголева Наташа… То есть Наталья Георгиевна. Ботаник.
Девушка, в ватной куртке и таких же штанах, слабо пожала мне руку. Лицо ее казалось измученным, под глазами синева. Вахтенный помощник Нетаев сразу же отвел Глаголеву в приготовленную для нее каюту.
Третий пассажир был юноша, почти мальчик. Он очень важно распоряжался подъемом вещей из катера.
– Пожалуйста, осторожнее. Это приборы, научные приборы! – кричал он. – Говорю вам, приборы! Понимать надо!
Приборы уже лежали на палубе. Ничего похожего на телескоп я не заметил.
Что делает астрономическая экспедиция в Арктике? Разве отсюда лучше видны звезды?
Пользуясь стоянкой в порту острова Дикого, Борис Ефимович пригласил своих гостей – ученых – в салон.
Буфетчица Катя принесла шпроты ив заветных запасов. На столе появился капитанский коньяк.
Ученые, включая ботаника Наташу, отоспавшуюся, розовощекую и бойкую, с удовольствием отдали должное и закускам и напитку.
Я спросил Крымова:
– Скажите, какая цель вашей астрономической экспедиции?
Протягивая руку к шпротам, Крымов ответил:
– Установить существование жизни на Марсе.
– На Марсе? – чуть не подскочил я. – Вы шутите? Крымов удивленно посмотрел на меня через круглые очки.
– Почему шучу?
– Разве можно наблюдать отсюда Марс? – спросил я.
– Нет, в это время Марс вообще плохо виден.
– Астроном и ботаник изучают Марс в Арктике, не глядя на небо? – я руками развел.
– Марс мы изучаем у себя в обсерватории в Алма-Ате, а здесь…
– Что же здесь?
– Мы ищем доказательства существования жизни на Марсе.
– Это очень интересно! – воскликнул Низовский. – Я с детства увлекаюсь марсианскими каналами! Скиапарелли, Лоуэлл! Эти ученые, кажется, занимались Марсом?
– Тихов, – внушительно сказал Крымов. – Гавриил Андрианович Тихов!
– Создатель новой науки – астроботаники! – бойко вставила девушка.
– Астроботаника? – переспросил я. – Астра – звезда… И вдруг ботаника! Что может быть общего? Не понимаю.
Наташа звонко рассмеялась.
– Конечно же, звездная ботаника! – сказала она. – Наука, изучающая растения других миров!
– На Марсе, – вставил Крымов.
– У нас при Академии Казахской ССР создан сектор астроботаники, новой советской науки, – гордо пояснила Наташа.
– Как же астрономы и вдруг в Арктике очутились? – спросил капитан.
– Видите ли, – сказал Крымов, – нам приходится искать условия, сходные с существующими на Марсе. Он в полтора раза дальше от Солнца, чем Земля. Атмосфера его разрежена, как у нас на высоте пятнадцати километров. Климат там резок и суров.
– Вы только подумайте, – вмешалась Наташа, – на экваторе днем там +20, а ночью -70°.
– Крепковато, – сказал капитан.
– В средней полосе, – продолжал Крымов, – зимой (ведь на Марсе времена года подобны земным)… зимой там и днем и ночью -80°.
– Как в Туруханском крае, – заметил молчавший до этого географ.
– Да. Климат Марса суров. Но разве здесь, в Арктике, не бывает таких температур? – Крымов беседовал охотно. Видно, он крепко был влюблен в свою звездную ботанику.
– Вот теперь понимаю, почему вы здесь, – сказал капитан.
– И жизнь существует в Арктике, – продолжал астроном. – А на Марсе ведь есть и более благоприятные условия. У полярных кругов, например, где солнце не заходит по многу месяцев, температура и днем и ночью держится около +15°. Это же прекрасные условия для растительности!
Я не выдержал:
– И что же? На Марсе есть растительность?
– Пока еще у нас не было прямых доказательств… – уклончиво ответил Крымов.
Капитан налил всем коньяку.
– Наверное, замечательная эта специальность – астрономия. У нас – моряков и полярников – принято рассказывать о себе. Вот бы вы, товарищ географ, и вы, товарищ Низовский, а особенно вы, астрономы, рассказали бы, как учеными стали, – предложил Борис Ефимович.
– Что ж тут рассказывать, – отозвался Низовский. – Учился в школе, потом в университете, остался при кафедре аспирантом… вот и все.
– Меня ученым сделала страсть, – сказал Валентин Гаврилович Васильев. – Страсть к новому, жажда передвижения. Я исходил, исколесил всю нашу замечательную страну. Вот теперь до Арктики добрался. А как подумаешь, сколько еще неисхоженного, неизведанного на наших просторах… радостно становится. Пью за необъятную и красивейшую нашу родину! – сказал географ и выпил рюмку. Все последовали его примеру.
– А вы? – обратился капитан к Крымову. – Вы что расскажете нам?
Крымов стал чрезвычайно серьезным.
– Это очень сложно… – задумчиво начал он, потирая свои выпуклые надбровные дуги, – и очень долго рассказывать.
Мы все стали просить. Наташа жадно смотрела на своего руководителя. Очевидно, она не знала его биографии.
– Пожалуй, я расскажу, – согласился наконец Крымов. – Я родился в эвенкийском стойбище. Раньше эвенков звали тунгусами.
– Вы эвенк? – воскликнула Наташа. Крымов кивнул.
– Я родился в эвенкийском чуме в тот год, когда в тайге… Вы все, наверное, слышали про Тунгусский метеорит, который упал в тайгу?
– Слышали немного. Расскажите, это очень интересно, – попросил Низовский.
– Это было необыкновенное явление, – сразу оживился Крымов. – Тысячи очевидцев видели, как над тайгой возник огненный шар, по яркости затмивший солнце. Огненный столб уперся в безоблачное небо. Раздался ни с чем не сравнимый по силе удар… Этот удар прокатился по всей земле. Он был слышен за тысячу километров от места катастрофы: зарегистрирована остановка поезда близ Канска, в восьмистах километрах от места катастрофы. Машинисту показалось, что у него в поезде что-то взорвалось. Небывалый ураган прокатился по земле. На расстоянии четырехсот километров от места взрыва у домов сносило крыши, валило заборы… Еще дальше – в домах звенела посуда, останавливались часы, как во время землетрясения. Толчок был зафиксирован многими сейсмологическими станциями: Ташкентской, в Йене (Германия), Иркутской, которая и собрала показания всех очевидцев.
– Что же это было? – спросил Низовский. – Толчок от удара метеорита о землю?
– Так думали, – уклончиво ответил Крымов. – Воздушная волна, вызванная катастрофой, два раза обошла земной шар. Она была отмечена барографами в Лондоне и других местах.
Странные явления наблюдались во всем мире в течение четырех суток после катастрофы в тайге. Высоко в небе были замечены светящиеся облака, которые делали ночь по всей Европе и даже в Алжире такой светлой, что в полночь можно было читать газеты, словно в ленинградские белые ночи…
– Когда это было? – спросил капитан.
– В год моего рождения, – ответил Крымов, – в тысяча девятьсот восьмом году. Огненный ураган пронесся тогда в тайге. За шестьдесят километров, в фактории Вановара, люди теряли сознание, ощущая, что на них загорается верхняя одежда. Воздушной волной многих оленей подбросило в воздух, а деревья тайги… Верьте мне, я из тех мест и много лет участвовал в поисках метеорита. Все деревья в радиусе тридцати километров вырваны с корнем, все сплошь! В радиусе шестидесяти километров они повалены на всех возвышениях.
Небывалое опустошение произвел ураган. Эвенки бросались в поваленную тайгу искать своих оленей, лабазы с имуществом. Они находили только обугленные туши. Горе посетило тогда и чум моего деда Лючеткана. Мой отец, ходивший в поваленную тайгу, видел там огромный столб воды, бивший из земли. Отец умер через несколько дней в страшных мучениях, словно его обожгло… Но на коже у него не было никаких ожогов. Старики испугались. Запретили эвенкам ходить в поваленную тайгу. Назвали ее проклятым местом. Шаманы говорили, что там на землю спустился бог огня и грома Огды. Он, дескать, и жжет невидимым огнем всех, кто туда попадает.
В начале двадцатых годов, – продолжал Крымов, – в факторию Вановара приехал русский ученый Кулик. Он хотел найти метеорит. Эвенки отказались сопровождать его. Он нашел двух ангарских охотников. Я присоединился к ним. Я был молод, хорошо знал русский язык, кое-чему учился в фактории и ничего на свете не боялся.
Вместе с Куликом мы добрались до центра катастрофы. Мы обнаружили, что все бесчисленные деревья, миллионы поваленных стволов, лежат корнями, направленными в одно место, в центр катастрофы. Когда же мы увидели этот центр, то были поражены. В центре катастрофы, где разрушения от упавшего метеорита должны быть наибольшими… лес стоял на корню. Это было необъяснимо не только для меня, но даже и для русского ученого. Я видел это по его лицу.
Лес стоял на корню, но это был мертвый лес – без сучьев, без верхушек, он походил на врытые в землю столбы…
Посередине леса виднелась вода – озеро или болото.
Кулик предположил, что это и есть воронка от упавшего метеорита.
Простодушный, общительный, он объяснял нам – охотникам, словно мы были его учеными помощниками, что где-то в Америке, в пустыне Аризоны, есть огромный кратер – полтора километра в диаметре, двести метров глубиной. Кратер образовался тысячи лет назад от падения гигантского небесного тела, метеорита, такого же, как и тот, что упал здесь, и который непременно надо найти. Тогда-то я и загорелся желанием помогать русскому профессору.
На следующий год Кулик вернулся в тайгу с большой экспедицией. Он нанимал рабочих. Конечно, я был первым. Мы искали осколки метеорита. Осушили центральное болото в мертвом лесу, исследовали все углубления, но… никаких следов не только метеорита, но и оставленной им воронки не нашли.
Десять лет ежегодно возвращался в тайгу Кулик, десять лет я сопровождал его в его бесплодных исканиях. Метеорит исчез.
Кулик предполагал, что он провалился в болото, а болото затянуло воронку. Но мы бурили там почву и наткнулись на неповрежденный слой вечной мерзлоты. После бурения в буровую скважину вырвался фонтан воды. Если бы метеорит пробил, расплавил этот слой мерзлоты, слой не смог бы восстановиться. Земля теперь и зимой не промерзает глубже чем на два метра.
После второго года работы экспедиции я уехал вместе с Куликом в Москву и стал учиться там. Но каждое лето возвращался на поиски метеорита в родные места. Работы Кулика продолжались. Я всегда сопровождал его. Теперь я уже не был полуграмотным таежным охотником. Я был студентом университета, много читал, начинал даже кое-что критиковать в нашей науке. Но об этом я ничего не говорил Кулику. Я же знал, с какой железной волей, с какой страстной уверенностью искал он свой метеорит, даже стихи метеориту посвящал… Как мог я сказать ему, что пришел к убеждению, что метеорита никогда не было?
– Как не было? – воскликнул Низовский. – А следы катастрофы, а поваленные деревья?
– Да, катастрофа была, а метеорита не было, – внушительно сказал Крымов. – Я задумался над тем, как мог остаться на корню лес в центре катастрофы. Чем вызывается взрыв при падении метеорита? Метеорит влетает в земную атмосферу с космической скоростью от тридцати до шестидесяти километров в секунду. Обладая значительной массой и гигантской скоростью, метеорит несет огромную энергию движения. В момент остановки метеорита, при ударе его о землю, вся эта энергия должна перейти в тепло, это и вызывает взрыв чудовищной силы. Но в нашем случае этого не произошло… Самой встречи метеорита с землей не было. Для меня это было очевидным. Существование мертвого леса навело меня на мысль, что взрыв произошел в воздухе, на высоте примерно трехсот метров, как раз над этим самым лесом!
– Как же так в воздухе? – недоверчиво заметил Низовский.
– Взрывная волна ринулась во все стороны, – уверенно продолжал Крымов. – В том месте, где деревья были перпендикулярны ее фронту, то есть непосредственно под местом взрыва, волна не повалила деревья, она лишь срезала с них все сучья, отломила вершины. Там же, где ее удар пришелся под углом, все деревья в радиусе тридцати-шестидесяти километров были повалены. Взрыв мог произойти только в воздухе!
– В самом деле… это похоже на истину, – задумчиво потирая подбородок, сказал Низовский.
– Но какой взрыв мог произойти в воздухе? – рассуждал вслух астроном. – Ведь перехода энергии движения в тепло не было и не могло быть. Этот вопрос мучил меня.
В университете у нас был кружок межпланетных сообщений. Я увлекался Циолковским, его межпланетной ракетой с запасами жидкого кислорода и водорода. Однажды мне пришла в голову мысль – это была очень смелая мысль. Если бы Кулик был со мной, я тотчас рассказал бы это ему, но… началась война. Несмотря на свой преклонный возраст, Леонид Алексеевич Кулик пошел добровольцем на фронт и погиб смертью славных…
Крымов помолчал, потом продолжал:
– Я был на другом участке фронта. Часто наблюдал взрывы крупных снарядов в воздухе. И все больше и больше убеждался, что взрыв в тайге произошел именно в воздухе. И взрыв этот мог быть только взрывом топлива в межпланетном корабле, пытавшемся опуститься на Землю.
– Корабль с другой планеты? – почти закричал Низовский, вскакивая с места.
Географ откинулся на спинку стула. Капитан крякнул и выпил рюмку коньяку. Наташа сидела с широко открытыми глазами и смотрела на Крымова, словно видела его в первый раз.
– Да, гость из Космоса – корабль с другой планеты. И скорее всего с Марса. Только на Марсе можно предполагать существование жизни… Тогда я думал, что взорвались запасы жидкого водорода и кислорода – единственный вид топлива, годный для космических полетов. Так я думал прежде…
– Как? – воскликнула Наташа. – А теперь вы думаете иначе? – в голосе ее было явное разочарование. Как видно, гипотеза насчет гостя из Космоса пришлась ей по душе.
– Да. Теперь я думаю иначе, – спокойно повторил Крымов. – Атомные взрывы в Японии убедили меня, какого рода топливо было на межпланетном корабле.
После войны я посвятил себя проблеме Марса. Мне нужно было доказательство существования жизни на этой планете. Я стал учеником Тихова… И вот я здесь с экспедицией, которая должна изучить поглощение тепловых лучей северными растениями.
– А что это докажет? – подал голос капитан.
– Еще в прошлом веке Тимирязев предложил попытаться обнаружить на Марсе хлорофилл. Это дало бы уверенность, что зеленые пятна на Марсе, меняющие свой цвет по временам года точно так же, как меняет его земная растительность, что эти зеленые пятна – области, покрытые растительностью.
– И что же, удалось открыть хлорофилл?
– Нет, не удалось. Полос поглощения в спектре, присущих хлорофиллу, на Марсе нет. Более того, если сфотографировать зеленые пятна Марса в инфракрасных лучах, то они не становятся белыми, как земные растения.
Все как будто говорило против существования на Марсе растительности. Но Гавриил Андрианович Тихов сделал замечательное предположение. Почему земная растительность выходит белой на таких снимках? Потому что она отражает тепловые лучи, они не нужны ей. Но на Марсе солнце светит скупо. Там растения должны стараться использовать все возможное тепло. Не потому ли зеленые пятна не становятся белыми в инфракрасных лучах?
Строго говоря, поэтому мы, астрономы, в Арктике. Мы проверяем, отражают ли северные растения тепловые лучи.
– И что же? – спросили все мы хором.
– Не отражают! Не отражают! Они поглощают их, как и марсианские растения! – вскричала Наташа. Глаза ее сияли. – Мы можем доказать, что жизнь на Марсе существует, что зеленые пятна – это сплошные хвойные леса! Что знаменитые марсианские каналы – это полосы растительности шириной от ста до шестисот километров!
– Подождите, Наташа, – остановил астроном свою помощницу.
– Каналы? – повторил Низовский. – Значит, они все-таки есть? Ведь недавно говорили, что это оптический обман.
– Каналы на Марсе сфотографированы. Фотопластинка не врет. Их сфотографировано больше тысячи. Они изучены. Доказано, что они появляются, постепенно удлиняясь от полюсов к экватору, по мере таяния полярных льдов Марса.
– Полосы растительности удлиняются со скоростью трех с половиной километров в час, – вмешалась Наташа, которой было не под силу молчать.
– Со скоростью течения воды в водоводах? – изумился географ.
– Да. С этой скоростью, – подтвердил астроном. – Кажется поразительным, что вся эта сеть полос растительности состоит из идеально прямых линий, главные из которых, как артерии, идут от тающих полярных льдов к экваторам.
– Несомненно, это грандиозная ирригационная сеть, созданная марсианами для орошения полей, которые мы и принимали за каналы. А каналов, конечно, нет. Есть заложенные в земле трубы, – уже увлекаясь, предположил Низовский.
Крымов с улыбкой поправил его:
– Заложенные не в земле, а в марсе.
– Значит, жизнь на Марсе есть! Значит, вы правы! – продолжал Низовский.
– Пока с уверенностью можно сказать, что жизнь на Марсе не исключена.
– Чего доброго, марсиане действительно могли прилететь на Землю в тысяча девятьсот восьмом году, – сказал капитан.
– Могли, – невозмутимо ответил Крымов.
– Вот этого только земным людям и не хватало, – проворчал Борис Ефимович, раскуривая трубку.
