Текст книги "Контрабандисты Тянь-Шаня"

Автор книги: Александр Сытин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава II. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Прошло еще несколько дней. Отряд затерялся среди необозримых лугов и ледников Небесных Гор. Взошло горячее солнце. Обжигающие горные лучи сразу залили светом бивуак. Под маленьким холщовым навесом, чтобы ночью снег не падал на людей, вплотную лежали пограничники. Оса блаженно опал на потнике, подложив деревянное киргизское седло под голову. Каждый раз он раздевался до белья и укутывался тулупом. Ниже по бугру под кошмой спали Джанмурчи и Алы. Проводник всякий раз сам стлал кошмы, седлал обеих лошадей и держал себя, как слуга.

– А вон с горы часовой камушки пущает, – проговорил пограничник, открывая глаза.

Дневальный на вершине сбрасывал от скуки камни, и желтый прах горел золотым дымом под лучами восходящего солнца.

– Вставай, пять часов! – закричал сверху дневальный.

– Рры! – отвечал пограничник.

Он открыл глаза и смотрел в синее небо. Избыток сил не давал ему покоя. Не желая вставать, он просто перекатился через всех спящих и покатился под бугор. Воркотня и проклятия посыпались ему вслед, но он накатился на Алы и Джанмурчи.

– Вы, арыки, белеки рры! – И, нырнув под кошму, он поднял такую возню, что все трое вместе с кошмами покатились по откосу вниз.

– Га-га-га! – хохотали проснувшиеся, глядя сверху на катившийся тюк, из которого мелькали голые ноги и руки.

– Саламатин, черт, раздавай мясо! – закричал Оса.

– Сейчас, – раздался из катящегося тюка придушенный голос.

Кошмы развернулись. Трое голых с хохотом побежали одеваться.

– Седлать коней, грузить вьюки! – весело закричал Оса, и маленький лагерь ожил.

Торопливо разбирали седла и потники, на которых спали. Кто-то стал свистать так, что в ушах звенело; издали гнали стреноженных коней. Они отдохнули за ночь и теперь бодро ковыляли спутанными ногами к лагерю.

– И чего эго они не уйдут? – задумчиво спросил молодой пограничник.

– Небось, скотинка умнее тебя, – отвечал другой. – Куда пойдет? На тыщу километров никого нет.

– Кому грива, кому хвост, остальное взял завхоз, – весело распевал Саламатин, деля на равные куски вареную конину.

– Саламатин, сегодня по одной ландринке дашь? У тебя ведь целых две коробки монпансье осталось, – просительно сказал, улыбаясь. Оса.

– Ну, да, нацелились… – сурово ответил завхоз, потом, смягчившись, он добавил: – Ну, уж так и быть, по одной дам. Только потом три дня чтобы никто не просил. – И, небрежно открыв коробку, он стал выламливать слежавшиеся кусочки монпансье и осторожно раскладывал рядом с кусками конины.

– Осторожно, куда лезешь, дьявол, не видишь чихауз?

Пограничник захохотал.

– Где же это чихауз? Восьмой день ни одного человека не видим!

– Раз казенные вещи лежат, это и есть чихауз, – твердо ответил домовитый Саламатин. – Ну, вы, арыки белеки, получай, – и он начал раздавать мясо.

– И для чего конфеты, не понимаю, – ворчал молодой пограничник, хрустнув леденцом. – Чая пить – все равно нету. Восьмой день огня не видали. Хоть бы веточка тебе кругом.

– Вот постой, – сказал Оса, – через два дня будем пересекать дорогу контрабандистам. Там много кизяку будет. Тогда и чай согреем.

И все принялись гадать, на каких дорогах будет конский навоз и где можно будет напиться чаю.

– А почему тут ни лесу, ни кустов нет? – спросил молодой пограничник.

Он в первый раз ехал в дальнюю экспедицию.

– Куда тебе лес, когда ты сам дерево!

Дружный хохот заглушил слабые протесты молодого пограничника. Оса улыбнулся и серьезно ответил:

– Лес тут растет полосой; помнишь, мы проезжали. Ни выше, ни ниже нет.

– А, так, так…

– А-а, ворона… – дружно подхватили несколько человек, прожевывая конину.

Через минуту началась погрузка, и отряд бодро тронулся дальше.

– Ишь ты, – сказал молодой пограничник, задирая голову кверху, – ежели с той скалы, да как жжакнуться вниз, вон на тот камень, так мячиком и подскочишь.

– Под тым каменюкам одним чертям издыть, а не добрым людям, – неодобрительно проговорил украинец, оглядываясь назад.

Все ехали не спеша и болтали друг с другом. Хорошая дорога, ясное небо, теплое солнце, бодрые кони – все способствовало хорошему настроению всадников. Огромная земляная гора была прорезана поперек узенькими канавками. Они были не шире конского копыта. Эти канавки назывались дорогами и, как большие пути, были отмечены на карте. Веками проходили здесь караваны и всадники. Одним нравилось ехать выше, другим – ниже. Двое, желая поговорить, ехали по верхней и нижней канаве. Голова одного всадника была у стремени другого. Некоторое время ехали по ровной долине. Роскошная мягкая трава была по колени коням. Оса прибавил ходу, и отряд пошел рысью. Зеленые стебли шумели под ногами, и подковы сверкали серебром в зеленой траве. Молчаливый и печальный Будай ехал позади всех. Вот уже четвертую неделю в хорошую погоду он видел одну и ту же картину.

Седой полосой убегала вперед примятая трава. Человеческие спины в красных чапанах мерно покачивались. Могучий круп, украшенный ремнями с серебром. Серые и черные лошадиные ноги, иногда рыжие, и волнующийся длинный хвост как будто были продолжением тела всадника. Казалось, впереди бежали кентавры. Весь день до самой вечерней зари они неутомимо перебирали в своем беге высокими конскими ногами, странно качая острыми суставами конских колен. Монотонно сверкали кони подковами копыт, напрягали круп, прыгая через канаву, и обмахивались хвостами от мух. Впечатление усиливалось тем, что люди и кони вполне понимали друг, друга. Никто не правил поводом. Не давая себе отчета, всадник давил коленами, и лошадь повиновалась. Иногда кони капризничали или мстили. За несправедливый удар конь топтался почти на одном месте или рвался в сторону и, нагибая голову на ходу, старался захватить траву. Всадник отъезжал в сторону. Можно было видеть, как бледный от бешенства, потерявший всякое терпение человек полосовал животное куда попало. Упрямство скакуна хуже ослиного. Остальные всадники, как будто не замечая, проезжали мимо. Это была семейная сцена, и никому не было интересно вникать в чужие домашние дела. Потом всадник кричал:

– Ну, полюби!

Конь клал ему голову на плечо и ласкался, как будто просил прощения. Всадник прыгал в седло и снова присоединялся к этому неукротимому бегу, который тянулся неделями. Никто не говорил: «Твой конь хромает».

Люди и кони как бы составляли одно целое, пока человек – был в седле. Иногда Будай слышал, как кентавры переговаривались:

– Гляди, у тебя правая задняя пошкрябана, кровь идет.

Передний кентавр спокойно отвечал:

– А это я вчера на перевале поскользнулся. Дай покурить, что ль?

И на скаку бережно вынимался кисет и сворачивалась цигарка из газеты. Ни одна крупинка махорки не просыпалась зря. Сизый ароматный дымок вился следом, и неукротимые люди с конскими ногами продолжали свой бег перед ним.

Оса смотрел вперед около часа. Он старался поймать в бинокль далекий луг впереди, но бинокль прыгал на ходу, и он ничего не мог рассмотреть. Алы приблизился вплотную, так что звякнули стремена, и спокойно протянул руку вперед.

– Лошади! – сказал он.

– Стой! – коротко скомандовал Кондратий.

Кони осели на полном скаку на задние ноги и остановились. Оса передал бинокль.

– Ну, да! – сказал Будай. – Белая, черная, рыжая, только очень далеко.

Оса слез с седла и приказал оставить вьючных лошадей. Говор и смех оборвались. Суровые тени близкой схватки пробежали по лицам. Сосредоточенное внимание и твердо сжатые губы обострили смеявшиеся веселые лица пограничников. Торопливо развязывали и сбрасывали на землю притороченные позади седла чапаны и кожухи. Каждый упорно смотрел вперед. Видно было плохо: там надвигалась проза. Впереди небо было черное от туч. Как будто распространилась ночь. В спину ярко светило солнце.

Развалины мазара[10]10
  Мазар – здание над могилой.


[Закрыть] высились недалеко на низком холме впереди. Стены и камни сверкали бело-розовыми пятнами на черном грозовом небе.

Вдруг рядом с мазаром показались два всадника.

– Разъезд! – крикнул Оса.

Команда прозвучала, как удар бича, когда выпускают гончих. На приказание ответил бешеный, сорвавшийся топот коней. Пять всадников рванулись вперед.

– А-а! Пошли, пошли! Нет, теперь не уйдет, врешь! – заговорили кругом.

Всадники, как тень, исчезли за бугром. Оса оставил коноводов и крупною рысью тронулся вперед. Когда он въехал на перевал, местность открылась перед ним как на карте. Короткий горный день уже клонился к закату. Склонившееся солнце наполнило медным светом грозовые тучи. Вдали прояснилось, и стало видно, что по зеленому склону потянулась вереница коней. Теперь их было видно без бинокля. До них было верст шесть. Неизвестные всадники двигались к черным скалам, которые были впереди. Кони пограничников чувствовали общее возбуждение и рвались с места.

– Айда, товарищи! – весело сказал Кондратий.

Все повода ослабли. Отряд пошел вскачь. Далеко впереди разбросанными пятнами неслись всадники разъезда. Еще дальше мелькали два наездника в черном.

– Вон, вон, ихние уйдут! – тревожно кричали кругом.

Кондратий не успел ответить. Впереди слабо цокнул выстрел, и было видно, как конь одного из беглецов сделал несколько прыжков и потом вместе с всадником покатился по земле. Второй несся как ветер. Раздались несколько выстрелов, но он продолжал скакать.

– Будай, – сказал Кондратий, – возьми половину и гони налево к скалам, чтоб не ушли.

На полном скаку отряд разделился пополам. Все упорно смотрели вперед, хотя от ветра слезы закрывали глаза. Равнина окончилась. Оса приказал перейти на рысь. В небе стало темнеть. Кони шли галопом все время и теперь задыхались. Широкая тропа пошла в гору. Будай исчез в стороне далеких черных скал, и там загрохотали выстрелы.

– Как бы разъезд не напоролся, – ворчал Оса. – Зарываются, прохвосты.

Тропа стала широкой и свернула за утес. Оса глянул и бешено погнал коня. Разъезд погибал. Несколько коней, на которых сидели пограничники, по-видимому, раньше принадлежали контрабандистам.

Они упорно поворачивали сами назад, боясь выстрелов. Один горячо понесся вперед, и одинокий пограничник врезался в толпу контрабандистов. Оса видел, как его сорвали арканом с седла и как обнаженный клинок бесполезно сверкнул в воздухе. Пограничник грохнулся на землю, и несколько человек навалились на него.

– Убивают! Голика убивают! – закричали четверо.

Они старались справиться с обезумевшими конями. Но из толпы контрабандистов частым градом посыпались выстрелы, и один конь завертелся на месте. Кони расстилались в карьере, но Кондратий видел, что остается еще не менее двух минут ходу. Позади контрабандистов вдруг часто забили выстрелы.

– Ур-ра! – вырвалось у атакующих.

Все поняли, что Будай зашел сзади. Кондратий подал команду. Холодная сталь обнаженных клинков красными зеркальными полосами сверкнула в лучах заходящего солнца. Разведчик впереди спрыгнул с коня. Под выстрелами он поправил подпругу и хотел вскочить в седло, но в коня хлопнула пул. Конь рванулся вперед, пограничник зацепился за переднюю луку деревянного седла ремнем шашки, и конь поволок его карьером к толпе контрабандистов.

– Плоц, Плоц пропал! – раздались крики. – Убьют!

Второй пограничник влетел в толпу контрабандистов, но следом вломился Оса. Несколько торопливых выстрелов прогремели в упор. Несколько страшных, размашистых ударов клинка обрушились на кого-то. Потом раздался взрыв разноголосого вопля, и все было кончено.

– Сдались! Голик жив?

– Щеку прорезали.

– Плоц?

– Ничего, отделался.

– Та-ак, разворачивай тюки! Сколько вьючных лошадей?

– Забирай прежде винтовки! Мало тебе еще?

– Давай, дьявол!

Торопливо обезоруживали и считали задержанных. Алы протискивался сквозь толпу своих и чужих и быстро заговорил:

– Когда мы бросились вперед, я видел след, который пошел в сторону. Туда ушло лошадей пятьдесят.

– Будай, возьми десять человек и карауль, – возбужденно сказал Кондратий.

– Сидай, скорей, черт! Уйдут, дьявол! – торопил кто-то товарища. – Увезут все твое лекарство к черту!

Ближайший контрабандист бросился с ножом на Алы, но беззвучно упал вперед от страшного, хряснувшего удара прикладом.

– Не зевай! – холодно сказал Саламатин.

Алы засмеялся, приложив руку к сердцу, и вскочил в седло. Кондратий и почти весь отряд тронулись за Алы и Джанмурчи. Тьма сгустилась. Тропа под ногами коней разделялась на каждом шагу. Белые полотна тропинок уходили в сторону за утесы, скрывались в кустарнике и иногда ползли куда-то вниз, в пропасть. Алы ехал впереди всех. Он впился глазами в тропу и, тихонько посмеиваясь, уверенно сворачивал то на одну, то на другую тропинку. Они ехали недолго. Перед ними открылась ложбина, и Оса закричал от радости: больше сотни вьючных животных, из которых многие были нагружены опием, связанные поводами, стояли тесным табуном.

– За это он хотел меня убить, – засмеявшись, сказал Алы. – Вот! – И он приблизился к табуну.

Стали считать коней.

– Восемь, девять, десять.

– Саламатин, сколько тут опия?

– Сейчас! Десять, пятнадцать! По двадцать фунтов считайте!

Оса боялся внезапного нападения в темноте и потому приказал вести коней немедленно. Когда он вернулся, уже горели костры. Поодаль сидели задержанные. У другого огня весело болтали пограничники. За десять последних дней в первый раз встретился кустарник. Оса выставил караул около задержанных и лег спать. Сквозь сон он слышал, как пограничники переговаривались о чем-то и хохотали. Как только стало светать, Оса вскочил на ноги. Более тридцати пограничников с тревогой смотрели на своего командира. Никто не хотел ехать назад с задержанными.

Оса приказал бросить жребий. Два старых и три молодых пограничника, огорченные и недоумевающие, подошли к нему. У них был такой вид, как будто их жестоко одурачили.

Оса ободряюще улыбнулся и сказал:

– Ладно. Кому-нибудь ведь надо ехать назад. Пятьдесят человек задержанных да сотня лошадей, – прибавил он, улыбаясь от удовольствия.

Потом он подозвал Алы, разостлал небольшую карту и стал советоваться.

– С сегодняшнего дня дорога кончается. Дальше поедем, как придется. Когда мы будем на перевале Койлю?

– На Койлю очень много снега, – отвечал Алы.

– Ты когда-нибудь там был?

Алы улыбнулся.

– Кто может знать все дороги? – сказал он.

Круглолицый, с оливковым румянцем, темными глазами, необычайно ловкий, Алы стал любимцем отряда. Суровые бойцы были с ним приветливы и ласковы. Может быть, потому, что он был самым молодым. Кондратий задумчиво смотрел на него и улыбался, сам не зная чему. Алы долго молчал, потом сказал:

– Будем идти, как можем… не знаю.

Кондратий стал ему что-то объяснять, водя пальцем по карте. В стороне собирали караван. Как всегда, при погрузке была возня и ругань. Кто-то из старых бойцов подавал советы.

– Подпруги держите слабже да не давайте коням отставать. Кормите их с выстойкой, растирайте спины, а то раны будут. А контрабандистов нипочем к коням не подпускайте. Попортят коней, все растеряете. Главное – не спешите.

Оса приказал седлать. Через полчаса отряд выступил дальше.

Глава III. ЧЕРНЫЙ ЛЕДНИК

Несколько раз в день шел снег. Как только тучи сходили, солнце жгло. Чапаны, кожухи и промокшие кони дымились паром.

От резкой смены тепла и холода с лица слезала кожа. Губы у всех потрескались и имели вид ободранного апельсина. У многих вместо рта была Запекшаяся сплошная рана. При каждом слове струпья сочились кровью. А люда подымались все выше и выше. Плоскогорья в несколько верст скрадывали подъем. Потом через день пути отряд оказывался у подножия снеговой горы. За неделю не было ни одного спуска. Все чаще страдали горной болезнью и припадками удушья. Дышать было тяжело.

Начиналась какая-то невиданная страна. Там, где карта показывала семь тысяч футов над уровнем моря, тянулись болота, пропитанные глауберовой солью. Иногда кто-нибудь по целым часам плевал и задыхался так, что не имел силы выругаться. На пятый день после захвата контрабанды Кондратий, ехавший впереди, поднялся на плоскогорье. Дикие скалы со льдом, черные и ржавые, покрытые изморозью, громоздились впереди. Легкие облака проходили рядом с ними. Светлые тени окутывали скалы, и налет инея сверкал серым серебром. Направо на полверсты вверх поднимались ледники. Люди с конями были как мухи на этом огромном пространстве. Черная каменноугольная грязь была под копытами коней.

– Койлю! – сказал Алы и протянул руку вперед.

Там чудовищными ступенями спускались изломанные льды. Грязные черные сугробы, оползавшие с каменноугольных хребтов, громоздились, как горы. Где-то высоко вверху шумел черный, грязный водопад. Вода пробивала снег, потом ниспадала по леднику и снова исчезала под снегом. Грязный от каменного угля снег и черный искрящийся лед производили необыкновенно мрачное впечатление. Черные льдины железным шлаком горели на солнце вверху. Кондратий слез с коня и пошел пешком.

– Будай, – сказал он, – я думаю, мы перейдем только там, – и он показал вперед на черный ледник. – Дорога скверная, но здесь не должно быть контрабанды. Зато по ту сторону Койлю нас не ждут.

– Да, вообще раздумывать не приходится.

Кондратий смотрел на уступы гор. Они были так обширны, что на каждом поместилось бы целое селение с посевами.

– Мы должны идти быстро, сказал подошедший Алы. – Старые люди говорят, что тут очень высоко. Летом падает снег сразу на целые три сажени.

– Сколько у тебя по карте-то? – спросил Будай.

– Хватит! Выше Монблана, – ответил Кондратий.

– Ну, что ж, это может быть, – ответил Будай. – На такую высоту зимой облака со снегом не подымаются, потому что воздух редкий. А летом здесь выпадает много снега. Однажды я был по ту сторону Койлю…

Оса вдруг разозлился.

– Может быть, я – школьник, и мне будут читать урок географии? – спросил он, побледнев от гнева.

– Но ты же сам просил совета, – спокойно возразил Будай.

– Я не могу ехать на советах, как на лошади. Я должен перейти этот проклятый ледник. Я вовсе не желаю перетопить весь отряд в этом снегу или провалиться куда-нибудь к чертям. Посмотри, вон целый водопад скрывается под снегом.

– Да, там промоины на целый километр в глубину, – согласился Будай. – Если мы пойдем и снег провалится, так ни один черт никогда не узнает, куда мы делись.

Джанмурчи вмешался в разговор.

– Товарищ командир, – просительно сказал он. – Пускай Алы едет вперед.

Кондратий хотел его перебить, но Джанмурчи умоляюще продолжал:

– Он все знает. Где пройдет волк, там пройдет и Алы!

Оса колебался. Потом тронул коня вперед и сказал:

– Хорошо, я поеду с ним, а остальные пусть двигаются позади. Да подальше, – прибавил он, отважно улыбаясь. И, помолчав, добавил:

– Будай, ты поведешь их.

Потом он слез с коня и тщательно осмотрел подпругу, седло и поводья. Будай спешил отряд и также приказал осмотреть подпруги и седла. Кондратий с тревогой поглядел на пограничников, потом вскочил на коня и поехал вслед за Алы. Будай выждал, пока они отъехали на полкилометра, и тронулся за ними следом. Потом он приказал раздать все конфеты и папиросы, которые Саламатин так тщательно берег для этого случая. Все знали, что на этой высоте бывают безвоздушные ямы и, чтобы не задохнуться, необходимо сосать конфету или курить. Он с беспокойством, смотрел вперед, ругая себя за то, что забыл об этом предупредить Кондратия, но потом увидел синий дымок и понял, что тот курит. Кондратий скоро исчез за сугробом и Будай повел отряд по снегу. Кондратий ехал следом за Алы и невольно поражался чутью этого человека. Черный лед со снегом подымался столбами на несколько сот метров. Шуршащий шум слышался от ручьев, которые текли внутри снега. Они кипели, соединяясь в речонки, и иногда грохотали где-то внизу, чуть не под ногами, в толще снега. Алы медленным шагом с крайней осторожностью двигался вперед. С одного взгляда он оценивал все. Нависшие сочащиеся сугробы над головой обдавали дождем всадников и коней при каждом легком порыве ветра. Иногда снег стоял колонной между скалами. Грязные потоки промывали его, и он имел вид обтаявшего сахара.

Алы двигался по черным мокрым пятнам, где выступала земля. Каждый раз ему удавалось миновать залежи снега. Он упорно подымался вверх, сворачивая то вправо, то влево. Как только они подымались на новую площадку, снова перед ними открывались гигантские сугробы, громоздившиеся на десятки саженей кверху. И снова терпеливо и с бесконечной осторожностью Алы направлял коня на проталину. Вдруг он остановился. Кондратий с тревогой увидел, что Алы смотрит то вправо, то влево. В ту же минуту послышался какой-то шорох, который усилился и наполнил весь воздух. Потом раздался возрастающий гул, как от землетрясения, и громовой удар потряс землю. Кондратию почудилось, что даже почва под ногами заколебалась. Оба коня отчаянно забились от ужаса.

«Лавина!» – мелькнуло в голове у Кондратия. Он стиснул ногами коня и, затянув повод, удержал его на месте. Потом поднял голову и увидел зрелище, которое навсегда запечатлелось в его памяти: снеговой столб впереди вдруг наклонился. Огромные сталактиты льда, с которых бежали ручьи, оторвались и на секунду повисли в воздухе. Потом вся масса черного снега и льда рухнула вниз. Ледяным ветром пахнуло на прогалину, и в следующее мгновение раздался второй удар, от которого загрохотало где-то под землей. Конь Алы, как дикий козел, метнулся вправо со своим всадником, и Кондратий последовал за ним. Целый час они бились в снегу, проваливались по грудь, перебираясь по проталинам, и вдруг выбрались наверх. Перед ними расстилалось ровное ледниковое пространство, пересеченное черными полосами. Кондратий подъехал и с искренним восхищением пожал руку Алы. Он не был завистлив и умел ценить людей.

– Ишь ты, ветерком-то как подмело. Каток! – сказал приблизившийся и запыхавшийся пограничник.

– А коньков-то нету, – отвечал другой, погоняя коня.

– Ладно зубами-то ляскать, – сурово сказал Будай.

Кони осторожно тронулись, но ноги у них стали разъезжаться, и несколько человек боком брякнулись на лед.

– Слезай! – скомандовал Будай.

Он медленно слез с седла, чтобы не покачнуть коня, и взял его за повод. Когда остальные приблизились, Будай увидел, что юноша и Оса стоят на краю пропасти. Трещина шириною больше двух метров открывалась во льду. Кондратий приблизился к краю и заглянул вниз. Стены льда блестели как стекло. Дальше в сумраке выставлялись блестящие ледяные уступы, а еще глубже был мрак, и дна не было видно. Оттуда еле долетал однообразный звон воды, переливавшейся во льду. Звук был похож на звон струи, наполняющей кувшин. Насколько видел глаз, трещина уходила вправо и влево.

– Это, наверное, от землетрясения, – задумчиво сказал Будай.

– Ну тебя к черту, тут не академия наук, – дружелюбно огрызнулся Оса, упорно думая о чем-то.

Джанмурчи подошел и робко тронул Осу за рукав. Алы несмело заговорил:

– Тут долго быть нехорошо. Сегодня кони совсем воды не пили. Снег пойдет: смотри, вон идет облако.

Кондратий молчал, потом подозвал Будая и показал ему планшетку.

– Посмотри, тут показана тропа через ледник, но ледник сдвинулся. Вот смотри, на той стороне обрыв.

Он показал рукой вперед, где зиял черный крутой скат. – Я еще в долине об этом слышал.

– Зачем же ты сюда поперся? – спросил Будай.

– Опять сначала, – со злостью сказал Оса.

Он снял перчатки и подул на посиневшие пальцы.

– Раз я проеду здесь, я выиграю семь дней и накрою еще две шайки. Ведь я тебе сказал, что разорю отца контрабанды!

– Воля, конечно, у тебя железная, – с уважением сказал Будай, глядя на красное, обветренное непогодой лицо Кондратия. – Но все-таки, что мы будем делать дальше?

– Саламатин! – позвал Кондратий вместо ответа.

– Чего изволите, товарищ командир? – с легкой насмешкой откликнулся завхоз.

Пограничники прыгали по льду, стараясь согреться, толкались, гладили коней и дули в посиневшие кулаки.

– Постели-ка свою попону вот сюда, на край, – сказал Кондратий.

Он хотел что-то прибавить, но кругом загудели протестующие тревожные голоса.

– Кондратий, не дури! – сказал Будай.

– Товарищ командир, да нешто ж можно?

Оса, не обращая ни на кого внимания, подошел к краю. Подтянув подпругу, он потрепал скакуна по шее и легко, одним плавным движением сел на седло. Будай взял коня за повод, но Кондратий ласково отстранил его рукой.

– Больше ничего не остается. Не бойся, ты ведь знаешь, что я в прошлом жокей. Я взял на своем веку столько призов, что, право, возьму и этот.

Холодная, как лед кругом, непреклонная воля была в его голосе. Будай пожал ему руку и отошел в сторону. Оса спокойно поправил перчатки, как делал это когда-то перед скачками. Потом повернул коня назад. Он отъехал шагов на двадцать и повернулся к пропасти. При полном молчании окружающих он смотрел на разостланную попону на краю расселины, как будто прицеливался. Потом сразу тронулся рысью вперед. Не переводя дыхания, все смотрели на него. Если бы конь хоть раз поскользнулся, то, даже упав на лед, он съехал бы в пропасть вместе со своим седоком. Перед попоной Оса резко ударил коня плетью. Конь напрягся всем телом и. подобрав ноги, оттолкнулся. Попона чуть отъехала назад, и прыжок ослабился наполовину.

Конь и всадник взвились над пропастью и рухнули на лед.

– Батыр![11]11
  Батыр – богатырь.


[Закрыть] – в один голос воскликнули Алы и Джанмурчи.

– А-а! Здорово! Молодец! – раздались отрывистые возгласы.

Оса высвободил ногу; конь поднялся, дрожа всем телом от страха.

– А ну, давай! – сказал он, оборачиваясь назад.

Ему перебросили несколько веревок, топор и два кола. Оса забил колья в лед и быстро прикрутил веревки. Один за другим, вися над пропастью, перебирались люди по. веревкам, потом настлали палки, палатки и брезент, перевели лошадей и перетащили вьюки через двухметровую трещину.

Будай руководил переправой. Оса и Алы снова тронулись вперед. Они прошли через весь ледник. Лед кончился обрывом.

По ту сторону глубокого рва подымалась мокрым блестящим отвесом черная земля. Ров круто спускался вниз, и было слышно, как подо льдом бушевала вода, уходившая вбок от оврага. Алы повернул вправо. У самого края ледника по льду бежал ручей. Он прорезывал ледяную кору и широко разъедал лед внутри.

Алы опасливо оглянулся на Кондратия, потом остановился у ручейка, как будто собираясь прыгать через пропасть. Он слез с коня и мягко прыгнул через ручей. Потом, отойдя дальше от края, потянул коня за веревку. Конь перепрыгнул, и оба быстро пробежали полосу льда. Кондратий последовал примеру Алы. Но когда его конь перепрыгнул через ручей, Кондратий почувствовал, что куда-то проваливается вместе с конем. Лед зазвенел, как стекло, ломаясь вокруг. Кондратий вместе с конем бухнул в воду и не успел даже закричать.

Он захлебывался, кувыркался в черной ледяной воде. Потом его пронесло подо льдом шагов двести. Несколько раз коня перекатило через него. Жестокая боль в ногах почти лишила его сознания, потом что-то ударило его в живот, и на мгновение он перестал понимать все происходящее. Очнувшись, он увидел, что лежит в черной грязи. Рядом с ним лежал конь. Вся грудь у коня была расшиблена. Окровавленный кусок кожи висел и был выпачкан черной грязью.

Ослепленный и полузадохшийся, Оса встал на ноги. Прямо от него вниз шел крутой скат под ледник. Вода бушевала и сбивалась в грязную пену. Потом вся уходила куда-то в дыру, под лед. Кондратий стоял и ждал помощи сверху. Он старался не шевелиться, чтобы поскользнувшись, не слететь в поток. Земля была такая скользкая и подъем такой крутой, что взобраться самому нечего было и думать. Через некоторое время сверху сидя съехал человек, волоча за собой веревки.

Это был Джанмурчи. Лицо его было все забрызгано грязью. Кондратий привязал коня, обвязал себя, и все трое начали восхождение по мокрому, скользкому отвесу. Веревку тянули вверх, но на каждом шагу Оса и Джанмурчи падали в грязь. Конь так изнемог, что, когда падал, еле поднимался на ноги. Прошло не менее часа, прежде чем они выбрались наверх. Кондратий приказал промыть рану и отрезать у коня мотавшийся кусок кожи.

– Ой, бой-бой! – сказал Джанмурчи. – Плохо! Ты мог умереть! Когда вода идет по льду, она режет его туда и сюда. Бывает так: лед, потом пустое, как дом, и опять лед, и опять пустое. В прошлом году один купец упал. Пять или шесть раз под ним сломался лед, и никто больше его не видел.

Алы тревожно показал на небо. Кондратий решил продолжать подъем; до вершины оставалось не более полукилометра.

– Сегодня проехали пять расстояний, на которые слышен человеческий голос, – сказал Алы.

Это была правда. Кондратий увидел, что только теперь начались скачки шагом, которые он предсказывал Будаю. Лица пограничников налились кровью от недостатка воздуха; губы стали синими.

– Ну, чего ж, так и будете черными чертями ехать? – грубо сказал Саламатин и, расстелив на мокрой земле кошму, подал сухую, чистую одежду и белье Кондратию и проводнику.

Оба переоделись, и отряд торопливо тронулся на подъем. Скоро стало легче: не надо было больше наклоняться вперед. Кони пошли по ровному месту, а колоссальные отвесные утесы красного гранита подымались, как колонны и стены развалин. Ровный, как пол, сплошной красный камень тянулся на несколько верст. По камню ровным слоем бежала вода. Утесы гранита образовывали лабиринт переходов и коридоров. Сверху все затянула серая мгла. Повалил крупный мокрый снег. Он падал бесшумно и так густо, что всадник не видел головы лошади. Снеговая скользящая слякоть зачавкала под копытами коней. Алы проехал вперед. Джанмурчи кричал Кондратию, толкаясь стременем, но через массу валившегося снега Кондратий еле слышал его голос. Потом кто-то сунул веревку в руки маленького кавалериста, и он, схватившись за нее, закивал головой. Теперь он знал, что товарищи не разбредутся. Веревка все время дергалась во все стороны. Потом она протянулась вперед и назад. Кондратий понял, что всадники вытянулись гуськом, а Джанмурчи приблизил лицо к его уху и сказал:

– Алы поедет вперед, у него нос волка. Тут никогда не было никакой дороги.

Кондратий не спорил. Он держался за веревку я как будто плыл в белой струящейся мгле. Кони скорым шагом шли куда-то один за другим. Их ноги уже стали грузнуть в снегу почти по колено. И вдруг снег перестал падать. Мокрые от пота и снега кони тяжело вздували бока. Скалы выступили из белого потопа. Целые водопады обрушивались с утесов и уходили в откосы щебня.

Мокрые скалы нависали, ежеминутно грозя обвалом.

Ослепительно сверкнуло солнце. Весь камень, окружавший людей, стал дымиться от пара. Через полчаса пути сплошной туман закрыл все, и снова Кондратий, держась за веревку, чувствовал, что конь сворачивает в лабиринте среди утесов. Сильный, почти ураганный порыв ветра качнул коня. Кондратий невольно натянул повод. Как-то смутно он почувствовал, что впереди открывается большое пространство. Белым дымом заклубился вокруг туман. Конь захрапел и остановился. При следующем порыве ветра у самых ног коня открылась бездна. Конь спокойно глядел вниз. Где-то далеко внизу под яркими лучами солнца сверкала зеленая долина. Кондратий увидел, что он ехал вторым. Впереди был Алы. В следующее мгновение ему показалось, что Алы падает. Юноша вместе с конем скользнул куда-то вниз. Всадник и конь исчезли. Мелькнул только круп коня. Кондратий понял, что они перевалили черный ледник и теперь начался почти отвесный спуск.