Текст книги "Контрабандисты Тянь-Шаня"

Автор книги: Александр Сытин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Ну, это еще мы посмотрим!

Его лицо стало грозным, и, стегнув коня плетью, он снова понесся во весь дух вперед. Он мчался галопом верст десять и только перед обедом у Покровки догнал весь отряд и приказал остановиться. С боковой проселочной дороги Джанмурчи и пятеро пограничников пригнали табун лошадей. Это были киргизские скакуны, о которых Кондратий говорил Будаю.

Без приказания пограничники принялись за работу. Казенные кони были развьючены в пять минут. Шпионы Байзака не увидели настоящей работы. На каждых двух всадников пришлась одна вьючная лошадь, как надлежит в дальнем походе. Верховые кони были тоже переседланы.

– Вьючить по номерам, – резко и громко приказал Саламатин.

Это были единственные слова, сказанные при перегрузке. Все остальное произошло в молчании. Тюки были помечены мелом. Каждый знал своего коня. Груз навьючили в новом порядке.

Кондратий поднял руку. Суета прекратилась.

– Товарищи, я хочу предупредить вас: дорога будет тяжелая. Задача, которую мы должны выполнить, очень трудна. Вы знаете, что я подбирал добровольцев. Если кто передумал, пусть скажет сейчас.

– Да ладно уж пугать-то, – сказал кто-то. – Говори о деле.

– Давайте поговорим о деле. Мы поедем добывать лекарство.

По лицам всадников разлилось недоумение. Кондратий невозмутимо продолжал:

– Из опия изготовляются медикаменты. Они необходимы стране. Опийный мак очень хорошо растет здесь. Но пока существует контрабанда, мы рискуем не получить ничего. Склады опийной конторы пусты. Каждый фунт опия, который мы добудем, драгоценен. Контрабандисты распространяют курение опиума, где только могут. Кроме того, они грабят плантаторов и всячески мешают наладить дело, чтобы было прибыльнее торговать.

– Короче говоря, в свой карман, – вставил кто-то.

– Как же его курят-то? – спросил молодой пограничник.

– А вот на базаре сидел желтый, как дьявол, мужик из Покровки – видел?

– Может быть, удастся захватить много опия, поэтому берегите коней. Больше всего берегите коней.

– Так ведь кавалеристы же!

– Ну, ну, нос-то вытри!

Не поворачивая на село, отряд крупным аллюром тронулся туда, где синели горы. Ни один тюк не звякал. Расседланные казенные кони как будто с недоумением смотрели вслед уехавшим. А те спешили, боясь упустить каждую минуту. Оса задержался. Он отдавал приказания коноводам:

– Пасти их тут не меньше недели, понятно? И смотрите, чтобы вас никто не видел.

Коневод лукаво ухмыльнулся в знак того, что все понял..

– Ну, вы, нахлебники, – грубо закричал он, стегнув кнутом ближайшую лошадь, целую неделю жрать будете.

– А бабая куда денем? – спросил другой коновод. – Куда нам его?

– Бабай через неделю поедет искать камни, – ответил Кондратий и, попрощавшись, направил коня вдогонку.

– Джанмурчи, – сказал Оса, – сегодня мы начинаем большую игру.

– Мои глаза не видали мудрости, большей твоей, – с искренним восхищением отвечал проводник.

Когда Оса подъехал к передовым, он услыхал, как двое всадников спокойно переругивались между собою. Один другого с украинской рассудительной язвительностью уверял, что у того вместо головы тыква.

– Вы чего лаетесь? – ласково спросил Оса.

– Та вин кажеть, що проихалы контрабандисты оси за тим бугорком. Я кажу: чого ж ты мовчав? – А вин лается. Чи не дурень? – неторопливо отвечал пограничник, подняв на командира свои синие детские глаза.

– А кто проехал? – забеспокоился Оса.

– Так кто ж! – с неудовольствием отвечал рослый красноармеец, шпоря коня. – Шавдах проклятый!

Оса молчал, покачиваясь в седле.

– Пущай пчела летит за медом. Понятно? – вмешался Саламатин и хитро подмигнул, ка, к бы спрашивая командира.

Оса улыбнулся, а товарищи с недоумением посмотрели на своего завхоза.

Через три часа пути холмы исчезли. Каракол, оставшийся позади, с его тополями и белыми точками хат имел вид обширной деревни. Облачко пыли появилось позади. Кто-то догонял отряд. Оса приказал остановиться. Ибрай подъехал и подал пакет. Оса вскрыл сургучную печать и достал бумагу. Это было уведомление следователя о том, что следствие по делу Будая прекращено и целый ряд лиц привлекается по обвинению в клевете. Кондратий пожирал глазами сообщение, но Байзак ка среди обвиняемых не было. Он дочитал до конца и уперся своими пронзительными глазами в желтое лицо Ибрая.

– Ты откуда приехал? – жестко и с недоверием спросил Кондратий.

– Из Фрунзе, от следователя, – отвечал Ибрай.

– А почему у тебя конь свежий? – спросил Саламатин.

– Я переменил в городе.

Джанмурчи внимательно смотрел на него, но контрабандист не смутился под огнем перекрестных взглядов и вопросов. Он отвечал просто и весело. Кондратий на минуту задумался, потом сказал:

– Ты поедешь с нами; я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, куда я поехал. Понимаешь?

Молния мстительной радости сверкнула в глазах Ибрая. Несколько раз он рисковал жизнью, рассчитывая именно на эту ошибку Кондратия. Но даже Джанмурчи ничего не заметил. Контрабандист сделал испуганное лицо и возразил:

– Я не могу ехать, следователь будет ждать.

– Вот навязался, дьявол, – пробормотал Саламатин.

– А почему ты поехал за нами по этой дороге? – спросил Кондратий.

– Я искал вас по всем дорогам, – уклончиво отвечал Ибрай.

– Ты не видал людей там, сзади? – вкрадчиво спросил Джанмурчи.

– Нет, – с удивлением ответил Ибрай, и лицо его не дрогнуло, хотя полчаса назад он разговаривал с Шавдахом. – Разве там кто-нибудь есть?

Кондратий с сомнением покачал головой и повторил:

– Ты поедешь с нами. Как тебя зовут? – пытливо спросил он, заглядывая в письмо.

– Юмиркан, – отвечал Ибрай.

Он знал, что это имя написано в письме. Так звали проводника, которого рекомендовал следователь из Фрунзе, как надежного человека.

– Саламатин, – сказал Кондратий, – гляди за ним. Рысью ма‑арш!

Отряд тронулся вперед.

– Ну, смотри, кум, – пробормотал ежели чего, прямо пулю в затылок.

Саламатин, погнал коня.

Ибрай пугливо посмотрел на него и погнал коня за всеми.

Книга вторая. СКАЧКИ ШАГОМ

Глава I. ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Рядом с Кондратием впереди отряда ехал Алы. Стройный, с неподвижным, высокомерным лицом, он держался как почетный пленник. Темно-смуглое лицо с крепким румянцем и правильным носом, с трепещущими тонкими ноздрями было красиво, как у девушки. В первый раз в жизни он увидел дома. Выпущенный на свободу, он так радовался простору и каждой птице, что вызывал сочувствие. Он дичился всех, и пограничники говорили с ним особенно ласково. Он был одет в узкий черный бешмет, похожий на подрясник, и сапоги из очень гонкой кожи с кожаными калошами или, скорее, шлепанцами. На голове у него была тонкая европейская шляпа. Он купил ее перед отъездом, и она придавала его юношескому лицу необычайно милое, мальчишеское выражение. Ехал он на собственном коне, которого сберег для него Джанмурчи. Очень обыкновенный с виду конь сразу показал такой неутомимый шаг и крупную рысь, что кавалеристы поглядывали на него с удивлением и завистью. Алы был крайне любезен и с легкой молодцеватостью поворачивался в седле при каждом вопросе, но избегал всяких разговоров как только мог, и его скоро оставили в покое.

Дорога шла по ровному берегу Иссык-Куля, и Оса старался выиграть время. С первыми лучами рассвета отряд двинулся вперед и останавливался только в глубоких сумерках. Безотрадные глиняные пространства тянулись цветными полосами. Голые холмы, лишенные всякой растительности, дымились белой или красной пылью. Справа унылое соленое озеро неподвижно млело под жгучим солнцем. Палящим зноем дышали молчаливые холмы. Здесь не было даже птиц. Местность была настолько однообразна, что казалось, будто кони топчутся на одном месте. За четырнадцать часов непрерывной езды всадники дошли до полного изнеможения. Сперва они пели песни, потом пробовали рассказывать анекдоты. Ночевали на пыльной траве. Через два дня однообразного пути по раскаленной пустыне все надоели друг другу. Каждая шутка встречалась грубым, хриплым ответом, похожим на рычание. Казалось, никогда не окончится эта дорога.

Едкая удушлива пыль целый день окутывала всадников. Усы и брови были словно седые. От пота по лицу растеклись грязные полосы. Оса останавливал, отряд. Люди и кони, как ошалелые, спешили в воду. Через час пути пот снова выступал, и рослые, испытанные бойцы томились, проклиная все на свете. Убогие деревушки с жалкими зелеными посевами, полузаброшенные чайханы оставались в стороне. Оса не хотел обнаружить свое присутствие. Он знал, что по всей долине рыщут шпионы Байзака. На пятый день дорога пошла в гору. Холмы стали подыматься все выше и выше. Подъемы и спуски стали круче, но по-прежнему всюду была глина. Копыта коней вязли в пыли. Дорога шла в сторону от воды. Как-то на заре стало видно позади огромное синее пространство. По нем плыли облака, и местами были видны темные полосы, протянувшиеся от черных туч. На Иссык-Куле шли проливные дожди. Снеговые горы надвинулись и поднялись чуть не до зенита. Пронзительный ледяной ветерок охватывал разгоряченных людей.

– Тьфу, бисова ерунда: в рубашке холодно, в чапане жарко, – ворчал кто-то, торопя коня.

Однако через полдня пути отряд достиг предгорья, и всем пришлось надеть теплые чапаны. Оса взял для похода халаты, отбитые у контрабандистов. Он был крайне бережлив. Кроме того, пограничники в красных халатах с вьючными лошадьми в поводу издали имели вид контрабандистов. Это было выгодно; в случае встречи противник до последнего момента не знал бы своей ошибки. Еще через два дня подъема стало холодно. Рядом с густой высокой травой лежал снег. Нежная сиреневая пятилистка, ослепительно желтые подснежники и белые пятна эдельвейса стлались на проталинах. Внизу шумел Нарын. Река и дорога неустанно боролись между собой. Иногда дорога уступала. Она поднималась на целую версту, потом упрямо сбегала к берегу и шла по ущельям, прорытым водой.

Отвесные горы сдвинулись. Река, зажатая скалами, загрохотала. Чахлые желто-зеленые сосны, как свечи, стояли по обрывам. Смолистый кустарник, цепляясь за камни, спускался куда-то вниз. Веками пробитая тропа сворачивала перед каждой глыбой. Она пересекала реку, взбиралась зигзагом на скалы, терялась глубокими выбоинами между камней. Потом ущелье сделалось шире. Ржавый оранжевый ручей с ярко-желтыми цветами по бережку побежал по долине рядом с рекой. Серебряные лохматые кусты непроходимой колючей изгородью преградили дорогу. Тропа поднялась. Грохот реки остался где-то внизу. Всадники в красных халатах подтягивались и догоняли друг друга. Очи мелькали один за другим между утесами и спускались, вися друг у друга над головой. Тропа сбежала к реке, и красные халаты заалели на снегу. Грязный снеговой наст в несколько метров высотой накрыл реку от берега до берега. Вода билась и шумела под льдом в промытых скалах.

– Если бы мне кто сказал, что сейчас июль, я плюнул бы ему в глаза, – проговорил Оса, перебирая повод посиневшими пальцами.

– Купаться будем, – робко заметил кто-то. – Снег-то провалится.

Оса спокойно встал. Люди приближались, выныривая из-за утеса. Кони щипали траву, пока спешенные всадники поджидали остальных. Луговые цветы, похожие на жасмин, росли возле снега. Огненные маки просвечивали на солнце высоко впереди на бугре. На зеленых стеблях как будто горело пламя, то оранжевое, то желтое.

– Куда они, к дьяволу, подевались?

Кондратий сел на коня и, не спеша, направил его прямо на снег.

– Скорее ты, черт! – где-то послышалась брань, и показались последние верховые. Они приближались и с сомнением смотрели на гору рыхлого снега.

– Поезжай!

– Поезжай сам! В пещеру провалимся!

– Командир, подожди, будем класть попоны! – закричал Джанмурчи.

Оса даже не оглянулся. Алы погнал коня за ним. Оса провалился по грудь вместе с конем и несколько раз ударил его по голове плетью. Джанмурчи закричал от страха. Конь забился, выскочил на ледяную кору и через несколько шагов выбрался на твердую землю. Оса и Алы беззаботно улыбались. Сзади медленна двигались остальные. Они расстилали чапаны, кожухи и попоны по снегу, проводили коней и проходили сами. Через полчаса отряд перебрался и тронулся дальше.

Тени столпившихся гор темными покрывалами заволакивали ущелье. Высоко в небе догорал бледной зарей день. Оса остановил отряд на ночевку. Красноармейцы получили по горсти сухарей и стали готовиться ко сну. Расседланные лошади были выпущены на траву и разбрелись. Цигарка дневального горела огненным глазом. Истомленные люди спали на мокрой земле, завернувшись в халаты и кожухи.

С наступлением утра всадники потянулись гуськом по узкому гребню хребта над глубоким ущельем. Слева снизу ярко светило восходящее солнце. Оно освещало красными лучами фыркающих коней и толстых от халатов, похожих на красные комья всадников, горело на торчащих стволах винтовок. На той стороне узкого ущелья стеной вздымался массив. Где-то в глубоком тумане глухо шумел Нарын. Туда не проникали утренние лучи солнца. Тени всадников и коней протягивались через бездну, и по отвесу скал двигались одна за другой гигантские четкие фигуры. Привычные кони спокойно шли над дымной от тумана пропастью, осторожно ступая по темным от сырости, скользким камням. К полудню ущелье расступилось и стало глубже. Всадники двигались поперек ската щебня. Гора влево подымалась так высоко и круто, что вершины не было видно. Спереди раздался тихий свист. Это был сигнал об опасности. Всадники осторожно смотрели под ноги лошадям. Веками поперек ската проходили стада и караваны. Щебень сползал, и от времени образовалась плотно убитая тропа. Местами она обрывалась. Тогда сверху полоса щебня плыла каменным потоком. Скат кончался обрывом. Лавина камней дробно стучала по утесам. Из-за обрыва шумел, как из берлоги, невидимый Нарын. Кони останавливались перед каменным ручьем, потом, решившись, перебегали. Они перебирали ногами, как на карьере, но еле успевали выбраться на тропу.

Вдруг в середине отряда раздался вопль. Седок и вьючная лошадь не успели выскочить на дорогу. Их понесло. Пограничник закричал и спрыгнул с коня. Гравий набежал ему по колено. Человека и обоих коней потащило к обрыву. Все трое отчаянно бились, но чем быстрее кони перебирали ногами, тем скорее двигались камни.

Режущий ухо переливный свист трелями прорезал грохот реки, выходивший как будто из-под земли. Веревка плавными петлями развернулась в воздухе и хлестнула на дымные от пыли камни. Пограничник схватил веревку. Теперь, когда он всей тяжестью висел на веревке, его походка стала легкой и ноги почти не погружались в гравий. Забыв о себе, он бросился к коням. Одна за другой, распластываясь в воздухе, летели сверху веревки. Пограничник обвязал за шею одного коня, потом другого. Он чуть не опоздал. Теперь все трое были на самом краю пропасти.

– Товарищи, братцы, коней не бросьте! – с отчаянием кричал он, глядя вверх на тропу.

Веревки натянулись, как струны. Черные от пота кони с дикими усилиями били ногами. Десяток спешившихся людей тянул веревки.

– Га-га-га! Што, напустил цикорию?

Суровые лица смотрели сверху и приветствовали неудачника такой бранью, что, вероятно, лошади покраснели бы, если бы поняли. Пограничник выбрался на тропу и отряхивался от пыли. Сейчас же за ним вытащили коней.

– А конь-то, гляди, лопнет! Ишь ты, запыхался!

Коричневые, загорелые всадники с яркими синими глазами хохотали и перемигивались. Под шуточки и прибаутки отряд тронулся дальше. Однако через полкилометра стало еще хуже, и смех замолк. Узенькая твердая тропа была наклонена к пропасти и чуть присыпана песком. От этого она была скользкой. Снова спереди, оттуда, где ехал Кондратий, раздался свист. Теперь каждая ошибка была бы непоправимой.

Лошади так чутко заботились о равновесии, что каждый всадник чувствовал, как его конь качается под ним из стороны в сторону. В полном молчании, шаг за шагом красные чапаны пробирались друг за другом над пропастью. Как будто яркие красные цветы нависли на серых скалах.

Саламатин, не спускавший глаз с Ибрая, неотступно следил за ним. Но в одном месте, где дорога стала шире, Ибрай проехал вперед. Скоро тропа раздвоилась. Одна пошла белой полосой вверх, карабкаясь чуть ли не по отвесной стене, другая – прямо. Кондратий хотел посмотреть, что делается в отряде, и на широком месте отстал.

– Наверх, туда надо! – отчаянно закричал Алы, обращаясь к нему.

– Сто-ой! – скомандовал Кондратий.

– Туда не надо, туда нехорошо, – продолжал кричать Алы, – вверх надо!

Он заволновался и стал путать русские и киргизские слова. Передние всадники не могли слышать приказания командира полка, но почему-то остановились.

– Что там такое? – закричал Кондратий.

– Река, ничего не слышно! – заорал всадник впереди и оглянулся.

– Юмиркан! – закричал Кондратий.

Ответа не последовало. «Засада, – мелькнуло в голове Кондратия. – Начнут сверху бить, – пропали!» Он хотел проехать вперед, но его опередил Саламатин.

Пограничник был убежден, что Юмиркан что-то натворил, потому что он пропустил его вперед. Мысль о том, что товарищи его могут погибнуть из-за его оплошности, обожгла Саламатина как огнем. Он рванул коня за повод и съехал с тропы вниз. Конь скачками прошел по острым камням. Щебень посыпался вниз из-под копыт, но конь, как дикий зверь, выскочил на тропу. Саламатин увидел, как Юмиркан полез вверх по тропе.

– Стой! – закричал Саламатин и взялся за клинок.

Стрелять было нельзя, так как кони и без того дрожали всем телом, еле удерживаясь над бездной.

– Почему там стоят?

– Не знаю, – ответил Ибрай.

– Там дорога есть?

– Конечно, – подтвердил контрабандист.

– Не врешь? Наступи ногой, если правду говоришь! – сказал Саламатин и, достав из кармана, бросил на землю сухарь.

Лицо Ибрая сделалось совсем желтым. Он присел, загородился от удара конем, потом бросился в кусты и полез вверх по тропе.

– Пропали, пропали! – закричал Саламатин и тронул коня. – Вперед!

Он уже почти догадался, в чем было дело. Он знал, на какой риск идет, но о себе больше не думал. Он считал себя виновным во всем. Он хотел приблизиться к впереди стоящим, но сверху показалось лицо Ибрая, и вслед за тем на тропу упал камень. Конь испуганно бросился вперед. Саламатин бледно улыбнулся. Теперь он знал, что погиб. Кондратий прорвался вперед так же, как Саламатин, и приблизился.

– Ты чего стоишь?! – закричал он в спину Саламатину.

Впереди что-то кричали. Спина Саламатина дрогнула, потом Кондратий еле услышал глухие слова:

– Товарищ командир, пропадаем.

– Почему стоите?

– Впереди дороги нету! – ответил Саламатин.

– Как нету? – в ужасе закричал Оса.

– Оборвалась тропинка. Нету. Завел проклятый!

– Поверни назад!

– Нельзя, конь дрожит, узко!

– Подождите, сверху веревки спустим.

– Нельзя, скала над нами, веревки вперед уехали.

Оса с холодным отчаянием поглядел вверх и погнал коня. Секунду он висел вместе с конем над пропастью, но взобрался туда, куда скрылся Ибрай. Однако уже было поздно. Передовой всадник доехал до конца тропы и увидел гибель. Карниз обрывался. Дальше, шагов через сто, снова начиналась тропа, но прямо впереди была отвесная стена. Повернуть назад было нельзя. Прямо под ногами была бездна. Над головой навис утес, и веревки сверху ждать было нечего. Прошло несколько минут. Истомленный смертной тоской, пограничник приложил ладонь ко рту и прокричал назад:

– Дороги нет.

Вот этот-то ответ и дошел до Кондратия.

– Эй, смотри наверх, – раздался голос сзади.

Наверху показалась голова Ибрая.

– Ну, как, будешь контрабандистов ловить? – сказал предатель.

Пограничники молчали. Кони дрожали всем телом.

– Эх, вдарить бы его, – сказал передний.

Он шевельнулся в седле и вместе с конем сорвался в бездну. Конь и всадник мелькнули в воздухе и исчезли, только протяжный крик прозвенел в стороне от тропы.

– Пропал! Пропал! – раздались отчаянные крики, и вторая лошадь нелепо прыгнула вместе с седоком.

Ибрай смотрел и смеялся. Потом сказал:

– Прощай!

Видно было, что он сейчас уйдет.

– Ну, все равно. Не хотел я коня пугать, – Сказал третий всадник.

Он вскинул винтовку. Треснул короткий выстрел. Тело Ибрая тяжело пролетело сверху, а за ним прыгнула обезумевшая лошадь и увлекла с собой стрелка.

– Колька, – кричали Саламатину сзади, – слезай через круп.

– Нешто попробовать?

Он один остался живым из всех въехавших в западню Ибрая.

– Слазь, черт, назад! – повелительно кричали сзади. – Очумел?

Саламатин вынул ноги из стремян и пересел на круп лошади. Потом он быстро спрыгнул на землю и удержался на скользкой тропе, схватившись за хвост коня.

– Стой, стой! Куда?! Э-эх, голова закружилась! – закричал он вслед коню.

Конь без всякой видимой причины сорвался вниз. Отряд уже был наверху. Изнемогающему Саламатину сверху бросили веревку. Его посадили на запасную лошадь, и все в молчании двинулись дальше.

Вдруг Кондратий остановил коня. Навстречу шагом плелся какой-то всадник.

Когда он приблизился, несколько голосов закричало от изумления:

– Будай, Будай!

Всадник приблизился. Он еле ворочал языком.

– Как ты нас догнал? – спросил Кондратий.

– Напрямик, – отвечал Будай. – Я помнил твой Маршрут, Кондратий, я загнал трех лошадей и не ел два дня. Я приехал предупредить вас. Сейчас же прикажи задержать проводника из Фрунзе.

По лицу Кондратия прошла судорога.

– Что ты молчишь? – тупо спросил Будай.

– Он завел нас на оборванную тропу. Трое пограничников погибли, – отвечал Кондратий.

– А какой он был из себя?

– Такой: лицо широкое, борода будто приклеенная, – сказал ближайший красноармеец.

– Ростом высокий?

– Высокий!

– Кондратий, – печально сказал Будай, – из Фрунзе проводник привез пакет, но проводника убили. С вами поехал Ибрай. Ты здесь. недавно и не мог его знать. Ибрай работал на другом участке. Его ловили лет десять.

– Антоний, прочти, – сказал Кондратий и протянул своему другу бумагу.

Будай прочел ее и опросил:

– Что же ты теперь будешь делать?

– Сдам тебе командование и поеду назад, – печально сказал Кондратий. – Я буду ожидать твоих приказаний.

– Ты их можешь получить сейчас, – ответил Будай. – Я приказываю тебе быть во главе отряда и довести дело до конца. Я поеду с тобой.

Глаза Кондратия сверкнули гордостью. Он благодаря но пожал руку Будая.

– Но только прежде накорми меня, а то я издохну, – закончил Будай и покачнулся в седле.

– Слезай! – протяжно скомандовал Кондратий и, понизив голос, добавил, обращаясь к Джанмурчи: – Возьми пять человек и поезжай искать трупы. Мы сделаем дневку.