Текст книги "Медовый месяц императора"
Автор книги: Александр Зихунов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Многие тому примеры, говорят, были,
Которые от сея веры отстать пожелали,
Но их оных никого в живых нет на свете;
Вить стоит смерть в его живом портрете,
Который лишь поранят пулей из пистолета,
В тот час увянет и лишится света.
Вполне возможно, что такой магический ритуал был совершен и над портретом Пушкина, а для верности подключились организационно к реально существующему конфликту между Пушкиным и Геккерном-Дантесом. Техническая сторона убийства, безусловно, легла на плечи Третьего отделения.
С этого момента готовится спецоперация по физическому устранению поэта, завершившаяся убийством 27 января 1837 года.
Позднее началась планомерная борьба за художественное наследие поэта. На одном из этапов была поставлена задача – разработка и изучение дуэли и смерти Пушкина с точки зрения неучастия в этом масонов.
В начале XX века блестяще выполнил эту задачу известный ученый Павел Елисеевич Щеголев.
Павел Елисеевич Щеголев родился 5(17) апреля 1877 года в селе Верхняя Катуковка, ныне Панинского района Воронежской области. Умер 22 января 1931 года в Ленинграде. Статья в "Краткой литературной энциклопедии" (М., 1975) почти полностью идентична статье в БСЭ, но есть мелкие различия. Село Верхняя Катуковка пишется через букву "х" – Верхняя Катуховка. В КЛЭ Щеголев назван "литературовед, историк революционного движения", а в БСЭ просто – "литературовед, историк". Есть различие в списке трудов Щеголева: БСЭ указывает, что первое издание книги Щеголева "Дуэль и смерть Пушкина" вышло в 1916 году. Это верно, но КЛЭ поправляет, что ещё в 1905 году вышло исследование Щеголева "Дуэль Пушкина с Дантесом", а до этого ряд книг о декабристах. Где тоже имеется расхождение в датах: БСЭ – "В 1903 году опубликовал работу "Первый декабрист Владимир Раевский", КЛЭ – "В 1905 г. опубликовал работу "Первый декабрист Владимир Раевский". Но это все мелочи. Можно, конечно, и не заметить. Но сложнее не заметить, что именно в 1905 году Павел Елисеевич начал интересоваться историческими проблемами, связанными с масонской тематикой. Им полностью игнорируется роль и значение масонства в движении декабристов, точно так же как и роль масонов в убийстве Александра Сергеевича Пушкина. Можно предположить, что эту задачу поставил себе не сам Щеголев, а некто со стороны. Причем этот некто вполне может быть не физическим лицом, а организацией. Именно такой организацией могли быть масонские ложи, возродившиеся в России после 1905 года.
"Осенью 1906 года, – писал в своих воспоминаниях масон князь Д.О.Бебутов, – я решил заняться специально организацией масонов в России. Я находил, что это единственная организация, которая, если сумеет твердо основаться, в состоянии будет достичь нужных результатов для России.
С декабря 1906 года, – продолжает Бебутов, – очень регулярно начали у меня собираться для приема новых членов. Были приняты профаны: Гамбаров, Иванюков, Бородин, Павлов-Сильванский, доктор Жихарев, бар. Майдель, Маргулиес, Щеголев..."
Профаны, в число которых вошел П.Е. Щеголев, готовились заранее. Они должны были зарекомендовать себя, подготовить масонские работы. Вполне возможно, что работы о декабристах и первая работа о дуэли Дантеса и Пушкина и были такими работами, которые позволили принять профана Щеголева в масонскую ложу. В 1907 году он – член ложи "Северная звезда".
Интересно, что в энциклопедиях ничего не говорится о происхождении П.Е. Щеголева. Из какой он семьи? Кто родители? Как смог деревенский парень попасть в университет?
Небезынтересно отметить эволюцию названия работы Щеголева: в 1905 году она называлась "Дуэль Пушкина и Дантеса", в 1916 году Дантес исчезает, а остается "Дуэль и смерть Пушкина". Щеголев пишет о группках и группировках в среде аристократии Петербурга того времени, но ни разу не упоминает масонов.
Близость Щеголева к правительству Керенского позволила ему заняться разбром дел Департамента полиции. Об этом упоминает историк русского масонства XX века Б.И. Николаевский в письме к масону и писателю Марку Алданову (Ландау) от 23 января 1931 года: "В здании Департамента полиции на Фонтанке летом 1918 года помещался архив Департамента полиции... Заведовал им тогда Щеголев, который готовил его к перевозке в Сенат. Перевозка состоялась в августе – сентябре".
Значит, начав работу в архиве Департамента полиции при масонском правительстве Керенского, Щеголев окончил её уже при большевиках. Здесь вопросов больше, чем ответов. Что значит "готовил к отправке"? Как происходила работа? Кто ему помогал? Интересовался ли Щеголев своим личным уголовным делом? В 1909 году он был осужден на три года, будучи издателем историко-революционного журнала "Былое".
Совершенно иную версию с архивом Департамента полиции, Третьего отделения и жандармерии рассказывает в своих воспоминаниях старейший сотрудник Пушкинского Дома литературовед Н.В.Измайлов. "В разгар Февральской революции 1917 года – 27 или 28 февраля ст. стиля – начался пожар в доме на углу Фонтанки и Пантелеймоновской улицы (ныне ул. Пестеля), где помещалось когда-то Третье отделение, а потом штаб корпуса жандармов. Причина пожара, конечно, – поджог. Это и понятно: много было людей, желавших уничтожения архива Департамента полиции со списками тайных агентов, ведомостями на жалованье филерам и прочими опасными для них документами. Но в том же здании хранился старый архив Третьего отделения и предшествовавших ему учреждений с начала ХIХ века – неоценимый, единственный в своем роде источник сведений по истории русской общественной мысли и освободительного движения, гибель которого была бы невосполнима.
Кто-то из друзей Пушкинского Дома, случайно став свидетелем разгрома и поджога Департамента полиции, быстро, к счастью, оценив положение, прибежал буквально – так как никакого транспорта в те дни не было – в Академию наук и сообщил о том, что видел, Н.А. Котляревскому и Б.Л. Модзалевскому. Те пошли к С.Ф. Ольденбургу, достали через него лошадей с санями – что в тот момент было очень нелегко, – созвали нескольких близких людей и все вместе отправились на место пожара. В экспедиции, кроме Н.А. Котляревского и Б.Л. Модзалевского, участвовали, насколько я могу припомнить из слышанных позднее рассказов, Л.К. Ильинский, А.С. Поляков, В.П. Семенников, А.А. Шилов и некоторые другие, которых я, к сожалению, не могу припомнить. Им помогали некоторые служащие Академии наук, студенты университета и проч. Вся эта "бригада" проникла в то крыло здания, где хранился исторический архив и куда пожар ещё не достиг, и стала вытаскивать во двор связки дел Третьего отделения. Их грузили на подводы и отправляли в Академию, где сложили сначала на лестнице, а потом перенесли в Большой конференц-зал.
Архив пробыл там около пяти лет и в 1922 году, когда Пушкинский Дом стал готовиться к переезду в собственное здание, был передан по принадлежности в Центрархив и вывезен в здание Сената".
Речь идет, безусловно, об одном и том же здании на Фонтанке, где размещался в 1917 году Департамент полиции. Какие дела попали Щеголеву, а какие оказались на пять лет в Пушкинском Доме, сказать невозможно. Если здание сгорело, то что там делал Щеголев летом 1918 года? Возможно, какие-то дела сохранились.
Совершенно неизвестно, как развивались взаимоотношения Щеголева с масонством до 1917 года и после октябрьского переворота. А это очень интересная тема!
Одним из первых, кто обратил внимание на масонский след в убийстве Пушкина, был писатель Юрий Плашевский. В 1983 году в № 4 журнала "Простор", издаваемого в Алма-Ате (Казахстан), он опубликовал статью под названием "О происхождении пасквильного "диплома". Проанализировав выражения "Кавалеры Большого креста", "командоры и рыцари светлейшего ордена", "собравшись в Великом Капитуле", автор пришел к выводу, что эта "фразеология устойчиво употреблялась в масонской среде не только в первой половине ХIХ века, она также устойчиво употребляется и поныне".
Именно Плашевский заметил, что на сургучной печати, которой был запечатан конверт, в центре имеется буква А, слева – циркуль, справа птица (возможно, пеликан), вверху – слезы и ограда, внизу – пальмовая ветвь. Плашевский убедительно доказал, что все это – масонская символика.
Справедливости ради следует отметить, что об участии масонов в травле и убийстве Пушкина писал в газетной статье в 1979 году Вадим Пигалев. Ему удалось – правда, без ссылки на источники – указать на связь семьи Дантеса с орденом тамплиеров (храмовников). "Жорж Дантес, – писал Пигалев, – был сыном крупного французского дельца-промышленника из Сульца, обладавшего замком, который ранее принадлежал ордену тамплиеров (храмовников). Замок достался семье не случайно. Дядя Дантеса был командором ордена тамплиеров".
Вполне возможно, что это направление исследования очень перспективно.
В июньском номере журнала "Огонек" опубликована статья Григория Хаита "По следам предвестника гибели", в которой автор уточняет местонахождение приемного места № 58, в которое 3 ноября 1836 года, было сдано письмо с анонимным дипломом, полученное Пушкиным и некоторыми его друзьями и знакомыми утром 4 ноября. Оказалось, что 58-е приемное место для писем находилось во втором почтовом округе столицы, обслуживавшем его центр. Фактически получается, что нет смысла искать место отправления письма, потому что его могли отправить далеко от своего места жительства.
Впрочем, место приемки письма можно искать и методом исключения. Нанести на карте сорок два известных приемных пункта и посмотреть, где в центре города остались места, пригодные для их организации, с учетом того, что "Положение о заведении городской почты в С. – Петербурге" от 27 октября 1830 года четко указывало на приоритетные места: "Лавки для сего избирать преимущественно те, кои находятся на перекрестках улиц и мостов по рекам и каналам".
Пасквильный диплом был вложен в двойной конверт, на верхнем конверте написано число 58. Добин, а за ним Плашевский и Хаит полагают, что это номер приемного места, где сдан конверт на городскую почту. Скорей всего, они правы, хотя в этом случае следует объяснить, кто же поставил число 58 на конверт. Хозяин лавки исключается. Он вообще к письмам не прикасается. 13 правил для исполнителей гласит, что "каждому приемному месту дается от почтамта лист на неделю по форме литеры А, в коем, при сдаче писем и билетов, сборщик отмечает собственною рукою число взятых писем и билетов и свое прозвание".
Доступ в ящик для писем имел только почтальон. Но и он никаких надписей на конвертах не делал. В его распоряжении находился жестяной жетон с номером приемного места, где он в конкретный момент находился и вскрывал ящик для приемки писем. Далее "письмоносец связывает письма шнурком, привешивая к ним жестяной номер приемного места, дабы письма одного приемного места не смешались с письмами других мест".
Когда письма попадают на почтамт, то специальный чиновник пересчитывает и заносит в ведомость (форма В), сколько писем получено с каждого приемного места. Именно он может ставить порядковое число на конверте.
Если подобные выводы верны, то исследование надписей на конверте не дает ровным счетом ничего. Если правы Добин, Плашевский и Хаит, то искать следует ведомости по форме А и В. Особенно интересна в этом отношении форма А, где указаны и номера приемных мест, и фамилия хозяина лавки.
Г. Хаит довольно небрежно отнесся к версии о принадлежности печати на конверте к одной из масонских лож Петербурга. "В последние годы, – отмечает Г. Хаит, – Ю. Плашевский в публикации в журнале "Простор" "О происхождении пасквильного диплома" утверждал, что печать (как и сам пасквиль) масонская и принадлежала, возможно, Великой ложе "Астреи", хотя во главе её стоял и друг поэта М.Ю. Виельгорский.
Старейший сотрудник Эрмитажа Иван Георгиевич Спасский, которому я в свое время показал фотографии оттисков этой печати, не признал здесь следов ни масонской, ни личной, ни служебной печати, настолько она перегружена символами".
В 2000 году к проблеме печати обратился О. Платонов. Он утверждал, что "Анализ описания печати позволяет с уверенностью сказать, что рисунок её составлен лицами, близкими к ордену и хорошо знакомыми с масонской символикой".
Конечно, дальнейшее изучение печати с точки зрения принадлежности её к одной из масонских лож имеет определенную научную перспективу. Для всестороннего рассмотрения этого вопроса следует точно знать: на всех ли письмах был оттиск печати с масонской символикой?
Очень важно установить, все ли письма были сданы в 58-е приемное отделение.
Пока это не будет установлено, делать окончательные выводы ещё рано. И совершенно невозможно делать вывод об отсутствии всякого заговора против Пушкина как отдельных лиц, так и тайных организаций.
А именно это и есть главное в творчестве Серены Витале. Е.З. Богданова (Гиссен) в докладе на международной научной конференции следующим образом оценила вклад С. Витале в пушкинистику: "Итальянская исследовательница восстает против "демонизации" Дантеса и Геккерна, отрицает причастность этих людей к анонимному пасквилю, как противоречащему их собственным интересам. Кроме того, С. Витале выступает против "канонизации" Н.Н. Гончаровой и решительно не согласна с мнением о существовавшем заговоре против поэта".
Современные тенденции в изучении творчества и жизни А.С. Пушкина лишний раз подтверждают, что заговор не только был, но он есть и сегодня.
Хитрость, с которой была организована отправка писем, может говорить о том, что работали профессионалы. Если Третье отделение "выпустило" своего агента Жоржа Дантеса на Пушкина, дабы дать императору возможность страстного и спокойного, без нервов, соития, с одной стороны, то, с другой стороны, Третье отделение и лично его начальник граф Александр Христофорович Бенкендорф направляет жандармов по ложному адресу, способствуя совершению убийства. Именно Третье отделение принимает активное участие в организации похорон Пушкина, в результате которых происходит подмена тела и в Михайловском захоранивают неизвестного. Итак, Третье отделение и его глава снабжают общество сведениями (слухами) о том, что Жорж Дантес теряет голову от любви к Н.Н., просит (умоляет!) будущего супруга (Ланского!) "покараулить", пока он насладится Н.Н.!
Не глупо.
Выгодно (государь остается в стороне).
Общественно значимо: когда подлинный любовник (царь!) "не оставляет" милостями вдову и детей – это слава, которая переживет и любовника и века (в пушкинистике)!
Ай да Николай Павлович!
Ай да Александр Христофорович!
Оба – молодцы!
От графа Г.А. Строганова, через П.Е. Щеголева и американского исследователя Уолтера Викери, протянулась единая нить к итальянке Серене Витале. Связующим её является положение о том, что барон Геккерн и барон Жорж Дантес – люди чести, они не могли участвовать ни в каких заговорах и интригах. Никакого заговора против Пушкина не было. Говорить о тайных обществах вообще смешно. Это судьба и скверный характер Пушкина уложили его в могилу. Только судьба не сможет организовать выстрел снайпера во время дуэли. Судьба не станет скрывать пулю в теле убитого. Судьба, конечно, не сможет заменить труп в гробу. Это могут только люди.
Одни люди организовали заговор и убийство поэта Александра Сергеевича Пушкина. Другие, через десятки лет, ссылаясь на любовь, судьбу и плохой характер поэта, продолжают извращать его трагическую жизнь.
Серена Витале решила заниматься биографией Пушкина. Легко попала в дом потомков Дантеса и легко получила доступ к семейному архиву.
Судьба? Нет! Ей могли это позволить только в том случае, если она согласна была озвучить точку зрения семьи Дантеса-Геккерна.
Она это сделала. Сознательно или нет. Ответить может только она сама.
Небезынтересна реакция на публикацию Серены Витале русских профессиональных пушкинистов, тех, кто всем обязан Александру Сергеевичу Пушкину: научной карьерой, известностью, деньгами, наконец. Они молчат, довольствуясь ролью сторонних наблюдателей. На наших глазах совершается подмена: жертва становится виновной, а преступники не только оправдываются, но и становятся жертвой неправого суда.
Серена Витале, определив основное направление будущих исследований биографии Пушкина, предлагает и российским пушкинистам присоединиться. "Из писем возникают тысячи других деталей, – пишет она, – тысячи подробностей, маленьких и больших, о которых я уже написала и о которых у русских исследователей ещё есть возможность написать".
Не нашлось сегодня ни одного пушкиниста, который бы назвал все своими именами и раскрыл заговор против Пушкина. Но ведь и в 1837 году не нашлось ни одного человека, дворянина, который бы, презрев запрет Пушкина не мстить за него Дантесу, вызвал бы последнего или барона Геккерна и отстрелил ему башку.
Молчаливое "одобрямс!" свидетельствует о неблагополучном положении русской пушкинистики. Особенно волнует положение дел в Институте русской литературы (Пушкинский Дом).
О ненормальном положении в Пушкинском Доме в резкой форме пишет академик Юрий Константинович Бегунов в книге "Тайные силы в истории России". Факты, приведенные им, подтверждают живучесть заговора против Пушкина.
"В результате, – пишет Бегунов, – масоны Сороса в Институте русской литературы (Пушкинском Доме) Российской Академии наук через Игоря Владимировича Немировского командуют дирекцией института, побуждая директора, профессора Николая Николаевича Скатова выгнать 30 ученых докторов наук с работы якобы как "бездельников". Можно возразить, что сам Бегунов уволен с работы в Пушкинском Доме в апреле 1996 года и является стороной пострадавшей. Хорошо, пускай увольняют кого хотят, но как быть с фактами использования рукописных фондов Пушкинского Дома для передачи иностранным исследователям? "...Масоны овладели и "разрабатывают" ценнейший и богатейший архив (рукописный отдел Пушкинского Дома – свыше 1000 фондов, миллионы единиц рукописей). Больше года в Пушкинском Доме тайно работал фотограф, снимая для дирекции ценнейшие неопубликованные рукописи архива на цветную пленку с тем, чтобы дирекция передавала эти снимки клиентам фонда Сороса на Западе. За эту работу фотограф получил доллары. Не российские благодетели, а принц Чарлз Английский дает фунты на издание томов рукописей Пушкина".
Говорят, что в Пушкинском Доме существует масонская ложа "Александр Пушкин". Интересно, что одновременно возникла ложа "Александр Пушкин" в Министерстве обороны РФ. Олег Платонов пишет по этому поводу следующее: "В 1992 – 1996 годах несколько лож шотландского ритуала образовались в армии и во внутренних войсках (достоверно известно о существовании двух). Состоят они преимущественно из среднего и высшего офицерства. По некоторым данным, с середины 90-х годов функционирует масонская ложа, тесно связанная с ассоциацией "А.С. Пушкин", состоящая из офицеров Министерства обороны и Генерального штаба.
Проявляет интерес к Пушкинскому Дому и Мальтийский орден. По данным О. Платонова, в Петербурге действует, кроме католического Мальтийского ордена, ещё и православный Мальтийский орден, "основанный архиепископом Макариосом. Управляется орден из Лондона и пользуется поддержкой богатых греко-масонов в США. По данным печати, в его петербургский филиал входят интеллектуалы из Пушкинского Дома и университета; резиденция находится в Старой Деревне. Одно время "православные мальтийцы" претендовали даже на Зеленецкий монастырь под Волховом".
Трижды за последние двести лет появлялись в России масонские ложи. Все три раза источником их была Франция. Современные масоны и ложи появились в России в конце правления Михаила Горбачева. В апреле 1990 года на пресс-конференции глава ордена "Великий Восток Франции" Ж.Р. Рагаш сообщил, что в России уже существуют отдельные лица, принятые в "Великий Восток Франции".
"По словам Рагаша, он сначала установил контакт с первым секретарем посольства Российской Федерации в Париже Юрием Рубинским. Тот сказал, что возродить масонство в бывшем Советском Союзе теперь вполне возможно, хотя и не без сопротивления со стороны общественности".
Фамилия Рубинский где-то мне уже встречалась. Вспомнил, что в журнале "Вопросы истории" (1976. № 9) была опубликована статья Ю.И. Рубинского "Масоны во Франции. (Вчера и сегодня)". Научный интерес Ю.И. Рубинского совпал с практической деятельностью. Еще до визита Ж.Р. Рагаша Рубинский стал членом "Великого Востока Франции" (1990 г.).
Четырнадцать лет потребовалось советскому, потом российскому дипломату, чтобы пройти путь от профана до члена ложи. Он не был одинок. Его непосредственный начальник, посол во Франции Ю.А. Рыжов, вошел в ложу "Великий Восток Франции".
Пушкинистика превратилась в политику и поле идеологической борьбы. Достаточно вспомнить праздник ряженых во время 200-летия со дня рождения поэта. После того как бывший президент РФ Б.Н. Ельцин твердо объяснил общественности, что "Пушкин – наше все", события понеслись вскачь: миллиарды рублей брошены на организацию народного ликования; политики практически всех рангов стали пушкинистами.
Но, если говорить честно, народ, как и сто лет назад, когда с помпой праздновали 100-летие со дня рождения поэта, стоял в стороне.
Все напоминало языческий обряд – Пушкина ели, пили, им закусывали, использовали как гигиеническую прокладку.
В 1899 году очевидец сообщал, что, когда крестьян, пришедших в Михайловское, спросили, зачем они пришли, те бодро ответили: "Говорят, землю бесплатно давать будут".
Не дали ни тогда, ни теперь. До Пушкина никому дела не было. Каждый рекламировал сам себя на фоне Пушкина.
Это и есть один из результатов заговора, в котором невольную роль играют профессиональные пушкинисты.
Письмо от Пушкина
В этот раз находка сама пришла ко мне вместе со старым ящиком из картона, доверху набитым переплетным материалом: корешками книг, наклейками книжных магазинов Петербурга, Парижа, Лейпцига...
Особенно нравились мне роскошные обложки. Пальцы тянулись к тонкой коже, покрытой затейливым золотым орнаментом.
Ящик этот принадлежал старому харьковскому собирателю, который на старости лет решил покинуть Харьков и переселиться в США, где жил его сын.
До сих пор не могу понять, как он мог оставить свою библиотеку! Каталог редких изданий XVIII и XIX веков с пометками о проданных книгах остался у меня.
Кое-что я приобрел из книг по истории России, изданных Н.И. Новиковым, и книг пушкинской поры.
Когда распродажа окончилась, мне через посредника предложили приобрести переплетный материал, доставшийся от неизвестного московского переплетчика.
Я согласился. Скоро ящик оказался у меня на холодильнике, где стоит и по сей день. Некоторые обложки я использовал, если попадалась книга без обложки. Необыкновенно приятно было смотреть на книгу, вчера ещё выглядевшую жалко и бесприютно, а теперь получившую форму, достойную её содержания и почтенного возраста.
Перебирая обложки в поисках подходящей, я обратил внимание на одну, из которой выглядывали какие-то листки. Протянул руку, а сердце уже билось чаще, предчувствуя находку.
Развернул и встретился глазами с внимательным взглядом Александра Пушкина. На подлинной бумаге начала XIX века отпечатана известная гравюра Егора Ивановича Гейтмана, изображающая мальчика Пушкина. Задумчивый взгляд, курчавые волосы, правая рука тыльной частью кулака подпирает лицо – вот широко известные детали гравюры.
Десятки раз я видел воспроизведение этой гравюры, но держать в руках оттиск на бумаге той поры – это нечто иное. Волнующее, волшебное ощущение подлинности, которое ломает барьеры времени, и тогда понимаешь, что время, как и море, не столько разъединяет, сколько соединяет людей и события, расположенные на разных концах Вчера и Сегодня.
В 1822 году Н.И. Гнедич – издатель поэмы Пушкина "Кавказский пленник" – решил поместить в книге портрет автора. Современного портрета не нашлось, тогда решили поместить гравированный портрет Пушкина в детстве.
Гнедич попытался объяснить читателям появление в книге портрета следующим образом: "Издатели присовокупляют портрет Автора, в молодости с него рисованный. Они думают, что приятно сохранить юные черты Поэта, которого первые произведения ознаменованы даром необыкновенным".
Пушкин ко времени выхода поэмы (август 1822 г.) находился в Кишиневе. Портрет ему не понравился, хотя он проявил не очень свойственный ему в молодости такт. 27 сентября в письме к Гнедичу А.С. Пушкин писал: "Александр Пушкин мастерски литографирован, но не знаю, похож ли, примечание издателей очень лестно – не знаю, справедливо ли".
Отдал должное мастерству художника, правда спутав гравюру с литографией, сделал реверанс в сторону издателей, но в следующем издании поэмы просил портрет не помещать.
Произошла поразительная вещь: портрет, который был далек от оригинала, признали единственно возможным изображением Пушкина. Если когда-либо будет найден портрет юного Саши Пушкина, то доказать его сходство с Пушкиным будет весьма сложно.
Судя по филиграни, гравер использовал бумагу западноевропейского производства размером 310 i 180 мм, так называемую Beehive, широко применявшуюся в России в XVIII и начале XIX столетия.
Бумага хорошего качества, не утратившая белизны и через двести лет.
Подобной бумагой Пушкин никогда не пользовался. Ее нет в списке бумаги, которая встречается в его рукописях или письмах. В быту и творчестве А.С. Пушкин использовал бумагу 258 сортов.
До сих пор неясно, кто же был автором портрета. Большинство ученых полагают, что автором портрета Пушкина-лицеиста был его учитель рисования С.Г. Чириков. Одновременно на авторство претендуют Орест Кипренский и Карл Брюллов.
Твердо установлено одно: это не Пушкин. Но сила привычки велика, почти непобедима. Издатели продолжают помещать в книгах гравюру Гейтмана, невольно выдавая её за подлинное изображение Пушкина в юности.
Что удивляться, если и сегодня мы не знаем, как выглядел Пушкин в зрелом возрасте. Достаточно сравнить портреты Пушкина 1826 года работы художника Иосифа Иосифовича Вивьена (полное имя Иосиф Евстафий Вивьен де Шатобрен) и портреты В.А. Тропинина и Ореста Кипренского, датируемые 1827 годом, чтоб понять, что проблема здесь есть. Наличие её подвигло современные компьютеризированные умы изготовить подлинное изображение Пушкина с помощью современной компьютерной техники. Скрупулезно собрав все имеющиеся в распоряжении ученых портреты Пушкина, они ввели все данные в компьютер, который добросовестно выдал некоего усредненного Пушкина. Попытка компьютеризировать изображение Пушкина окончилась неудачей.
Рассматривая листок с портретом, я заметил, что под ним лежит лист иного формата, сложенный вдвое. Развернул. Это было письмо на сероватой бумаге, написанное по-французски.
Мысли мои были заняты портретом. Интуиция спала, убаюканная радостью неожиданной находки. Я отложил письмо в папку, надписав на обложке: "Письмо. Французский язык". Отложил и забыл на целых три года.
Случай напомнил мне о нем.
В начале августа 2001 года я познакомился с библиотекарем Русского Дома в Париже Татьяной Анатольевной Дога. Познакомила нас Светлана Анатольевна Бахтина. Она позвонила и сказала, что из Парижа приехала женщина, которая лично знакома с потомком соученика А.С. Пушкина по Царскосельскому лицею Константина Карловича Данзаса, ставшего 27 января 1837 года секундантом Пушкина на дуэли с Жоржем Дантесом.
И тут я вспомнил о письме. Смахнув пыль, уложил папку в портфель и поехал в управление культуры, где в то время работала Бахтина.
Уже через двадцать минут я сидел в тесной комнатке на четвертом этаже Госпрома1, слушая рассказ Татьяны Анатольевны о Русском Доме в Париже, его библиотеке, и ожидал момента, когда можно будет показать письмо и попросить его перевести.
Скоро момент настал. Она переводила прямо с листа, а я понимал, что у меня три года пролежало письмо А.С. Пушкина барону Геккерну от 26 января 1837 года.
На следующий день после его получения состоялась дуэль. Оскорбили барона Якоба Геккерна, а вызов прислал храбрый Дантес.
Неужели любящий барон Геккерн мог согласиться рискнуть жизнью горячо любимого сына-любовника? Нет, никогда! Они были готовы к дуэли. Они знали: дуэль – видимость. Реальность – спланированное убийство А.С. Пушкина.
Операция готовилась два месяца, начиная с того момента, когда Пушкин 21 ноября 1836 года написал, но не отослал письмо барону Геккерну и письмо графу А.Х. Бенкендорфу.
На письме от 21 ноября 1836 года адресат не указан, поэтому вполне естественно, что возникла версия, будто письмо предназначалось не графу Бенкендорфу, а министру иностранных дел графу Нессельроде.
В последнее время её в сжатой форме изложил В.В. Кожинов. Вот что он писал: "Общеизвестно письмо Пушкина к некоему графу, написанное 21 ноября 1836 г. по поводу "диплома". В свое время Щеголев по всему смыслу и самому тону письма совершенно верно определил, что этим графом был Нессельроде. Но вскоре сам же Щеголев установил, что 23 ноября Николай I принял Пушкина и графа Бенкендорфа; исходя из этого, исследователь пришел к выводу, что упомянутое письмо было направлено Бенкендорфу, который и устроил Пушкину прием у царя. Однако впоследствии стало известно, что поэт вообще не отправил указанного письма. Тем не менее оно и поныне считается – вопреки всякой логике – письмом к Бенкендорфу.
До нас дошло более 50 пушкинских писем Бенкендорфу, но они выдержаны совершенно в ином тоне".
В.В. Кожинов вспомнил о возможном получателе пушкинского письма потому, что это могло аргументировать его вывод о том, что организатором создания анонимных пасквилей был именно граф К.В. Нессельроде, а исполнителем – дипломат, ближайший помощник министра иностранных дел в 1829 – 1830 годах Ф.И. Брунов.
Иногда его фамилия пишется с двумя "н". Имя Бруннова названо в 1927 году Георгием Васильевичем Чичериным в письме его П.Е.Щеголеву. Чичерин полагал, что почерк Бруннова "разительно похож на почерк лица, написавшего "диплом".
Боюсь, что уверенности Г.В. Чичерина в тождестве почерков Ф.И. Брунова и исполнителя "диплома" недостаточно. Нужна тщательная почерковедческая экспертиза.
Каков же мотив у Бруннова для участия в этой авантюре? Кожинов полагает, что мотив достаточен – у Бруннова с Пушкиным были столкновения в бытность обоих в Одессе. Но сам Пушкин никогда об этом не упоминал. Единственный раз фамилия Бруннов (в искаженной форме – Брюнов) упоминается в его дневнике 7 апреля 1834 года по поводу запрещения газеты "Московский телеграф".
Согласно "Летописи жизни и творчества Александра Пушкина", поэт познакомился с Ф.И. Брунновым или 4 августа 1823 года или 31 июля 1824 года. Ни о каких столкновениях между ними не упоминается. В примечаниях к "Дневнику А.С. Пушкина (1833 – 1835 гг.)" со ссылкой на "Русский архив" за 1866 год вскользь упоминается, что Бруннов Филипп Иванович "в 20-х годах проживал в Одессе, состоя при графе Воронцове в качестве дипломатического чиновника: здесь, вероятно, с ним познакомился и Пушкин, у которого было с ним даже какое-то столкновение".
