Текст книги "Медовый месяц императора"
Автор книги: Александр Зихунов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Зихунов Александр Николаевич
Медовый месяц императора
Александр Николаевич Зихунов
Медовый месяц императора
От редакции
Автор предположил (и попытался обосновать): во главе заговора против Пушкина стоял Бенкендорф, который исполнял волю императора; в Пушкина стрелял не Дантес, а снайпер, а потому смерть поэта была предрешена.
Дуэль. Первым стреляет Дантес. Пушкин, падая, произносит по-французски: "Мне кажется,что у меня раздроблена ляжка". Ляжка – это верхняя часть ноги, бедро. Доктор Шольц записывает: "Больной громко и ясно спрашивал меня: "Что вы думаете о моей ране; я чувствовал при выстреле сильный удар в бок, и горячо стрельнуло в поясницу".
А.И. Тургенев записывает: "Геккерн попал Пушкину прямо в живот, пуля прошла все тело; но остановилась за кожей, так, что доктора могли её ощупать".
А вот мнение (это из военно-судного дела) начальника кирасирской дивизии графа Апраксина: "...Пушкин получил смертельную рану в грудь..."
Из протокола вскрытия тела А.С. Пушкина (вскрытие проводил В.И. Даль): "Пуля вошла в двух дюймах (4,5 см. – Ред.) от верхней передней оконечности правой чресельной (чресло – поясница, бедра. – Ред.) кости и прошла косвенно или дугою внутри большого таза сверху вниз до крестцовой кости (крестец – место соединения костей таза с позвоночником. – Ред.)
Еще из В.И. Даля: "...Раздробления подвздошной, в особенности крестцовой кости неисцелимы..."
И снова В.И. Даль: Пушкин стоял (по отношению к Дантесу) правым боком. Пуля вошла сверху вниз. В 4,6 см от верхнего края подвздошной кости. При вскрытии обнаружены мелкие осколки кости. Пуля засела в крестце.
Патологоанатом с 42-хлетним стажем, заведующий отделом медицинской криминалистики Российского центра судебно-медицинской экспертизы МЗ РФ, эксперт высшей категории Ю. Артамонов отмечает "странность" заключения В. Даля. Так нет точной локализации входного пулевого отверстия; не описаны ход и направление раневого начала; не указано место расположения пули. И главное – при пулевых повреждениях обычно нет полного раздробления подвздошной кости и крестца, как правило, есть сквозное или слепые локальные ранения. Причиной смерти, по мнению эксперта, явилось воспаление брюшины, перитонит, обусловленный попаданием инфекции в брюшную полость из поврежденного кишечника. Странность: В. Даль пишет о повреждении бедренной вены и некотором кровотечении. Ю. Артамонов утверждает, что в этом случае поэт должен был умереть через несколько часов от кровопотери, а Пушкин живет ещё несколько дней. И последнее: сомнительно, чтобы пистолетная пуля смогла пробить подвздошную кость – слабоват заряд, а вот ружейная...
Что следует из вышеизложенного?
Стреляли в спину?
Вряд ли...
Стрелял Дантес?
Вряд ли...
Может, увидев взмах шляпой, Дантес синхронизировал свой выстрел (в сторону, разумеется) с выстрелом снайпера-убийцы?
Почему нет? Это похоже на правду. Во-первых, Дантес военный человек и стрелял в своей жизни достаточно часто и, несомненно, умело. Во-вторых, возможно, такова была его предварительная договоренность с "антипушкинской" стороной?
Во всяком случае, проверить все это (авторские предположения и те, на которые наводят тексты Даля, Шольца и других) можно одним-единственным способом: вскрыть могилу Пушкина (?) и подвергнуть останки экспертизе на предмет идентификации. Обнаружить пулю и провести баллистическую экспертизу: ружейная ли она, а если пистолетная, то из пистолета ли Дантеса была выпущена? Необходимо бесстрастно изучить все обстоятельства, связанные с дуэлью А.С. Пушкина и Ж. Дантеса. В частности: возможен ли вывод о том, что общество инспирировалось сведениями о любви Дантеса к Натилии Николаевне Пушкиной и тем самым вуалировалась её связь с императором Николаем I? Необходимо проверить всю документацию Третьего отделения по этому делу – может быть, существует документ, подтверждающий вербовку Дантеса и его участие в специальной операции Третьего отделения и Бенкендорфа против А.С. Пушкина.
Смеем предположить, что все рассказанное автором противоречит тому хрестоматийному образу великого поэта, который сложился в нашем массовом сознании.
Казалось бы, о Пушкине мы знаем все. Он гений русской (и мировой!) поэзии и словесности; он убит на дуэли "искателем счастья и чинов"; он защищал свою честь и честь той, кого называл "чистейшей прелести чистейший образец".
Что же произошло на самом деле – с точки зрения автора?
От автора
Люблю писать предисловие. Оно необходимо не только читателю, но и автору, дабы понять, что же такое он сотворил. Что есть его книга и как она возникла?
Лет двадцать назад мой старший брат, Виктор Зинухов, получив заказ на художественное оформление станции "Пушкинская" в городе Харькове, обратился ко мне за помощью.
– Что ты знаешь о Пушкине? – спросил он.
Оказалось, ничего, что выходило бы за рамки канонической биографии поэта, которая, как оказалось впоследствии, не только представляет факты этой самой биографии в искаженном виде, но искажает и весь облик поэта.
Оказалось, мы не знаем даже, как в точности выглядел Александр Пушкин. Закройте глаза и скажите: "Пушкин..." Воображение услужливо воспроизведет точную копию памятника, что стоит на Пушкинской площади в Москве. Средних лет мужчина, чуть выше среднего роста, стройный и подтянутый, задумчиво смотрит под ноги. В руке шляпа-цилиндр.
Пушкин не был высок и строен. Он – низкоросл и склонен к полноте. Лицом нехорош, а в ярости безобразен, и только мысль и вдохновение резко меняли его облик. К тридцати годам его роскошные курчавые волосы поредели, отчетливо стали видны залысины. Он резко постарел. Возможно, это следствие перенесенных заболеваний, в том числе и венерических.
Могут возразить: какое, мол, нам дело до его заболеваний, когда есть его гениальные произведения! Это справедливо, но только отчасти. Невозможно понять произведение в отрыве от его создателя. Поэтому нам, читателям, важно знать, кем написано то или иное произведение и каков был его автор: как выглядел, как одевался, был ли женат, какие женщины его любили и кого любил он.
И мы ищем его, как искал греческий философ Диоген, в его творениях, в его буднях, в сорвавшихся с языка грубостях и признаниях.
Процесс создания художественного произведения – загадка, которую необходимо разгадать. Как это происходит? Как, отдав весь день и часть ночи игре в карты, танцам, вину, веселью, возвращается далеко за полночь домой камер-юнкер Александр Пушкин?
Что думает и чувствует он? Доволен ли собой?
В карете темно. Он ощущает плечом тело сидящей рядом жены, искоса бросает взгляд на её лицо, освещенное редкими уличными фонарями.
Мгновение. Свет, поиграв с тенью, ускользает, и он чувствует, что эта женщина тоже ускользает от него, а с нею и жизнь. Это бесит его, а тут нерасторопный швейцар долго не открывает дверь. Короткий и резкий толчок правой рукой в заспанное, круглое и тупое лицо заставляет привратника шевелиться быстрее. Становится чуть легче. Пушкин спешит к себе в кабинет, где в любое время года приказывает жарко топить печь. Раздевается догола и бросается в постель. В эксгибиционистском потном блаженстве. Наступает час Блаженства.
Теперь весь мир, весь с присвистом сопящий во сне Петербург, вся империя, сам император и даже его сластолюбивые или батальные сны зависят только от него, маленького человека с прескверным характером, дыркой в кармане и зловещим "арапским" профилем.
Они думают, что это Они – цари, жандармы, министры – могут им управлять, а все наоборот.
Он – бедный поэт – заставляет всемогущих правителей выполнять его волю. Можно сказать, что он создает их и умерщвляет. Они живут в его произведениях, которые со временем начинают влиять на мир реальный, и он изменяется, распадается, рушится, чтоб затем вновь восстать – в ином качестве и иной форме.
Это влияние ощущается и сегодня. Оно – формообразующий принцип данной книги. Не сборника статей, а книги, охватывающей основные узелки биографии Александра Пушкина, стянутые воедино желанием проломиться через частокол косности, идеологических и карьерных выгод к живому, настоящему Александру Сергеевичу Пушкину.
Сколько лжи и глупости сказано по поводу дуэли камер-юнкера Пушкина и кавалергарда Жоржа Дантеса-Геккерна. Не моря – бездонные и безнадежные, как академическая пушкинистика, – болота.
Приватизировав, монополизировав доступ к письменным источникам, клан пушкинистов требует от любого исследователя, трактующего события дуэли отлично от официальной точки зрения, предоставить документ, за подписью А.Х. Бенкендорфа, Ж. Дантеса и барона Геккерна, о том, что убийство поэта Пушкина осуществлено и организовано ими самими. А ещё лучше, если Романов оставит для потомков отчет с точным указанием, когда, как и где спал с женой А.С. Пушкина, Натальей Пушкиной, урожденной Гончаровой!
Второй муж Натальи Николаевны, генерал П.П. Ланской, пусть предъявит ученым мужам справку от командира кавалергардов, что именно он стоял на страже, пока Жорж Дантес, притворялся влюбленным, и вроде бы пытался обольстить Наталью Николаевну.
Надежда найти все объясняющий документ смешна. Вопрос следует ставить в иной плоскости. Следователь, ведущий дело об убийстве, прежде всего обращает внимание на вещественные доказательства. Нужно побеспокоиться, сохранить и приобщить их к делу, на которое, на мой взгляд, термин "срок давности" не распространяется. Не путаные воспоминания Данзаса и других свидетелей следует бесконечно мусолить, а доставить, наконец, в Россию оружие преступления – пистолеты, что хранятся в частном Музее почты во Франции. Кстати, они уже были в России и довольно долго экспонировались на выставке, но никто не озаботился сделать баллистическую экспертизу оружия.
Пулю, убившую Пушкина, привозить или выкупать не нужно. Она находится, если верить врачу В.И. Далю, в останках покойного поэта. Дело за малым. Следует её извлечь и приобщить к делу.
Пуля может решить все проблемы. Но её боятся, укрепляя этим версию, что её в могиле Пушкина нет, а следовательно, Пушкин не похоронен в Михайловском.
Круг подозреваемых очерчен довольно четко. Исполнитель первостепенного значения для следствия не имеет. Дело вполне перспективное, только никто не хочет его возбуждать. Между тем это вопрос не Зинухова. Это вопрос государственный, и решать его следует на правительственном уровне. Выводы, сделанные в книге, могут послужить базой для начала расследования. Расследования, которое может иметь значительный общественный резонанс.
Одновременно достоянием общественности может стать неблагополучное положение дел, сложившееся в науке о жизни и творчестве Пушкина пушкинистике. Ни обилие издаваемых книг, ни специальные периодические пушкинские издания, существующие десятки лет, не могут скрыть факта застоя в российской науке о поэте. Понадобилось привлечь зарубежных пушкинистов. Так возникла книга Серены Витале "Пуговица Пушкина", в которой на основании сомнительных писем Дантеса к барону Луи Геккерну делается вывод об отсутствии заговора против Пушкина. Под громкие аплодисменты местных пушкинистов, на основании ксерокопированных документов автор пытается вывести барона Геккерна и барона Жоржа Дантеса из этого "дела".
Виновным получается, таким образом, сам Пушкин. Он жертва обстоятельств, плохого воспитания и излишнего темперамента.
Вера исследователей в точность рукописных материалов, особенно если речь идет об автографах Пушкина, поразительно велика. Найденные в Харькове копии писем А.С. Пушкина позволили подробнее изучить подлинность пушкинских автографов. Как сообщили мне эксперты-почерковеды, из трех, считавшихся безусловно написанных Пушкиным писем, представленных мною на экспертизу в виде сканированных копий, одно написано не Пушкиным, а в другом имеются вставки, вписанные иным почерком, но "под Пушкина".
Следует подумать о возможности фабрикации пушкинских автографов. На первый взгляд, письмо Пушкина к барону Геккерну от 26 марта 1837 года, найденное мною в Харькове, написано почерком А.С. Пушкина, но ученые уверяют, что это всего лишь копия.
Возникает вопрос: не фабриковались ли письма А.С. Пушкина уже при его жизни? Проще всего дать отрицательный ответ. Но он не уберет сомнений. Следует, может быть, пойти на тяжелую, гигантскую работу и сделать полную экспертизу всех пушкинских автографов, хранящихся в фондах Пушкинского Дома (ИРЛИ) и других хранилищах. Результатом такой работы могло бы стать полное издание всех пушкинских автографов, а также копий и подделок "под Пушкина".
Эта книга – первая попытка показать, что подлинная биография А.С. Пушкина ещё не написана.
Медовый месяц императора
Младшая дочь Александра Сергеевича Пушкина, Наталья Александровна, родилась 23 мая 1836 года. До дня рождения Пушкина оставалось три дня, до дня смерти поэта – девять месяцев.
Наталья Александровна отца не знала и помнить не могла.
Александр Сергеевич, очень любивший своих детей, к младшей дочери относился прохладно. В его письмах до 1836 года постоянно упоминаются дети. "У Маши прорезался зуб, а у Саши нет. Теперь за Сашкой дело", – пишет он 26 мая 1834 года. Ничего подобного не замечено в отношении младшей дочери. Только два раза говорит он о ней: в письме к матери жены, сообщая о рождении, и в письме к другу, П.В. Нащокину, 27 мая 1836 года. "Я приехал к себе на дачу, – пишет Пушкин, – 23-го в полночь, и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда".
Казалось бы, именно младшая должна вызывать у отца особенно теплые чувства. Но нет. К осени он становится все суше и холодней. Когда Сергей Львович Пушкин спрашивает о детях, то Александр Сергеевич не хочет воспользоваться случаем и описать младшую дочь, рассказав о тех изменениях, что произошли за последнее время.
"Вы спрашиваете у меня новостей о Натали и детворе. Слава богу, все здоровы". Это все. Очень сухо и предельно лаконично.
В основе его более чем прохладного отношения к младшей дочери подозрение и ревность. Ревность поселилась в доме с самого начала семейной жизни, причем ревность взаимная, но если Пушкин ревнует горячо и быстро отходит, то Наталья Николаевна действует методично и жестоко.
Очень жаль, что не сохранились её письма к мужу. После смерти поэта они оказались в руках Жуковского, который обнаружил их 8 февраля 1837 года во время разбора пушкинских бумаг. Узнав об этом, мадам Пушкина, настойчиво требует их обратно. В "Описи бумаг покойного камер-юнкера Александра Сергеевича Пушкина" под № 41 значится: "Письма госпожи Пушкиной. Отданы госпоже Пушкиной". В графе "куда отданы" записано: "Вручены г-ну действительному статскому советнику Жуковскому". Если Жуковский передал письма Наталье Николаевне, то, вероятно, они сразу же были уничтожены. Ей было что скрывать. Особенной сентиментальностью Наталья Николаевна не отличалась, и никакого культа Пушкина в семье не было. После его смерти она раздарила друзьям и знакомым его личные вещи. К рукописям отнеслась небрежно. Сегодня мы осуждаем власти, которые опечатали бумаги покойного, но не сделай они этого, все бумаги могли бы пропасть. Пушкин отмечал некоторую жестокость восемнадцатилетней невесты ещё в 1830 году, за три месяца до женитьбы. Письмо князю Вяземскому от 5 ноября 1830 года: "Отправляюсь, мой милый, в зачумленную Москву, получив известие, что невеста её не покидала. Что у ней за сердце! Твердою дубовою корой, тройным булатом грудь ея вооружена, как у Горациева мореплавателя. Она мне пишет очень милое, хотя бестемпераментное письмо".
Откуда взяться темпераменту? Холодность и жестокость – семейная черта. Сама Наталья Николаевна писала: "...Только Бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца". Пушкин доступа к ключу не имел. Наталья Николаевна не любила мужа. Он это знал. В письмах к её матери писал, что надеется со временем заслужить её любовь. Напрасные надежды. Можно удивиться: как это не любить Пушкина! Мы любим поэта и убеждены, что его ближние тоже обязаны любить его, забывая, что поэзия – это одно, а личная, семейная жизнь другое.
Что-то тянуло Пушкина к подобным женщинам. Не один раз больно расшибался он о их ледяную холодность.
Из "Евгения Онегина":
Я знал красавиц недоступных,
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума;
Дивился я их спеси медной,
И, признаюсь, от них бежал,
И, мнится, с ужасом читал
Над их бровями надпись ада:
Оставь надежду навсегда.
Попытка бежать, спастись обречена на неудачу. Проходит время, и его снова тянет к их адскому холоду. В Москве на балу его знакомят с юной красавицей Наташей Гончаровой. Он покорен.
Брат его, Лев Сергеевич Пушкин, пишет по этому поводу весьма удачные стихи:
Он прикован,
Очарован,
Он совсем огончарован.
Стихи настолько понравились дяде Пушкина, Василию Львовичу, что он в письме к князю П.А. Вяземскому с удовольствием смакует три слова на "О": "Александр женится. Он околдован, очарован, огончарован".
Марина Цветаева, со свойственной ей нервной точностью, отмечала непреодолимую силу, соединившую несоединимое: "Пара по силе, идущей в разные стороны, хотелось бы сказать: пара друг от друга. Пара – врозь". И еще: "Наталья Гончарова просто роковая женщина, то пустое место, к которому стягиваются, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти. Смертоносное место".
Поразительно, что Пушкин, обладая пророческим даром, не заметил или не захотел замечать "над бровями надпись ада" у юной красавицы. Он не может бежать. С какой-то трагической обреченностью он признается в письме к сестре: "Боюсь, Ольга, за себя, а на мою Наташу не могу иногда смотреть без слез; едва ли мы будем счастливы, и свадьба наша, чувствую, к добру не приведет. Сам виноват кругом и около: из головы мне выпало вон не венчаться 18 февраля, а вспомнил об этом поздно – в ту минуту, когда нас водили уже вокруг аналоя".
Во время венчания с аналоя падали крест и евангелие, гасли свечи, сея в душе жениха суеверный страх.
К слову, у матери новобрачной разбивается зеркало. Наталья Ивановна пророчески восклицает: "Добра не будет!"
Если мысленно сбросить со счетов истории тридцать лет со дня дуэли и заглянуть в такой же морозный день 27 января 1807 года, когда в церкви Зимнего дворца в Петербурге стояли перед аналоем Николай Афанасьевич Гончаров, наследник некогда богатейшего рода, и девица Наталья Ивановна Загряжская, незаконнорожденная дочь Ивана Загряжского, то действительно поверишь в мистическое совпадение. От этого брака в августе 1812 года родится девочка Наталья Гончарова; смертоносная для Пушкина девочка. Тридцать лет зрела трагедия Пушкина. День в день. Уже 27 января 1807 года была отлита та пуля, которая, преодолев временной отрезок длиной в тридцать лет, смертельно ранит поэта1.
Жизнь молодоженов в Москве не заладилась. Причин две: мать жены Наталья Ивановна – женщина пьющая и ведущая настолько свободный образ жизни, что не считает нужным скрывать от окружающих своих интимных отношений с крепостными мужиками. Кроме того, Гончаровы в долгу перед Пушкиным – он дал в долг, который ему так и не вернули, одиннадцать тысяч рублей на приданое Наталье. Вторая причина – сложности на сексуальной почве, возникшие между молодоженами. Судя по всему, это проблема сексуальной несовместимости. Этот момент первым заметил Григорий Климов. Он писал: "...хотя Наталья Гончарова за четыре года с 1832 по 1836, родила Пушкину 4-х детей, но в интимной жизни она была фригидной, то есть импотентной".
О, как мучительно тобою счастлив я!
Когда, склонясь на долгие моленья,
Ты предаешься мне нежна, без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему,
И разгораешься потом все боле, боле
И делишь, наконец, мой пламень поневоле.
Нет упоенья, но есть стыдливая холодность, а заканчивается все сексуальным насилием и четырьмя детьми. И у всех проблемы, кроме последней, младшей Натальи. Этот здоровый ребенок через полтора десятка лет превратится в очень красивую девушку, во внешности которой, впрочем, не было заметно никаких черт отца.
Ежегодные роды подорвали здоровье Натальи Николаевны. Следует отметить, что трое детей Пушкина родились в мае, и только сын Александр – в июле. Но Пушкина это не останавливает, кажется, что именно так он мстит и несколько успокаивает свою ревность. Только раз возник небольшой перерыв между родами, когда у Натальи Николаевны случился выкидыш. Было это в самом начале марта 1834 года. Пушкины пришли на бал, один из последних в танцевальном сезоне столицы. Пушкин описал это событие в письме к другу П.В. Нащокину: "Вообрази, что жена моя на днях чуть не умерла. Нынешняя зима была ужасно изобилована балами. На масленице танцевали уж два раза в день. Наконец настало последнее воскресенье перед великим постом. Думаю, слава богу! Балы с плеч долой. Жена во дворе. Вдруг смотрю – с ней делается дурно – я увожу её, и она, приехав домой, выкидывает".
Шок, который испытала при этом Наталья Николаевна, совсем отдалил её от мужа. Она мстит ему по-своему. Когда Пушкин находится в отъезде, то или совсем не пишет ему, или письма её полны упреков в супружеской неверности. Поскольку самих писем нет, то о содержании можно догадаться из ответов Пушкина.
Сентябрь 1832 года: "Грех тебе меня подозревать в неверности тебе".
Август 1833 года: "Вельяшева, мною некогда воспетая, живет здесь в соседстве, но я к ней не поеду, зная, что тебе было бы это не по сердцу..."
Сентябрь 1833 года: "...как я хорошо себя веду! Как ты была бы мною довольна! За барышнями не ухаживаю, смотрительшей не щиплю, с калмычками не кокетничаю – и на днях отказался от башкирки, несмотря на любопытство, свойственное путешественнику".
Октябрь 1833 года: "Честь имею донести тебе, что с моей стороны я перед тобою чист, как новорожденный младенец. Дорогою волочился за одними 70 – и 80-летними старушками. А на молоденьких зае...х шестидесятилетних и не глядел".
Вероятно, обоюдная ревность иногда приводила к рукоприкладству. А.О. Смирнова писала в своих записях: "...однажды, возвратясь с бала, на котором она (Наталья Николаевна. – А.З.) вообразила, что муж её ухаживает за мадам Крюднер (что было совершенно несправедливо), м-м Пушкина дала ему пощечину, о чем он, смеясь, рассказывал Вяземскому, говоря, "что у его мадонны рука тяжеленька".
Это смех сквозь слезы. Его страдания ещё больше её заводят. В дни разлуки слухи о её похождениях доходят до мужа, провоцируя его гневные, часто грубые письма.
Летом 1834 года Наталья Николаевна уехала вместе с детьми в Полотняный Завод, осуществляя оттуда набеги в Калугу и Москву. Видимо, в письмах она старается показаться откровенной и рассказывает мужу именно то, что может его сильно задеть.
Пушкин пытается скрыть свое беспокойство за юмором. "А о каком соседе, – спрашивает он в письме от 14 июля 1834 года, – пишешь мне лукавые письма? Кем это ты меня стращаешь? Отсель вижу, что такое. Человек лет 36; отставной военный или служащий по выборам. С пузом и в картузе. Имеет 300 душ и едет их перезакладывать – по случаю неурожая. А накануне отъезда сентиментальничает перед тобою. Не так ли? А ты, бабенка, за неимением того и другого, избираешь в обожатели и его: дельно. Да как балы тебе не приелись, что ты и в Калугу едешь для них. Удивительно!" Удивительного ничего нет! Ей двадцать два года. Она только начинает жить. Мужчины сами по себе её интересуют мало, но блистать в свете она может, только опираясь на мужчину. Они – средство, и не более. Тридцатипятилетний муж для неё старик, небогатый, без положения, с вечными чернильными пятнами на руках.
Молодая красавица не унимается. Он снова ей строго выговаривает: "Что ты мне пишешь о Калуге? Что тебе смотреть на нее? Калуга не много гаже Петербурга. Что же тебе там делать? Это тебя сестры баламутят, и, верно уж, моя любимая". Любимая – это Екатерина Николаевна Гончарова. Она ещё сыграет свою роль в этой трагедии.
Он больше не может сдерживаться. "Ты, кажется, путем искокетничалась, – не спрашивает, а утверждает Пушкин. – Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нем толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкою, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе задницу; есть чему радоваться! Не только тебе, но и Прасковье Петровне легко за собою приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут. К чему тебе принимать мужчин, которые за тобою ухаживают? Не знаешь, на кого нападешь. Прочти басню А. Измайлова о Фоме и Кузьме. Фома накормил Кузьму икрой и селедкой. Кузьма стал просить пить, а Фома не дал. Кузьма и прибил Фому, как каналью. Из этого поэт выводит следующее нравоучение: красавицы! Не кормите селедкой, если не хотите пить давать; не то можете наскочить на Кузьму".
Письмо довольно обидное, даже ругательное. Она ещё припомнит ему и "сучку" и "каналью". В одном из ревнивых писем появляется некий аноним "Тот", с большой буквы. Под местоимением "Тот" скрывается император Николай I. Он уже давно приметил юную красавицу Пушкину. Время его придет. Он своего не упустит. Понемногу прикармливает её. Вот мужу мундир камер-юнкера пожаловал. Пушкин обиделся: низшее придворное звание получено благодаря жене, – император хотел, чтоб мадам Пушкина танцевала в Аничковом дворце, каковой являлся личной его собственностью и где собирался довольно тесный круг придворных.
Титул "император" старит человека. Сопоставляешь Пушкина и Николая I, и поэт кажется всегда молодым, а император – старым. В действительности между ними разница всего в три года.
Николай Павлович Романов родился 25 июня 1796 года. Он – третий сын императора Павла и его супруги императрицы Марии Федоровны (принцессы Вюртембергской). Тридцать лет Николай правил Россией. По склонностям и воспитанию он – человек военный, но история парадоксальна и в личном плане трагична. Предыдущий император, Александр I, фактически человек не военный, побеждает военного гения императора Наполеона Бонапарта, а военный по сути Николай I проигрывает все сколько-нибудь серьезные кампании. Крымская война и неудачи русской армии настолько потрясли императора, что крепкий, отличавшийся прекрасным здоровьем, он сгорел в несколько дней1. Ему всю жизнь явно не хватало побед.
Некоторую компенсацию он получал на любовном фронте. Конечно, полной она не могла быть. Мешало положение. Женщины сдавались, а он жаждал сражения и полной победы. Но надо сказать, что в жизни императорского двора интимные вопросы были тщательно продуманы. Неожиданности случались крайне редко. Кажется, только Александр Николаевич, будущий Александр II, попробовал бунтовать и отказался жениться на очередной немке. Уломали, уговорили. Так и жил двойной жизнью. Когда нелюбимая жена-императрица умерла, женой стала княжна Долгорукая, получившая впоследствии титул светлейшей княгини Юрьевской. Кстати, Юрьевские позднее породнятся с потомками Пушкина. Вот только вопрос: были ли те Пушкины по крови, а не по фамилии? Но – вернемся. Для удовлетворения сексуальных потребностей императора и членов императорской фамилии существовал институт фрейлин. "Можно сказать, – писал Н.А. Добролюбов, – что не было и нет при дворе ни одной фрейлины, которая бы была взята ко двору без покушений на её любовь со стороны самого императора или кого-нибудь из его августейшего семейства. Едва ли осталась хоть одна из них, которая бы сохранила свою чистоту до замужества. Обыкновенно порядок был такой: брали девушку знатной фамилии во фрейлины, употребляли её для услуг... государя нашего, и затем императрица Александра начинала сватать обесчещенную девушку за кого-нибудь из придворных женихов".
Николаю I было тридцать семь, когда он встретил жену Пушкина. Много лет назад Николай Павлович, тогда ещё великий князь, присутствовал на венчании во дворцовой церкви фрейлины Натальи Ивановны Загряжской и Николая Афанасьевича Гончарова. Теперь он лицезрел плод этого брака – Наталью Николаевну. Пушкина ему понравилась. У него было все, но вот ее...
Кто знает, может, Николаю Павловичу невыносимо было сознавать, что талант существует независимо от его монаршьей воли, законов, приказов. Восторженная почитательница императора Николая I, фрейлина А.Ф. Тютчева, в своих воспоминаниях пишет, что этот человек, "соединивший с душою великодушной и рыцарской характер редкого благородства и честности, сердце горячее и нежное и ум возвышенный и просвещенный, хотя и лишенный широты", в течение своего 30-летнего царствования был для России тираном и деспотом, душившим всякое проявление инициативы.
Наталья Николаевна была замужняя женщина и стать фрейлиной не могла. Как быть? Да просто все! Дать Пушкину придворное звание камер-юнкера.
Из дневника Пушкина: "1833. 1 января. Третьего дня я пожалован в камер – юнкеры (что довольно неприлично моим летам)".
Вместе с придворным званием он получает массу хлопот и расходов. Если себе он мог купить по случаю бывший в употреблении мундир1, то появление Натальи Николаевны при дворе в старом платье исключалось: на каждый бал требовались новые платья и украшения.
В январе 1834 года Пушкин дважды обращается в своем дневнике к теме камер-юнкерства.
"Меня спрашивали, – пишет он, – доволен ли я моим камер-юнкерством? Доволен, потому что Государь имел намерение отличить меня, а сделал смешным – а по мне, хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским Вокабулам и арифметике".
Он иронизирует над собой. Конечно, он недоволен, ему обидно, он понимает причину "пожалования" ему звания. Раздражение Пушкин скрывает за шуткой: "Великий князь намедни поздравил меня в театре: покорнейше благодарю Ваше Высочество; до сих пор все надо мною смеялись, Вы первый меня поздравили".
Высший свет смеется, а он сохраняет внешнее спокойствие. Софья Николаевна Карамзина свидетельствует: "...ездит по балам и наслаждается торжественной красотою своей жены".
Только в разговорах с друзьями он дает себе волю. Алексей Николаевич Вульф в дневнике от 19 февраля 1834 года записал: "Самого поэта я нашел мало изменившимся, но сильно негодующим на царя за то, что он одел его в мундир, его, написавшего теперь повествование о бунте Пугачева и несколько новых русских сказок. Он говорит, что он возвращается к оппозиции, но это едва ли не слишком поздно..."
Более точно о реакции Пушкина говорит Н.М. Смирнов: "Пушкина сделали камер-юнкером; это его взбесило, ибо сие звание, точно, было неприлично для человека 34 лет, и оно тем более его оскорбило, что иные говорили, будто оно было дано, чтоб иметь повод приглашать ко двору его жену. Притом на сей случай вышел мерзкий пасквиль, в котором говорили о перемене чувств Пушкина, будто он сделался искателен, малодушен, и он, дороживший своею славой, боялся, чтоб сие мнение не было принято публикой и не лишило его народности".
