Текст книги "Распутин. Анатомия мифа"
Автор книги: Александр Боханов
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
Александра Федоровна никогда не предавала своих друзей, а уж тем более Распутина, отношения с которым не собиралась рвать из-за того, чтобы угодить светским кумушкам.
В конце 1915 года произошло событие, абсолютно убедившее и Николая II в том, что Распутин предназначен им судьбой. И снова это было связано с Алексеем.
Цесаревич упросил родителей разрешить ему сопровождать отца, который собирался совершить большую инспекционную поездку по прифронтовой полосе и некоторым другим районам. Царь был этому очень рад, а императрица с большой неохотой согласилась отпустить Алексея, у которого уже несколько недель болела после ушиба рука и он ее не мог согнуть. Не советовал брать с собой Алексея и Распутин, но Николай II настоял на своем.
Двадцать четвертого ноября они отбыли в Могилев. Через неделю император с наследником выехали из Ставки на юг, в Галицию. Вечером 3 декабря 1915 года царь записал в дневнике: «У Алексея простуда началась вчера, а сегодня утром после нескольких чиханий пошла понемногу кровь носом. Пошел в 10 час. к докладу. В 12 7 г мы покинули Могилев, чтобы посетить гвардию. Но так как кровь, хотя и с перерывами, не унималась, по совету С. П. Федорова (лейб-хирург, с осени 1915 года состоял при Ставке. – А. Б.), решил со станции Бахмач повернуть обратно в Ставку».
Однако и по возвращении положение не улучшилось. У наследника стала подниматься температура и начались сильные головные боли. Император решил переехать в Царское Село, куда и прибыл с сыном вечером 5 декабря. Положение наследника было тяжелым. Кровотечение не прекращалось, температура оставалась высокой, и Алексей часто терял сознание. На следующий день был вызван Распутин, который приехал, дал Алексею яблоко, погладил его по голове, прочел молитвы, и состояние мальчика сразу же стало улучшаться…
В обществе же ангел-хранитель царской семьи, повторяем, не вызывал никаких иных чувств, кроме зависти, ненависти и отвращения. В самой тиражной газете «Русское слово», например, можно было прочитать следующее: «Самая малейшая его просьба удовлетворялась. Если происходила почему-либо задержка, то Распутин по телефону, не стесняясь присутствием посторонних лиц, в резкой форме требовал от председателя Совета министров исполнение его просьбы». В очередной раз отметим, что подобные картины – плод воспаленного воображения. Но так как приступами «буйства фантазии» в тот период страдали не только сочинители газетных репортажей и аналитических статей, но и потребители, то сомнения в истинности описанного у многих не возникало. Стали без обиняков утверждать, что «центр империи теперь на Гороховой».
Слухи множились просто в геометрической прогрессии, и некоторые стали уверенно говорить, что «этот мужик всем министрам отдает приказы». Сочиненный фильм ужасов затуманивал сознание. Это наглядно проявилось в случае с А. Д. Протопоповым, которого чуть ли не все поголовно представители «общественности» уверенно называли «ставленником Распутина».
Родился Александр Дмитриевич в 1866 году в семье состоятельного дворянина, воспитывался в кадетском корпусе, а затем в Николаевском кавалерийском училище и после его окончания в 1885 году был определен кирасиром в лейб-гвардии Конно-гвардейский полк. Через несколько лет поступил в Академию Генерального штаба, где проучился только один год и по состоянию здоровья вышел в 1890 году в отставку в чине штабс-ротмистра.
В конце 90-х годов XIX века Протопопов получил по завещанию своего дяди огромное состояние, включавшее почти семь тысяч десятин земли и суконную фабрику в Корсунском уезде Симбирской губернии. С тех пор Протопопов вел жизнь богатого, по-европейски образованного человека. Он в совершенстве знал несколько языков, был великолепным пианистом, учился у французского композитора Ж. Массне.
В 1907 году на выборах в III Думу ему удалось добиться успеха и удостоиться звания депутата, которое сохранил ив 1912 году на выборах в IV Думу. Здесь он занял место на левом фланге октябристов и в 1915 году стал товарищем председателя парламента. В начале 1916 года его избирают симбирским губернским предводителем дворянства. Таков краткий послужной список того, кто сделался мишенью многочисленных нападок и разнузданной клеветы в последние месяцы монархии.
До осени 1916 года имя Протопопова пользовалось не только известностью, но и уважением в думских и околодумских кругах. Весной он возглавил представительную парламентскую делегацию, которая посетила Англию, Францию, Италию. В европейских столицах светские манеры и широкий кругозор руководителя русских парламентариев произвели хорошее впечатление, о чем царю докладывали по дипломатическим каналам, а английский король Георг в письме своему кузену – императору Николаю II выразил радость, что «в России есть такие выдающиеся люди». Еще раньше председатель Думы М. В. Родзянко рекомендовал самодержцу назначить Протопопова министром торговли и промышленности.
Царь не питал симпатий к думским политикам. Он считал, что большинство из них – несерьезные и безответственные люди, мало разбирающиеся в истинных проблемах и нуждах страны. Однако отзывы о Протопопове со всех сторон были неплохие, и Николай II решил с ним познакомиться. Встреча состоялась в Ставке 19 июля, а на следующий день царь писал супруге: «Вчера я видел человека, который мне очень понравился, – Протопопова, товарища председателя Гос. Думы. Он ездил за границу с другими членами Думы и рассказывал мне много интересного. Он бывший офицер Конно-Гвардейского полка, и Максимович (Константин Клавдиевич, генерал от кавалерии. – А. Б.) его знает». Заканчивая аудиенцию, монарх сказал своему собеседнику: «Мы еще с вами поговорим не раз».
В итоге 16 сентября 1916 года император поручил Протопопову руководство самым влиятельным министерством – внутренних дел. Никакого касательства к этому Распутин не имел.
Это назначение стало для самого Александра Дмитриевича неожиданным. Он мечтал об административной карьере, много размышлял о необходимости проведения различных мероприятий по упорядочиванию государственного устройства, о чем постоянно рассказывал. Его обуревали прекраснодушные планы, но Протопопов не имел ни характера, ни способностей осуществить намеченное. Будучи глубоко верующим, он в глубине души не одобрял никакого насилия, в то время как в своей новой роли обязан был идти на меры, связанные с применением силы.
Николай II полагал, что Протопопов сможет решить две насущные задачи. Во-первых, сумеет установить добрые отношения с думскими кругами. Ведь он сам из их среды и прекрасно там всех знает. Но еще большие надежды возлагались на решение им продовольственной проблемы. Война дестабилизировала жизнь страны и привела к продовольственным затруднениям, особенно в крупнейших городах.
Перебои в поставках продуктов питания в города начались уже вскоре после первых дней войны. Россия была единственной участницей мирового конфликта, не вводившей нормированного потребления продуктов (кроме сахара). Однако сложности в очень большой степени стали результатом правительственной политики регулирования сбыта: ограничением свободной продажи зерна и муки и их фиксированной стоимостью. Не физическое отсутствие тех или иных продуктов, а установление государственной властью ценовых ограничений привело к параличу рыночных отношений, что сказалось на экономической жизни всей страны.
Правительственные меры должны были воспрепятствовать падению цен на зерно на внутреннем рынке после прекращения экспорта в 1914 году. Это блестяще удалось. Но существовала и другая задача: оградить широкие слои потребителей от вакханалии спекулятивных рыночных манипуляций. Защита интересов простых людей – такая цель делала царя и царицу убежденными сторонниками государственного регулирования. Результаты же оказались убийственно неудачными.
Уже в середине 1915 года принятые меры показали свою полную неэффективность. Перебои в поставках не прекращались, очереди у казенных хлебных лавок увеличивались, росло и недовольство. В 1916 году цены были существенно повышены, но оставались фиксированными. Принципиально эта мера ничего не решала, так как стоимость всех прочих товаров и услуг росла значительно быстрее, что делало производство и продажу зерна и муки коммерчески нецелесообразными.
Положение осложнялось расстройством работы транспорта. Существовали и причины общего порядка. Весной 1915 года русская армия начала отступление из западных районов, продолжавшееся до сентября. Россия потеряла 15 губерний с неубранным урожаем. Этот же год дал огромное число беженцев, спасавшихся от германской оккупации и оседавших в центральных районах страны. Кроме того, неблагоприятные погодные условия привели к серьезному недороду в 1916 году, когда урожай оказался ниже обычного примерно на 40 процентов. Ситуация серьезно обострялась, что видел и монарх, возлагавший надежды на Протопопова. Последний намеревался сосредоточить все продовольственное дело в МВД и поставить распределение продуктов под жесткий контроль. Намерение Протопопова идти «твердым и решительным курсом» нашло живой отклик в сердце царицы.
Александра Федоровна имела продолжительную встречу с новым министром внутренних дел и осталась очень довольна. Встреча выявила полное взаимопонимание между собеседниками. Царица подробно рассказала об этом в письме мужу, и тот писал ей в ответ 23 сентября 1916 года: «Нежно благодарю тебя за твое дорогое длинное письмо, в котором ты так хорошо излагаешь свой разговор с Прот. Дай Бог, чтобы он оказался тем человеком, в котором мы сейчас нуждаемся!.. Да, действительно, тебе надо бы быть моими глазами и ушами там, в столице, пока мне приходится сидеть здесь. На твоей обязанности лежит поддерживать согласие и единение среди министров – этим ты приносишь огромную пользу мне и нашей стране!»
Назначение Протопопова на важнейший правительственный пост внесло замешательство в ряды думской оппозиции. Недовольное большинство, сомкнув ряды, успешно «добивало» кабинет Б. В. Штюрмера, и было ясно, что его падение не за горами. Так возникала реальная возможность создания долгожданного «кабинета общественного доверия». И вдруг такой предательский удар! Один из их рядов, человек, которого и в состав будущего так называемого прогрессивного правительства не хотели приглашать, покинул «своих» и занял пост без согласования с ними. Отступника необходимо было морально и политически уничтожить! Если раньше главным центром атак был лидер правительства Штюрмер, то теперь им стал новый министр внутренних дел.
Руководитель МВД был малодеятельным, безынициативным и плохо подготовленным к новой ответственной роли человеком. Все это так. Но таких качеств Протопопова его врагам казалось недостаточно для полного политического уничтожения бывшего коллеги. Требовались более «весомые» аргументы, и они сразу же нашлись. Ведь представители «прогрессивной общественности» давно поднаторели в фабрикации сокрушительных сплетен. Для них не имела значения истина. Главное, найти что-нибудь погорячее, что-нибудь такое, что било бы не в бровь, а в глаз.
Против Протопопова выдвинули ряд обвинений, но особенно оскорбительными являлись два. Первое – попытка вести сепаратные переговоры с Германией («измена») – довольно быстро отпало в силу своей абсурдности. Второе же интенсивно муссировалось. Уже к ноябрю по всей России циркулировали слухи о том, что у министра внутренних дел «разжижение мозга» на почве сифилиса и что он «абсолютно психически ненормален». Нетрудно заключить: инсинуаторы богатством воображения не блистали.
Слухи о слабоумии Протопопова дошли и до царя. На вопрос протопресвитера Г. И. Щавельского Николай II заметил: «Я об этом слышал. С какого же времени Протопопов стал сумасшедшим? С того, как я назначил его министром? Ведь в Государственную думу выбирал его не я, а губерния».
Императрица совершенно обоснованно узрела в нападках на Протопопова проявление натиска на власть: он дорог нам, его любит Григорий, а следовательно, они его ненавидят. «Не думай, что на этом одном кончится, они по одному удалят всех тех, кто тебе предан, а затем и нас самих». Подобные умозаключения Александры Федоровны были достаточно логичными.
Николай II находился под сильным давлением царицы и Распутина, стремившихся не допустить отставки министра внутренних дел, на чем, стараясь нажить политический капитал в обществе, настаивал А. Ф. Трепов, получивший в начале ноября 1916 года пост премьера. Александра Федоровна с грустью приняла выбор главы кабинета: она Трепова не любила, не считала «своим», так как хорошо была осведомлена о его антираспутинских настроениях.
Что касается Протопопова, то она использовала всю свою энергию, чтобы отвратить самодержца от неправильного шага и оставить при должности «этого милого, умного и преданного человека». В таком развитии был заинтересован и Распутин, лично знавший Протопопова.
Когда судьба Протопопова висела на волоске после назначения Трепова, друг царской семьи приложил немало усилий для его спасения. В пользу Протопопова работали Вырубова, императрица, да и сам он постоянно посылал телеграммы. Так, в особо критический момент, 20 ноября, когда Александра Федоровна была в Ставке, Распутин отправил телеграфное послание из 238 слов, заклиная сохранить портфель министра Протопопову, которого шифровал именем «Калинин».
«Мой Калинин лица верного нет надеюсь что вы хоть маленько его поддержите. Вы знайте: репа хороша, когда зубы есть; ужасно мне больно, что я без зубов… Моя порука этот самый Калинин, а Вам разум пусть поймет».
Николай II, искренне любя свою жену, питая благодарное уважение к «дорогому Григорию», все-таки был далек от того, чтобы безоглядно доверяться в государственных делах его советам. Так, рассказав императрице о своих планах относительно Думы и перестановках в кабинете, он заметил: «Только прошу, не вмешивай Нашего Друга. Ответственность несу я, и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе». Это право осталось за императором, и он назначил Трепова, вопреки настроению и Александры Федоровны, и Распутина. В деле же Протопопова согласился с царицей в том, что его отставка показала бы всем недопустимую слабость власти.
Министр внутренних дел сохранил свой портфель. Это обстоятельство очень способствовало утверждению мнения о всесилии Распутина, без поддержки которого Протопопова давно бы уже убрали.
Распутинская тема стала волей-неволей занимать даже тех людей, которые раньше были далеки от политики. Об этом так много говорили, приводили такие скандальные подробности, что трудно было усомниться в их достоверности. «Бедная, бедная Россия!» – горевали обеспокоенные судьбами страны люди. «Неужели государь не понимает, что его связь с Распутиным может кончиться катастрофой?» – недоумевали правоверные монархисты. «Надо уничтожить эту гадину!» – такой клич-пожелание звучал во многих петроградских салонах осенью 1916 года.
Фильм ужасов о Распутине не только потрясал, порождал сплетни и приступы негодования. Он «воспламенял» сердца, звал на «исторический подвиг». Столичный бомонд породил «исчадие ада», он же и создал план по его уничтожению. Исполнителем сей «акции» стал человек, который ничем общественно значимым себя не проявил, но оказался способным на убийство. Это был представитель «золотой молодежи», наследник колоссального состояния, эстет, англоман и любитель острых ощущений князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон.
Выстрелы в ночи
В ночь с 16 на 17 декабря 1916 года Распутин был убит во дворце князей Юсуповых на Мойке. Фамильное палаццо одной из самых родовитых семей в России стало местом злодеяния, которое иначе как гнусным и назвать нельзя. Главные действующие исполнители: князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон; известный общественный деятель правого толка, член Государственной думы Владимир Митрофанович Пуришкевич, великий князь (кузен Николая II) Дмитрий Павлович. «Душой» же этого грязного начинания явился Феликс Юсупов.
Он относился к «золотому поколению» аристократии, получил прекрасное образование – вначале классическая гимназия, затем «прослушал курс наук» в Оксфордском университете. Там он сделался заядлым англоманом. Увлечение теннисом (некоторые даже называли его «первой ракеткой России») и необычное в то время преклонение перед Оскаром Уайльдом («Портрет Дориана Грея» считал шедевром) должны были подчеркивать его исключительность.
Князь с детства рос в атмосфере роскоши и изысканности, ни в чем не зная отказа. Он был любимчиком Зинаиды Юсуповой, души не чаявшей в нем. После гибели на дуэли в 1908 году ее сына Николая (он был на три года старше Феликса) Фелюша для матушки стал вообще «единственным сокровищем».
Отец Феликса – князь Феликс Юсупов (старший) не имел на сына никакого влияния, да и сам был «подкаблучником» у своей жены Зинаиды. В результате «крошка Феликс» вырос капризным, пустым и эгоцентричным человеком, занятым лишь угождением своему тщеславию и погоней за впечатлениями и удовольствиями.
Именно этому представителю русской аристократии после убийства Распутина суждено было стать последним героем столичного бомонда. Трудно было вообразить в роли «спасителя Отечества» более несуразную и гротескную фигуру. Славословия по его адресу лишь подчеркивали всю глубину исторической деградации, которой достигла русская аристократия накануне падения монархии…
Красавица Зинаида Юсупова, портрет которой кисти В. А. Серова считается одним из шедевров отечественной живописи, была долго в числе доверительных друзей царя и царицы. Но за два года до начала мировой войны эта дружба сошла на нет. Причина охлаждения связана с царевым другом: императрица Александра Федоровна категорически не желала обсуждать с Зинаидой характер отношений своей семьи с Распутиным. Между тем, распаленная светскими сплетнями, Юсупова перешла все границы этикета, вознамерившись «просветить царицу» насчет «истинного облика» сибирского крестьянина. В результате потеряла дружеское расположение в царском дворце.
После «отставки» Зинаида Юсупова превратилась в деятельного недоброжелателя венценосцев. Она без всякого стеснения давала самые оскорбительные характеристики тем, кто олицетворял власть, только благодаря которой Юсуповы могли существовать в мире уточенности и немыслимого богатства.
Супруг же вслед за любимой Зизи иначе как «мерзавцем» Распутина не называл. Факт общения Григория с царской семьей превратился в постоянную тему «ужаса», которую в доме Юсуповых мусолили без устали. Зинаида, по ее словам, просто «задыхалась от ненависти», постоянно повторяя, что «дальше терпеть это невозможно».
За три недели до того, как Распутина убили, Зизи Юсупова писала Феликсу: «Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было спасти, требуя удаления управляющего (царя. – А. Б.) на все время войны и невмешательства Валиде (Александры Федоровны. – А. Б.) в государственные вопросы. И теперь я повторяю, что, пока два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише (Родзянко. – А. Б.) от меня».
Своими поношениями и призывами Зинаида фактически подталкивала сына к преступлению, которое в конце концов тот и совершил. Узнав о том, матушка не только не содрогнулась, но и стала считать сына «героем».
В такой атмосфере ненависти Фелюша вращался не один год. Он был полностью согласен с матушкой, что «царица – психопатка», а царь – «безвольная тряпка».
Несмотря на это, папаша и мамаша очень поддерживали намерение Фелюши жениться на племяннице царя княжне Ирине Александровне (дочери сестры Николая II Ксении Александровны). В феврале 1914 года в Аничковом дворце состоялось венчание, и Юсуповы породнились с императорской фамилией. Брак сына не изменил отрицательного отношения княгини Юсуповой к царю и царице.
Благодаря убийству Распутина Феликс стал, можно сказать, всемирной знаменитостью. Кто бы ныне знал этого княжеского отпрыска, некогда прославившегося лишь своими переодеваниями в женские наряды, в которых аристократ-трансвестит не только посещал публичные места, но и выступал на подмостках кабаре и в России, и за границей. У «мадемуазель» случались замечательные «виктории». Миловидный девичий образ, в котором представал Юсупов перед публикой, притягивал взоры мужчин. А князю так хотелось быть центром внимания, он с детства мечтал о славе.
Однажды в Париже в театре Феликс заметил, что «пожилой субъект из литерной ложи настойчиво меня лорнирует. В антракте, когда зажегся свет, я увидел, что это король Эдуард VII». Вскоре доверенное лицо короля пыталось выведать у спутников «прелестной красотки», кто она такая. Английский монарх имел стойкую репутацию «первого донжуана Европы», и подобное внимание, как признался позже князь, «было приятно» и «льстило самолюбию».
Подобные «заслуги» вряд ли запечатлели бы образ Юсупова в анналах истории. Лишь совершенное убийство принесло долгожданное «паблисити», и таким путем ему действительно удалось оставить свой «плевок в истории».
Юсупов никогда не испытывал раскаивания. Через две недели после убийства Распутина он послал своей теще великой княгине Ксении Александровне письмо, где убеждал, что его ни в коем случае нельзя считать убийцей, потому что он «только орудие Провидения, которое дало ту непонятную и нечеловеческую силу и спокойствие духа, которые помогли исполнить свой долг перед родиной и царем, уничтожив ту злую, дьявольскую силу, бывшую позором для России и всего мира, перед которой до сих пор все были бессильны».
Уже после революции, отвечая на вопрос знакомого доктора, бывают ли у него угрызения совести («Ведь вы все-таки человека убили»), без запинки, с улыбкой на устах изрек: «Никогда. Я ведь собаку убил».
После бегства из России Юсупов неоднократно публиковал воспоминания о той ночи. Прожив за границей почти сорок лет, он не овладел ни одной профессией и ни одного дня нигде не работал. Несмотря на это, старый повеса так и «не научился считать деньги». А зачем? Ведь торговля воспоминаниями об убийстве приносила неплохой доход.
Особенно повезло в начале 30-х годов, когда князю удалось сорвать баснословный куш. Тогда он предъявил судебный иск голливудской компании «Метро-Голдвин-Майер» за фильм «Распутин и императрица». Князь узрел в нем «оскорбление чести жены», которая в одной из сцен уступала «интимным домогательствам Распутина». Суд происходил весной 1934 года в Лондоне, продолжался две недели, и Юсуповы получили, как писал в своих воспоминаниях князь, «крупное возмещение». Речь шла о сотнях тысяч долларов. Но вернемся к главному сюжету.
Феликс впервые встретился «с отвратительным мужиком» еще в 1909 году. Поклонница старца-утешителя, известная нам Муня Головина, питавшая «большое романтическое чувство» к молодому Юсупову, познакомила их в своем доме еще тогда, когда имя Распутина не было широко известно. Князь, как истинный представитель столичной «золотой молодежи», интересовался модными течениями и необычными явлениями, занимавшими свет. К числу таких «диковин» и относился проповедник из Сибири. Однако эта встреча не привела к каким-либо регулярным отношениям. Лишь в годы войны антираспутинская истерия толкнула князя на сближение с Распутиным, чтобы «разгадать его тайну». Затем созрело намерение физически уничтожить эту одиозную личность.
Друг царской семьи с первой же встречи проявил большой интерес к «Маленькому» (прозвище Феликса-младшего в придворной среде). В 1915–1916 годах они встречались несколько раз в узком кругу, пили чай, Феликс играл на гитаре и пел очень любимые старцем жестокие романсы. Тот же, в свою очередь, много пророчествовал и вылечил «русского денди» от бессонницы.
Почему же все-таки Юсупов решился убить Распутина? В своих статьях, интервью и книгах Феликс не раз о том говорил, всегда выставляя на первое место некие исторические причины. Особенно часто звучало утверждение, что он пытался «спасти Россию» от злой силы, которую олицетворял этот, «полностью закабаливший царицу и подчинивший своей воле царя» человек, агент врагов России, подосланный Германией. Эту несуразную нелепицу Феликс Юсупов продолжал озвучивать и через десятилетия после тех событий, когда со всей документальной определенностью было установлено, что Распутин марионеткой ни Германии, ни каких-то других «враждебных России кругов» никогда не являлся и «правителем» империи ни минуты не был. Но реальные факты Юсупову были не нужны, и он до самой смерти пребывал в мире сладостной иллюзии, что одолел «врага России», «дьявола по плоти».
Скажи он правду, то оказалось бы, что князь просто пригласил в дом человека и подло его там убил. И никакого величия, никакой патетики, никакого «портрета в истории». Если бы Юсупов признал истинную «диспозицию», кто бы тогда на него обратил внимание, да и на что же, в конце концов, титулованный «рыцарь света» жил бы десятилетия в эмиграции? Поэтому, угождая своему жалкому самомнению, лгал и лгал до самой кончины и при этом, что самое омерзительное, имя Бога постоянно поминал…
На самом деле Юсупов стал «рукой Провидения» лишь потому, что уязвлена была родовая аристократическая спесь. Об этом побудительном мотиве нежно-утонченный герой, конечно же, никогда не упоминал.
По его словам, князь якобы только и переживал, что за «судьбу России», «страдал» за ее будущее. Здесь нужно сделать одно важное уточнение. Для Юсупова-младшего Россия – это исключительно столичные дворцы, ложи в императорских театрах, родовые имения и дорогие рестораны. Никакой другой России он не знал и знать не хотел. Так было в жизни, но в мемуарах все иначе.
«Героизм русских войск был исключительный, неслыханный… Россия чувствовала эти жертвы. Огромная страна в величайшем своем напряжении ощущала, как из ее организма струями бежит сильная и чистая кровь, кровь самых лучших, самых мужественных, радостно умиравших не только за русское, но и за общее дело».
К автору сего патетического монолога о доблести русского воинства на полях сражений Первой мировой войны возникает уместный вопрос: почему же он сам не оказался на поле брани, почему не влился в ряды тех героев, подвиги которых так красочно живописал? Сам Феликс о том нигде не заикнулся, но и без его помощи можно дать документально подтвержденный ответ: князь не хотел идти на войну. Произнеся множество слов о чести страны и армии, не раз укоряя царя и царицу в том, что они «не следовали долгу», сам-то он сделал все возможное, чтобы провести военные будни не на фронте, а в семейных апартаментах.
«Слабовольный царь» безвыездно находился в Ставке, «истеричка-императрица» чуть не ежедневно обмывала и перевязывала раны воинов в госпитале, а Фелюша бездельничал, целыми днями слонялся по знакомым, перемывал кости венценосной чете, бражничал и больше всего был обеспокоен лишь одним: как бы ему не попасть в ряды тех, кто имел «сильную и чистую кровь».
В начале марта 1915 года дочь царя Ольга Николаевна сообщала отцу, что она была в Петрограде и видела в доме тети Ксении Феликса. По наблюдению великой княжны, Юсупов – «сущий штатский», одет во все коричневое, ходил по комнате, рылся в разных шкафах с журналами и в сущности ничего не делал; весьма неприятное впечатление он производит – мужчина в такое время лодырничает».
Вопрос об избавлении Фелюши от долга службы очень занимал «честную», «открытую» и «правдивую» матушку. Она имела по этому поводу беседы с сестрой царя Ксенией Александровной, которая приняла близко к сердцу переживания своей родственницы. Две дамы объединили усилия. К делу привлекли военного министра А. А. Поливанова, а Ксения обещала при случае даже переговорить и с самим царем. В начале октября 1915 года матушка сообщала «милому Феликсу»: «Дело все-таки не сделано. По-моему, самое главное – выхлопотать отсрочку по болезни до февраля, с правом поступления в Пажеский корпус. Об этом надо очень подумать».
Чтобы избавить сына от исполнения долга перед Россией, Зинаида готова была пойти на непристойные ухищрения и устроить Фелюшу в Пажеский корпус, откуда на фронт не призывали, но куда принимали лишь юных отроков, из возраста которых «князь-абитуриент» давно вышел. Но «неудобные традиции» и мнение других Юсуповых не интересовали, главное – провернуть дельце. Благодаря связям и влиянию, оно и было устроено: Феликса избавили от военной службы.
В своих мемуарах Юсупов лишь мельком упоминает о своем неучастии в деле защиты «любимой России»: «Мне стало стыдно сидеть в тылу, когда все ровесники мои ехали на фронт. Я решил поступить волонтером в Пажеский корпус и выполнить военный ценз на звание офицера. Год ученья был для меня тяжел, но и полезен. Военная школа укротила мой слишком гордый, строптивый и своенравный нрав». Итак, нрав военные занятия якобы «укротили», но почему же на фронте родовитый «патриот» так и не оказался? Об этом ни звука. Может быть, стыдно было говорить правду? Подобное трудно вообразить, если учесть, что речь идет о мемуарах нераскаявшегося убийцы.
Невольно вспоминается другая, рассказанная выше история, происходившая примерно в то же самое время, когда Феликс Юсупов уклонился от исполнения воинского долга: о призыве в армию Дмитрия Распутина, за которого неоднократно просил его отец. Как уже говорилось, единственного сына друга царской семьи все-таки призвали. В этой связи уместно сопоставить возможности князей Юсуповых и Григория Распутина.
Если кто-то из читателей увидит серовский портрет Зинаиды Николаевны Юсуповой, то он должен помнить, что перед ним не только замечательное изображение одной из самых богатых и красивых женщин Российской империи. Это также и образ аристократки, влияние которой порой было куда более значительным, чем у легендарного Распутина.
В многочисленных публикациях князь описывает облик и биографию будущей своей жертвы, предлагая читателям омерзительный портрет: «Родился он в Покровской слободе, Тобольской губернии. Родитель Григория Ефимовича – горький пьяница, вор и барышник Ефим Новых. Сын пошел по стопам отца – перекупал лошадей, был «варнаком». «Варнак» у сибиряков означает отпетый мерзавец. Сыздетства Григория звали на селе «распутником», откуда и фамилия. Крестьяне побивали его палками, пристава по приказу исправника прилюдно наказывали плетью, а ему хоть бы что, только крепче становился».
Процитированные глупости Юсупов сочинял в Париже через несколько десятилетий после бегства из России. Он за это время мог бы что-то узнать, хоть какие-то факты установить, но ничего не узнал и не установил. Ложь была так удобна, да к тому же книга воспоминаний предназначалась для французов, вообще ничего не смысливших в русском прошлом. Князь так же, как и другие погасшие «звезды истории», например тот же Керенский, тиражировал пошлости без всякого стеснения. Приведем еще один пассаж из писаний родовитого мемуариста.








