Текст книги "Казнь за разглашение"

Автор книги: Александр Андрюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

4

Но журналист не нашел того, чего искал, в Египетском зале Пушкинского. Пришлось ехать домой и листать альбом Национального музея Варшавы. Однако в нем из египетских экспонатов были только мумия девочки и костяная статуэтка сфинкса из Мемфиса. Значит, этот барельеф он видел в Лондоне.

Берестов посмотрел на часы. Было уже половина третьего. В Ленинскую библиотеку он не успевает, на Интернет времени нет, звонить жене в Лондон бесполезно. Ничего не остается, как лететь в редакцию и катать обычную желтую заметку под названием «Инопланетяне предпочитают последние этажи» или «Инопланетяне появляются к несчастью!». Вот это самое то, если без иллюстраций. Хотя, конечно, можно проиллюстрировать фотографиями Климентьевой и пустой стены. Последнюю можно снабдить надписью: «На этом месте стоял инопланетянин. Теперь тут повышенный радиационный фон». А правильней – сделать фотомонтаж. Поместить на стене какое-нибудь яркое пятно и пояснить жирным курсивом, что свечение обнаружилось при проявке фотографии. И то и другое халтура высшей пробы, но что делать, читатели это любят. Точнее, Авекян думает, что читатели это любят.

Берестов завертел головой и закрыл лицо руками. «Боже мой! Какой ерундой приходится заниматься, лишь бы удовлетворить самодурство бесталанного редактора».

Берестов торопливо проглотил два бутерброда, выпил стакан томатного сока и помчался в свою опостылевшую газету. По пути сломался автобус пришлось идти пешком, в метро на Кольцевой перекрыли переход – пришлось ехать обходной линией, в довершение – у самых дверей редакции он столкнулся с Авекяном.

– Ну что, там действительно были инопланетяне? – спросил он, перекрыв своим мощным торсом проход из коридора.

– Были! – коротко произнес Берестов, пытаясь проскользнуть между дверным косяком и внушительным животом редактора.

– Фотография есть?

– Хозяйки квартиры есть!

– На сенсацию тянет?

– Для сенсации материала маловато. Неплохо бы собрать еще!

– Так собери! Только поторопись. К вечеру материал должен быть сдан.

Авекян наконец убрал свой живот из прохода, и Берестов мышкой проскользнул в редакцию. «Когда же я успею: и материал собрать и статью написать?» – возмутился журналист и направился к интернетчику Славе.

– Качаем новости из Интерфакса? – брякнул Бе рестов.

– Качаем, – ответил интернетчик.

– Слушай, у меня к тебе вот какая просьба, – Леонид достал из сумки художества Климентьевой, – залезь в Египетский зал Британского музея и скачай барельеф вот с таким рисунком.

Вячеслав взглянул на листок и поморщился.

– Барельеф на саркофаге, что ли?

– Именно!

– Адреса, конечно, нет? Ладно, старик. В четверг после обеда у меня будет час времени. Так и быть, полазаю. Но не обещаю, что найду. Сам знаешь, Интернет – это большая помойка и шансов найти в нем что-либо путное, тем более за час, практически нет.

Берестов со вздохом покинул верстку и отправился на свое место. Включив компьютер, он написал жирными буквами заголовок «Инопланетяне появляются к несчастью» и задумался. Если начать с появления инопланетян в квартире Климентьевой, а завершить убийством её сына – получится чудовищно. Ничего себе несчастьице. Да это должна быть трагедия всей её жизни! Кстати, забыл спросить: это единственный её сын? Если единственный, то про инопланетян вообще лучше не упоминать.

Журналист услышал, как в секретариате засвистел чайник. Он сыпанул заварки в чашку и отправился за кипятком. Нет, про сына надо писать отдельно и в другом ракурсе. Про зубы можно. Это пойдет на ура, если добавить иронии. Но одних зубов мало. А больше фактов о своих несчастьях она не накидала. Значит, несчастья отпадают!

Берестов вернулся, отхлебнул чаю и стер заголовок. Немного подумав, написал другой: «Инопланетян раздражают электроприборы». Не то! «Раздражают» нужно заменить на слово «портят». «Инопланетяне портят электроприборы». Хотя лучше написать так – Леонид поскреб макушку «Инопланетяне наводят порчу», а ниже мелким курсивом – «на электроприборы».

Действительно, учитывая специфику газеты и нехватку фактов, о несчастьях лучше забыть и упор сделать на перегоревшие приборы. В этом случае неплохо было бы найти того электрика, который чинил проводку. Ну а к нему не помешала бы иллюстрация с расплавленными внутренностями телевизора. Вот это было бы классно! А то со слов женщины-терапевта все эти электротехнические побасенки будут звучать неубедительно.

Берестов опять задумался. Позвонить сейчас Климентьевой и спросить номер телефона соседа-электрика. Но вряд ли он сейчас дома. А если и дома, то вряд ли вспомнит электротехнические нюансы шестилетней давности. Словом, звонить – только терять время.

В эту минуту в кабинет влетела секретарша Оля и радостно сообщила, что шеф завтра отбывает в командировку. Причем на целую неделю. Весть вызвала оживление в отделе. Коллеги оторвались от компьютеров и стали расспрашивать: куда и с какой целью катит шеф? Не в горячую ли точку, где похищают людей и требуют большие выкупы? Очень жаль, что всего лишь в Питер. Но все равно приятно.

Берестов, послушав болтовню сотрудников, внезапно поднялся с места и направился к заместителю редактора Топорову.

– Володя, шеф отчаливает. Ты за него, насколько я понял! Так вот, хочу с тобой посоветоваться.

И Берестов коротко пересказал рассказ Климентьевой о появлявшихся в её квартире инопланетянах, похожих на тех, которые изображены на египетских гробницах, о перегоревших приборах и убийстве её сына, на которое до сих пор не заведено уголовное дело, несмотря на то что она писала в Генеральную прокуратуру.

– Этого не может быть, – покачал головой Топоров. – Если это действительно убийство, уголовное дело должно быть заведено автоматически, без всяких заявлений. По-моему, ты что-то напутал.

– Сам ты напутал! Что слышал, то и передаю!

– Ты уточни. Если действительно так, это будет сенсация.

– То есть ты даешь добро на раскручивание убийства, а про инопланетян, значит, забыть?

– С этим вопросом к Авекяну.

– Старик, а нельзя ли без него? Он прикажет раскручивать перегоревшие приборы и разыскивать электрика. Честно говоря, мне эта трехомудия из цикла «ну и ну» настоиграла. Я хочу заниматься серьезной журналистикой, а не развлекать домохозяек.

– Занимайся! Но в свободное от работы время.

– У меня нет свободного времени. Я день и ночь на работе.

– Это похвально! – улыбнулся Топоров. – Сердце радуется, когда слышишь такие слова. – Зам снизил голос до полушепота. – Сколько тебе надо на раскрутку убийства?

– Думаю, до пятницы уложусь!

– А что сдашь в остальные дни?

– Хрен с маслом!

5

Берестов вышел из кабинета Топорова и кинулся к телефону. Он набрал номер Климентьевой:

– Зинаида Петровна, ещё раз здравствуйте! Это Леонид Берестов. Я хотел уточнить вот что: вы сказали, что вашего сына убили и до сих пор не завели уголовного дела. Я правильно понял или что-то путаю?

– Ничего вы не путаете! Вы все поняли правильно. Я шесть лет добивалась возбуждения уголовного дела по факту убийства моего сына, но так и не добилась. Писала в районную прокуратуру, затем в городскую, наконец в Генеральную – и всегда один и тот же ответ: «В возбуждении уголовного дела отказано за отсутствием состава преступления». Согласно заключению экспертизы, Алексей Климентьев умер своей смертью.

– У вас есть официальный ответ из Генеральной прокуратуры?

– У меня есть все ответы. И даже от депутата Мосгордумы Алексея Гонеева. Я и туда писала.

– Зинаида Петровна, о вашем деле сообщали какие-нибудь газеты?

– Ни одна! Брался журналист из «Версии», но у него не получилось.

– Странно, – пробормотал Берестов, соображая, что если профессиональный журналист по криминалу не смог раскрутить это дело, то стоит ли соваться ему – дилетанту.

– А если я возьмусь раскрутить это убийство, вы не будете возражать?

На том конце провода возникла пауза.

– Не знаю, – пробормотала женщина. – Я, конечно, не возражаю, если вы об этом напишете. Но могут возникнуть проблемы с вашим редактором. Публико вать такой материл – значит ссориться с милицией и прокуратурой.

– Это уже мои проблемы. Итак, если вы не возражаете, давайте встретимся завтра утром и вы мне подробно расскажете обо всей этой истории с убийством. А главное, покажете ответы из прокуратуры.

– Хорошо. Подъезжайте завтра к десяти, – сказала Климентьева и положила трубку.

Берестов схватился за сердце. Что это с ним происходит? С самого начала разговора в груди как-то тоскливо защемило. Может, что-то случилось с женой и сыном? Он принялся набирать лондонский телефон жены.

– В Англию звоним? – произнесла ехидно секретарша, не отрываясь от компьютера.

– Как ты видишь спиной?

– Все, что связано с заграницей, я чувствую сердцем.

– Какое непатриотичное у тебя сердце.

– Зато горячее…

На том конце провода оборвались позывные гудки и послышался знакомый до боли голос.

– Привет, это я! – выдохнул Берестов. – Говори по-русски. Твой классический нижегородский я прощу!

– Наконец-то! – воскликнула жена. – А я думаю, куда ты пропал?

– В России ничего не пропадает. Как у тебя дела, в твоем Лондоне? Хотя какие у тебя дела? Как Алешка? Учится, или дурака валяет?

– Так ведь каникулы! Совсем стал плохой. Мы живы-здоровы, у нас все хорошо, только с квартиры выгоняют…

– Намек понят! Через неделю зарплата. Перечислю в тот же день! Еще что скажешь неприятного? Ничего не случилось?

– Ну что здесь может случиться с их вековыми традициями? Не Россия же, в конце концов!

– Россию попрошу не трогать. Это святое. Возвращаться собираешься?

– Пока не выдворят из Лондона, добровольно не вернусь. По английскому закону, я имею право ещё на два года.

– Закон законом, а ностальгия не мучает?

– Мучает только безденежье! – рассмеялась жена. – Кстати, ты в отпуск к нам собираешься? Мы соскучились. Хотя не надо, не приезжай. Это дорого. Лучше эти деньги пришли нам.

– Так и сделаю. Послушай, у меня к тебе вот какая просьба. Сходи в Египетский зал Британского музея и сфотографируй все барельефы на саркофагах. Фотографии кинь в мой электронный ящик.

– Все барельефы? Да ты с ума сошел! Это сколько же нужно пленки.

– На пленку я тебе вышлю.

– Не в этом дело. Ты хочешь, чтобы я свалилась посреди Египетского зала? Это же адская работа!

– Не свалишься! Джентльмены поддержат. Все! Пока! Целую! Алешке огромный привет!

Берестов положил трубку, и секретарша не замедлила вставить:

– Разговор я вычту у вас из зарплаты!

– Я тебе вычту! – рявкнул Берестов и отправился взглянуть на Лилечку.

6

На следующий день Леонид с утра поехал на Большую Дорогомиловскую. На этот раз, переступив порог квартиры Зинаиды Петровны, он с удивлением отметил, что в ней чистота и порядок. Полы в прихожей блестят, и ноги не спотыкаются о сапоги, коробки и целлофановые пакеты. Туфли и тапочки аккуратно сложены в ящик из-под обуви. И сама Климентьева сияет как начищенный самовар.

– Проходите в комнату и, ради бога, не снимайте обувь, – произнесла она и отправилась на кухню, из которой доносился аромат печеной курицы.

Берестов не нашел тапочек, в носках прошел к комнату и присел на краешек дивана. На журнальном столике стояли хрустальная ваза с фруктами и два высоких бокала. Он осмотрелся и не нашел ни малейших признаков вчерашнего бардака. Все было вычищено, выскоблено и протерто благоухающей полиролью. «Просто метаморфоза», – мелькнуло в голове у Берестова, и он, покосившись на портрет парня в черной рамке, начал рассматривать развешенные на стене фотографии.

Самая большая бросалась в глаза: праздничный банкетный стол, а вокруг него известные актеры: Тихонов, Броневой, Куравлев, Плятт, Доронина. Среди актерской братии Берестов узнал и космонавтов: Коваленко и Берегового.

«Странная, однако, компания», – мелькнуло в голове журналиста. Он даже поднялся с дивана чтобы лучше рассмотреть явно любительское фото. Но в ту же секунду услышал за спиной голос Зинаиды Петровны:

– Это презентация фильма «Семнадцать мгновений весны». Проходила она у нас в Звездном городке. Видите, там все, кто снимался в этом фильме: Рина Зеленая, Тихонов, Визбор.

Климентьева в одной руке держала огромную миску с салатом, в другой плетеную корзиночку с хлебом.

«Это ещё зачем?» – неприятно чиркнуло в мозгах у Берестова, однако вслух он произнес:

– А какое отношение к этому фильму имеет Татьяна Доронина?

Хозяйка мило улыбнулась.

– Это не Доронина. Это я!

Берестов не нашелся, что ответить. Он присел на диван и полез в сумку за диктофоном.

– А как вы попали в Звездный городок?

– Я же вам говорила, что работала в летной больнице.

– Вы имеете в виду больницу космонавтов?

– Верно!

Берестов присвистнул и наконец извлек из сумки свой обшарпанный, но всегда безотказный диктофон.

– Приступим?

– Подождите, буквально через пять минут будет готова курица. Сейчас мы с вами закусим. А пока вот, открывайте!

Зинаида Петровна достала из шкафа бутылку армянского коньяка и, поставив перед Леонидом, мгновенно исчезла.

– Вообще-то я сыт! – крикнул он вслед, но она не ответила.

Нельзя сказать, что Берестов не любил халявы. Но в данном случае она показалась ему несколько неуместной. Он поднялся с дивана и направился в кухню. Она была ослепительно чиста и просторна, не то что вчера – ни пройти, ни проехать. У плиты хлопотала хозяйка, а посередине не было никакого стола с перевернутым телевизором. Он посмотрел на потолок и вместо медной, громоздкой с пятью рогами люстры узрел круглый легкий плафон под матовым стеклом.

«Чудеса», – подумал он и спросил:

– Скажите, у вас есть ещё дети?

Улыбка моментально сошла с лица Зинаиды Петровны. Она выключила духовку и, кашлянув, произнесла:

– Он был у меня единственным.

Берестов немного помолчал, после чего спросил, неловко переступив с ноги на ногу:

– Убийство произошло в этой квартире?

– У сына была своя квартира, – ответила Зинаида Петровна. – Она находится на этой же улице через три дома.

– И тоже на двенадцатом этаже?

Зинаида Петровна метнула в журналиста удивленный взгляд и снова склонилась над духовкой.

– Да, на двенадцатом. Откуда вы знаете?

– Я не знаю. Просто так ляпнул…

Она открыла духовку, и оттуда повалили ароматные клубы пара. Лик хозяйки просветлел.

– Ну вот и курица готова. Мойте руки и садитесь за стол.

Берестов не стал перечить, догадываясь, что это только отнимет время. Все равно эта баба заставит сесть за стол и съесть половину курицы.

Он покорно вошел в ванную, после чего не в очень хорошем настроении сел на диван у журнального столика и сразу же, по настоянию хозяйки, принялся откупоривать бутылку коньяка. Ее радушное гостеприимство журналисту не нравилось.

Тем не менее, когда коньяк был разлит по бокалам, салат разложен по тарелкам, а курица после некоторой суеты разорвана на две части, Берестов, проглотив слюну и незаметно включив диктофон, сказал:

– Ну давайте начнем по порядку. Как же все это случилось с вашим сыном?

– Сначала давайте выпьем. Выпьем и закусим. А потом… Потом все остальное.

Зинаида Петровна маленькими глоточками брезгливо опустошила содержимое своего бокала, перевела дух и, ничем не закусив, начала рассказывать, да так быстро и гладко, будто заранее заучила наизусть:

– Почти весь день шестого марта девяносто четвертого года я провела с сыном. А седьмого марта вечером он был убит. Накануне я ушла от него в первом часу ночи. Я последняя, кто видел его живым. Он был весел, здоров, спокоен. Словом, все, как всегда. Я могла у него заночевать, но седьмого числа должна была прилететь его сожительница из Польши…

– То есть официально он женат не был?

– Со своей женой он был в разводе. А в это время жил с одной восемнадцатилетней челночницей из Нижнего Тагила. Ну из тех: молодых, да хватких.

– А сколько лет было вашему сыну?

– Ему было тридцать два года. Так вот, его сожительница должна была на следующий день прилететь из Польши. Она туда ездила за товаром. Но почему-то в назначенный день не прилетела! Такое случилось в первый раз. В первый и последний. До этого она всегда в половине шестого уже подъезжала к дому. Судите сами: самолет из Варшавы прилетает в шестнадцать. В аэропорту её всегда встречал друг, кавказец. Он помогал ей разгружать товар, а потом вез домой. В половине седьмого она садилась в лифт, а в этот раз… Она не приехала.

– Почему?

– Ну якобы в Польше бастовали авиалинии и она из-за этого вместо седьмого марта прилетела четырнадцатого. Ну, бастовали – не бастовали, не знаю…

– Извините, а что это за друг, кавказец?

– Этого сказать я тоже не могу. Знаю только одно, что он её всегда забирал из аэропорта и что они обтяпывали какие-то делишки. Еще до знакомства с моим сыном. Так вот, на следующий день я звоню сыну в три часа – телефон занят. Звоню в четыре – телефон занят. Звоню в половине шестого длинные гудки, трубку никто не берет. Ну, думаю, может, он вышел к подъезду её встретить. Звоню в шесть – опять длинные гудки. Часов до девяти больше не звонила. И вдруг меня охватывает тревога. Я опять звоню и снова слышу длинные гудки. Тут сердце мое почему-то обрывается, я – к нему, хотя у меня нет никакого желания встречаться с его сожительницей. Подхожу к дому и вижу, что в спальне горит свет. Поднимаюсь на лифте, звоню в квартиру никто не открывает. Отпираю дверь (ключи у меня были), толкаю вторую дверь, и она падает на пол. Оказывается, дверь была снята с петель, перевернута и прислонена к косяку. Включаю свет и вижу на полу кровь, которая тянется из кухни в спальню. Вбегаю в спальню и вижу сына, бледного, неподвижно лежащего на разобранной кровати. На лбу две резаные раны. Как потом выяснилось, он уже был мертвым около двух часов. Самое потрясающее то, что он был переодет в новое белоснежное белье, а старое – брошено в ванной. Кровать была также застелена комплектом нового постельного белья. Как будто он предчувствовал свою смерть и приготовился её встретить во всем чистом. На кухонном столе стояла недопитая бутылка коньяка и рядом – три рюмки. Под столом – пустая бутылка водки. Очевидно, что они пили втро ем. Я тут же вызвала «скорую помощь» и милицию. Милиция подъехала раньше. Они пригласили понятых и составили протокол. Что это убийство – ни у кого сомнения не было. Когда эксперты закончили работу, они ушли на кухню и долго о чем-то шептались. Я не придала этому значения. Мне было не до того. После чего они ушли. Но минут через пятнадцать возвращается один из них и говорит: «Во что бы то ни стало добейтесь возбуждения уголовного дела».

– Разве уголовное дело об убийстве не возбуждается автоматически? спросил Берестов, думая о своем.

– И я так думала. Поэтому не совсем поняла, что он имеет в виду. Я была в состоянии шока. Смысл его слов дошел до меня через несколько дней, когда медицинская экспертиза вынесла заключение: «Умер от сердечной недостаточности».

– Как это может быть, если составлен протокол с понятыми, в котором зафиксировано, что у погибшего резаные раны? – нахмурился журналист.

– Сама поражаюсь! По поводу же резаных ран мне в милиции сказали: «Мало ли кто чем по пьянке режется. Не раны причина его смерти». Ну а смерть от сердечной недостаточности – это полный бред! Я читала заключение. Там нелепица на нелепице.

– Я не понял: вы писали заявление в милицию с требованием возбудить уголовное дело по факту убийства?

– Первые полгода не писала. Наивно думала, что дело возбудят автоматически. Как вы сказали…. Потом написала на имя начальника нашего отделения милиции и хотела вручить ему это письмо лично в руки. Мы с ним созвонились и договорились встретиться. Но каждый раз, когда я собиралась к нему приехать, у него либо находились какие-то срочные дела, либо он улетал в командировку. Словом, встретились мы с ним только через восемь месяцев. Пришла я к нему в кабинет, изложила все факты: и то, что на столе было три рюмки, и что дверь с петель была снята, и что, как врач, я вижу противоречия в заключении экспертизы. Потратила на это часа полтора, а он мне вдруг говорит, что не может принять моего заявления. Убийство не в их компетенции. И тут неожиданно поворачивается кресло, которое стояло ко мне спиной, и в нем я вижу мужчину. Мужчина представляется мне районным прокурором. Он, оказывается, все полтора часа внимательно слушал наш разговор. И он мне говорит: «Ну если вы так настаиваете, Зинаида Петровна, напишите заявление о возбуждении уголовного дела по факту убийства в районную прокуратуру и принесите его мне. И поскольку все уже в прошлом сделайте это через месяц. Мне так удобнее». То ли он уезжал на какое-то совещание в Петербург, то ли ещё куда-то. Словом, в тот момент ему было не до меня.

– Но через месяц вы с ним встретились?

– Нет, – вздохнула Зинаида Петровна. – Говорила же я вам, что на меня сыплются несчастье за несчастьем. Через три дня я попала в аварию и загремела в больницу с трещиной в позвоночнике. Провалялась десять месяцев. Потом, когда выписали, полгода была на больничном. Из дома почти не выходила. Словом, мне было не до заявления. Когда я, наконец, поправилась и написала в районную прокуратуру, мне ответили, что возбудить уголовное дело не представляется возможным, поскольку материалы по этому делу утеряны.

– Как это утеряны? – поднял брови Берестов.

– А вот так: утеряны, и все! Я, конечно, после этого писала в городскую прокуратуру, затем в Генеральную, наконец, депутату Мосгордумы Владимиру Гонееву – всегда получала один и тот же ответ: все утеряно, люди – наказаны, а возбудить уголовное дело не представляется возможным.

– Просто детектив какой-то! Ответы из прокуратуры у вас есть?

Зинаида Петровна достала из шкафчика четыре казенных конверта без марок и подала журналисту.

– С них можно снять ксерокопию?

– Ради бога!

Берестов торопливо спрятал конверты в сумку, виновато улыбнулся и выключил диктофон.

– Заключение экспертизы тоже утрачено? – спросил он деловито, но Зинаида Петровна ответить не успела. У журналиста зазвонил сотовый.

– Леня, ты где? – услышал Берестов голос Топорова, поднеся телефон к уху.

– Раскручиваю криминал. Мы вчера с тобой говорили.

– Срочно в редакцию! Ты нужен.

Берестов сунул телефон в карман и стал вылезать из-за столика.

– Вы уже уходите? – забеспокоилась Зинаида Петровна.

– Мне пора! Я вам ещё позвоню.

– Ну вы же ничего не съели. Выпейте хотя бы рюмку коньяку!