Текст книги "Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2"
Автор книги: Александр Афанасьев
Соавторы: Юрий Новиков,Лев Бараг
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Ни много, ни мало прошло времени, узнала Елена Прекрасная, что грозный царь ее обманом взял, что сила у него не великая, что люди над нею насмехаются: Никита-де с царевною три ночи спал! Страшно она озлобилась и затаила на сердце жестокую месть. Вздумал царь в свое государство ехать, говорит Елене Прекрасной: «Полно нам здесь проживать, пора и домой побывать; собирайся-ка в дорогу». И собрались они морем ехать; нагрузили корабль разными драгоценными вещами, сели и пустились по́ морю. Плывут день, и другой, и третий; царь весел, не нарадуется, что везет к себе царевну краше солнца, ясней месяца, белей снега; а Елена Прекрасная свою думу думает: как бы отплатить за обиду. На ту пору одолел Никиту богатырский сон, и уснул он на все на двенадцать суток. Как увидала Елена Прекрасная, что Никита богатырским сном спит, тотчас кликнула своих верных слуг, приказала отрубить ему ноги по колена, после положить его в шлюпку и пустить в открытое море. Тут же при ее глазах отрубили сонному Никите ноги по колена, положили в шлюпку и пустили в море. На тринадцатые сутки пробудился бедный Никита, смотрит – кругом вода, сам без ног лежит, а корабля и след простыл...
Между тем корабль плыл да плыл; вот и пристань. Загремели пушки, сбежались горожане, и купцы, и бояре, встречают царя хлебом-солью, поздравляют с законным браком. Царь начал пиры пировать, гостей созывать; а про Никиту и думать позабыл. Да недолго пришлось ему веселиться; Елена Прекрасная скоро лишила его царства, стала всем сама заправлять, а его заставила свиней пасти. Не уходилось и этим царевнино сердце: приказала по всем сторонам розыск учинить, не остались ли где у Никиты Колтомы родичи? Коли кто найдется, того во дворец представить. Поскакали гонцы, начали всюду разыскивать и нашли родного брата Никиты – Тимофея Колтому; взяли его, привезли во дворец.
Царевна Елена Прекрасная приказала выколоть ему глаза и потом выгнать вон из города. В ту ж минуту выкололи Тимофею глаза, вывели его за город и оставили в чистом поле. Потащился слепой ощупью: шел-шел и пришел на взморье; ступил еще шаг-другой и чует – под ногами вода; остановился, стоит на одном месте – ни взад, ни вперед – боится идти. Вдруг принесло к берегу шлюпку с Никитою. Увидал Никита человека, обрадовался и подает ему голос: «Эй, добрый человек! Помоги мне на землю выйти». Отвечает слепой: «Рад бы тебе пособить, да не могу; я сам без глаз – ничего не вижу». – «Да ты откудова, и как тебя по имени зовут?» – «Я – Тимофей Колтома; выколола мне глаза новая царица, Елена Прекрасная, и выгнала из своего царства». – «Ах, да ведь ты мне брат родной; я – Никита Колтома. Ступай же ты, Тимоша, в правую сторону – там растет высокий дуб; вывороти этот дуб, притащи сюда и брось с берега на́ воду: я по нем к тебе вылезу».
Тимофей Колтома повернул направо, сделал несколько шагов, нащупал высокий старый дуб, обхватил его обеими руками и сразу выворотил с корнем, приволок тот дуб и бросил в воду; одним концом на земле легло дерево, а другим возле шлюпки угодило. Никита выкарабкался кое-как на берег, поцеловался с своим братом и говорит: «Как-то теперь наш грозный царь поживает?» – «Эх, брат, – отвечает Тимофей Колтома, – наш грозный царь теперь в великом бессчастье: пасет свиней в поле, каждое утро получает фунт хлеба, кружку воды да три розги в спину». После того стали они разговаривать, как им жить и чем кормиться?
Говорит Никита: «Слушай, брат, мой совет! Ты меня носить будешь, потому что я без ног; а я на тебе сидеть буду да сказывать, в какую сторону идти надо». – «Ладно! Быть по-твоему: хоть оба увечные, а двое за одного здорового сойдем».
Вот Никита Колтома сел своему брату на шею и стал дорогу показывать; Тимофей шел-шел и пришел в дремучий лес. В том лесу стоит избушка бабы-яги. Вошли братья в избушку – нет ни души. «А ну-ка, брат, – говорит Никита, – пощупай-ка в печке: нет ли еды какой?» Тимофей полез в печку, вытащил оттуда всяких кушаньев, поставил на стол, и начали они оба уписывать, с голоду все начисто приели. После того стал Никита избушку оглядывать; увидал на окошке небольшой свисток, взял его, приложил к губам и давай насвистывать. Смотрит: что за диво? Слепой брат пляшет, изба пляшет, и стол, и лавки, и посуда – все пляшет! Горшки вдребезги поразбивались! «Полно, Никита! Перестань играть, – просит слепой, – сил моих не хватает больше!» Никита перестал насвистывать и в ту ж минуту все приутихло.
Вдруг отворяется дверь, входит баба-яга и кричит громким голосом: «Ах вы, бродяги бездомные! Доселева тут птица не пролетывала, зверь не прорыскивал, а вы забрались, все кушанья приели, все горшки перебили. Хорошо же, вот я с вами разделаюсь!» Отвечает Никита: «Молчи, старое стерво! Мы и сами сумеем разделаться. Эй, брат Тимоха, подержи ее, ведьму, да покрепче!» Тимофей схватил бабу-ягу в охапку, стиснул крепко-накрепко, а Никита сейчас ее за косы и давай по избе возить. «Батюшки!
Не бейте, – просится баба-яга, – я вам сама в пригоде[103]103
Пригожусь (Ред.).
[Закрыть] буду: что хотите, все вам достану». – «А ну, старая, говори: можешь ли достать нам целющей и живущей воды? Коли достанешь, пущу живую на белый свет; а нет, так лютой смерти предам».
Баба-яга согласилась и привела их к двум родникам: «Вот вам целюшая, а вот и живущая вода!» Никита Колтома почерпнул целющей воды, облил себя – и выросли у него ноги: ноги совсем здоровые, а не двигаются. Почерпнул он живущей воды, помочил ноги – и стал владеть ими. То же было и с Тимофеем Колтомою; помазал он глазные ямки целющей водой – появились у него очи, совсем-таки невредимые, только ничего не видят; помазал их живущей водой – и стал видеть лучше прежнего. Поблагодарили братья старуху, отпустили ее домой и пошли выручать грозного царя из беды-напасти.
Приходят в столичный город и видят – грозный царь перед самым дворцом свиней пасет. Никита Колтома заиграл в свисток; и пастух и свиньи пошли плясать. Елена Прекрасная увидала это из окошечка, осердилась и тотчас приказала принести пуки розог и высечь и пастуха и музыканта. Прибежала стража, схватила их и повела во дворец угощать розгами. Никита Колтома как пришел во дворец к Елене Прекрасной, не захотел долго мешкать, схватил ее за белые руки и говорит: «Узнаешь ли меня, Елена Прекрасная? Ведь я – Никита Колтома. Теперь, грозный царь, она в твоей воле; что захочешь, то и сделаешь!» Грозный царь приказал ее расстрелять, а Никиту сделал своим первым министром, всегда его почитал и во всем слушался.
№200 [104]104Записано в Оренбургской губ.
AT 519. Имя-прозвище героя сказки отчасти совпадает с именами-прозвищами героя двух других опубликованных восточнославянских сказок того же типа: Иван Голик (Кулиш П. Записи о Южной Руси. II, СПб., 1857, с. 59—82) и Голый-босый (Ск. лег. Башк., № 1). Текст отличается некоторыми своеобразными подробностями, уступая предшествующим вариантам сюжета в последовательности изложения. Не мотивированы, например, появление богатыря Марка Бегуна в эпизоде стрельбы из богатырского лука и его последующая встреча и дружба с искалеченным Иваном Голым.
К словам «вывести... ретивого коня» (с. 72) дана Афанасьевым сноска: – вариант: «волшебного».
[Закрыть]
Задумал царевич жениться, и невеста есть на примете – прекрасная царевна, да как достать ее? Много королей и королевичей и всяких богатырей ее сватали, да ничего не́ взяли, только буйные головы на плахе сложили; и теперь еще торчат их головы на ограде вокруг дворца гордой невесты. Закручинился, запечалился царевич; не ведает, кто бы помог ему? А тут и выискался Иван Голый – мужик был бедный, ни есть, ни пить нечего, одежда давно с плеч свалилася. Приходит он к царевичу и говорит: «Самому тебе не добыть невесты, и коли один поедешь свататься – буйну голову сложишь! А лучше поедем вместе; я тебя из беды выручу и все дело устрою; только обещай меня слушаться!» Царевич обещал ему исполнять все его советы, и на другой же день отправились они в путь-дорогу.
Вот и приехали в иное государство и стали свататься. Царевна говорит: «Надо наперед у жениха силы пытать». Позвала царевича на пир, угостила-употчевала; после обеда начали гости разными играми забавляться. «А принесите-ка мое ружье, с которым я на охоту езжу», – приказывает царевна. Растворились двери – и несут сорок человек ружье не ружье, а целую пушку. «Ну-ка, нареченный жених, выстрели из моего ружьеца». – «Иван Голый, – крикнул царевич, – посмотри, годится ли это ружье?» Иван Голый взял ружье, вынес на крылечко, пнул ногою – ружье полетело далеко-далеко и упало в сине море. «Нет, ваше высочество! Ружье ледащее, куда из него стрелять такому богатырю!» – докладывает Иван Голый. «Что ж это, царевна? Али ты надо мной смеешься? Приказала принести такое ружье, что мой слуга ногой пнул – оно в море упало!» Царевна велела принести свой лук и стрелу.
Опять растворились двери, сорок человек лук со стрелой принесли. «Попробуй, нареченный жених, пусти мою стрелку». – «Эй, Иван Голый! – закричал царевич. – Посмотри, годится ли лук для моей стрельбы?» Иван Голый натянул лук и пустил стрелу: полетела стрела за сто верст, попала в богатыря Марка Бегуна и отбила ему обе руки. Закричал Марко Бегун богатырским голосом: «Ах ты, Иван Голый! Отшиб ты мне обе руки; да и тебе беды не миновать!» Иван Голый взял лук на колено и переломил надвое: «Нет, царевич! Лук ледащий – не годится такому богатырю, как ты, пускать с него стрелы». – «Что же это, царевна? Али ты надо мной потешаешься? Какой лук дала – мой слуга стал натягивать да стрелу пускать, а он тут же пополам изломился?» Царевна приказала вывести из конюшни своего ретивого коня.
Ведут коня сорок человек, едва на цепях сдержать могут: столь зол, неукротим! «Ну-ка, нареченный жених, прогуляйся на моем коне; я сама на нем каждое утро катаюся». Царевич крикнул: «Эй, Иван Голый! Посмотри, годится ли конь под меня?» Иван Голый прибежал, начал коня поглаживать, гладил-гладил, взял за хвост, дернул – и всю шкуру содрал. «Нет, – говорит, – конь ледащий! Чуть-чуть за хвост пошевелил, а с него и шкура слетела». Царевич начал жаловаться: «Эх, царевна! Ты все надо мной насмешку творишь; вместо богатырского коня клячу вывела». Царевна не стала больше пытать царевича и на другой день вышла за него замуж. Обвенчались они и легли спать; царевна положила на царевича руку – он еле выдержать смог, совсем задыхаться стал. «А, – думает царевна, – так ты этакий богатырь! Хорошо же, будете меня помнить».
Через месяц времени собрался царевич с молодой женою в свое государство ехать. Ехали день, и два, и три, и остановились лошадям роздых дать. Вылезла царевна из кареты, увидала, что Иван Голый крепко спит, тотчас отыскала топор, отсекла ему обе ноги, потом велела закладывать лошадей, царевичу приказала на запятки стать и воротилась назад в свое царство; а Иван Голый остался в чистом поле.
Вот однажды пробегал по этому полю Марко Бегун, увидел Ивана Голого, побратался с ним, посадил его на себя и пустился в дремучий, темный лес. Стали богатыри в том лесу жить, построили себе избушку, сделали тележку, добыли ружье и зачали за перелетной птицей охотиться. Марко Бегун тележку возит, а Иван Голый сидит в тележке да птиц стреляет: той дичиною круглый год питались.
Скучно им показалося, и выдумали они украсть где-нибудь девку от отца, от матери; поехали к одному священнику и стали просить милостыньку.
Поповна вынесла им хлеба и только подошла к тележке, как Иван Голый ухватил ее за руки, посадил рядом с собой, а Марко Бегун во всю прыть побежал, и через минуту очутились они дома в своей избушке. «Будь ты, де́вица, нам сестрицею, готовь нам обедать и ужинать да за хозяйством присматривай». Жили они втроем тихо и мирно, на судьбу не жаловались.
Раз как-то отправились богатыри на охоту, целую неделю домой не бывали, а воротившись – едва свою сестру узнали: так она исхудала! «Что с тобой сделалось?» – спрашивают богатыри. Она в ответ рассказала им, что каждый день летает к ней змей; оттого и худа стала. «Постой же, мы его поймаем!» Иван Голый лег под лавку, а Марко Бегун спрятался в сенях за двери. Прошло с полчаса, вдруг деревья в лесу зашумели, крыша на избе пошатнулася – прилетел змей, ударился о сырую землю и сделался добрым молодцем, вошел в избушку, сел за стол и требует закусить чего-нибудь. Иван Голый ухватил его за ноги, а Марко Бегун навалился на змея всем туловищем и стал его давить; порядком ему бока намял!
Притащили они змея к дубовому пню, раскололи пень надвое, защемили там его голову и начали стегать прутьями. Просится змей: «Отпустите меня, сильномогучие богатыри! Я вам покажу, где мертвая и живая вода». Богатыри согласились. Вот змей привел их к озеру; Марко Бегун обрадовался, хотел было прямо в воду кинуться, да Иван Голый остановил. «Надо прежде, – говорит, – испробовать». Взял зеленый прут и бросил в воду – прут тотчас сгорел. Принялись богатыри опять за змея; били его, били, едва жива оставили. Привел их змей к другому озеру; Иван Голый поднял гнилушку и бросил в воду – она тотчас пустила ростки и зазеленела листьями. Богатыри кинулись в это озеро, искупались и вышли на́ берег молодцы молодцами; Иван Голый с ногами, Марко Бегун с руками. После взяли змея, притащили к первому озеру и бросили прямо вглубь – только дым от него пошел!
Воротились домой; Марко Бегун был стар, отвез поповну к отцу, к матери и стал жить у этого священника, потому что священник объявил еще прежде: кто мою дочь привезет, того буду кормить и поить до самой смерти. А Иван Голый добыл богатырского коня и поехал искать своего царевича. Едет чистым полем, а царевич свиней пасет. «Здорово, царевич!» – «Здравствуй! А ты кто такой?» – «Я Иван Голый». – «Что ты завираешься! Если б Иван Голый жив был, я бы не пас свиней». – «И то конец твоей службе!» Тут они поменялись одежею; царевич поехал вперед на богатырском коне, а Иван Голый вслед за ним свиней погнал. Царевна увидала его, выскочила на крыльцо: «Ах ты, неслух! Кто тебе велел свиней гнать, когда еще солнце не село?» – и стала приказывать, чтобы сейчас же взяли пастуха и выдрали на конюшне. Иван Голый не стал дожидаться, сам ухватил царевну за косы и до тех пор волочил ее по двору, пока не покаялась и не дала слова слушаться во всем мужа. После того царевич с царевною жили в согласии долгие годы, и Иван Голый при них служил.
Царь-медведь
№201 [105]105Записано в Бобровском уезде Воронежской губ.
AT 314 A* (Бычок или вол, лось, сокол, ворон-спаситель) + отчасти 315 (Неверная сестра или мать – Звериное молоко). Традиционная для восточнославянских сказок контаминация сюжетов. Первый сюжетный тип, входящий обычно как эпизод в разные сказки, учтен в AT только в русском фольклорном материале. Русских вариантов – 23, украинских – 6, белорусских – 8. Имеются латышские варианты в материале (Арайс-Медне, с. 50—51). Сюжет типа 315 бытует в Европе повсеместно. В AT учтены также его варианты, записанные в странах Азии (в Турции, Индии) и Америки (на французском и испанском языках от потомков европейских переселенцев и от негров). Это один из самых популярных сюжетов восточнославянского репертуара. Русских вариантов – 74, украинских – 46, белорусских – 25. Часто встречается в сборниках сказок неславянских народов СССР (например: Башк. творч., II, № 18; Тат. творч., II, № 5, 6, 27; Казах. ск., III, с. 10—11; Ск. Дагестана, № 65). Следы данного сюжета отмечались исследователями в «Эдде» (Leyen F. V. Das Märchen in den Gottensagen der Edda. Berlin, 1899). Старейшие развернутые его варианты в западноевропейских народных книгах эпохи позднего средневековья. Первые русские публикации в лубочных сборниках XVIII в.: Повествователь.., с. 106—163; Тимофеев, с. 241—279; Погудка.., III, № 1, с. 3—14. Наш вариант отличается краткостью и некоторыми не обычными для сказок о неверной сестре эпизодами: Марья-царевна бросает шестиглавому змею через реку полотенце, и оно превращается в мост; змей уносит сестру героя, и тот освобождает ее, пользуясь советом бабы-яги. В ряде вариантов сестра (мать) сговаривается с любовником погубить юношу и посылает его чаще всего за молоком волчицы, медведицы и львицы, притворившись больной, связывает его; герой спасается, благодаря помощи своих зверят; наказывает притворщицу.
К словам «Откуда не́ взялся ясный сокол» (с. 75) указан Афанасьевым вариант: «ворон».
После слов «с Иваном-царевичем да с Марьей-царевной прибежал на поляну» (с. 76) дан вариант: «Царь-медведь побежал за едою, а Иван-царевич да Марья-царевна стоят да плачут. Откуда не́ взялся добрый конь: «Садитесь, – говорит, – на меня; я вас завезу за синее море». Только сели, добрый конь и понес их выше дерева стоячего, ниже облака ходячего. Медведь увидал да в погоню. «Ах, добрый конь, за нами медведь гонится». – «Ничего, Иван-царевич! Вынь у меня из левого уха щепочку и брось позади себя». Иван-царевич вынул щепочку и бросил – тотчас сделался густой, темный лес – ни пройти, ни проехати! Пока царь-медведь продрался сквозь чащу, они далеко уехали. Побежал медведь в погоню: вот уж близко! «Ах, добрый конь! За нами медведь гонится». – «Ничего, Иван-царевич! Возьми у меня из правого уха скляночку и брызни позади себя». Иван-царевич то и сделал – тотчас разлилось синее море глубокое. Медведь прибежал к синю морю, поглядел-посмотрел и побежал в темные леса. Добрый конь стал прощаться с Иваном-царевичем и Марьей-царевною; жалко им было с ним расставаться, да делать нечего. Распрощались, и пошел царевич с царевною в одну сторону, а конь – в другую. Иван-царевич нашел пустую избушку и поселился в ней с сестрицею...»
К мотиву посмертного превращения бычка (с. 76) указан вариант: «Живите в этом доме, – сказал бычок, – а меня зарежьте; мясо скушайте, а кости в одно место сложите да поливайте тою водой, в которой будете чашки да ложки мыть; из тех костей две собачки народятся».
[Закрыть]
Жил себе царь с царицею, детей у них не было. Царь поехал раз на охоту красного зверя да перелетных птиц стрелять. Сделалось жарко, захотелось ему водицы испить, увидал в стороне колодец, подошел, нагнулся и только хотел испить – царь-медведь[106]106
Слово это на местном наречии выговаривается: ведметь.
[Закрыть] и ухватил его за бороду: «Пусти», – просится царь. «Дай мне то, чего в доме не знаешь; тогда и пущу». – «Что ж бы я в доме не знал, – думает царь, – кажись, все знаю... Я лучше, – говорит, – дам тебе стадо коров». – «Нет, не хочу и двух стад». – «Ну, возьми табун лошадей». – «Не надо и двух табунов; а дай то, чего в доме не знаешь».
Царь согласился, высвободил свою бороду и поехал домой. Входит во дворец, а жена родила ему двойни: Ивана-царевича и Марью-царевну; вот чего не знал он в доме. Всплеснул царь руками и горько заплакал. «Чего ты так убиваешься?» – спрашивает царица. «Как мне не плакать? Я отдал своих деток родных царю-медведю». – «Каким случаем?» – «Так и так», – сказывает царь. «Да мы не отдадим их!» – «О, никак нельзя! Он вконец разорит все царство, а их все-таки возьмет».
Вот они думали-думали, как быть? Да и придумали: выкопали преглубокую яму, убрали ее, разукрасили, словно палаты, навезли туда всяких запасов, чтоб было что и пить и есть; после посадили в ту яму своих детей, а поверх сделали потолок, закидали землею и заровняли гладко-нагладко.
В скором времени царь с царицею померли, а детки их растут да растут. Пришел, наконец, за ними царь-медведь, смотрит туда-сюда: нет никого! Опустел дворец. Ходил он, ходил, весь дом выходил и думает: «Кто же мне про царских детей скажет, куда они девались?» Глядь – долото в стену воткнуто. «Долото, долото, – спрашивает царь-медведь, – скажи мне, где царские дети?» – «Вынеси меня на двор и брось наземь; где я воткнусь, там и рой». Царь-медведь взял долото, вышел на двор и бросил его наземь; долото закружилось, завертелось и прямо в то место воткнулось, где были спрятаны Иван-царевич и Марья-царевна. Медведь разрыл землю лапами, разломал потолок и говорит: «А, Иван-царевич, а, Марья-царевна, вы вот где!.. Вздумали от меня прятаться! Отец-то ваш с матерью меня обманули, так я вас за это съем». – «Ах, царь-медведь, не ешь нас, у нашего батюшки осталось много кур и гусей и всякого добра; есть чем полакомиться». – «Ну, так и быть! Садитесь на меня; я вас к себе в услугу возьму».
Они сели, и царь-медведь принес их под такие крутые да высокие горы, что под самое небо уходят; всюду здесь пусто, никто не живет. «Мы есть-пить хотим», – говорят Иван-царевич и Марья-царевна. «Я побегу, добуду вам и пить и есть, – отвечает медведь, – а вы пока тут побудьте да отдохните». Побежал медведь за едой, а царевич с царевною стоят и слезно плачут. Откуда не́ взялся ясный сокол, замахал крыльями и вымолвил таково слово: «Ах, Иван-царевич и Марья-царевна, какими судьбами вы здесь очутились?» Они рассказали. «Зачем же взял вас медведь?» – «На всякие послуги». – «Хотите, я вас унесу? Садитесь ко мне на крылышки». Они сели; ясный сокол поднялся выше дерева стоячего, ниже облака ходячего и полетел было в далекие страны. На ту пору царь-медведь прибежал, усмотрел сокола в поднебесье, ударился головой в сырую землю и обжег ему пламенем крылья. Опалились у сокола крылья, опустил он царевича и царевну наземь. «А, – говорит медведь, – вы хотели от меня уйти; съем же вас за то и с косточками!» – «Не ешь, царь-медведь; мы будем тебе верно служить». Медведь простил их и повез в свое царство: горы всё выше да круче.
Прошло ни много, ни мало времени. «Ах, – говорит Иван-царевич, – я есть хочу». – «И я!» – говорит Марья-царевна. Царь-медведь побежал за едой, а им строго наказал никуда не сходить с места. Сидят они на травке на муравке да слезы ронят. Откуда не́ взялся орел, спустился из-за облак и спрашивает: «Ах, Иван-царевич и Марья-царевна, какими судьбами очутились вы здесь?» Они рассказали. «Хотите, я вас унесу?» – «Куда тебе! Ясный сокол брался унести, да не смог, и ты не сможешь!» – «Сокол – птица малая; я взлечу повыше его; садитесь на мои крылышки». Царевич с царевною сели; орел взмахнул крыльями и взвился еще выше. Медведь прибежал, усмотрел орла в поднебесье, ударился головой о сыру землю и опалил ему крылья. Спустил орел Ивана-царевича и Марью-царевну наземь. «А, вы опять вздумали уходить! – сказал медведь. – Вот я же вас съем!» – «Не ешь, пожалуйста; нас орел взманил! Мы будем служить тебе верой и правдою». Царь-медведь простил их в последний раз, накормил-напоил, и повез дальше...
Прошло ни много, ни мало времени. «Ах, – говорит Иван-царевич, – я есть хочу». – «И я!» – говорит Марья-царевна. Царь-медведь оставил их, а сам за едой побежал. Сидят они на травке на муравке да плачут. Откуда не́ взялся бычок-др....нок, замотал головой и спрашивает: «Иван-царевич, Марья-царевна! Вы какими судьбами здесь очутились?» Они рассказали. «Хотите, я вас унесу?» – «Куда тебе! Нас уносили птица-сокол да птица-орел, и то не смогли; ты и подавно не сможешь!» – а сами так и разливаются, едва во слезах слово вымолвят. «Птицы не унесли, а я унесу! Садитесь ко мне на спину». Они сели, бычок-др....нок побежал не больно прытко. Медведь усмотрел, что царевич с царевною уходить стали, и бросился за ними в погоню. «Ах, бычок-др....нок, – кричат царские дети, – медведь гонится». – «Далеко ли?» – «Нет, близко!»
Только было медведь подскочил да хотел сцапать, бычок понатужился... и залепил ему оба глаза. Побежал медведь на сине море глаза промывать, а бычок-др....нок все вперед да вперед! Царь-медведь умылся да опять в погоню. «Ах, бычок-др...нок! Медведь гонится». – «Далеко ли?» – «Ох, близко!» Медведь подскочил, а бычок опять понатужился... и залепил ему оба глаза. Пока медведь бегал глаза промывать, бычок все вперед да вперед! И в третий раз залепил он глаза медведю; а после того дает Ивану-царевичу гребешок да утиральник и говорит: «Коли станет нагонять царь-медведь близко, в первый раз брось гребешок, а в другой – махни утиральником».
Бычок-др....нок бежит все дальше и дальше. Оглянулся Иван-царевич, а за ними царь-медведь гонится: вот-вот схватит! Взял он гребешок и бросил позадь себя – вдруг вырос, поднялся такой густой, дремучий лес, что ни птице не пролететь, ни зверю не пролезть, ни пешему не пройти, ни конному не проехать. Уж медведь грыз-грыз, насилу прогрыз себе узенькую дорожку, пробрался сквозь дремучий лес и бросился догонять; а царские дети далёко-далёко! Стал медведь нагонять их, Иван-царевич оглянулся и махнул позадь себя утиральником – вдруг сделалось огненное озеро: такое широкое-широкое! Волна из края в край бьет. Царь-медведь постоял, постоял на берегу и поворотил домой; а бычок-др....нок с Иваном-царевичем да с Марьей-царевной прибежал на полянку.
На той на полянке стоял большой славный дом. «Вот вам дом! – сказал бычок. – Живите – не тужите. А на дворе приготовьте сейчас костер, зарежьте меня да на том костре и сожгите». – «Ах! – говорят царские дети. – Зачем тебя резать? Лучше живи с нами; мы за тобой будем ухаживать, станем тебя кормить свежею травою, поить ключевой водою». – «Нет, сожгите меня, а пепел посейте на трех грядках; на одной грядке выскочит конь, на другой собачка, а на третьей вырастет яблонька; на том коню езди ты, Иван-царевич, а с тою собачкой ходи на охоту». Так все и сделалось.
Вот как-то вздумал Иван-царевич поехать на охоту; попрощался с сестрицею, сел на коня и поехал в лес; убил гуся, убил утку да поймал живого волчонка и привез домой. Видит царевич, что охота идет ему в руку, и опять поехал, настрелял всякой птицы и поймал живого медвежонка. В третий раз собрался Иван-царевич на охоту, а собачку позабыл с собой взять. Тем временем Марья-царевна пошла белье мыть. Идет она, а на другой стороне огненного озера прилетел к берегу шестиглавый змей, перекинулся красавцем, увидал царевну и так сладко говорит: «Здравствуй, красная девица!» – «Здравствуй, добрый молодец!» – «Я слышал от старых людей, что в прежнее время этого озера не бывало; если б через него да был перекинут высокий мост – я бы перешел на ту сторону и женился на тебе». – «Постой! Мост сейчас будет», – отвечала ему Марья-царевна и бросила утиральник: в ту ж минуту утиральник дугою раскинулся и повис через озеро высоким, красивым мостом. Змей перешел по́ мосту, перекинулся в прежний вид, собачку Ивана-царевича запер на замок, а ключ в озеро забросил; после того схватил и унес царевну.
Приезжает Иван-царевич с охоты – сестры нет, собачка взаперти воет; увидал мост через озеро и говорит: «Верно, змей унес мою сестрицу!» Пошел разыскивать. Шел-шел, в чистом поле стоит хатка на курьих лапках, на собачьих пятках. «Хатка, хатка! Повернись к лесу задом, ко мне передом». Хатка повернулась; Иван-царевич вошел, а в хатке лежит баба-яга костяная нога из угла в угол, нос в потолок врос. «Фу-фу! – говорит она. – Доселева русского духа не слыхать было, а нынче русский дух воочью проявляется, в нос бросается! Почто пришел, Иван-царевич?» – «Да если б ты моему горю пособила!» – «А какое твое горе?» Царевич рассказал ей. «Ну, ступай же домой; у тебя на дворе есть яблонька, сломи с нее три зеленых прутика, сплети вместе и там, где собачка заперта, ударь ими по замку: замок тотчас разлетится на мелкие части. Тогда смело на змея иди, не устоит супротив тебя».
Иван-царевич воротился домой, освободил собачку – выбежала она злая-злая! Взял еще с собой волчонка да медвежонка и отправился на змея. Звери бросились на него и разорвали в клочки. А Иван-царевич взял Марью-царевну, и стали они жить-поживать, добра наживать.
