Текст книги "Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2"

Автор книги: Александр Афанасьев

Соавторы: Юрий Новиков,Лев Бараг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

С того самого дня перестал царевич и думать об охоте; сидит себе дома, никуда из своей комнаты не выходит – все на девицу любуется. «Что такое с нашим сыном приключилося? – думает царица. – Вот уж сколько времени, а он все дома сидит, из своей комнаты не выходит и к себе никого не пущает. Грусть-тоска, что ли, напала, али хворь какая прикинулась? Дай пойду посмотрю на него». Входит царица к нему в спальню и видит хрустальный гроб. Как и что? Расспросила-разведала и тотчас же приказ отдала похоронить ту девицу, как следует по обычаю, в мать сырой земле.

Заплакал царевич, пошел в сад, нарвал чудесных цветов, принес и стал расчесывать мертвой красавице русую косу да цветами голову убирать. Вдруг выпал из ее косы волшебный волосок – красавица раскрыла очи, вздохнула, приподнялась из хрустального гроба и говорит: «Ах, как я долго спала!» Царевич несказанно обрадовался, взял ее за руку, повел к отцу, к матери. «Мне, – говорит, – бог ее дал! Не могу жить без нее ни единой минуты. Позволь, родимый батюшка, и ты, родная матушка, допусти жениться». – «Женись, сынок! Против бога не пойдем, да и такой красоты во всем свете поискать!» У царей ни за чем остановок не бывает: в тот же день честным пирком да и за свадебку.

Женился царевич на купеческой дочери, живет с нею – не нарадуется. Прошло сколько-то времени – вздумалось ей поехать в свою сторону, отца с братцем навестить; царевич не прочь, стал у отца проситься. «Хорошо, – говорит царь, – поезжайте, дети мои любезные! Ты, царевич, отправляйся сухим путем в объезд, осмотри этим случаем все наши земли и порядки узнай, а жена твоя пусть на корабле плывет прямым путем». Вот изготовили корабль к походу, нарядили матросов, назначили начального генерала; царевна села на корабль и вышла в открытое море, а царевич поехал сухим путем.

Начальный генерал, видючи прекрасную царевну, позавидовал ее красоте и начал к ней подольщаться; чего бояться, думает, – ведь она теперь в моих руках, что хочу – то и делаю! «Полюби меня, – говорит он царевне, – коли не полюбишь – в море выброшу!» Царевна отвернулась, не дает ему ответу, только слезами заливается. Подслушал генеральские речи один матросик, пришел к царевне вечером и стал говорить: «Не плачь, царевна! Одевайся ты в мое платье, а я твое надену; ты ступай на палубу, а я в каюте остануся. Пусть генерал меня в море выбросит – я того не боюсь; авось справлюся, доплыву до пристани: благо теперь земля близко!» Поменялись они платьем; царевна пошла на палубу, а матрос лег на ее постель. Ночью явился в каюту начальный генерал, схватил матроса и выкинул в море. Матрос пустился вплавь и к утру добрался до берега. Корабль пришел к пристани, стали матросы сходить на землю; сошла и царевна, бросилась на рынок, купила себе поварскую одежу, нарядилась поваренком и нанялась к своему родному отцу на кухне прислуживать.

Немного спустя приезжает к купцу царевич. «Здравствуй, – говорит, – батюшка! Принимай-ка зятя, ведь я на твоей дочке женат. Да где ж она? Аль еще не бывала?» А тут начальный генерал с докладом является: «Так и так, ваше высочество! Несчастье случилося: стояла царевна на палубе, поднялась буря, началась качка, голова у ней закружилась – и мигнуть не успели, как царевна свалилась в море и потонула!» Царевич потужил-поплакал, да ведь со дна моря не воротишь; видно, такова судьба ей назначена! Погостил царевич у своего тестя несколько времени и велел своей свите к отъезду готовиться; купец на прощанье задал большой пир; собрались к нему и купцы, и бояре, и все сродники: были тут и родной брат его, и злая старуха, и начальный генерал.

Пили, ели, прохлаждалися; один из гостей и говорит: «Послушайте, господа честны́е! Что все пить да пить – с того добру не быть; давайте-ка лучше сказывать сказки». – «Ладно, ладно! – закричали со всех сторон. – Кто же начнет?» Тот не умеет, другой не горазд, а третьему вино память отшибло. Как быть? Отозвался тут купеческий приказчик: «Есть у нас на кухне новый поваренок, много по чужим землям странствовал, много всяких див видывал и такой мастер сказки сказывать – что на́ поди!» Купец позвал того поваренка. «Потешь, – говорит, – моих гостей!» Отвечает ему поваренок-царевна: «Что рассказать-то вам: сказку аль бывальщину?» – «Сказывай бывальщину!» – «Пожалуй, можно и бывальщину, только с таким уговором: кто меня перебьет, того чумичкой в лоб».

Все на это согласились. И царевна начала рассказывать все, что с нею самой случилося. «Так и этак, – говорит, – была у купца дочь; поехал купец за́ море и поручил своему родному брату смотреть за девицей; дядя позарился на ее красоту и не дает ей ни минуты спокою...» А дядя слышит, что речь про него идет, и говорит: «Это, господа, неправда!» – «А, по-твоему неправда? Вот же тебе чумичка в лоб!» После того дошло дело до мачехи, как она волшебное зеркальце допрашивала, и до злой старухи, как она к богатырям в белокаменный дворец приходила, – и старуха и мачеха в один голос закричали: «Вот вздор какой! Этого быть не может». Царевна ударила их по лбу чумичкою и стала рассказывать, как она лежала в хрустальном гробе, как нашел ее царевич, оживил и женился на ней и как она поехала отца навестить.

Генерал смекнул, что дело-то не ладно, и просится у царевича: «Позвольте мне домой уйти; что-то голова разболелась!» – «Ничего, посиди немножко!» Стала царевна про генерала рассказывать; ну, и он не вытерпел. «Все это, – говорит, – неправда!» Царевна его чумичкою в лоб да сбросила с себя поварское платье и открылась царевичу: «Я-де не поваренок, я – твоя законная жена!» Царевич обрадовался, купец – тоже; бросились они обнимать, целовать ее; а потом принялись суд судить; злую старуху вместе с дядею на воротах расстреляли, мачеху-волшебницу к жеребцу за хвост привязали, жеребец полетел в чистое поле и разнес ее кости по кустам, по яругам[157]157
  Яруги – овраги, лощины, буераки (Ред.).


[Закрыть]; генерала царевич сослал на каторгу, а на его место пожаловал матроса, что царевну от беды спас. С того времени жили царевич, его жена и купец вместе – долго и счастливо.

Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что

№212 [158]158
  Место записи неизвестно.
  AT 465 A («Пойди туда, не знаю куда»). Сказки о красавице-жене распространены главным образом в странах Восточной Европы, но в AT учтены и варианты, записанные в Ирландии, в Америке (на испанском и французском языках) и в Турции, Индии, Китае. Русских вариантов – 76 (из них 8 в сборнике Афанасьева), украинских – 8, белорусских – 7. Подобные сказки имеются и в сборниках фольклора неславянских народов СССР – латвийских (Арайс-Медне, с. 72), башкирских (Бессонов. Башк. с., № 27; Башк. творч., I, № 94—96), казахских (библиографические указания в примечаниях к монографии С. А. Каскабасова. Казахская волшебная сказка. Алма-Ата, 1972). Первые русские публикации в лубочных сборниках: Лекарство.., с. 152—188; Ск. дедушки, с. 3—34. Третий литературно обработанный вариант русской сказки типа 465 А был издан в 1838 г. (Бронницын, № 3), четвертый – в 1843 («Москвитянин», № 4, с. 389—394) и перепечатаны Афанасьевым в Примечаниях к его сборнику – тексты № 567 и 568 настоящего издания. В его сборнике представлено весьма замечательное многообразие народных русских вариантов трех между собою связанных основных типов сказок о красавице-жене – AT 465 A (тексты № 212—215, отчасти № 313, 314), AT 465 B (тексты № 216, 217) и AT 465 C (тексты № 214—216). Исследования: Новиков, с. 152—154 и отчасти с. 131—132; 219—239. Текст № 212 отличается обстоятельностью разработки, характерной для русских сказок этого типа, но ни в одном из русских вариантов они не представлены так полно. Традиционный для восточнославянских сказок тина 465 A и встречающийся в некоторых неславянских, например, башкирских, вариантах эпизод обмена невидимки на чудесные предметы и возвращения невидимки напоминает
  – 408 -
  сказки о сумке, шляпе и рожке (AT 569 – см. текст № 270) и, вероятно, восходит к таким сказкам.
  В сносках Афанасьева к тексту даны фрагментарно варианты. К словам «сидит на дереве горлица» (с. 108) – вариант: «вышел на взморье и видит: плавает на воде одна сера утица».
  К словам девицы «Умел ты меня достать, умей и жить со мною...» (с. 108) дан вариант: «Умел ты достать меня, теперь женись на мне: я ведь не сера утица, а я – королевская дочь».
  К словам «два неведомых молодца» (с. 108) – вариант «два духа».
  К словам «олень золотые рога» (с. 110) – вариант: «на том острове ходит кобылица с двенадцатью жеребятами».
  К первому совету бабы-яги (с. 112) – вариант: «пусть пошлет он стрельца на конец погибели, где живет Шмат-разум».
  К имени «Шмат-разум» (с. 114) – вариант: «Урза-мурза».
  После слов «он посадил ее в банку и отправился в обратный путь» (с. 115) приведен вариант предыдущих эпизодов сказки: «Простился стрелец со своей женою, пустил клубочек перед собою и пошел вслед за ним. Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко ли, приходит на чистое поле, смотрит – стоит избушка на курячьей ножке. Он клубочек в карман спрятал и говорит: «Избушка, избушка! Стань ко мне передом, а к лесу задом». Избушка поворотилась к нему передом; перешагнул через порог – в избушке старуха сидит. «Здравствуй, бабушка!» – «Здравствуй, добрый человек! Как бог занес в нашу сторону – по воле, аль по неволе?» – «По неволе, бабушка! Послал меня король: пойди, говорит, туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». – «Ну, молодец, я сколько на свете живу, а про это еще не слыхивала». Взял стрелец кувшин с водою, умылся с дороги, вынул свое полотенце и стал утираться. Увидела старуха и спрашивает: «Послушай, добрый человек, откуда добыл это полотенце? Ведь это работа моей племянницы». – «Твоей племянницы, а моей богоданной жены». – «Где же она, голубушка?» – «Дома осталась, жива и здорова, велела тебе поклон снести». Старуха обрадовалась, накормила, напоила его и говорит: «Ну, друг, пойдем со мною, я соберу для тебя всех моих подданных и стану выспрашивать: авось на твое счастье кто-нибудь да ведает, куда и зачем послал тебя король». Вышли они на двор, старуха крикнула громким голосом, молодецким посвистом – собирались к ней птицы: сколько есть в белом свете, все прилетели. «Птицы перелетные! Кто из вас ведает – научите, как дойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что». Ни одна птица про то и не слыхивала. Пошел стрелец дальше, заходит к другой старушке – та собирает зверей, спрашивает у них. Звери тоже ничего не ведают. Стрелец опять в дорогу, заходит к третьей старушке и рассказывает ей свое горе. Старуха вышла на двор, крикнула громким голосом, молодецким посвистом – сползлись к ней гады всякого звания: и змеи шипучие, и лягушки скакучие; столько налезло их, что и ступить негде! Ни один гад не ведает, куда и зачем послал король доброго мо́лодца. Вот старуха взяла именной список и стала перекличку делать – все ли на месте? Все гады на месте, только одной лягушки нет; сейчас послали гонцов ее разыскать. Не прошло и часу, как тащат лягушку о трех ногах. «Где ты, шельма, пропадала?» – «Виновата, государыня! Я изо всех сил торопилась, да со мной на дороге несчастье приключилось: ехал мужик на телеге, наехал на меня колесом и отдавил ногу; насилу могла добраться до вашей милости». – «Ведомо ль тебе, как дойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что?» – «Пожалуй, показать дорогу можно, только у, как далеко туда! Мне туда ни за что не допрыгать». Стрелец взял лягушку, завязал в платок и понес в руке; сам идет, она путь указывает. Шел, шел, до синя моря дошел, переплыл на лодочке на другую сторону, видит – палаты, стоят, он туда – и спрятался за печку. Ровно в полночь приходят в палаты двенадцать добрых молодцев; старший выступил и крикнул: «Эй, Губрей!» Отвечает ему невидимка: «Что прикажете?» – «Подавай обед и вина на двенадцать человек, и чтоб был хор музыкантов». Тотчас все и явилося: загремела музыка и пошла гульба!.. (Стрелец сманивает к себе невидимку и отправляется в обратный путь). Подошел к морю, глядь – нигде не видать лодки. «Эй, Губрей! Как бы нам на ту сторону попасть?» – «А вот горелый пень; садись на него и держись крепче». Стрелец положил лягушку за пазуху, сел на горелый пень и крепко обхватил его обеими руками. Вдруг пень поднялся с земли и перелетел через все море...» К описанию диковинок у купцов (с. 116) дан вариант: «Один купец вынул табакерку: только крышку сыми – и в ту ж минуту большой город раскинется; другой купец топор достал: тяпни лезом по земле – тотчас дворец явится, ударь обухом в передний угол – и дворца как не бывало! А третий купец показал игольник: только открой – так и полезет войско и конное, и пешее».


[Закрыть]

В некотором государстве жил-был король, холост-неженат, и была у него целая рота стрельцов; на охоту стрельцы ходили, перелетных птиц стреляли, государев стол дичью снабжали. В той роте служил стрелец-молодец, по имени Федот; метко в цель попадал, почитай – николи промаху не давал, и за то любил его король пуще всех его товарищей. Случилось ему в одно время пойти на охоту раным-ранехонько, на самой зоре; зашел он в темный, густой лес и видит: сидит на дереве горлица. Федот навел ружье, прицелился, выпалил – и перешиб птице крылышко; свалилась птица с дерева на сырую землю. Поднял ее стрелок, хочет оторвать голову да положить в сумку. И возговорит ему горлица: «Ах, стрелец-молодец, не срывай моей буйной головушки, не своди меня с белого света; лучше возьми меня живую, принеси в свой дом, посади на окошечко и смотри: как только найдет на меня дремота, в ту самую пору ударь меня правой рукою наотмашь – и добудешь себе великое счастье!» Крепко удивился стрелок. «Что такое? – думает. – С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом! Прежде со мной такого случая никогда не бывало...»

Принес птицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит-дожидается. Прошло немного времени, горлица положила свою головку под крылышко и задремала; стрелок поднял правую руку, ударил ее наотмашь легохонько – пала горлица наземь и сделалась душой-де́вицей, да такою прекрасною, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Другой подобной красавицы во всем свете не бывало! Говорит она добру молодцу, королевскому стрельцу: «Умел ты меня достать, умей и жить со мною; ты мне будешь нареченный муж, а я тебе богоданная жена!» На том они и поладили; женился Федот и живет себе – с молодой женой потешается, а службы не забывает; каждое утро ни свет ни заря возьмет свое ружье, пойдет в лес, настреляет разной дичи и отнесет на королевскую кухню.

Видит жена, что от той охоты весь он измаялся, и говорит ему: «Послушай, друг, мне тебя жалко: каждый божий день ты беспокоишься, бродишь по лесам до по болотам, завсегда мокрехонек домой ворочаешься, а пользы нам нет никакой. Это что за ремесло! Вот я так знаю такое, что без барышей не останешься. Добудь-ка рублей сотню-другую, все дело поправим». Бросился Федот по товарищам: у кого рубль, у кого два занял и собрал как раз двести рублей. Принес к жене. «Ну, – говорит она, – купи теперь на все эти деньги разного шелку». Стрелец купил на двести рублей разного шелку. Она взяла и сказывает: «Не тужи, молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее!»

Муж заснул, а жена вышла на крылечко, развернула свою волшебную книгу – и тотчас явились перед ней два неведомых мо́лодца: что угодно – приказывай! «Возьмите вот этот шелк и за единый час сделайте мне ковер, да такой чудный, какого в целом свете не видывано; а на ковре бы все королевство было вышито, и с городами, и с деревнями, и с реками, и с озерами». Принялись они за работу и не только в час, а в десять минут изготовили ковер – всем на диво; отдали его стрельцовой жене и вмиг исчезли, словно их и не было! Наутро отдает она ковер мужу. «На, – говорит, – понеси на гостиный двор и продай купцам, да смотри: своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери».

Федот взял ковер, развернул, повесил на руку и пошел по гостиным рядам. Увидал один купец, подбежал и спрашивает: «Послушай, почтенный! Продаешь, что ли?» – «Продаю». – «А что стоит?» – «Ты торговый человек, ты и цену уставляй». Вот купец думал, думал, не может оценить ковра – да и только! Подскочил другой купец, за ним третий, четвертый... и собралась их толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут. В то время проезжал мимо гостиных рядов дворцовый комендант, усмотрел толпу, и захотелось ему разузнать: про что толкует купечество? Вылез из коляски, подошел и говорит: «Здравствуйте, купцы-торговцы, заморские гости! О чем речь у вас?» – «Так и так, ковра оценить не можем». Комендант посмотрел на ковер и сам дался диву. «Послушай, стрелец, – говорит он, – скажи мне по правде по истинной, откуда добыл ты такой славный ковер?» – «Моя жена вышила». – «Сколько же тебе дать за него?» – «Я и сам цены не ведаю; жена наказала не торговаться, а сколько дадут – то и наше!» – «Ну, вот тебе десять тысяч!»

Стрелец взял деньги и отдал ковер, а комендант этот завсегда при короле находился – и пил и ел за его столом. Вот он поехал к королю обедать и ковер повез: «Не угодно ль вашему величеству посмотреть, какую славную вещь купил я сегодня?» Король взглянул – все свое царство словно на ладони увидел; так и ахнул! «Вот это ковер! В жизнь мою такой хитрости не видывал. Ну, комендант, что хочешь, а ковра тебе не отдам». Сейчас вынул король двадцать пять тысяч и отдал ему из рук в руки, а ковер во дворце повесил. «Ничего, – думает комендант, – я себе другой еще лучше закажу».

Сейчас поскакал к стрельцу, разыскал его избушку, входит в светлицу и как только увидал стрельцову жену – в ту ж минуту и себя и свое дело позабыл, сам не ведает, зачем приехал; перед ним такая красавица, что век бы очей не отвел, все бы смотрел да смотрел! Глядит он на чужую жену, а в голове дума за думой: «Где это видано, где это слыхано, чтобы простой солдат да таким сокровищем влада́л? Я хоть и при самом короле служу и генеральский чин на мне положо́н, а такой красоты нигде не видывал!» Насилу комендант опомнился, нехотя домой убрался. С той поры, с того времени совсем не свой сделался: и во сне и наяву только и думает, что о прекрасной стрельчихе; и ест – не заест, и пьет – не запьет, все она представляется!

Заприметил король и стал его выспрашивать: «Что с тобой подеялось? Аль кручина какая?» – «Ах, ваше величество! Видел я у стрельца жену, такой красоты во всем свете нет; все об ней думаю: и не заесть и не запить, никаким снадобьем не заворожить!» Пришла королю охота самому полюбоваться, приказал заложить коляску и поехал в стрелецкую слободу. Входит в светлицу, видит – красота невообразимая! Кто ни взглянет – старик ли, молодой ли, всякий без ума влюбится. Защемила его зазноба сердечная. «Чего, – думает про себя, – хожу я холост-неженат? Вот бы мне жениться на этой красавице; зачем ей быть стрельчихою? Ей на роду написано быть королевою».

Воротился король во дворец и говорит коменданту: «Слушай! Сумел ты показать мне стрельцову жену – красоту невообразимую; теперь сумей извести ее мужа. Я сам на ней хочу жениться... А не изведешь, пеняй на себя; хоть ты и верный мой слуга, а быть тебе на виселице!» Пошел комендант, пуще прежнего запечалился; как стрельца порешить – не придумает.

Идет он пустырями, закоулками, а навстречу ему баба-яга: «Стой, королевский слуга! Я все твои думки ведаю; хочешь, пособлю твоему горю неминучему?» – «Пособи, бабушка! Что хочешь, заплачу́». – «Сказан тебе королевский указ, чтобы извел ты Федота-стрельца. Это дело бы неважное: сам-то он прост, да жена у него больно хитра! Ну, да мы загадаем такую загадку, что не скоро справится. Воротись к королю и скажи: за тридевять земель, в тридесятом царстве есть остров; на том острове ходит олень золотые рога. Пусть король наберет полсотню матросов – самых негодных, горьких пьяниц, и велит изготовить к походу старый, гнилой корабль, что тридцать лет в отставке числится; на том корабле пусть пошлет Федота-стрельца добывать оленя золотые рога. Чтоб добраться до острова, надо плыть ни много, ни мало – три года, да назад с острова – три года, итого шесть лет. Вот корабль выступит в море, месяц прослужит, а там и потонет: и стрелец и матросы – все на дно пойдут!»

Комендант выслушал эти речи, поблагодарил бабу-ягу за науку, наградил ее золотом и бегом к королю. «Ваше величество! – говорит. – Так и так – можно наверно стрельца извести». Король согласился и тотчас отдал приказ по флоту: изготовить к походу старый, гнилой корабль, нагрузить его провизией на шесть лет и посадить на него пятьдесят матросов – самых распутных и горьких пьяниц. Побежали гонцы по всем кабакам, по трактирам, набрали таких матросов, что поглядеть любо-дорого: у кого глаза подбиты, у кого нос сворочо́н набок. Как скоро доложили королю, что корабль готов, он в ту же минуту потребовал к себе стрельца: «Ну, Федот, ты у меня молодец, первый в команде стрелец; сослужи-ка мне службу, поезжай за тридевять земель, в тридесятое царство – там есть остров, на том острове ходит олень золотые рога; поймай его живого и привези сюда». Стрелец задумался; не знает, что и отвечать ему. «Думай – не думай, – сказал король, – а коли не сделаешь дела, то мой меч – твоя голова с плеч!»

Федот повернулся налево кругом и пошел из дворца; вечером приходит домой крепко печальный, не хочет и слова вымолвить. Спрашивает его жена: «О чем, милый, закручинился? Аль невзгода какая?» Он рассказал ей все сполна. «Так ты об этом печалишься? Есть о чем! Это службишка, не служба. Молись-ка богу да ложись спать; утро вечера мудренее: все будет сделано». Стрелец лег и заснул, а жена его развернула волшебную книгу – и вдруг явились перед ней два неведомых мо́лодца: «Что угодно, что надобно?» – «Ступайте вы за тридевять земель, в тридесятое царство – на остров, поймайте оленя золотые рога и доставьте сюда». – «Слушаем! К свету все будет исполнено».

Вихрем понеслись они на тот остров, схватили оленя золотые рога, принесли его прямо к стрельцу на двор; за час до рассвета все дело покончили и скрылись, словно их и не было. Стрельчиха-красавица разбудила своего мужа пораньше и говорит ему: «Поди посмотри – олень золотые рога на твоем дворе гуляет. Бери его на корабль с собою, пять суток вперед плыви, на шестые назад поворачивай». Стрелец посадил оленя в глухую, закрытую клетку и отвез на корабль. «Тут что?» – спрашивают матросы. «Разные припасы и снадобья; путь долгий, мало ли что понадобится!»

Настало время кораблю отчаливать от пристани, много народу пришло пловцов провожать, пришел и сам король, попрощался с Федотом и поставил его над всеми матросами за старшего. Пятые сутки плывет корабль по́ морю, берегов давно не видать. Федот-стрелец приказал выкатить на палубу бочку вина в сорок ведер и говорит матросам: «Пейте, братцы! Не жалейте; душа – мера!» А они тому и рады, бросились к бочке и давай вино тянуть, да так натянулись, что тут же возле бочки попадали и заснули крепким сном. Стрелец взялся за руль, поворотил корабль к берегу и поплыл назад; а чтоб матросы про то не сведали – знай с утра до вечера вином их накачивает: только они с перепоя глаза продерут, как уж новая бочка готова – не угодно ль опохмелиться.

Как раз на одиннадцатые сутки привалил корабль к пристани, выкинул флаг и стал палить из пушек. Король услыхал пальбу и сейчас на пристань – что там такое? Увидал стрельца, разгневался и накинулся на него со всей же́сточью: «Как ты смел до сроку назад воротиться?» – «А куда ж мне деваться, ваше величество? Пожалуй, иной дурак десять лет в морях проплавает да путного ничего не сделает, а мы вместо шести лет всего-навсего десять суток проездили, да свое дело справили: не угодно ль взглянуть на оленя золотые рога?» Тотчас сняли с корабля клетку, выпустили златорогого оленя; король видит, что стрелец прав, ничего с него не возьмешь! Позволил ему домой идти, а матросам, которые с ним ездили, дал свободу на целые на шесть лет; никто не смей их и на службу спрашивать, по тому самому, что они уж эти года заслужили.

На другой день призвал король коменданта, напустился на него с угрозами. «Что ты, – говорит, – али шутки со мной шутишь? Видно, тебе голова твоя не дорога! Как знаешь, а найди случай, чтоб можно было Федота-стрельца злой смерти предать». – «Ваше королевское величество! Позвольте подумать; авось можно поправиться». Пошел комендант пустырями да закоулками, навстречу ему баба-яга: «Стой, королевский слуга! Я твои думки ведаю; хочешь, пособлю твоему горю?» – «Пособи, бабушка! Ведь стрелец вернулся и привез оленя золотые рога». – «Ох, уж слышала! Сам-то он простой человек, извести его нетрудно бы – все равно что щепоть табаку понюхать! Да жена у него больно хитра. Ну да мы загадаем ей иную загадку, с которой не так скоро справится. Ступай к королю и скажи: пусть пошлет он стрельца туда – не знаю куда, принести то – не знаю что. Уж этой задачи он во веки веков не выполнит: или совсем без вести пропадет, или с пустыми руками назад придет».

Комендант наградил бабу-ягу золотом и побежал к королю; король выслушал и велел стрельца позвать. «Ну, Федот! Ты у меня молодец, первый в команде стрелец. Сослужил ты мне одну службу – достал оленя золотые рога; сослужи и другую: поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что! Да помни: коли не принесешь, то мой меч – твоя голова с плеч!» Стрелец повернулся налево кругом и пошел из дворца; приходит домой печальный, задумчивый. Спрашивает его жена: «Что, милый, кручинишься? Аль еще невзгода какая?» – «Эх, – говорит, – одну беду с шеи свалил, а другая навалилася; посылает меня король туда – не знаю куда, велит принести то – не знаю что. Через твою красу все напасти несу!» – «Да, это служба немалая! Чтоб туда добраться, надо девять лет идти, да назад девять – итого восьмнадцать лет; а будет ли толк с того – бог ведает!» – «Что же делать, как же быть?» – «Молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее. Завтра все узнаешь».

Стрелец лег спать, а жена его дождалась ночи, развернула волшебную книгу – и тотчас явились перед ней два мо́лодца: «Что угодно, что надобно?» – «Не ведаете ли: как ухитриться да пойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что?» – «Нет, не ведаем!» Она закрыла книгу – и мо́лодцы с глаз исчезли. Поутру будит стрельчиха своего мужа: «Ступай к королю, проси золотой казны на дорогу – ведь тебе восьмнадцать лет странствовать, а получишь деньги, заходи со мной проститься». Стрелец побывал у короля, получил из казначейства целую кису[159]159
  Мешок (Ред.).


[Закрыть] золота и приходит с женой прощаться. Она подает ему ширинку и мячик: «Когда выйдешь из города, брось этот мячик перед собою; куда он покатится – туда и ты ступай. Да вот тебе мое рукоделье: где бы ты ни был, а как станешь умываться – завсегда утирай лицо этою ширинкою». Попрощался стрелец с своей женой и товарищами, поклонился на все на четыре стороны и пошел за заставу. Бросил мячик перед собою; мячик катится да катится, а он за ним следом идет.

Прошло с месяц времени, призывает король коменданта и говорит ему: «Стрелец отправился на восьмнадцать лет по белу свету таскаться, и по всему видно, что не быть ему живому. Ведь восьмнадцать лет не две недели; мало ли что в дороге случится! Денег у него много; пожалуй, разбойники нападут, ограбят да злой смерти предадут. Кажись, можно теперь за его жену приняться. Возьми-ка мою коляску, поезжай в стрелецкую слободку и привези ее во дворец». Комендант поехал в стрелецкую слободку, приехал к стрельчихе-красавице, вошел в избу и говорит: «Здравствуй, умница, король приказал тебя во дворец представить». Приезжает она во дворец; король встречает ее с радостию, ведет в палаты раззолоченные и говорит таково слово: «Хочешь ли быть королевою? Я тебя замуж возьму». – «Где же это видано, где же эта слыхано: от живого мужа жену отбивать! Каков ни на есть, хоть простой стрелец, а мне он – законный муж». – «Не пойдешь охотою, возьму силою!» Красавица усмехнулась, ударилась об пол, обернулась горлицей и улетела в окно.

Много царств и земель прошел стрелец, а мячик все катится. Где река встретится, там мячик мостом перебросится; где стрельцу отдохнуть захочется, там мячик пуховой постелью раскинется. Долго ли, коротко ли – скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, приходит стрелец к большому, великолепному дворцу; мячик докатился до ворот и пропал. Вот стрелец подумал-подумал: «Дай пойду прямо!» Вошел по лестнице в покои; встречают его три девицы неописанной красоты: «Откуда и зачем, добрый человек, пожаловал?» – «Ах, красные де́вицы, не дали мне с дальнего походу отдохнуть, да начали спрашивать. Вы бы прежде меня накормили-напоили, отдохнуть положили, да тогда бы и вестей спрашивали». Они тотчас собрали на стол, посадили его, накормили-напоили и спать уложили.

Стрелец выспался, встает с мягкой постели; красные де́вицы несут к нему умывальницу и шитое полотенце. Он умылся ключевой водой, а полотенца не принимает. «У меня, – говорит, – своя ширинка; есть чем лицо утереть». Вынул ширинку и стал утираться. Спрашивают его красные де́вицы: «Добрый человек! Скажи: откуда достал ты эту ширинку?» – «Мне ее жена дала». – «Стало быть, ты женат на нашей родной сестрице!» Кликнули мать-старушку; та как глянула на ширинку, в ту ж минуту признала: «Это моей дочки рукоделье!» Начала у гостя расспрашивать-разведывать; он рассказал ей, как женился на ее дочери и как царь послал его туда – не знаю куда, принести то – не знаю что. «Ах зятюшка! Ведь про это диво даже я не слыхивала! Постой-ка, авось мои слуги ведают».

Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, и вдруг – откуда только взялись! – набежали всякие звери, налетели всякие птицы. «Гой есте, звери лесные и птицы воздушные! Вы, звери, везде рыскаете; вы, птицы, всюду летаете: не слыхали ль, как дойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что?» Все звери и птицы в один голос отвечали: «Нет, мы про то не слыхивали!» Распустила их старуха по своим местам – по трущобам, по лесам, по рощам; воротилась в горницу, достала свою волшебную книгу, развернула ее – и тотчас явились к ней два великана: «Что угодно, что надобно?» – «А вот что, слуги мои верные! Понесите меня вместе с зятем на окиян-море широкое и станьте как раз на средине – на самой пучине».

Тотчас подхватили они стрельца со старухою, понесли их, словно вихри буйные, на окиян-море широкое и стали на средине – на самой пучине: сами как столбы стоят, а стрельца со старухою на руках держат. Крикнула старуха громким голосом – и приплыли к ней все гады и рыбы морские: так и кишат! Из-за них синя моря не видно! «Гой есте, гады и рыбы морские! Вы везде плаваете, у всех островов бываете: не слыхали ль, как дойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что?» Все гады и рыбы в один голос отвечали: «Нет! Мы про то не слыхивали!» Вдруг протеснилась вперед старая колченогая лягушка, которая уж лет тридцать как в отставке жила, и говорит: «Ква-ква! Я знаю, где этакое диво найти». – «Ну, милая, тебя-то мне и надобно!» – сказала старуха, взяла лягушку и велела великанам себя и зятя домой отнесть.

Мигом очутились они во дворце. Стала старуха лягушку допытывать: «Как и какою дорогою моему зятю идти?» Отвечает лягушка: «Это место на краю света – далеко-далеко! Я бы сама его проводила, да уж больно стара, еле ноги волочу; мне туда в пятьдесят лет не допрыгать». Старуха принесла большую банку, налила свежим молоком, посадила в нее лягушку и дает зятю: «Неси, – говорит, – эту банку в руках, а лягушка пусть тебе дорогу показывает». Стрелец взял банку с лягушкою, попрощался со старухой и ее дочками и отправился в путь. Он идет, а лягушка ему дорогу показывает.

Близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли – приходит к огненной реке; за тою рекой высокая гора стоит, в той горе дверь видна. «Кваква! – говорит лягушка. – Выпусти меня из банки; надо нам через реку переправиться». Стрелец вынул ее из банки и пустил наземь. «Ну, добрый мо́лодец, садись на меня, да не жалей; небось не задавишь!» Стрелец сел на лягушку и прижал ее к земле: начала лягушка дуться, дулась-дулась и сделалась такая большая, словно стог сенной. У стрельца только и на уме, как бы не свалиться: «Коли свалюсь, до смерти ушибусь!» Лягушка надулась да как прыгнет – перепрыгнула через огненную реку и сделалась опять маленькою. «Теперь, добрый мо́лодец, ступай в эту дверь, а я тебя здесь подожду; войдешь ты в пещеру и хорошенько спрячься. Спустя некое время придут туда два старца; слушай, что они будут говорить и делать, а после, как они уйдут, и сам то ж говори и делай!»

Стрелец подошел к горе, отворил дверь – в пещере так темно, хоть глаз выколи! Полез на карачках и стал руками щупать; нащупал пустой шкап, сел в него и закрылся. Вот немного погодя приходят туда два старца и говорят: «Эй, Шмат-разум! Покорми-ка нас». В ту ж минуту – откуда что взялось! – зажглись люстры, загремели тарелки и блюда, и явились на столе разные вина и кушанья. Старики напились, наелись и приказывают: «Эй, Шмат-разум! Убери все». Вдруг ничего не стало – ни стола, ни вин, ни кушаньев, люстры все погасли. Слышит стрелец, что два старца ушли, вылез из шкапа и крикнул: «Эй, Шмат-разум!» – «Что угодно?» – «Покорми меня!» Опять явились и люстры зажженные, и стол накрытый, и всякие напитки и кушанья.

Стрелец сел за стол и говорит: «Эй, Шмат-разум! Садись, брат, со мною; станем есть-пить вместе, а то одному мне скучно». Отвечает невидимый голос: «Ах, добрый человек! Откудова тебя бог принес? Скоро тридцать лет, как я двум старцам верой-правдой служу, а за все это время они ни разу меня с собой не сажали». Смотрит стрелец и удивляется: никого не видать, а кушанья с тарелок словно кто метелочкой подметает, а бутылки с вином сами подымаются, сами в рюмки наливаются, глядь – уж и пусты! Вот стрелец наелся-напился и говорит: «Послушай, Шмат-разум! Хочешь мне служить? У меня житье хорошее». – «Отчего не хотеть! Мне давно надоело здесь, а ты, вижу, – человек добрый». – «Ну, прибирай все да пойдем со мною!» Вышел стрелец из пещеры, оглянулся назад – нет никого... «Шмат-разум! Ты здесь?» – «Здесь! Не бойся, я от тебя не отстану». – «Ладно!» – сказал стрелец и сел на лягушку: лягушка надулась и перепрыгнула через огненную реку; он посадил ее в банку и отправился в обратный путь.

Пришел к теще и заставил своего нового слугу хорошенько угостить старуху и ее дочек. Шмат-разум так их употчевал, что старуха с радости чуть плясать не пошла, а лягушке за ее верную службу назначила по три банки молока в день давать. Стрелец распрощался с тещею и пустился домой. Шел-шел и сильно уморился; прибились его ноги скорые, опустились руки белые. «Эх, – говорит, – Шмат-разум! Если б ты ведал, как я устал; просто ноги отымаются». – «Что ж ты мне давно не скажешь? Я б тебя живо на место доставил». Тотчас подхватило стрельца буйным вихрем и понесло по воздуху так шибко, что с головы шапка свалилась. «Эй, Шмат-разум! Постой на минутку, моя шапка свалилась». – «Поздно, сударь, хватился! Твоя шапка теперь за пять тысяч верст назади». Города и деревни, реки и леса так и мелькают перед глазами...

Вот летит стрелец над глубоким морем, и гласит ему Шмат-разум: «Хочешь – я на этом море золотую беседку сделаю? Можно будет отдохнуть, да и счастье добыть». – «А ну, сделай!» – сказал стрелец и стал опущаться на́ море. Где за минуту только волны подымалися – там появился островок, на островку золотая беседка. Говорит стрельцу Шмат-разум: «Садись в беседку, отдыхай, на море поглядывай; будут плыть мимо три купеческих корабля и пристанут к острову; ты зазови купцов, угости-употчевай и променяй меня на три диковинки, что купцы с собой везут. В свое время я к тебе назад вернусь!»

Смотрит стрелец – с западной стороны три корабля плывут; увидали корабельщики остров и золотую беседку: «Что за чудо! – говорят. – Сколько раз мы тут плавали, кроме воды ничего не было, а тут – на́ поди! – золотая беседка явилась. Пристанемте, братцы, к берегу, поглядим-полюбуемся». Тотчас остановили корабельный ход и бросили якори; три купца-хозяина сели на легкую лодочку и поехали на остров. «Здравствуй, добрый человек!» – «Здравствуйте, купцы чужеземные! Милости просим ко мне, погуляйте, повеселитесь, роздых возьмите: нарочно для заезжих гостей и беседка выстроена! Купцы вошли в беседку, сели на скамеечку. «Эй, Шмат-разум! – закричал стрелец. – Дай-ка нам попить-поесть». Явился стол, на столе вина и кушанья, чего душа захочет – все мигом исполнено! Купцы только ахают. «Давай, – говорят, – меняться! Ты нам своего слугу отдай, а у нас возьми за то любую диковинку». – «А какие у вас диковинки?» – «Посмотри – увидишь!»

Один купец вынул из кармана маленький ящичек, только открыл его – тотчас по всему острову славный сад раскинулся и с цветами и с дорожками, а закрыл ящичек – и сад пропал. Другой купец вынул из-под полы топор и начал тяпать: тяп да ляп – вышел корабль! Тяп да ляп – еще корабль! Сто разов тяпнул – сто кораблей сделал, с парусами, с пушками и с матросами; корабли плывут, в пушки палят, от купца приказов спрашивают... Натешился он, спрятал свой топор – и корабли с глаз исчезли, словно их и не было! Третий купец достал рог, затрубил в один конец – тотчас войско явилося: и пехота и конница, с ружьями, с пушками, с знаменами; ото всех полков посылают к купцу рапорты, а он отдает им приказы: войска идут, музыка гремит, знамена развеваются... Натешился купец, взял трубу, затрубил с другого конца – и нет ничего, куда вся сила девалася!